user8499734

Всем привет! Пост Многабукв)

Написано с разрешения автора. Тег Моё, потому что автор ближайший родственник.

***

Открываешь книгу, как сундук с сокровищами. И вроде бы сначала всё, как положено: переливаются умные мысли золотом-бриллиантами, смотришь, как они на солнце тебе подмигивают (хотя что-то в их блеске намекает на бижутерию, но ты с некоторым сомнением списываешь это на свою паранойю), погружаешь руки со всё большим энтузиазмом, и вдруг натыкаешься — на диадему? алмазную тиару?

Нет, нет, и ещё сотни «нет» в крышку гроба книженции с пафосным названием «Наука быть живым». В руках указывается холодная, склизкая серая мерзость. Знаете, я с пониманием отношусь к тому, что в голову человека, в том числе психолога, могут разные мыслишки заползти. Все мы люди, в конце концов. Поэтому, когда автор о первой встрече с клиенткой Луизой написал: «Я невольно спрашивал себя: что будет, если пошлёпать её по голой заднице?», — гора осуждения не поднялась во мне, хотя я, будучи крайне чувствительной к эротической теме, была смущена. Но стала изучать дальнейшее взаимодействие участников.

И что же? Джеймс Бьюдженталь, психологии позолоченный кумир, наблюдая за тем, как сексапильная в его восприятии клиентка играет пуговицами блузки, пишет: «Я бы хотел, чтобы её блуждающая рука перешла к делу и действительно расстегнула пуговицы, вместо того чтобы просто дразнить меня». И что делает этот гений? Приказывает Луизе: «расстегните свою блузку!», «покажите мне ваши ноги!». Достаточно поверхностного знакомства с профессиональной этикой психолога, чтобы шмякнуться вниманием о наглое, жирное пятно её нарушения — вопиющего нарушения. Психолог не имеет права толкать клиента на интимные действия. Лицемерный Бьюдженталь в своём самооправдательном опусе вздыхал, ахал и плакался читателю: ах, нарушение этики! я нарушил, но я помогаю ей раскрыться.. «я также хотел, чтобы она сама взяла на себя ответственность за то, насколько именно она решит открыть свои ноги», «решусь ли я когда-нибудь сделать это снова?», о мой великий метод! коллеги осудят, не постигнув всю степень моей гениальности... (Подоплёка: посмотри, читатель, коллега — кто угодно: я сомневаюсь, терзаюсь, я хороший! Я же сомневаюсь! [Но всё равно делаю, слюной захлёбываясь.])

«Я хочу одеться и убежать отсюда», — жаловалась клиентка, однако нашего гения это не остановило. «Я испытывал страх от мысли, что нарушаю профессиональные границы», — молодец, но всем похер. Зато весьма занимательно наблюдать, как он буквально оказывал давление на женщину, принуждая вопреки её желанию обсуждать с ним этот инцидент. «Я не хочу говорить об этом, — прямо заявляла она. — Я вела себя ужасно глупо, и вы это прекрасно знаете. А вы, очевидно, позволили нам отклониться от проблем, которыми мы здесь заняты», — на что получила ответное обвинение со стороны просвещённого Бьюдженталя: «Мы не отклонялись от наших проблем. Это именно то, что вы пытаетесь сделать сегодня». В целом понять его можно. Надо же промыть зависимой от тебя личности мозги, пока она не вышла из-под контроля: «Я беспокоился о том, чтобы доказать: то, чем мы занимались, не означало, что я злоупотребил её доверием ко мне». Наконец столь бережная забота довела клиентку до слёз, в чём высоконравственный специалист нам признаётся: «Внезапно я осознал, что Луиза тихонько плачет, и не сразу отреагировал. Я почувствовал волну нежности, а затем угрызения совести, что наш сексуальный эксперимент отбросил её назад», — ой, Джим да ты уже задолбал. Ты или крестик сними, или трусы надень. А то прям как завхоз 2-го дома из «Двенадцати стульев»: воровал и каялся, воровал и каялся, воровал и...

Самое время рассказать, с какой проблемой Луиза пришла на терапию. Эта женщина страдала тем, что подстраивалась под мнение других людей. Она не вполне понимала, чего хочет сама, и в результате трагических событий детства просто делала то, чего хотят от неё другие. Это привело, в частности, к тому, что она, будучи подростком, уступила домогательствам старшего родственника и стала по его просьбе раздеваться. Судя по всему, это привело девочку к стыду за свою телесность, и её дальнейшая сексуальная жизнь была весьма ограниченной — причём не по причине строгих моральных принципов, а из-за этого стыда.

Как человек, привыкший к подстройке, она научилась интуитивно считывать, чего хотят от неё другие. Бьюдженталь оправдывал свои действия тем, что он якобы помогает ей «раскрепоститься». И, если судить по её жесту во время одной из сессий (игра пуговицами блузки), она будто сама этого хотела. Но постойте...

Хотела сама? Или, чувствуя влечение со стороны значимой фигуры, хотела пойти у него на поводу?

Наш горе-психолог зашёл ещё дальше. Однажды Луиза принесла ему свои откровенные фотографии, сделанными её мужчиной (да, у неё появился друг, но называть это прогрессом сомнительно, ведь основная проблема, по сути, не решена — а возможно, и усугублена). Также клиентка поведала терапевту, что хочет когда-нибудь перед ним раздеться — и это при том, что у неё появился партнёр!

Окончание одной из сессий Бьюдженталь описал так: «Мы поднялись, она подошла ко мне, и я тепло обнял её. Её тело прильнуло к моему так, как никогда раньше, и пульс у меня зачастил. Мне хотелось поцеловать её, и я знал, что она ждёт моего поцелуя. Я поколебался и решил не делать этого», — у-у-у, аплодисменты! Вот это мощь, господа! Давайте дружно похлопаем выдающемуся психологу, работа которого поспособствовала личностному росту клиентки, увеличила её независимость от него! «Её тело прильнуло, «она ждёт поцелуя», будучи женщиной в отношениях. Браво, на бис!

Финиша, однако, мы ещё не достигли. Однажды Луиза всё же выразила готовность раздеться перед Бьюдженталем. Но перед этим напичкала его и без того раздувшийся фаллос такой тирадой: «У меня была фантазия, в которой я раздевалась, и затем вы обнимали меня — как тогда, когда я уходила в прошлый раз, и... ух! Так трудно говорить, когда дыхание перехватывает. А затем мы лежим на кушетке и занимаемся любовью». И этот профессионал высшего класса сообщает нам пикантнейшие подробности, сгенерированные его растёкшимся мозгом: «Я посмотрел на неё в этом открытом сарафане и представил: она снимает его, а потом снимает трусы, которые, возможно, были единственным, что ещё на ней было надето сейчас. У меня перехватило дыхание. Прекрати, Джим, вернись к работе!», — ой-ой-ой, какой хорошенький мальчик, возвращает себя к работе... Это ты ожидал услышать от читателя, Бьюдженталь? Мы не Луиза, с нами заигрывать не надо — лучше продемонстрируй нам лекало профессиональной деятельности.

Ну что, господа психологи, готовы получить инструкцию? В работе с клиенткой усаживайтесь поудобнее в благородном ожидании момента, когда она соизволит наконец обнажить нацеленные на вас соски. Так, во всяком случае, и поступил наш рыцарь: «Предвкушал, как она разденется передо мной». До конца, впрочем, порадовать похотливого психолога бедняжка не сумела — поплакав перед ним, признала: «Теперь, когда я начала снимать платье, поняла, что на самом деле делаю это не для себя, а потому что знаю, что вы хотите этого». Значит, гипотеза подтвердилась: она действительно угождала этому сластолюбцу. И каков же итог терапии, по словам Луизы? «Я начала снимать платье и внезапно поняла, что перестала доверять вам и самой себе». Потом она ещё много чего говорила, но гораздо интереснее и комичнее ответ Бьюдженталя: «Я действительно благодарен вам за то, что вы остались верны себе и сохранили доверие ко мне». Вы видите это? Она сказала, что перестала доверять ему — и он буквально в следующем абзаце газлайтит её и читателей: «Сохранили доверие ко мне». Это фиаско, друзья мои!

Потом Луиза и её ухажёр зачем-то пригласили психотерапевта на их свадьбу. Тот буквально слюнями писанину свою залил, смакуя: «Я собирался поцеловать невесту с таким волнением и нежностью, какие были известны только мне». Мы считаем, мягко говоря, сомнительной ситуацию, когда такая динамика происходит между людьми, связанными исключительно личными отношениями. Но мерзость происходящего многократно увеличивается тем, что один из участников — психолог другого.

Это не просто нарушение границ — это их ликвидация. Помог «раскрепоститься?». Женщина была сексуально замкнутой, а потом вдруг стала раздеваться перед своим терапевтом. Это точно «раскрепощение»? Или, скорее, внутренняя сумятица, отчаянное шатание моральных устоев? Учитывая, что она при всём этом находилась в отношениях, я больше склоняюсь ко второму.

Но Бьюдженталю необходимо ведь было как-то оправдать себя в глазах читателя (и своих собственных). Ему стало известно, что ещё до свадьбы Луиза расставалась со своим партнёром, но потом они сошлись вновь. И он высосал из пальца причину: «Я думаю, что разрыв, через который прошли Дон и Луиза перед тем, как пожениться, объяснялся её сознательной или бессознательной проверкой того обстоятельства, сможет ли она быть отдельной личностью, — независимо от его одобрения». До чего же удобно приписывать другим выгодные тебе мотивы!

Так что же насчёт проблемы Луизы — её подстройки под других? Я не увидела никакого прогресса. То, что она с горем пополам возразила своему начальнику по рабочему вопросу, ещё ни о чём не говорит. Она знала, что будет рассказывать об этом психологу, и такая ситуация могла быть внутренним конфликтом другого разряда: кому угодить — директору или Бьюдженталю? Не исключено, что она попросту выбрала второе, поскольку последний был для неё более значим эмоционально.

А что он? Получал на встречах с ней эротическое удовольствие — и ещё брал за это деньги. Хорошо пристроился, скотина!

Примечательно, что в конце своей книженции он, подводя итоги, сказал несколько слов о своих клиентах. Каждому выделил отдельное место. Каждому кроме Луизы. Её имя он воровато растворил в одной строчке с другой дамой — Кейт («Луиза и Кейт, каждая по-своему, пытались превратиться в людей, спасающихся от зла, которое им могли причинить другие» — хорошо спаслись, особенно первая), но отдельно о ней не написал ничего. Чувствовал, что ничего умного из себя всё равно не выдавит?

Почему же он повёл себя с ней так? Возможно, ключ к решению находится в послесловии, а именно, в его слезливых причитаниях о том, как в детстве он находился в состоявшей из девочки и мальчиков компании, которая вскоре стала бесштанной. Детям было интересно посмотреть: что же там такое? «Охваченные этим любопытным чувством, мы уговорили друг друга раздеться и с удивлением рассматривали то, что обнаружилось». Мама Бьюдженталя, узнав об этом, пристыдила его, и он, будучи уже взрослым, заламывая ручонки вопил о том, как он впоследствии был одновременно и притянут, и отторгнут сексуальностью: «И мне нравилось танцевать и обнимать девочек, но я был осторожен и „не пытался ничего делать“, потому что, очевидно, это было неправильно. Но я уступал искушению „пытаться что-то сделать“». Какая трогательная травма, я в слезах утопаю. М-да, не подозревала мама, что сынуля потом будет на своей клиентке отыгрываться!

Тем не менее, интернет лопается от восторженных отзывов об этой позорной книге. Даже на психологических ресурсах обсуждаемая ситуация романтизируется, вот пример: «Глубокий и искренний контакт с терапевтом позволил Луизе не отвергать свою индивидуальность и проживать себя настоящую...» (https://existence-centre.ru/zhivi-ili-proigraesh-po-k..). В издании 1998 года «Независимой фирмы "Класс"» (а именно этот вариант в переводе с английского А.Б. Фенько я читала, отсюда же и брала цитаты для этой работы) написано: «Рекомендовано Профессиональной психотерапевтической лигой в качестве учебного пособия по специальности "Психотерапия"». Так кто же гол на самом деле — Луиза или мнимый король экзистенциально-гуманистического (гуманистического — особенно) подхода?

Наверняка кто-то и до меня обращал внимание на его наготу, однако эти капли поглощаются морем почитания. Можно сколько угодно говорить о том, что, несмотря на этот откровенно постыдный эпизод, Бьюдженталь внёс немалый вклад в развитие своего дела. Но я после упомянутой истории не могла не видеть, как строчки заливаются осознанием его подлого, недостойного лицемерия. И если он в каких-то местах вскользь признаёт его («воспоминания о Луизе приносят мне теперь нечто вроде лицемерного огорчения»), то это не что иное, как новый слой того же лицемерия, ибо в конечном итоге он суёт нам эту историю под соусом триумфа — которому, однако, не перебить протухший вкус профессионального провала (хотя применим ли к Бьюдженталю эпитет «профессиональный» — вопрос риторический). Он признаёт своё лицемерие не ради раскаяния, а во имя прикрытия своего позора фальшивой саморефлексией.

Вопросики, впрочем, висят над историей не только Луизы, но и других персонажей книги Бьюдженталя. Что-то странное и неестественное, например, я разглядела в рассказе о том, как его клиент Хол в порыве эмоций дал волю голосу — и Бьюдженталь вдруг начал орать и плакать вместе с ним: «И мы с Холом кричали. Я сорвал себе голос, но чувствовал какую-то радость. И мы кричали. Слишком поздно, и мы кричали. Но ещё не поздно, и мы кричали. Но слишком многое безвозвратно потеряно, и мы кричали, кричали, кричали. Постепенно наши крики утихли и мы оба заплакали <...> И мы оба снова заплакали». На покладистый взгляд, всё шикарно: вон как психолог болью клиента проникся! А на более внимательный — фокус внимания словно перемещается со страданий клиента на величие психотерапевта: посмотрите, как он сопереживает! как он плачет! кричит, кричит, кричит — и опять и снова, и вой этот уже все уши читателю забил (казалось бы — ну утихомирься уже, все и так поняли, какой ты охренительный!) — а он всё орёт и орёт, никак успокоиться не может. Клиент какает — и он вместе с ним. Поаплодируем.

Двуличие просачивалось с самого начала. А когда я, к шоку своему, почитала про Луизу — тут оно уже из всех щелей книжных полилось, целиком площадь страниц покрыв. Я честно дошла до конца — но вера в сочувствие к клиентам вышла в окно. И, как ни странно, не вернулась — как бы Бьюдженталь на бумагу ни выплёскивался. До чего же противно было возвращаться к этой писанине, выуживать из неё цитаты, приведённые самим автором... И это лишь малая часть. Там ещё много чего можно повыщипывать — мерзотного, как волоски на куриной тушке.

Я презираю лицемерие в любой его форме, если дело касается взаимодействия с союзниками. Здесь мне близка точка зрения философа Сэма Харриса: ложь — это оружие. А оружие используют против врагов. Бьюдженталь же использовал его против клиентки, против коллег, против читателей в целом. А они весь воздух из лёгких в дифирамбы вложили — и, увы, продолжают вкладывать.