DaimosBY

В тот прикрасный летний денек рибята придлажили паиграть в прятки у миня дома.
Рибята- это мои кореша: Леха, Димон и Егор.

- Пачиму бы и нет- атазвался на это придляжэние я- Прятки - беспезды увликатильная и развивающая игра. Только чур я не вожу первый, фсе-таки мая квартира, как-никак. Я здесь заправляю и все такое.

Водить вызвался мой друк Егор. Он заперся в ванной и начал щитать да ста, а рибята бросились щимица по квартире как тараканы ф поисках потаенных мест, где бы загасица.

Леха по низнанию паначалу попытался шыфрануца в зале в шыфонере (во прикол: шыфрануца в шыфонере), но абламался па полной.

Изрядно вгашэные папа с дядей Сашей ни так давно паказывали нам с Егором приемы каратэ, каторым их типа учили в армии (судя па технике адин день учили), и, в працэссе смиртельнава единаборства сламали к хуям шыфонеровскую дверь, ебнув при этом внутриннее зеркало.

Хуле, каратэ- страшная сила. Дажэ более страшная, чем красата.

Так што, кагда Леха полез в шыфонер, дверь, каторая с тех вримен висела на саплях, атвалилась и с грохатом упала на пол, как приславутая шляпа из маей любимой песенки группы На-На.

Без двери шыфонер сразу стал для пряток местом малапривлекатильным, так што Лехе пришлось пиздавать в другую комнату, к Димону, искать мистечко паукромнее.

Я же нашол сибе просто шыкарный загашник.

На складном диване в зале спал пьяный папа. По ходу у ниво был запой, так как бухал он ужэ читвертый день. Как палучил палучку, так и панеслась адиссея капитана блада.

В первый день запоя он пришол сильно паддатый, притащиф с собой своево друга, быфшево хокииста дядю Витю по кличке Заяц, каторый сразу жэ по приходу заснул на маей кравати и чериз полчаса самым скоцким образом абассался.

Мы с рибятами долго пытались этого биссовистново дядю разбудить, навешали ему на ебальник прищепок, паливали вадой из брызгалки, ставили щилбаны и бобы, но дядя Заяц спал миртветским сном и все никак ни хотел прасыпаца. За то, што он абассал кравать, мы паиграли с его абрюзгшым туловищем в Вильгельма теля: присланили спиной к стине, а на голову паставили яблако, в каторое па очириди кидались маленькой жолтой клизмой.

Умели мы повисилица, бля, в те далекие вримина.

Так вот. В тот прикрасный летний денек таким Дядей Витей стал папа. Не, не в смысле, што таким жэ ахуефшим ссыкуном, а смысле што трупак.

Папа распастранял вакрук сибя густое облако пиригара, мирно пасапывал в углу и не риагировал на внешние раздражытели.

Патаму-то я и ришыл спрятаца в диван.

Атадвинуф папу к стенке я приаткрыл ту палавинку дивана, каторая аткрываетца и нырнул вавнутрь.

Хуй найдеш!

Внутри лижали старые журналы, дакументы, выигранные мною в лыжной гонке шахматы, вязание и прочая хрень. Пахло нафталином и еще каким-то гавном типа канифоли. Я притаился и начал в щелку наблюдать за ходом игры.

Егор чесно дащитал да ста, вышэл из ванной в зал и начал абшаривать комнату.

Первым делом он направился к шкафу, агляделся па старанам, да как давай ширстить по полкам.

Я сначала недапетрил, што за шкурный интерес. Полки маленькие, хуй спрячешся. Потом гляжу- оппачки, кляссер мой вытаскивает и давай самые дарагастоящие марки вытаскивать и по карманам распихивать.

Ах ты педораз! А ищо друк децтва называеца.

Ну фсе, - думаю,- пиздец тибе урод. Ща игра закончица- сразу с наги в ебло огребеш, мало не покажеца. Зря меня папа каратэ учил, штоли?

Но сам не палюсь, сижу тихо, как мыша, даю ему опозорица по полной.

Егор пабрадил ищо для праформы по залу и попиздошыл в децкую.

Интересно-, думаю,- где там Димон с Лехой спрятались? Под кравать небось заползли, дибилы, на што еще их куцей фантазии хватит?

Размышляя таким образом, я тихарился в недрах дивана, ажидая, кагда игруны паявяца из комнаты. Но прашло минут двацать, а ани фсе не паявлялись и не паявлялись.

Димон-то с Лехой тожэ аказались лафкачами.

Их, как аказалось, ваабще не было в квартире. Они, шустряки, как выиснилось познее, аткрыли форточку и прихватив нескалько цэнных вищиц слились в туман. А вся затея с прятками была их савместным проэктом по развадилову меня на маи сокровища.

Егор жэ пашарился-пашарился, дагадался куда исчезли афиристы и сам вылес за ними в форточку.

Игра начала пириставать мне нравица.

Я понял, што меня кажись кинули и папытался аткрыть крышку дивана.

Хуй там! Папа во сне пиривирнулся, развалился на аткрывающейся палавинке и, как говорица, в хуй не дул. Он ваабще не имел вредной привычки дуть в хуй. Аграничивался бытовым алкаголизмом.

- Папа! Папа! Это я, твой сын! Я в диване! Выпусти меня!- начал истиричиски орать я, но на папу, судя по усиливающимуся храпу, мои вопли не праизвили никакого впичатления.

Я представил, как эти гандоны в этот самый момент делят наварованое у меня добро и, в биссильной, как говорица, злобе, расплакался. А хуле, мне девять лет тагда было. А можэт и вофсе восемь.

Я пралежал в диване ещо целый час, в надежде што папа проснеца. Но по ходу у папы было все сирьезно в смысле сна. Пириодически я орал, но все бес толку.

Папа падставил меня.

Пакавырявшысь во внутридиванном барахле я нашол вязальную спицу. Ей-то я и пракавырял дырочку в диванной фанерке каторая была надо мной

- Прости папа.- прашептал я сквозь зубы и реско пропихнул спицу на всю длину вавнутрь.

Спица праткнула мяхкую часть дивана насквось, вылезла наружу где-то в области папиново хуя. Патом еще рас. Походу укалола прямо в хуй.

- Ты чо охуел, диван ебаный!- услышал я папин голос. Голос был сирдит.
Папа ухватился за спицу и вытащил ее наружу.

Сразу после этава апять раздался храп. Я снова папробовал аткрыть крышку, да только апать ничево не вышло. Папа пиридвинулся, но не весь.

Я побился нимного в истерике, а чериз какое-то время заснул.

Кагда я проснулся, было уже давольно позно. Такой вывод я сделал глянуф в щолочку и абнаружиф што в комнате темно.

Папа по прежнему громко храпел наверху.

- Мама! Мама!- пакричал я, но мамы дома не было.

"Все, песдец", падумал я

Аднако скоро я услышал, как аткрываеца вхадная дверь, а патом и радные галаса.

Это были галаса мамы и тети Наташы, мамы Егора.

- Нигде его нет- чуть ли не плакала мама- Всех обошла, никто ничего не знает. Может дийствительно из дома сбежал?

- Да ничего, найдеца- утешала маму тетя Наташа,- наш Егорка тожэ в том году прападал на два дня, аказалось потом, што у Гульки с саседнево двора висел, в нише прятался. Казанова, блин.

"Так вот ты где был, варюга"- подумал я- "А напиздел што жыл в летном гарадке, у лечиков"

- А вдрук случилось с ним чего?- не унималась мама.- Может лежит где са сломанной нагой? Он у нас любит по фсяким памойкам шастать. Зимой вон прыгал черес гаражы, распорол себе задницу об калючую проволоку. Швы накладывали патом.

- Мама я здесь, я жывой!- заорал я.

Раздался грохот. Это мама ебнулась без сазнания с пирипугу.

Потом канешно меня извликли из дивана и долго абнимали и прижымали к груди. А папе под замес пирипало пару плюх по галаве. Толька ему по хуй было- он так и валялся в атключке.

Подлые друзья маи палучили патом па заслугам. Я выцыплял каждова по отдельности и пиздил. Правда Димон атпиздил миня, но это к делу атнашэния не имеет.

А баязнь замкнутава прастранства асталась у миня на фсю жызнь.

И в прятки я с тех пор большэ не играю.

В то далекое зимнее утро мама сказала мне:
-Сынок, как ты относишься к тому, штобы паучаствовать в городских соревнованиях лыжников в возрастной катигории от семи до девяти лет?
- Положительно, - ответил я маме. -Тем более лыжы у меня есть.

Как раз за пару дней до этава мне купили замичательные деревянные лыжы. Красные.
Название не вспомню сийчас, но точно помню, што на них был изображон Волк из мультфильма про Ну погоди.

Отец сделал мне на них крепления из резинок, штобы можно было катаца прямо в валенках и смазал спицыальной мазью, которая была похожа на шоколадный батончик. Я даже попробовал откусить кусочек, но вкус у мази оказался сафсем не шакаладный, а горький-пригорький с отвратитильным еловым привкусом. "Гавно а не мазь"- подумал я, а сам улыбнулся и сказал:

- Отличная мазь, папа!

- Скользить будут, што твой песдетс - сказал отец и залихвацки подмигнул мне правым глазом.

В тот же день чюдесные лыжы были опробованы во дворе и висьма успешно. Правда я пару рас лофко наибнулся, но это ж хуйня, не больно падать сафсем, в пехоре-то. Зато сразу видно- скользят.

Паэтому к перспективе паучаствовать в гарадских соревнованиях я относя с энтузиазмом.

- Мама, я же их всех там парву, как стаю прамакашек- сказал я маме.- У меня же к лыжам талантище.

- Ах ты мой скромняшка- умилялась мама.


В общем к двинадцати часам мы уже были в гарадском парке культуры, где всех жилающих потягаца в лыжном спорте записывали в спицыальную титрадку и выдавали тряпошный номер, каторый надо было привязывать по бокам виревочками. Мне дастался номер двацать один.

- Двацать один- мы пабедим!- сымпровизировала на ходу мама.

- Двацать один- говна поедим!- весело атазвался чей-то чужой родитель.

Я пагразил ему лыжной палкой: иш ты, шутник какой выискался. Щас типо ничаяно ткну палкой в глаз- будеш знать, говноед хуев.

Рядом гатовились к забегу другие рибята. У бальшинства из них лыжы были не диривянные, а дешовые- пластикавые. И без волка. Зато с надписью "Fisher" на англицком языке.

- Фишер, это в преводе рыбак,- сказала мне мама.

- Какие же придурки эти мальчишки- сказал я.- Зачем им рыбацкие лыжы? Мы ж не на рыбалку сабрались, а на гонку. А поодивались -то как, фраера: адни ширстяные костюмы, какие-то сафсем несирьезные ботинки, каторые к лыжам пристегиваюца, да шапочки с неприличным названием "петушки". Разве они не видят, што зима на дваре? Холодно ведь до опиздинения.

Рыбаки, бля. Модники нахуй.

То ли дело я: на ногах - штаны-комбез, туловище надежно защищино от морозов и ветров пехорой, на галаве- кроличья шапка на ризиночке, на руках - михавые рукавицы (тоже на резинке, штоб не проебал). Ну и валенки канешно. Я ж не рыбак. Я нармальный.

Все канкуренты ахуеть как сасредоточенно надрачивали сваи лыжы своими мазями-шакалатками и косились на миня, а те кто стоял подальше, тыкали в маю сторону пальцами и хихикали.

"Смейтесь, смейтесь, рыбаки ебаные"- подумал я- "Хорошо ебется тот, кто ебется последним" - и попытался самастаятильно завязать номерок. Этот номер у меня не прошол, пришлось задействовать маму.

Наконец появился толстый мужык с пистолетом.

- Ща он подстрелит хохотунов сраных, - абрадовался я, но мужык ни в каво стрилять не стал, а выстраил всех участникав, включая миня вдоль нарисованной красной краской полоски и сказал:

- Объявляется забег на трикилометра среди участникав от семи до девяти лет. Старт- после сигнального выстрела. На старт, внимание, марш!- и выстрелил в небо.

Все рыбаки ломанулись впиред. Я же немношко протупил и оказался позади всех.

"Ничиво"- падумал я-"Сейчас они посдыхают и замерзнут и я их всех сделаю"- и прибавил хода.

Но рыбаки все никак не сдыхали, а все дальше и дальше удалялись от меня

- Лыжню! лыжню!- яросно кричали они.

Зато внезапно сдох я. В пехоре мне вдрук стало очень жарко, голова тоже вспотела, хотя на улице был зверский мороз, а валенки пастаянно выскальзывали из резинок. Вскоре я потерял из виду паследнего из рыбаков.

"Иш ты, какие шустрые"- подумал я- "ничиво, скоро сдохнете"- и попытался прибавить скорости, но тут у миня вдруг сбилось дыхание и закалоло в боку.

Я остановился и стал ждать, кагда придет второе дыхание. Второе не приходило, оставалось первое. Хуевое такое первое. Постояв немного для приличия я потихоньку попиздовал дальше. Хули стоять-то. Тем более, пока я стаял, то изрядно замерс, а стикающиий с ебла пот застыл на шапке мелкими сасульками.

Пройдя еще метров сто я абнаружыл развилку. Куда идти налево, или направо я не знал и попиздошил налево. Я всегда, если чо, хожу налево.


Иду значит ниторопливо так, жду когда впереди покажеца первый сдохнуфший рыбак.

Хуюшки! Съебались падлы.

"Ну и хуй с вами, идиеты"- думаю. -"Зато так здоровски, как я, никто из вас Гитлера из пластилина не слепит. И к математике у меня способности есть. А бегать на сраных лыжах бальшова ума не надо. Беги себе и беги.

Тут мне вдруг приперло посрать. А посрать на лыжах ой как непросто. Тем более, кагда ты в комбезе. У нас один мальчик со смишной фамилией Рокахулин попытался как-то в таком камбезе поссать. Результат получился плачевный- нассал себе в лицо. С тех пор мы с ним больше не дружили, с обоссаным-то. Он обижался, даже плакал, а мы шутили над ним.
"Это слезы"- спросим- "или саки?".

Такая вот петрушка. А представляете как в этом комбезе среца?

В общем пришлось мне снять пехору, стянуть этот ебаный комбез и сесть срать прямо на лыжню. Получилось все ахуеть как нелофко- я насрал себе на лыжы.

К тому же бумашку для подтирания жоппы мама мне положыть в карман не догадалась. Так что вытирал я жоппу снегом. Очень неприятно вытирать жоппу снегом- такое ащущение, как будто тебя начинает ебать снигавик. Или снежный челавек какой. Нет сынок, это фантастика.

Пока я срал, на развилке вдрук появился мужык в блистящем спорткастюме, спицыальных ачках и на лыжах. Если б я хуячил на такой скорости, я давно бы низложыл всех рыбаков к ебеням.

- Лыжню, блядь!- заорал мужык.

Я, как был, с голой жопой, попробовал спрыгнуть с лыжни, но запутался в штанах и рухнул на бок. Гавно соскользнуло с лыж и угодило в лыжню.

Мужык сваими беласнежными лыжами как въедет в гавно!

- Ах ты засранец мелкий!- кричит.- Уебыш бля! Ты чо вабще делаеш на взрослой трассе? Пиздуй атсюда!- и пребольно ткнул миня в голую жопу лыжнай палкой, а патом почесал дальше. А я ему вслед кинул гавняный снежок, каторым вытирал жопу. Попал.

Сам же атчистил снегом лыжы от гавна, натянул штаны и пехору и попиздил дальше.

Чириз несколько минут я напаролся на ище одну развилку. Свирнул налево, кудаж еще. Хуячу значит, хуячу, вдуг бац! Что я вижу! Финиш, бля! Толстый мужык, мама, родители придурашных рыбаков. Ура!

А сзади кто-то пыхтит. Абернулся- а это один из рыбакоф меня настигает, самый шустрый каторый. "Ну уш хуй"-думаю, да как вьебу вперед. Сам ат сибя такой прыти не ажидал. И втарое дыхание аткуда-то появилось. Вобщем не дагнал миня рыбак. Я опиридил ево на адин метр.

-Ур-ра-а!- закричала мама- Двацать один- мы победим!

- Надо жэ, на деревяшках и -первый.- удивился толстый мужык. - Да еще и в валенках. Кстати, от кого это так гавном несет?

- Не ебет, -гаварю, - давайте свой приз ебучий и я пашол.- А то скушно с вами, лошками, саревнаваться. Пиздуйте лучше на рыбалку, может хоть там у вас чево палучица.

- Что-то я не припомню, что-бы он миня абганял,- сказал тот мальчик который так и не смог миня дагнать и палучил пачетное втарое место.- Срезал! Он срезал!

Я ничиво не стал ему гаварить, а просто, как бы ничаянно ткнул его палкой в пах, ат чево он лофко слажился, как складной ножык "Белка" и притих, а сам пашол к толстому за призом.

Приз был гавеным- шахматы.

"На хуя мне эти ебаные шахматы?"- падумал я- "У меня уже дома есть одни, сафсем еще не старые", но шахматы взял, а, впослетствии падарил их адному лошку на день ражденья.

Так же на мае имя выписали грамату, типа чемпиен и все такое. Патом я ее повесил на стене, где ана висела до самого дисятова класса.

- Как я их фсех!- гордо сказал я маме.

- Я знала, што ты пабедишь сынок. Ты же у меня самый-самый.- ответила мама.

Я взвалил на плечи лыжы, мы взялись за руки и попиздили дамой.

Позади группа рыбаков пыталась што-то доказать толстому мужику, но нам на них было насрать. Хуй бы я им што отдал, пидарасам. Пускай сначала на лыжах катаца научаца как следует.

А к лыжам, кстати, я после этава случая савершенно ахладел. Увлекся ананизмом.