Думаю многие, время от времени, бывая в лесах и парках видят такие конструкции. Назовем их мостики, мостики возникают над рукотворными и естественными препятствиями небольшими ямками и оврагами.
Доподлинно неизвестно, кто их возводит, выполнены они обычно из тонких сухих или гнилых сучьев, дело в том, что в дохристианской славянской мифологии мосты эти предназначены для помощи преодоления препятствий для душ, которые приняли смерть на одном из краев ямы или оврага. В сумерках по этим мостам проходят духи зверей и насекомых, чтобы расширить ареалы своего присутствия, без таких мостиков души вынуждены вечно топтаться возле точки гибели тела, поэтому и возводят такие конструкции только из мертвой древесины. Никогда не пытайтесь пройти по такому мосту, вес взрослого человека он не выдержит, а вот ребенок проскользнуть на ту сторону может. У нас нет определенного ответа, что произойдет с ребенком перешедшим на тот край, но в некоторых летописях мы сталкивались с пространными ответами про "туман незрячих" или "старуху Колоду", которые постепенно высасывают жизненную силу у тех кто взошел на "мост мертвецов".
Вход в станцию Гыркино по-прежнему охранялся автоматчиками. Двое крепких мужчин в бронежилетах, касках и тканевых масках, закрывающих нижнюю половину лица, стояли перед дверью и неохотно посматривали по сторонам. С боков полукругом в несколько слоев были сложены мешки с песком, выполняющие роль укрытия от внезапного нападения грабителей.
Борис Валентинович уже имел небольшой опыт общения с охраной и, не смотря им в глаза, поспешил зайти внутрь помещения. Серёжа и Настя проследовали за ним.
Друзья прошли в левый зал ожидания, где, как мы помним, находятся несколько рядов скамеек.
— Ну что? Я так полагаю, плана у нас до сих пор никакого нет? — равнодушно спросил Сережа своего наставника.
Молодой человек поставил сумку и рюкзак девушки на пол и сел на скамью.
— Я этого Сидоровича в глаза не видел, какие могут быть планы? — Борис снял свой рюкзак и поставил рядом с Сережей. — Отдадим патроны, вернем детей.
— Уверены, что мы не зря патроны с собой взяли? — продолжил парень. — Может, лучше было бы их припрятать? Убедиться, что дети живы, и лишь тогда все отдать.
— Думал я над этим, — Борис снял кепку и почесал лоб. — И даже хотел оставить сумки на кладбище. Передумал. Возможно. Скорей всего, с этим смотрителем за Гыркино не стоит шутить. В общем, я не уверен. Даже если мальчиков уже нет в живых, строминовский долг лучше вернуть. Сидите тут, схожу к нему на прием один.
— Нет уж, — возразил Серёжа. — Я столько километров протопал не ради того, чтобы на деревянной скамье посидеть.
— И я с вами, — тихо сказала Настя. — Может, забыли, что это вы со мной идете, а не я с вами? Бабушка вас попросила за награду.
— А, черт с вами, — махнул рукой мужчина.
Выжившие бродяги не отводили глаз от черной кожаной куртки с капюшоном и автомата на груди Бориса Валентиновича. Все слышали страшные истории о черном бродяге. Дети отворачивались, женщины прижимали их крепко к себе, а мужчины настороженно перешептывались между собой.
Борис подошел к двери, предположительно ведущей в жилище смотрителя, и обратился к стоящим возле нее двум автоматчикам:
— Мы пришли к Сидоровичу по важному делу.
Автоматчики подошли друг к другу ближе, тем самым плотнее загородили собой дверь.
— Кто такие? — спросил грубым голосом один из охранников.
— Разговаривать буду только с вашим шефом, — настаивал Борис.
— Не будешь, — ответил автоматчик. — Проход запрещен.
Крепкие широкоплечие мужчины направили оружие на Бориса и передернули затвор, сняв с предохранителя.
Наставник обернулся и посмотрел на еще двух автоматчиков, стоявших возле выхода из станции.
— Мы из Стромино, — снова обратился Борис. — Пришли по важному вопросу.
— Отойди от двери не меньше чем на пять шагов, — ответил уже второй охранник, его голос был еще более грубый и низкий. — Шеф занят, тебя позовут, когда освободится. Если вообще захочет принять.
Борис отошел и сел рядом с Сережей.
— Слыхал?
— Слыхал, — ответил Сергей.
Парень резко встал со скамьи и быстрым шагом подошел к здоровякам.
— Я смотритель станции Бякино, — уверенным голосом начал говорить Сергей. — Мы пришли решить вопрос относительно долга станции Стромино. Если немедленно не сообщите о нас Сидоровичу, он с вас живых снимет шкуру.
Автоматчики переглянулись, и один из них, немного подумав, глубоко вздохнул и открыл ключом дверь. Быстро нырнул в проход и также быстро закрыл за собой.
— Сидорович действительно занят, — произнес с недовольным видом второй автоматчик. — У него важный посетитель. Если ваше дело не стоит и выеденного яйца, я лично тебе переломаю ноги.
Сережу не напугали эти слова. Парень был уверен, дело важное и неотлагательное для обеих сторон.
Железная дверь снова открылась. Из нее вышел первый охранник и, немного заикаясь, произнес:
— Вас ждут, уважаемый смотритель, просят немедленно войти.
Сережа окликнул наставника и девушку, чтобы те собрали вещи и подошли.
— О нет-нет, — замахал руками подобревший охранник. — Оружие придется сдать. Огнестрел и ножи оставите нам, да и рюкзаки вам ни к чему. После вернем в целости и сохранности.
Сергей кивнул Борису, чтобы тот отдал автомат и охотничий нож. Сам поставил ружье к стенке и вынул травмат из рюкзака Насти.
— Спортивные сумки мы берем с собой, они суть разговора, — заявил молодой человек и повесил обе на Бориса Валентиновича, распределив нагрузку на разные плечи.
— Мы должны проверить, — буркнул охранник.
— Оружия там нет, даю честное смотрительское слово, — Сережа попытался улыбнуться, но губы его скривились в ужасной гримасе.
Мужчины открыли дверь, и друзья зашли вовнутрь. Напарники оказались в небольшой комнате, выполняющей роль, видимо, прихожей. Впереди были две двери и еще одна справа. Молодой человек прислушался и услышал голоса за левой дверью.
Парень подошел, постучал три раза и, не дождавшись ответа, потянул за ручку. Дверь открылась, это оказался кабинет. Деревянный лакированный стол и кожаное кресло выглядели богато. На столе стояла большая хрустальная пепельница, полная окурков, чашка с горячим кофе и настольная игрушка-антистресс с бьющимися друг об друга шарами Ньютона.
В кресле сидел полного телосложения молодой мужчина с короткой тонковолосой кудрявой бородкой, длинными мокрыми волосами по плечи, зачесанными назад. Широкая рубашка на нем была расстёгнута на две верхние пуговицы, на указательном пальце правой руки золотой перстень-печатка.
Вдоль одной из стен, рядом с большим аквариумом, стоял кожаный диван, выполненный в том же стиле, что и кресло, видимо, из одного комплекта. С одного края диван имел большую вмятину. Видимо, кто-то очень большой и тяжелый любил сидеть и смотреть на рыбок. С другого края сидел худощавый мужичок и что-то рассказывал, широко жестикулируя руками. Увидев на пороге Сережу, он вскочил и с удивленным лицом громко воскликнул:
— Серега? Ты живой?
***
— Они называют себя «ветераны», — рассказывал старый бродяга, сидя за столом в станции Бякино. — Опытные выжившие, обычно бывшие военные или сотрудники полиции. Крепкие и выносливые, в хорошей экипировке. Передвигаются чаще по одному, редко вдвоем. Нет, они не состоят в общей группировке. И часто не знакомы друг с другом. Любят свободу и ненавидят шумные компании. Но всегда узнают себе подобного из тысячи бродяг и готовы беспрекословно помочь собрату, если тот оказался в беде.
— Так значит, «ветераны» — это не группировка? — перебила Маша и подлила бродяге в металлическую миску еще один половник бульона.
— Скорее это образ жизни, состояние души, если можно так выразиться, — ответил пожилой человек, поднял посуду двумя руками и сделал большой глоток. — Когда ты встретишь одного из них, сразу поймешь, о чем я говорю. Такие люди излучают положительную энергию, ее невозможно не уловить. Вроде просто сидит рядом, а ты чувствуешь спокойствие и защищенность.
— Пока смахивает на нашего Валентиныча, — улыбнулась Маша и обратилась к своей подружке. — Как думаешь, Ю, его могут принять в эти самые «ветераны»?
Ю громко хихикнула и удалилась в каморку.
— Тфу ты, — огорчился старый человек. — Всё вам шуточки... В «ветераны» не принимают... Ими становятся. А с Валентинычем я вашим не знаком, я здесь вообще впервые. Сильно удивлен гостеприимством, такое редко встретишь в наше время. Нынче вот помог одному бедолаге. Подарил кроссовки. Не новые, конечно, но в хорошем состоянии. У его ботинок подошва оторвалась, так я сам предложил, пожалел. Тот так искренне обрадовался, что я в порыве доброты, на эмоциях, подогнал еще рубашку и джинсы. Новье, с этикетками еще. Только не спрашивайте, где взял, там больше нет. И что вы думаете? Эта крыса дождалась, когда я усну, и сперла все оставшиеся мои вещи. Вот так и помогай людям.
Разговор дедушки перебил громкий стук. Входная дверь оказалась, по упущению Ю, не заперта и через мгновение открылась. На пороге стоял крепкий коренастый мужчина в камуфляжной форме и дорогой военной экипировке. Голубые глаза, впалые щеки и рыжая борода.
Незнакомец осмотрел помещение, снял вязанную черную шапку, вытер пот со лба и спокойным немного уставшим голосом произнес:
— Я с добром, зовут «Лопата», пустите переночевать?
— Даже представить себе не могу, — произнес Борис Валентинович. — Ты возглавлял банду грабителей.
— Я тоже, — буркнул Серёжа.
Сергею не нравилась эта тема разговора, и он все время пытался ее избегать. Маша рассказала мужу, кто он такой, чем занимался до эпидемии и полтора года после. Парень свое прошлое так и не вспомнил, мозг лишь дорисовывал в воображении картинки всего, что произошло. Молодой человек и сам уже не хотел копаться в памяти и решил оставить все как есть. А есть у него теперь многое: любящая жена, верные друзья и, самое главное, дом, который считал своей крепостью.
Прошлое напарника Борису Валентиновичу было известно только в общих чертах.
— А с виду так и не скажешь, — продолжил Борис.
Мужчина широко улыбался, но никто этого не видел. Наставник шел впереди группы и не оборачивался.
— Больше похож на простого работягу, — не успокаивался мужчина. — Да и тихий слишком для лидера группировки. Это ж надо болтать много и уметь найти подход к каждому. Всяческие речи толкать, ну или хотя бы заставить себя боятся. Вот бы хоть одним глазком взглянуть на тебя такого.
Напарники шли вдоль железной дороги в сторону станции Гыркино. Анастасия плелась позади. Девушка хоть и отдохнула ночью, но этого хватило ненадолго, ноги снова гудели и сильно устали.
Сережа взял ее рюкзак и повесил себе на плечо. Пару раз молодой человек пытался нести Настю на закорках. Девушка хоть и была хрупкая и весила не слишком много, но сыпучий гравий под ботинками Сережи не давал ноге твердо вступать и сильно нагружал тем самым мышцы. Компания дошла до очередной платформы, и друзья решили на ней передохнуть. Это была обычная остановка, похожая на автобусную, какая есть в любом городе. Две короткие лавки, три железные стенки от ветра и крыша от дождя. Все это дело выкрашено серой краской. Выглядело культурно и чисто, хотя уже проявилась местами ржавчина. Рядом стояла вкопанная в землю железная урна под мусор.
Сережа снял женский рюкзак, ружье и спортивную сумку. Сел на лавку и глубоко вздохнул, закрыв глаза.
— Я и был простым работягой, — ни с того ни с сего начал рассказ Сергей. — Работал на заводе слесарем в цеху. Целых два года после армии.
Борис выделил даме целую скамейку, а сам подсел к Сереже.
— Ты и в армии служил, оказывается, — перебил наставник. — Я и смотрю, крепковат, с виду тихоня, а крепкий. Значит, и стрелял раньше. Интересно, расскажи еще что-нибудь, а то за это время от тебя ничего не удалось толком узнать. Только вечные отговорки. Мы ведь напарники или кто? А раз так, значит, секретов не должно быть, сам так говорил. И потом, дождь начался, а тут под крышей не мочит. Время пролетит незаметней.
— После школы отучился в профессиональном техническом училище, — продолжил Сережа. — Потом служба в армии. Маша сказала, что где-то под столицей. Ждала меня, оказывается. Как дембельнулся, так сразу и поженились. Квартиру снимать не пришлось. Моя бабушка полжизни откладывала и подарила нам деньги на свадьбу. Правда, их хватило только на половину квартиры, но, к счастью, Машины родители добавили нам на однушку. Вам, наверное, Борис Валентинович, вовсе не интересны такие подробности?
— Не интересны? — Борис поправил очки указательным пальцем за перемычку над переносицей. — Еще как интересно. Давай дальше, сгораю от любопытства. Наконец-то я тебя разговорил. Хотел уж было подпоить как-нибудь для этого дела.
— А дальше началась эпидемия, — продолжил Сергей. — Маша говорит, меня будто подменили. Стал груб и дерзок. Она сначала подумала, это такая защитная реакция. Ведь ее я действительно тогда защитил. У меня будто башню снесло. Именно это нас и спасло. Я стал безжалостен и равнодушен. Связался с плохой компанией, зато смог прокормить себя и Машу первое время и не умереть по глупости от случайных зомби, как умерли первые выжившие.
Маша пыталась всё время отговорить меня, уйти подальше от этой шайки и выживать вдвоем. Не слушал ее, словно был под каким-то гипнозом, глаза стеклянные, и смотрел будто не на Машу, а сквозь тело, куда-то вдаль.
— И потом ты их возглавил, верно? — потирая руки, спросил Борис Валентинович.
— А вот и нет, — Серёжа заткнул большим пальцем руки одну ноздрю и через вторую громко высморкался. — Первые мои подельники все умерли. Так говорит Маша. Придурки решили местный супермаркет прочесать. Гиблое дело. Первое, что разграбили выжившие бродяги после дня всеобщего апокалипсиса, как раз и были такие большие магазины. А те, которые уцелели, держали под контролем группировки куда больше, чем наша. Более экипированы и организованны. В общем, повезло нам тогда. Я приболел, валялся с температурой в бреду, а Маша сидела со мной, присматривала. Они даже хотели меня шлепнуть по возвращению, думали, зомби-вирус подхватил. Видишь, как вышло. Это всё со слов Марии, естественно.
Вдвоем мы пробыли недолго. Наткнулись на отряд из десяти человек. Те оказались полными болванами, но с неплохим оружием и даже с собственным убежищем в трехэтажном кирпичном коттедже в частном секторе нашего небольшого города.
— Ты тоже жил в городе И? — спросил Борис Валентинович. — А на какой улице?
— Вот этого я не уточнил, — ответил Сергей и продолжил. — Можно у Маши спросить, как придем... У них не было старшего, каждый тянул одеяло на себя. Ну и эту роль взял на себя я. С самого начала давил на них и вел себя, будто знакомы много лет. От такой наглости головорезы растерялись.
— И что, вот так вот бродяги приняли постороннего человека и сделали своим вожаком? — Борис подвинул сумку ближе к лавке, дабы дождевая вода, стекающая с крыши остановки, его не намочила.
— Дело в том, что голова у меня варила лучше всех, — улыбнулся Сергей. — Они накидывали планы своих будущих вылазок, а я тут же находил в них слабые места. И не просто указывал, где могут попасть в беду, а предлагал другие варианты, менее рискованные и более безопасные. А уж когда впервые вышел с бандой в ходку, в тот же вечер объявили меня главарем.
— А Машу, значит, главарихой? — ухмыльнулся наставник.
— Маша с того момента стала меня бояться и старалась как можно меньше попадаться на глаза. Нет, она, конечно, пыталась образумить, несколько раз просила покончить с разбоем и грабежом. Даже умоляла отпустить ее. Но я был черств и непоколебим. Опять же, по ее словам. Не устану повторять, сам я ни черта не помню, и такое слышать было жутко. Поверить не мог, что это происходило со мной.
— Значит, полтора года ты этим промышлял? — в голосе Бориса чувствовался большой интерес. — Как же потерял память и очутился на пути к станции Бякино?
— Во время одной из вылазок мы потерпели неудачу. Вернулось нас всего двое. Маша не знает подробностей, но обоих хорошенько отметелили. Она насильно влила мне в рот алкоголь и скормила все таблетки, что были под рукой.
— Убить что ли хотела? — перебил парня Борис.
— Клянется, что нет, — развел руками молодой человек. — Там в основном было снотворное и седативное средство. Она в них не разбирается, слышала, как другие бандиты об этом говорили. Просто хотела вырубить меня и уйти, даже в плачевном состоянии я пытался ею командовать.
Вот только после такого коктейля я не потерял сознание, а стал послушным. Туго соображал, мычал и не понимал, где нахожусь.
Жена взяла меня за руку и увела из города. Куда идти, Маша не знала, да и разницы никакой не было, лишь бы подальше от всего этого. Ну а за городом лес, он и вывел нас между станциями Стромино и Бякино. Маша всю дорогу вливала в меня алкоголь, поддерживала состояние, так сказать. Боялась, что приду в себя. Не могла она так больше жить, но и бросить меня не решилась. Короче, вывела мужа в полузомбированном состоянии и направила в сторону станции, где меня и приняли. Дальше вы в курсе, Борис Валентинович. Уж не знаю, что именно, то ли таблетки с алкоголем, то ли сотрясение мозга, повлияло на мою потерю памяти. Избили меня крепко, вся рожа была свезена, будто по асфальту ею возили. А может, и то, и другое каким-то образом повлияло.
— А может, и защитная реакция мозга, — произнес Борис, похлопав напарника по плечу. — Помнишь, как тебе покойный Ренат говорил? Мозг — дело такое, братишка. А он про это много читал. Ладно, идем, дождик кончился.
Мужчины поднялись, повесили на свои плечи рюкзаки и спортивные сумки и потихоньку двинулись дальше. Настя поплелась следом чуть позади напарников.
— Знаешь, брат, — сказал Борис Валентинович немного погодя. — Я очень рад, что встретил тебя. И даже если это всё правда и ты натворил много ужасных дел, я нутром чую, что тебе предстоят великие дела, ты нужен этому миру, как глоток воды жаждущему. А меня чуйка еще ни разу не подводила, если ты не забыл.
На прошлой работе играл с коллегами в игру "Правда или действие". Мне выпала категория "правда" и я должен был рассказать самую жуткую историю, которая со мной произошла (самый треш не стал рассказывать, ибо за это можно присесть на бутылку).
На дворе стояло лето 2016 года. Мне на тот момент было 18 лет, второму участнику события и по совместительству моему другу - 16 лет. Я недавно успешно сдал все экзамены, впереди было все лето и готовился отправиться домой на каникулы, но перед этим решил посетить вечеринку вписку.
После вечеринки, мы с другом отправились домой пешком так как автобусы еще не ходили. Дойдя до набережной, мы обращаем пристальное внимание на обоссаного бомжа, который лежал на лавочке.
Неожиданно у нас возникла идея, и мы решили поспорить - живой бомж или нет, для проверки нужно было потянуть жребий, мы начали его тянуть и выбор пал на моего друга.
Он, не найдя ничего лучше, для проверки жизнедеятельности бомжа решил несколько раз потыкать в него деревянной палкой, найденной неподалеку. Результат - бомж оказался мертвым.
После этой истории, коллеги женского пола меня очень сильно осудили, с упреком на то что это была моя идея тыкать в бомжа палкой и что я всячески друга подстрекал друга к этому действую, да еще и ржал в тот момент, что было неправдой, поскольку в тот момент я находился в ахуе глубокой степени изумления от увиденного.
P.S: моя старшая сестра меня сильно осудила за это, упомянув, что во времена ее детства (между нами разница 10 лет) подростки развлекались аналогичным способом и также тыкали палками в мертвых/спящих бомжей и алкашей.
В домах, омраченных утратой, зеркала нередко закрывают тканью. Этот обычай уходит корнями в глубокую древность, где зеркало видели как врата меж мирами, способное запечатать душу умершего навечно. Согласно народным преданиям, первый кто увидит свое отражение в зеркале комнаты, где произошла смерть, вскоре последует за покойным.
Закрытие глаз умершего монетами - традиция, идущая из глубины веков, из времен Древней Греции. Она несет в себе тройное значение: во-первых, чтобы умерший не "выбрал" себе компаньона из живых; во-вторых, чтобы отвлечь его от мирских забот; в-третьих, полагают, что монеты помогают душе увидеть истинное ядро своего существования и спокойно отпустить земное.
Тело усопшего несут из дома ногами вперед, считается, что таким образом дух не будет стремиться вернуться за кем-то из домочадцев. Чтобы дух не нашел пути обратно, с кладбища возвращаются не тем же путем, каким проводили покойного в последний путь.
До захоронения тело не оставляют без присмотра, это правило сформировалось давно, чтобы предотвратить случайное погребение человека, который мог бы быть еще жив. Люди, которые находятся при покойнике должны прикрывать рукой рот при зевке, чтобы предотвратить попадание духа покойного в тело живого.
В установках памятников на могилах принято выбирать крупные надгробия, что, по преданиям, усложняет духу возможность покинуть место погребения.
Не принято, чтобы гроб несли родственники; считается, что прощающийся так может "забрать" кого-то с собой. Если носитель споткнется и упадет, это может считаться плохим предзнаменованием.
До похорон не принято делать уборку дома. Дело в том, что даже желание подмести полы может закончиться распространением патогенной инфекции от покойника. Помимо этого, умершему нужно дать время попрощаться с домом и вещами в нем.
Стулья, использовавшиеся под гроб, сразу же переворачивают - существует вера, что сразу сесть на такой стул - к несчастью.
О усопшем принято говорить лишь доброе или вовсе молчать, сохраняя уважение к нему, как к тому, кто не может защитить свою честь. Этот нюанс морали пришел к нам из античности и до сих пор актуален.
Нельзя использовать одежду усопших. Считается, что ткани, соприкоснувшиеся с телом в момент смерти, накапливают негативную энергию, которая может быть вредной для живых.
Обязательное ношение черной одежды на кладбище. На Руси черная одежда использовалась строго в траурных целях. Этот цвет символизировал глубокую скорбь и утрату. Существует вера, что черная одежда служит защитой от захвата смертью.
Покрывание усопшего белой простыней. Этот метод служил защитой живых от душ умерших, предотвратив возможность для душ умерших искать компаньонов на пути в загробный мир. Белая простыня символизировала чистоту и конец подчинения живому миру.
Фотографии покойника переворачивают или прячут. Поворот фотографий умершего считался способом защиты от духов. Верили, что дух усопшего может попытаться забрать кого-либо из живых в мир мертвых посредством визуального контакта.
Связывание рук и ног умершего. Это применялось для предотвращения возможности умершего встать и уйти. С научной точки зрения, связывание облегчает фиксацию тела в подобающем положении, особенно после наступления окоченения тела.
Руки несущих гроб должны быть в перчатках. Ношение перчаток рекомендуется для тех, кто несет гроб, чтобы исключить передачу энергии или духа умершего живому человеку через кожный контакт.
Стоит избегать идти навстречу похоронной процессии. Считается необходимым проявить уважение к горю семьи, уступив дорогу покойнику. Эта традиция также действует как средство обеспечения безопасности живых, предотвращая возможность "забрать с собой" встречных духом усопшего.
Эти традиции и обычаи, пронизанные таинством прошлых времён, открывают нам дверь в мир древних верований, запечатлённый в ритуалах и символах смерти и прощания.
Наш Telegram-канал. Еще больше тайн, паранормального и неизведанного.
– Десять лет назад я впервые узнал об этом, когда сменил работу, – говорил мистер Грин, разливая им в бокалы. – О том, что такое возможно. Узнал в одном Иллинойском университете. И что рано или поздно оно должно случится. Обычная цикличность, не более, подобное в веках происходило не единожды. Когда ОНА устаёт от нас, то открывает свои другие глаза, ТЁМНЫЕ. И вот – нас уже завтра может не стать. Чтобы всё началось по кругу заново…
Как всегда, непонятно.
– ОНА – это кто? – спросил Вэлентайн.
– Земля. Наша планета… Я говорил. Или нет?..
Бред милой Моники слушать казалось намного приятней. Она была хотя бы дурочкой, и от неё не ждали умных решений или рассказов. Сесть на самолёт с человеком, повествующим о живой планете и её разных глазах-озёрах, морях и океанах, он бы не желал. Да ещё звал лететь так далеко, не куда-нибудь, а в Россию. Будто нельзя было переждать этот «кашель» Земли где-нибудь ближе.
– Мертвецы не рассосутся, – говорил Джонатан Грин, отпивая из своего бокала. – Это не прыщи на лице. И всё остальное само по себе не исчезнет тоже... Но здесь, на нашем материке, возможности мы упустили. Пробовать будем там, где не поздно.
– Пробовать что?
– Остановить, – пожал плечами и развёл руками мистер Грин. – Всё. Вот это.
Ведь не шутил. Говорил всерьёз.
– Моника сказала, что раньше жнецы ангелов забирали души мёртвых у нашего озера, – поделился с ним Вэлентайн. – И заберут к себе её … Что вы искали на дне водоёма? Храм ангелов? Или жнецов?..
Джонатан Грин улыбнулся.
– Нет, Вэл, – ответил он, – не совсем. Мы же учёные. И имеем дело с так называемым… «третьим видом». Не мёртвым, и не живым. А третьим видом материи. Простым языком, для тебя объясняю…
Да, именно это в нём подкупало. Похоже, Джонатан Грин был искренен, и относился ко всем одинаково, любил окружавших его людей. Говорил с каждым на равных, будто с партнёром по бизнесу или хорошим старым другом.
– В слабой форме возле озёр всё происходит давно. В слабой – потому что все они спали, – всё ещё говорил он, вдаваясь в пространные объяснения. – Странные и неизвестные биологии виды, утопленники, призраки, духи, болотники, домовые. Или те, кого называют чертями и бесами. Подобное в единичном виде наблюдалось всегда. Не все они, кстати, враждебны…
Помолчал, отхлебнул.
– Но после, – продолжил, – случились недавние взрывы. Они-то и пробудили ИХ по-настоящему. ГЛАЗА начинают открываться. Знаешь, сколько и чего ещё поднимется из недр?..
«Эко ж его припекло…» – думал Вэлентайн. Его собеседник переутомился, как многие здесь. Ночка на территории трейлерного парка выдалась жаркой для всех. Черти, водяные, бесы, утопленники…
С другой стороны, неужели к этому дню они успели повидать недостаточно? Хватило б одних мертвецов, чтобы поверить мистеру Грину не глядя, на слово. Только вот Моника трещала обо всём подобном задолго до пресловутых взрывов. Потому Вэлентайн и привык не верить. Может, напрасно…
– Мистер Рид, – обратился один из людей, зашедший в автобус. – Самолёт приближается. Заходит на посадку. И они… тоже идут.
Железный забор вокруг лагеря из трейлеров, – что б снова подвести к нему электричество – как ни старались, починить не успели. И враждебные сущности нового мира, словно узнавшие о проблеме разом, большого перерыва на отдых не дали. Уже начинало светать. Вдоль берега озера шла большая толпа мертвецов. Их будто направили на трейлерный парк и развернули к нему почти что строем. Надвигались целой сотней, шагали молча, четырьмя колоннами. Три ружья, два дробовика, пистолет, несколько автоматов – оружия вроде имелось достаточно. У матери Моники было ещё ружьё, и, кажется, она тоже собиралась драться, вышла из трейлера вместе с ним, когда всех призвали к защите. Вэлентайн мог вооружиться только бейсбольной битой. Грозное оружие, если опустить такую на голову, хоть мёртвому, хоть живому. Одна беда, из оставшихся семнадцати жителей парка, не считая Грина с его людьми, взрослых мужчин было шестеро. Остальные – женщины, дети и старики. Кто-то из них вышел с дубинами тоже. Лучше бы самолёту поспешить с эвакуацией. После стычки с такой толпой дохляков в живых может остаться мало народу.
Остановились. Рассредоточились вдоль забора по кругу и начали раскачивать руками решётки. Взревели, почувствовав близость живого мяса, увидели людей в рассвете глазами, преисполнились голодной яростью и предвкушением. Солдаты мистера Грина, пока держалась ограда, начали уничтожать дохляков одиночными выстрелами. Патронов было не бесконечное количество, их берегли.
– Тоже будете стрелять, мистер Рид?.. – спросил Вэлентайн, отхлебнув из маленькой бутылочки виски, и спрятал её в карман. Он видел, как Джонатан Грин заряжал в барабан револьвера патроны и делала это весьма умело.
– Я бывший коп, Вэл… – произнёс тот в ответ.
Вэлентайн только с уважением кивнул головой. Вот откуда у учёного-биолога выучка организовать людей и стараться всех защитить. Бывших копов ведь не бывает. Стоят на страже граждан, даже если сдали жетон и сняли форму.
Два стрелка мистера Грина уложили почти с полсотни мертвяков, прежде чем надломилась ограда. Более того, к толпе с той стороны присоединилась прискакавшая жаба. С длинной вытянутой мордой, хищной и зубастой, как у крокодила, огромными мозолистыми буграми на сильных лапах и длинным языком, которым хваталась за прутья, пытаясь помочь уронить забор. В какой-то момент у неё вышел разлад с мертвецами. Те полезли кусаться к ней, и она начала защищаться. Одного тут же схватила за голову, хрумкнула его твёрдым черепом как недозрелым толстокорым арбузом. Помощник мистера Грина выпустил в неё пол обоймы из М-5, прежде чем тварь завалилась на бок, и мертвецы на неё набросились. А в следующий миг рухнула треснувшая ограда. Целая секция длиной в четыре с половиной ярда. Мёртвые перешли в наступление.
Что и говорить, армии, способной отстоять трейлерный парк, у них не имелось. Дрогнула сразу половина защитников, обратились в бегство. Но к такому повороту дел мистер Грин их местечко давно подготовил. Два нежилых трейлера и несколько повозок выстроили так, что вышло нечто вроде баррикады. Которую ещё и подожгли, когда мертвецы полезли на неё. Возле озера, позади всей этой баталии, уже садился на подготовленную полосу самолёт. Её расчистили бульдозером в первые дни. Но посреди трейлеров побоище было в самом разгаре. И те, кто держал оружие в руках, защищали женщин и детей, закрывшихся в жилищах изнутри.
– Мон… Она в порядке?.. – увидев близко знакомое некрасивое лицо, выкрикнул Вэлентайн и опустил тяжёлую биту на ключицу тянувшего к нему руки дохляка. Мэриэм перезаряжала рядом ружьё.
А в следующий миг, когда он отвлёкся на другого, мать Моники вдруг исчезла. Вэл увидел её только через пару минут, отступая. Вернее, одни лишь ноги. Четверо мертвецов повалили карлицу на землю, склонились уже над ней и растаскивали внутренности руками, копошась в её животе.
– Собирай всех!.. Самолёт сел!.. – непонятно вдруг кто крикнул непонятно кому.
Вэлентайн осмотрелся. Мистера Рида и одного из его людей увидел вдалеке, у упавшей ограды. Огонь пожара дотянулся до них светом сквозь разгоравшийся ярче рассвет. Оба встречали другую группу мертвецов, особей двенадцать-пятнадцать. Справятся, у них пистолет с автоматом. А вот Джиму и Норману приходилось тяжело. У первого заела винтовка и он отбивался прикладом, а ко второму подступились трое сразу. Вэл бросился к обоим на помощь.
– Выводите женщин и детей!.. – кричал всё тот же голос. – Самолёт сел!..
Голос незнакомый. Понятно, что кто-то из тех других, прилетевших на этом самолёте. Нужно было убираться отсюда. Несколько ударов, и Джим кивнул ему в ответ, благодарил за помощь. И Вэлентайн понёсся к жилым трейлерам.
Он забежал по ступеням. Поднялся не по своим, но по тем, что вели в жилище… Джона и Мэриэм. Тело Саблезубого Джона унесли вместе с другими погибшими в первую атаку, связали и поместили в автобус. Сложили всех в нижний багажный отсек. Укушенные должны были обернуться. Все нужные вещи из автобуса мистер Грин заранее забрал и вместе с оборудованием погрузил с помощником в джип. Автобус подожгли тоже, когда вспыхнули трейлеры и повозки. Вот же было жарко! Казалось, что от огня полыхает край неба над головой.
Он остановился вдруг. Наверное, дверь могла бы оказаться закрытой изнутри, а Вэл должен был постучаться, что б её ему открыли. Но та отворилась почему-то сама. И ноги на мгновенье встали, когда перешли через порог. Затем он сделал быстрый шаг. А как повернул направо... бросился вглубь уже опрометью.
Мертвеца, что склонился над Мон, Вэл жёстко схватил за плечи и отшвырнул. Тот изгрыз её правую руку и шею, но девочка всё ещё жила. Плакала бесшумно, зашлась в приступе боли и конвульсивно дёрнулась.
И тогда Вэл взревел будто раненый пьяный гризли. Набросился на пробравшегося в трейлер покойника и начал молотить его головой о стену. Бил долго, со злостью, сам весь покрылся мёртвой кровью. Пинал потом ногами, когда уронил на пол, пытался раздавить каблуком дохлую голову. И лишь потом заметил, что сволочь успел его типнуть. Укус остался на предплечье. Вот же, зараза!
Ничего. Отстал от него, наконец. Теперь тот был уже дважды мёртв и не двигался. Поднял остатки того, чем прежде была Моника, на руки, и бережно понёс, пошатываясь, к выходу. Глаза её закрывались.
– Самолёт!.. – надрывался снаружи голос. – Есть ещё дети?!. Все вышли?..
– Вэл!..
Последним позвал мистер Грин.
– Скоро спустятся ангелы… – прошептал Вэлентайн на ухо Мон.
Дверь в трейлер он закрыл изнутри на щеколду. Что ему ещё было сказать им всем? Не отпер даже когда стучали. Потом наблюдал в окно, как все уходят. Кто-то бежал, мистер Грин и трое людей забирались в машину.
«Прощайте, мистер Грин… Вы были добры…»
Остатки виски из кармана вылились в рот. Пусть Джонатан Грин спасёт всех людей, кого брал на борт самолёта. Разве ж он против? Пусть остановит зло хоть на всей планете. Их с Мон спасать уже было не нужно…
Вэл вышел, когда боинг взлетал. Взмыл в воздух железной спасительной птицей. Он так и не выпустил Мон из рук, прошёл вместе с ней в свой старый обшарпанный трейлер. Вытащил одну из бутылок и выпил ещё. Поддерживал девочку на колене, что б та не соскользнула, пока отхлёбывал хорошего односолодового. Затем вынес наружу. Солнце поднялось над водой и пожар во дворе затухал. Вэлентайн опустился на землю.
Сел, прислонившись спиной к их ступенькам, приподнял Мон выше, обнял. Держал и качал на руках, пока огонь опадал на горевших повозках. Гладил её длинные локоны, что-то шептал, вспоминая.
"Милая ты моя… уродина... Ласковое страшилище… Светлое глупое чудище!.."
Вглядывался в воздух со слабой надеждой, но понимал, что тщетно. Тот только дрожал перед глазами – рябило до рези в яблоках. И, кроме этой дрожи, в пространстве не проявлялось ничего. Ну, где же вы, добрые ангелы и жнецы? Возьмите её. Она заслужила...
Потом, когда Мон пришла в себя и пыталась вцепиться в него зубами, он вырвался от неё и позволил встать. С нежностью посмотрел в последний раз. А после одним движением свернул хрупкую детскую шею. Подхватил худенькое тельце и бережно опустил на землю. Пальцами расправил липкие волосы, ладонью закрыл ей глаза. Не стал прятать жуткую шишку на лбу, которую Мон всегда закрывала причёской. Стеснялась, глупышка, уродства, будучи прекрасней лучшей части сраного мира вокруг… Взглянул затем на укус на руке и сам себе улыбнулся. Свист ветра смешивался над головой с шумом гремящих о крышу бельевых верёвок. Не было, выходит, их больше здесь – ни ангелов, ни жнецов, ни других спасителей душ. Куда ж все попрятались? Совсем никого не осталось. Лишь он один, и теперь укушенный, а, стало быть, умирающий тоже. Да … эти вокруг...
ЭТИ...
***********************
Посвящается Александре, и всем другим, кто ушёл и встретил своих ангелов…
Все окружающие человека "живые" люди, по сути своей - именно "мёртвые души", "тени забытых предков". Человеку только кажется (снится), что эти тени (мертвецы) - живые люди.
Тени умерших людей - некоторая промежуточная стадия созревания (или распада) "живых" людей. В этом смысле тени умерших людей ничем принципиально не отличаются от полноценно "живых" людей. Все живые люди есть ("живы") лишь в пылком воображении человека. Все умершие люди (в том числе в виде теней, призраков) тоже есть лишь в воображении (в домыслах).
Человек боится умерших или живых людей - боится своих собственных фантазий, галлюцинаций своего собственного ума. Как перестать бояться теней? Следует понять (уразуметь), что никакой разницы между живыми и мёртвыми нет. И то, и другое - лишь мираж, тень, проекция твоего ума.
"Я могу обнять твоё тело И сказать тебе два-три слова, Но зачем? Ведь ты лишь мираж мой, А рассвет, рассвет очень скоро. * Тонкий лёд пустых обещаний Разобьёт водою весенней, Мой мираж плывёт надо мною, А я опять плыву по теченью. * Миражи - это наша жизнь, Это наша жизнь - мираж. Вся наша жизнь это только мираж...»
В любой (без исключения) конкретной ситуации человек увидеть (узнать, распознать) АДА абсолютно не способен. «Человек ко всему привыкает» - терпение человека безгранично. Как бы плохо человеку ни было в любой конкретной ситуации, человек всегда считает эту ситуацию чем-то средним между раем и адом - и не адом, и не раем. Всегда недо-бит, недо-унижен, недо-раздавлен.
Аналогично, в любой (без исключения) конкретной ситуации человек увидеть (распознать) РАЯ абсолютно не способен. «Человек ко всему привыкает» - привыкает как ко всему плохому, так и ко всему хорошему. Как бы хорошо человеку ни было в любой конкретной ситуации, человек всегда считает эту ситуацию чем-то средним между раем и адом. Всегда недо-волен, недо-счастлив, недо-сыт.
Таким образом, человек в любой (сколь угодно хорошей или сколь бы ни было плохой) ситуации видит всегда что-то среднее между раем и адом. И не ад, и не рай. Иначе говоря, человеку «до лампочки» все (лишь воображаемые, мнимые) улучшения и ухудшения в его так называемой "жизни". Человек никакого улучшения и никакого ухудшения (=никакого изменения) в своей тягостной, тошнотворно-мучительной, невыносимо скучной «жизни» никогда не видит.
Почему? Потому что никакой «жизни» у любого человека нет. Всякий так называемый «человек» - мертвец, покойник на кладбище (в Гробу Господнем), лишь воображающий (мнящий) себя «живым». Поскольку человек – именно мертвец (зомби), постольку он не может попасть ни в рай, ни в ад. Всегда занимает среднее (нулевое) между раем и адом положение.
Любой (без исключения) человек всегда видит себя в Ноле (посредине, в самом центре) любой оценочной системы координат. Поэтому он всегда видит кого-то, кто живёт лучше его (в раю?) и завидует. И он всегда видит кого-то, кто живёт хуже его (в аду?) и сочувствует (жалеет, злорадствует).
В рай или в ад (в вашей оценке, по вашему мнению) могут попасть только люди в вашем поле зрения, но НЕ вы сами. Вы приговорены (пригвозжены, прибиты) к вечному пребыванию где-то посредине. У вас нет ни единого шанса попасть в рай (где достаточно "хорошо") или в ад (где достаточно "плохо"). Вам (живому трупу) всегда и недостаточно "хорошо" (могло бы быть и получше) и недостаточно "плохо" (могло бы быть и похуже).
Рай и ад есть лишь в вашем пылком воображении, в ваших радужных мечтах. А ваша никогда не проходящая (=стабильно мёртвая) реальность - ни то, ни сё, "ни богу свечка, ни чёрту кочерга".
"ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.»
Один будет (по вашему мнению) в аду, другой в раю, а вы - посреди (и не в раю, и не в аду). Как это ни странно, как это ни смешно. У вас "срединный путь" среди всех людей - вы и не за красных, и не за белых, и не за бога, и не за дьявола. У вас прочная нолевая (посреди всех, в самом центре) позиция во всех (без исключения) делах.
"Я сам из тех, кто спрятался за двери, ((спрятался в Гробу Господнем Кто мог идти, но дальше не идет, ((остаётся вечным покойником, мертвецом Кто мог сказать, но только молча ждет, Кто духом пал и ни во что не верит. * Моя душа беззвучно слезы льет. Я песню спел, она не прозвучала. Устал я петь, мне не начать сначала, Не сделать новый шаг и не смотреть вперед. * Я тот, чей разум прошлым лишь живет. Я тот, чей голос глух и потому К сверкающим вершинам не зовет, Я добр, но добра не сделал никому. * Я птица слабая, мне тяжело лететь Я тот, кто перед смертью еле дышит. ((наедине, в обнимку со смертью Но как ни трудно мне об этом петь, Я все-таки пою, ведь кто-нибудь услышит."
