Война в Анголе. Взгляд технаря.Ч.2.
СВАПО все как на подбор, огромного роста и весом под сто килограмм, и англоговорящие. С трудом выяснив кто мы такие, куда то позвонили. Примчался на мопеде местный староста и по очереди перевез нас в расположение бригады. Там оказались шестеро наших – четыре советника и два переводчика. С переводчиками мы оказались знакомы – полгода назад летели в одной группе в Анголу. Удивлению и радости не было предела.
Выяснив обстоятельства, по которым я здесь появился, они сказали , что теперь понятно, почему над ними в небе такая активность. Летают самолёты и вертолеты, слышны вдалеке разрывы бомб. Оказалось, что после того как была потеряна связь с вертолётами, был послан МиГ 21 на поиски. Обнаружил один горящий вертолёт в Ньярее, а второго не нашёл.
Командиром полка МиГ 21 был родной брат Сариоля – подполковник Перес. Естественно, он принял самые жёсткие меры –весь день полк сбрасывал бомбы, пускал ракеты, стрелял из пушек по городу Ньярея и укреплением вокруг него. В последствии мне наши говорили, что на месте мраморного городка остались нежилые руины. Капитан Сариоль по наземной радиостанции, предоставленной нашими советниками, связался с аэродромом базирования, подробно доложил обо всем, что случилось и нашем местонахождении и , как говорится , выпал в осадок. С ним случился нервный шок. Рана в голову была ни при чем- просто очень кровоточащая., и не от пули, а от осколка трубки системы кондиционирования, в которую попала пуля. Им немедленно занялись СВАПОвские медики.
Через некоторое время войны воздухе появились три Ми-8 , на которых прилетело кубинское командование. После непродолжительных переговоров со СВАПО было принято решение отправить четыре автомобиля «Урал» с личным составом СВАПО к вертолёту для обеспечения безопасности. Еще через какое то время они доложили, что безопасность обеспечена, можно вылетать. Кубинцы посадили меня в Ми -8 и повезли на место посадки Ми –24 для оценки возможности восстановления и перегонки вертолёта на свой аэродром.
Осмотрев вертолёт, я ужаснулся. Было 68 пробоин, из них 17 в лопастях, у трёх лопастей в нескольких местах, были пробиты лонжероны, то есть силовые элементы лопастей. Основные повреждения пришлись сзади снизу-то есть стреляли без опережения, а у нас скорость была 330 километров в час. Были прострелены все нижние топливные баки, весь радиоточек был как решето - простреляны аккумуляторы, радио и навигационная аппаратура, гироагрегаты.
В отсеке главного редуктора были перебиты масляные шланги. Спереди пуля вошла в отсек передней стойки шасси и там остановилась, чему очень радовался летчик- оператор. Ещё одна пуля прошла через остекление кабины пилота, повредив систему кондиционирования, и легко ранила командира в голову, а одна из пуль попала в газовую трубку автомата бортового техника где формировала его и изменила свою траекторию. Видимо, какие-то высшие силы следили за нами и сохраняли нас.
Оценив состояние вертолёта, я составил перечень необходимых для восстановления вертолёта до летного состояния, сел в Ми –8 и через полчаса был на своём аэродроме Куито-Бие. Поскольку складов с запасными частями и агрегатами не было, кубинское командование приняло решение разобрать один из оставшихся пяти вертолётов для восстановления и перегонки пострадавшего вертолёта. Команду специалистов я выбрал сам.
В неё вошли мои лейтенанты – Петров Владимир и Кирилов Аркадий, и шесть кубинских техников, которых я успел подготовить как специалистов. Работы по восстановлению вертолёта заняли пять шесть часов. В это время над нами сменяя друг друга барражировали кубинские Ми – 24. А со стороны города Ньярея доносились разрывы авиабомб и очереди авиапушек. Вертолёт Ми -8, который привёз бригаду для ремонта и запасные части стоял рядом в окружении бригады СВАПО. Для перегонки вертолёта с нами прилетел командир эскадрильи майор Уго Бланко. Реально оценив время до наступления темноты и объём оставшихся работ, я пришёл к выводу, что лопасти несущего винта заменить не успеваем. Между мною и майором произошёл следующий диалог «Уго, не успеем поменять лопасти несущего винта, а в остальном отношении лететь можно». «А это опасно?» « Конечно, опасно, на каждую лопасть действует центробежные силы в сто пятьдесят тонн, а лонжероны пробиты в нескольких местах».
После небольшой паузы величиной с выкуренную сигарету, Уго спросил: « А ты со мной полетишь?» «Ну, конечно, а для чего же я здесь!». Во время нашего разговора Ми-8 внезапно запустился и улетел. На моё удивление по этому поводу Уго Бланко раздражённо произнёс: « А этот п…с ночью не летает!» . Тут же следом запускаемся и мы, и взлетаем вдвоём. Ни один прибор не работает, кроме оборотов двигателей и несущего винта. Два моих лейтенанта и шесть кубинцев остались в джунглях в окружении бригады СВАПО в тридцати километрах от места базирования бригады. Было уже 20.30. , тропическая ночь наступает мгновенно. Осветительные приборы, бортовые огни, посадочные фары тоже не работали.
Лётчик ориентировался по проблесковому маяку Ми-8, летевшего в нескольких километрах впереди нас, а потом по огням аэродрома, который по причине проводимой спасательной операции работал- летали Ми -24 и Миг -21 на прикрытие нас. Наш вертолёт практически невидимый сел поперёк полосы. Тут же собралась толпа народу, подъехал на УАЗ генерал Мартинес. Выразил мне благодарность за мои действия, спросил как моё самочувствие.
Я ответил, что очень плохо, потому что два моих подчиненных и шесть кубинцев остались в джунглях на произвол судьбы. Так как Ми -8, который должен был их забрать взлетел за пять минут до окончания восстановительных работ, потому что « этот п…с ночью не летает».
Генерал дал команду всех на разбор полётов, дал мне свою машину доехать до гостиницы. Через полтора часа ко мне зашёл экипаж этого вертолёта. Командиром оказался молодой подполковник, только что окончивший Монинскую академию, и прибывший в Анголу на должность заместителя командира полка.
Объяснил мне, что мы с ним оба коммунисты- интернационалисты, заняты здесь одним и тем же делом, а взлетел он потому, что светлое время заканчивалось, а он ещё не восстановился для полётов ночью. Но если бы он получил приказ, он бы остался .
Я заметил, что садился на свой аэродром все равно ночью, а его должность позволяет принять любое решение, не дожидаясь команды от Фиделя. И привёл ему примеры действий наших в Афганистане, когда вывозят всех из опасных зон, рискуя своими жизнями, а то и теряя их. « Но они же там остались среди своих!».
Я объяснил ему, что среди джунглей в непосредственной близости от противника, среди незнакомых англоговорящих военных, это далеко не среди своих, а чрезвычайно опасно, тем более добираться ночью по заминированный местности тридцать пять километров.
Он заявил, что я прав во всем, и завтра с рассветом он лично вылетит в эту бригаду СВАПО и заберет всех. Но завтра и послезавтра оказались нелетными по грозовому положению с сильными ливнями. Привёз он их только на третий день. Ребята оказались очень довольны, а наши советники и переводчики ещё больше, так как для них это было яркое развлечение среди серых будней. На этот раз все закончилось хорошо. Вертолёт с получением деталей восстановили. Летчика и борттехника, который тоже «выпал в осадок» отправили на реабилитацию на Кубу, а я и летчик – оператор остались в полку. Меня наградили орденом, вручили в Москве, когда я полетел в отпуск.
Пока я мотался с кубинцами по всей Анголе, в Луанду прилетела моя жена, остановилась у наших однополчан. Через три дня после её прилета малознакомый кубинец подошёл ко мне и сказал: «Мича, твой жена – Луанда». Я стал искать возможность вылететь в Луанду.
Вертолёты туда не летели, Ан-12 на этот аэродром не летал. На следующий день прилетел кубинский Ан -26 и на нем главнокомандующий Вооружённых Сил Анголы. Я подошёл к нему, не стесняясь попросил разрешения лететь с ним до Луанды в связи с приездом жены. Он ответил, что, конечно, да, но у него по плану ещё четыре аэродрома и только вечером Луанда. Меня это устраивало, и вечером состоялась встреча с женой.
В одном из перелетов ангольский пилот на Ми- 25 попал в облака. Не имея опыта полётов в СМУ, потерял ориентировку и упал в горах. Вертолёт получил сильное повреждение от удара о землю. Опять вопросом чести для советских специалистов стала задача восстановить вертолёт до летного состояния и перегнать его в столицу. На вертолётах Алуэтт-3 вылетели к месту падения вертолёта полковник Лакуста О.Н. и четверо заводских специалистов. Прилетев на место, мы увидели лежащий на боку на горном склоне Ми -25 со сломанными несущими и рулевыми винтами.
Заводские специалисты, среди которых были старший группы Павлов и бригадир, вступили в громкую полемику о невозможности восстановления вертолёта, потому что нет спецтехники и наземного оборудования.
Пока они громко спорили, я молча привёл вертолёт в горизонтальное положение с помощью лома, кувалды, топора, пилы и одного гидроподьемника. Полковник Лакуста предложил заводчанам замолчать и выполнять мои указания, потому что уже был виден результат.
Я их понимаю- всю жизнь работали в заводских условиях на бетонке в белых халатах, а тут полевые, вернее горные условия, требуют головы, смекалки, подручных средств и какой то матери. И в конце дня вертолёт был готов к взлету. Наши летчики Ю. Маевский и В. Рябов запустили вертолёт и перелетели на аэродром Бенгела, где мы дозаправили его ведрами и так поэтапно с несколькими посадками для дозаправки расходного бака, основные были пробиты, вертолёт был перегнан в Луанду. На него посмотреть приходили толпами, потому что вертолёт в результате сильного удара о землю повело, броню фюзеляжа и он был как гофрированный.
Через какое- то время при посадке в джуглях в расположение шестой бригады ангольский пилот Филомену Рекурексау зацепил рулевым винтом за землю и отломил килевую балку с рулевым винтом. Опять стал вопрос восстановления и перегонки вертолёта.
На рекогносцировку полетели заводские специалисты, но восстанавливать вертолёт они отказались ввиду близкого расположения противника. Восстанавливать вертолёт полетели я и старший лейтенант Худяков В.Н. Сразу по прилету и разгрузке привезенных деталей приступили к работе. Володя через несколько часов напряженной работы запросил отдыха, что мол нету больше сил. Я настойчиво, требовательно и даже с применением ненормативной лексики, заставлял его работать и пахал сам.
С наступлением темноты мы прекратили работу, и в расположение бригады под свет костров и фонарей летучая мышь отмечали сорок четвертую годовщину со дня рождения советнику замполита бригады. Во время торжественного ужина - а мы с собой привезли два литра спирта - начался артиллерийский обстрел длившийся минут пятнадцать. Все закончилось благополучно. А только начало светать, Володя начал меня будить и требовать идти на вертолёт работать, что бы сегодня же улететь.
Закончив восстановление вертолёта, по радио доложили в полк и вызвали экипаж для перегонки. Командир полка подполковник Василевский Д.А. привёз на Ми-8 майора Песченко М. и оператора ангольца. Надо было запустить вертолёт и в качестве облёта сделать маленький кружок над джунглями . Ангольский пилот тут же исчез и поиски его ничего не дали. Облетывали вдвоём – майор Песченко и я. Только приземлились, появился анголец, и мило улыбаясь, стал задавать вопросы все ли нормально.
Надо отметить, что и ангольцы и кубинцы боялись этого вида полета- облёта вертолёта, особенно после крупных поломок, замены двигателей или главного редуктора. Вертолёт был перегнан в расположение полка.
Теперь о самой страшной незабываемой странице нашей службы в Анголе, связанной с потерей боевых товарищей. В статье «Смертельный укус Цербера» большинство фактов событий тех дней освещены правильно, с точки зрения авторов. Но никто из них не вспомнил, что на момент прибытия в Анголу комиссии по расследованию причин катастрофы Ан-12. Остатки самолёта, трупы погибших уже были вывезены в Луанду двумя советскими вертолётами Ми-8 с эмблемами аэрофлота, которые обеспечивали работу Главного Военного Советника и советской военной миссии. Повреждённые детали самолёта были разложены возле ангара так, как положено при расследовании катастроф. Детали с повреждениями от внешних источников поражения виделись отчётливо невооружённым взглядом. Трупы погибших запаивались в цинковые ящики для отправки на Родину. «Черные ящики» находились здесь же и были готовы к расшифровке.
По прибытию московской комиссии во главе с генерал-лейтенантом Заика командир отряда Ан-12 подполковник Степанов подвел его к остаткам самолёта и доложил, что для работы экспертов все подготовлено – остатки фюзеляжа, двигателей, а также так называемые «черные ящики». Посмотрев на подполковника свысока, генерал заявил, что он должен побывать на месте падения самолёта. Подполковник Степанов доложил, что вывезено все 100%, там осталась только чёрная обгоревшая яма. И совсем рядом противник.
На что генерал заявил, что его не поймут в Москве, если он не побывает там, а обеспечить его безопасность он попросит кубинцев. В этот же день советник Командующего ВВС генерал – майор Лепаев Б.А. по радио поставил задачу командиру полка Василевскому Д.А. на перелет двух вертолётов Ми-17 с советскими экипажами с аэродрома Уамбо, где базировался наш полк на аэродром Менонге. Дождаться там прилета самолёта Ан-12 с генерал- лейтенантом Заика и обеспечить его посещение места падения самолёта. Командир полка, получив задачу был поставлен в сложное положение. Из имеющихся по штату двух бортовых техников Ми -17 – один убыл по окончанию срока службы в Луанду, а его сменщик ещё не прибыл из Луанды в полк.
Я был на наземной должности, но имел за плечами большой опыт, был готов выполнить эту задачу- полететь на задание в качестве бортового техника, чем снял гору с плеч командира. Вылетели в тот же день как получили задачу. Ведущий пары майор Кутонов Д. Ф., с ним старший лейтенант Неверов Ю. и старший лейтенант Дегтярь А.
На втором вертолёте капитан Маевский Ю.В., капитан Рябов В. и я. По прилету в Менонге нас встретил Советник Командующего 4 ВО полковник Фарфилов – очень авторитетный и уважаемый всеми - советскими, кубинцами и ангольцами командир. Сообщив нам, что на место падения самолёта уже вышла кубинская бронеколонна - три танка, шесть БТР, пятьсот человек личного состава на грузовиках ЗИЛ 131 . Он предложил нам сегодня же слетать на рекогносцировку- посмотреть как идет бронеколонна, облететь место падения самолёта, убедиться есть или нет там противник, подобрать место посадки с тем, чтобы завтра по прибытию генерала Заика посадить его в вертолёт, и свозить на место катастрофы.
Мы так и сделали. Пролетев по завтрашнему маршруту, убедились, что колонна движется нормально, только растянулась на пять- шесть км, потому что дорога узкая, а с обеих сторон непроходимые джунгли. Противника на месте падения самолёта обнаружено не было. Переночевав в штабе, утром следующего дня мы прибыли на аэродром и подготовили вертолёты к вылету. Вскоре появился Ан-12 из Луанды.
Мы построились поэкипажно возле своих вертолётов. Спустившись с трапа самолёта, генерал принял доклад полковника Фарфилова и не поздоровавшись с нами, не взглянув в нашу сторону, дал команду, чтобы командиры вертолётов прибыли в штаб для получения задачи по его доставке на нужное место, а остальные пусть ждут здесь.
Для нас это было необычно и неприятно- все начальники, прибывавшие к нам по любым вопросам, от полковников до генерал – полковников, начинали общение с нами с приветствий и рукопожатий, а тут такое демонстративное высокомерие. Оставшийся с нами экипаж Ан-12 рассказал нам, что в полёте от Луанды до Менонге генерал сидел на сиденье правого летчика, делал экипажу замечания, стучал кулаком по штурвалу, а ногой по педалям, говоря при этом, что вы не летчики, вы – колхозники, летать не умеете, поэтому вас тут сбивают. Через двадцать минут после убытия командиров в штаб, к нам подлетел на УАЗике кубинский старший лейтенант с радиостанцией - комендант аэродрома Менонге.
Очень возбуждённый, сообщил нам, что на бронеколонну напал противник, долбят с двух сторон из джунглей, горят танки, автомобили и нужна поддержка с воздуха. Мы ему ответили, что наши командиры вертолётов и остальные военноначальники находятся в советском штабе, и он рванул туда. Ещё через несколько минут все приехали на машинах к вертолётам. Я лично видел и слышал как генерал- лейтенант хлопнул в ладоши и произнёс: « Ну что ж действуйте!». Полковник Фарфилов попросил кубинца показать на карте место боя. Тот показал с обьяснением, что колонна растянулась на десять километров.
Кутонов, как ведущий пары, поставил задачу: он – слева от дороги, ведомый – справа на предельно малой высоте – три, пять метров от верхушек деревьев. Долетев до места боя, сделать подскок, произвести пуск НУРСов, развернуться и возвращаться на аэродром. Причём ещё раз подчеркнул, что « делаем по одному заходу. Ясно?». Мы немедленно взлетели, взяв на борт воздушных стрелков из местных солдат, причём три солдата не успели добежать до вертолёта Кутонова и сели к нам. Взлетели. Я помогал воздушным стрелкам устанавливать АК 74 в держатели блистеров и устанавливал свой РПК в дверном проеме, так что до пусков НУРСов находился в грузовой кабине. После пуска НУРСов дал команду « Огонь!», отстрелялся сам и зашел в кабину экипажа. В это время мой командир вертолёта капитан Маевский разговаривал по радио с ведущим: «Дима, ты отстрелялся?». Тот ответил: « Делаю второй заход. Ждите». Мы встали в крутой вираж и наблюдали за вертолетом Кутонова, которые повторил весь боевой маневр. На предельно малой высоте подлетел к полю боя, сделал поскок практически над полем боя, выпустил НУРСы, после чего с большим снижением и креном исчез за деревьями, и через несколько секунд над джунглями поднялся огромный столб чёрного дыма. Мой командир тут же по радио стал его запрашивать: «Дима, ответь! Дима, ты меня слышишь? Ответь!» . И тут в эфире раздался голос: « Кто запрашивает Диму?». А второй голос ответил: « Да не наш, это советский Дима!».
На запрос Маевского кто вы, голос ответил, что эта пара Миг-23 находимся над вами. «Вертолеты наблюдаете?». «Один вижу, а там что то сильно горит, может быть он?».
Так как вертолёт упал и горел в расположении противника, мы развернулись на обратный курс и сели на аэродром Менонге. К нам тут же подбежал кубинец в высотном костюме, сообщив, что он один из пилотов Миг-23, а второго там же сбили, лётчик катапультировался. Он кружил вокруг него до приземления, знает где тот находится и его нужно немедленно забрать. Полковник Фарфилов вмешался, попросил показать место приземления на карте, определил, что это произошло в расположении противника.
Нужно запросить разрешения Главного Военного Советника на вылет нашего вертолёта для эвакуации лётчика Миг-23 с поля боя. Разговор по радио происходил в нашем присутствии возле вертолёта. Полковник Фарфилов доложил Главному, что при проведении операции по доставке генерал- лейтенанта Заика к месту падения Ан-12 сбит наш вертолёт, судьба экипажа неизвестна, и сбит кубинский Миг-23, лётчик катапультировался в расположение противника. Кубинцы просят второй вертолёт для эвакуации лётчика, а наземная колонна кубинцев ведёт бой.
После короткой паузы Главный Военный Советник сказал, что он запрещает вылет вертолёта, потому что он один, и послать его- это значит послать на верную смерть. Генерал Заика стоял возле самолёта Ан-12, не проронив ни слова.
продолжение следует....