— Да куда ж она денется, — хохотнул Родриго. — По дому шуршит, сейчас выйдет. И это… — сказал он уже серьёзнее. — Спасибо, что взял её с собой, дедушку увидеть. Она его любит… любила очень.
Выскочив из дома, Маруська бросилась мне на шею. Я заулыбался. Ужас и тоска прошлого дня немного отступили.
— Пойдём, — потащила Мышка. — Я пирог готовлю. Лимонный.
Мышка, хоть и мелкая, готовит хорошо. Родриго любит повторять, что ему теперь и жениться необязательно.
Мы пошли на кухню и болтали о всём подряд, стоя у горячей, вкусно пахнущей духовки. Я был страшно рад, что Мышку освободили. Неужто майор и правда вмешался?
Я так заболтался, что не услышал приближавшихся голосов. В дверь позвонили, Родриго крикнул «открыто», и к нам вошли Хасан, Лейла, Классручка и… Джавад.
Лейла с Мартой Алексеевной бросили пакеты и кинулись нас обнимать. Марта Алексеевна прижимала к себе Мышку, Лейла — меня. Обе плакали — от счастья. Лейла прошептала:
— Ну тихо, тихо. Налетели, — мягко вмешался Хасан. — Никита, дорогой, мы так рады, что ты вернулся! Джавад, а ты что встал? Поздоровайся.
— Здравствуй, — пробурчал Джавад. Он всё так же стоял в дверях и буравил меня взглядом. Хасан нахмурился:
— Что происходит, сын? Ты ведёшь себя невежливо.
Выходит, Джавад им не сказал про фестиваль. Я не знал, что делать, но Хасан меня опередил. Он внимательно посмотрел на нас и сказал:
— Предлагаю заключить перемирие, хотя бы сегодня. А потом разберётесь, что там за кошка между вами пробежала.
Идея мне понравилась. Я шагнул к Джаваду и протянул руку:
Джавад нехотя её пожал, и мы пошли на кухню.
Мы расселись за стол и начали говорить. Лейла с Классручкой меня о чём-то спрашивали, а я смотрел на молчащего Джавада и думал, что жизнь всё-таки очень странная штука. Не так давно я его не знал, потом узнал, а теперь он снова — чужой. «Разошлись пути-дорожки». Но они не сами разошлись — это я виноват. Я предал Генриха, предал всех на фестивале. И теперь сижу и боюсь, что Джавад меня не простит. Что встанет и уйдёт, и я останусь один. Навсегда. Как Толька.
Всё изменил вопрос Маруськи. Посреди общей радости и оживления она придвинулась ко мне и тихо спросила:
— Никита, а дедушке было больно?
Разговор словно в стену на полном ходу влетел. Все замолчали, Родриго опустил взгляд.
— Что случилось? — строго спросила его Марта Алексеевна.
— Я хотел как раз сказать…
— Дедушка умер. Вчера. — перебил я. — Меня дядя Витя усыновил и забрал.
Я говорил быстро, словно боялся, что снова разрыдаюсь. Но плакать не хотелось: во-первых, хватило вчерашнего, а во-вторых, я был ужасно рад, что Маруську с папой выпустили.
Лейла с Классручкой ахнули, Хасан переглянулся с Родриго и тоже потупился. Джавад всё так же молчал и как-то странно на меня смотрел. Я прижал к себе Мышку и жалобно спросил:
— Светлая память, — глухо сказал Родриго. — Хороший мужик был.
Он принёс из буфета стопки и разлил всем взрослым что-то крепкое. Они выпили и помолчали.
— Никита, если что-то надо… — сказал Хасан. Я не знал, что отвечать, поэтому кивнул и посмотрел в отмытое окно на зелёную лужайку и облака.
— В кино Триумфатор идёт, — протянул в тишине Джавад. Я с надеждой вскинул на него глаза. Джавад тоже посмотрел на меня и спросил:
Мы пошли в тот же день. А чего тянуть? Мышка тоже просилась, но ей по возрасту нельзя. Детям до пятнадцати…
Фильм был классный. Он про византийского генерала Константина, попавшего в плен к варварам и встретившего там старого философа Фабия. Варвары принуждали генерала сражаться в обветшавшем Колизее, а он хотел погибнуть, чтобы не переживать позор. Но Фабий сказал ему:
И генерал понял. Он перестал думать о гибели, стал тренироваться и в конце победил на арене вождя варваров Альриха. Его отпустили, он собрал своих людей и пошёл на Византию, чтобы спасти её и сбросить прогнившую власть. Реальная история, между прочим. А «Выбирай трудное» Константин на перстне выбил — я в журнале «Фотон» читал.
— У Горизонта новый сезон показывают, — сказал Джавад, когда мы вышли из кинотеатра. — Смотрел?
— А! — Он досадливо отмахнулся. — Не хочу. Папа говорит «у всех своя правда». Только не делай так больше, никогда. Друзья так не поступают.
Я виновато кивнул, но в душе возликовал. Значит, всё-таки друзья!
— Приходи завтра на Дикое поле, — предложил я с надеждой. — Будем Индевор восстанавливать.
— Приду, — улыбнулся Джавад. — А ты сезон новый посмотри. Я тебе сервер дам, где скачать можно.
Пользуясь тем, что дядя Витя уехал в командировку, я и на следующий день «прогулял» и рванул к друзьям. Перезимовал «Индевор» плохо, но я захватил с собой мелки с картонками, и мы приступили к ремонту.
— Как на Ригеле, помнишь? — Джавад выгребал из мостика осыпавшуюся землю. — Когда Рой всех чуть не сожрал.
Я помнил ту серию. Конец сезона, где Леклерк вступил в смертельный бой с идущим к одной из колоний роем разумных инсектоидов. Индевор тогда еле выстоял, и его отогнали на верфи марсианского плато Утопия — ремонтировать. А в следующем сезоне выяснилось, что корабль уже не спасти, и капитан принял под командование новёхонький «Индевор-Б» — звездолёт класса «Федерация».
— Никитка, а что значит «схиелдс»? — Наморщив лоб, Маруська читала по слогам незнакомое слово на картонке. Мы прыснули.
— «Шилдс», — объяснил я. — «Силовые поля». Эх ты.
Мышка надулась и выпятила губу. Переходный возраст, ничего не попишешь. Пришлось успокаивать.
— Английский — сложный. — Я притянул Мышку к себе и ласково погладил. — Не переживай.
— А там не на латыни говорят? — удивилась Маруська.
— И на ней тоже — на западе, — пояснил Джавад. — А на востоке больше английский, язык бывших рабов. Они из-за этого даже воевали. Два раза.
Я промолчал. Я никому не сказал, что недавно получил от Катьки письмо. Она писала, что скучает, и что ей в Колониях не нравится. Я не знал, что отвечать. «Возвращайся»? Но ведь не вернётся.
— Ну что, играем? — спросил я, чтобы отвлечься.
— А больше никого не будет? — удивился Джавад.
Я хлопнул себя по лбу — я совсем забыл о ребятах. Пришлось звонить.
Вася пришёл почти сразу, потом подтянулись Димка с Серёжкой — вытянувшиеся, повзрослевшие. Жалко, конечно, что Лучик не вернулся. И Сабинка тоже. Но что есть — то есть.
Мы играли в высадку на Хайв — родную планету Роя. Леклерк тогда ослушался приказа и вместе с командой решил разобраться, почему инсектоиды такие агрессивные, а в плену сразу успокаиваются. Мы шли по улью с бластерами наголо, и я периодически вскидывал сжатую в кулак руку: «внимание» и «не стрелять!» Вася мастерски щёлкал языком, изображая инопланетные звуки. Мышка серьёзно вертела по сторонам картонным «сканером».
В той серии выяснилось, что инсектоидами руководили заговорщики из Адмиралтейства. Они подчинили «криж-ха» (это инсектоиды себя так называли) и собирались захватить власть, но Леклерк их раскрыл и арестовал. Мне очень нравилась финальная сцена: капитан молча срывал с заговорщиков погоны, а потом заставил их пройтись по живому коридору из выживших колонистов.
«Я убью их», — сказал тогда Укмал.
«Нет, — покачал головой капитан. — Они будут жить с этим».
Потом мы играли в бой при Омеге, потом ещё во что-то. А потом меня окликнули, я повернулся и увидел стоящего на насыпи Тольку.
— Тебе чего? — Я похолодел. Я решил, что Толька пойдёт в кают-компанию и всё расскажет.
Но Толька не торопился уходить. Он не спеша нас оглядел и ухмыльнулся:
— Играем, — вышла вперёд Маруська. — Хочешь с нами?
Толька замешкался. Потом запылил с насыпи вниз, подошёл к нам и сказал серьёзно:
— А ты чего не в Заставе? — спросил я удивлённо.
— Я первый спросил, — нашёлся я.
— Не знаю, — Толька пожал плечами. — Неохота. Сказал, что к ним иду, а сам тебя искать пошёл. Вспомнил, что ты про это место рассказывал. И про корабль свой из ящиков.
Я б в жизни не подумал, что Толька может так увлечённо играть. Главное — он же Горизонт вообще не смотрел! Но при этом схватывал на лету, и даже комментарии отпускал — по делу. Например, рассказал, что такое варп двигатель:
— Это когда не корабль летит, а расстояние сжимается. Было сто километров, а стал метр. И ты его перешагиваешь, и сразу в Кобурге оказываешься. Как-то так.
Маруська слушала восхищённо, Джавад с Васей тоже увлеклись. Мы все единогласно постановили назначить Тольку научным офицером.
— Я тебя свергну и захвачу корабль, — злорадно сообщил он мне.
— Не по канону, — пробасил Вася. А Джавад добавил, голосом Укмала:
— Я вызову тебя на суд битвы.
Толька вскинул руки и сказал, что сдаётся. Я диву давался — до чего он оттаял.
— Что случилось-то? — улучив момент, спросил я. — Ты какой-то… не такой.
— На себя посмотри, — парировал Толька. — Думаешь, одному тебе осточертело?
— Да всё! — Толька раздражённо отмахнулся, точь-в-точь как Джавад до этого. — Тошно уже слушать. Я думал, мы лучше делаем, а мы… И Стаська тоже — она ведь права.
Он недоговорил. К нам подбежала Мышка и потащила играть.
Следующим вечером к нам присоединился Родриго. Потом пришли Классручка и Лейла с Хасаном. Хасан развёл костер, а Родриго достал гитару и завёл красивую песню на испанском. Марта Алексеевна положила ему голову на плечо и счастливо улыбалась.
К ним подсела Мышка, Классручка прижала её к себе. Мышка довольно щурилась и не сопротивлялась.
Толька пихнул меня в бок и указал глазами на звёзды.
— А про варп-двигатель — это не фантастика, — шепнул он. — Есть такая физическая теория. Сложно — жуть. Но я разберусь.
Я улыбнулся. Я знал, что Толька разберётся.
«Hasta siempre…», — тянул Родриго. Хасан подмигнул Лейле, та достала пачку сосисок и бутерброды.
— Сгорят же, — кивнул на сосиски Вася. — А костёр тушить жалко. Давайте ещё посидим.
И мы сидели — пили обжигающий чай из термоса и смотрели на звёзды. Хасан расспрашивал нас о Горизонте — оказывается, он собирался посмотреть. Неподалёку лениво текла Сиротка — она в этом месте делала изгиб, и вдали темнел соседний берег с огоньками кафе и турбазы «Гавань». В кафе гулко бухала музыка.
— А помнишь, как мы здесь купаться ходили? — спросил Вася. — И Лучик чуть не утонул?
Я хохотнул и сказал что — помню. Даже Толька улыбнулся — хотя его тогда с нами не было.
— Этим летом снова пойдём, — пообещал я. — Всей компанией.
— И я! — сонно пробормотала Мышка.
Я сидел и думал, что вот оно — счастье. Когда все рядом, когда тепло от костра и пахнет дымом и летом. И не надо ни о чём думать, только смотреть на огонь и слушать, как Родриго играет.
Мышка задремала у Классручки на плече и тихонько посапывала. Марта Алексеевна осторожно поправила ей волосы.
Родриго ласково посмотрел на дочку и вздохнул:
— Да, давайте расходиться.
— Ну вы же ещё придёте? — умоляюще сказал я.
— О чём речь! — Хасан взял меня за плечи и ласково встряхнул. — Завтра же и соберёмся, верно?
Родриго поднял правую руку и торжественно поклялся.
Домой ехать не хотелось. Я вдруг понял, что ужасно хочу в Ветерок — несмотря на предательство ЭфЭна, несмотря на «неполноценных», несмотря на всё. Просто тянуло туда, потому что там — хорошо. Так же, как здесь, у костра.
Я выехал на Гаранина, налёг на педали и пересёк мост. Привычно свернул на грунтовку и ещё больше ускорился.
Луч фонарика дрожал, выхватывая то кусты, то щебень, то комаров. Впереди показался поворот. И тут началось странное.
Поворот не приближался. Совсем! Я привстал в седле и разогнался так, что засвистело в ушах. Но это не помогло.
Потом стало страшно. Словно голос какой-то сказал: «уходи». Мне показалось, что кусты оживают, что из них лезет что-то огромное.
Я до смерти перепугался, но не свернул. Мне нужно было доехать до Ветерка!
«Уходи, — повторил голос. — Ты чужой. Уходи».
Новая волна страха. У меня сдали нервы, я остановился. Кусты ходили ходуном, неподалёку что-то выло. Изнутри поднимался первобытный какой-то ужас.
В нагрудном кармане кольнуло и запульсировало. Я судорожно вздохнул, огляделся и понял, что всё ещё стою на съезде с трассы. Это что, мне всё привиделось?
Потрогав карман, я недоумённо выудил оттуда монетку. Десять стебельков, и профиль Юргена так же сколот. Но откуда?
Голова шла кругом. Я понял, что на сегодня хватит и поехал домой. Да и поздно уже.
Всю дорогу я не мог отделаться от ощущения, что за мной следят. Оглядывался, вздрагивал от каждого шороха. Только когда въехал в город и увидел фонари, стало легче. И совсем успокоился, когда свернул на Приречную.
На первом этаже горел свет. Забыл выключить?
Меня кольнуло нехорошим предчувствием. Я не ошибся — дома, на кухне меня ждал дядя Витя.
— Ну, проходи, — мрачно сказал он. — Дезертир.
Я сглотнул, прикрыл дверь и сел рядом. Было ясно, что разговор предстоит тяжёлый.
