День и ночь Гримсхольм гудел от кузниц: их трубы изрыгали черный дым, тянущийся к небу, как дыхание дракона, а тяжелый стук молотов отзывался эхом в переулках. Там, между каменными стенами, женщины спешили с корзинами хлеба и рыбы, а мальчишки-оборванцы юркали следом, надеясь урвать кусок.

Мечи и доспехи Эрденвальда ценились не за красоту, а за надежность: их сталь, закалённая горным холодом, могла рассечь щит до основания, а кольчуги гудели под ударами копий, но не рвались. На рынках шум стоял тяжелый — меха и шерсть громоздились тюками, пахли сыростью и дымом костров, рядом в бочках хранился мед — тягучий, горьковатый от горных трав, а на прилавках трепыхалась рыба из ледяных озер. Замок короля был не украшением, а частью скалы: стены сливались с утесом, тяжелые своды держали тепло лишь огромных очагов, где поленья взрывались искрами. Гобелены в залах были не пышные — суровые, с грубой вышивкой битв, где предки держали знамена, покрытые пятнами, напоминавшими кровь. Узкие окна смотрели не на простор, а на каменные хребты, словно глаза зверя, выслеживающего добычу. Ветер выл в щелях, пах смолой и снегом, и в ясные дни с башен виднелись земли Альгарда, на которые Хротгар давно строил свои планы.

Хротгар был высоким, широкоплечим, с телом, закаленным в сражениях, как сталь в горне. Его волосы, когда-то черные, побелели инеем седины, густая борода обрамляла лицо, испещренное шрамами. Темные глаза горели огнем, в котором смешивались гордость, упрямство и скрытая тьма. На нем всегда был темно-зеленый плащ, подбитый шкурой бурого медведя, и кольчуга, он не снимал ее даже в замке. Его дубовый трон, украшенный резьбой в виде орлов, был отполирован его руками за годы тяжелых раздумий.

Он был суров, но справедлив — народ любил его за защиту, которую он давал, и боялся за гнев, который он обрушивал на врагов. Эрденвальд процветал под его рукой: сундуки полнились золотом, амбары ломились от зерна, а кузницы гудели, как сердце королевства.

Король Эрденвальда, Хротгар, еще в юности познал вкус зависти, когда Всеволод женился на сестре королевы Миреллии, прекрасной Эльзе, хотя ее прочили в жены самому Хротгару. С того дня его сердце омрачилось: братский союз Альгарда и южного королевства стал началом неприязни, и с годами она только росла. Позже Хротгар женился на дочери короля Фолькстейна, сурового Герхольда. Этот брак был союзом домов, а не сердец. Он никогда не любил жену — союз был лишь цепью, навязанной долгом. Когда она погибла при загадочных обстоятельствах, Хротгар не скорбел как муж. Смерть королевы подорвала союз с Фолькстейном, посеяла разные слухи; были и те, кто шепотом говорил: «А не сам ли Хротгар убрал жену, которую никогда не любил?»

Хротгар не опровергал домыслы. Его молчание лишь подогревало страх и уважение: никто не знал, что скрывается за его суровым лицом — равнодушие, ненависть или холодный расчет.

Особой болью стала для него весть о смерти королевы Эльзы. Ее утрата потрясла Всеволода и весь Альгард, но и в сердце Хротгара осталась зияющая рана — смесь скорби и ненависти. С годами он пытался укрепить свое положение браками сыновей. Старшего, Торвальда, он хотел женить на Диане, дочери Всеволода, но король Альгарда неизменно отвечал отказом — каждый отказ был для Хротгара будто пощечиной, подталкивавшей его зависть к ненависти.

Торвальд отличался холодным умом и рассудительностью. Он сидел рядом с отцом на советах, изучал карты и военные ходы, слушал военачальников и запоминал каждую деталь. Народ уважал его за твердый характер и умение держать слово. Младший сын, Эймунд, был иной: горячий, нетерпеливый, он жаждал битв и славы. В его горячности Хротгар видел собственную молодость.

Однако тень зависти не покидала Хротгара. Вальдхейм сиял ярче, имя Всеволода звучало громче, а венец его затмевал венец Хротгара. Зависть тлела в сердце годами, как угли, и ждала ветра, который раздует пламя.

— Хротгар… — произнес Заркун и замолк на миг, позволяя словам повиснуть в воздухе, как сладкий дым, обволакивающий разум. Король почувствовал, как его сердце сжалось — не от боли, а от тихой, манящей горечи, она разливалась по венам, словно вино, приправленное ядом желания. Тень бога зависти придвинулась ближе, ее очертания дрожали в лунном свете, пробивающемся сквозь щели ставен, и голос зазвучал вновь, еще тише, еще интимнее, будто делился секретом, предназначенным только для двоих.

— Но разве это справедливо, Хротгар? — прошептал Заркун, и в его тоне сквозила не злоба, а нежная забота, как у старого друга, который знает все твои слабости и любит тебя за них.

— Ты, с твоей силой, твоим умом, твоей верностью... Ты заслуживаешь большего.
Представь: трон, сияющий в лучах славы, где ты — первый, единственный. Эльза у твоих ног, ее глаза, полные восхищения, обращены только к тебе. А Всеволод? Он станет тенью, забытой историей, пылью под твоими сапогами. Я могу показать тебе путь, мой дорогой. Только прислушайся... только позволь зависти расцвести в твоей душе, как цветок в саду, который ждет твоей руки. Что тебе мешает? Гордость? Страх? Они — цепи, и я помогу разорвать их. Шагни ко мне, Хротгар, и возьми то, что по праву твое...

Образы вспыхнули в ночном видении: юная Эльза в белом, ее глаза сияют, а взгляд обращен только к Хротгару. Они идут рядом, рука в руке, толпы кланяются им, и песни летят в их честь.

— Даже когда смерть пришла к ней, — продолжал голос, сладкий, как вино, но горький в послевкусии, — он обрел славу в скорби. Его народ плакал вместе с ним, и даже боги, казалось, опустили головы. А твоя жена? Кто оплакивал ее? Никто. Ее смерть принесла тебе только слухи и подозрения. И снова ты остался один.

Тень обвила его сны, будто змей, окольцовывающий жертву, мягко, но неотвратимо.

— А Диана… — зашипел Заркун, его голос стал почти нежным, как колыбельная. — Ты предлагал союз, достойный царей. Но Всеволод смеялся, отказывал снова и снова. Он унижал тебя. Разве это справедливо? Разве не твой сын Торвальд должен был стать ее мужем? Разве не твои внуки должны были унаследовать Вальдхейм?

Хротгар резко проснулся, хватая ртом воздух, пропитанный утренней сыростью, но сон не отпустил его полностью, слова Заркуна проникли глубже, чем любой кинжал, — они открыли старые раны, обещая исцеление в отмщении.

Зависть росла — медленно, но неизбежно неся Хротгара к краю. Днем он правил Эрденвальдом с привычной твердостью: отдавал приказы, судил споры. Но в глазах подданных он замечал зависть — или это было его собственное отражение зависти, растущей внутри? Заркун не спал; он шептал ему во время вечернего ужина с детьми.
«Смотри, — мурлыкал его голос легким дыханием на ухо, — даже твои дети, они не уважают тебя. Но это можно изменить... Всего один вздох, один миг слабости — и ты вернешь свое. Я помогу, друг мой. Я всегда здесь, для тебя...»

Ночью Заркун вернулся. Не сразу — сначала легкий ветерок, пропитанный ароматом яблок, коснулся его кожи. Затем тень тонкой паутиной сплелась вокруг ложа, и голос, бархатный, как прикосновение любовницы в темноте, зазвучал вновь.

— Хротгар… мой верный, — прошептал Заркун, и это имя прозвучало как приглашение к пиру. — Ты боролся, я вижу. Ты пытался заглушить меня делами дня, но разве можно заглушить правду? Она жжет, как огонь в жилах, не так ли? Смотри, что я принес тебе сегодня… Видение, сладкое, как месть, которую ты заслуживаешь.

Образы нахлынули волной, теплой и манящей, а голос бога зависти продолжал:

— Всеволод на коленях, его корона в твоих руках, а глаза его полны страха — того самого страха, который он сеял в тебе годами. Народ Вальдхейма склоняется перед тобой, их голоса сливаются в хор: «Хротгар! Хротгар Великий!» Диана, прекрасная и покорная, стоит рядом с Торвальдом, и их дети — твои внуки — играют у трона, где орел Эрденвальда парит над всеми землями. А Эльза… О, Эльза возвращается в твоих снах, ее губы шепчут твое имя, не его. Она выбирает тебя заново, в этом новом мире, где нет вторых мест.

Заркун рассмеялся тихо, мелодично, как ручей в запретном саду, и тень его коснулась плеча Хротгара, холодная, но обещающая тепло.

— Что мешает тебе стать великим, вписать свое имя в легенды? — спросил он, голос сочился медом, смешанным с каплями соблазна. — Страх перед богами? Они слепы к твоим страданиям. Долг? Он — цепь, наложенная слабым королем. Протяни руку, Хротгар. Возьми мою силу. Один шаг — и зависть расцветет, как роза в крови, давая тебе всё: власть, любовь, отмщение. Разве не этого ты всегда хотел в глубине души? Шепни «да», и я сделаю это реальностью… для тебя, только для тебя.

Хротгар закрыл глаза. Его руки дрожали, как у воина перед первым боем, но сердце уже сделало выбор. Губы едва шевельнулись, и голос, хриплый от долгого молчания, вырвался в темноту:

— Да.

«Что я наделал?» — мелькнула мысль, но за ней тут же последовала другая, сладкая, как яд: «Наконец-то... наконец-то мое».

Тень вздрогнула от восторга, разрослась по стенам, заполнила зал, и тихий смех Заркуна наполнил покои.

Смех стих так же внезапно, как возник. Холод тени отступил, и на его место пришла вязкая усталость. Тяжесть век сомкнула глаза Хротгара, тело налилось свинцом. Король еще пытался удержаться, но сон, темный и глубокий, как бездонная пещера, затянул его в свои объятия.

В последний миг он успел услышать шепот, ласковый и хищный одновременно:

— Спи, мой король. Завтра начнется твое возрождение.

И Хротгар погрузился в сон без сновидений — слишком тяжелый, чтобы увидеть что-либо, слишком глубокий, чтобы проснуться прежним.


***

Утро в Гримсхольме было холодным и вязким, как недопитое вино. Туман стекал с гор в узкие улицы, обволакивал крыши и башни, скрывал силуэты людей, превращая их в бледные тени. Трубы кузниц дымили, молоты стучали, но даже привычный звон звучал приглушенно, будто сам город слушал и ждал.

Хротгар проснулся разбитым. Слово, сорвавшееся ночью с его губ, еще стояло в груди тяжелым камнем. Он пытался убедить себя, что это был сон, наваждение, но сердце знало: решение принято, пути назад нет.

И тогда он явился.

В зале совета, где пахло холодным камнем и копотью факелов, стоял человек. Никто не видел, как он вошел: ворота были закрыты, стража клялась, что чужаков не пропускала, а слуги говорили, что двери не открывались. Он словно вышел из самого тумана и осел здесь, будто всегда был частью замка.

Высокий, в тяжелом плаще из темного сукна, с лицом, теряющимся в глубине капюшона, он излучал спокойствие, от которого веяло властью. Голос его был низким, мягким, но в этой мягкости чувствовалась сила, отчего хотелось склонить голову и сдаться без боя.

— Эйвар, — назвался он.

Имя прозвучало знакомо, как эхо ночного шепота, и Хротгар понял: это тот, кому он сказал «да».

В руках странник держал дары: свертки редких специй, пахнущих дымом и горькой смолой, и клинок, чье лезвие поглощало свет. Факелы колыхнулись, словно сами потянулись к этому оружию, а затем погасли на миг, оставив зал в тревожном полумраке.

Хротгар встретился с его взглядом и увидел в тени капюшона два желтых огня — глаза как у зверя, который смотрит на добычу. В груди кольнуло, и он понял: сделка заключена.

«Это он... воплощение той тени, — подумал король, пальцы невольно сжались в кулаки. — Заркун во плоти. И я.. я позвал его сам».

— Ты сделал выбор, мой король, — будто прочитав его мысли, произнес Эйвар, и в его словах скользнула нежность, как в ночном видении: сладкая, манящая, обещающая все, что было отнято. — Теперь мир изменится... для тебя, как ты и мечтал в своих снах. Да, весь мир склонится перед твоей силой. Но это лишь начало, Хротгар. Путь открыт, и я поведу тебя по нему.

Факелы вспыхнули ярче, осветив зал золотистым пламенем, и тени на стенах протянулись к дубовому трону, дрогнули в поклоне — или в объятии? Хротгар крепче сжал подлокотники, вырезанные в виде орлов, и в этот миг ему почудилось: тени не просто танцуют — они касаются не только его, но и фигур за спиной. Торвальд, его холодный, рассудительный сын, стоял в дверях зала, сжимая свиток с картами; Эймунд, младший, с мечом на поясе, замер поодаль, хмурясь от странного холода.

Тень скользнула по ним, невидимая, но ощутимая, и Хротгар ясно понял: теперь и их судьбы связаны с этим «да». Даже если они не знают, их жизни уже принадлежат сделке, вплетены в паутину зависти, которая теперь опутывает весь Эрденвальд.

Эйвар улыбнулся — или это была усмешка в тени капюшона? — и протянул клинок. Лезвие блеснуло, отразив пламя, и в нем Хротгар увидел не свое лицо, а видение: Всеволод на коленях, корона в пыли, а позади — знамена с орлом Эрденвальда над Вальдхеймом.

— Возьми, — прошептал Эйвар, голос его стал еще ниже и тише. — Пусть этот клинок станет красным от крови твоих врагов — и путь назад закроется навсегда. Ты готов, мой верный?

Хротгар кивнул, пальцы потянулись к рукояти. Клинок лег в ладонь холодным, но жгучим — как обещание мести. В этот миг он почувствовал, как нечто ледяное и одновременно пылающее пробежало от руки Эйвара по его коже, впиваясь в плоть. В глазах потемнело, он сжал рукоять крепче, пытаясь устоять на ногах. Ощущение было таким, будто сама сущность Эйвара вливалась в него, оставляя неизгладимый отпечаток.

— Я готов, — выдохнул Хротгар, и голос его звучал уже иначе — глубже, жестче, словно принадлежал не ему.

Эйвар едва заметно склонил голову, в его взгляде мелькнуло удовлетворение.

— Тогда пусть начнется твой путь.

***

К концу недели армия Эрденвальда пересекла границу Альгарда. Войско растянулось по долинам, каждый шаг отдавался в земле тяжелым гулом, в воздухе стоял запах пота, дыма и конской шерсти. Тысячи голосов сливались в глухой ропот, барабаны задавали ритм, и вся эта масса двигалась вперед как единое целое.

Впереди — Хротгар. Доспех отражал бледный рассвет, плащ рвался в порывах ветра. Его лицо было жестким, но глаза выдавали перемену: в них пылал чужой огонь, ненасытный и страшный. Клинок, подаренный Эйваром, висел у короля на поясе, ненасытный и жаждущий крови.

По правую руку держался Торвальд, старший сын. Его кольчуга тускло поблескивала под небом, лицо оставалось неподвижным, холодным. Взгляд пронзал горизонт, а в руках он нес знамя Эрденвальда — черного орла на зеленом поле. В его хватке оно не трепетало, а реяло ровно, обещая смерть каждому, кто осмелится встать на пути.

Слева верхом двигался Эймунд, его лицо пылало: глаза горели нетерпением, рука то и дело касалась рукояти меча. Доспехи еще сияли новизной, без следов битв. Эймунд бросал взгляды на отца — в них жила преданность, но и осторожная тень сомнения. Хротгар изменился: плечи стали тяжелее, взгляд потемнел, дыхание холодело. В его глазах не просто гнев — в них пылал черный огонь, чуждый и страшный.

Лошади фыркали и косились, словно чуяли невидимого спутника, идущего рядом с войском. Воины же смотрели только вперед: для них существовали лишь звук барабанов, звон стали и силуэт их короля, сияющего во главе колонны.

Из долины донесся собачий лай, потом звон колокола у колодца — первые звуки тревоги. Женщины у амбаров подняли головы, дети бросили игры. На горизонте колыхалось море копий, зеленые и черные знамена качались на ветру. Так армия Эрденвальда подошла к приграничным поселениям, и вместе с ней пришла ночь, в которой не было места жалости.

***

Они ударили по двум деревням — Осенним Холмам и Каменному Ручью, расположенным у реки, воды которой текли между королевствами, разделяя их, как тонкая нить. Деревни были малы: дома из дерева и соломы теснились вокруг колодцев, амбары с зерном стояли у окраин, а сады, где цвели яблони, шумели листвой на ветру.

Вечер окрасил облака в багровый, словно предчувствуя кровь. Воины Эрденвальда ворвались в Осенние Холмы, как ураган, сметающий все на своем пути, факелы летели на крыши, и пламя взметнулось вверх, пожирая солому, будто голодный зверь. Огонь трещал, выбрасывая искры в небо, дым поднимался черными столбами, закрывая солнце, как саван.

Мужчины хватали топоры и вилы, их руки дрожали, но глаза горели — они вставали перед дверями, защищая свои семьи, но сталь Хротгара была быстрее, безжалостнее. Копья вонзались в груди, мечи рубили руки, кровь текла по земле, смешиваясь с грязью. Тела падали, как срубленные деревья, стоны людей тонули в реве воинов. Женщина с ребенком на руках бежала к лесу, ее длинные волосы развевались, платье цеплялось за кусты. Ее крик разорвал воздух, как нож — тишину, но стрела вонзилась в спину, пробив легкое, и она рухнула на колени, прижимая сына к груди, и его глаза остекленели от ужаса, глядя на мать, чья жизнь угасала. Старик у колодца поднял палку, его голос дрожал, моля о пощаде, но копье пронзило его грудь, кровь хлынула изо рта, и он упал, его тело сползло в грязь, а вода в ведре, что он нес, окрасилась красным, как вино.

В Каменном Ручье резня была еще страшнее. Воины Хротгара ворвались с криками, звучащими, как вой волков, их мечи рубили без разбора и старых, и малых. Амбар подожгли — факелы полетели в сухое зерно, и пламя взревело, как зверь, выпущенный из клетки, черный дым поднимался к небу зловещим столпом, дым от горящих деревень закрывал звезды. Молодой парень, чьи руки были сильны от труда в поле, бросился на воина с ножом, его лицо пылало яростью, но копье вспороло ему живот, как нож вспарывает рыбу, и он упал, хрипя, его кровь залила камни у ручья, который теперь тек красным потоком. Девочка в ужасе убегала к воде, ее босые ноги скользили по мокрой траве, но споткнулись о корень, и топор опустился на ее спину, разрубив пополам — ее крик оборвался, тело рухнуло в реку. Вода потемнела, понесла кровь вниз по течению. Мужчина с вилами бросился на всадника, но копыта лошади размозжили ему череп, его мозг смешался с грязью, а крик жены, которая видела это, оборвался, когда меч вонзился в ее шею. Дома горели, их деревянные стены трещали, а дым душил тех, кто еще дышал, их кашель тонул в реве огня.

Так завершилось первое столкновение: Осенние Холмы и Каменный Ручей исчезли в огне и перестали существовать.

Хротгар и его сыновья наблюдали за всем происходящим с вершины холма. Король глядел сурово, будто высекал в памяти картину разрушения. Его лицо не тронуло сострадание. Торвальд разделял его молчание — твердый и холодный, но младший, Эймунд, не выдержал. Его губы дрожали, он сжимал кулаки, будто хотел броситься вниз и остановить бойню, но знал — поздно. В его сердце впервые поселился страх не врагов, а того, к чему ведет их отец.

А армия не знала сомнений. Она шла дальше, и гром ее шагов перекрывал эхо погибших деревень.

Заркун смотрел на это из теней, его крылья трепетали от восторга, желтые глаза горели, как факелы в ночи. Он стоял на краю леса, его тень сливалась с дымом, поднимающимся над уничтоженными деревнями, и улыбка, тонкая и злая, исказила губы.

Это был лишь первый шаг — резня в Осенних Холмах и Каменном Ручье должна была стать искрой, которая уничтожит Альгард. Темные боги ждали этого — их план из зала теней двигался вперед, и Заркун знал: зависть Хротгара — это меч, который пронзит сердце Альгарда, откроет путь к Ловцу Душ и Арту, чья сила ждала своего часа, и даст темным богам их победу.

- Почему именно туда, лейтенант?

- Я начинала там учиться, товарищ полковник.

- Хорошо.

***

Когда Лиля училась здесь, школа только поменяла статус. Девочку это не касалось. Ее родители не стремились дать дочери элитарное образование, они просто жили в центре города.

Девочка помнила первое сентября, букет, банты. Все было как у миллионов первоклашек страны. Первая учительница, одноклассники. Родители спрашивали – как в школе? Лиля рассказывала. Как-как? Уроки. Ей было интересно. Потом привыкла и интерес уменьшился.

Но однажды он вспыхнул с новой силой – учительница повела их в библиотеку! Лилю больше привлекли не книги, у нее и дома их хватало, а дорога туда.

Они вышли из класса, построились парами и спустились по лестнице. А потом… А потом они проходили по каким-то коридорам, поднимались, спускались. Их классная руководительница постоянно проверяла – никто не отстал?

Став старше, девочка убедилась – не так уж долго и далеко они тогда шли, но первый раз запомнила надолго.

Первая гимназия находилась в нескольких зданиях. Когда школа поменяла статус, учиться в ней стало престижно, детей прибавилось, но новых корпусов строить в центе было просто негде, и им отдали пару соседних старых зданий. Перестроили, соединили переходами. Первачки и вообще началка много не ходили, у них даже столовая была своя, а вот средней и старшей школе приходилось ходить и даже бегать.

Лиля доучилась в гимназии до седьмого класса, потом родители переехали, и она стала учиться в другой школе.

Девушка подошла к входу в гимназию и усмехнулась: пластик. Что-то все-таки изменилось. Крыльцо закрыли пластиком, оборудовали вход и посадили охрану. Примета времени.

У нее спросили документы, провели к директору. Лейтенант прочитала лекцию. Ничего особенного. Против ее ожидания, слушали ребята достаточно внимательно и задавали вопросы. Школьное начальство осталось довольно и сердечно поблагодарило.

- Сейчас вас проводят.

Женщина развела руками, намекая, что сама Лиля из здания просто так не выберется, но девушка не торопилась уходить. Вместо этого она назвала первую учительницу и классную средних классов и спросила, а нельзя ли увидеть их. Завуч заулыбалась.

- Вы здесь учились?

- Да, - ответила лейтенант и назвала годы учебы.

- К сожалению, все, кто у вас преподавал уже на пенсии, - вздохнула завуч, - время летит…

Лиля поблагодарила и спросила:

- А можно я тогда пройду по школе? – спросила она, - осмотрюсь.

Завуч разрешила – гуляйте, сколько хотите.

Звонок на урок собрал всех из коридоров, и Лиля осталась в одиночестве. Она отправилась к своему самому первому кабинету, потом вспомнила, где библиотека. Лиля шла, находила приметы времени в виде камер и датчиков пожарной опасности. Раньше этого не было. Пластиковые окна, современные парты в немногих кабинетах, которые были свободны.

А еще ее заинтересовали картины на стенах.

-Откуда это? – спросила она уборщицу, протиравшую полы.

Та пожала плечами. Лиля шла и рассматривала пейзажи. В основном это были именно они. Солнечные поляны, берег реки и ее сверкающая гладь, поля цветов. Яркие, сочные краски.

Вдруг ее внимание что-то царапнуло. Одна из картин на стене была темной. Лиля подошла ближе: тоже пейзаж, но на этой картине была ночь. Но внимание привлекла не ночь, а кот, который ярким рыжим пятном выделялся на картине. Лиля в искусстве не разбиралась совершенно. Она могла только сказать – нравится или не нравится. Эта темная картина ей, скорее, не понравилась, но кот выглядел почти живым!

Он был изображен в напряженной позе: сейчас прыгнет!

"Или даже бросится!", - подумала девушка.

"Почему именно "бросится"?" – спросила она себя и фыркнула – профессиональное мнение!

Лиля отправилась дальше, но картина поманила ее снова и девушка вернулась.

Напряженная поза. Поднятая лапа с выпущенными когтями. Сверкающие живые глаза. Лиля достала телефон и сфотографировала картину целиком, а потом кота отдельно. Только теперь она обратила внимание на фамилию художника.

Она была небрежно выписана кистью, а потом продублирована на небольшой табличке: "Ночное" Леонид Одинцов.

Фамилия была знакомой, не такой уж редкой, кстати говоря… Одинцов. Леонид. Ленька, что ли? Девушка вспомнила своего одноклассника. Да ну... не может быть. Хотя – почему не может-то?

Лиля подошла еще ближе, уткнулась почти носом в кота. Потом отошла. Странно. Ей вдруг показалось, что кот смотрит на нее. Вот прямо в глаза смотрит!

"Крыша у тебя едет, девочка", - самокритично сказала она себе.

В это время прозвенел звонок, коридор наполнился шумом. Лиля вздрогнула – почти час прогуляла. Ничего себе.

Мимо шла одна из преподавательниц. Лиля извинилась и спросила, откуда в школе картины. Женщина ответила, что музей проводил выставку, и после часть экспонатов была передана в гимназию. Почему именно эти картины, она не знала. Лиля поблагодарила и решила, что пора домой.

Она пошла по коридору, стараясь на столкнуться со школьниками, а на самом повороте на лестницу оглянулась. Невероятно, но кот словно высунулся из картины и проводил ее взглядом!

Девушка доложила о том, что задание выполнено. Ее отправили домой.

Поздно вечером она взяла в руки телефон, чтобы включить будильник и вздрогнула: на заставке она увидела того самого кота с картины.

Странно. Она же не меняла заставку! Она вообще это не часто делала. Сфоткала весной сирень и с тех пор ничего не меняла. Странно.

Лиля вгляделась в кота. Рыжий. Красивый. Точнее, был бы красивый, если бы не ярость во взгляде и замах лапы. Когти целились в девушку, хотели содрать с нее скальп!

"Дура!", - сказал Лиля себе, вернула сирень на место и легла спать.

Утром она снова увидела кота на заставке, но особенно раздумывать ей было некогда. Она собралась и поехала на работу.

Мыслями к коту она вернулась только вечером, да и то, потому что услышала фамилию Одинцов от одного из коллег.

- По-прежнему в коме, похоже висяк.

Дело ее не касалось, и она не настолько хорошо знала еще коллег, чтобы поинтересоваться, что происходит. Девушка сомневалась, а можно ли вообще. Не на базаре все-таки.

Она вышла, села в машину и задумалась. Фамилия-то не особенно редкая. Может, это вообще не про ее одноклассника речь идет. Она снова посмотрела на заставку. Лиле показалось, что у кота изменилось выражение мордочки: вместо просто ярости появилась тень надежды. Кот посмотрел на девушку и словно хотел что-то сказать.

Лиля вздрогнула. Дуууура. Езжай домой, мерещится уже.

Она вырулила со стоянки, поехала домой, припарковалась и около самого подъезда встретила одну из своих одноклассниц.

Ничего удивительного в этом не было. Город-то небольшой. Она, правда, посомневалась. То никого, а то сразу двое нарисовались из памяти. Но тем не менее окликнула проходившую девушку:

- Светка?

Девушка сразу же среагировала на имя, развернулась, вгляделась. Глаза расширились: форма же! Потом Светка перевела взгляд на лицо и воскликнула:

- Лилька! Лоскутова! Привет!!!

Глава 2

Девушки обнялись, последовали первые беспорядочные вопросы и такие же ответы. Лиля остановилась первой.

- Торопишься? – поинтересовалась она.

Светка кивнула.

- А завтра вечером как?

Одноклассница подумала.

- Завтра тоже. У меня здесь свекровь живет. Хорошая тетка, сына забирает из садика, я позже работать заканчиваю, чем она. Могу ее в среду попросить, чтобы подольше посидела с Андрейкой.

Светка достала телефон и продемонстрировала улыбающегося малыша.

- Давай в среду, в это же время, - согласилась Лиля, называя номер своей квартиры.

Обменявшись на всякий случай телефонами, они разбежались.

Дома Лиля снова посмотрела на фото кота.

- Что же ты мне хочешь сказать? – спросила она и оглянулась – не увидели бы родители.

Подумают, что у дочки крыша едет.

В среду они со Светкой хорошо так посидели. Выяснилось, что одноклассница не доучилось до одиннадцатого класса, ушла после девятого, но с девчонками связь поддерживала. Они рассматривали школьные фотографии, Светка говорила кто из знакомых где. Знала, не про всех, но больше, чем Лиля.

- А Ленька художником так и стал, - сообщила ей одноклассница, ткнув пальцем в мальчишку на фотографии седьмого класса. – Помнишь, все газеты рисовал?

Лиля помнила, конечно. В основном в школе газетами занимались девочки, а у них это было на Леньке.

- Художником, - протянула Лиля, - и где он теперь?

Этого Светка не знала. Помнила примерно, где живет парень. Встречала в местной прессе иллюстрации, подписанные "Л. Одинцов".

Потом поморщила лоб и неуверенно сказала, что слышала вроде бы, выставка была или должна была открыться. Но это ее волновало не сильно. Девушки продолжили вспоминать других одноклассников.

После прощания со Светкой, Лиля открыла блокнот и сделала несколько записей. Потом она полезла в интернет и нашла архив местных СМИ. Раздел "Культура". Она нашла несколько иллюстраций подписанных "Л. Одинцов", как и говорила одноклассница. Про выставку сообщений не было. Если бы состоялась, то написали бы. Город не являлся таким уж культурным центром и выставке местного художника наверняка уделили бы внимание.

Лиля задумалась. Снова взяла в руки телефон и посмотрела на заставку.

- Рыжий кот, что ты хочешь мне сказать? – снова спросила она фотографию.

Кот промолчал. Лиля включила будильник и улеглась спать. Во сне она снова бродила по коридорам школы, и ей казалось, что где-то впереди мелькает рыжая фигурка. Коридоры удлинялись, путались, усиливая ощущение таинственности и даже жути. Но девушка чувствовала, что стоит ей догнать кота и она поймет, что произошло.

Утром она отправилась на работу и в холле здания увидела невысокую женщину. Та говорила о чем-то с дежурным. Лиля показала пропуск и прошла в здание.

Выходя на обед, она снова увидела женщину. Та, понурясь, сидела около стены и следила глазами за выходящими сотрудниками. Вдруг она вскочила и бросилась к одному из них. На лице явно читался вопрос: "ну как???".

Сотрудник остановился и покачал головой.

- Здравствуйте, Елена Олеговна, - вздохнул он, - нет, к сожалению, ничего нового я сказать не могу.

Плечи женщины опустились. Она не стала ничего спрашивать. Несколько мгновений она смотрела в лицо мужчины. Слабая надежда в глазах женщины погасла, она развернулась и пошла к двери. Мужчина проводил ее сочувственным взглядом.

- Одинцова? – спросил его другой сотрудник.

Первый кивнул.

- Пока он не придет в себя, мы ничего не узнаем, Валера. А он в коме. И прогнозы неутешительные.

Мужчины вышли. Лиля проводила их взглядом.

После работы она попыталась найти первого из них. Выяснила, что его зовут капитан Никитин. Капитана в здании не оказалось. Лиля подошла к нему на следующий день.

Никитин посмотрел на нее внимательно.

- Зачем вам это, лейтенант? - спросил он, когда Лиля попросила у него адрес матери Одинцова.

Лиля объяснила. Про кота она говорить, конечно, не стала. Рассказала, что была в школе, увидела картину, вспомнила, что учились вместе, а вчера увидела женщину в холле.

- Мама Леньки, Леонида, меня не помнит, скорее всего, - сказала Лиля, - но, может быть, я ей смогу чем-то помочь. Поговорить просто.

Капитан снова посмотрел на нее.

Девушка мысленно фыркнула. В конце концов, она и без него сможет узнать. Но думать об этом надо было раньше.

- Я спрошу Елену Олеговну. Если она не будет возражать… найдите меня завтра, - велел Никитин.

***

Через три дня Лиля подошла к двери квартиры в старинном здании на центральной улице города. Дверь была обита дерматином. Он был ободран. Облупился по краям.

Лиля и сама жила в такой квартире. Сейчас их называют "сталинками". Старые здания с высокими потолками. Она помнила, как отец залезал под потолок менять перегоревшую лампочку. Стула как в новой квартире не хватало. Брали лестницу у соседей.

Лиля позвонила.

Открывшая дверь мать Леонида Одинцова внимательно посмотрела ей в глаза.

- Здравствуйте, Лиля. Заходите. Я помню вас.

Лиля почему-то сразу поняла, что ее действительно вспомнили и удивилась. Женщина заметила это.

- Я немного художница. Это профессиональное, - улыбнулась она. – Ну и потом я вчера посмотрела фотографии.

Потом они разговаривали, пили чай, вспоминали школу. Ленькина мать улыбалась, но за улыбкой была боль.

Лиля не спрашивала о том, что случилось с одноклассником. Мать рассказала ей сама. Действительно, разговор о выставке шел, начали отбирать полотна, а потом вдруг…

- В тот день Леня отправился на берег реки. С друзьями. На пленэр.

Елена Олеговна посмотрела на Лилю. Девушка кивнула. Специалистом она не была, но некоторые термины знала, естественно. Девушка даже чуть обиделась. Женщина это заметила и улыбнулась, дотронувшись до ее руки. Потом она замолчала.

- И… что там произошло? – после паузы спросила Лиля.

- А вот этого никто не знает, - женщина снова заговорила тихо, и в глазах появилась тоска. Не слезы, а именно беспредельная тоска. – Погода внезапно испортилась, все подхватились и в беседку, есть там такие, а потом смотрят – Лени нет. Начали искать и обнаружили только через несколько часов в кустах. Без сознания. С тех пор он в себя не приходил, Лилечка… Он в коме. Я хожу к вам в управление, но ничего нового мне сказать не могут, проводят расследование, но…

Она не сказала "толка нет", но Лиля и так поняла. Женщины посидели молча, каждая была погружена в свои мысли.

Где-то поблизости раздался кошачий вопль. Лиля подняла голову и увидела, как на подоконник второго этажа запрыгивает рыжий кот! Точно такой, как она увидела на той картине в гимназии.

- Рудый, - Елена Олеговна встала, - пришел, бродяга. Сейчас я тебя пущу.

Она открыла окно, и кот проник в квартиру. Он спрыгнул на пол, подошел к миске с водой, напился, потом повернулся и уставился на Лилю.

- Почему именно Рудый? – спросила девушка.

- У нас с Леней был кот. Леня нашел его котенком, а как раз фильм повторяли, помните тот – "Четыре танкиста", вот он и назвал так, но это было в детстве. Кот прожил с нами немного, всего лет семь. А потом исчез. Леня очень переживал. Искал его везде. Но безрезультатно…

Лиля посмотрела на кота – вот же он!

… - а когда он впал в кому, кот внезапно вернулся! – лицо Елены Олеговны стало напряженным. – Я даже сначала не поверила, но это именно Рудый. Все его привычки, пятнышко белое на задней лапе. Это он. Но – как и почему, я не знаю.

Рыжий кот слушал слова женщины и словно все понимал. Он подошел к хозяйке, потерся об ее ноги, потом вернулся к Лиле и снова уставился на нее янтарными глазищами. А после он подошел к двери и обернулся.

"Чего сидишь?", - говорил кошачий взгляд, - "Иди за мной!"

Лиля с удивлением посмотрела на него и вдруг поняла!

- Елена Олеговна, а можно я посмотрю работы Лени? – попросила она.

Глава 3

- Конечно, пойдемте.

Женщина провела Лилю по довольно длинному коридору. Он производил странное впечатление: словно в нем жили разные люди. Лиля дотронулась до облупившейся краски.

- Дом был построен еще до войны, - пояснила Ленина мама. - Сначала квартиры давали управленцам разного толка, насколько я знаю, потом, начали подселять эвакуированных, и образовалась практически коммуналка. Так и было долгое время. Когда мы с Лёней сюда переехали, было именно так.

Потом дом затеяли расселять. Хотели сделать что-то после реконструкции. То ли учреждение, то ли еще что-то. Часть людей успела получить квартиры, а вот Одинцовым и еще некоторым не повезло. Что-то не заладилось, и немногие люди, остались жить на старом месте. У Леньки с матерью была комната, давно разделенная большой ширмой на две маленьких. Остальные в их квартире были просто закрыты, да и не нужны они были матери с сыном. Их денег не хватало на ремонт даже коридора.

- А когда Лёнины иллюстрации стали печатать в местной прессе, ему разрешили использовать одну из закрытых комнат как студию, - сказала Елена Олеговна, открывая одну их дверей.

Лиля зашла и огляделась: повсюду были картины без рам. Холсты, натянутые на подрамники, расстеленные на столах холсты и даже свернутые в рулоны. Их было ну очень много. Словно Леньке было не около тридцати, а за шестьдесят! Впрочем, Лиля в этом не разбиралась. Ни сколько времени занимает написание картины, ни как часто художники это делают.

- Леня писал много. Часть просто наброски, а часть готовые картины. Вот эти начали готовить к выставке, - Елена Олеговна показала на те, что лежали на столе и стояли около стены.

Лиля отстранила одну из картин и увидела на другой тот самый ночной пейзаж, что на картине в гимназии. Сперва она даже не узнала ее, просто обратила внимание на цвет – темный. Лиля подняла и начала рассматривать.

- Это воспоминание о детстве. Мы ездили в деревню, и Леня с мальчишками бывал в ночном. Он написал не одну картину, а несколько. Одна из них была на выставке, а потом попала в гимназию.

Лиля достала телефон, чтобы сравнить полотна. Странно. Сейчас на заставке не оказалось кота! Сирень не вернулась, на экране телефона был пейзаж. Ночной пейзаж.

Лиля посмотрела на сидевшего на полу зверя. Рыжий кот тоже посмотрел на нее. В это время раздался телефонный звонок. Елена Олеговна извинилась.

- Вы пока смотрите, я сейчас вернусь.

Лиля и кот остались вдвоем. Рудый еще раз внимательно посмотрел на девушку, а потом побежал к одной из картин и требовательно мявкнул.

- Что ты хочешь? – спросила девушка.

Кот снова мяукнул и ткнул лапой в полотно. Лиля подошла: берег реки. Она снова достала телефон и сфотографировала картину. Кот подпрыгнул и девушке показалось, что он доволен. Потом он подбежал еще к нескольким полотнам. Лиля даже не разглядывала их. Она быстро наводила на них телефон. Потом рассмотрю.

Одну картину они с котом искали долго. Рудый остановился около рулона полотен. Лиля развернула первую картину, но кот почти по-человечески замотал головой – нет! Девушка растянула другую картину - снова не то. Наконец, кот остановился и удовлетворенно заурчал. Правильным оказалось самое последнее полотно.

Девушка сфотографировала его и еле успела свернуть, все, как было.

- Простите, что так долго, - сказала вернувшаяся мама Лени.

Лиля посмотрела на телефон. Ого! А прошло почти полчаса.

- Нет, что вы, я с удовольствием смотрела! – воскликнула она. – В детстве я и не знала, что он пишет картины. Он здорово выручал нас с газетами к праздникам.

Они вернулись в кухню, еще немного поговорили. Лиля попросила разрешения узнавать о том, как чувствует себя Леонид и потом попрощалась.

По дороге домой она пыталась понять, зачем коту было нужно, чтобы она фотографировала картины? Вероятно, в них есть что-то, что может помочь однокласснику. Она даже остановила машину и начала смотреть, но быстро поняла – мелко слишком. Нужно домой и там уже разбираться. Хорошо, что сегодня пятница. У нее будет два дня, чтобы подумать, как следует.

Дома Лиля поужинала, поговорила с родителями и только потом уселась за компьютер. Она скинула файлы с картинами и начала листать. Неудобно. Тогда она надела скринов и расположила в той последовательности, в которой ей показывал полотна рыжий кот.

Самый первый скрин содержал набросок. Река. Солнце. Деревья в осеннем уборе. Но небо в самом углу наброска темное. Он был сделан на пленэре! Это то, что рисовал Леонид перед тем, как испортилась погода, а он пропал.

Девушку за чем-то позвала мать, Лиля вышла, а когда вернулась и снова начала рассматривать скрин – вздрогнула: в правом нижнем углу она увидела рыжего кота. Не было его на рисунке раньше. НЕ БЫЛО!

Да, но теперь он появился. Зачем? Привлечь внимание к этой части наброска? Лиля увеличила рисунок и заметила, что там буквально парой линий намечены фигуры двух человек. Зачем? Леонид машинально изобразил, что видел, или еще с какой-то целью?

Девушка покачала головой… Предположим, это было сделано специально. Она еще раз рассмотрела все детали, скопировала скрин и пометила линии изображавшие людей. Предположительно, мужчин. Больше она ничего выжать из наброска не смогла.

Девушка взялась за второй скрин. На нем был городской пейзаж. Улица. Люди. Кусты и клумбы. Людей было довольно много. Место Лиля узнала, это центральный парк. Девушка подумала и решила, что обратить внимание нужно именно на людей. Они были в красивой одежде, с радостными лицами. Видны были палатки с какими-то экспонатами. День города? Возможно. Даже, скорее всего.

Лиля снова увеличила масштаб и заметила пару человек, которые резко отличались от остальной публики. Темная одежда. Подчеркнуто темная. И лица. Очень неприятные выражения.

Лиля откинулась на спинку стула и вздохнула. А не внушает ли она себе это?

Надо отдохнуть. Поздно уже.

Лиля снова сделала копию скрина и отметила мужчин, одетых в темное. Выключила компьютер. Спать.

Утром в субботу Лилю разбудил звонок мобильника. Звонила мама Одинцова.

- Простите, если разбудила! – услышала Лиля взволнованный голос, - Лёнечка пришел в себя!

Лиля обрадовалась. Попросила передать привет однокласснику и поинтересовалась, можно ли его будет увидеть, когда Леониду станет лучше.

Девушка выключила телефон и улыбнулась. Хорошо, что Ленька вышел из комы. Для выходного было рановато, всего девять, но теперь она больше не уснет. Лиля умылась, напекла блинов себе и родителям, сварила кофе, позавтракала и снова уселась за комп.

Она открыла последний вчерашний скрин и снова вздрогнула: около мужчин в темном она увидела фигурку рыжего кота. Казалось, он хотел сказать – ты правильно все делаешь!

Лиля взялась за третью картину. На ней был натюрморт. Письменный стол. Не современный, старинный и все на картине было из прошлого. Век Лиля определить не смогла. Книги. Рукописи. Несколько свитков. Чернильница, гусиные перья рядом с ней. Что в этой картине такого особенного? Зачем ее показал Лиле кот?

Почему Одинцов вообще написал этот натюрморт? Лиля почти подсознательно ждала, что рыжий кот снова появится и покажет ей предмет, на который стоит обратить внимание. Но кот не появился.

Лиля посмотрела на скрин, где кот был.

- Ну что же ты! Помогай.

Потом она вздохнула и перешла к последней картине, которую они с котом долго искали. На ней был изображен чердак. Большой и довольно обветшалый. Явно не современный. Лиля подумала, что это чердак того дома, где живут Одинцовы.

Она начала рассматривать детали картины и вдруг ясно представила мальчишку, который первый раз проникает в такое таинственное место. Что может в не слишком большом городе привлечь подростка? Улицы он уже видел, замков не наблюдается. В современных кварталах тайне спрятаться негде. А вот центр, где есть дома построенные несколько веков назад! Даже полвека назад, это уже срок. А что таких домах самое-самое интересное? Подвалы и чердаки.

Вот мальчишкой Ленька Одинцов и полез под крышу за тайной.

И нашел, вдруг поняла Лиля.

Она вернулась к натюрморту. Ленька что-то нашел на чердаке. И это он изобразил на картине. Что-то ценное. А кто-то – она открыла второй скрин – кто-то об этом узнал и захотел отнять. И поэтому Одинцова чуть не убили!

Фигуры на наброске – те люди, кто изображен на улице, мужчины в темном.

Лиля потерла лоб. Потом сходила и напилась холодной воды.

Ну и расфантазировалась ты, девочка! Раскрыла преступление. И кто тебе поверит? Лиля вывела на экран все четыре скрина сразу.

Медленно проговорила про себя все, что пришло ей в голову:

Одинцов находит что-то на чердаке своей сталинки, это что-то он изображает на картине. Что-то, может какая-то рукопись, является ценностью, возможно для коллекционеров. Кто-то об этом узнаёт и хочет забрать себе. Возможно, купить у Одинцова, а тот не отдает. Тогда ценную вещь решают украсть. На Леньку нападают. Хотят напугать или даже убить. Нет, скорее, все-таки напугать и заставить отдать ценность.

Лиля выключила компьютер и подошла к окну.

Ну, хорошо. Ну, здорово. А при чем здесь рыжий кот? Если бы не он, то Лиля и внимания бы не обратила на картину.

(окончание следует)

Эта история о том, как я впервые поехал в велопоход вдоль Волги до Рыбинского водохранилища, попутно посещая старинные города, такие как - Кимры, Углич, Калязин, Мышкин и другие. У меня есть только цель и примерное понимание пути, но нет конкретного маршрута. Каждый новый день я строю его впервые, и по ходу дня могу менять просто потому-что мне так хочется. Фрирайд и дух приключений в чистом виде: случайные знакомства, нпс, раздающие задания, новые карты и территории.

Предыдущий пост Мой первый велопоход. Еду верховья Волги вдоль старинных русских городов на веле за 22тр. День 2. Лучший закат в моей жизни!

Проснулся я, как и всегда на протяжении этого путешествия, в прекрасном расположении духа. После двух насыщенных событиями и приключениями дней, я немного свыкся к этой "верхневолжской" атмосфере, и теперь собирался просто насладиться неспешным течением моего провинциального путешествия.

После вчерашней жары, погода сегодня обещала быть более умеренной, поэтому катить должно быть куда-более комфортно, нежели вчера, да и сегодня маршрут более продолжительный, и обещает быть крайне интересным. Трек прикреплю в конце поста.

После обязательных утренних процедур - окунуться с разбегу в еще прохладных водах Волги и окончательно проснуться, а затем согреться горячим дымящимся кофе, нужно собрать лагерь и набросать примерный маршрут на день. Сегодня мне предстоит посетить Углич. До него идет отличная асфальтовая дорога, но до нее мне еще предстоит добраться. Выбраться с этих мест, тот еще квест. Но, обо всем порядку.

По тропинке, выбираюсь к основной грунтовой дороге, и вижу забор и закрытые на висящий замок металлические ворота. Только выехал, а уже приехал. Интересное. На воротах висит табличка с надписью - "Въезд на берег Волги платный - 200р сутки." И номер телефона. Думал, было, забавы ради позвонить и сказать мол, что я уезжаю, а не въезжаю - выпустите меня пожалуйста, но учитывая что местные вооружены и готовы "решать" всяких подозрительных лиц (смотрите предыдущий пост этой серии), думаю, что н̶е̶ ̶с̶е̶г̶о̶д̶н̶я мой юмор может плохо для меня кончиться. Подхожу к воротам - действительно закрыты. Уже думаю, что придется делать крюк и возвращаться тем же путем, которым приехал, но в последний момент решаю просто подергать замок. U-образный стержень выходит из засова. Ага, закрыто не на ключ.

Открываю ворота и выхожу на оперативный простор. Не то что бы я собирался платить кому-то деньги за воздух, но как будто фантомные сэкономленные двести рублей греют душу. Их можно потратить, например, на ̶с̶и̶с̶ь̶к̶у̶ ̶п̶и̶в̶а̶ пару сникерсов.

Карты говорят, что я в полных ебенях. Древние, забытые богом деревеньки на одну-две улицы, километры лесов и узкая полоса песчаной грунтовки - это все, что меня окружает. Интернета нет, но он мне и н̶а̶х̶О̶й̶ ̶н̶е̶ ̶н̶у̶ж̶О̶н̶.

И вот, спустя несколько километров, я въезжаю в одну из таких деревушек. А такое я люблю. Торможу, осматриваюсь.

Несмотря на то, что деревня состоит из одной улицы и большинство домов в плачевном состоянии, на паре домов спутниковое ТВ и пластиковые окна. На единственной улице - ни души, даже собак не видно. Все будто вымерло, а время остановилось. Из звуков - только шелест ветра в кронах деревьев, да крики петуха за пару дворов.

Но самое забавное, что на моем пути грунтовая дорога заканчивается, и начинается заросшая кустами тропинка.Та тропинка привела меня на жд пути. Но с жд путей тропинки не было, хотя на карте значится. Что ж, чем жд путь - не тропинка? Шагаю дальше по рельсам. Через пару км еще одна деревня, там должна быть нормальная дорога.

Прошагав по путям те самые два километра, действительно нахожу тропинку и выхожу к дороге. По ней выезжаю на асфальтовое шоссе, которое ведет до Углича. Утренняя свежесть сменяется дневной духотой. Дорога между тем совсем свежая, даже без разметки, трафик минимален. Красота. Фотал я далеко не все, поэтому местами будут скрины из видео, по которому я после путешествия собирался смонтировать небольшой ролик.

Впрочем, эта дорожная идиллия длилась недолго, и начался ухабистый участок дороги, где латок было больше, нежели первостепенного асфальта. Доехал до стыка Тверской и Ярославской области. Долго искал пунктирную линию между ними, не нашел, поехал дальше.

Проезжаю около 20км. Утренние надежды на не знойный день канули в лету, потому я потею к̶а̶к̶ ̶т̶в̶а̶р̶ь̶ , но все же это лучше, нежели на работе. Утренняя булочка распалась на атомы в моем организме еще пару часов назад, поэтому в животе начинает неистово булькать. Вспоминаю, что где-то в потемках нарульной сумки у меня была банка кильки, да полбатона белого. Пазл складывается воедино, и я съезжаю с дороги в живописное поле, дабы накрыть стол и как следует оттрапезничать.

После обеда, меня расслабило, и я решаю минут 20 просто поваляться на траве и ничего не делать. Не ну а што, я же на отдыхе в конце концов). Полил голову и тело водичкой и развалился на постеленной на траве ветровке. Ох, не передать словами тот кайф, когда в эти последние жаркие дни лета лежишь себе в поле, где-то посреди ничего, дуновения ветра приятно касаются мокрой кожи, и нет никаких забот и проблем, кроме той, что просто крутить педали навстречу этому дню, а это и не проблема вовсе.

Тем не менее, пришло время ехать дальше. По карте, помимо основной дороги, есть второстепенная рядом с Волгой, вдоль леса, вдоль маленьких глухих деревень. И я принимаю единственное верное решение - ехать по ней. Не по бездушному асфальту я сюда на велике кататься ехал).

Еду себе неспеша, любуясь деревнями и природой, а за мной фургон пристроился и едет себе. Едет медленно, обгоняет меня и тормозит недалеко, ждет когда я его проеду, и снова догоняет, обгоняет, и снова ждет. История повторяется два раза, и я начинаю напрягаться. Че это вообще такое? Ща запихают меня внутрь вместе с велом, и поминай как звали. На третий раз подъезжаю, внимательно смотрю и вижу, что к машине подходит бабушка. Оттуда сразу вылезает мужик в порванной футболке. Ну все, думаю, капец бабке. Не меня, так ее. Но вместо того, чтобы заломать бабку и затащить ее внутрь фургона, они здороваются, и мужик открывает задние двери. И тут все встает на свои места. АВТОЛАВКА! Мужик, как я понял, подъезжал к назначенное время у деревень, тормозил и ждал пару минут, и если никого не было, ехал к следующему месту. А тут я со своим велосипедом и безграничной фантазией.

Проезжаю я мимо, а сам думаю, так-то мне бы запасы воды пополнить, так как дальше до самого Углича ничего нет. Разворачиваюсь, еду к фургону.

Как выяснилось, вода у мужика продается только в пятилитровых бутылях. Я уже думаю, ну ладно, и так дотяну. Но тут мужик делает ̶х̶о̶д̶ ̶к̶о̶н̶е̶м̶ предложение поинтереснее. Воды, говорит, в малом объеме у меня нет, зато есть пивас. Сиська, полтора литра. Бог тому свидетель, не собирался я пить пивас этим прекраснейшим жарким днем, но судьба сделала за меня выбор. И вот, в обмен на двести рублей я становлюсь обладателем пенистого янтарного напитка. Помереть от жажды мне сегодня не светит. Пивас прячу до лучших времен, сажусь на коня, и еду дальше.

Проезжаю несколько деревень, а дальше дорога заканчивается, и начинается лес. На картах указано, что там должна быть дорожка-тропинка. Можно поехать по ней. Есть ли она там по факту, неизвестно, но как говорится, а когда не ехали? Въезжаю в лес. Лес шикарен. Высокий, большой, мощный - впечатляет своими масштабами. Полная тишина и отсутствие кого-либо. Лишь деревья мерно качаются и скрипят, заигрывает ветер с еловыми лапами, да невидимые птички заливаются где-то на ветвях.

Лес утопает во сплошном ковре мха, всюду желтеют и белеют грибы. Кусты черники и брусники большими зелеными островами раскинулись на десятки метров. Красивое. Качу неспеша по лесу, то и дела увязая в рыхлом песке. Начинаю потихоньку уставать и думаю об отдыхе.

И тут, словно услышав меня, лес расступается и большим синим ковром предстает она - Волга. Пустынный песчаный пляж, тишина, спокойствие. Не раздумывая, я тут же скидываю одежду и лезу в воду. После дневной жары, уже прогретые воды Волги были воистину наградой. Вдоволь накупавшись, я вылез на берег. А ведь там, в сумке, меня ждет прохладный янтарный пивас... Что ж, время пришло. Его впереди еще много (я про время, если что), можно просто купаться, загорать, да попивать пивко - что может быть лучше этим жарким солнечным днем?

Так я и провел часа полтора. Тот небольшой хмель, что оседал в моем организме, выветривался с каждым новым заходом в воду, так что переживающие - не переживайте.

Затем я вновь сел на седло и поехал дальше. Углич был уже совсем недалеко. Здесь намертво не работал GPS, поэтому свое положение и в целом по местности, я ориентировал по дорожным знакам, указателям и привязками на самой карте. На самом деле, после того как привык к тому, что ты в любой момент может узнать свое местоположение и направление на карте в пару тыков, ориентироваться без GPS в незнакомой местности не сильно просто. Тем не менее, особой проблемой это не было. Скорее, было даже забавным. Проехал я через весь Углич: через Новоселки вдоль берега, зарулил на пляж у разгрузочного речпорта на Портовой улице, там же искупался, да и поехал в центр.

Приятный провинциальный город на Волге. Город немаленький, и в нем, в отличие от Кимр и Калязина, где я успел побывать за это путешествие, уже чувствуется жизнь и движение. В центре полно людей, много молодежи, туристов - жизнь кипит и течет своим ходом довольно бодро. Да и целых три в ряд ̶п̶а̶р̶о̶х̶о̶д̶о̶в теплоходов сами о себе говорят.

На окраинах размереннее и спокойней. Приятная глазу архитектура: много каменных купеческих домов в центре, монастыри, кремль - все выглядит красивым и монументальным. Угличская ГЭС тоже заслуживает внимания. Чуть дальше от центра - приятные взгляду небольшие разноцветные деревянные домики-избы. Без типичных панелек тоже не обошлось. Примерно так я и представлял себе старинный провинциальный город на Волге, и он меня не разочаровал.

К тому времени приблизился вечер, и пора было искать место для ночлега. Заехав в магазин, на этот раз я не забыл купить наживку для вечерней рыбалки.

Выехал за город и по проселку поехал в сторону берега. У берега тянулась зелено-песчаная линия. Где-то сидели и рыбачили одинокие рыбаки. Я отъехал чуть подальше и нашел уютное место.

Прямо за травой - песчаный берег. Здесь же имелся небольшой запас дров - небольшие пеньки, некоторые порубленные на дрова, все аккуратно сложенно на траве вместе. Как по мне, так весьма неплохо. Солнце склонилось над горизонтом, коснувшись макушек деревьев. Красивое.

Я искупался, поставил палатку, разжег костер, и занялся удочкой. Вообще конечно в конце дня, уставший, все чего хочется - это просто окунуться в реке, да валяться на песке бревном и ничего не делать. Но не зря же я брал удочку. Присоединил катушку, провел леску, к ней поплавок, крючок, грузила.

Посидел я минут сорок у берега, глядя на неподвижный поплавок, да и плюнул на этот дело. К тому же темнело. Наверное, все-таки рыбалка - это не совсем мое). Люблю рыбалку, когда клюет. Когда не клюет - не люблю.

Солнце скрылось за горизонтом, оставив после себя багровое марево. Я жег костер, слушал музыку волн, наблюдал, как в полутьме медленно, басисто рокоча дизелем, проплывают речные теплоходы. С кораблей мне приветливо махали руками, я махал им в ответ, и то был прекрасный, атмосферный вечер на берегу Волги.

Пройденный за день трек.

Дальнейшие посты об этом путешествии будут скоро, а профиле так же есть серия постов https://pikabu.ru/series/kak_ya_na_volgu_na_velosipede_ekhal_51465, да и много другого интересного, где я делюсь своими фотографиями с разных мест, а так же о них не банально рассказываю.

Ну а всем, кто дочитал и досмотрел до конца, огромный привет и кайфовых каток)