Моя любимая байка времен Империи
Моя любимая байка времен Империи: после Великой Французской Революции значительная часть французской аристократии подалась в эмиграцию, в том числе и в Россию. В России бывшие аристократы, зачастую потерявшие все при бегстве из страны, устраивались гувернерами к нашим аристократам, занимаясь обучением детей русской знати.
Поэтому когда Наполеон вторгся в Россию в 1812 году, и наши офицеры из аристократических родов начали брать в плен революционных французских офицеров (старые кадры были вычищены, и, как и при всякой революции, французский офицерский корпус пополнило огромное число трудящихся), то выяснилось, что наши офицеры говорят на аристократическом сложном "королевском французском", в то время как французские офицеры - на быдлофранцузском. То есть, упрощая:
- Монсеньор Шоколатье, меня зовут Иван, не соизволите ли вы проследовать в плен?
- А! Что! Бля! Хуя! Жак, ебать мы влипли!
Более того, когда наши победоносные войска взяли Париж в 1814 году, то выяснилось, что оккупационная русская аристократическая армия обращается с местным населением в разы галантнее, чем, собственно, революционные французские трудящиеся. Пережившая чистки французская аристократия, видя русское офицерство, плакала от счастья: "Наши в городе!"
Поэтому когда Наполеон вторгся в Россию в 1812 году, и наши офицеры из аристократических родов начали брать в плен революционных французских офицеров (старые кадры были вычищены, и, как и при всякой революции, французский офицерский корпус пополнило огромное число трудящихся), то выяснилось, что наши офицеры говорят на аристократическом сложном "королевском французском", в то время как французские офицеры - на быдлофранцузском. То есть, упрощая:
- Монсеньор Шоколатье, меня зовут Иван, не соизволите ли вы проследовать в плен?
- А! Что! Бля! Хуя! Жак, ебать мы влипли!
Более того, когда наши победоносные войска взяли Париж в 1814 году, то выяснилось, что оккупационная русская аристократическая армия обращается с местным населением в разы галантнее, чем, собственно, революционные французские трудящиеся. Пережившая чистки французская аристократия, видя русское офицерство, плакала от счастья: "Наши в городе!"