Чердак . Глава 6/1/23⁠⁠

Чердак. Глава 1/23

Чердак. Глава 2/23

Чердак. Глава 3/23

Чердак. Глава 4/23

Чердак. Глава 5/23

Эльвира Павловна, оставшись в одиночестве, в своём кабинете поднесла мобильный телефон к уху, отвечая на вызов от Танечки – толстушки. Мгновенно переключившись в режим доброго, участливого доктора, она и свой голос сделала подходящим – мягким и паточным.

- Слушаю, - ответила она в трубку, плавно усаживаясь в кресло, приготовившись к долгой и тягостной в целом беседе. Но что было делать? Деньги с неба никогда на неё не падали, и приходилось их зарабатывать, а уж в методах и способах Эльвира Павловна выбирала самые для себя предпочтительные, приносящие, кроме дохода, и удовольствие.

В очередной раз Танечка снова решила поделиться своими достижениями и опасениями. Такое у неё уже бывало, начинала накатывать при плохой погоде хандра, а там и сомнения в собственном успехе.

Эльвира Павловна прекрасно знала, что в таких случаях следовало сказать, чтобы поддержать пациентку и помочь ей, чтобы разжечь угасающий боевой запал, и всё сделать так мягко и незаметно, провернув это как бы Танечкино достижение в свою пользу.

Умела Эльвира Павловна по жизни тонко чувствовать людей, а с полученным даром ведовства и приобретённой с ним силой всё словно само шло у неё как по маслу, даже мысли при беседе читать умела, всё видела насквозь, особенно потаённые людские страхи.

Вот и теперь, обговорила все детали, поддакнув там, где это было необходимо, и, выслушала положенное число сомнений, тоскливой Таниной жалости к себе и обиды, такой по-детски наивной, что становилось откровенно смешно. Смех же Эльвира Павловна скрывала – вовремя себя отдёргивая, стоило только губам начать расползаться в улыбке в преддверии смешка. А потом, конечно же, гордилась собой, как ловкостью и силой ума, так, конечно же, и воли.

Наконец Танечка настолько устала болтать, что, казалось, зевала в трубку и всё благодарила стихшим и хриплым своим голосом после долгой беседы и полученной от Эльвиры Павловны словесной поддержки в виде советов и искреннего участия.

А Эльвира Павловна наслаждалась своей ролью и теперь уже без всякого сдерживания улыбалась, когда Танечка, высказав очередное «спасибо, Эльвира Павловна», стала прощаться.

- Всего доброго, Танечка, - пожелала она и вкрадчиво добавила, чтобы та не забывала хвалить себя почаще перед зеркалом и возле оного отмечать даже крохотные подвижки, особенно в борьбе с лишними килограммами.

Наконец беседа закончилась, и Эльвира Павловна, зевая, положила телефон на стол и потянулась, вытянув руки над головой. Сейчас бы кофе выпить и почитать что полезное – или размять пальцы лепкой из полимерной глины. В последнее время это занятие помогало расслабиться. И, главное, вот у неё получалось очень неплохо. По крайней мере, на занятиях в кружке всегда хвалили. А после лепки можно и эликсирчика на ночь с коньяком, чтобы спать без всяких лишних мыслей в голове.

К слову, о занятиях лепкой. В неожиданном увлечении лепкой крылась заслуга её ненаглядной богатой клиентки Танечки. Как-то она подарила Эльвире Павловне кружку, украшенную узором из полимерной глины, сделанную не ахти как, но Эльвира Павловна из вежливости похвалила – и Танечка расцвела, рассказала, что ходит в кружок, а потом улыбнулась и предложила Эльвире Павловне составить ей компанию, причём первый месяц совершенно бесплатно. Там предложение какое-то действовало: приведи друга или подругу с собой и получи всякие бонусы.

Эльвира Павловна на тот момент немного растерялась и вдруг, сама точно не зная почему, согласилась. А дальше просто в лепку втянулась. И, между прочим, в кружке её ранние успехи хвалили гораздо чаще, чем бывалой Танечки, но та на похвалу Эльвире Павловне совсем не обижалась.

И дальнейшие занятия Эльвиры Павловны продолжала оплачивать из своего кошелька, поясняя, что это подарок такой в честь их дружбы.

Эльвира Павловна, пребывая от собственных мыслей в благодушном расположении духа, окончательно закрыла гроссбух, отложив его в сторону. И отправилась на кухню, решив сделать себе целый кофейник с кофе, чтобы надолго растягивать удовольствие, и при этом думая, остался ли ещё черничный пирог в холодильнике, или придется довольствоваться запасом из шкафчика, где хранились в стеклянных банках карамельки и овсяное, залежавшееся, оттого, вероятно, уже чёрствое, как камень, магазинное печенье.

Увидев стакан с эликсиром, Людка округлила глаза и выдохнула с чувством:

- Ух, ты! Подруга, чем я заслужила?

- Бери, пей и поправляйся. Дел накопилось по горло, - протянула стакан Настя, добавив, что она уже отпила.

- Спасибо, - искренне отозвалась Людка и выпила остатки эликсира залпом. Облизнулась и закатила глаза. Видно было, какое удовольствие она испытывает.

Сейчас – представила Настя – её тело наполняется теплом, согревающим до костей, таким незабываемо солнечным, словно за окном стоит погожий летний день.

Настя отвернулась, не хотела, чтобы выражение лица или что-то такое тоскливое в собственных глазах выдало, ведь Людка поймёт: слишком хорошо её за долгие годы изучила.

- Я пойду в ванну, а потом спать. Когда уйдёшь к себе, дверь в квартиру закрой, хорошо?

- Ладно! - всё ещё не открывая глаз, ответила Людка.

Настя тихонько вздохнула и по пути в ванную зашла к себе в спальню. Подошла к шкафу и взяла чистое бельё и тёплый, застиранный, но такой любимый, когда-то ярко-зеленого цвета халат. Сейчас он был растянутый, линялый, оттого блеклый, но такой памятный. Его давным-давно она купила себе в Польше.

Снова вспомнился Мирон, и она очень надеялась, что ему полегчает, что он внутри крепче, чем выглядит, – с горечью подумала Настя и зашла в ванную, закрыв за собой дверь.

Бельё и халат устроились на крючках, среди полотенец. Заткнув пробкой сливное отверстие, Настя включила воду, повернув кран в ванну. Затем наклонилась и вытащила из тёмных недр ванны картонную коробку, где в целлофане для сохранности лежали её сокровища: неприметные, давно вышедшие из употребления кнопочные телефоны.

Кто бы заподозрил в них угрозу или компромат? Кто бы мог вообще предположить, для чего они ей нужны?.. Вот и неплохие варианты логических объяснений для Эльвиры Павловны у Насти имелось: мол, коллекционирует – вдруг удастся кому продать? И вообще, она только такими умела пользоваться. И вообще, это её личная блажь… Потому что хозяйка раньше едва ли не через день устраивала своим служанкам дотошные обыски… Подозревала в любой мелочи, ругала и грозила страшно, могла в сердцах отлупить совсем не по-женски, с особой, даже маниакальной жестокостью.

Хорошо, что с годами Эльвира Павловна всё же изменила своё отношение к преданным и запуганным и теперь во всём зависящим от её прихотей служанкам. Наверное, и сама от возраста подобрела или всё же убедилась в собачьей верности и преданности своих служанок.

«Эх», - стала перебирать телефоны Настя, пока на дне коробки не отыскала проводные наушники. Было однажды такое, что она действительно испугалась, когда Эльвира Павловна нашла эту коробку и вытряхнула её содержимое на пол. Настя тогда замерла истуканом, все версии объяснений в её голове слились во что-то глупое и неправдоподобное, и вообще мысли спутались. Она потеряла дар речи. А Эльвира Павловна вдруг рассмеялась зло, с ехидцей и превосходством и покрутила пальцем у виска, глянула на Настю снисходительно, как на неразумного в своей блажи и глупости ребёнка, и просто оставила все как есть, ушла. Настю тогда так заколотило, а потом она плакала и смеялась, собирая свои драгоценные телефоны, понимая, что её вот сейчас пронесло по-настоящему.

Воды в ванну набралась достаточно. Запотело от пара небольшое круглое зеркало. Настя разделась, аккуратно положив вещи в пластиковую корзину для грязного белья, потрогала пальцами воду, осталась довольна. Затем присела на пол, снова перебирая телефоны в поисках того на котором она записывалась в прошлый раз.

«Вспоминай, дурёха», - упрекала себя тем, что боялась делать на телефонах пометки, да хотя бы маркером. Людке ведь она тоже ничего не рассказывала, а та и никогда не настаивала, потому что характер такой: простодушная, доверчивая и покладистая. Людка не из тех, кто будет над чем-то глубоко раздумывать.

Но таким, как она, в жизни легче: судьба для Людки меньше обременительна и тяжела.

Так, выбрав две отличавшиеся цветом «мотороллы», Настя подключила наушники и положила телефоны на бортики ванны, затем аккуратно погрузилась в воду сама. Вода была такой горячей, что, казалось, достаёт до костей, но жар ей нравился. Он помогал как следует расслабиться и отрешиться от всего на свете, от дурацких раздумий и всех имеющихся проблем. Жар воды сразу забирал в себя всё ненужное, согревал, настраивал на нужный лад.

Наконец Настя включила первый телефон, вставила в уши наушники и нажала на воспроизведение последнее сохранение аудиозаписи, чтобы послушать.

Собственный голос на записи казался чужим, хриплым каким-то. Или так выходило, потому что Настя всегда записывала, переходя практически на шёпот? Голос на записи был настолько неузнаваем и несопоставим с собственным, что воспринимался Настей, как идущий от совершенно незнакомой женщины. Но этот факт странным образом помогал ей настроиться, вспомнить, особенно сейчас, когда очень долго из-за жадности хозяйки она не принимала целебный эликсир.

Собственная память Насти капризничала, отказываясь раскрываться и вспоминать прошлое. Поэтому часто приходилось прослушивать предыдущие записи – когда одну, а то и вовсе несколько, прежде чем внутри Насти словно поворачивался винт механизма, и нужные воспоминания, наконец приходили.

Как будет происходить сейчас, Настя не знала. Оставалось только надеяться, что всё случится быстро, и она успеет после прослушивания старой записи записать нужное воспоминание на диктофон. И ещё ей очень хотелось, чтобы за это время вода в ванне не остыла.

Мирон, даже пребывая в забытьи, слышал голос Насти. Он звучал для него, как и прежде, хоть голос женщины с возрастом слегка огрубел, изменившись. Настя была рядом, не бросила, не отвернулась. Значит, не остыли её чувства после всего пережитого. Он всегда это знал сердцем. Пусть она и игнорировала его, пусть он едва различал, что она ему говорит… Просто от осознания того, что Настя рядом, Мирону становилось легче.

Настя дала ему что-то выпить, пыталась раскрыть рот, разжимала пальцами зубы, но сквозь тяжкий и глубокий, как могильный саван, сон он смог хотя бы в этом процессе ей помочь, уверенный, что Настя ему не навредит. Только не она. И вот, когда он проглотил жидкость, всё тело Мирона бросило в жар.

Настя ушла, а Мирон, лежа в своём закутке, вспотел, чувствуя, как тепло идёт по телу вместе с дрожью, словно приливными волнами, и волны эти приносили всё возрастающее облегчение.

Он застонал, всё ещё не просыпаясь, но зная, что не умрёт, потому что Настя напоила его эликсиром ведьмы, тем самым, что сама хозяйка, выражая свою благосклонность после долгих и изнуряющих плотских утех, в качестве укрепляющего средства самолично давала ему выпить.

И Мирон пил с жадностью, и ощущения были те же, только гораздо сильнее, вероятно, от большей концентрации эликсира. И всегда становилось легче, как при уколе анестезии. Вся терзающая тело боль уходила, и сон становился глубоким и здоровым – таким, после которого обычно полностью поправляются.

Эльвира Павловна пила кофе и, снова передумав с занятием, как лепкой, так и прочим, открыла и теперь с воодушевлением листала свой гроссбух. Сверяясь в календаре с фазами луны, отмечала нужное жирными крестиками и галочками в гроссбухе, где были записаны новые эликсиры, к которым следовало было ещё докупить необходимые ингредиенты. И хмурилась при виде недописанных составов эликсиров, почерпанных привычно из снов. Но в последнее время ленивая тварь с чердака ограничивала свои сеансы и не приходила ни во сне, ни на зов.

Эльвира Павловна списывала её поведение на зимнюю спячку, на непривычно холодную погоду, прекрасно зная, что дело в недостаточном по сытости кормлении.

Людка больше не заманивала спившихся бомжей, и Настя тоже в этом плане делала заметные промахи, и Эльвира Павловна была не уверена, в чём тут суть дела: либо тут вмешивалось действительно катастрофичное невезенье, не действовали больше на бомжей чары постаревших и растерявших свою бывшую привлекательность женщин; либо дело в них самих. Совесть мучает. А если так, тогда нужно будет принять меры и подыскать новых кандидаток в услужение, помоложе и, соответственно, порасторопнее. Но то будет позднее, возможно к лету, когда, предположительно, Эльвира Павловна обустроится на новом месте, с новыми силами и в новом юном обличье, когда тварь разродится и даст наконец ей необходимую порцию свежего эликсира и раскроет все остальные секреты, согласно давнишнему договору. А сейчас Эльвире Павловне совсем не хотелось об этом думать… Вон ещё в гроссбухе сколько записей сделать предстоит, да ещё составить список ближайших расходов и доходов.

Слушать практически на самом тихом звуке в настройке «мотороллы» - то ещё удовольствие. Но Насте повезло: первым она выбрала нужный телефон и, воскресив в памяти желанные события, включила диктофон и принялась нашёптывать, при этом мысленно возвращаясь в такое далёкое прошлое, которое сейчас перед закрывшей глаза в горячей ванне Настей разворачивалось словно наяву.

Эльвира Павловна сама предложила помощь в тот самый страшный для неё и злопамятный день, когда Настя совсем раскисла и, можно так сказать, утратила всякую надежду.

Она внезапно пришла в себя на мусорной свалке, лежа в вонючей куче чего-то совершенно неописуемого: смеси из сгнивших остатков пищи, заплесневелых коробок и обглоданных кусочков меха с костями, похожих на останки крыс.

Вдохнув поглубже тухлый и едкий воздух, Настя встала на колени, размазывая руками кашу из чего-то влажного, совершенно не поддающегося ни описанию, ни опознанию, но жутко воняющего. Её тут же вырвало, затем ещё раз – практически всухую, желчью до звона в ушах и дикой, словно взорвавшей мозг головной боли, от которой она застонала и снова едва не потеряла сознание. Затем кое-как встала и просто пошла.

В голове была боль, а в памяти тягучая пустота. Местность с огромными навалами мусора вокруг была незнакома, как и чувство всё возрастающего страха от предстоящей ночи здесь. А ещё Настя как ни напрягала голову, ничего так и не вспомнила о себе кроме имени.

По пути голова продолжала болеть, но уже не так сильно, позволяя Насте пройтись между рядами огромных мусорных куч, пока вечерняя темнота не свалилась с небес, как тёмное отсыревшее покрывало.

Со всех сторон сгущался туман, наполненный зловонными испарениями. С мусорных, уходящих ввысь куч слышались тревожные шорохи и шелест, наводящие на неприятные мысли о всяких падальщиках, в том числе и крысах.

Настя поёжилась, чувствуя, как холод вместе с накопившейся от долгой и изнурительной ходьбы усталостью забирается под её нехитрую одежду, совсем не подходящую для этой промозглой погоде.

Она никак не могла найти выход отсюда. Вскоре сверху грозно и жутко каркали стаи ворон, и губы Насти сами по себе в отчаянии нашёптывали жалкое: «Помогите!»

У неё не оставалось сил даже на крик. И, осознав это, Настя заплакала. Затем остановилась, огляделась и просто села у одной из куч, съёжилась и так сама не поняла, как погрузилась в глубокий сон – со стонами и холодным потом от мучивших кошмаров до самого рассвета.