"Окраины ночи"
Автор: Небезбаков Фёдор
Автор: Небезбаков Фёдор
Перечислю, на что влияют эмоции.
1️⃣ На внимание. Например, если вы находитесь в незнакомом городе и растеряны, то, скорее всего, будете обращать внимание на различные вывески. Таким образом, эмоции повлияют на внимание.
2️⃣ На мышление. Например, если вам нужно срочно сделать проект или расчет за ночь, то может начаться беспокойство. Активируется мышление, и вы начинаете работать и думать более продуктивно.
3️⃣ На память. Свою первую любовь вы, наверное, очень хорошо помните. В то же время «обычного» одноклассника, к которому или которой вы не испытывали сильных эмоций, вряд ли вспомните.
4️⃣ Эмоции влияют на действия. Они обеспечивают вовлечённость в ту или иную деятельность. Осознанную или неосознанную. И вы действуете под влиянием эмоций.
5️⃣ Кроме того, если мы возьмём определенную задачу и посмотрим на эту задачу из разных эмоциональных состояний (под разным настроением), то она предстанет перед нами более полно.
6️⃣ И, наконец, есть такое понятие «эмоциональное эмпатия», когда мы понимаем эмоцию другого человека и можем попросить его о чем-то, используя его эмоциональное состояние.
Эмоции влияют на всю нашу жизнь. Распознавание, использование, понимание и управление ими - это основа Эмоционального Интеллекта 😉
Телеграм Канал Секреты Эмоционального Интеллекта
У людей с радикальным преобладанием инстинкта самосохранения с низким болевым порогом ярко выражен страх смерти, подкреплённый мыслями о проблемах.
Страх смерти. Что же нужно знать по этому поводу?
Во-первых, смерть неизбежна. Как и любой биологический вид, люди рождаются и умирают. Когда это произойдёт, никто не знает. Да и не за чем? Когда знаешь, чем закончится квест, уже неинтересно его проходить.
Во-вторых, умереть можно от любого внешнего или внутреннего воздействия, которое не всегда реально предугадать. А значит и нет смысла с энтузиазмом контролировать все аспекты жизни. Можно бояться умереть от неизлечимой болезни, а в результате погибнуть от травмы головы, споткнувшись о безобидную ступеньку. Это тот момент, когда вмешивается «воля рока», и тут человек ничего не может поделать. Бессмысленно этого опасаться, «что будет – то будет».
В-третьих, нужно понимать, что через сто пятьдесят лет, в живых никого не останется из тех, кого вы сейчас знаете. И это нормально. Это обычный природный процесс, задуманный эволюцией. Так стоит ли тратить свои сто лет на переживание по этому поводу? Не лучше ли заполнить промежуток от рождения до смерти чем-то действительно интересным для вас, чтобы не было так скучно в течение собственных ста лет. Куда через сто пятьдесят лет денутся ваши переживания за себя и близких, страдания по поводу мнения окружающих, ваша карьера, и несбывшиеся мечты? Прах. Пыль.
Вспоминайте про эти сто пятьдесят лет забвения каждый раз, когда вы в очередной раз откажете себе в том, чего так сильно хотели, когда окружающие люди сочтут вас несоответствующим обществу, когда руководитель или коллеги заставят вас краснеть, когда родители упрекнут вас в неблагодарности, а дети – в непонимании. Время быстро летит (жизнь мимолётна), и скоро это всё станет вообще никому не нужным, пустым, бессмысленным. Так почему же уже сейчас, вам не рискнуть и не начать относиться к этим проблемам, как к бессмысленным, зря забирающим ваше драгоценное время и энергию «пустякам». Попробуйте! Даже если окружающие вас осудят за равнодушие, наглость, взбалмошность, а этого люди чаще всего и боятся, то это тоже когда-нибудь канет в лету и станет неважным. Подумайте над этим!
https://psyhologguru.ru/
Тревога нас толкает нас далеко не всегда на разумные действия. Суть тревоги в том, чтобы человек могу своевременно предупредить тревогу и обезопасить себя.
Вполне разумно тревожится из-за предстоящего экзамена. Это побуждает вас интенсивнее готовиться и быть более ответственным.
Но, как и в любом несовершенном механизме есть свою нюансы. Давайте разберем, на что нас толкает неразумно тревога.
Что было первое: курица или яйцо? Точно также можно задаваться вопросом: «а что было первым: катастрофизация или тревога? Нельзя сказать, что человек просто взял и начал катастрофизировать, что создало тревогу. Но и нельзя сказать, что катастрофизация не создает тревогу. Это как замкнутый круг.
У человека изначально есть напряжение, которое выливается в тревогу за будущее. Как итог, мозг начинает искать различные наихудшие сценарии. Найдя эти сценария–, тревога усиливается. И так по кругу.
Разумно избегать встречи с медведем, но совершенно неразумно избегать безопасных ситуаций. Из-за тревоги нам кажутся обычные ситуации пугающими. Медведя никакого нет, но страшно так, как будто бы есть.
Мы избегает взаимодействия с людьми, при социальных страхах. Мы избегаем усиление вегетатики при панических атаках. Мы избегаем соприкасаться с грязью при навязчивостях чистоты.
Избегание в свою очередь только усиливает наше беспокойство. Чем больше мы избегаем людей, тем сложнее нам с ними контактировать. Чем больше мы избегаем стимуляции вегетатики, тем сложнее нам ее выдерживать. Чем больше мы делаем ритуалов – тем сильнее наш страх становится.
Виня себя, создается иллюзия того, что таким образом вы можете себя обезопасить. Что-то пошло не по плану, и чтобы это больше не происходило, вы обрушиваетесь на себя критикой. Такое вот самонаказание.
Например, вы совершили ошибку в работе и начинаете себя за это винить. В реальности страх заставляет вас это делать. Что ужасного в том, чтобы совершать ошибки – этот вопрос отвечает на источник вашей тревоги. Если я совершаю ошибку, значит я плохой. Если я совершаю ошибку, значит меня уволят. Если я совершаю ошибку, меня могут отвергнуть.
Обвинения выступают формой защиты от возможной угрозы. Вы создаете иллюзию того, что, если себя ругать, вы будете меньше ошибаться, а значит не допустите ужасных последствий.
Вам страшно оказаться хуже других, поэтому приходится постоянно себя сравнивать. Вы вступаете в конкуренцию. Вам нужно быть хотя бы не хуже других, а лучше превосходить.
Если вы окажетесь вдруг хуже других – это удар по вашей самооценке, вы неминуемо начинаете обесценивать уже имеющиеся результаты и считать их недостаточными.
Если углубиться, вполне возможно, вы боитесь быть даже не хуже других, сколько есть страх, что вас отвергнут из-за вашей недостаточности. Если я буду хуже других, то я недостоин любви/внимания/уважения/значимости/подставьте свое.
Вы предъявляете к себя гораздо выше стандарт, чем к другим. Если другим людям вы можете многое простить, то к себе вы будете очень строги. Причины все те же. Вам страшно ошибиться, быть несовершенным. А что в этом ужасного, ответите вы сами.
Вы все и всегда контролируете. Даже тогда, когда контролировать на самом деле не можете. Контроль направлен на то, чтобы предотвратить возможную угрозу. Есть разумный контроль, например, перепроверить важные документы перед подписанием. А если не очень разумный контроль, когда вы те же документы уже перечитали 100500 раз, не нашли никакого подвоха, но все равно продолжаете его искать. Это затрачивает уйму времени, а выхлопа никакого нет.
Вполне нормально идти на определенный дискомфорт, когда вы понимаете ради чего. Например, вы понимаете, что начальник вас очень сильно бесит, но в то же время вам очень сильно нужны деньги, поэтому работу пока поменять не получится.
А есть дискомфорт, который совершенно бессмысленно терпеть, но из-за страхов, вы боитесь начать отстаивать себя. Вы общаетесь с людьми, которые вас ни во что не ставят, терпите их постоянные насмешки на вами.
Вы не пробуете что-то новое, не заявляете о себе, не можете говорить о своих сильных сторонах. В общем вы стараетесь не отсвечивать. А вдруг внимание еще на вас обратят! Страшно!
И вместе с тем, вы упускаете важные для себя вещи. Вы не реализуете свой потенциал, потому что боитесь, что у вас не получится. Вы не меняете работу, потому что не верите в свои силы. Вы не меняете круг своего общения, хотя он вам совершенно не нравится. Вы живете в своем болотце.
На девичнике, каждая из нас готовила какой-то конкурс или занятие для совместного досуга. Я решила превратиться на вечер в гадалку и заказала в интернете карты таро. Мне показалось, что это будет весело. Начала делать девочкам “расклады”. Они тащили карты, а я притворялась великим магом и шутливо говорила, что их ждет в будущем. Всем предсказала что-то хорошее, а подружку-невесту решила подколоть. Сказала, что не вижу по картам, чтобы у нее в ближайшее время была свадьба. Мы начали хохотать, ведь торжество должно было состояться спустя 2 дня. Классно провели вечер и разъехались по домам. На следующий день набрала подружка с девичника. Она радостно сообщила, что мое предсказание насчет денег сбылось и она нашла 1000 рублей. Мы посмеялись с совпадения. А вот перед свадьбой случилась трагедия. Жених моей подружки погиб в ночь до торжества. Не укладывается в голове. Как я могла такое сказануть такое предсказание?
Калхоуны приехали ночью.
Образцово-показательная семья втащила внутрь всю свою жизнь, наполнив дом, разделенный на две половины прямо посередине, приглушенным скрежетом и стонами.
Их было трое: мама – худощавая брюнетка, сильный и красивый отец и одиннадцатилетняя дочь, чуть младше меня.
Я вообще-то никогда толком и не видела Калхоунов. О них мне рассказали родители.
На следующее утро после переезда, мама пошла к ним с запеканкой, а вернулась с растерянным лицом. Она сказала только, что мать семейства была “холодной”. Что бы это ни значило.
Папа не был заинтересован в общении с мистером Калхоуном, а я не думала, что смогу подружиться с их дочерью, пока вечером не нашла первую записку в вентиляции.
Вот так я стала другом по переписке с девочкой, которой нельзя было дружить.
***
ПРИВЕТ. ХОЧЕШЬ ДРУЖИТЬ?)
Записка, старательно выведенная карандашом на плотной фиолетовой бумаге, скользнула в вентиляцию, в углу моей комнаты.
Металлическая решетка, вставленная в бежевую раму, закрывала отверстие в стене размером с обувную коробку. Если опуститься на колени, сквозь вентиляцию можно было увидеть такую же комнату, как моя, в конце полутораметрового металлического туннеля.
В тот вечер свет по ту сторону был выключен, и я ничего не смогла разглядеть, кроме сложенной вдвое записки, лежащей на полпути между ее комнатой и моей.
Сняв решетку, я выудила записку, с корявыми печатными буквами, приглашающую меня быть друзьями.
А потом схватила карандаш со стола и ответила:
ДА. Я КАЙЛА. КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?
Просунула записку обратно, закрыла решетку и легла спать.
***
Ответ ждал меня утром на том же месте.
Я МИННИ. НЕ РАССКАЗЫВАЙ РОДИТЕЛЯМ.
Почему она так говорит? Я нахмурилась, перечитывая записку. Странно.
ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ?
Просунув записку в вентиляцию отправилась в школу.
***
КРИВАЯ ДАМА ГОВОРИТ, ЧТО МНЕ НЕЛЬЗЯ ЗАВОДИТЬ ДРУЗЕЙ(
Ниже Минни пририсовала человечка из палочек с копной растрепанных волос и множеством согнутых конечностей. Он был так похоже на паука, брр. От одного взгляда по коже побежали мурашки, а колени ослабли.
Кривая дама…
Я думала о том, чтобы рассказать родителям, но они отправятся к соседям, требуя ответов, и я не стала этого делать.
И просто написала Минни:
КТО ЭТО?
К тому времени, когда мое домашнее задание было выполнено, пришел ответ. Записка, от которой у меня сжало грудь.
Я уставилась на нее, пытаясь осмыслить увиденное.
Под рисунком появилось новое слово. Слово, от которого у меня почему-то закружилась голова, будто пол под ногами стал вязкой, колышущейся слизью, а стены завернулись вокруг водоворотом, и все продолжали свиваться в спирали. Слово, сошедшее с бумаги и отпечатавшееся на сетчатке, оставшееся кудрявыми завитками на тыльной стороне моих век.
Маленькая девочка по имени Минни ответила мне аккуратным курсивом:
СТРИНГМАСТЕР.
***
Дни проходили один за другим. Миновала неделя. Вторая. На улице похолодало, осень вступила в свои права и украла зелень с деревьев, окрасив их в яркие краски. Воздух стал студеным, ветер обнажил ледяные клыки, прокусывающие плоть и кости.
И все эти странные, холодные недели о Минни ничего не было слышно. Я отправляла записки через вентиляцию, но ничего не получала взамен, кроме странного шума, порой просачивающегося с той стороны ночами.
Там кто-то разговаривал приглушенными голосами, слишком искаженными жестяной трубой, чтобы можно было разобрать слова… если это вообще были слова. Иногда, если прислушиваться достаточно долго, они становились похожи на горловое пение – странные слоги звучали снова и снова – я никогда еще не слышала ничего подобного.
Я видела их иногда. Раз или два, как мать выносила мусор. И как отец семейства шел на работу.
Но никогда не видела Минни.
Родители так и не узнали о нашей переписке. Я похоронила её в воспоминаниях, надеясь, что щемящее чувство внутри живота пройдет.
Но он не прошло. Меня как-будто что-то грызло изнутри.
“Стрингмастер”.
В тот день на ужин был ростбиф. Я ненавидела ростбиф.
Подперев голову рукой, я гоняла кусочки еды по тарелке, наколола один на вилку, откусила, положила обратно и наконец решилась.
– Кто такой Стрингмастер? – спросила я у родителей.
Мама озадаченно на меня посмотрела. Папа даже не поднял глаз от традиционной вечерней газеты.
– Это такая забавна гитара, милая, – рассеянно пробормотал он.
Но мама не отрывала от меня пристального взгляда.
– Кайла, где ты это услышала?
– Не знаю…
Мама нахмурилась и утопила свое беспокойство в бокале красного вина.
– А какие они, наши новые соседи? – снова спросила я.
– Жена очень холодная. А с ее мужем я еще не встречалась. Их дочь… – Тонкое бледное лицо моей мамы под копной светлых кудрей сморщилось в попытке подобрать слова. – …она странная.
– Ты видела Минни?
Мама нахмурилась.
– Ее зовут Минни?
Я вспомнила записку: “не рассказывай родителям” – и решила соврать.
– Я не знаю. Наверное. Вроде бы ее так звала мама.
– Ну да, – фыркнула мама. – Просто она показалась странной. Я видела ее только мельком – маленькое паршивенькое создание. Уверена, что она милый ребенок, но…
Мама замолчала и как будто даже вздрогнула.
– Я не хочу, чтобы ты с ней играла, – заключила она. – Особенно там. Ее мать такая холодная.
Ужин закончился в молчании.
***
Я умылась и натянула пижаму, уже собираясь лечь. Но все же решила последний раз проверить свой “почтовый ящик” в углу комнаты.
Я не ожидала найти записку. Но она была там. Снова лежала ровно на полпути между нашими комнатами.
ЧАЕПИТИЕ – СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ, ПЕРЕД СНОМ, ВНИЗ ПО КРОЛИЧЬЕЙ НОРЕ И ПРЯМО В СТРАНУ ЧУДЕС. МИННИ.
Сердце мое заколотилось, я едва дышала. Снова и снова я перечитывала записку, размышляя, стоит ли принять приглашение или просто скомкать его и забыть о подруге по соседству.
В нерешительности я сидела на краешке кровати.
А потом сгребла с прикроватной тумбочки деревянные четки с крестиком и полезла через вентиляцию в туннель, ведущий в комнату Минни.
Не знаю, зачем я взяла четки. Возможно интуиция подсказала, что они мне понадобятся. Но, протискиваясь по холодной металлической шахте вентиляции – кроличьей норе, – я поняла, что никогда не была ни за что так благодарна, как за то, что с шеи моей свисал холодный крест.
Распятие вело меня сантиметр за сантиметром и защищало от всего – в том числе Стрингмастера – что таилось вокруг.
А потом я встретилась с Калхоунами.
***
Спальня Минни должна была быть такой же, как моя. Одинаковые форма и размер, но на этом сходство заканчивалось. У меня были розовые обои, а у нее – голая штукатурка. Над моей кроватью висел балдахин, как у принцессы, а напротив стояло огромное зеркало, а у нее в углу валялся продавленный матрас с клубком грязных одеял, свернувшихся, как мертвое животное.
Я почти ничего не видела. Свет не горел и комната терялась в тяжелом мраке, сгущавшем сам воздух, заставлявшем меня пригибаться к земле, и наполнявшем легкие свинцом.
– Минни? – хрипло прошептала я.
Никого. Я сидела на полу прогнившей спальни в полном одиночестве, вдыхая спертый воздух.
Из коридора донесся скрип. Рассохшееся дерево стонало под тяжестью шагов.
Я заметила, что дверь спальни открыта и вздрогнула от темноты, сочащейся через порог. Дверной проем был похож на рот, голодный рот, только и мечтающий проглотить мое теплое живое тело.
Я вся напряглась. Легкие туго сжались, отказываясь вдыхать. Сердце бешено колотилось, впечатываясь в грудную клетку до хруста костей, горячая кровь стучала в ушах.
Скрип.
В горле пересохло.
Скрип.
Теперь ближе. Нечто шло ко мне по коридору под холодной вуалью тьмы. Нечто, живущее в темноте и плодящее ужасы ночи.
Скрип.
Крик нарастал в моем горле, готовый сорваться с губ…
– Кайла? – В дверном проеме появилась маленькая фигурка, угловатой девочки, выглядевшей так, словно всю жизнь прожила в мучениях.
Минни.
“Паршивенькое создание”, – сказала моя мама. И она была права. Крошечная, истощенная, с редкими, сальными соломенными волосами. Она выглядела так, словно под поношенным розовым платьем не было ничего кроме проволоки и кожи. Будто жалкая кукла.
– Минни?
Она кивнула в темноте. В слабом свете из вентиляции ее лицо будто менялось и плыло.
Минни прошаркала в комнату и улыбнулась мне.
– Ты как раз вовремя, – хрипло прошептала она.
Мне не нужно было спрашивать, почему она шепчет. Я знала почему – чувствовала беспокойство, будто колокол зазвенел внутри меня и затих.
– Где твои родители?
Минни наклонила голову и нахмурилась, будто это был странный вопрос.
– Они здесь. Они всегда здесь.
В ее доме не горел свет. И я не стала спрашивать почему.
Мы пошли по коридору, вниз по лестнице и в столовую. Тусклые свечи торчали под странными углами с полок и столиков, тускло освещая пространство.
На грани зрения танцевали тени, будто со всех сторон за нами наблюдали бесчисленные глаза и рты, полные клыков.
На кухне нас встретили пустые шкафы: ни тарелок, ни еды. А вдоль стен столовой громоздились коробки с вещами, сваленные как гигантские кирпичи.
В этом доме будто никто никогда не жил, не говоря уже о семье из трех человек.
Но обеденный стол был накрыт для чаепития. Сладости и выпечка, еще теплая и пахнущая сахаром, спиральными башнями поднимались вокруг начищенного чайника и четырех розовых чашек.
– Для кого это? – спросила я, имея в виду две лишние чашки.
Минни не ответила, только с улыбкой села на свой стул.
Я села напротив, едва живая от страха. Желудок скрутило, горячая желчь подкатила к горлу. Минни старательно разливала чай на четверых.
Я должна была уйти. Отшвырнуть стул и бежать, бежать, даже не думая оглянуться назад.
Но я этого не сделала.
Не могла.
Я больше себя не контролировала.
Теплый кислый страх заливал нос и горло, затоплял меня, как кипяток, но я не могла пошевелиться.
Только сидеть и ждать, когда появится Кривая Дама.
– Мои родители хотят с тобой познакомиться. – Минни поставила чайник.
Я хотела ответить, но не смогла. И все равно открыла рот, надеясь, что получится сказать, что я хочу уйти.
Неприкрытый кричащий ужас ошеломлял.
– Стрингмастер, – прохрипела я наконец. Не знаю, откуда это взялось, но так оно и было.
Минни склонила голову и ухмыльнулась. Губы растянулись, обнажая крошечные уродливые зубы, и она прошипела:
– Как пожелаешь.
И распалась на части.
Маленькое невинное личико моей подруги по переписке исказилось от едкой агонии, будто скрученное невидимой рукой. Глаза высохли и съежились, как слизняки на горячем бетоне, курносый нос провалился, оставив темную впадину.
Она захрипела. Что-то двигалось под ее кожей, извивалось, скользило вверх и вниз по телу, как рой насекомых.
Череп затрещал, выпуская черный мешок, раздувающийся, как переполненный водяной матрас. Черный насекомоподобный отросток, похожий на руку, покрытый жесткой щетиной, вылез из ее рта и ощупал лицо мерзкими тонкими пальцами.
Тело Минни, хрупкое и невесомое, съежилось к кресле, как бумага, пожираемая огнем.
А потом она просто… порвалась. Как тряпичная кукла в руках жестокого мальчишки. Под звуки рвущейся ткани, ее тело лопнуло, оросив стол и меня теплой кровью. И тогда явился Стрингмастер.
Минни больше не существовало. Она и была лишь оболочкой. Высокое, похожее на женщину существо заняло ее место, мясистое и пульсирующее, с множеством ломанных лапок, прорастающих сквозь копну жестких волос.
Голова с высокими скулами, несомненно женская, колебалась и расплывалась, будто отражение в воде. Вот это лицо Минни, а потом женщины, которая должна была быть ее матерью, а следом – лицо мужчины, твердое и застывшее в агонии.
Стрингмастер росла, ее суставы трещали, и вот она уже почти касалась потолка.
Она нависла надо мной, меняя тысячи лиц: мужских, женских и детских, незнакомых мне лиц. Лиц, искаженных мучениями, навечно впаянных в то, что зовет себя Стрингмастер.
Я не могла кричать, пока не раздался стук во входную дверь. За ней слышались голоса, родные, знакомые мне голоса.
Мои родители стучали в дверь, выкрикивая мое имя.
Наверное они нашли мою комнату пустой, вентиляцию открытой и увидели туннель в этот неимоверный кошмар.
Когда входная дверь распахнулась, я наконец обрела дар речи и закричала.
Боже, как я кричала.
***
Чаепитие у Минни случилось уже много лет назад, но следующие несколько мгновений я до сих пор помню с поразительной точностью.
Под аккомпанемент криков и стука, Стрингмастер с невероятной скоростью съеживалась, складываясь сама в себя, одновременно раздаваясь в стороны. Мясистые складки плоти навалились на два стула по обе стороны от меня, и приняли знакомые формы.
Мужчина и женщина вырастали на сидениях, будто надувные куклы.
Вот их плоть порозовела, согрелась жизнью. Вот они заморгали, будто просыпаясь ото сна…
А вот распахнулась входная дверь, открытая запасным ключом, все еще хранившимся у моих родителей. Они ворвались внутрь, крича мое имя и замолчали, увидев Калхоунов и меня за столом, накрытым к чаю.
Стрингмастер имитировала нормальность, ждала, что мои родители подойдут ближе, чтобы забрать всех нас и похоронить в очень-очень темном месте.
А я могла только кричать без остановки.
Когда родители подошли к столу, тело миссис Калхоун раскололось, словно расстегнули молнию, и дюжина волосатых щупалец вырвалась из ее тела.
Мама даже не успела закричать, когда мощные лапы сомкнулись вокруг нее и утянули в черную массу жидкой плоти, заменившую миссис Калхоун.
Я видела, как мама тает, как воск на жарком солнце, как пузырилась кожа, когда ее вплетало в плоть Стрингмастера… еще одно лицо для ее коллекции.
В то же мгновение сотни щупалец вырвались из мистера Калхоуна и Минни, пронеслись по комнате подобно яростному торнадо из плоти, подобно урагану, засосавшему нас с отцом туда, во тьму, где царила холод и серость, где оставалось только молить о смерти.
***
Я плыла по океану темной слизи, и множество других плыли вместе со мной. Слишком много, чтобы сосчитать, изломанные безвольные фигуры, молчаливо дрейфующие в потоке. Как марионетки, которых уносит река.
Я огляделась в поисках родителей…
Я не могла дышать. Легкие сжимались и горели без кислорода.
А потом во мраке появилась далекая бусинка света – серый мерцающий живой огонек, принадлежащий чему-то древнему и ужасному, – и я бросилась к ней, к манящей реальности, которую обещал этот свет.
Но он был так далеко, так…
…близко. Он плыл прямо передо мной – холодный шар серого свечения, пульсирующий в море слизи.
Я попыталась дотронуться, но руку обожгло невыносимым холодом. На коже вздулся волдырь.
Хоть бы глоток воздуха. Хоть один. Грудь наполнила яркая боль, и мне так нужен был…
Что-то серебристое проплыло мимо, словно маленькая рыбка.
Что-то знакомое.
Протянув руку, я выхватила четки из пустоты.
Распятие сияло теплом и безопасностью.
Я поняла, что нужно сделать… но слишком поздно.
Тьма затопила мое зрение, сводя картинку до размера булавочной головки, окутывая меня оцепенелым одеялом смерти.
Я больше ничего не чувствовала, холодная и омертвевшая, безжизненная, пустая – еще одна оболочка, которую натянет Стрингмастер, чтобы забрать других…
Этого нельзя было допустить.
Нельзя.
И когда мое зрение окончательно погасло, я подняла распятие и нанесла удар.
БАМ!
Серый шар света разразился какофонией криков и боли – голосами бесчисленных измученных душ.
Море слизи отхлынуло, оставив меня болтаться в пустоте, но теперь я могла дышать! В легкие хлынул воздух, и хоть он был суть смерть, гниль и разложение, я плакала от счастья…
А потом оказалась в дуплексе. Вся пропитанная кровью, как впрочем и стены, раскрашенные плотью, слизью и костями Стрингмастера, которую я убила маленьким крестом.
Мои родители лежали на полу – беспорядочная груда конечностей, – пораженные, с затуманенными глазами, но живые.
Остальным повезло меньше.
Минни Калхоун, ее мать и отец, чьих имен я не знаю, отошли в мир иной.
По крайней мере, мне нравится так думать.
Я не знаю, что случилось с ними – или с другими, – когда я проткнула пульсирующий жизнью шар своим крестом.
Но я знаю, что до сих пор мечтаю о нем.
О том странном океане слизи, внутри существа, зовущего себя Стрингмастер.
Существа с бесчисленными телами.
~
Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Автор: Папко Валентин Фёдорович
Источник - Телеграмм канал:"Глазами Художников".
Интересный проект на тему: Русского Искусства.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Воспоминание разблокировано! Под одним из моих предыдущих постов было пару комментариев о лихих 90-х. Убийства, рэкет, избиения и все дела. Вспомнилось..
Был у моего отца товарищ. Сколько его знаю, он все время занимался каким-то бизнесом. То товар заграничный возит, то киоск со сладостями рядом с нашим домом откроет, то лоток квасом снабдит, то еще какую незамысловатую бизнес-идею в жизнь воплотит. По его собственным подсчётам, со смертью он встречался лицом к лицу дважды. Один из таких случаев мне врезался в память. Я тогда еще мелкая была, а он пришел к нам в гости, освещая свой путь фарами на оба глаза и вообще выглядел неважно. Далее с его слов.
Поехали они с товарищем за товаром. Не помню зачем и, уж, тем более не помню, куда. Но это не суть, как важно. Денег при себе было много, очень много. И, как настоящие бизнесмены, они их припрятали где-то в недрах машины. Говорит, едем по какой-то богом забытой трассе, предвкушаем возможную прибыль и фонтанируем идеями, куда эту прибыль вложить. Тут с ними на дороге равняется какой-то милый дедуся за рулем не менее милого корыта. И сигналами показывает им: ‘Хлопцы, у вас с задним колесом проблема..’ Дедок, по словам товарища, по шкале безобидности выглядел на твердые 10 баллов. Они остановились. Дальше, говорит, как в страшном сне. Прямиком из наверняка находящегося неподалеку ада на них вылетает уже нормальная машина, из нее выскакивают четверо амбалов, прописывают нашим друзьям в хлебало, заталкивают их обратно в машину. Трое едут с ними, водитель их машины и пидорас-дедок остаются на трассе. Завозят их в лес неподалеку и началось монотонное избиение наших товарищей с повторением одного и того же вопроса: ‘Где деньги, Лебовски?!’ Для пущей важности периодически махали настоящими пистолетами перед унылыми лицами наших друзей.
Друг моему отцу говорит: ‘У меня вся жизнь перед глазами пронеслась!’ Мой отец ему отвечает: ‘Еще бы!’
Друг: ‘Но мы с напарником быстро смекнули, что, если скажем им, где деньги, - они все равно нас завалят. А так хотя бы можно было насладиться последними минутами живительной боли и сдохнуть теоретически богатым!’ Они продолжали гнуть свою линию, что денег у них при себе никаких нет.
Не знает, говорит, сколько по времени экзекуция длилась. Им показалось, что недолго и как-будто ублюдки куда-то очень торопились. Мысленно попрощавшись с жизнью, они увидели, как к ним несётся машина с трассы с крайним последним из отморозков, который, практически на ходу выпрыгивая из машины заорал: ‘Мужики, отмена, блять, это не наша машина. Мы все напутали! Сука, быстрее-быстрее!’
Драчуны грустно буркнули: ‘Извините, мужики!’, прыгнули в карету и свалили в закат.
Товарищ сказал, что он никогда в жизни не бухал, как в тот вечер и это придало его лицу еще более выразительную отечность.