Согласно легенде, 10 июля 1040 года англосаксонская графиня Годива совершила один из самых смелых и жертвенных поступков в английской истории, навсегда вписав свое имя в народную память. Эта история развернулась в начале XI века в графстве Мерсия, которым правил суровый граф Леофрик. Стремясь укрепить свою власть и пополнить казну, он обложил жителей своего города Ковентри непосильными налогами. Горожане, доведенные до нищеты, умоляли о снижении поборов, но граф оставался глух к их страданиям.
Про конфликт графа Леофрика и леди Годивы
Жена графа Леофрика, леди Годива (чье древнеанглийское имя означало «Божий дар»), была женщиной необычайной добродетели для своего времени. Летописи описывают ее как набожную, щедрую к церкви и глубоко сострадательную к бедам своих подданных. Видя нищету и отчаяние горожан Ковентри, она неоднократно вступалась за них перед мужем, умоляя снизить налоги. Однако Леофрик, раздраженный ее настойчивостью, однажды во время пира в пьяном гневе бросил жене жестокий вызов: он пообещал снизить налоги лишь в том случае, если она проедет обнаженной через весь город верхом на лошади. Граф был абсолютно уверен, что знатная и благочестивая женщина никогда не согласится на такое неслыханное публичное унижение.
К его изумлению, Годива, движимая глубоким состраданием к своему народу и решимостью облегчить его участь, приняла его условие. Она заранее приказала всем жителям Ковентри в назначенный день затворить ставни окон и не выходить на улицы, чтобы никто не мог видеть ее наготы. Горожане, испытывавшие к графине огромное уважение и благодарность за ее заступничество, беспрекословно подчинились. По легенде, в тот день город опустел и замер, словно вымерший.
Нагая поездка
Утром 10 июля 1040 года Годива, сняв свои одежды и прикрыв тело лишь густыми, распущенными до пят волосами (что в средневековой символике олицетворяло чистоту и невинность), села на коня и медленно проехала по пустынным улицам и главной площади Ковентри. Ее путь пролегал от замка графа Леофрика до рыночного центра города. Столетиями позже английский поэт Альфред Теннисон посвятил ее «прогулке» следующие строки:
«Скользя, как луч, среди колонн, к воротам,
Где уж стоял её любимый конь,
Весь в пурпуре, с червонными гербами.
На нём она пустилась в путь — как Ева,
Как гений целомудрия.
И замер, едва дыша от страха, даже воздух
В тех улицах, где ехала она».
Предание гласит, что все жители послушно остались за закрытыми ставнями. Лишь один человек, портной по имени Том, не удержался от искушения и подглядел в щель ставни. В наказание за это, согласно преданию, он тут же ослеп. Так родился термин «Peeping Tom» («Подглядывающий Том»).
Обещание есть обещание
Леофрик, потрясенный невероятной смелостью, самоотверженностью и верностью слову своей жены, был вынужден сдержать свое обещание. Он отменил все непосильные налоги для Ковентри, оставив лишь один небольшой сбор на содержание лошадей. Хотя прямых современников событию документов не сохранилось, исторические хроники более позднего времени подтверждают, что Ковентри действительно пользовался значительными налоговыми привилегиями вплоть до XVII века. Первое документальное упоминание об освобождении города от податей относится к 1057 году - уже после смерти графа Леофрика.
Реальна ли история?
Леди Годива и ее муж Леофрик были вполне реальными и влиятельными фигурами XI века, но поездка обнаженной верхом, скорее всего, является красивой легендой, возникшей значительно позже. На это указывают несколько фактов. Во-первых, в 1040 году леди Годиве было уже около 60 лет - по меркам Средневековья это был глубоко преклонный возраст, что делает версию с обнаженной поездкой маловероятной. Во-вторых, первое письменное упоминание об этом событии появляется лишь в 1188 году в хронике монаха Роджера Вендровера - спустя 121 год после смерти Годивы. Историки полагают, что монах либо опирался на не сохранившиеся устные предания, либо даже придумал эту историю. Подлинные исторические заслуги супругов заключаются в их щедром меценатстве: Годива пожертвовала монастырю в Ковентри огромные богатства - золото, серебро и 24 деревни, а перед смертью завещала церкви все свое имущество.
Наследие
Независимо от своей исторической достоверности, легенда о леди Годиве оказала огромное влияние и стала неотъемлемой частью английской культуры. Начиная с 1678 года в Ковентри ежегодно проходит фестиваль в ее честь, кульминацией которого становится карнавальное шествие, где женщины в костюмах XI века символически повторяют путь героини. В центре города стоит знаменитый памятник: обнаженная всадница с длинными волосами, а ее изображение украшает герб городского совета. Образ самоотверженной графини вдохновлял бесчисленных художников (от Джона Кольера до Сальвадора Дали), поэтов (Альфред Теннисон, Осип Мандельштам), композиторов (Пьетро Масканьи, написавший оперу «Изабелла»). Даже Фредди Меркьюри спел строчку «I'm a racing car passing by like Lady Godiva» в песне «Don’t Stop Me Now».
P.S Подписывайтесь, чтобы всегда быть в курсе интересных событий, произошедших в мировой истории за сегодняшний день. Ваша поддержка очень важна!
В прошлом веке москвичи спускались в метро и оставались без связи. А сейчас без связи остаться невозможно: мобильный интернет «ловит» абсолютно на всей инфраструктуре!
Когда зародилась связь в метро и как менялись способы общения?
Сегодня сеть 4G операторов «большой четверки» доступна со скоростью до 300 Мбит/с и качественной голосовой связью:
Есть такая сказка, где совсем юной девушке приходится отрубить руки, и делает это её же отец. Мельник был совсем беден, когда повстречал чёрта. Тот пообещал ему богатства, если мужчина отдаст ему через три года то, что находится за мельницей. Думая, что за сундуки с золотом надо отдать всего лишь яблоню, мельник даже раздумывать не стал. Заключил договор немедля. Но по роковому стечению обстоятельств за мельницей была его дочка — бедняжка мела двор.
Подошёл срок. Она чисто умылась и очертила вокруг себя мелом круг. Явился чёрт спозаранку, но не мог никак к ней приблизиться. Приказал тогда чёрт мельнику не давать ей воды, чтобы она больше не умывалась. А та возьми да и омой руки слезами. Разозлился, приказал он тогда руки дочке отрубить.
Милый батюшка, — ответила она, — делай со мной, что хочешь, я — твоя дочь. — И она протянула ему свои руки и дала их отрубить. В третий раз явился черт, но она так долго и сильно плакала, что слезы омыли ее обрубленные руки, и они были совсем чистые. Пришлось черту отступить, и он потерял над ней всякую власть.
Как призрак, она блуждала без рук, а сопровождал ангел. Съела как-то грушу прямо с дерева, а король, охотясь за фруктовым вором, в неё возьми да и влюбись. Стала она королевой. Король был вынужден уехать. А дальше — всё как у Пушкина, пусть и много позже. Посылают, значит, ему письмо с вестью, что королева сыночка родила. А чёрт возьми да и напиши, что не просто сыночка, а оборотня. Король написал письмо: мол, вернусь и разберусь, а чёрт его подделай — «убить мать и сына, а в доказательство отрезать язык и глаза вырезать».
Девушку тайно пожалели и отправили куда глаза глядят, с сыном на спине. Королю преподнесли части оленихи. Мужик был в шоке, но что поделать. Пошёл он семь лет блуждать, искать женушку, а пока искал — не ел и не пил. Набрел на домик в лесу, встретил её с уже отросшими руками, и все жили долго и счастливо.
«Девушка без рук» (Das Mädchen ohne Hände) братьев Гримм, опубликована в первом издании их сборника 1812 года.
Сказка «Девушка без рук» имеет несколько источников, которые братья Гримм использовали для создания окончательной версии. Гессенский вариант (Мари Хассенпфлуг) — самый добрый. Возвращает она себе руки, просто обняв дерево. В варианте Цвирна (Доротея Вьеманн) отец, желая выдать дочь замуж против её воли, отрезает ей руки и грудь, изгоняя её в белой рубашке. Вариант из Падерборна похож на цвирнский, но вместо ангела девушку ведёт небесный свет. Исцеление происходит через наблюдение за слепым мышонком, который, окунув голову в воду, обретает зрение. В мекленбургском варианте отец отрезает дочери язык и руки за её молитвы и почитание креста. Семилетняя девочка уходит из дома, живёт в конюшне с собаками графа, а затем получает посох от нищего, который помогает ей восстановить утраченные части тела через воду.
Братья Гримм указывают на сходство «Девушки без рук» с другими фольклорными и литературными произведениями. Например, образ гонимой женщины и её ребёнка перекликается с сагой о Дженовефе Брабантской, которая также подвергается несправедливым гонениям, но сохраняет веру и достоинство. Братья Гримм также отмечают связь сказки с средневековыми сагами, такими как «Май и Бифлор» и «Прекрасная Елена», а также с другими европейскими фольклорными традициями, включая сербские, финские, шведские и древнегерманские истории.
Если обратиться к Проппу, нанесение ущерба герою запускает сюжет, где героиня должна преодолеть утрату и - чудесным образом, перейдя трансформацию - исцелиться. По Мелитинскому, отрубание рук - это ритуальный мотив, связанный с обрядом инициации, где утрата части тела символизирует временную «смерть» героя перед его возрождением в новом статусе. Мелетинский подчёркивал, что такие сюжеты отражают архаические представления о жертвоприношении ради перехода в новый социальный или мифологический статус.
Это далеко не единственная сказка, где что-то кому-то отрубают. «Фрау Труде» (Frau Trude) может нам продемонстрировать немного другой процесс лишения конечностей. Любопытная девочка, несмотря на строгие запреты родителей, отправляется к Фрау Труде. А та за излишнее любопытство ей возьми да палец (в некоторых вариантах - руку) отрубает. Самая распространённая версия - когда девушку сжигают.
— Ах, фрау Труда, как было мне страшно! Глянула я в окошко, а вас-то и не видать, а вместо вас черт с огненной головою.
— Ого! — сказала фрау Труда. — Так это ты видела самую настоящую ведьму; я уж давненько тебя тут поджидаю, — все хочу, чтобы ты пришла да мне посветила:
И обратила она девушку в полено и кинула его в огонь. И когда оно как следует разгорелось, подсела она к очагу, стала греться и сказала:
— Вот теперь-то она светит ярко!
Девушка не проходит испытание и нарушает запрет, за что и получает наказание. Мелитинский сказал бы, что это наказание за вторжение в сакральное пространство. Ты должен заплатить физически за встречу с хтоническим.
Но не только в немецких сказках любят отрезать всякое. В сборнике Афанасьева есть совершенно замечательная сказка - "Косоручка". Она рассказывает, как жена брата невзлюбила золовку и строила против неё всякие козни. Сама делала пакости, а на бедную девчушку всё сваливала. Дошло до того, что первенца своего убила, а вину свалила на невинную. На этот раз брат, обезумевший от горя, поверил своей жене, вывез сестру в дремучий лес и отрубил ей руки по локти.
Она, как и девушка из немецкой сказки, блуждает, набредает на сад, встречает богатого парня - и всё у неё чудесно. У Косоручки рождается ребёнок - сын: «по локти руки в золоте, по колена ноги в серебре, во лбу красное солнце, а на затылке месяц». Папка, по классике, в отъезде. Счастливая мать пишет ему письмо. Сестра мужа подменила письмо на другое, в котором говорилось, что Косоручка родила уродца (так, в варианте из Ливенского уезда - «половина собачьего, половина ведмежачьего»). Девушку изгоняют по ещё одному ложному письму. Так и бродит она с сыном, пока не забредёт к брату. Воссоединение с семьей, а потом купец забирает жену с сыном обратно. Все счастливы, а зло наказано.
В сюжетах мотив отрубания рук часто связан с ложным обвинением, клеветой, предательством со стороны близких (например, мачехи, брата или ведьмы). Но персонаж обязан пройти все страдания с достоинством, чтобы приобрести новую жизнь.
Е.М. Мелетинский отмечал, что мифы и связанные с ними ритуалы в архаичных обществах не только объясняли устройство мира, но и служили средством поддержания социального порядка через регулярное воспроизведение в обрядах. Мотивы членовредительства в сказках (например, отрубание пальцев, рук, ног) восходят к реальным практикам инициаций — испытаний, через которые проходили подростки, чтобы стать полноправными членами общества. В ходе таких обрядов неофитов могли подвергать испытаниям, включавшим болезненные или даже калечащие действия: порой это были реальные увечья (например, отрезание фаланг пальцев, шрамирование, обрезание и т.д.)
Е. В. Спиридонова пишет, что подобные ритуалы существовали уже в эпоху позднего палеолита и неолита, то есть десятки тысяч лет назад. Первые свидетельства погребальных и жертвенных обрядов, где могли иметь место элементы членовредительства, появляются примерно 100–70 тысяч лет назад на Ближнем Востоке.
С течением времени и развитием религий и социальных институтов, реальные калечащие практики постепенно вытеснялись символическими действиями или вовсе исчезали, но их следы остались в мифологии, фольклоре и ритуалах многих народов. Поэтому сейчас отрубание рук ассоциируется скорее с наказанием за преступления, ну и с очередной недетской сказкой Братьев Гримм.
Возвышающийся над гербом Парижа, и украшающий западный фасад Оперного театра, бюст Шарля Гарнье предусмотрительно расположился на высоте, позволяющей беречь произведение искусства от двух главных антагонистов сусального золота - вандалов и голубей.
На протяжении 135 лет архитектор стоически выносил все присущие золотой голове тяготы, и ни разу не менялся в лице. Даже открытие магазина Зара в здании через дорогу, не спровоцировало мимические морщины Шарля пусть и на самое тонкое движение.
До определенного судьбой момента казалось, что бюст архитектора театра стоит так прочно, что случись в соседнем арондисмане извержение Везувия и залей оно лавой все модные бутики, точеный профиль Гарнье непременно остался бы на своем месте.
Однако настал тот злополучный час, когда неподвижные facial muscles затанцевали нервный вальс и безжалостно искривились в страшную гримасу. Стало очевидно, что судьба Парижской Оперы висит на волоске.
Все началось в тот день, когда обычный театральный реквизитор Жак Поктон получил сертификат, подтверждающий, что его владелец успешно окончил курсы пчеловодства.
Обзаведясь новым ульем, Жак торжественно дефилировал в кабинет начальника, что бы выпросить выходной и отвезти пчелиное поместье на дачу. К великому сожалению всех, кто в тот день вышел на театральную площадь, Поктон получил отказ и грустно прожужжал на выход.
Буквально через несколько минут в просторном коридоре Парижской оперы свершилась роковая встреча новоиспеченного пасечника и штатного сотрудника безопасности Ролана, который признался Жаку в том, что начал разводить форель в пожарном бассейне под театром.
Реквизитора моментально осенила идея отнести пчелиный улей на крышу и оставить его открытым на время репетиции. Пчелам было жизненно необходимо получить доступ к свежему воздуху.
Разлетевшийся по улицам Парижа пчелиный рой быстро ассимилировался в новой среде и обзавелся массой новых друзей, которых сразу же пригласил к себе в улей. Непривыкшие к вольному образу жизни граждан Евросоюза, пчелы плохо ориентировались на Елисейских полях и попросту забыли, откуда прилетели.
Ученые со всего мира до сих пор не могут понять, чем руководствовался крохотный пчелиный cerebrum, когда принимал коллективное решение мимикрировать на блестящую голову архитектора Гарнье и облепить весь архитектурный ансамбль жужжащим паном.
Руководство театра пришло в ужас от вида гримасы, которую скорчил ранее недвижимый бюст, и поспешило наказать виновного, однако предприимчивому Жаку удалось отмазаться от праведного гнева, подарив начальству свежий урожай меда.
Пасечнику пришлось буквально садиться на шею Шарлю Гарнье, что бы согнать с него пчел и вернуть их на место. С тех пор на крыше Парижской Оперы неизменно живет пару десятков тысяч пчел, трудящихся над производством фирменного продукта, продающегося по цене 15 Евро за 125 грамм в буфете театра.
Только что вы, дорогой читатель, познакомились с одной из небольших, но интересных историй из жизни великой Оперы Гарнье и, сами того не понимая, вовлекли себя в прочтение цикла статей о жизни вышеупомянутого театра.
Если вы подпишитесь на канал и останетесь с нами, то в скором времени сможете узнать все самые важные сведения об истории Парижской оперы и лично познакомиться с небезызвестным призраком, живущим в пустующей ложе №5.
Благодарим Вас за прочтение первого выпуска и трепетно готовим следующий.
С самых древних лет мужчины, утратившие половую принадлежность, становились незаменимыми слугами при дворах царей и императоров. Евнухам (правда, это греческое слово появилось гораздо позже) можно было доверить уход как за женами и наложницами правителя, так и за его собственной драгоценной персоной. В Китае, где император считался сыном неба и живым богом, простые подданные не могли осквернять его своими прикосновениями, поэтому прислуживали владыке Поднебесной империи исключительно евнухи. Подобный обычай был распространен не только в Китае, но и в других азиатских странах.
Несколько столетий спустя правители осознали, что евнухов можно использовать не только в качестве прислуги. У кастратов было огромное преимущество перед остальными придворными: они физически не могли основать новую династию, следовательно, не имели никаких видов на престол. Поэтому правители стали охотно доверять им высокие государственные должности. Есть сведения о том, что ассирийские цари стали назначать евнухов, прежде служивших лишь телохранителями, правителями и наместниками завоеванных областей. Вскоре некоторых особенно перспективных в деле госуправления царедворцев стали кастрировать добровольно-принудительно. Отсутствие мужского достоинства являлось своеобразным пропуском на высшие государственные должности. У ассирийцев подобную практику переняли персы и другие азиатские народы. В истории Персии известен высокопоставленный евнух Багой, который привел на трон нескольких царей, а затем был казнен за чрезмерное властолюбие Дарием III.
В Риме первые евнухи появились при роскошном дворе утонченного покровителя искусств Мецената. С его легкой руки они быстро вошли в моду и стали считаться предметами роскоши, уподобляя своих владельцев восточным царям. Римские поэты восхищались и воспевали в стихах вечно молодых кастратов, у которых, в отличие от остальных мужчин, не росла борода.
В III веке евнухи появились при дворе императора Диоклетиана. Правители Рима точно так же боялись заговоров, как и их восточные коллеги, поэтому не имевшие претензий на трон кастраты и в Вечном Городе быстро заняли роль «прослойки» между императором и остальными придворными. Они часто назначались на высокие должности.
Улица в небогатом квартале Древнего Рима
Могущество евнухов особо пышно расцвело в Восточной Римской Империи. Уже при дворе преемника Константина Великого, Констанца II, влияние многочисленных кастратов было столь велико, что главный из них, Евсевий, фактически управлял государством. «Они скоро размножились и мало-помалу приобрели сначала знакомство с тайными помыслами Констанция, а потом и управление ими, — писал о евнухах английский историк Гиббон в своем труде «История упадка и разрушения Римской империи».
Константинополь во времена Византии
Почти не было таких должностей, которых за историю Византии ни занимали бы кастраты. Законодательно им запрещалось быть только префектами городов, квесторами и доместиками. Некоторым поручали даже командование армиями и флотами, хотя, за редким исключением, полководческих талантов евнухи не проявляли.
Императрица Зоя (978−1050) по наущению евнуха Иоанна сперва сделала своим любовником его брата Михаила, а потом вышла за него замуж и короновала. Венценосную парочку быстро отодвинули от управления государством, и распоряжаться в нём принялась придворная партия евнухов. Она не была однородной. При дворе одни кастраты яростно интриговали против других, всячески пытаясь добраться до вершин власти и несметных богатств.
Вселенская Константинопольская церковь (Константинопольского патриархата) уподобляла мужчин, лишившихся своих достоинств, бесполым ангелам, так что неудивительно, что многие евнухи становились священниками. В Византии существовали даже отдельные монастыри для кастратов. Посторонние мужчины (кроме близких родственников и глубоких старцев) туда не допускались, возможно, во избежание возникновения греховных помыслов при виде вечно юных монахов. Немало евнухов стали патриархами, возглавив Вселенскую Константинопольскую церковь. В хрониках упоминается, как патриарха Мефодия I (IX век) обвинили в связи с некой женщиной. Тот сперва даже не понял, о чем идет речь, а когда ему растолковали суть обвинений, «немного приподнялся с кресла, закатал на себе одежду и обнажил свой срамной член чудной и не как у людей». При этом он пояснил, что такую свободу от страстей ему подарили усиленные молитвы апостолу Петру.
Роль и значение евнухов сильно упали во время правления Андроника Комнина, который кастратов недолюбливал. В 1204 году Константинополь захватили крестоносцы, и двадцать тысяч придворных евнухов в ужасе разбежались на окраины империи и в сопредельные страны. Через несколько лет многие из них вернулись и обнаружили, что прежнего влияния при дворе им уже не добиться.
После падения Византии в ее географической преемнице Османской империи во дворцах монархов услуги евнухов были столь же востребованы . Но придворная аристократия и корпус янычар не были намерены уступать им влияние на султанов, поэтому постепенно кастраты были низведены до уровня обычно дворцового персонала (это видно из картинки ниже), хотя некоторые из них все же пробивались к власти. Евнух Хаджи Мустафа Ага даже сумел свергнуть султана и поставить своего человека. Большинство служителей гаремов были чернокожими, их присылали в Стамбул из вассальных османам африканских стран.
Евнухи охраняют вход в гарем
Почти одновременно с утратой «безбородыми» власти в Византии евнухи достигли вершин могущества на другом конце Азии — в Китае. Императоры Поднебесной с древнейших пор окружали себя кастратами, но с воцарением династии Мин власть скопцов достигла невиданных высот. До той поры основу чиновничества составляли мандарины, которым при приеме на государственную службу приходилось сдавать сложные экзамены. Эти богатые и образованные люди были приверженцами конфуцианства и могли позволить себе не подчиняться императору и уходить в отставку в случае несогласия с его повелениями. Подавляющее большинство евнухов были неграмотными, зато их жизнь и благосостояние полностью зависели от властелина, что было залогом их личной преданности. Это в глазах императора с лихвой восполняло их неграмотность, и евнухи заняли практически все придворные должности.
Они заполонили весь Запретный Город, в центре которого находился императорский дворец. Они не только прислуживали монарху, его женам и наложницам, но и производили всё, что окружало Сына неба: одежду, мебель, здания, ювелирные украшения. Придворные кастраты пекли хлеб и пасли скот, заготавливали дрова и носили воду, словом, обеспечивали всё, на что мог упасть взгляд императора. При его выходе за пределы дворца одни евнухи мели дорогу, по которой другие евнухи несли императорский паланкин.
Императорский дворец Гугун в Запретном Городе в Пекине
В XV-XVI веках евнухи вытеснили мандаринов со всех более-менее значимых государственных должностей и фактически взяли власть в стране. Они возглавляли армии и выполняли дипломатические поручения, собирали налоги и карали преступников. Евнух Чжэн Хэ возглавлял китайский флот, отправившийся в 1405 году в Индийский океан. Всеми судами этой огромной флотилии тоже командовали евнухи.
Историю Китая писали ненавидевшие кастратов мандарины, которые изображали евнухов исключительно казнокрадами и взяточниками. Возможно, так оно и было, и простые китайцы действительно не любили евнухов — кто же любит налоговиков и чиновников? Однако, китайцы, несмотря на запреты, массово кастрировали своих детей, надеясь на то, что те сделают карьеру в Запретном Городе. Многие нищие с той же целью оскопляли себя сами. Когда подобное вскрывалось, виновников отправляли в солдаты, и в китайской армии существовало несколько подразделений, полностью укомплектованных кастратами. К моменту падения династии Мин в XVII веке в Китае жили сто тысяч евнухов.
После воцарения маньчжурской династии Цин (1644-1912) более консервативные маньчжуры (потомки монголов Чингисхана) разогнали всевластную корпорацию евнухов.
Возвращаясь к Византии. В исторических фильмах о ней персонажи из могущественного сословия евнухов периодически мелькают, но вот только самих доступных нам фильмов (зарубежных и отечественных) о событиях в этом исчезнувшем государстве - всего восемь. Кому интересно, посмотрите эти фильмы в сервисе ВК - https://www.litprichal.ru/work/600733/
Мезолит в Восточной Испании. Занятия жителей испанского Леванта: охота, рыболовство, начало военного дела из-за частых конфликтов с соседними протоплеменными общинам Оружие для охоты: луки дугообразные (широкие и длинные величиной с человека) и вогнутые по середине), дротики, стрелы с каменным наконечником с оперением). Климат и животный мир Восточной Испании: переход от ледникового к влажному лесному климату, дикие лошади, кабаны, ослы, благородные (лесные) олени, носороги и т.д.
Рисунки в пещерах Восточной Испании (в ледниковый период - Ля-Пилета и Парпальо, в эпоху мезолита - в навесе Мола Ремигия (в ущелье Гасулья). Изображались мужчины (охотники и воины) и женщины (члены родоплеменной общины). Харатерные особенности рисунков: большая голова, непропроционально узкое туловище, длинные ноги, толстые икры. Изображались охотники и воины (мужчины и юноши) в момент борьбы с дикими животными на охоте или ритуальных военных танцев перед конфликтом с соседней враждебной родоплеменной общиной. Мужчины изображались в своеобразных одеждах: бахрома и шнуры на поясе и у колен с головными уборами из перьев, воткнутых в волосы, или в виде сложной прически в разных вариантах (симметрично обрамлявшие голову локоны или туго завязанные ленты и банты). Женщины на рисунках одеты в длинные юбки (в виде колоколов) с обнаженными грудями. Рисунки военных ритуальных танцев: изображались обнаженные воины (мужчины и юноши), бегущие цепочкой друг за другом, в руках - луки и пучки стрел, луки воинственно подняты кверху, впереди - фигура коренастого воина (взрослого мужчины, предводителя военного отряда, в пышном головном уборе), за ним торопятся юноши (изображены как более хрупкие и тонкие фигуры). Непрерывность традиций искусства пещерных рисунков от периода палеолита до мезолита, неолита и бронзового века (по предположениям некоторых археологов, историков и искусствоведов).
Слоны на миниатюре Лицевого летописного свода 1560–70-х годов
Писатель-сибиряк Григорий Гребенщиков в своих воспоминаниях о Григории Потанине, написанных в эмиграции, рассказывает удивительную историю, одним из персонажей которой является редкий белый слон, подаренный в 1838 году хивинским ханом русскому царю. Причём история эта рассказана самим Потаниным.
Суть её в том, что во главе отряда, который должен был доставить слона в Петербург, был поставлен сибирский казачий хорунжий Николай Потанин, будущий отец знаменитого областника и путешественника. Его вызвалась сопровождать супруга. Но… «скоро сказка говорится, да дело мешкотно творится. Слон шёл-шёл и зазимовал в степях, а молодой офицерше Бог дал в дороге сына, и надо было отвезти его домой в станицу», — как (несколько витиевато) пишет Гребенщиков. Устроив на санях удобное место для новорождённого, супруги двинулись в путь. Но то ли от усталости, то ли от мерного покачивания саней, оба они задремали и не заметили, как младенец выпал по дороге на снег. Очнувшись и спохватившись, бросились назад по степи под волчий вой в поисках сына, не надеясь уже найти его живым.
И почти уже отчаялись, как вдруг через пять или десять километров обнаружили крошечный свёрток, упавший рядом со следами от санных полозьев. Ребёнок лежал с широко открытыми глазами и молча с восхищением смотрел на звёзды. Так, согласно легенде, началась жизнь Григория Потанина. И он полагал, что редкий белый слон, который в восточной традиции считается вестником счастья, стал для него благословением.
Насколько правдоподобна эта легенда, судить теперь довольно трудно. Белого слона и правда дарили Николаю I. И, возможно, этого слона сопровождал в конвое хорунжий Николай Потанин. Но всё это было не раньше 1838 года, а Георгий Потанин родился в конце 1835-го. Сам он, конечно, рассказывал эту историю со слов родителей — где-нибудь да вкралась путаница или приукрас… А впрочем, кто знает. Слон-то, идущий через холодную российскую степь, — он действительно существовал. И не один.
Одно из древнейших русских изображений слона. Рельеф Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, XIII в.
Испокон веков слоны были заложниками большой политики. Их постоянно кому-нибудь дарили. Владыки, не испытывавшие недостатка в слонах, особенно персидские шахи, буквально «сорили» слонами, раздавая их направо и налево в качестве экзотических подарков европейским правителям. Россия в те времена также считалась более-менее Европой (то есть страной, где своих слонов нет), поэтому и она постоянно «попадала под раздачу». От Ивана Грозного до Хрущёва и Брежнева — всем дарили слонов (даже Путину правительство Мьянмы недавно умудрилось всучить сразу шестерых). При этом всегда говорилось, что слон на Востоке — это символ верности, мудрости, удачи и много чего хорошего. Мол, и вам того же!
Но дарили при этом не символ, а живого, жрущего, испражняющегося, трубящего, норовящего всё вокруг себя переломать и перекалечить, а потом заболеть — слона. То есть подарок был крайне хлопотный. И его надо было доставить за много тысяч километров, в какую-нибудь российскую столицу, в Москву или в Петербург. Так, чтобы не сдох по дороге. Дело было не быстрое, для слона и для его сопровождающих мучительное, а для наблюдателей и праздных зевак — чрезвычайно занимательное.
Век за веком слоны шли через всю Россию, и, что самое удивительное, доходили по назначению. Первым, как гласят летописи, был слон (или два слона — тут данные расходятся) Ивана IV. Слон был прислан из Персии, от иранского шаха Тахмаспа, в знак уважения и благодарности за пару дюжин русских пушек и мешки пороха, которые привезло в Персию русское посольство. Иранские шахи — они такие. Вечно нуждаются в пушках, а отдариться норовят слонами. К слону, впрочем, прилагался и человек, «арап в халате и синей чалме», который кое-как умел управляться с животным.
В народе вокруг этого слона возникла целая череда легенд, достигающих подчас прямо-таки шекспировского градуса драматизма. Рассказывали, будто слон шёл в русскую столицу, что называется, «своим ходом», с караваном, который вёз запас бананов для его кормления. Но где-то на полпути бананы кончились (или их съели сопровождающие), и в границах России несчастному животному пришлось перейти на репу. Царю бодро рапортовали, что слон к репе адаптировался и даже не завяз в жидкой осенней грязи, а благополучно добрался до Москвы. Однако, видимо, нервы у него были абсолютно расстроены, и, едва увидев Ивана Грозного, слон рухнул в обморок, так что «двести стрельцов с трудом подняли его на ноги». Весьма довольный произведённым эффектом, Грозный в следующий раз повелел слону кланяться российскому властителю. Дело будто бы случилось во время какого-то праздника на Красной площади, при стечении большого количества народа.
Говорят, что Иван IV буравил слона своим властным взглядом и грозил ему скипетром — но слон задумчиво смотрел куда-то вдаль, поверх голов царя и бояр. И кланяться отнюдь не собирался. Тогда кто-то из стрельцов стал колоть слона копьём в передние ноги, чтобы он пал на колени. Но слон всё понял неправильно, затрубил и изрядно потоптал своих мучителей, проявив таким образом крайнее неуважение к царю.
Поскольку размеры не позволяли посадить слона на кол или подвергнуть колесованию, он был немедленно отправлен в ссылку, куда-то в Городец, где их с арапом поселили в холодном сарае. Очень скоро арап там и умер от какой-то болезни. Вероятно, он был единственным существом, к которому слон испытывал привязанность, и животное подобно верной собаке легло на его могилу, никого к ней не подпуская и отказываясь от пищи. Слухи о верном слоне стали распространяться в народе — и они определённым образом дискредитировали Ивана Грозного. Поэтому он поспешил положить этой истории конец, отправив к слону одного из своих опричников, который его «тайно умертвил».
Напомним ещё раз, это «народная версия» событий. По другой, которая известна из воспоминаний знаменитого авантюриста той эпохи, немецкого опричника (!) Ивана Грозного Генриха Штадена, слон добрался в Москву практически одновременно с началом эпидемии чумы и попал под подозрение как её разносчик: «Араб получал в Москве большое жалованье. Это подметили русские бражники, т.е. беспутные люди, пропойцы, которые в корчмах пьют и зернью играют. Из-за денег они тайно убили жену араба. Вот этот-то араб был оклеветан и оговорён русскими вместе со своим слоном, что будто бы чума, о которой в Москве и не думали, произошла от него и его слона. Тогда араба и его слона сослали в опале в посад Городецкой. Араб умер там, и великий князь послал дворянина с наказом умертвить слона при помощи крестьян... и посадских. Слон стоял в сарае, а кругом сарая был тын. Неподалёку от него схоронили араба. Тогда слон проломил тын и улёгся на могиле. Там его и добили...».
Что было на самом деле, никому не известно. Но слон при дворе Ивана IV действительно прожил недолго, а после него ещё более века слонов русские правители в подарок принимали неохотно — и это факт. К тому же в смутное время было как-то не до слонов. Правда, потом шах Аббас, как свидетельствуют дипломатические документы, настойчиво посылал слонов Михаилу Фёдоровичу Романову, но куда те слоны девались, доподлинно неизвестно. Россия большая, и не такое пропадало.
Слон. Миниатюра «Физиолога», XV век.
И лишь при Петре, любопытном к любым заморским диковинкам, слоны, что называется, пошли косяком. Тоже в основном «своим ходом».
Про их путешествия через Россию уже известно чуть больше. Первый «петровский» слон (разумеется, тоже родом из Персии) прибыл в 1713 году. Везли его через Астрахань, и сперва хотели поднимать по Волге, но в засушливый год на реке образовалось много порогов. К тому же разбойники лютовали вдоль берегов, и это не нравилось персам-сопровождающим. В итоге пустили слона пешком — и за несколько месяцев он, возбуждая по пути всеобщее внимание, благополучно добрался до Москвы. Встретивший слона по дороге старообрядец и духовный писатель Андрей Денисов описывал его так: «...толстотелесен, недолог по высоте, безшерстен, великоглав, черновиден, горбоспинен, задопокляп, ступанием медведоподобен, от верхния губы имея нос или губа или хобот, яко рукав платна висящ до земли, им же яко рукою брашно и питие приимет, и согнув в уста своя отдаёт».
Гравюра Питера Пикара «Торжественное вступление персидского посольства в Москву 3 октября 1712 года».
Этого самого слона, кстати, ожидала долгая благополучная жизнь в Петербурге и даже литературное бессмертие — именно про него Крылов написал басню про слона и моську. Ему не только построили «Слоновий павильон», но и назначили полное довольствие, в том числе регулярную крепкую выпивку, поскольку считалось, что слонам, как и людям, водка в холод очень полезна «для согрева». Животному полагалось больше 50 вёдер водки в год. Правда, очень скоро выяснилось, что её приворовывают. Отвечавший за слона «слоновщик» время от времени сообщал, что сделал пробу выданной водки, и она «ко удовольствию слона неудобна, понеже явилась с пригарью и некрепка». А что может быть важнее удовольствия слона? И водку закупали заново.
Д.А.Ровинский. Русские народные картинки, 1881
К 40-м годам XVIII века в «Слоновом павильоне» выпивали и закусывали уже 14 или 15 слонов. Отношения России с Персией становились всё более запутанными, а при дворе один за другим зрели перевороты, и персидский шах старался подарить по слону каждому возможному российскому правителю (или правительнице). Но не всегда угадывал. Пришедшая к власти в 1741 году Елизавета как раз осталась без собственного слона. Возможно, от обиды она и упразднила «Слоновник», отправив слонов в разные уездные города — развлекать на ярмарках чернь.
Может, правда, на то были и объективные причины, поскольку слоны в столице вели себя кое-как — частенько вырывались из загонов, в пьяном виде ломали будки квартальных, норовили упасть с мостов… Один из них, «осердясь о самках пошёл через сад и изломал деревянную изгородь, и прошёл на Васильевский остров, и там изломал чухонскую деревню». Короче, сами виноваты.
Иллюстрация к басне Ивана Крылова «Слон и Моська». 1857 год
Так или иначе, в XVIII веке на Руси к слонам уже почти привыкли. Выяснилось, что всё у них как у людей, даже пьют не меньше. А к XIX столетию и вовсе появились «руководства» и лубочные картинки, объясняющие простонародью, как слонов встречать, чем кормить, и как с ними себя вести. Ведь поначалу, подходя к очередной деревне, «перегонщики» слона не знали, с чем столкнутся. В одних местах в слона летели палки и камни, в других перед гигантом падали ниц и начинали молиться ему как божеству. А бывало сразу и то, и другое — ведь широк русский человек, как написал позднее Достоевский.
Меж тем, от «перегона» слонов самим местным жителям нередко выходила польза: для безопасности животного разравнивались дороги и всюду укреплялись мосты. Да! Тут делать было нечего, ведь слон не проходит по мосту «на авось». Умное животное чувствует малейшую неустойчивость конструкции и сразу поворачивает назад. На шаткий мост его не загнать никакими силами, так что приходилось тратить немалые казённые деньги по назначению.
В итоге опыт по перевозке слонов был накоплен огромный. Знали, где с ними ночевать, как их лечить, как воровать на отчётах об их рационе, и так далее, и так далее… А всё равно, каждая доставка слона из восточных стран в столицу превращалась в долгое напряжённое приключение. И в 1838 году, с редким белым слоном, которого вели Николаю I (а на самом деле, конечно, его сыну, Александру), тоже всё вышло не просто.
Был Потанин в том конвое или нет, неизвестно, но к делу подошли ответственно. Первую зиму уникальный белый слон провёл в Оренбурге (в специальном крытом павильоне), потом его предстояло за лето провести через Симбирскую, Нижегородскую, Владимирскую, Московскую губернии — и довести до Санкт-Петербурга. Посчитали, что слон будет «выжимать» от 20 до 60 вёрст за день, то есть доберётся за 75 дней. На этот срок и выделили средства на питание слона и конвоя. И, конечно, просчитались. Слон не только постоянно «тормозил», но и довольно скоро сбил в кровь ноги на пути от Оренбурга до Самары. Позднее для «перегона» слонов по российским дорогам придумали специальные ботинки, которые шились на заказ. Но тогда их ещё не изобрели, потому уникальный белый слон страдал.
В Симбирске он и вовсе простудился, так что пришлось его неделю лечить (в основном той же водкой). К счастью, удалось найти крепкую баржу, и слона туда запихнуть. Кое-как добрались до Нижнего Новгорода, а оттуда по Волге и Оке до Мурома. К тому моменту, конечно, все деньги были проедены (и пропиты, причём не только слоном). Пришлось попрошайничать. Губернатор Владимирской губернии выдал 100 рублей на лекарства, кое-что удалось раздобыть в Москве, но зачастую слон питался сам, поедая листву с незнакомых ему до сих пор российских берёз.
Именно за этим патриотическим занятием его и застал где-то между Владимиром и Москвой человек, которого в России считают основоположником русофобии, путешественник и бытописатель Маркиз де Кюстин. Вернее, это слон застал маркиза, летевшего на своей пролётке по грунтовой дороге во весь опор, будто он у себя во Франции. Внезапно увидев уже изрядно обрусевшего белого слона у обочины, кони пришли в полный ужас, понесли и перевернули пролётку. Впрочем, маркиз уцелел — и, следуя долгу путешественника и бытописателя, выбрался из лежащего в грязи экипажа, чтобы подойти к слону поближе:
«Грозное животное показалось мне ещё крупней, с тех пор как из-за него я претерпел такую опасность; хобот, которым оно шарило по верхушкам берёз, казался удавом боа, обвившимся вокруг пальмовых ветвей. Я начинал понимать своих коней — и впрямь было отчего сильно перепугаться. В то же время слон смешил меня тем пренебрежением, которое внушали ему, должно быть, наши крохотные тела… Рядом с ним я был как муравей; устрашившись такого превращения, поспешил я прочь от этого дива, благодаря Бога за то, что он избавил меня от ужасной гибели, которая в какой-то миг уже казалась мне неизбежною...».
К счастью, и для слона всё закончилось благополучно. В начале октября он всё-таки добрался до Царского села, где его поселили в специально построенном павильоне в индийском стиле.
«Преумное и доброе животное», — писал о нём исследователь Арктики Фёдор Литке, заглянувший туда в конце 1839 года. — «Он родился от ручной пары в Бухаре — и прислан государю от хана в подарок...».
«Подарок» смотрел на офицера добрыми внимательными глазами и задумчиво жевал солому. Он был словно существом совсем с другой планеты. Во всём его облике сквозило древнее достоинство, недоступное пониманию военных, чиновников, крестьян и тем более придворных. Ведь в отличие от них ни один слон, пускай и присланный в подарок, никогда не кланялся перед царями и другими властителями мира сего. Так уж он устроен, этот слон.
starosti ru, 14 (01) июля 1901 года, Российская империя
"Россия"
ТЕЛЕГРАММЫ «РОССIИ»
МОСКВА, 30-го июня. Сегодня в присутствии сенатора Маркова и столичных властей, освящен третий столичный винный склад и введена винная монополия. Молебствие совершил преосвященный Парфений, после чего был обед. [...] Преосвященный Парфений указал на то, что "не вино виновато в бедствиях, порождаемых чрезмерным питьем. Виновато неумелое обращение с вином, так как и самое полезное орудие обращается в опасное, попав в дурные и неумелые руки. С переходом винной монополии в твердые правительственные руки, легче будет спасти погибающий народ от когтей пьянства".
ПО ТЕЛЕФОНУ ИЗ МОСКВЫ
С завтрашнего дня, т.е. с воскресенья, 1-го июля начнется в Москве и во всех ее уездах с 7 ч. утра, торговля казенным вином. В столице открывается всего 260 казенных винных лавок и 420 - во всех ее уездах. Заготовка и разливка вина началась уже давно. Развозка ее по городу от трех складов во все 260 лавок будет совершаться особой артелью. Получая чуть ли не 20 000 р. в год за эту работу, она же гарантирует целость развозимого вина. [...]
15 (02) июля 1901 года
КАЗАНЬ, 10-го июля. Сегодня, после молебствия, в губернии вводится казенная продажа вина. Приготовление из спирта вина производится в трех вновь построенных винных складах: в Казани на 4 00 000 ведер, в Чистополе на 200 000 ведер; в Чебоксарах - на 150 000 ведер. Число казенных винных лавок в губернии доходит до 392., из них в Казани 33.
ПО ТЕЛЕФОНУ
ИЗ МОСКВЫ
Сегодня, по случаю воскресенья, фактическое открытие винной монополии состоялось ровно в полдень. Но задолго до этой минуты у дверей каждой из 260 московских лавок собралась вереница "чающих движения воды", человек в 100 -150. Все прошло вполне прилично. [...] Вышла маленькая заминка со сдачей. Ее не хватало. Публика, торопясь, отдавала вместо 29 - 30 коп. за "сосуд" и уносила его не дожидаясь копеечной сдачи. [...] Как сейчас видно, лавок 50 - 60 на Москву еще придется прибавить, Открытых ей не хватит.
