(Шесть лет назад работал литературным редактором на жёлтом новостном портале "Дни.Ру". Тогда же по свежим следам написал эту историю своего увольнения)
Итак, я снова безработен. Синекура накрылась на рубеже восьмого и девятого месяцев внезапно и грязно.
В общем, вызывает меня главный редактор. Так и так, Silentiumaurum, наша родная редакция испытывает временные трудности, а потому мы, с болью в сердце, вынуждены запустить программу ̶р̶е̶н̶о̶в̶а̶ц̶и̶и̶ оптимизации. В этой связи нам предстоит расстаться с некоторыми нашими сотрудниками. К несчастью, ты, Silentiumaurum, один из них. Нам очень-очень жаль. Но мы даём тебе ещё целых две недели на доработку плюс компенсация за неотгуленный отпуск. Позови, пожалуйста, следующего.
Возвращаюсь на рабочее место. Ощущения как по учебнику - стадия отрицания в самом разгаре. Делюсь с близсидящими коллегами. Слышу: а разве не два месяца? Запускаю мозг. Залезаю в интернет. Ну так и есть! Об увольнении по сокращению работник уведомляется за два месяца. Кроме того, по окончании этого срока ему выплачивается выходное пособие в размере месячного оклада. А затем, если безработный встал на учёт и в течение месяца не нашёл новое место, по справке из центра занятости бывший работодатель обязан выплатить ему ещё один среднемесячный оклад. Не говоря уже о компенсациях за отпуск, недополученных премиях и тринадцатой зарплате. Одним словом, это какая-то чудовищная ошибка, товарищ главный редактор.
На следующий день начальница подсовывает бланк заявления по собственному желанию:
- А как же по сокращению штатов?
- Ну у меня, собственно, желания как бы и нет.
- Ты что? У нас так не принято. Мы по сокращению никого не увольняем. У нас такие правила.
- Ну тогда идём к юристу.
Юрист у нас опытная, говорят. Суды со звёздами выигрывала, говорят. Рассматривает она меня иронично-презрительно, улыбается таинственно. Молчит, глядит - будто каблуком давит. Я тоже ей в глаза. Потом надоело – стал кабинет разглядывать. Скучный кабинет. Возвращаюсь к ней, она всё пялится, будто никак в толк взять не может, ну зачем мне такому молодому и красивому из-за пустяка мученической смертью погибать вздумалось.
- А вы знаете, ведь уволить вас по статье в два счёта можно?
- Не знаю. Я в трудовой инспекции уточню.
- Идите работайте. [«- Дама ваша убита, - сказал ласково Чекалинский».]
Через час зам генерального вызывает на разговор. Оказывается, я всё не так понял. Никакого сокращения штатов в редакции нет и не предвидится. Просто у нас есть наши инвесторы. И разумеется, существуют обязательства перед нашими инвесторами. Время от времени наши инвесторы требуют отчётов. Так что к каждому из увольняемых есть свои конкретные претензии. У меня вот, к примеру, нет профильного диплома.
А надобно тебе знать, досточтимый читатель…
Короче, за десять лет трудового стажа в качестве литературного работника никому так и не приспичило затребовать подтверждающий мою профессиональную компетенцию документ. И только здесь, при оформлении, всё тот же юрист нежданно скривилась от моего непрофильного диплома технического вуза. Я пообещал принести справку из института, а через полгода и сам диплом, однако обязательством своим, каюсь, манкировал.
Так что должность моя из штатного расписания вовсе не убирается, как я мог подумать, а просто не может же человек без соответствующего высшего образования править запятые. И то обстоятельство, что нужный диплом я уже месяц как получил и могу предоставить хоть завтра, роли не играет. Мы бы и рады, но уже ничего нельзя сделать. Наши инвесторы. Обстоятельства сильнее нас, так что я, как разумный и порядочный человек, должен войти в положение редакции. И тогда уж, так и быть, компания готова пойти навстречу и выплатить выходное пособие в виде одного лишнего оклада. Мы не хотим конфликтов и всегда расстаёмся с работниками по-хорошему.
Да и мой козлик, говорю, войны не хочет. Так что либо увольняйте как положено – по сокращению, то есть дайте доработать два месяца и потом уж вручайте ту самую обещанную компенсацию, либо кончаем дело по соглашению сторон и тогда два оклада отступных мне и расстаёмся друзьями. [Фигура речи. В канаве лошадь доедают друзья ваши.]
Мне дают понять, что мои требования столь же невыполнимы, сколь и нелепы, и на пару часов оставляют в покое. А там снова к юристу дёргают.
Да, меня можно и нужно уволить за непредоставленный вовремя диплом. Да, я кругом виноват, что вы приняли в штат человека без профильного образования и восемь месяцев не предъявляли претензий к его работе. Да, вы просто обязаны дать мне разгромную характеристику, когда мой будущий работодатель будет спрашивать ваше поганое мнение. Да, я понимаю, что никакого сокращения у вас не было и нет, а на моё место через две недели заступит новый человек. Да, я единственный за всё время сотрудник, уходящий со скандалом. Да, мне очень стыдно, что больше никто здесь не отстаивал свои права. Да…
А вот тут я на секунду напрягся всерьёз. Потому что наш опытный юрист вдруг достала из своих грязных недр самый блядский, самый ментовской, самый чекистский приём давления. Хорошо, мы не будем вас увольнять. Но имейте в виду, мы не в состоянии платить вам прежний оклад. Работы стало меньше и трёх корректоров мы можем себе позволить лишь при условии урезания зарплаты всем троим. (Твою ж мать! Ты девяносто секунд назад отрицала факт сокращения штатного расписания!) Оставайтесь, но ваши друзья пострадают из-за вас. Вы хотите этого?
Я лихорадочно пытаюсь вообразить реакцию девочек. Если и впрямь угроза реальна? Что они скажут? Как посмотрят? А вдруг примкнут к врагу и сами примутся капать на мозги? Что мне тогда делать? Такое давление я уже вряд ли выдержу. А толку, если и не примкнут? Всё равно. Потому что раз уж решился пойти на принцип, всё-таки рисковать нужно только личным благополучием. А делать их разменной монетой своей гордости… Ну соглашаться что ли на капитуляцию? Нет! Не такие они! Не предадут мои девочки. Этот гулаговский принцип круговой поруки не работает с такими людьми. И уступать нельзя. Просто нельзя и всё. Если что, вместе бороться будем.
Да чёрт с вами – урезайте! Урезайте, вы ведь не боитесь просрать разом весь литературно-редакторский отдел. Вы же молитесь на число кликов и плевать вам на качество текстов, а потому так и так всё просрёте.
Ну ладно, смягчается тётя внезапно, вот вам моё деловое предложение. Сколько дней отпуска у вас осталось? Шестнадцать? Вот и отлично. Такая схема: выходите в отпуск на две недели, а когда возвращаетесь, мы вам, вместе с окончательным расчётом, выплачиваем деньги ещё за полтора месяца. И это, предупреждаю, моё последнее слово - других не будет.
Моё слово вы слышали, говорю. Два оклада и точка. Ну и отпускные, само собой. Я и так на большие уступки вам иду ввиду моей природной доброты и тяге к мирной жизни. По сокращению мне куда больше причитается.
Она взбесилась, пообещала, что я ничего не получу, и изгнала меня из кабинета. Девочки, как и следовало ожидать, не напугались. Я ещё с другими увольняемыми переговорил. Всего трое нас. Но один на испытательном сроке – там всё понятно, а вот вторая - в том же положении, что и я. Она из дома работает, и в тот же день ей письмо прислали, в котором вся схема подробно расписана: с целью оптимизации расходов фирмы от руководства пришла разнарядка на сокращение трёх человек – одного из новостников (тот, что на испытательном), одного сотрудника из отдела шоу-бизнеса (эта девушка) и одного из корректоров (ваш слуга). А через пару часов совсем по-другому петь начали. Вас, мол, увольняют из-за конфликта с непосредственным начальником, так что только по собственному, чтоб трудовую не портить. Ну или оставайтесь, но на каких-то кабальных условиях. Ладно, думаю, пободаемся.
Но на следующий день только я в офис, только поработать и повоевать настроился, как мне на стол кладут текст соглашения с двумя отступными окладами, правда, и увольнение тем же числом. Ну я ещё покочевряжился немного. Заставил юриста переделать документ, чтобы все суммы были чётко прописаны. На всякий случай. Она ещё поупиралась зачем-то. То ли и впрямь подвох какой был, то ли просто привычка ко лжи сказалась:
- Мы не можем прописывать суммы в таких документах.
- Хорошо, я проконсультируюсь со сторонним юристом. Если всё в порядке, завтра подпишем.
- Мы должны оформить сегодня, там дата сегодняшняя.
- Ну так перепечатаете дату.
- Мы не можем так сделать.
Я к чему столько букв. Вопреки телевизору, кризис в разгаре, а потому поиметь любого из нас и прежде стояла очередь, а теперь и подавно. В отделе кадров и в паспортном столе, у директора школы и у завотделением поликлиники, в районной мусарне и в СК РФ, в кабинете заведующего детским садом и на собрании дачно-строительного кооператива – вас везде будут ломать. Существа без чести и совести, а впрочем, всегда чьи-то [наши] родные, приятели или партнёры по пейнтболу, в погонах или халатах, в галстуках или лосинах и всегда со знанием законов и схем. Они станут запугивать, угрожать, давить на жалость и совесть, шантажировать благополучием близких или оглаской вашей гомосексуальности, и лгать, лгать, лгать, без конца лгать – и в большом, и в малом.
Ответ в таких случаях должен быть только один: НЕТ. Пусть на вашем вооружении стоит максима: ИЗРАИЛЬ НЕ ВЕДЁТ ПЕРЕГОВОРОВ С ТЕРРОРИСТАМИ. [Фигура речи. Ведёт, конечно.] И никогда не идите на уступки после того, как объявили свои требования. Руководствуйтесь ещё одной максимой: ПОЛНАЯ И БЕЗОГОВОРОЧНАЯ КАПИТУЛЯЦИЯ НАЦИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ. Потому что перед вами враг. И если уж нельзя уничтожить этого врага, значит необходимо заставить его сдаться.
Это нелегко. Сказать «нет» порой неимоверно трудно. Чтобы придать себе сил, всегда держите в голове три обстоятельства:
1) Все угрозы и шантаж, скорее всего, чистой воды блеф. Они сами боятся и хотят взять вас на голый понт, пользуясь вашим незнанием. Если же они и впрямь собираются идти до конца, то
2) нужно быть морально готовым к наихудшему сценарию, к тому, что враг действительно выполнит все угрозы. Здесь очень важно спокойно проанализировать все последствия и принять для себя необходимость пойти на риск, возможно, принеся в жертву долю своего благополучия, потому что
3) на самом деле, существуют четыре вещи, которыми можно любоваться бесконечно долго: как горит огонь, как течёт вода, как другой работает и как тот, кто пытается вас прогнуть, медленно, но верно прогибается сам.