Запрещёнки хотите? Тайно анонимно конфиденциально приватно
Ещё больше умопомрачительной, с ног сшибающей и душераздирающей информации в несуществующем Telegram-канале
Ещё больше умопомрачительной, с ног сшибающей и душераздирающей информации в несуществующем Telegram-канале
Настя давно перестала бояться подниматься на чердак, как и твари, что там жила, пусть она в любой момент могла сожрать и её саму… Такой расклад в прошлом казался ей привлекательным, потому что после предательства Мирона, да ещё с этой сукой Эльвирой Павловной, разорвавшего на куски её сердце и всю любовь, на которую, как сама всю жизнь думала Настя, она была неспособна, ей часто хотелось умереть, а как – и не важно.
Ступеньки под ногами практически не скрипели, и тишина в подъезде стояла такая плотная, словно неживая, так что Настя слышала своё дыханье, вдыхала запах пыли и едва заметный медный – крови, которой веяло уже ближе к чердачному люку.
В сумке сопела старая собака, её не пришлось даже кормить, как Настя поначалу думала сделать, а птица и вовсе не трепыхалась, что наводило Настю на мысли, что та уже сдохла или задохнулась, хоть сумка была специально, чтобы избежать подобной ситуации, неплотно закрытой…
Повозившись с замком, она отбросила чердачный люк и снова прислушалась – тихо. Запах соломы и едкий – мускуса ударил в нос вместе с медным душком, а ещё крепко пахло сеном и пылью.
К царящей наверху темноте следовало привыкнуть. Чтобы получилось быстрее, Настя зажмурилась, затем, удобно схватившись руками за пустые края люка, втянула себя наверх.
Сердце затрепетало, ускорив свой бег. Настя сглотнула вдруг ставшую вязкой слюну, потому что наверху, даже в этой тишине, всё же как и прежде, сколько себе ни тверди обратное, ей становилось не по себе…
«Давай живее, покончи с этим! Давай, девочка, поторопись!» - начала вести мысленный монолог Настя, вытаскивая из карманов болоньевой куртки завёрнутые для безопасности в газету нож и верёвку.
Верёвку привычно обмотала за балку, второй конец предназначался собаке, чтобы не сбежала. А на пасть животному надевался кожаный намордник, который после трапезы твари, вздохнула Настя, всегда валялся среди комьев шерсти, перьев и костей. Остатки съеденных тварью животных и птиц она убирала с пола и закапывала в подвале ещё с тех пор, как была наказана за проступок с Мироном, и предполагала, что так Эльвира Павловна мучает её неспроста, а надеется, что однажды тварь Настю потреплет, если и не растерзает при случае…
Ворона она выпускала, предварительно, как и остальных птиц, затаскивая, по собственным ощущениям, к центру чердака, чтобы там твари было легче его схватить… Так тоже заставляла её делать хозяйка, но вскоре Настя уже привыкла и выполняла требуемое без напоминания.
А вот сейчас страх снова вернулся, и она снова погружалась в воспоминания, но вместо хороших и светлых, как хотелось, пусть совсем редких моментов в её жизни, именно сейчас нахлынуло другое, ненавистное, горькое, что та полынь, если её разжевать.
Настя увидела своего Мирона случайно – в комнате без окон, той, с обоями в цветочек и постоянно меняющейся мебелью, ведь хозяйка в этой комнате держала своих «дойных коров», иначе – пленников, у которых брала для твари кровь.
Мирон был в одних кальсонах, сидел на кровати и даже её не заметил, смотрел прямо в стену, слегка улыбался, а по груди стекали капли пота. На табуретке рядом стоял поднос с пустыми тарелками и высокими стеклянными бокалами – такие Настя видела в шкафу в кабинете хозяйки. Её внезапно пробрало до озноба, нехорошая догадка заставила сглотнуть слюну и замереть со щёткой и тряпкой в руках, а затем решительно подойти к приоткрытой двери и позвать его по имени.
Мирон в ответ даже не шевельнулся, от этого Насте хотелось разрыдаться. Потому что, глядя на такое родное лицо, она не знала, что и думать, а еще, потому что уже успела оплакать его смерть, зная, что Эльвира Павловна мужчину живым не отпустит, а тут такое…
И не видно капельницы для сбора крови. А почему он тогда не отзывается? Заглядевшись на Мирона, Настя позвала его снова, и собственный голос вдруг дрогнул от нахлынувших эмоций, а взгляд снова задержался на посуде, на бокалах, где на левом Настя неожиданно рассмотрела чёткое и ярко-красное пятно… Это ведь не иначе как отпечаток губ хозяйки?
Внутри зрел громкий вопль, а сердце замерло. Она не осознавала, что разжала пальцы и уронила щётку, тряпку на пол. А ладони уже сами закрывали рот.
- Раззява! - громкое хозяйское имело эффект болезненной оплеухи и сразу отрезвило Настю.
Эльвира Павловна, в шёлковом халате, с распущенными волосами, в лакированных туфлях на шпильке, упёрла руки в бока и при этом хищно усмехалась, а в ярко-голубых глазах плескалось льдистое презрение и такое женское торжество, что Настя онемела, теперь интуитивно сознавая, что происходит и какова новая роль Мирона.
Очередная резкая и сильная боль сдавила сердце до немоты.
- Займись, курва, делом! - пригрозила Эльвира Павловна и, цокая каблуками, зашла в комнату, закрыв за собой дверь. Щёлкнул замок.
Ноги Насти подкосились, и, застонав, она села прямо на пол, всхлипнула, вдыхая оставленный в коридоре запах Эльвиры Павловны. Пахло жасмином, мускусом и ладаном…Этот запах был идеален для хищной соблазнительницы, но для Насти он ассоциировался со склепом, смертью и похоронной процессией. А ещё с крушением всех надежд разом.
Настя зажмурилась, затем резко вдохнула и выдохнула. От давнишних горьких и тяжких воспоминаний сейчас накатил озноб, и появилась неприятная дрожь в пальцах. Она покачала головой, волевым усилием собираясь, отказываясь мириться с возникшим состоянием, заставляя его убраться прочь.
Собака продолжала спать, даже привязанная. Сделав ещё несколько шагов вперёд, в густую чердачную темноту, Настя подступила как можно ближе к логову твари. И тут пол на чердаке громко и протяжно скрипнул под ногами Насти. Она прислушалась и замерла. Всё тихо. Вот и хорошо. Можно достать ворону из сумки.
Неожиданно сонная было ворона в её руках затрепыхалась, затем и вовсе вырвалась, упала на пол, захлопав крыльями, но лететь, как и двигаться ещё не могла. Птица шаталась, как пьяная, и вдруг, словно в гневе и недоуменье, она громко каркнула.
Звук неприятно резанул по нервам Насти, как бы негласно предупреждая побыстрее уходить. В глубине чердака тихонько зашуршало и затихло, так, если бы оно точно не хотело быть услышанным.
«Тварь проснулась!» От озарения сердце Насти ёкнуло, а ладони мгновенно взмокли.
Она выключила фонарь и, прислушиваясь, медленно сделала шаг назад, затем ещё один, стараясь не наступить на тот участок пола, где скрипело.
Шуршание повторилось на этот раз ближе и громче. Ворон снова каркнул и взволнованно забил крыльями в попытке взлететь. Настя вновь замерла, слушая и всматриваясь в глубину чердака, давая себе передышку, чтобы глаза адаптировались к темноте.
Сильный хлопок крыльев и новый звук, тонкий и как бы придушенный, такой, как если бы сломалась куриная кость при сильном и резком сдавливании. Настя похолодела, потому что внезапно обрела уверенность, что тварь теперь смотрит ей прямо в спину, как видит и приготовленную к угощению привязанную собаку… И, возможно, сейчас тварь выбирает между ней и собакой.
Настя моргнула и стиснула кулаки, сжимая потной ладошкой ручку фонаря. Глаза привыкли, и темнота посерела. Она уже видела выход с чердака. Глубоко вздохнув, Настя побежала туда, отметая адреналиновой вспышкой все посторонние мысли.
Когда вернулась в квартиру, Людка уже проснулась и, зевая, выходила из гостиной. Судя по вспотевшему лбу и улыбке, температура у неё спала.
- Есть хочу! - заявила она и отправилась на кухню. Аппетит был хорошим признаком, как считала Настя, и она улыбнулась в ответ, сразу же нахмурившись, когда услышала треньканье домашнего телефона.
«Елы-палы, совсем от хозяйки покоя нет». Она спешно сняла куртку, разулась и, оставив сумку с вещами в коридоре, бросилась к телефону.
- Алло! - вышло – запыхавшись.
- Где шастаешь, а, курица? За временем совсем не следишь, давай быстро ко мне! - приказала Эльвира Павловна, как обычно внезапно оборвав связь. Чертыхнувшись про себя, Настя положила трубку, сразу вспоминая, что забыла хозяйке отчёт написать, поэтому, вероятно, придётся вот сейчас его лично держать при ней с глазу на глаз.
Эльвира Павловна неаккуратности и запущенности во внешности не любила; грязи на одежде и немытого тела не одобряла.
В любое другое время Настя бы, как минимум, вымылась и причесалась, надела бы что-нибудь из приличных вещей, а не то, что было сейчас на ней. Но времени нет. «Ох, нынешнюю оплошность хозяйка наверняка запомнит, и, если ничего не скажет сейчас, то потом мне аукнется», - подумала Настя и пулей влетела в квартиру Эльвиры Павловны, через входную дверь, которую хозяйка днём обычно оставляла открытой, потому что часто вызывала к себе служанок, ибо выходила по своим личным и таинственным делам. К тому же возиться с замком Эльвира Павловна не терпела, только на ночь запирала дверь постоянно.
В хозяйкиной квартире вкусно пахло едой, что значило: та расправилась с наготовленным. «И, возможно, сытый желудок сделает её добрее», - подумалось Насте.
Настя закрыла за собой входную дверь и ещё пару секунд постояла в коридоре, приводя как мысли в порядок, так и сбитое дыхание. Вдох, выдох. Тишина. Тишина в квартире хозяйке всегда настораживала и угнетала. «А ну-ка соберись», - приказала себе Настя и пошла по коридору.
Так, дверь в гостиную была заперта, а вот кабинетная оказалась слегка приоткрыта. Чем не знак. Больше не медля, Настя направилась туда и, прежде чем её рука коснулась округлой дверной ручки, она на всякий случай постучала.
- Заходи! - послышалось изнутри, и, кажется, голос хозяйки был спокойным.
«Не накручивай себя раньше времени. Хватит», - снова приказала себе Настя, со вздохом открыла дверь и вошла.
Эльвира Павловна сидела за своим антикварным письменным столом, с раскрытым толстенным гроссбухом, куда ежедневно записывала едва ли не каждое своё действие. Вот где хранилась россыпь хозяйских секретов.
Она была в овчинном полушубке, надетом поверх модной блузки с цветочным узором тёмного цвета. На губах – любимая красная помада, только волосы хозяйки оказались не собраны, как часто бывало – в деловой пучок, а просто заплетены в косу.
- Садись, - так же спокойно указала Эльвира Павловна, переводя взгляд на кресло, стоящее рядом со стеллажом. Она так делала редко, обычно Насте и Людке приходилось стоять на месте и хоть при этом смотреть на Эльвиру Павловну свысока, но чувствовать себя в таком положении очень неудобно и некомфортно, как на допросе при аресте. И оттого желать как можно скорее уйти, чем стоять вот так под пригвождающим к месту взглядом ярких голубых глаз хозяйки и мучиться всякими навязчивыми негативными мыслями, постоянно страшась неожиданного, часто зависящего от настроения и капризов Эльвиры Павловны гнева за любую свою, даже малейшую провинность.
Настя сглотнула слюну и села в кресло, сложив руки на коленях. Эльвира Павловна улыбнулась и, прицыкнув языком, сказала:
- Ну, что ты, Настюха, как неродная? Совсем зашуганной стала. Ай, яй, яй. Негоже так. Скоро и своей тени будешь бояться… - Она разочарованно покачала головой, вдруг добавила: - Помню, как тебя нашла, то ой какой же бойкой девицей ты была и глаза свои никогда при разговоре в сторону не отводила. А сейчас что, постарела, ослабла? Да?!
То был вопрос и утверждение одновременно – решила Настя, намереваясь что-то сказать, но снова не осмелилась…
Эльвира Павловна встала, захлопнула гроссбух, затем направилась к остеклённым полкам на всю стену до потолка, откуда, повернув в замочке маленький ключик, достала закупоренный пробкой графин с янтарно-розовой жидкостью.
- Мм, моя дорогая Настенька. Есть у меня для тебя лекарство. Ты заслужила своими стараниями. Или считаешь, что я такая занятая стала, что совсем ничего не замечаю?
- Ну, что вы, Эльвира Павловна… - замялась от неожиданной щедрости хозяйки Настя.
А Эльвира Павловна уже и пипетку достала, и стакан и всё на стол свой поставила. Затем ловко откупорила графин и с помощью пипетки накапала в стакан эликсира, а затем, разулыбавшись, и ещё полпипетки добавила.
- Заслужила – повторюсь, Настенька. Как выпьешь и сразу помолодеешь, а там посмотрим весной, может, и увеличу тебе дозу, как считаешь? А сейчас угощу ещё тебя коньячком самым лучшим!
Настя почувствовала, как краска заливает лицо.
Эльвира Павловна снова направилась к полкам, и тут зазвонил мобильный телефон. Знаменитая классическая мелодия «Времена года - Лето» наполнила кабинет, исходя из красной кожаной сумки хозяйки, висевшей на спинке стула Эльвиры Павловны. Она развернулась на звук, снова прицыкнула языком и сказала:
- Стакан потом принесёшь, а сейчас можешь быть свободна и дверь за собой закрой.
Настя поторопилась уйти, крепко схватив стакан, уже думая, как разбавит эликсир водой и сама выпьет половину, а половину – Людке, чтобы к завтраку подруга полностью оклемалась и была бодрой, как огурчик. И за обязанности свои взялась, чтобы никаких вопросов и подозрений у хозяйки не вызывать. К тому же Настя уже так сильно устала подругу подменять, что просто хоть лбом об стенку бейся, и такой подарок щедрый от Эльвиры Павловны стал для неё сродни настоящему чуду.
Она дошла ровно до кухни, как услышала глухой и полный боли стон. Мирон? Стон задел Настю за живое. Шевельнулся внутри червячок страха и, что таить, паники.
Забыв и о Людке, и обо всём остальном, она рванула на кухню. Позвала одними губами, затем чуть громче, но в ответ услышала только очередной стон. Глухой, тоскливый такой, словно шёл от непреодолимой и сильной боли.
Настя вздохнула, ощутила, как бросило в дрожь от дурного предчувствия. Ладно!.. Она поставила стакан на стол и полезла под раковину, согнувшись в три погибели, морща нос от едкого запаха пота, немытого тела и мочи.
Мирон лежал на спине в закутке за шкафом. Бледный даже в сумраке застенка, больше напоминал труп, и если бы не стон и слабое свистящее дыхание, то Настя решила бы, что он умер.
«Мирон», - снова позвала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, как сдавливает холодом область сердца. Чёрт возьми! Мысли в голове внезапно превратились в гадливых и влажных червяков, полных обречённости, когда она потрогала его пышущий от жара лоб, нутром осознавая: шанс выкарабкаться без помощи у него мизерный.
«Ох», - вздохнула Настя и тихонько всхлипнула, но снова заставила себя собраться. Такой смерти Мирон, по-настоящему прошедший сквозь огонь, воду и медные трубы, не заслужил. Она не позволит.
Поэтому, выбравшись на кухню, Настя тихонько набрала воды из крана, а сердце при этом в груди бухало, как ошпаренное. Ведь Настя в довесок ко всему прислушивалась, неимоверно сильно страшась скрипа двери из кабинета Эльвиры Павловны или цокота её каблуков в коридоре.
Что тогда со всеми ними будет, если хозяйка поймает на помощи Мирону? Ехидный внутренний голос мгновенно подсказал Насте ответ: за такой проступок последует мучительная смерть в зубах твари, или, аналогично Мирону, её закуют в цепи. Или?.. Настя отрезала свой внутренний голос на корню и, покачав головой, снова согнулась, чтобы заползти под раковину к Мирону.
- Ну, давай же, пей… Давай, открой рот… - в гневе и отчаянии с силой разжимала пальцами ему губы и вливала разведённый водой эликсир, большая часть которого просто разливалась.
Настя уже устала с ним возиться, от этого страшно разозлилась и собралась просто уйти, плюнуть. А Мирон вдруг захрипел, закашлялся, открыл глаза и стал пить, давиться, но глотать.
- Всё хватит, родной, оставь капельку Людке… - опомнилась Настя, когда в стакане действительно оставалась всего пара капель разведённого водой эликсира. Мирон смотрел осоловело, едва ее узнавая, как сквозь тяжкую пелену смотрят по крепкой пьяни или в тяжкой болезни.
- Не волнуйся, полегчает, ложись и спи… - бросила ему Настя и вернулась на кухню. Там было тихо, и она глубоко вздохнула с облегчением, радуясь своему везенью.
Затем буквально на цыпочках вышла из кухни и спешно, стараясь не шуметь, миновала коридор, то и дело прислушиваясь, но слыша только отдающийся болью в висках собственный грохочущий пульс.
- Ух, пронесло! - снова выдохнула про себя, только сейчас на подъездной площадке почувствовав, как взмокло от напряжения всё тело, а теперь, наоборот – зазнобило от холода. Поежившись, Настя приободрила себя мыслью о горячей ванне. И Людке нужно было отдать капли эликсира и попросить, чтобы она в хозяйкиной квартире позднее посуду вымыла и чистоту на кухне навела, чтобы там всё сверкало и блестело, глаза радуя.
В мире частная жизнь - всего лишь иллюзия. Сейчас весьма распространена практика телефонной слежки. Дам вам пару советов о том, как понять, что ваш мобильник прослушивается.
А еще больше советов, на моем канале в Телеграм: @Teneved
Вы когда-нибудь задумывались о том, как место, где мы живем, и даже фамилия, которую мы носим, могут влиять на наше благополучие? Вот несколько любопытных аспектов 👇
Энергетика дома: место, где мы живем, обладает уникальными вибрациями. Номер дома, его расположение и окружающая среда могут оказывать сильное влияние на наше настроение и энергию в этой обстановке.
Улица и её история: улица, на которой мы живем, со своей историей и названием, также вносит свой вклад в нашу жизнь. Говорят, некоторые улицы приносят удачу и процветание своим жителям.
Фамилия мужа: фамилия мужа может повлиять на энергетическую совместимость пары и общее благополучие в браке.
Важно помнить, что наше благосостояние зависит не только от внешних факторов, но и от нашего самоощущения и отношения к жизни. Создавайте свое счастье там, где вы есть! 💫
Мы могли встретить их в забытых книгах или услышать об их силе в старинных легендах. А может это воспоминания из другой жизни, которые отголоском прошлого откликаются в нас. Эти символы, как невидимая нить, связывают нас с мистическим наследием человечества, пробуждая воспоминания, заложенные глубоко в нашем сознании.
⭐️ Пентаграмма: пятиконечная звезда в круге, остается символом защиты и магической силы. В современной магии её используют для создания защитных полей и ритуалов.
🇹🇲 Анкх: древнеегипетский символ жизни, продолжает ассоциироваться с бессмертием и энергией жизни, часто используется в лечебных ритуалах.
🐍 Уроборос: изображение змеи или дракона, кусающего себя за хвост, символизирует вечный цикл рождения и возрождения, а также единство противоположностей.
👁 Трикветра: кельтский символ, состоящий из трех переплетенных дуг, представляет собой концепцию троиц и баланса между различными аспектами бытия.
В этом синтезе древнего и нового кроется невиданный потенциал для прорывов как в духовных, так и в научных сферах.
К 2134 году, загадочные символы, корнями уходящие в глубокое прошлое, сохранят свое значение. Они станут основой в изучении магических явлений, помогая разгадывать тайны Вселенной.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Мирону не спалось, всё крутило живот после забродившего кефира, и он уже раз пять опорожнялся в своё ведро, забиваясь под раковину за шкафчик. Хотелось воды, во рту было сухо, и уже подташнивало, и он опасался, что вообще заболел.
Умереть в муках не хотелось, как раньше. Наверное, смирился, прижился даже так, как собака. Хуже собаки. Терпел в ожиданье, затаившись, стараясь лишний раз не шевелиться, слыша, как ходит по коридору ведьма, не хватало ещё привлечь внимание и тем разозлить…
Она, сука треклятая, действительно была ведьмой. А как иначе за столько лет не постарела совсем, не захирела, а напротив, молодела, словно у той яблочки какие молодильные при себе имелись.
«Сука, спи, терпи, старый паршивец», - уговаривал себя Мирон, но не получалось, так и сидел, мучился.
Вот шаги ведьмы затихли. Он собирался выбраться и попить воды и выставить ведро с нечистотами под крышкой за дверь кухни, зная, что Настя потом уберёт, но только успел выпить глоток воды, как ведьма была уже тут как тут. Он и замер, испугавшись так сильно, что начал икать, забыв и про воду, и про всё на свете.
- Что, падаль, жажда мучает? А ну пошёл к себе в конуру, живо! - громыхнула Эльвира Павловна и так жутко, с лютой злобой глянула, что Мирона мелкой дрожью накрыло, а живот заревел, и кишечник расслабился прямо в штаны. Она услышала, выругалась, пнула ногой прямо по почкам, Мирон отпустил края раковины, всхлипнул придушенно и упал на линолеум, ударившись животом.
- Паскуда старая, всё никак не сдохнешь, не угомонишься, - продолжала пинать по бокам Мирона носком домашних туфель разошедшаяся не на шутку Эльвира Павловна, не слыша ни его стонов, ни хрипов, ни тихой мольбы…
Он уже начал терять сознание, даже вдруг обрадовался, ощутив облегчение, что вот, наконец, и всё – конец его мучениям. Зазвонил домашний телефон. Настойчивая трель словно отрезвила ведьму, она остановила на полпути занесённую для удара ногу, замерла сама, затем вздрогнула. На взмокшем от пота лице на мгновение проступила дикая ярость, а затем сменилась растерянностью. Эльвира Павловна выпрямилась, вздохнула, буркнув себе под нос:
- Ах. Хватит с тебя, собака неблагодарная, - и поначалу медленно, а потом всё убыстряющееся походкой покинула кухню.
Мирон нашёл в себе силы уползти под раковину и забиться за шкаф, всё ещё надеясь сдохнуть и освободиться от всего сразу. Но едва прилёг на тряпьё и вонючий тонкий матрас, как провалился в сон, такой глубокий, что был сродни коме. И снилось ему прошлое, яркое, дышащее ощущениями и красками, что словно происходило сейчас взаправду.
Ведьма, как и предполагал Мирон, вернулась в комнату быстро и принесла поднос с едой, полным тёмной жидкости графином и пустым стаканом.
Она распустила свои волосы, красиво заколов густые пряди с вдруг совсем исчезнувшей сединой на затылке. Ярко накрасила губы, нарумянилась и принарядилась – и выглядела так молодо и страсть как хорошо, что Мирон, как зачарованный, смотрел на её изящную фигуру с женственными изгибами. Смотрел на её яркие красные, красивой формы губы, на длинные ресницы, вдыхал запах мускуса, жасмина и слегка резких благовоний, такой невероятно приятный запах, который был лучше всяких духов, что им словно невозможно было надышаться.
Помимо воли Мирон улыбнулся, вдруг так в присутствии женщины ему хорошо стало, и не волновало ничего вообще, кроме этой молодой красавицы, а та ласково и нежно улыбалась ему.
Но только стоило встретиться с ней взглядом, как Мирон стал тонуть в ледяном озере голубизны внутри её глаз. И страшно, и жутко ему вдруг стало, а едва отвёл глаза - полегчало, сразу пришёл в себя и вспомнил, кто она такая - и как он сам попал сюда.
- Ну что, любовничек, вижу, нравлюсь тебе сильно, как женщина, и оттого поладим, не так ли? Сыт будешь, а главное – цел и невредим, пусть и со мной рядом, там посмотрим, - продолжала она ласково, но вместе с тем настойчиво убеждать Мирона.
- Ведьма, не быть между нами того, чего хочешь… За кого ты меня принимаешь? За кобеля какого, кому стоит только кость кинуть да поманить – и придёт? Противно мне, неужели не видишь, не чувствуешь этого?! - гневно воскликнул Мирон и попытался встать со стула, но верёвки не дали, только в груди от усилий защемило, и в голове пусто стало, а в глазах чёрные точки, как мушки мелкие, роем закружились…
- Сопротивляешься, Мирон, и тем нравишься мне ещё больше. Сядь, успокойся, поешь, выпей, там полегчает – и окрепнешь. А когда я снова приду, больше церемониться не буду. Знай, что своё так или иначе возьму, - погрозила тонким пальцем с длинным наманикюренным ногтем. Затем встала легко и плавно и, звонко рассмеявшись, быстро ушла.
Только хлопнула за её спиной, как по волшебству, дверь, а в комнате пахнуть травами сильнее стало, но уже совсем не приятно, гадливо до тошноты, словно твари какие адские этот запах издавали…
Мирон сильно вздохнул и усмехнулся горько, разглядывая верёвки на запястьях и лодыжках, а они вдруг истлели сами по себе, и пепел исчез.
Он проморгался, зажмурился, руками пошевелил, ноги распрямил, встал. А жуть в сердце как прикипела, холодная, липкая, расползшаяся ознобом и мурашками по коже, противными такими, словно это муравьи бегают по его телу, шевеля своими крохотными лапками.
– Сука, - выдохнул снова и уселся обратно на стул, в желудке урчало от голода просто невыносимо, и он уставился на поднос с едой с мыслью, что, если бы ведьма хотела его отравить, не предлагала бы соглашение совсем иного рода. Мирон таки встал и, на подкашивающихся ногах добравшись до подноса, жадно принялся за еду.
Собаку и птицу Настя поместила в своей квартире в клетках, потому что у хозяйки места не было, решив, что избавится от живности в первую очередь чуть попозже.
Затем налила им воды, чтобы не сдохли раньше времени, и занялась едой для себя и подруги Людки, которая поесть очень любила, но от еды не толстела, как Настя. Все в её жилистом и ширококостном теле мгновенно сгорало. Да что сказать? У подруги и перистальтика была как у той утки, так же часто на горшок ходила.
Вот если бы и фигура ещё у неё была более женственной, хозяйка и Людку точно запрягла бы соблазнять мужиков. Но, увы, к подруге мужики не липли, что мухи, как к самой Насте.
Она помимо воли улыбнулась, ловко нарезая овощи для куриного супа и засыпая их в кипящую воду, затем помешала скворчащее на сковородке сало с луком. Теперь оставалось только забросить отмокающую от избытка крахмала, с утра почищенную картошку.
Телефонный звонок был от Тани, пышнотелой и богатой, но глупой и совершенно не привлекательной женщины, платившей Эльвире Павловне за эликсир для снижения аппетита. Любившей поговорить, точнее, вывалить, в общем-то глупые и по-детски наивные свои обиды на чужие плечи, которых в жизни Тани и не находилось, кроме как за деньги.
Иногда её звонки Эльвиру Павловну забавляли, однако чаще всего злили. Но злость свою она волевым усилием сдерживала, да так умело, что даже лицом к лицу, ни за что не догадаешься, если она внутри вся исходила паром, как чайник на плите.
- Да, Танечка, слушаю... - прокашлявшись, ласково отозвалась Эльвира Павловна, сконцентрировавшись и считая про себя сначала до десяти, затем ещё раз до десяти, пока не замедлилось биенье сердце, а дыханье не выровнялось. Пока она не успокоилась, вслушиваясь и поддакивая, где это требовалось болтливой тараторке Танечке, вкладывая в голос максимальный градус эмоций и сопереживания, сама же при этом усмехалась и качала головой, в который раз поражаясь, как можно такой вот, как Таня, тупоголовой на свете жить и при этом быть обеспеченной материально.
И сама себе на это Эльвира Павловна отвечала, что не иначе как быть для таких, как она сама, хищниц законной добычей на всех основаниях.
Вскоре она втянулась в разговор, попутно задавая вопросы, которые помогали прощупать все слабые места Тани. И наконец сама Эльвира Павловна заразилась неким азартом, который избавил от прежней ярости.
Поэтому и Мирон оказался совершенно забыт, словно и не было у неё не больше получаса назад приступа ярости и агрессии по отношению к старику.
Настроение Эльвиры Павловны улучшалось на глазах. Таня собиралась и дальше принимать эликсир, хвалилась крохотными, но такими значимыми для женщины успехами, а ещё упрашивала записать её на приём. И в этот момент расчётливая Эльвира Павловна встрепенулась, намеренно сказав, что в ближайшее время у неё все часы приёма расписаны. При этом едва удержалась от торжествующего смешка (успев вовремя прикрыть рот ладонью), когда Таня, едва не всхлипывая в трубку, стала умолять пойти ей навстречу, говоря, что заплатит вдвойне, а то и втройне к обычному тарифу.
- Хорошо, милая, - профессионально остановила Эльвира Павловна Таню на двойном тарифе, добавив, что постарается потеснить остальных заказчиков и выделить ей время и потом сразу перезвонить.
Внезапно желудок так сильно заурчал, что Эльвира Павловна едва не застонала, и голова тоже вдруг закружилась. Она чертыхнулась про себя, укоряя себя за забывчивость, ведь нельзя баловаться эликсиром и забывать о побочке – повышенном питании, а сильный голод и вовсе ни в коем случае не следует в таких случаях игнорировать.
Она вежливо попрощалась и, положив трубку, поспешила снова на кухню. Сейчас все мысли Эльвиры Павловны сконцентрировались на еде.
Людка всё никак не могла побороть простуду: кашляла, даже привычный ей хороший, что у того чернорабочего, аппетит снизился вдвойне. Она еле ковырялась вилкой в тарелке с картошкой, только суп съела, видимо специально, потому что знала о пользе куриного бульона.
Настя за подругу беспокоилась и думала при случае отдать свою порцию эликсира, который в зимнее время у капризной хозяйки было не заслужить и не выпросить. Не раз в плохом настроении Эльвира Павловна смеялась Насте в лицо и крутила пальцами фигу, безо всякого зазрения совести подсовывая её своим служанкам под нос.
Поэтому налив вторую стопку водки для Людки, она в который уже раз за эту неделю сказала, чтобы та улеглась на диван, закутавшись потеплее, и не забыла носки надеть из собачьей шерсти, которые Настя собственными руками связала с шерсти заманенных и схваченных для убоя животных. …
А что такого? Не пропадать же добру?! Настя действительно так считала, потому что от этой своей гнилой жизни стала совсем практичная по натуре, особенно когда животные попадались длинношёрстные и пушистые…
Твари на чердаке ведь тоже всё равно, лишь бы мясо свежее было и, желательно, живое, напуганное, чтобы вкуснее жрать.
Вот то, что сегодня нашла Настя: как собака, так и ворона – никуда, кроме как на корм твари, не годились. Поэтому от них надо сразу избавиться, отдать твари первоочерёдно, чтобы не сдохли от собственной доходяжности. Мало ли. Вот. Сейчас она как раз этим и займётся…
Обнаружив, что ворона уже практически оклемалась, значит, приманки совсем мало сожрала – сделала вывод Настя, подумав, что с этого хорошего будет только одно: тогда на чердаке полетает, твари ведь тоже разминаться надо. Настя вздохнула, повела плечами, покрутила шеей, разрабатывая её. Ох, как же она устала! Сейчас бы самой крепко и долго поспать, водки тоже выпить и не одну стопку, а так, чтобы забыть обо всём на свете, пусть оно и временно. Но, увы, она стиснула губы, сжала кулаки, понимая: нет, нельзя сейчас расслабляться, ещё столько всего нужно сделать...
И нарочно вспомнила про Мирона, про все, что случилось с ним, с ними обоими – такое жестокое и несправедливое. За обман и приворот Мирона Эльвирой Павловной следовало отомстить, не дожидаясь никакой кары свыше.
Ведь Настя уже давно убедилась, что нет в мире никакой справедливости, как и светлых сил, присматривающих за людьми сверху. Нет их. Иначе бы ничего подобного ни с Мироном, ни с ней не произошло.
И за всё это она воздаст сполна Эльвире Павловне, как только разведает все её секреты. А как только тварь даст потомство, она сбросит с плеч ненавистное ярмо и освободится как сама, так и Мирона с Людкой освободит, а хозяйку отравит крысиным ядом. Это самое простое, что она могла бы для треклятой ведьмы придумать. К тому же и яд в чулане имелся с тех времен, когда ещё в их доме крысы и мыши водились.
Она горько хмыкнула, утёрла рукой слёзы, выступившие от всё ещё тяжёлых, пусть и давнишних, но таких невыносимо реальных воспоминаний.
А следом нахлынувшая ярость разогнала кровь. На губах Насти появилась кривая ухмылка. Она приказала себе собраться и пошла на кухню за верёвкой для животных, за ножом и ключом от чердака, где лениво дремала в зимней спячке тварь, просыпающаяся разве что глубокой ночью для кормёжки. Только нужно было приманить её запахом свежей крови.
За кухонным окном сыпал крупный снег. В раковине накопилась посуда, и, вообще, кухня, как и квартира, требовала уборки. А что тогда делается в квартире у Людки? Совсем она, наверное, заросла пылью со своими болезнями, если Настя позволяет себе подобное распустительство?
Вот когда она, наконец, отомстит, то они все уедут куда подальше, но обязательно туда, где есть море. Настя всегда мечтала увидеть морскую гладь вблизи, вдохнуть запах соли и водорослей, погреть ноги в песке. Эх, снова накатили эти мечты, всегда они приходили не вовремя.
Дела постоянно звали её – в основном мелкие. Но их было так много плюс постоянная беготня от внезапных поручений хозяйки – это отнимало всё время. А еще, наверное, сказывался возраст, оттого и постоянная усталость. Не было у Насти уже той живости в теле, вот и не получалось успевать со всеми обязанностями, чтобы оставалось для себя свободное время.
Поэтому Настя постоянно недосыпала. Ведь для мести и своей сенсационной затеи (она собиралась написать книгу – обязательно будет фантастический бестселлер! – о хозяйке и всех тех, кого та замучила ради своего бессмертия и корыстных целей.) А для написания книги столько нужно надиктовать воспоминаний в диктофоны устаревших кнопочных телефонов, до коих хозяйке никогда не было никакого дела, и задуманное предстояло совершить Насте помимо основной работы.
Мирон в своём закутке еле дышал, погрузившись в сон, такой крепкий, что был близок к коме. Не слышал он ни жадного чавканья Эльвиры Павловны за столом, ни звона прибора, ни вкусных запахов разогретой в микроволновке пищи.
Не слышал он и того, как, побросав большую часть посуды в раковину, громко отрыгнув, ведьма ушла.
Мирон, находясь, на грани жизни и смерти в своём состоянии, сознанием улетел в прошлое, туда, где ещё в его сердце теплилась надежда…
Ведьма пришла, как и обещала. Вот взяла и появилась в комнате, а Мирон даже не слышал, ни как скрипнула дверь, ни её шагов, пока она не рассмеялась, рассмотрев, как он катается по полу и стонет, объятый жаром желания. Потому, что ведьма подлила афродизиака ему в еду.
Она присела рядом с ним, провела пальцами по густым светло-пшеничным волосам, взмокшим от пота, обдавая своим запахом, сладким и терпким – и таким для Мирона вдруг ставшим неожиданно приятным, что он помимо воли заскулил и тут же сжал зубы…
- Ну, ну, мой хороший, мой красивый, - приговаривала ведьма полушёпотом, хриплым и таким соблазнительным, что он застонал, чувствуя, как скручивает всё тело дугой.
- Я сейчас тебе помогу, сейчас полегчает…
Эльвира Павловна начала его раздевать своими тонкими пальчиками с длинными наманикюренными ногтями, ловко расстегивая пуговицы рубашки. Затем избавилась от ремня, стянула брюки и навалилась сверху, щекоча лицо Мирона своими чёрными и густыми волосами без седины.
- Сука, - хрипло выдавил он. - Треклятая сука, - пытался отвернуться от её напомаженных и оттого липких губ, но потом, когда её умелые руки оказались в его паху и стали ласкать вздыбленный член, то застонал, и всё забылось в болезненной лихорадке страсти.
Ведьма всегда была сверху, и с каждым оргазмом Мирон чувствовал, что отдаёт ей не только семя, но и свои силы. Она стонала и рычала по-звериному: ненасытная, настоящая дьявольская бестия, бесконечно долго мучила его в своё удовольствие. Пользовалась как каким сексуальным рабом. Но как же во время соития Мирону было хорошо, прямо до боли…
Только потом, когда ведьма, наконец, насытилась и ушла, Мирон ощутил опустошение и на коже невидимую едкую грязь, выступившую вместе с липким потом.
В комнате страшно воняло смесью мускуса и зверя, а он был так истощен, что даже не мог заснуть, просто лежал, пребывая в пустоте и терзаясь сильной жаждой, не в силах ни подняться, ни вообще о чем-то думать.
…Как-то совсем незаметно сон-воспоминание Мирона ушёл, сменившись просто сном без сновидений, исцеляющим и крепким.