Чердак. Глава 15/23⁠⁠

Чердак. Глава 1/23

Чердак. Глава 2/23

Чердак. Глава 3/23

Чердак. Глава 4/23

Чердак. Глава 5/23

Чердак . Глава 6/1/23

Чердак. Глава 6/2 /23

Чердак. Глава 7/23

Чердак. Глава 8/23

Чердак. Глава 9/23

Чердак. Глава 10/23

Чердак. Глава 11/23

Чердак. Глава 12/23

Чердак. Глава 13/23

Чердак. Глава 14/23

- Кыш, проклятый нахлебник! Не мозоль глаза, падаль! - сменив ботинки на домашние тапки, прикрикнула Эльвира Павловна на выползшего из кухни деда Мирона и так злобно посмотрела, что дед, звеня цепью, снова уполз на кухню, хоть жрать хотел немилосердно. Эльвира Павловна частенько забывала покормить его.

Эльвира Павловна поставила пустую миску на пол, поджав губы – поглядывая на пустые клетки. Срочно нужно купить курей и кроликов. Тварь проснулась на два дня раньше положенного и была чертовски голодной.

Закрывшись в кабинете, она выпила полную рюмку коньяка и снова накапала себе эликсира. Для себя, любимой, не жалко! Всё дело в девчонке, в её отнюдь не слабой воле: сопротивлялась гипнозу, падаль. Что ж, сама виновата, теперь как раз будет, что скормить твари, чтобы умаслить.

С такими мыслями Эльвира Павловна уселась в кресло и вызвала в квартиру этих ленивых клуш – служанок, сразу загрузив работой. Уборка, стирка, готовка сама себя не сделает!

Отдала приказы – сразу полегчало, даже разулыбалась. Подошла к зеркалу, рассматривая лицо, с удовлетворением отмечая приятную упругость кожи возле подбородка и шеи. Желательно бы этот омолодительный процесс ускорить. А для этого тварь нужно кормить хорошо и досыта. Подкрасив губы и пощипав для румянца щёки, она сняла платок и расчесала свои густые чёрные волосы, отмечая, что былая седина практически исчезла. В животе забурчало, коньячок навеял аппетит.

- Людка, Настя! Что копошитесь? Ужин готовьте, квартиру убирайте, лентяйки! - выдала Эльвира Павловна, выходя из кабинета. И, уперев руки в бока, она медленно стала обходить квартиру, чтобы приметить все, что надо было привести в порядок и сказать служанкам.

Олеся поставила телефон и ноутбук на подзарядку. Выпила ещё чаю, приготовила деньги на магазин и автобус, включая пересадку. Жара и тишина в квартире угнетали. Зевнула и, поставив будильник на телефоне на полшестого утра, пошла спать.

Из глубокого сна Олесю вывело шуршание на потолке, резкое и противное, навеяв мысли о крысах. Только этого не хватало!.. Пришлось включить свет настольной лампы, которую она предусмотрительно поставила рядом с диваном, благо длины шнура хватало. Зевая, жмурясь, уставилась на потолок, словно могла увидеть, что там творится на чердаке, и своим недовольством заставить крыс убраться восвояси.

Направилась в коридор. Пол под босыми ногами местами поскрипывал, что действовало на нервы. Вот никогда бы не подумала Олеся, насколько сильно привыкла к шуму. Привычным шум был и дома, и у предыдущей квартирной владелицы: постоянные звуки шагов, разговоры, крики, смех, ругань, громкая музыка, выстрелы из кинофильмов, шум сливаемой соседями воды в бачке унитаза. Всё это, в целом, была жизнь. Здесь же – вот что внезапным озарением признала девушка, тишина была мёртвой и оттого неприятной. Шуршание не возобновлялось, пока ходила в туалет и пила кипячёную воду. И вот снова заскреблось, едва улеглась. Пришлось накрываться с головой одеялом, и не важно, что было жарко: слушать крысиные перебежки на потолке – действовало на нервы.

Проснулась Олеся вся в поту. Размытый сон оставил гнетущее впечатление, и, пока Олеся принимала душ, затем пила дешёвый растворимый кофе, приторно-сладкий, как любила, наносила лёгкий макияж у зеркала, чтобы замаскировать следы усталости, и чистила зубы, остатки сна донимали самой яркой, запомнившейся до мельчайших деталей картиной. Олеся стояла возле входной двери квартиры дяди Жоры в одной пижаме и в тишине прислушивалась, уверенная, что за дверью кто-то или что-то есть и так же прислушивается к ней с обратной стороны двери. Она осмелилась приоткрыть дверь – всего чуть-чуть до натяжения цепочки – и закричала, когда увидела в тускло-жёлтом, каком-то неправильном сумрачном свете подъездной площадки что-то крупное, мохнатое, тёмное и кожистое.

Брр. Какая мерзопакость. А ну, прочь, дикие мысли, из головы.

Эльвира Павловна вставала задолго до рассвета. Медитировала, пила травяной витаминный чай, делала упражнения. Затем следовал контрастный душ, массаж лица и всего тела. Ох, как же сильно ей нравилось наблюдать, как прожитые годы буквально снимаются вместе со старой, омертвевшей пластами кожей со всего тела в горячей, специально приготовленной ванне. Как с каждой порцией эликсира становится более упругой и бархатистей новая кожа, уходит вялость и дряблость, уменьшаются в размере старческие пятна, как задорно приподнимается грудь, а тело наливается молодостью. Скорее бы уже, скорее бы достигнуть желаемого: снова увидеть в зеркале ту самую двадцатилетнюю красавицу, белокожую, изящную, энергичную, чтобы снова жить на полную катушку.

Вот тогда она и уедет отсюда, тогда с тварью будет в расчёте.

Эльвира Павловна усмехнулась своему отражению, накрасила губы ярко-вишнёвой помадой в цвет сегодняшнему шёлковому платью, которое всё равно приходилось прятать под овечьей жилеткой. Из-за трансформации тела она постоянно мёрзла и оттого употребляла жирную, калорийную пищу, но в этом был свой плюс: можно ни в чём себе не отказывать.

А чтобы как следует обеспечивать свои потребности, Эльвире Павловне приходилось заниматься разными нехорошими и опасными махинациями. Зато азарт в процессе этих тёмных, рискованных делишек бодрил её сильнее утреннего кофе.

Вот и сегодня после завтрака ей снова придётся наведаться в городской офис.

Дед Мирон, эта многократно пытающаяся сбежать шкура, забился в свой угол под раковиной и глодал брошенные Людкой и Настей кости. От его противного, хлюпающего чавканья похлёбки с объедками в миске Эльвира Павловна скривилась.

Увидев хозяйку, дед Мирон весь сжался, левое веко его белесого глаза задёргалось. Он опустил голову, забыв и про кости, и про свой голод.

- Цыц, не шевелись, - усмехнувшись, сказала ему Эльвира Павловна, заглядывая в огромный современный холодильник. В животе заурчало: чего только в холодильнике ни было.

Она отвесила в сторону плотные шторы. Захотелось увидеть, что там творится на улице. Сквозь заговорённые окна никто из редких прохожих, как бы ни старался, ничего не смог бы рассмотреть в квартире. К сожалению, фокус с заговором не срабатывал на твари, поэтому приходилось завешивать на ночь как шторы, так и жалюзи везде на окнах внутри дома, где включали свет. Эльвира Павловна не раз наблюдала, как свет привлекал тварь, словно ночного мотылька - огонь костра. А затем злил опасное существо, порождая вспышку голода. Поэтому, прежде чем Эльвира Павловна догадалась об этой особенности твари, так много жильцов погибло. И, чтобы уладить все последующие проблемы, был исчерпан весь её денежный запас на чёрный день.

Итак, подогрев половинку мясного пирог в микроволновке, она заварила в турке кофе, часть отлила в термокружку – взять с собой. Сделала бутерброды с сыром и ветчиной, с солёным огурцом, тоже с собой. Затем пожарила тосты, намазав их персиковым джемом и злорадно поглядывая на деда Мирона, изо рта которого, как у голодной собаки, текла слюна. И всё же хорошо она его выдрессировала, молчит и не двигается, знает, что будет, если попадёт под горячую руку. Забавно, что не сдох, падла: ни когда отняли для твари руку, ни затем – когда в наказанье за побег отрезали ногу. Крепким и живучим оказался дед Мирон: режешь его, а он, как червяк земляной, ползёт себе дальше.

А вот и студенточка побежала – посмотрела в окно Эльвира Павловна. Вот надо не забыть заглянуть в квартиру Мухомора. Поручим-ка это Насте. Ох, Мухоморчик, сколько меняй, не меняй замки, а без толку, когда хозяйка всего дома – настоящая ведьма. Можно и двери не закрывать. Коль надо будет, она и без ключа зайдёт.

Посуду Эльвира Павловна принципиально не мыла: наваливала гору в раковину – девки-служанки разберутся. Меньше спать будут.

Квартиру она покинула без десяти девять. Как раз успевала на маршрутку до центра… С модной лакированной сумочкой в руках, в сапогах до колена, на удобных каблучках и в болоньевом, карамельного цвета пальто, приобретённом для статуса деловой женщины на распродаже в бутике. На голову Эльвира Павловна цепляла чёрный французский беретик, который хоть и не грел, зато смотрелся – ой, как стильно!.. И заметно молодил. Не каждая зрелая дама позволит себе такую молодёжную вольность. Напоследок она покрутилась перед зеркалом и надела строгие очки-хамелеончики. Взяла перчатки и с сумочкой в руках вышла из квартиры. Двери Эльвира Павловна никогда не запирала – только в кабинет, чтобы служанки Людка да Настя лишний раз не искушались без спросу эликсирчика попробовать и её вещи, памятные, дорогие, в своих загребущих ручках подержать.

До офиса на маршрутке ехать минут сорок. Ну, что поделать, если её дом располагался в таком захолустье?.. Зато при желании можно и клиентов приметить, особенно если ездишь поздно вечерком. Уставшие после работы люди пребывают как раз в том самом, нужном для Эльвиры Павловны состоянии, в котором они наиболее сильно поддаются её гипнотизирующему взгляду, помимо воли рассказывая о наболевшем да тайном. А что ещё располагающему психологу со степенью да с огромным стажем (пусть и купленным) для успешной, а главное – денежной практики в офисе нужно?

Олеся на «отлично» сдала зачёт и во время обеда вдоволь наговорилась с девчонками, засыпавшими её настолько всевозможными сплетнями, что на целый год хватит. Гламурные блондинки из богатых семей дружили с Олесей из-за Женьки, но она мирилась с положением дел, считая такой союз взаимовыгодным. Зато не скучно.

Второй экзамен девушка тоже сдала автоматом, что оказалось неожиданно приятным, потому что появилось время съездить в гипермаркет за продуктами. Или?.. Поддавшись порыву, она направилась в библиотеку с бесплатным вайфаем и час потратила на то, чтобы найти себе новое жильё на две недели, но всё оказалось слишком дорогим. Даже если попросить у отца взаймы, что будет очень стыдно. Можно было обратиться к блондинкам-однокурсницам, но Олесю сдерживал тот факт, что придётся рассказать о причине переезда, а она только час назад дала понять, что съёмное жильё вполне себе комфортное и даже пошутила о его дешевизне. Глупости. Вот почему проклятое чутьё сегодня с самого утра не даёт покоя и сейчас буквально кричит, требуя, чтобы девушка в квартиру больше не возвращалась.

«И что ты предлагаешь? Ночевать на вокзале? - вела сама с собой мысленный диалог. - Издеваешься, а что дальше?! Потерпим ещё один денёк, а завтра я поспрашиваю у блондинок, обещаю». И отпустило, видимо, сошлись с чутьём на компромиссе.

Гипермаркет порадовал ценами и акциями. Девушке снова повезло: большинство продуктов из её списка продавались как раз по акциям. На радостях она даже мороженое и кофе себе купила в мини-кафе в гипермаркете, решив отметить сдачу зачёта с удачными покупками.

Вот только как всё купленное везти домой? Это ведь целых два тяжеленных пакета. Конечно же, на маршрутке! Самое простое, но не экономное решение, а лучше бы ещё было на такси. «Вот размечталась, дурёха, - укорял бережливый разум, - спустись с небес на землю! - сразу же приводя разумные доводы: - Поздно уже, людей в автобусе будет мало, спокойно сядешь и доедешь с двумя пересадками». Чувствуя, что начинает улыбаться, Олеся пыталась сдержаться, но не выходило - и она улыбалась всю дорогу от гипермаркета до остановки, удивляясь, что в хорошем настроении набитые продуктами пакеты совсем не отягощали рук.

Женьку Синицына застукали с поличным прямо в постели. Его вот уже как полгода постоянная девушка Маша просто тихонько стояла у двери, гневно поджав губы, и с пылающими от негодования щеками смотрела, как он кувыркается со знойной красоткой в постели. Как долго смотрела и слушала – этого Женька не знал: был с головой увлечён в любовные утехи. Пока взгляд мельком не упал на дверь. Ситуация вышла патовая, конечно, но с ним такое было не впервой.

- Козёл. Подлец. Пошёл вон! - громыхнула она, топая ногой и словно на мгновение превратившись в огромного, пышущего злобой и яростью дракона. - И шалаву свою захвати! - окрысилась Машка, став как-то сразу выше ростом.

Женька, собираясь привычно извиниться, вдруг опешил, инстинктивно понимая, что извинения тут не помогут. Белокурая миниатюрная Машка прозрела и теперь не купится на его убеждения.

Знойная брюнетка смотрела с надеждой, на ходу заворачиваясь в простыню. Женька покачал головой, и она, юркнув за шкаф, стянула с пола бельё и платье.

Машка молчала, стиснув в тонкую ниточку пухлые губы, и Женька вдруг рассмотрел её квадратный волевой подбородок, совершенно не сочетавшийся с былым покладистым характером. Да-с, его Дюймовочка совсем не такая, какой казалась раньше.

Женька стремительно собирал вещи, укладывая в спортивную сумку, не забывая закинуть за плечи футляр с дорогой акустической гитарой, с которой в турне не расставался.

Теперь брюнетка недовольно молчала и первой вылетела из квартиры, не получив от Синицына ни обещаний, ни чего-то ещё.

Вот честно, вздохнул Женька, поглядывая на дисплей айфона, с девушками, по ходу, ему не везло. Да, они были в его жизни всегда и так же быстро, как появлялись, исчезали. Он знал, что проблема в нём самом, но меняться совершенно не хотелось, а не хотелось, потому что не получалось. Пробовал – всё оказалось без толку, как и борьба с курением.

Начинался снег… Ближайший банкомат находился в пяти минутах ходьбы.

Чёрт, на карточке оказалась только тысяча рублей. Этих денег ему даже переночевать в гостинице не хватит. Как же он мог забыть, что практически все деньги пошли за снятую квартиру. Машка в этом месяце ещё не внесла в оплату свою долю, из-за того что зарплату задержали.

Женька стал обзванивать друзей, и, как назло, в городе не оказалось никого. Емельян и Валера должны были приехать из Питера через пару дней. Звонить им, скорее всего, бесполезно, разве что просить перевести в долг деньги. А это совсем не по-мужски.

С тех пор как его выгнали из дома родители, Синицын никогда в долг не жил.

От безнадёжности сложившейся ситуации он сел на лавочку. Крупные белые снежинки сыпались на голову, таяли на лице. Темнело угрожающе быстро. Так, сидя здесь, он точно замёрзнет в своём стильном чёрном пальто, в котором даже капюшона нет.

В постоянных разъездах основные вещи умещаются в спортивную сумку, что-то покупается в дороге, но, когда не имеется постоянного жилья, в сувенирах нет смысла. Всё равно приходится выбросить или раздарить.

Только встал, как осенило: вспомнил про двоюродную сестру и что в середине марта она снимает где-то здесь жильё. Порылся в контактах, сразу же набрал, затем отменил звонок, решив ограничиться сообщением.

Ответа пришлось ждать минут сорок. За это время, основательно замерзнув, Синицын заглянул в маленькую кафешку, но ограничился кофе. Цены в столице кусались.

«Пролетарская, дом 48/7. Буду поздно. Синицын, ты что? Серьёзно приедешь?»

Он отправил смайлик – котика с грустными глазами – и выдохнул: ну, хоть не отказала.

Поискав адрес в поисковике айфона, скривился. Ехать туда было действительно долго. «А чего ты вдруг думал, что Олеся обоснуется в элитном районе, в новомодном кондоминиуме со всеми удобствами и шикарным видом из окна? На какие шиши, Синицын? Даже если бы у неё были деньги, расточитель по жизни именно ты, а не сестрёнка. И не в счёт год тотальной экономии, с покупкой земельного участка – по рекомендации толковых и более взрослых друзей музыкантов».

До железнодорожного вокзала пришлось ехать с пересадками даже на маршрутках. С тяжёлой спортивной сумкой в руках и с гитарой за спиной перемещаться в толпе метро, а потом ждать автобуса… Не-а. Синицын отвык от этого, и заставить себя сэкономить не получилось.

Доехать до Пролетарской оказалось полбеды, а вот найти 48 дом – очередная проблема.

Крупный снег падал мокрыми хлопьями, буквально застилая обзор. Рядом с остановкой не работали фонари, и было возмутительно темно и безлюдно. Женька кружил, отчаянно чертыхаясь сквозь зубы, подсвечивая себе путь фонариком айфона, гадая, когда же разрядится батарея. Интернет и мобильная связь вдали от остановки не работали, а он так надеялся воспользоваться навигатором.

И, подумав, что уже окончательно заблудился в бесконечных листах огораживающего стройку забора, как словно из-под земли высмотрел двухэтажный дом. Совершенно тёмный, оттого неуютный. Волосы на затылке Синицына дёрнулись вверх, когда увидел тучную женщину в шапке, в длинной болоньевой куртке и тугими сумками в руках, в которых что-то попискивало и шевелилось.

- Эй, эй, постойте! – крикнул, а в ответ – тишина. Даже её шагов на мягком и мокро хлюпающем под ногами снегу не слышно. Неужели показалось?

Но были следы, которые быстро исчезали, засыпаемые снегом, стремительно падающим с грозного, мрачного до черноты неба в окружающей темноте вокруг.

В доме оказалось всего два подъезда с очень неудобным расположением. Одна из дверей была заперта и находилась за домом. Возможно, что вторая дверь (та, что за домом) вела вовсе не в подъезд – решил Женька, а в технические помещения. Двери, к слову, были деревянные, без нумерации квартир.

Чтобы не мёрзнуть, Синицын зашёл внутрь, ориентируясь по следам исчезнувшей женщины.

В подъезде оказалось тихо и очень тепло, что приятно. Лампочка светила тускло из-за пыльных краёв плафона. А почтовые ящики выглядели старыми и неиспользуемыми: с облезлой краской, без всякой нумерации.

При ходьбе деревянные ступеньки на лестнице постоянно и резко скрипели, что Синицына раздражало и даже более того – нервировало. Наконец Женька остановился на втором этаже, где располагались две квартиры. У ближайшей была на двери цифра семь, нарисованная краской. Дальше виднелась чердачная узкая деревянная лестница.

Женька, увидев цифру семь, выдохнул, успокоившись, понимая, что попал по адресу. Поставил сумку на пол, снял чехол с гитарой. Походил по площадке, присел на чердачную лестницу, но вдруг стало не по себе, словно за ним следили. Потянуло сверху медно-едким, таким горьким, что в горле Синицына запершило… А как зашуршало, зашелестело там наверху, так Женька сразу встал, схватил сумку, чехол с гитарой и побежал вниз. Уж очень не по себе стало.

Глотнул свежего снежного воздуха снаружи - и полегчало. Сердце Синицына застучало от радости, когда увидел женскую фигуру, в простом пальтишке, с широким поясом вокруг тонкой талии, с сумкой в руке, идущую к подъезду с включённым телефонным фонариком. Женька улыбнулся и замахал рукой, крича:

- Привет, Яшкина!

Олеся тараторила всю дорогу до квартиры, рассказывая о матери, об учёбе, о работе. Сразу, как вошли, заперла дверь, даже цепочку накинула – и это так Синицына рассмешило, что он, не удержавшись, расхохотался до слёз на глазах. А Олеся сначала нахмурилась, затем тоже рассмеялась, совсем не понимая причины его смеха, и Женька пытался ей объяснить, что эту тонкую дверь простой удар ногой способен вышибить, что цепочка здесь, если что, поможет как мёртвому припарка.

- Раздевайся, Женька! Руки мой – и пошли, поможешь ужин приготовить, заодно расскажешь, что у тебя случилось.

Олеся подняла плотно набитые пакеты и направилась на кухню.