Никита ринулся к хозяину и, на ходу доставая свёрток с монетами, громко, радостно закричал:
— Кондрат Иваныч! Я долг принёс! Всё-всё! И даже больше.
Урядник с помощником невольно обернулись на крик и остановились, наблюдая, что будет дальше.
— Чего орёшь, дурень! Пошли в избу, — скривился Кондрат Иваныч, но Никита не отставал.
— Бери сразу! Или тебе деньги не нужны?! Так я сейчас всему честному народу раздам, всё до гроша!
Привлечённые шумом, стали подходить люди. Кондрат Иваныч спешно пересчитал деньги, написал расписку о полной выплате долга и заверил урядника, что никакого беспорядка не происходит, всё хорошо.
…Счастливый Никита не шёл — летел домой, как на крыльях. Вбежав в избу, он стиснул сестру в объятиях, поднял и закружил по комнате:
— Варька, Варька, мы свободны! Мы богаты! Ничего не должны! Сами себе хозяева! Ух, заживём!
Ошеломлённая Варя только хлопала глазами и неловко улыбалась. Наконец брат отпустил её и сказал уже спокойнее:
— Это правда, я расплатился с Кондратом Иванычем. А ещё у нас теперь полно денег! Можем купить всё, что захотим, и ещё останется. Приданое тебе справим богатое, лавку откроем! Вот, гляди.
И Никита положил на стол свёрток. Варя робко протянула к нему руку и вопросительно посмотрела на брата. Тот одобрительно кивнул. Варя открыла свёрток и ахнула, схватившись за сердце. На стол падал солнечный луч, и в его свете серебро ярко засияло. Хоть Никита тщательно промыл болотниковы дары в ручье, от монет и перстней ещё слабо тянуло тиной.
Не веря своим глазам, Варя повертела монеты, понюхала, царапнула ногтем и даже одну прикусила, пробуя на зуб.
— Откуда? Где ты взял СТОЛЬКО добра за ночь? Ты что, кого-то ограбил?
— Типун тебе на язык! — обиделся Никита. — Ещё чего. Я клад нашёл.
На этот раз Варя не собиралась мудро молчать и быстро выведала у брата правду, хоть он изначально не хотел рассказывать про сделку с болотником. Узнав всё, Варя пришла в ужас:
— Что ты наделал?! Болван круглый, прости господи! Нет бы совета сначала спросить у знающих людей…
— Это у Комарихи… у Пелагеи Петровны что ль?
— Да хоть у меня! Я тоже кой-чего знаю. А он пошёл и делов натворил. Погубил ты нас, Никита, совсем погубил!
— Да что такое, говори толком!
Варя несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула и уже спокойнее пояснила:
— Нельзя у болотника ничего брать. Бесполезно! Все его сокровища, если их достать из болота, в ил да труху превращаются! Заколдованные они, порченые, понимаешь? Даже если когда-то были настоящими драгоценностями.
— Вона что… — Никита озадаченно почесал затылок. — А это точно? А как быстро превращаются? Через день, через месяц?
— А никто не знает, по-всякому бывает. Но часто и суток не пройдёт, как всё, нет сокровища! А теперь представь, что будет, когда Кондрат Иваныч вместо твоих денег одну тину найдёт?.. Может, уже нашёл.
Никита представил и нервно сглотнул вставший в горле ком. Тело покрылось липким потом, а в висках гулко застучало. Зимин и так лишней добротой не страдал, а в гневе и вовсе был страшен. Ещё и соседи в колдовстве обвинят…
— Бежать, Варька, бежать надо!
— Куда? А куры, хозяйство? А дом?
— К чёрту всё! Голова дороже. Бери одёжу теплую, хлеба — и дёру!
— А куда же, куда? — в широко распахнутых глазах Вари плескался страх. — Может, у Комарихи спрячемся?
— К ней нельзя — там точно будут искать, все же знают, что ты с ней хороводишься. В уездный город пойдём.
— Но там Кондрата Иваныча хорошо знают, — возразила Варя. — Он туда сено, муку и прочее возит на продажу, с купцами в трактир ходит, к становому приставу в дом вхож. Узнают нас и ему донесут. Нет, туда никак…
Брат с сестрой обречённо умолкли. А потом Никита рубанул в воздухе ладонью:
— А, была не была! Лесами, мимо дорог, пойдём до губернского города Пскова. А оттуда по реке уплывём куда-нибудь, и ищи-свищи. Не грусти, Варька. Главное, вместе держаться. Собирайся, и айда.
Девушка кивнула и бросилась к сундукам. Никита тоже забегал, собирая котомку. На душе у него было тяжко: экую кашу заварил! И ведь не хотел — по недогляду, по глупости вышло. Ведь мог у Комарихи или у седого батрака, что про болотника рассказывал, осторожно расспросить, что да как, а потом идти! И болотник, сволочь, ни гу-гу, что сокровища с подвохом! А тень-то забрал. Кстати, зачем она ему? Надо у Вари спросить. Но потом. А сейчас надо ноги уносить, пока их не переломали, да вместе с шеей.
Спустя час лихорадочных сборов всё было готово.
— Уф… Посидим на дорожку и огородами — в лес.
— Ага, — вздохнула Варя. — Собаку только отвяжу. Не помирать же на цепи бедолаге.
Варя взяла вещи и вышла, не закрывая дверей. Никита тоже вскинул на плечи котомку, взял узлы, окинул отчий дом прощальным взглядом и, перекрестившись, шагнул к выходу.
Со двора донёсся истошный визг Вари и тут же прервался. Бросив вещи, Никита рванул на звук…
И, едва выбежав из дома, тут же попал в цепкие руки Бобра и Рыжего.
Возвращение в реальность было мучительным. Перед глазами в багровой пелене плясали цветные пятна. Тело превратилось в сплошной сгусток боли, но что происходит — стоит ли он, лежит ли, может ли двигаться — Никита не понимал. Какое-то время он плавал в мареве боли и снова стал терять сознание. Но тут раздалось громкое пыхтение, какая-то возня и сдавленный женский плач.
“Варя!” — вздрогнул Никита и попытался поднять голову и открыть глаза, но не смог. Зато вспомнил, что случилось: напали подручные Зимина, его избили, и Варе тоже досталось. А потом он провалился в темноту.
— Да ладно, голубка, не обижайся, ну подумаешь, потискал. Нешто с тебя убудет? Девки, они для того и нужны, чтобы их тискать.
— Уймись, — недовольно бросил Зимин. — Придержи свои грабли, девчонку я давно приглядел. Лучше скажи, почему, вы, болваны, ей лицо попортили, а в этом чуть душа держится? Что было велено сделать, а? А вы что?
— Перестарались, Кондрат Иваныч… Мы ж как лучше хотели, — виновато забормотал Задрыга. — Испугались, что удерут, ну и…
— Поглядите, у них уже узлы собраны! — встрял в разговор Бобёр. — Точно убёгли бы. О, глядите, очнулся!
Никита наконец открыл глаза и зашевелился. Он понял, что руки и ноги связаны, а сам он лежит на лавке.
— Усадите его, протрите лицо и попить дайте, — приказал Зимин.
Распоряжение выполнили, и Никите стало чуть-чуть легче. Взгляд прояснился, и он понял, что они дома. На лавке напротив сидела связанная Варя, в изодранной одежде и с кляпом во рту. Коса растрёпана, лицо исцарапано и левый глаз подбит, а на руках багровеют большие синяки. Встретившись взглядом с братом, Варя беззвучно заплакала и отвернулась. Рядом с ней сидел Бобёр и какой-то здоровенный мужик, весь заросший чёрными волосами. Никита смутно вспомнил, что видел его в соседней деревне, и это какой-то родственник Бобра.
Задрыга и Рыжий придерживали Никиту за плечи. Кондрат Иваныч по-хозяйски расселся за столом и не спеша прихлёбывал что-то из Вариной кружки. Допив, он со стуком поставил кружку, вытер усы и подошёл к Никите:
— Очухался? Слышишь меня?
— А говорить можешь? Давай, попробуй.
Разбитые губы слушались плохо, но всё-таки сказали:
— Вот и славненько. Никитушка, а скажи честно, вот как на исповеди, где ты взял столько серебра? — Кондрат Иваныч говорил ласково, со слащавой улыбкой, но глаза были холодными и злыми. — Уж прости, но у вас и в лучшие годы такого не было, а теперь и подавно.
— У них в узлах ещё монеты лежали, и в погребе — горшок с запасом! — добавил Рыжий.
— Вот, тем более. Где ты взял деньги? Украл что ли?
— Тогда откуда такие богатства? Там, где взял, есть ещё?
“Ага, серебро илом не стало, раз больше надо”, — смекнул Никита и рассказал про болотника, мстительно умолчав, что сокровища могут превратиться в мусор.
— А я-то думаю, чего от монет тиной несёт, — задумчиво протянул Зимин. — Хозяин болот, значит… Ладно. Куда, говоришь, ходил?
— На Куличьи болота, в самую топь. Где дерево раскидистое на кочке.
— Вот вместе и сходим. Пусть болотник со мной богатством поделится. Экие капиталы у него без толку лежат!
— Дык нечисть светлый день не любит… Не вылезет же, надо ночью. А ночью — тогось, на болоте-то… — сбивчиво забормотал волосатый мужик, которого Никита про себя окрестил Медведем.
— Надо ночью — пойдём ночью, — отрезал Кондрат Иваныч и показал на Варю и Никиту. — Этих стеречь, из избы не выпускать и смотрите, чтобы не сговорились. Девку не обижать, она мне нужна. Парня в порядок приведите, чтобы соображал и ногами двигал. Ну и сами соберитесь. Как стемнеет, пойдём.
Раздав указания и пригрозив, если что, в том болоте и оставить, Кондрат Иваныч ушёл. Остальная шайка осталась в доме, стеречь брата с сестрой.
Никите казалось, что он плывёт в дурном тягостном сне, и это вот-вот закончится, надо только сделать усилие, открыть глаза и проснуться… Но увы, всё было в реальности. Оставалось только стиснуть зубы и шагать через силу, а утешаться придумыванием страшных кар для своих мучителей.
Перед глазами стояла какая-то дымка, и Никита не понимал, то ли это настоящий туман на Куличьих болотах, то ли после кулаков Задрыги и компании помутилось зрение. Он остановился, проморгался и протёр глаза рукавом — вроде лучше. Хотя в колдовском свете луны поди ещё разбери…
Как и в прошлую ночь, ярко сияла луна, а каждый шорох, каждый кривой куст или подозрительная кочка смущали душу и пугали. Как и в прошлый раз, в траве что-то странно светилось. Только вчера Никита шёл сюда сам, а сегодня его вели, с кляпом во рту и связанными впереди руками, иногда подбадривая тычками в спину. И вчера не было Вари. А сейчас и её потащили: видать, Зимин побоялся оставить девушку без своего пригляда.
В поход на болота шайка снарядилась основательно, даже оружие прихватили: у Задрыги и Кондрата Иваныча были охотничьи ружья, у Бобра и Рыжего — дубинки на поясе. Медведь вроде ничего не взял, но такой громила мог обойтись голыми руками.
…Шли молча и быстро. Когда выдавалась возможность, Никита оглядывался на Варю — её вели позади, и между ней и братом всегда шёл кто-то ещё. Девушке тоже заткнули рот и связали руки, но хотя бы не пинали и не толкали.
Чем дальше забирались в глубь болот, тем больше Никита тревожился за сестру. С ней творилось что-то неладное: раз — и её взгляд менялся на безумный, жуткий, будто видящий то, чего не видят остальные. В такие моменты её накрывали странные приступы — она извивалась всем телом, то ли танцуя, то ли уворачиваясь от чего-то. Её трясли, звали по имени, брызгали водой, и Варя приходила в себя.
“Она и так странная, а теперь совсем рехнётся, — думал Никита. — А ведь её по голове били. Ей тоже досталось, хоть и девчонка”.
Никите самому было несладко: ноги опухли, всё тело мучительно ныло, а дышать было больно, несмотря на хорошую повязку — наверняка было сломано ребро. Но куда больше телесной боли его угнетало чувство вины и своего бессилия. Хотелось рухнуть в грязь, рыдать и выть, как дикий зверь, лишь бы это облегчить. Но так делу не поможешь…
— Привал! — скомандовал Кондрат Иваныч. — Отдохнём малясь. Вон кочка крепкая.
Все с облегчением расселись кто куда и перекусили. Пленникам тоже дали по кусочку хлеба и сыра и напоили водой. Все отдыхали, и брату с сестрой даже позволили сидеть рядом на одном пеньке.
— Варя, — шёпотом спросил Никита, — тебе плохо?
— Нет, чёрт побери, мне хорошо! Просто прекрасно! — огрызнулась девушка, но потом, вздохнув, положила голову на плечо брату.
— Я серьёзно. У тебя взгляд пустой, дёргаешься странно. Что с тобой?
— Ничего. Не знаю… Шёпот слышу невнятный, тянут куда-то. И туман перед глазами стоит. Я боюсь, Никита! Какие эти болота жуткие!
— И у меня туман перед глазами. Это потому что нам по голове настучали, вот и чудится всякое. Не бойся, Варька. Всё будет хорошо. Как-нибудь, но будет.
Варя только понимающе вздохнула, прижалась к брату и закрыла глаза. Он тоже опустил веки и сразу провалился не то в сон, не то в забытье.
— Евсеевы! Вставайте. Поживей! — окрик Задрыги вернул в поганую реальность.
И снова все зашагали вглубь Куличьих болот. Пока шли, Никита тайком пытался ослабить путы на руках, и верёвка понемногу поддавалась.
…Вот она, большая кочка посреди чёрной воды. На вершине торчало раскидистое дерево. Под ним, привалившись спиной к стволу, сидел уже знакомый Никите большой чёрный силуэт. Глаза болотника светились ядовито-зелёным светом, как грибы-гнилушки, и с интересом смотрели на приближающихся людей.
— Стойте тут. Говорить буду я, — предупредил Зимин. — Кляпы этим вытащите, вдруг надо будет. Но если кто вякнет поперёк…
Он показал всем кулак, а потом перекрестился и решительно сделал несколько шагов вперёд.
— Здравствуй, болотный хозяин! — Кондрат Иваныч снял шапку и поклонился. — Не серчай, что без приглашения, но я по делу к тебе.
Болотник издал странный короткий звук — то ли кашель, то ли смешок — и наклонил голову набок, прислушиваясь.
— Обширны твои владения, обильны. Хлопот по хозяйству много, наверное, но зато и прибыль хороша?
— А тебе что за забота? — отозвался болотник.
— Я к тебе, господин, с нижайшей просьбой: давеча ты ему, — Кондрат показал на Никиту, — от щедрот своих подарил цельный горшок с серебром. Снизойди, подсоби и мне тоже дай какой-нибудь капиталец, золота или камней драгоценных. Я человек оборотистый, всё в дело пущу, развернусь. Помоги мне!
Болотник подошёл ближе и сел у границы света от фонаря, по-лягушачьи растопырив коленки в стороны. Но в круг света попали его перепончатые пальцы, которые сейчас почему-то заканчивались когтями. Задрыга шёпотом выругался, снимая ружьё с плеча, а Бобёр потянулся к дубинке. Рыжий стал креститься, а Медведь ошеломленно таращился на лапы болотника. Кондрат Иваныч побледнел и сделал шаг назад, но уверенно повторил:
— Подари мне сокровища, болотный хозяин!
— Я ничего не дарил, — усмехнулся болотник. — Он дал мне кое-что взамен. Это была сделка. А что ты дашь?
— Я предлагаю жертву. Вот он в обмен на золото, забирай!
Кондрат Иваныч махнул рукой, и Бобёр с Рыжим, схватив застывшего от ужаса Никиту, поволокли его вперёд.
— Глупец! — гневно раздулся болотник. — Мне не нужна такая жертва! Он пуст, он уже расплатился.
— Она нужна, — перепончатая лапа когтем указала на Варю.
— Не-е-е-ет! — в отчаянии закричала девушка. — Не губи, Кондрат Иваныч!
— А на что тебе девчонка? Я для себя её оставил. Может, лучше белая лошадь или чёрная курица в подарок? Я слыхал, ваша порода такое уважает.
— Отдай её, — упрямо повторил болотник, — такое моё условие. Однажды зимней ночью моя лесная родня не смогла сделать девочку полностью нашей. А теперь я завершу начатое. Болотницей станет. Моему брату как раз жениться пора.
Кондрат Иваныч недовольно вытянул губы трубочкой, почесал затылок, раздумывая, а потом махнул рукой:
— Будь по-твоему. Девок много, а сокровища на дороге не валяются. Я согласен.
— Кровопийца! Нехристь! Будь ты проклят! — закричал Никита, а Варя, ахнув, упала в обморок.
— Что делать с девчонкой, как отдать?
— Положите её сюда, под дерево. Я всё сделаю сам.
Медведь взял на руки бесчувственную Варю и понёс, куда указал болотник. В лихорадочной спешке Никита дораспутал ослабшую верёвку и освободил руки. Он зарядил Рыжему в печень и в нос и, пока тот корчился от боли, вырвал у него дубинку. Толкнув Рыжего на Бобра, Никита юркнул в заросли камыша, оттуда — за валун, подобрал там камень и швырнул в широкую спину Медведя.
Верзила дёрнулся, издал утробный рык и оглянулся. Следом прилетел второй камень, в плечо. Отдав девушку Бобру и закатывая рукава, Медведь ринулся к укрытию Никиты. Но парня там уже не было.
— Прибейте сопляка! — завопил Кондрат Иваныч. — Он же всё испортит!
Задрыга прицелился туда, где шевелился камыш, и выстрелил. Не попал — Никита успел откатиться в сторону.
Зато грохот выстрела разъярил болотника. Он весь заклокотал, забулькал, как кипящая кастрюля, разинул пасть и… загудел. Раздался громкий гул, что-то среднее между мычанием и рёвом.
“Вот кого я слышал вчера! Правильно я боялся — это была не выпь”, — подумал Никита.
Болотник несколько раз повторил то ли песню, то ли призыв: короткая распевка и долгий громкий гул. Люди замерли и забыли обо всём, в страхе оглядываясь по сторонам.
Пасть болотника захлопнулась, и воцарилась тишина. Тягостная, нехорошая тишина, в которой стук своего сердца казался громом.
И вдруг из воды стали подниматься тени!
Жуткие и нелепые, эти клочья чёрного тумана меняли очертания. Одни становились похожи на силуэт человека, другие — на осьминога, третьи — на неведомое горбатое животное. Казалось бы, ну что страшного в тенях? У них нет клыков, когтей или ядовитого жала. Но при виде их людей обуял ужас. Настоящий древний страх, заглушающий разум и требующий удирать, прятаться и никогда в жизни больше не соваться на болота.
Никита вжался в землю и во все глаза таращился на этих тварей. Сердце билось в груди, как испуганная птица в клетке, тело покрылось липким потом.
Колышась на ветру, тени висели на месте, будто ждали приказа. И дождались — болотник махнул лапой, и они двинулись вперёд. Не издавая ни звука, они плавно и даже изящно поплыли на людей. И вроде двигались они медленно, даже хромой обгонит. Но Никита почему-то сразу понял: от них не убежать. И под прикрытием камышей он пополз к Варе, про которую все забыли. Девушка лежала на земле, стонала и слабо шевелилась — она ещё толком не пришла в себя.
Кондрат Иваныч выстрелил из двустволки в самую большую тень. Заряд дроби прошёл сквозь неё, не причинив твари никакого вреда. Она даже не заметила этого. Зато тени рядом бросились на Кондрата и облепили его, как пчёлы — забравшегося в улей шершня. Получился плотный туманный кокон. Зимин пытался вырваться, отчего кокон шевелился и трясся, но всё было напрасно. Из-за туманной оболочки приглушенно доносились вой и крики, уже мало похожие на человеческий голос. Кокон покатился, рухнул в тухлую болотную воду и пошёл ко дну, как камень.
Бульк, и ничего, только несколько пузырей поднялись на поверхность и лопнули.
Вокруг творился ад. Задрыга скакал, уворачиваясь от теней, и палил из ружья во все стороны. Рыжий с совершенно безумным взглядом стоял на коленях, рыдал и, размазывая слёзы, молился. Бобёр матерно орал, размахивая дубиной, и пытался отогнать тени. Медведь ловко уворачивался и, улучив момент, поднырнул под плывущей в воздухе тенью и рванул прочь. Бежал он удивительно быстро, несмотря на свои размеры. Некоторые тени поплыли за ним, но что было дальше, Никита не видел.
Тени облепили Рыжего, и сквозь кокон донеслись молитвы вперемешку с матерной руганью. А потом — жуткий, пробирающий до костей вопль. Из туманного кокона во все стороны брызнула кровь, как сок из перезрелой вишни. Кокон перестал шевелиться и распался, а на землю упала бесформенная куча плоти, ещё недавно бывшая живым человеком. В лунном свете ярко белели торчащие из кучи обломки костей.
…Очередная тень пролетела над головой, а другая проплыла сбоку, едва не коснувшись руки, и Никита понял, что тени то ли его не замечают, то ли он им не нужен. Это шанс!
— Варя! Очнись! — он развязал сестре руки и тормошил её. — Варя-а-а!
— Ох… А… Где мы? — девушка наконец открыла глаза и приподнялась на локтях. — А это что за дрянь?!
— Тихо, они нас не тронут. Ты как? Надо удирать, пока живы!
Опираясь на брата, Варя встала, прислушалась к себе и кивнула: мол, я готова.
Они взялись за руки и побежали.
Грянул выстрел. Варя вскрикнула и упала, как подкошенная, лицом вниз. Между лопатками на льняной рубахе быстро расплывались кровавые пятна. Никита оглянулся — Задрыга кровожадно улыбался и заряжал ружьё, не видя, что сзади болотник пристально смотрит на него и готовится к прыжку.
— Пропадёшь в трясине, гнида! — крикнул Никита и отвернулся.
Испуганный вопль, переходящий в хрип, а потом всплеск воды стали подтверждением его слов. Но Никита уже забыл про Задрыгу:
— Варя, Варя! Боже… Давай тебя переверну.
Сестра ещё была жива. Она пыталась что-то сказать, но получались только сипение и хрип, а изо рта толчками выливалась кровь. В лунном свете она казалась чёрной.
— Прости меня, Варенька, прости! Это я виноват!.. Хотел, как лучше, а вышло вон как.
Девушка ещё раз дернулась, выплюнув сгусток крови, и затихла. Глаза стали стекленеть. Никита опустил ей веки и обнял сестру. Так и сидел он, забыв обо всём, и слёзы сами собой текли по щекам. Не похвастается больше Варька, что нашла в лесу редкую травку, не будет делать снадобья и мази, не будет звенеть колокольчиком её смех, не будет она защищать от насмешек старую Комариху. Не будет у Варьки приданого и не посватается к ней никто, и никогда она не погуляет на свадьбе брата, не понянчит племянников… Один, совсем один остался Никита на всём белом свете…
Наконец парень отпустил тело Вари, поднялся на ноги и осмотрелся. И Кондрат Иваныч, и его подручные — все сгинули, только вон ружьё Задрыги валяется. Теней тоже нигде не было. Только голова болотника торчала из воды. Кажется, он хотел уйти на глубину, но, увидев Никиту, передумал. Светящиеся гнилушки глаз пристально смотрели на парня.
Никита хотел было выругаться матерно, выплеснуть на болотника всю ярость и боль. Но тут же остыл: а толку? Хозяину болот на это плевать, да и в нём ли дело? Что с него взять, нечисть и есть…
— Это правда, что твои сокровища, если их достать, в ил и труху превращаются? — спросил Никита.
Болотник неопределённо пожал плечами, мол, бывает по-всякому.
— Так правда или нет? Почему ты ничего не сказал при сделке?!
— А ты не спрашивал, — хихикнул болотник.
— Погань ты гнилая, вот ты кто, — устало сказал Никита. — Тенью моей хоть подавись, а Варьку я тебе не отдам. Унесу и похороню, как положено. И только попробуй помешать.
— Ух, какой грозный! — усмехнулся болотник. — Иди себе. Девчонка мне уже без надобности. Если бы я сам её утопил, то да, она моя была бы. А так… Смех один.
— Прощай. Надеюсь, больше не встретимся.
Никита взвалил тело Вари на спину и пошёл прочь, не оглядываясь. Болотник почесал затылок, сковырнув с макушки особо прилипчивую улитку, и пробурчал вслед:
— Беги хоть на край света. Всё равно, как время придёт, сам явишься. Часть целое притянет, нашим станешь. А я как раз пока новую тень натаскаю.
И болотный хозяин беззвучно нырнул в трясину.
Эта история прогремела на всю округу, о ней написали даже в столичных газетах. Шутка ли: пять человек разом, кто пропал, кто убит, а здоровяк, руками гнущий подковы, до сих пор весь дрожит и заикается!
Было расследование. Никиту всерьёз подозревали в убийстве: мол, это он заманил Зимина с подручными на болота и разделался с ними, чтобы долг не платить. Скверно бы всё вышло, если бы не Медведь, который рассказал, что и как. Конечно, следователь и прочие чины не поверили в рассказы про болотника и кровожадные тени, посмеивались над суевериями и крестьянской темнотой. Но главный следователь всё-таки убедился в невиновности Никиты и отпустил его.
Похоронив Варю, Никита распродал и раздал всё, включая дом и землю, и ушёл, взяв с собой только котомку и небольшой узелок. На все расспросы парень отвечал, что отправится куда-нибудь на юг, в жару, в степь, подальше от болот. И больше его в Подгрибном не видели и ничего не слышали о его судьбе.
Двуколка — двухколёсная конная повозка, в которую помещаются 1-2 человека.
Становой пристав — чиновник уездной полиции Российской империи, возглавляющий стан — полицейско-административную единицу из нескольких волостей. На становом приставе лежали все исполнительные, следственные и судебно-полицейские дела в своём стане; ему подчинялись полицейские урядники, также десятские и сотские.
Если хотите, поддержите меня донатом или подписывайтесь в соцсетях:
