В очередной вторник отпрашиваюсь у тёти Светы с упаковки хлебов. Сегодня у меня восьмой урок стоит, надо бежать в школу, готовить кабинет к занятию.
По составленному мной учебному плану, на нынешнем уроке мы должны снять небольшое кино о птицах, населяющих Лопшеньгу. Ну, если совсем уж точно, то о птичьих голосах – их мы на прошлом полевом занятии записали много. Даю ребятне вытянуть бумажки, на каждой из которых написано название одной из птиц:
— А можно птицу поменять? Я хочу другую птицу! Можно другую?
— Можно, Саша. Чем тебе ворон-то не угодил?
— Ничем… Просто он грубый какой-то…
— Сойка вот свободна. Сойка тебе подойдёт?
— Да! Мне любая подойдёт, только не ворон.
Третьеклассник Саша обычно самый тихий ученик на уроке: внимательно слушает, подолгу глядит в одну точку, очень старается самостоятельно выполнить каждое задание. Но вот если ему что-то приходит в головушку – держитесь! Если Сашеньке что-то занадобилось, то он превращается в горластого громкого детёныша, который привлекает к себе внимание абсолютно всех присутствующих. На одном из первых занятий он со своими предложениями по выращиванию фиников до каждого докапывался, теперь вот с птицей у него с первого раза не сложилось… Во имя мира и тишины, выдаю ему бумажную полоску с надписью «сойка обыкновенная». Замолкает, сидит довольный, превращает бумажку в гармошку, весь при деле.
Константин (он тоже из третьего класса) вырезает бумажного свиристеля для плаката и попутно дерётся с Тимофеем из седьмого. Дерутся они примерно всегда, я уже привыкла. Но сегодня что-то совсем освоились, похоже – начали обзываться, вплоть до нецензурной лексики:
Костя замирает в ожидании продолжения фразы и заранее сжимает кулак – готовится реагировать на обидчика. Я замираю в лихорадочном поиске действенного варианта успокоения этих разбушевавшихся оболтусов. Не замирает только Тимоша. Он зажимает себе рот, словно пытается вернуть обратно выскочившее ругательство, срочно исправляется:
— Ой, не то… Твоя мама хорошая женщина, про неё нельзя такое…
Константин разжимает кулак, пихает Тимофея локтём в бок. Тимофей немедленно называет Костю «животное», после чего оба мирно продолжают вырезать своих щеглов и свиристелей. Уф, выдыхаю, кажется, эти ребятки сами умеют давать оценку своим поступкам и исправлять совершённые ошибки, моё участие не требуется. Ну, ладно, в этот раз не потребовалось.
Только успокоились эти двое, как черти дёргают за язык семиклассника Сашу. Он так старательно и громко размышлял, поместится ли на его участке плаката равнобедренный треугольник, что Тимоня не может смолчать и активно подключается к Сашиным рассуждениям с непрошенными советами. За свои рекомендации он получает прозвище «аутист» и ещё парочку других не самых приятных характеристик своих умственных способностей и внешних данных. После чего не выдерживаю уже я, и треть урока вместо орнитологии мы обсуждаем термин «нейроотличный человек», возможные различия в функционировании мозга и восприятии информации, а также этичную лексику в отношении других людей. В итоге оказывается, что никто из ребят уже не помнит, из-за чего началась их дурацкая ссора, зато они знают и помнят работы художника Стивена Уилтшира, феноменальная память которого сформировалась из-за наличия у него синдрома саванта. В итоге оказывается, что все они – чуткие и эмпатичные ребятки, просто не всегда умеют найти нужные слова. А ещё оказывается, что для них я тоже стала своей, потому что, ну, при чужом человеке не ссорятся и с чужим человеком на двенадцать минут после звонка не задерживаются на поболтать.
И всё же, кино про птичьи голоса у нас получилось снять. Не Мосфильм, да, и рядом не стояло наше качество, и с фокусом проблемы кое-где, но ребятки старались изо всех сил.
