Европа + Убийство

Василий Осипович Ключевский (1841—1911) Сочинения: Сочинения: В 9-ти т. Т. IХ. М.: Мысль, 1990.
Дневниковые записи
1905 г. [Ранее 7 января]
...
У нас исчезли все идеи и остались только их символы, погасли лучи, но остались тени.

Как они легко и охотно г[ово]рят, легче и охотнее, чем размышляют. Завидно!
Бюрократия есть сила, утратившая цель своей деятельности и потому ставшая бесцельной, но не переставшая быть сильной. Вы без нее не обойдетесь или сами в нее переродитесь.

России больше нет: остались только русские.

20 дек[абря]
Политические мысли
Я не сочувствую партиям, манифесты которых сыплются в газетах. Я вообще не сочувствую партийно-политическому делению общества при организации народного представительства. Это: 1) шаблонная репетиция чужого опыта, 2) игра в жмурки. Манифесты выставляют политические принципы, но ими прикрываются гражданские интересы, а представительство частных интересов — это такой анахронизм, с которым пора расстаться. Все платформы грешат одним недосмотром: они спешат установить, т. е. предопределить, направление нашего будущего конституционного законодательства, а наша ближайшая задача и забота — обеспечить и подготовить самый орган конституционного представительства.
Оппозиция против правительства постепенно превратилась в заговор против общества. Этим дело русской свободы было передано из рук либералов в руки хулиганов.

Лето 1909 (с 10 мая)
Заметки
...Историк задним умом крепок. Он знает настоящее с тыла, а не с лица. Это недостаток ремесла, как кривизна ног у портного. Отсюда оптимизм историков, их вера в нескончаемый прогресс, ибо зад настоящего краше его лица. У историка пропасть воспоминаний и примеров, но нет ни чутья, ни предчувствий.

...Изучение нашего прошлого небесполезно — с отрицательной стороны. Оно оставило нам мало пригодных идеалов, но много поучительных уроков, мало умственных приобретений и нравственных заветов, но такой обильный запас ошибок и пороков, что нам достаточно не думать и не поступать, как наши предки, чтобы стать умнее и порядочнее, чем мы теперь.

1909 г. 20 дек[абря]
Дифференциация просвещения идет об руку с поляризацией бедности и богатства.

1911 г.
[Ранее 30 января]
Общие заметки
Посредник между правит[ельство]м и кр[естьяни]ном — помещик — создан в XVIII в., после 1762 [г.]. Описанные до стр. 22 Leibeigenschaft — не наше холопство: не личная, а реальная неволя; везде элемент права, крепки земле.
Крепостной труд — ежеминутный саботаж — работа, низверженная до допускаемого законом минимума.
Нынешняя политика: менять законы, реформировать права, но не трогать господствующих интересов.
Чем более сближались мы с З[ападной] Европой, тем труднее становились у нас проявления народной свободы, потому что средства западноевропейской культуры, попадая в руки немногих тонких слоев общества, обращались на их охрану, не на пользу страны, усиливая социальное неравенство, превращались в орудие разносторонней эксплоатации культурно безоружных народных масс, понижая уровень их общественного сознания и усиливая сословное озлобление, чем подготовляли их к бунту, а не к свободе. Главная доля вины — на бессмысленном управлении.
Земледелием кормятся в Англии 17%, в Германии — 35,5, Франции — ?, России — 75%.

культурно безоружные массы...

30 янв[аря]
В нашем обществе, проходящем еще периоды геологического образования, каждое сильное лицо само вырабатывает понимание вещей и правила своей деятельности из самого процесса своей личной жизни, свободной от преданий, заветов, чужих опытов. Он, как Адам, дает вещам свои имена. Отсюда разнообразие характеров и неуловимость типов, рыхлость общества и непривычка к дружной деятельности плотными крупными союзами. У себя дома мы сильнее, чем на улице. Личный интерес господствует над общественным.
Противоречие в этнографическом составе Русск[ого] государства на западных европейских и восточных азиатских окраинах: там захвачены области или народности с культурой гораздо выше нашей, здесь — гораздо ниже; там мы не умеем сладить с покоренными, потому что не можем подняться до их уровня, здесь не хотим ладить с ними, потому что презираем их и не умеем поднять их до своего уровня. Там и здесь неровни нам и потому наши враги.

Умолчание Св[ода] зак[онов] об юрид[ических] и политических] основах права крепости производит такое впечатление, что обе стороны, правит[ель]ство и дворянство, признавали это право чем-то таким, что превратится в постыдное и ни в каком государстве не допустимое безобразие, как скоро в него будет внесена хотя микроскопическая доза права.

Павел, Ал[ександ]р I и Николай I владели, а не правили Россией, проводили в ней свой династический, а не государственный интерес, упражняли на ней свою волю, не желая и не умея понять нужд народа, истощили в своих видах его силы и средства, не обновляя и не направляя их к целям народного блага.
Закон жизни отсталых государств или народов среди опередивших: нужда реформ назревает раньше, чем народ созревает для реформы. Необходимость ускоренного движения вдогонку ведет к перениманию чужого наскоро.

1.Наша история XVIII и XIX вв. Коренная аномалия нашей политической жизни этих веков в том, что для поддержания силы и даже существования своего государства мы должны б[ыли] брать со стороны не только материальные, но для их успеха и духовные средства, которые подрывали самые основы этого государства. Люди, командированные правительством для усвоения надобных ему знаний, привозили с собой образ мыслей, совсем ему ненужный и даже опасный. Отсюда двойная забота внутренней политики: 1) поставить народное образование так, чтобы наука не шла дальше указанных ей пределов и не перерабатывалась в убеждения, 2) нанять духовные силы на свою службу, заводя дома и за границей питомники просвещенных борцов против просвещения. Трагизм положения в XIX в.— против правительства, борющегося со своей страной, стал просвещенный на правительственный кошт патриот, не верящий ни в силу просвещения, ни в будущее своего отечества.

27 ф[евраля]
2. П[авел] погиб от матерней придворной знати, подобно азиатским деспотам. Либерализм его старшего сына — азиатская трусость, старавшаяся заслониться от этой старой екатер[ининской] знати английски воспитанной либеральной знатной молодежью, потом сволочью вроде Аракчеева. Но о связи нравственной с русским обществом он, может быть, думал только в первые годы. 14 декабря показало и случайному царю, и придворной знати их общего врага — дворянскую европейски образованную и пропитавшуюся в походах освободительными влияниями Запада гвардейскую офицерскую молодежь. Отсюда две тенденции нового царствования. Первая — обезвредить гвардию политически, сделав из нее со всей армией автоматический прибор для подавления внутренних массовых движений; здесь, а не в военно-балетном увлечении источник скотски бессмысленной фрунтовой выправки.
Другая тенденция — вывести вольный дух в классах, доступных западным веяниям. С достижением обеих целей — возможность эксплуатировать непонятного и потому страшного зверя — народ. Двойной страх вольного духа и народа объединял династию и придворную знать в молчаливый заговор против России. На Сенатской площади голштинцы живо почувствовали свое нравственное отчуждение от страны, куда занес их политический ветер, и они искали опоры в придворном кругу, в который Ник[олай] старался напихать как можно больше немцев. С вольным духом в обществе надеялись справиться жандармскими умами, а с кр[естья]нским народом — приставленными к нему пьявками в виде помещиков с их выборными предводителями и судебно-полицейскими агентами. А[лександ]р I относился к России как чуждый ей, трусливый и хитрый дипломат, Н[иколай] I — как тоже чуждый и тоже напуганный, но от испуга более решительный сыщик.

Василий Осипович Ключевский (1841—1911) Сочинения: Сочинения: В 9-ти т. Т. IХ. М.: Мысль, 1990.
Афоризмы и мысли об истории
Тетрадь с афоризмами
[1891 г.]
1. Закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности.

5. Человек — это величайшая скотина в мире.
6. Наша государственная машина приспособлена к обороне, а не к нападению. Она дает нам столько же устойчивости, сколько отнимает подвижности. Когда мы пассивно отбиваемся, мы сильнее себя, ибо к нашим оборонительным силам присоединяется еще наше неумение скоро понять свое бессилие, т. е. наша храбрость увеличивается тем, что, испугавшись, мы не скоро собираемся бежать. Напротив, нападая, мы действуем только 10% своих сил, остальное тратится на то, чтобы привести в движение эти 10%. Мы точно тяжеловооруженный рыцарь средних веков. Нас победит не тот, кто рыцарски правильно атакует нас с фронта, а кто из-под брюха лошади схватит нас за ногу и перекувырнет: как таракан, опрокинувшийся на спину, мы, не теряя штатного количества наших сил, будем бессильно шевелить ногами, ища точки опоры. Сила есть акт, а не потенция; не соединенная с дисциплиной, она сама себя убивает. Мы низшие организмы в международной зоологии: продолжаем двигаться и после того, как потеряем голову.

9. Мужчина любит женщину чаще всего за то, что она его любит; женщина любит мужчину чаще всего за то, что он ею любуется.
10. Семейные ссоры — штатный ремонт ветшающей семейной любви.

13. Когда дурак начинает считать себя остроумным, количество остроумных людей не увеличивается; когда умный человек признает себя остроумным, всегда становится одним умным меньше и иногда одним остроумным больше; когда остроумный начинает считать себя умным, всегда одним остроумным становится меньше и никогда не бывает одним умным больше.

15. Только в математике две половины составляют одно целое. В жизни совсем не так: например, полоумный муж и полоумная жена — несомненно две половины, но в сложности они дают двух сумасшедших и никогда не составят одного полного умного.

18. Женщины, не любившие в молодости, под старость бросаются в благотворительность. Мужчины, начавшие поздно размышлять, обыкновенно пускаются в философию. Последним философия так же плохо заменяет понимание, как первым благотворительность — любовь.

21. Исключения обыкновенно правильнее самого правила, но они потому не составляют правила, что их меньше, чем неправильных явлений.

24. Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.

26. Мужчина любит обыкновенно женщин, которых уважает; женщина обыкновенно уважает только мужчин, которых любит. Потому мужчина часто любит женщин, которых не стоит любить, а женщина часто уважает мужчин, которых не стоит уважать.
27. Хорошая женщина, выходя замуж, обещает счастье, дурная — ждет его.
28. Политика должна быть не более и не менее как прикладной историей. Теперь она не более как отрицание истории и не менее как ее искажение.

32. Республиканцы в монархиях—обыкновенно люди, не имеющие царя в собственной голове; монархисты в республиках — люди, замечающие, что другие его теряют.
33. Вся разница между умным и глупым в одном: первый всегда подумает и редко скажет, второй всегда скажет и никогда не подумает. У первого язык всегда в сфере мысли; у второго мысль вне сферы языка. У первого язык секретарь мысли, у второго ее сплетник или доносчик.

Жоффруа Анжуйский по прозвищу Плантагенет (Плантагенет - от латинских planta («растение») и названия дрока — цветка, который был эмблемой Жоффруа) родился 24 августа 1113 года. Титул графа Анжу и Мэна он получил в 1129 году, когда его отец Фульк V, отказавшись от своих регалий во Франции в пользу сына, уехал в Иерусалим. Туда его пригласил король Иерусалима Балдуин II, который, не имея наследников мужского пола, объявил своей наследницей дочь Мелисенду. Выдав её за авторитетного рыцаря, коим и был Фульк, зарекомендовавший себя во время крестового похода, Балдуин рассчитывал защитить наследство своей дочери. Фульк согласился на свадьбу, однако выдвинул требование, что после смерти Балдуина он получит титул короля и будет править вместе с Мелисендой. Иерусалимский король, немного подумав, согласился на эти условия.

За год до своего отъезда в Святую землю Фульк организовал брак между своим сыном Жоффруа и дочерью английского короля Матильдой, для которой это был уже второй брак. В возрасте семи лет ее обручили с Генрихом V, императором Священной Римской империи, и в 1111 году отправили на воспитание ко двору жениха в Германию. Спустя три года в немецком городе Вормс состоялось бракосочетания Генриха V и Матильды, получившей титул императрицы, который она впоследствии с гордостью носила до конца своей жизни. В 1125 году император Генрих V скончался, оставив свою супругу вдовой. Матильда была вынуждена вернуться на родину в Англию, где спустя два года король Генрих I объявил ее наследницей английского трона и выдал замуж за Жоффруа Анжуйского, чем сильно разозлил своих баронов. Благодаря этой свадьбе Генрих хотел заручиться поддержкой анжуйского герцога, дабы совместно дать отпор французскому королю Людовику VI, пытавшемуся подчинить себе Нормандию. Хоть местная знать и не желала видеть правителем Англо-нормандской монархии представителя Анжуйского дома, главного соперника Нормандии в Северной Франции, Генриху все же удалось своим авторитетом заставить баронов присягнуть Матильде на верность.

Что же до новобрачных, то поначалу отношения у них не складывались - сказывалась большая разница в возрасте (Жоффруа было четырнадцать лет, а Матильде — около двадцати шести), а также взрывные темпераменты обоих супругов. Уже через год после свадьбы, став полноправным правителем герцогства Анжу, Жоффруа отослал жену вместе со всем её имуществом в Руан. Лишь спустя три года супруги вновь воссоединились и даже зачали ребенка - 5 марта 1133 года у них родился сын, которого назвали Генрих.

В 1135 году король Англии Генрих I умер. Как было сказано выше, престол должен был перейти Матильде, однако английские бароны сразу же после смерти монарха отказалась от своих клятв в верности будущей королеве и избрали на престол Стефана Блуаского - племянника умершего короля. Большую роль в этом деле епископ Винчестера Генрих Блуаский, по совместительству родной брат Стефана. Он сумел подговорить духовенство признать Матильду незаконнорождённой — якобы её мать, Матильда Шотландская, до замужества с Генрихом I пребывала в монастыре, а значит, была связана обетом безбрачия и не могла претендовать на корону Англии. Соответственно, и все потомки от нее не считаются. Разумеется, Матильда не оценила такого поворота событий и была решительно настроена отстаивать свои права. Результатом этого династического спора стала гражданская война в Англии, продлившаяся почти 20 лет. Ознакомиться с ее перипетиями можно здесь «Анархия». Стефан против Матильды в войне за английский престол

Пока Матильда отстаивала свои права в Англии, Жоффруа со своей армией вел планомерное завоевание нормандских городов, сочувствующих королю Стефану, К 1144 году ему удалось привести под свой контроль большую часть герцогства и провозгласить себя герцогом Нормандии. Жоффруа активно обучал военному делу своего сына Генриха, и когда тому исполнилось 14 лет, отправил его во главе небольшого отряда в Англию для активизации борьбы против короля Стефана. Однако эта экспедиция потерпела полный крах - войска, сражающиеся на стороне Матильды, потерпели сокрушительное поражение, а сам Генрих был взят в плен. Лишь великодушие короля Стефана, жившего по рыцарским заветам, позволило юному Генриху избежать позора - Стефан не только не стал требовать выкуп за сына нормандского герцога, но и оплатил его расходы по отправке того домой. Как показало будущее - это был крайне недальновидный поступок.

В 1151 году скончался Жоффруа Плантагенет, в результате чего Генрих стал единоличным герцогом Нормандии. 18 мая 1152 года Генрих сочетался браком с Алиенорой Аквитанской, и под властью Плантагенета оказалась большая часть территории Франции, получившее впоследствии название «Анжуйская империя» (Второй крестовый поход. Алиенора Аквитанская - супруга двух королей).

Приобретя обширные владения на континенте, Генрих решил завоевать английскую корону (Матильда к тому времени уже бросила попытки вернуть себе престол). В 1153 году его войска высадились на острове и победным маршем пошли по Англии. Генриху удалось захватить города Малмсбери, Лестер, Татбери, Дерби и Бедфорд, после чего его армия повернула к Темзе и двинулась на войска короля Стефана. К этому времени позиции английского короля значительно ослабли, и его бароны убедили Стефана в необходимости компромисса. У города Уоллингфорд состоялась встреча Генриха и короля Стефана, где были согласованы условия перемирия, а чуть позже в Вестминстере был заключен мирный договор, положивший конец долгой гражданской войне в Англии. Стефан признал Генриха своим наследником на английском престоле, а тот, в свою очередь, принёс присягу верности королю и гарантировал неприкосновенность земельных владений его сына Вильгельма. В начале 1154 года в Оксфорде английские бароны принесли оммаж Генриху как наследнику короны Англии. 25 октября 1154 года Стефан скончался, и английский престол вступил Генрих II Плантагенет.

Как муж Алиеноры Аквитанской, имевшей наследственные права на Тулузу через свою бабку Филиппу Тулузскую, сразу после восшествия на английский престол Генрих II заявил о претензиях на графство. В 1159 году Генрих начал военную кампанию против родственников своей жены и взял Тулузу в осаду, однако на помощь городу пришла армия французского короля Людовика, который по очевидным причинам теперь испытывал крайнюю неприязнь к Генриху. У английского короля в распоряжении не было достаточных сил для сражения с французской армией, и он был вынужден снять осаду и уйти от стен города не с чем.

Во внутренней же политике в начале своего правления Генрих направил все свои силы на подчинение себе английской духовенства. Церковь считалась неотъемлемой частью английского государства и часто использовалась в целях пополнения королевского бюджета. В частности, священнослужители были обложены крупным налогом для финансирования Тулузской кампании короля. Генрих II также полностью контролировал процедуру избрания епископов и аббатов и подолгу держал вакантными церковные должности для изъятия соответствующих доходов в свою пользу. Надеясь полностью взять церковь под свой контроль, в 1162 году Генрих добился избрания на пост архиепископа Кентерберийского (глава всей английской церкви) своего друга Томаса Бекета.

Бекет был канцлером Англии, а также воспитателем сына Генриха - хронисты зафиксировали слова принца о том, что канцлер выказывал ему больше отеческой любви за один день, чем родной отец за всю жизнь. Также Бекет командовал походом на Тулузу. Все это показывает, что Генрих доверял Томасу как себе и был уверен, что на посту епископа Кентерберийского Бекет будет ему полностью подвластен. Однако, встав во главе английской церкви ( до этого у Томаса даже не было сана священника), Бекет неожиданно решил яро отстаивать права священнослужителей и вписать свое имя в историю католичества. Новый архиепископ резко изменил свой образ жизни, и если раньше он вёл обычную жизнь придворного, то после принятия сана стал предаваться аскетическим практикам, много молиться и стал заниматься благотворительностью.

30 января 1164 года на собрании знати и духовенства в Кларендонском дворце Генрих II предъявил присутствующим для подписания так называемые Кларендонские конституции — 16 статей, существенно ограничивавшие привилегии Церкви. В частности, 3-я статья обязывала клириков, обвинённых в уголовных преступлениях, предстать перед светским. Ранее же священников мог судить только духовный суд, который обычно применял к своим собратьям в качестве санкции за преступления только наложение некрупного штрафа. В результате этого со времени восшествия Генриха II на английский престол до 1163 года английскими священнослужителями было совершено более 100 убийств, за которые они, в сущности, не понесли никакого наказания. Также выдвинутый английским королем законопроект запрещал епископам и клирикам покидать Англию без разрешения короля и запрещал отлучать от церкви королевских вассалов и чиновников без разрешения монарха. Присутствовавшие в Кларендоне представители духовенства одобрили конституции, но Бекет хоть и заявил о своём согласии с их содержанием, отложил их подписание. Заручившись поддержкой Папы Александра III, который отказался признать конституции, так как они противоречили каноническому праву, Бекет объявил об отказе от подписания Кларендонских конституций. В ответ на это Генрих II обвинил архиепископа в растратах казны в период его канцлерства и хотел отдать того под суд, однако Томас успел бежать во Францию, где его с радостью принял Людовик VII.

Бекет прожил в изгнании 6 лет и все эти годы вел политическую борьбу против английского короля. В июне 1170 года по указанию Генриха II его сын и наследник Генрих Молодой был коронован в Йорке, хотя традиционно английских королей венчали на царство архиепископы Кентербери. Бекет подал протест, который был поддержан папой Александром III, угрожавшим Генриху II отлучением от церкви. Генриху пришлось пойти на мировую с беглым архиепископом. В качестве знака королевского раскаяния Томас Бекет потребовал от короля опубликовать в Англии папские послания, осуждавшие Кларендонские конституции, и низложить трёх епископов, совершивших йоркскую коронацию. Хоть английского короля данные требования сильно разозлили, он все же позволил Томасу Бекету вернуться в Англию.

В декабре 1170 года Томас Бекет с триумфом вернулся в Англию - его и лодку, в которой он высадился на берег, восторженные богомольцы несли на руках до Кентербери. Ободрённый такой встречей Томас Бекет немедленно отлучил от Церкви трёх виновных епископов. Узнав об этом, находившийся в Нормандии Генрих II, согласно распространённой легенде, гневно воскликнул: «Неужели никто не избавит меня от этого мятежного попа? » Четверо рыцарей, находившихся в этот момент рядом с королем, восприняли слова короля в качестве приказа и немедленно отбыли в Кентербери. Там они разыскали архиепископа и сообщили ему, что король вызывает его для суда в Винчестер, но Бекет отверг это требование и ушел читать мессу. Тогда рыцари, вооружившись, ворвались в собор, где Томас возглавлял вечерню, и зарубили его на ступенях, ведущих к алтарю, Согласно хронисту рыцаря нанесли Бекету четыре удара мечом по голове, и лишь на третьем ударе архиепископ упал со словами: «Я принимаю смерть во имя Господа и отдаю свою душу на суд Божией Церкви». Четвёртый удар мечом раздробил ему голову.

Убийство архиепископа у алтаря в его собственном кафедральном соборе потрясло средневековую Европу. Папа римский Александр III причислил Томаса Бекета как священномученика к лику святых, а Архиепископ Нормандский наложил на Англию интердикт (отлучение от церкви). Для получения прощения и возвращения в лоно церкви Генриху пришлось публично пойти на унижение. 12 июля 1174 года он прибыл к гробнице Томаса Бекета. Король спешился и пошел, как кающийся паломник в рубахе и с босыми ногами по улицам Кентербери в сторону собора. Там он, преклонив колени, поцеловал священный камень, на котором был убит архиепископ. Он оплакивал Бекета перед склепом и говорил о своем раскаянии в произнесенных роковых словах. Далее произошло что-то совсем из ряда вон выходящее - монахи, аббат и епископ по настоянию короля высекли его плетью на могиле святого Томаса, где он умолял о прощении... Пройдя через этот позор, Генрих искупил свою вину, и папа Александр III снял наложенный на Англию интердикт.

Культ же святого Томаса быстро распространился по Европе, и гробница Бекета стала местом массового паломничества. Спустя несколько столетий, в 1538 году, в ходе английской Реформации по приказу короля Генриха VIII гробница Томаса Бекета была вскрыта. Украшавшие её ценности были конфискованы, а один из бриллиантов был помещён в королевский скипетр. В том же году был издан официальный запрет именовать Бекета святым, из церквей были изъяты его изображения, а из богослужебных книг - все упоминания о нём. Утверждается также, что Томаса Бекета по приказу Генриха VIII судили посмертно по обвинению в государственной измене и обманном присвоении себе титула святого. Считается, что мощи святого были сожжены, а прах развеян по ветру, но официального подтверждения этому нет. Возможно, они были тайно перезахоронены крипте Кентерберийского собора, в 1888 году там были найдены останки, возможно, являющиеся спасёнными мощами святого. Несмотря на такие репрессии, в народе еще долгое время относились с почтением к памяти святого Томаса.

Продолжение следует...