Дело Дрейфуса: шпион по праву еврейства⁠⁠

История, которая расколола Францию, подтолкнула Герцля к сионизму и, возможно, стоила жизни Эмилю Золя

22 декабря 1894 года военный суд в Париже признал офицера Генерального штаба Альфреда Дрейфуса виновным в шпионаже в пользу Германии. Среди доказательств фигурировали его знание немецкого языка, происхождение из Эльзаса и рассуждения о «складе ума, склонном к предательству». Было и еще одно обстоятельство — Дрейфус был евреем. Этого оказалось достаточно, чтобы признать его виновным.

Сегодня вспоминаем дело Дрейфуса — историю, которая расколола Францию, вдохновила Герцля на сионизм и, возможно, стоила жизни Эмилю Золя.

Агент под псевдонимом Августа

После поражения во франко-прусской войне отношения между Францией и Германией оставались напряженными. В этой атмосфере французская разведка уделяла особое внимание немецкому посольству в Париже. Одним из ее источников была женщина по имени Мария Бастиан — агент под псевдонимом Августа. Она работала уборщицей в здании посольства и за вознаграждение передавала французским спецслужбам бумаги, которые немецкие дипломаты выбрасывали в мусор.

Однажды среди этих обрывков оказался документ, который сотрудники разведки аккуратно восстановили. Это было так называемое бордеро — перечень военных материалов, переданных или предложенных немецкому военному атташе. В списке фигурировали сведения о вооружении и организации французской армии. Стало ясно, что речь идет о работе шпиона, имеющего доступ к секретной информации.

Расследование сузили до офицеров Генерального штаба, составив список из 12 человек. Среди них оказался молодой штабной офицер Альфред Дрейфус, имевший безупречную служебную характеристику, если не считать одного обстоятельства — он был евреем.

Антисемитизм как форма патриотизма

Франция конца XIX века формально оставалась республикой равных граждан. После Великой французской революции евреи получили гражданские права, могли служить в армии, делать карьеру и участвовать в общественной жизни. В этом вопросе Франция считалась одной из самых прогрессивных стран Европы.

Однако реальность выглядела иначе. В 1890-е годы антисемитизм был частью публичного дискурса. Это мировоззрение разделяли политики, журналисты, офицеры и представители университетской среды. В газетах регулярно публиковались тексты о «еврейском заговоре», в которых евреев обвиняли в коррупции, поражениях армии и моральном разложении республики. Подобные идеи не воспринимались как радикальные и свободно циркулировали в мейнстримной прессе.

Армия была одним из самых закрытых и консервативных сообществ. В нем антисемитизм нередко воспринимался как форма патриотизма. Еврейский офицер, особенно выходец из Эльзаса и владеющий немецким языком, автоматически вызывал подозрение.

Дело Дрейфуса стало возможным именно потому, что для значительной части общества сама идея еврейского предательства казалась правдоподобной. Когда понадобился виновный, его не пришлось долго искать — он уже существовал в общественном воображении.

Среди тех, кто вел расследование, были и убежденные антисемиты — в том числе полковники Жан-Конрад Сандер и Юбер-Жозеф Анри, курировавшие дело на раннем этапе. Именно они первыми сосредоточили подозрения на Дрейфусе и сформировали обвинительную линию, которая впоследствии была принята военным судом.

«Склад ума, склонный к предательству»

Дрейфуса вызвали к военному министру, усадили за стол и начали диктовать текст. Ему зачитывали фрагменты того самого бордеро — перечня секретных сведений, оказавшихся у немецкого атташе. Дрейфус заметно нервничал, и следствие истолковало это волнение как признак разоблачения.

Его почерк сравнили с текстом бордеро и объявили совпадение доказанным. Сразу после диктанта Дрейфуса арестовали. Он с первого дня настаивал на своей невиновности — в кабинете, в тюрьме, перед каждым, кто был готов его слушать. Но в прессе уже писали о разоблаченном шпионе. Националистические газеты утверждали, что в Генштабе пойман еврей-предатель.

Еще до суда военный министр генерал Мерсье дал интервью, в котором заявил, что сомнений в виновности Дрейфуса нет и у обвинения имеются абсолютные доказательства. Какие именно — он не уточнил, сославшись на секретность.

Дело рассматривал закрытый военный трибунал. В досье фигурировали рассуждения о «характере» Дрейфуса, его знании немецкого языка и «складе ума, склонном к предательству». В числе доводов упоминалась и его личная жизнь — роман с замужней женщиной до брака, истолкованный как признак моральной неблагонадежности. Единственным формальным доказательством оставалась графологическая экспертиза.

На процессе выступил полковник Анри. Он заявил, что еще до ареста некий «абсолютно надежный» источник сообщил ему имя шпиона, но отказался назвать этого человека.

Когда судьи удалились для вынесения решения, им передали дополнительную папку с секретными материалами — уже в совещательную комнату. Защита и обвиняемый этих документов не видели. Среди них находилась неоднозначная записка из переписки иностранных военных атташе, смысл которой оставался неясным, но фамилия Дрейфуса в ней упоминалась.

Этого оказалось достаточно. Суд единогласно признал Дрейфуса виновным. Его разжаловали и приговорили к пожизненной каторге во Французской Гвиане.

Человек, на которого можно было списать национальный позор

Во время этапирования толпа кричала и пыталась прорваться к осужденному, так что охране приходилось буквально отбивать его. Люди требовали расправы на месте. Это была массовая истерия.

Антисемитская кампания развернулась не только в уличной среде, но и в прессе, и среди интеллектуалов. Виновность Дрейфуса с энтузиазмом подтверждали известные публицисты, уважаемые журналисты и признанные писатели. Их тексты были полны прямой ненависти, а сами они не утруждали себя ни сомнениями, ни проверкой фактов.

Франция в тот момент была готова поверить почти во что угодно. Почти четверть века страна жила с ощущением национального унижения. Поражение во франко-прусской войне, пленение императора под Седаном, капитуляция, кровавое подавление Парижской коммуны, огромная контрибуция, утрата Эльзаса и Лотарингии — все это оставалось открытой раной.

В этом контексте появление «шпиона» выглядело почти спасительным. Оно давало простое объяснение сложной истории поражений. Если был предатель, значит, ответственность можно было переложить на конкретного человека. На Дрейфуса было возложено не только обвинение в утечке документов, но и символическая вина за национальный позор, случившийся задолго до него.

Письмо с тем же почерком

Во французской военной разведке существовало подразделение с безобидным названием «Отделение статистики». На деле это была контрразведка. Весной 1896 года ее возглавил подполковник Жорж Пикар.

Пикар не был сторонником Дрейфуса. Он присутствовал на заседаниях суда, писал отчеты по делу и считал приговор справедливым.

В марте 1896 года агент Августа вновь принесла в разведку разорванные бумаги из немецкого посольства. Среди них оказалась телеграмма немецкого военного атташе неизвестному адресату, в которой говорилось о намерении прекратить «деловые отношения». Из этого следовал простой вывод: у немцев был шпион, с которым они продолжали работать уже после ареста Дрейфуса.

Пикар начал сравнивать новые документы с бордеро. Почерк оказался тем же. Те же эксперты, которые двумя годами ранее утверждали, что бордеро написал Дрейфус, теперь без колебаний признали совпадение почерка с новым документом.

Вывод напрашивался сам собой. Если почерк тот же, а Дрейфус уже находится в тюрьме, значит, бордеро писал кто-то другой.

Вскоре Пикар обнаружил еще одну зацепку — обращение, написанное рукой майора Фердинанда Вальзена Эстерхази с просьбой о переводе в Генштаб. Сравнив этот почерк с бордеро, он понял, что они совпадают.

Постепенно прояснилась и еще одна деталь. Эстерхази был знаком с Анри — ключевым свидетелем обвинения против Дрейфуса. Пикар не знал, узнавал ли Анри почерк своего знакомого еще в 1894 году. Но теперь он точно знал другое: человек, осужденный за шпионаж, не писал документов, за которые его приговорили.

Новые доказательства и сопротивление системы

Пикар начал изучать материалы по делу и пришел к выводу, что в них отсутствуют прямые доказательства вины Дрейфуса. Он доложил свои выводы начальству, военному министру и нескольким генералам. Его позиция была однозначной. Если бордеро написал Эстерхази, дело Дрейфуса необходимо пересматривать.

Реакция оказалась противоположной ожидаемой. Вместо расследования Пикар получил новое назначение — с понижением и за пределами Франции. Его отправили служить в Тунис. Перед отъездом он передал собранные материалы и свои выводы людям, которым доверял.

Дополнительные сведения об Эстерхази продолжали поступать. Бывшая знакомая рассказывала о его симпатиях к Германии и резкой критике Франции. Проверки выявили несоответствие его образа жизни офицерскому жалованью. Почерковедческие экспертизы подтверждали, что записки немецкому атташе писал именно Эстерхази.

Жертва заговора еврейских интриг

Один из бывших подчиненных Пикара, майор Анри, который ранее выступал главным свидетелем обвинения против Дрейфуса, решил не допустить пересмотра дела. Он перехватил письмо итальянского военного атташе, адресованное немецкому коллеге, и изменил его содержание так, чтобы создавалось впечатление, будто в переписке упоминается Дрейфус. После этого документ был представлен как дополнительное подтверждение его вины. Позднее действия Анри стали называть «патриотическим подлогом».

В январе 1898 года перед военным судом предстал майор Эстерхази. Несмотря на материалы, указывавшие на его возможную причастность к шпионажу, процесс проходил при поддержке военного ведомства и завершился оправданием. Эстерхази был объявлен жертвой заговора, а обвинения против него — результатом еврейских интриг.

Эмиль Золя обвиняет Францию

К началу 1898 года дело Дрейфуса перестало быть сугубо военным. О нем говорили в редакциях, салонах и парламенте. В этот момент решающий шаг сделал Эмиль Золя.

13 января 1898 года в газете L’Aurore появилось его открытое письмо президенту Франции под заголовком «Я обвиняю». В нем писатель поименно назвал офицеров и чиновников, которых считал ответственными за судебную ошибку и фальсификацию доказательств. Золя утверждал, что Дрейфуса осудили без реальных улик, а настоящего шпиона прикрыли ради сохранения авторитета армии.

Письмо было написано предельно ясно и намеренно провокационно. Золя прекрасно понимал, что его слова приведут к суду, и шел на это сознательно, рассчитывая, что публичный процесс заставит власть вновь открыть дело и рассмотреть скрытые факты.

Реакция последовала мгновенно. Страна разделилась. Для одних «Я обвиняю» стало атакой на армию и государство, для других — примером редкого гражданского мужества. Сам Золя предстал перед судом за клевету, был признан виновным и приговорен к тюремному заключению. Чтобы избежать ареста, писатель покинул Францию.

Тем не менее именно это письмо сделало пересмотр дела неизбежным. Оно вывело историю Дрейфуса из сферы военных решений и превратило ее в общенациональный политический и моральный кризис.

На несколько лет Франция оказалась разорвана надвое. Одни считали Дрейфуса предателем и выступали против нового суда — среди них националисты, сторонники сильной власти и представители Церкви. Другие настаивали на его невиновности и требовали пересмотра. Этот лагерь объединял либеральных политиков, правозащитников и большую часть интеллектуальной элиты.

Противостояние вышло далеко за рамки судебного процесса. Из-за дела Дрейфуса рушились личные отношения, прекращались дружбы, менялись политические союзы. Вопрос о судьбе одного офицера превратился в испытание для всей французской республики.

Пересмотр, помилование и реабилитация

Под давлением общественной кампании и после суда над Золя власти уже не могли игнорировать дело Дрейфуса. В 1898 году вскрылся подлог, совершенный майором Анри. После допроса офицер был арестован и через несколько дней покончил с собой в тюремной камере. Этот эпизод стал первым официальным признанием того, что обвинение против Дрейфуса строилось на фальсифицированных документах.

Год спустя дело было передано на пересмотр в Кассационный суд. Судьи установили, что при вынесении приговора допущены серьезные процессуальные нарушения, и отменили решение военного трибунала 1894 года. Дрейфуса доставили с каторги во Французской Гвиане обратно во Францию для нового слушания.

Однако повторный процесс, проходивший в Ренне, не стал восстановлением справедливости. Несмотря на разоблаченные подлоги и противоречия в доказательствах, военный суд вновь признал Дрейфуса виновным — на этот раз с формулировкой «при смягчающих обстоятельствах». Он был приговорен к десяти годам заключения.

Через несколько дней президент Франции подписал указ о помиловании. Дрейфусу предложили самому обратиться с соответствующим прошением, и он согласился, рассчитывая, что это позволит выйти на свободу и продолжить борьбу за полное оправдание.

Помилование означало освобождение, но не снятие обвинений. Юридически Дрейфус по-прежнему считался виновным. Этот компромисс вызвал разную реакцию даже среди его сторонников. Часть дрейфусаров сочла, что, согласившись на помилование, он проявил слабость и отказался от принципиальной позиции — добиваться оправдания исключительно через суд.

Полная реабилитация наступила лишь в 1906 году, когда Кассационный суд окончательно отменил все обвинительные решения. Альфред Дрейфус был восстановлен в армии и возвращен в офицерском звании.

Странная смерть Золя

В 1902 году Эмиль Золя умер от удушья угарным газом — в его доме произошла утечка из печи. Писателю было всего 62 года. Его жена тоже отравилась, но выжила, хотя ее состояние было тяжелым.

Спустя почти столетие потомки Золя заявили, что располагают сведениями о возможном злонамеренном вмешательстве. По их словам, мастер, ремонтировавший печь, якобы сознательно повредил заслонку и позже хвастался, что хотел «расправиться с этим дрейфусаром Золя».

Но подтверждений этой версии так и не найдено. Большинство историков склоняются к тому, что смерть писателя стала трагической случайностью.

А при чем тут, казалось бы, Герцль?

За делом Дрейфуса внимательно следил венский журналист Теодор Герцль. Для него Франция оставалась символом Просвещения, равенства и прав человека — страной, где, как казалось, еврейский вопрос уже решен.

История Дрейфуса разрушила эту уверенность. Антисемитская кампания, охватившая улицы, прессу и политические круги, показала, что даже полностью ассимилированный еврей, офицер армии и лояльный гражданин может в одночасье стать чужим.

Герцль понял, что антисемитизм — не пережиток прошлого, а устойчивая часть европейской политики и общественного сознания. Его нельзя победить ни образованием, ни интеграцией, ни гражданскими правами. Из этого следовал вывод, который тогда казался дерзким: если евреи не могут быть в безопасности даже в либеральных странах, им нужно собственное государство.

В 1896 году Герцль опубликовал брошюру «Еврейское государство», где впервые изложил политический проект сионизма. Дело Дрейфуса не было единственной поводом для оформления этой идеи, но стало для Герцля решающим подтверждением того, что действовать необходимо.

Вместо эпилога

Альфред Дрейфус умер в 1935 году — за несколько лет до того, как Францию оккупировали нацисты. Его похоронили с воинскими почестями: траурная процессия прошла от площади Согласия до кладбища Монпарнас.

СПРАВКА:

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Теодор Герцль

Образование -Венский университет

Вероисповедание - иудаизм

Награды - Почётный гражданин Эржебетвароша (2017)

Теодор Герцль - 2 мая 1860[1][2][…], Пешт, Королевская Венгрия[вд], Австрийская империя[3] — 3 июля 1904[1][2][…], Райхенау-ан-дер-Ракс, Нижняя Австрия[3], перезахоронен в Иерусалиме) — австро-венгерский еврейский общественный и политический деятель, основатель Всемирной сионистской организации, провозвестник еврейского государства и основоположник идеологии политического сионизма. Доктор юриспруденции, журналист, писатель.

С 1885 года Герцль посвятил себя всецело литературной деятельности. Он написал ряд пьес, фельетонов и философских рассказов. Некоторые его пьесы имели настолько громкий успех на сценах австрийских театров, что в своё время Герцль считался одним из ведущих австрийских драматургов[6]

Крутой поворот во взглядах и в жизни Герцля произошёл в 1894 году под влиянием дела Дрейфуса. Крики «Смерть евреям!», раздававшиеся на парижских улицах,

окончательно убедили его в том, что единственным решением еврейского вопроса является создание независимого еврейского государства.

Свою программу Герцль изложил в книге, которую назвал «Еврейское государство. Опыт современного решения еврейского вопроса» (Der Judenstaat), которая была опубликована в Вене 14 февраля 1896 года.

В том же году были опубликованы её переводы с немецкого на иврит, английский, французский, русский и румынский языки.

В своей книге Герцль подчёркивает, что еврейский вопрос следует решать не эмиграцией из одной страны диаспоры в другую или ассимиляцией, а созданием независимого еврейского государства. Политическое решение еврейского вопроса, по его мнению, должно быть согласовано с великими державами. Массовое переселение евреев в еврейское государство будет проводиться в соответствии с хартией, открыто признающей их право на поселение, и международными гарантиями. Это будет организованный исход еврейских масс Европы в самостоятельное еврейское государство.

15 июня 1896 года Герцль прибыл в Стамбул, где пытался встретиться с султаном Абдул-Хамидом II, чтобы напрямую представить ему своё предложение о создании еврейского государства[7]. Ему не удалось добиться аудиенции, но он посетил ряд высокопоставленных лиц, в том числе великого визиря, который принял его как журналиста газеты Neue Freie Presse.

Герцль изложил великому визирю своё предложение: евреи выплатят турецкий внешний долг и помогут Турции восстановить финансовое положение в обмен на Палестину. Перед отъездом из Стамбула 29 июня 1896 года Герцлю был вручён орден Меджидие 5 степени[8], что стало для Герцля и всего еврейства подтверждением серьёзности переговоров.

Вместе с Оскаром Мармореком и Максом Нордау Герцль организовал Всемирный сионистский конгресс (26 по 29 августа 1897 года) в Базеле и был избран президентом «Всемирной сионистской организации».

Принятая там Базельская программа была основой для многочисленных переговоров (в том числе с германским императором Вильгельмом II и турецким султаном Абдул-Хамидом II) с целью создать «жилище для еврейского народа» в Палестине.

Хотя старания Герцля тогда не увенчались успехом, его работа создала предпосылки для создания государства Израиль (в 1948 году). В 1897 году Герцль опубликовал пьесу «Новое гетто» и создал в Вене Die Welt, ежемесячник сионистского движения.

Именем Теодора Герцля назван город Герцлия в Израиле, множество улиц и площадей в Израиле, США, других странах.

ИСТОЧНИК

ИСТОЧНИК