Гозалик обитает в пустошах Борра и на полуострове Реу. Живут эти ящеры в прибрежных местах. В длину достигают 1,5 метров. Питаются водорослями, которые добывают в морях, омывающих север Целисера.

Гозалики очень интересны своим образом жизни. Они живут колониями, состоящими иногда из нескольких сотен особей. Самки и самцы мирно соседствуют и дружно греются на солнце по утрам, отогревая тела от холода северных вод. Конфликты происходят между самцами только в конце весны, когда начинается сезон размножения. И то это скорее конкурс талантов. Перья, растущие у них на спинах, поднимаются в такт движения владельцев, которые устраивают настоящие шоу, пытаясь привлечь внимание самок. После удачного выступления самки выбирают кавалера и происходит момент зачатия. После этого все гозалики принимаются за строительство гнезд, куда и откладывают яйца представители колонии. А сами родители отправляются набирать жир, который им очень понадобится.

Дело в том, что гозалики в холодное время года ложатся в спячку. Все вместе звери находят подземную пещеру или вырывают нору, куда звери залезают и нагромоздившись друг на друга засыпают. Так период бодрствования длится с середины весны до середины осени, после чего они засыпают. Все особи, от мала до велика, понижают температуру своих тел до невероятно низких значений и впадают в кому, из который выйдут при потеплении снаружи их дома. Гозалики настолько беспомощны в это время, что не замечают никаких движений или касаний в это время. Так торбы столетиями приходили в одни и те же места, собирая гозаликов для пропитания суровой зимой. Глупые и жадные забирали всех зверей, опустошая гнездовья за раз, в то время как умные брали достаточно для жизни, но и без вреда для колонии, чтобы кормиться еще долгие годы. Даже до сих пор в некоторых отдаленных селениях сохранились эти традиции, которые торбы чтут с древних времен.

Начать знакомство с огромным и интересным миром Аларда можно при помощи первой книги "Алард. Тень хаоса" из цикла "Алард", которую вы найдете по ссылке: https://www.litres.ru/author/rey-bo/ или же: https://author.today/work/455547.

У старых грехов длинные тени (Агата Кристи)

- Вижу, игра тебя конкретно затянула, - услышал я наконец знакомый голос.

- Ага, не то слово. Мне многое нужно тебе рассказать. Все идёт не совсем так, как мы планировали.

Коля подал мне руку и я выбрался из этого прозрачного гроба, называемого капсулой. Спина и шея изрядно затекли - видимо, лежал я не совсем ровно. За такую стоимость, создатели девайса могли разработать и более комфортное место для игрока. Хорошо хоть последствия такого неудобства не ощущались в самой "Мерсенарии".

- Ну, рассказывай, брат. Удалось слинять из стартовой локи? Что с оружием, припасами и остальным?

Мы сели на старенький кожаный диван, покрытый тонкими трещинами, и я наконец вздохнул с облегчением, прислонившись к мягкой спинке. Коля был по-прежнему полон энтузиазма и надежд, не смотря на обстоятельства. Я не хотел его расстраивать, но правду скрывать не стал бы ни за что на свете.

Я выложил ему всё: от моего странного появления в игровом мире, с дырявыми карманами, до печального завершения первого контракта. Коля встал с дивана и начал расхаживать по комнате, задумчиво придерживая острый подбородок правой рукой.

- Когда я первый раз запустил "Мерсенарию", то оказался гораздо ближе к Дейренхоллу, чем ты, - сказал брат и подошёл к единственному окну в нашей квартире. - Жаль, что ты не смог продолжать игру за моего персонажа. Дурацкое правило.

- Пусть так, но у меня нет иного выбора, кроме как добраться до столицы. Как я уже говорил, за выполненный контракт нам дали серебро. Когда мы с Вастом добрались до Арншелла и купили всё необходимое в дорогу, у меня осталось ещё немного. Я прикинул: если сложить это с теми деньгами, что у нас есть, вполне хватит на осмотр у приличного врача в частной клинике. Вывести деньги можно быстро, а к доктору смотаемся уже сегодня. Что думаешь?

- И речи быть не может, - предсказуемо ответил Коля. - Игровая валюта сейчас гораздо нужнее твоему персонажу, чем мне. Вот когда разживёшься парой сотен золотых монет - тогда и подумаем о первой транзакции.

- Ну это же бред! - воскликнул я. - Что может быть важнее твоей жизни? Я пошёл к тебе на встречу, так перестань упрямиться и окажи мне ответную услугу!

Коля протёр пальцами веки покрасневших глаз и вновь сел рядом. Усталость прочно закрепилась на его лице. Теряющие свою основную функцию голубые глаза, тонули в глубоких чёрных кругах. Не смотря на то, что лечащий врач запретил ему любые длительные нагрузки на орган зрения, Коля продолжал залипать в смартфон и каждые пять минут проверял сайт "Мерсенарии" на предмет нововведений. Не хотел упустить ни одной мелочи. Он слишком серьёзно относился к этой игре, да и ко всему остальному тоже. Таким уж мой брат родился.

- Ладно, давай договоримся. Доберётесь с Вастом до новой деревни и если получится раздобыть там денег, то попробуем вывести их из игры. Может, действительно вам что-то перепадёт от этой орочьей угрозы.

- Вот это другой разговор! - сказал я, потягиваясь. - Шею вроде отпустило, можно возвращаться обратно.

Подняв стеклянный стакан с журнального столика, я прошёл через комнату к старой раковине, торчащей из стены. Открытый кран громко шикнул и выстрелил струёй тёмно-коричневого цвета. Пришлось подождать, прежде чем из него потекла прозрачная вода. Осушив стакан тремя большими глотками, я вернулся к капсуле.

- Ты есть-то не хочешь? В холодильнике почти целая пицца со вчера осталась. У меня весь день аппетита нет, можешь сам её прикончить.

- Не-е, спасибо. Как разберусь со следующим контрактом - сразу отключусь и сможем поужинать. В общем, до встречи. Не переусердствуй, - сказал я Коле, указав на дьявольский смартфон, который был в у него в руках. Брат сразу же отбросил устройство в сторону, будто не собирался больше к нему прикасаться.

Я лёг на упругое углубление из чёрного силикона, вырезанное в нижней части капсулы. По форме оно напоминало силуэт человека среднего роста. Когда мой затылок коснулся мягкого покрытия, капсульная крышка из прозрачного стекловолокна начала закрываться, а на голову с тихим механическим звуком опустился шлем. Прохладная кожа внутренней обивки виртуального устройства, коснувшаяся лба, была последним что я ощутил перед тем, как временно погрузиться во тьму.

Когда темнота расступилась, я улыбнулся. Как же приятно было очнуться в теле персонажа, не ощущая при этом последствий похмелья и надоедливого запаха коровьих испражнений! Мы заночевали в стоящей особняком таверне, под названием "Озёрное чудо". До деревни Глехул, в которую мы держали путь, было рукой подать, но лейтенант настоял на размещении в этом трактире. Сказал, что ввязываться в очередную авантюру он будет только после пары-тройки кружек согревающего мёда, и крепкого сна. Спал он и правда крепко. От его громкого храпа разве что мёртвый не очнулся бы, но и в этом я не был до конца уверен.

Скрипучая кровать с подстилкой из овечьей шкуры, была вполне сносной. Конечно, если не обращать внимания на слабый запах прелой соломы, которой был набит старый матрас. Снаружи доносились чьи-то голоса и собачий лай. Я сел на краю и взглянул в маленькое окошко, через которое в нашу комнату уже проникал яркий свет утреннего солнца. Временные апартаменты были расположены точно над входом в таверну, потому, мне удалось стать невольным свидетелем разворачивающегося внизу скандала. Хозяин трактира, с ещё взъерошенными ото сна волосами, что-то кричал в лицо своей собеседницы. Она показалась мне смутно знакомой. Кудрявые русые волосы, голубые глаза... Арви! Хозяйка чудесного свинарника. Но что она тут делает?

Схватившись за деревянную ручку я толкнул окно наружу. Свежий утренний воздух, наполненный травяным ароматом, моментально проник в помещение. Я высунул голову на улицу, в надежде услышать подробности жаркого спора.

- Ещё раз вам повторяю: в долг никого не селю, побрякушками оплату не принимаю, а пса твоего я и к порогу близко не подпущу!

- Да что же это такое! - возмущалась Арви. - Неужто вы, уважаемый, бросите женщину в беде? Я полдня плелась по тракту пешком и если вы мне не поможете, то рухну прямо здесь, у входа в ваше замечательное заведение.

Она попала в беду? Что за чертовщина? У неё ведь имение с большим участком, на пару с мужем, а ещё куча хлопот по хозяйству. Арви помогла мне, не смотря на угрозу, которая исходила от моей репутации и тех поверженных северян, пусть о существовании последних она и не знала. Следовало помочь ей, но сперва лучше предупредить Васта об этом благородном порыве. Я быстро оделся и подошёл к койке товарища.

- Дружище, вставай, - сказал я и похлопал лейтенанта по плечу. - Нужно кое-что обсудить.

Его храп на мгновение прекратился, а затем продолжился с ещё большей силой. Я ничего не придумал, кроме как влепить мстительную пощечину, благо Васт как раз лежал на спине. Меня спасло то, что лейтенант был относительно лоялен ко мне. Я недооценил его прыти. Спустя секунду после хлёсткого удара, он вскочил на ноги, и со всё ещё закрытыми глазами схватил меня за грудки.

- Ты какого хрена делаешь!? У моего терпения ведь тоже есть предел, Рогир, - прокричал он мне в лицо.

- Извини, Васт. Я пытался разбудить тебя, но ты не реагировал.

Он хмыкнул и неохотно разжал кулаки, но моему напуганному сердцу потребовалось несколько минут, чтобы вернуться в прежний темп.

- Что случилось? - спросил лейтенант, натягивая льняную безрукавку.

- Там внизу сейчас находится Арви, хозяйка хутора, помнишь её? Судя по громкому разговору с трактирщиком, у неё какие-то проблемы.

- Ладная женщина. Согласилась нам помочь и не попросила за это ни единой монеты! Побольше таких честных людей этому миру - глядишь неоплаченных контрактов стало бы куда меньше.

- Притормози-ка. Меня она успокоила, сказав, что ты покрыл все расходы. Оказавшись за её обеденным столом после пробуждения, я тоже чувствовал себя неловко. Она что, не рассчиталась с тобой?

- Ага, как же, - ухмыльнулся Васт. - Я им и по хозяйству помочь предлагал, но Арви наотрез отказалась. Выходит, она зачем-то тебе солгала.

Пока лейтенант надевал сапоги, я задумался. Раз Арви ничего не попросила взамен своей помощи, то мы были перед ней в ещё большем долгу. Теперь наш черёд ей помогать, но зачем было скрывать правду? Ни одна светлая мысль не озарила мой разум. Быстрее и логичнее было спросить напрямую.

Оставив оружие покоиться в комнатном сундуке, мы спустились по старой деревянной лестнице в основной зал. В такую рань здесь было необычайно пусто, лишь одинокий седой старик, с шарканьем ковырял большой ложкой дымящийся горшок с кашей. Продолжая сидеть за столиком в самом углу, он взглянул на нас исподлобья.

- Хозяин на улице. Пытается угомонить очередную полоумную бабу. Что ни день - проблемы с этими чванливыми медоварами из Арншелла. Мало того что их пойло ненамного вкуснее разбавленной ослиной мочи, теперь ещё и докучать нам стали, - проворчал дед и вновь склонился над горшком.

- То что ты, уважаемый, преклонных лет, не означает, что я руки марать не стану. Ещё один жалкий выпад в сторону той госпожи, - Васт указал пальцем на дверь, - и я лично сотру твои дряхлые косточки в пыль.

Старик поперхнулся кашей и поднял над головой морщинистые руки, дескать, осознал, что был не прав. Мы вышли во двор, где хозяин таверны по-прежнему спорил, проигрывая в неприступности разве что псу Арви, который продолжал лаять без остановки.

- Мне чихать на ваши проблемы, милочка. Так стало ясней?

- Милочка, значит? Да как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне?

Крупный пёс кремового окраса, с торчащими вверх ушами, перестал лаять и вперил злобный взгляд в хозяина таверны. Медленно приближаясь к потенциальному врагу, он принялся скалить зубы и ненавистно рычать.

- Госпожа, отзови своего зверя! - громко сказал Васт. Во дворе воцарилась тишина.

- Ко мне, Блинчик! - скомандовала Арви и пёс смиренно подчинился, вернувшись к ноге хозяйки. - Какая встреча! Вижу, вы все же отыскали своего товарища, Рогир.

Я с улыбкой кивнул. Хозяин "Озёрного чуда" был в замешательстве. Он нервно переводил взгляд малюсеньких поросячьих глазок с Арви на меня и обратно.

- Вы знакомы с ней? - наконец спросил он. - Если поспособствуете её исчезновению с моей земли, в долгу не останусь.

Я с презрением посмотрел на него. Почувствовав отсутствие благосклонности в моём взгляде, хозяин быстро сменил вектор общения.

- Мне пора идти работать... Если желаете ей помогать - пожалуйста. - Он развернулся и направился ко входу в трактир.

- Гостеприимство у местных прямо льётся через край, не так ли, госпожа Арви? - спросил Васт.

- Верно, лейтенант. Я рада видеть вас обоих в добром здравии. Что привело вас в эти земли?

- Работа, как и всегда. Куда с большим интересом мы бы послушали о причинах вашего появления здесь. Пройдём внутрь? Наш черёд угощать вас, - сказал я и пригласил Арви следовать за нами.

В таверне по-прежнему было пусто. Мы сразу заняли удобный стол, рядом с большим окном и заказали завтрак. По трактирщику было видно, что работу свою он выполнял неохотно.

- Спасибо, - сказал Васт, вкладывая в руку хозяина монеты. Трактирщик молча кивнул и начал было уходить, как вдруг, лейтенант схватил его за длинный рукав. - Чуть не забыл. Для твоего здоровья будет лучше, если я не увижу чужой слюны в собственной кружке.

Хозяин нервно сглотнул и быстро покинул наше общество, оставив на столе дымящиеся блюда с яичницей и беконом. Арви тихонько рассмеялась. Вооружившись деревянной ложкой она приступила к трапезе. Блинчик, что послушно сидел под скамьёй, уже успел насладиться своей долей и теперь облизывал длинные лапы.

- Благодарю вас, господа. Признаться, я почти отчаялась, когда встретила на пороге этого трактира столь невоспитанного хозяина.

- Мы ведь ваши должники, госпожа Арви. Расскажите, как вы здесь оказались? - спросил я.

Взгляд женщины вдруг пропитался грустью. Она отложила ложку в сторону и откинулась на спинку деревянной скамьи.

- Даже не знаю с чего начать. Прежде всего, хочу сказать вам, что я и мой супруг Хольд вовсе не потомственные фермеры. Этим ремеслом мы занимаемся всего пару лет.

- Какое же ремесло ему предшествовало? - спросил Васт.

- Морские налёты. Грабежи и убийства. Пиратство, - Арви задрала правый рукав бурого платья. На фарфоровой коже, покрытой редкими шрамами, красовался длинный драккар с круглыми щитами вдоль леера.

- Ничего себе! - воскликнул я. - Получается, мы ещё оказали трактирщику услугу, вмешавшись в спор. Он мог запросто стать жертвой вашего гнева.

- Что вы, Рогир. Я давно оставила это бесславное прошлое позади. Но рано или поздно приходится расплачиваться за выбранный жизненный путь, потому я здесь. В тот день, когда вы оказались в нашем доме, Хольд решил отправиться на встречу к бывшим товарищам. Он хотел избавить нас от их надоедливого внимания. Друзей из прошлого съедала зависть к манере нашей новой жизни и они часто докучали своим присутствием. Как только встало солнце, он ушёл, пообещав по пути назад наловить в бухте свежей рыбы. А ночью эти выродки пришли с факелами и спалили наш хутор дотла.

Арви смахнула рукавом одинокую слезу, стекающую по щеке. Верный пёс, почувствовав грусть хозяйки, лёг у её ног, положив морду на пыльные кожаные сапожки.

- Мы можем вам чем-то помочь, Арви? - спросил я и вскрикнул, когда Васт вдруг пнул меня по ноге. Видимо хотел чтобы я заткнулся.

- Не думаю, Рогир. На месте нашего дома сейчас тлеют угли, а изрубленное тело моего мужа наверняка покоится на морском дне.

- С чего вы взяли, что он погиб? - спросил лейтенант.

- Нападавшие кричали, что скоро отправят меня к мужу, - пожала плечами Арви. - Что ещё это могло значить?

Нам с Вастом нужно было поторапливаться в деревню, но как я мог бросить эту женщину? Чёрт побери, я знал, что она всего лишь продвинутый искусственный интеллект, но ничего не мог с собой поделать. Тогда мне в голову и пришла замечательная мысль, способная вызвать неимоверное жжение в заду лейтенанта.

- Если позволите, у меня есть прекрасная идея! - могу поклясться, что я слышал как Васт закатил от презрения глаза цвета тёмного янтаря.

- С радостью выслушаю вас, - сказала Арви и сделала небольшой глоток из кружки.

- Сейчас мы с лейтенантом далеки от пьедестала наёмнического сословия, если вы меня понимаете. Пока что, мы ищем пути для заработка, в надежде однажды восстановить величие отряда. Я говорю вам это потому, что вы, хоть и стали жертвой иных обстоятельств, но находитесь в схожем положении. Мы способны помочь друг другу! Присоединяйтесь к нашей компании и как только появится возможность, я обещаю лично свершить месть над теми скотами, что забрали вашего мужа и дом.

Васт тут же поднял меня за шиворот и поволок ко входу.

- Госпожа, вы доедайте, а мы сейчас вернёмся, - сказал он Арви напоследок.

Когда мы вышли на улицу я скинул со своей шеи руки лейтенанта и недоуменно уставился на него.

- Хватит каждый раз, когда тебе что-то не нравится, распускать руки! - крикнул я.

- Да ты должно быть бредишь, Рогир! Мало того, что предложил ей помощь, наплевав на отсутствие времени, так теперь ты тащишь бабу в отряд наёмников! В наш, мать его, отряд!

Примерно такую реакцию я и ожидал. К воинской вспыльчивости Васта прибавился средневековый антифеминизм.

- Ты даже не дал мне договорить! Я не собирался с полпинка вручать ей меч и бросаться в совместный бой! Пусть помогает как может: готовит, закупает припасы для отряда. Возможно, будет охотиться. Она знает эти места и на судне ходила, чего уж я точно не умею делать. Мы же взамен дадим ей временное пристанище и хоть какое-то будущее. И вообще, какой с меня к чёрту командир, если моя правая рука каждый раз сомневается в моих решениях?

Пару минут он молча испепелял меня взглядом.

- Пойдём внутрь, - наконец бросил Васт и поплёлся обратно.

И это всё? Неужели у меня получилось его убедить? Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним в трактир.

- Мы с Блинчиком не хотим быть обузой для вас, - сказала нам Арви и потрепала пса за ухом. Мы с лейтенантом вновь уселись за стол.

- Сможете заниматься для нас провизией и припасами? - неожиданно спросил Васт. - Где стрелы купить, а где доспех заштопать. Ну и готовка, само собой. Наш бывший повар безвременно отсутствует, о чём я, признаться, совсем не жалею. От воспоминаний о его стряпне у меня по прежнему сводит живот.

Арви захохотала, а моё лицо тронула непроизвольная улыбка. Похоже, лейтенант и правда решил довериться мне. Плюс одно очко к харизме, или как-то так.

- Я соглашусь при одном условии. Когда вы встанете на ноги, то без лишних вопросов позволите мне покинуть отряд. Я должна сама отомстить за смерть мужа.

- Мы согласны, - влез я и протянул даме руку. Она пожала её и кивнула в знак одобрения.

- Если все со всем согласны, - Васт поднялся из-за деревянного стола. - Продолжим путь.

Мы забрали скромные пожитки из комнаты. Оружие с панцирем Васта и тканевый мешок: с котелком, огнивом, вяленым мясом и парой крупных яблок. По дороге к выходу, лейтенант взял у трактирщика ещё две пшеничных лепёшки. У Арви с собой была лишь старая седельная сумка, оставшаяся от брошенной в имении лошади. Мы погрузили вещи на коней и двинулись в путь. К моему удивлению, лейтенант любезно предложил даме место за своей могучей спиной, и она согласилась. Пока мы спускались по тракту к уже заметным вдали хижинам, Блинчик грациозно двигался рядом, виляя коротким хвостом.

- Взгляните-ка туда, - сказал Васт, ткнув пальцем в сторону деревни. - Надеюсь, они не нас встречают.

У въезда в Глехул собралась толпа. Крестьяне угрожающе размахивали дубинами, вилами и сопутствующим хозяйственным инвентарём. Похоже, жители не слишком жаловали непрошеных гостей.

- Ну, не будем откладывать наше знакомство с местными. Вперёд! - крикнул я и пришпорил коня.

Полный текст произведения тут.

Части 1-4
Части 5-8

🔸9️⃣🔸

Сирены пленников убили.

Не всех, кого-то пощадили,

Веревкой каждого связали

И бросили одних лежать.

Им все равно не убежать,

Отсюда люди не сбегали.

Сейчас они сном крепким спят,

И ждут, когда их пробудят.

*

Прикосновение нежных рук

Демир всем телом ощущал.

Открыв глаза, он увидал

Прекрасных дев, но тут же вдруг

В чудовищ стали превращаться,

И страшный сон стал испаряться.

*

Открыл глаза и пред собой

Сирену видит. Он живой?

И, значит, он ещё умрет?

Но почему же не убьёт

Его коварное создание,

Чья красота, как заклинание,

К себе приковывает взгляд

И убивает, будто яд?

*

И словно лезвием верёвку

Разрезала когтями ловко,

И за руку своей рукой

Демира тянет за собой.

Садятся в шлюпку, уплывают.

Туман на море их скрывает.

*

Лисия, так зовут сирену.

И эту совершить измену

Её заставило сомнение

И странное ей ощущение.

Тянул к нему отнюдь не голод,

Ведь он красив, ещё и молод.

И как такое с ней случилось,

Что в пленника она влюбилась?

*

Не знает, как теперь и быть.

Назад уже нельзя приплыть,

Остаться с ним её надежда.

Вот только бы найти одежду.

Приманкой быть сейчас не надо,

Укрыться бы от лишних взглядов

🔸1️⃣0️⃣🔸

Демир уже грести устал.

Глазами землю он искал,

Но всё в тумане как назло,

И ждал, когда его весло

Упрётся в мель, и он сойдёт

На берег, где людей найдёт,

Которых он любой ценой

Попросит отвезти домой.

*

Об этом только он мечтал

И всё прекрасно понимал.

Домой вернуться шансов нет.

Но он хотел бы знать ответ,

Зачем сирена жизнь спасла

Ему и вместе поплыла?

*

Она сидела перед ним

В тряпье другого моряка.

Рубаха слишком велика,

Его размер был ей большим.

Но даже в нём она прекрасна,

И красота её опасна.

Она заговорила с ним,

И голос был неотразим.

*

Что общего у них нашлось,

Чтоб говорить до темноты?

Ведь долго им грести пришлось.

Его сбываются мечты.

Вдали виднелись огоньки,

Причал, корабль, моряки.

*

Чтоб лишних глаз не привлекать,

Демир велел ей ожидать

На лодке, а сам поспешил

Найти корабль и уплыл.

Договорился с капитаном,

Лисию бросил он. Обманом

С ней расплатился он сполна.

Ему сирена не нужна.

🔸1️⃣1️⃣🔸

Мирея утром у причала

Корабль с дальних стран встречала.

И капитан ей пожилой

Поведал о своём походе.

И знает он Демира вроде.

И поделился с ней молвой.

Но ценных новостей не знал,

Лишь пару слов о нём сказал.

*

А также предложил Мирее

Свою он помощь. Что важнее,

Ей рассказал, к кому идти,

Если захочется найти.

И тотчас ворон полетит,

Любую просьбу сообщит .

*

Она ещё пока не знает,

Что нужно ей, но обещает

Использовать его совет.

Пока что даже мыслей нет.

Она в ответ ему кивает,

И капитана покидает,

Не зная вновь, Демир живой?

Вернётся ли он к ней домой?

*

Не просто верить продолжать,

Ночами долгими не спать,

А днём счастливой всем казаться,

На утешения улыбаться,

А вечером в слезах опять

Молитвы ангелам читать.

**

Продолжение следует...

из Дневника писателя. Достоевский. мало что поменялось за столь долгое время

Мужик забивает жену, увечит ее долгие годы, ругается над нею хуже, чем над собакой. В отчаянии решившись на самоубийство, идет она почти обезумевшая в свой деревенский суд. Там отпускают ее, промямлив ей равнодушно: «Живите согласнее». Да разве это жалость? Это какие-то тупые слова проснувшегося от запоя пьяницы, который едва различает, что вы стоите пред ним, глупо и беспредметно машет на вас рукой, чтобы вы не мешали, у которого еще не ворочается язык, чад и безумие в голове.
История этой женщины, впрочем, известна, слишком недавняя. Ее читали во всех газетах и, может быть, еще помнят. Просто-запросто жена от побоев мужа повесилась; мужа судили и нашли достойным снисхождения. Но мне долго еще мерещилась вся обстановка, мерещится и теперь.
Я все воображал себе его фигуру: сказано, что он высокого роста, очень плотного сложения, силен, белокур. Я прибавил бы еще – с жидкими волосами. Тело белое, пухлое, движения медленные, важные, взгляд сосредоточенный; говорит мало и редко, слова роняет как многоценный бисер и сам ценит их прежде всех. Свидетели показали, что характера был жестокого: поймает курицу и повесит ее за ноги, вниз головой, так, для удовольствия: это его развлекало: превосходная характернейшая черта! Он бил жену чем попало несколько лет сряду – веревками, палками. Вынет половицу, просунет в отверстие ее ноги, а половицу притиснет и бьет, и бьет. Я думаю, он и сам не знал, за что ее бьет, так, по тем же, вероятно, мотивам, по которым и курицу вешал. Морил тоже голодом, по три дня не давал ей хлеба. Положит на полку хлеб, ее подзовет и скажет: «Не смей трогать хлеба, это мой хлеб», – чрезвычайно характерная тоже черта! Она побиралась с десятилетним ребенком у соседей: дадут хлебца – поедят, не дадут – сидят голодом. Работу с нее спрашивал; все она исполняла неуклонно, бессловесно, запуганно и стала наконец как помешанная. Я воображаю и ее наружность: должно быть, очень маленькая, исхудавшая, как щепка, женщина. Иногда это бывает, что очень большие и плотные мужчины, с белым, пухлым телом, женятся на очень маленьких, худеньких женщинах (даже наклонны к таким выборам, я заметил), и так странно смотреть на них, когда они стоят или идут вместе. Мне кажется, что если бы она забеременела от него в самое последнее время, то это была бы еще характернейшая и необходимейшая черта, чтобы восполнить обстановку; а то чего-то как будто недостает. Видали ли вы, как мужик сечет жену? Я видал. Он начинает веревкой или ремнем. Мужицкая жизнь лишена эстетических наслаждений – музыки, театров, журналов; естественно, надо чем-нибудь восполнить ее. Связав жену или забив ее ноги в отверстие половицы, наш мужичок начинал, должно быть, методически, хладнокровно, сонливо даже, мерными ударами, не слушая криков и молений, то есть именно слушая их, слушая с наслаждением, а то какое было бы удовольствие ему бить? Знаете, господа, люди родятся в разной обстановке: неужели вы не поверите, что эта женщина в другой обстановке могла бы быть какой-нибудь Юлией или Беатриче из Шекспира, Гретхен из «Фауста»?[19] Я ведь не говорю, что была, – и было бы это очень смешно утверждать, – но ведь могло быть в зародыше и у ней нечто очень благородное в душе, пожалуй, не хуже, чем и в благородном сословии: любящее, даже возвышенное сердце, характер, исполненный оригинальнейшей красоты. Уже одно то, что она столько медлила наложить на себя руки, показывает ее в таком тихом, кротком, терпеливом, любящем свете. И вот эту-то Беатриче или Гретхен секут, секут как кошку! Удары сыплются все чаще, резче, бесчисленнее; он начинает разгорячаться, входить во вкус. Вот уже он озверел совсем и сам с удовольствием это знает. Животные крики страдалицы хмелят его как вино: «Ноги твои буду мыть, воду эту пить», – кричит Беатриче нечеловеческим голосом, наконец затихает, перестает кричать и только дико как-то кряхтит, дыхание поминутно обрывается, а удары тут-то и чаще, тут-то и садче… Он вдруг бросает ремень, как ошалелый схватывает палку, сучок, что попало, ломает их с трех последних ужасных ударов на ее спине, – баста! Отходит, садится за стол, воздыхает и принимается за квас. Маленькая девочка, дочь их (была же и у них дочь!), на печке в углу дрожит, прячется: она слышала, как кричала мать. Он уходит. К рассвету мать очнется, встанет, охая и вскрикивая при каждом движении, идет доить корову, тащится за водой, на работу.
А он ей, уходя, своим методическим, медленным и важным голосом: «Не смей есть этот хлеб, это мой хлеб».
Под конец ему нравилось тоже вешать ее за ноги, как вешал курицу. Повесит, должно быть, а сам отойдет, сядет, примется за кашу, поест, потом вдруг опять возьмет ремень и начнет, и начнет висячую… А девочка все дрожит, скорчившись на печи, дико заглянет украдкой на повешенную за ноги мать и опять спрячется.
Она удавилась в мае поутру, должно быть, в ясный весенний день. Ее видели накануне избитую, совсем обезумевшую. Ходила она тоже перед смертью в волостной суд, и вот там-то и промямлили ей: «Живите согласнее».
Когда она повесилась и захрипела, девочка закричала ей из угла: «Мама, на что ты давишься?» Потом робко подошла, окликнула висевшую, дико осмотрела ее и несколько раз в утро подходила из угла на нее смотреть, до самых тех пор, пока воротился отец.
И вот он перед судом – важный, пухлый, сосредоточенный; запирается во всем: «Душа в душу жили», – роняет он ценным бисером редкие слова. Присяжные выходят и по «кратком совещании» выносят приговор: «Виновен, но достоин снисхождения».
Заметьте, что девочка свидетельствовала против отца. Она рассказала все и исторгла, говорят, слезы присутствующих. Если бы не «снисхождение» присяжных, то его сослали бы на поселение в Сибирь. Но с «снисхождением» ему только восемь месяцев пробыть в остроге, а там воротится домой и потребует к себе свидетельствовавшую против него за мать девочку. Будет кого опять за ноги вешать.
«Достоин снисхождения!» И ведь этот приговор дан зазнамо. Знали ведь, что ожидает ребенка. К кому, к чему снисхождение? Чувствуешь себя как в каком-то вихре; захватило вас и вертит, и вертит.
Постойте, расскажу еще анекдот.
Когда-то, еще до новых судов (впрочем, незадолго до них), прочитал я в наших газетах вот какой один фактик: мать таскала на руках ребенка годового или четырнадцати месяцев. В этот возраст идут зубки; дети нездоровы, плачут и очень мучаются. Надоел ребенок матери, может, и дела у ней было много, а тут таскай его на руках и слушай его раздирающий плач. Озлилась она. А впрочем, неужто бить за это такого маленького ребеночка? Ведь так жалко прибить его, и что он смыслит? Ведь он так беспомощен, зависит от последней пылинки… Ведь и не уймешь, коли прибьешь: он зальется своими слезками и вас же обхватит ручками, а то вас же начнет целовать, и плачет, и плачет. Но она не прибила его, а там в комнате кипел самовар. Она поднесла ручку ребенка под самый кран и отвернула кран. Она выдержала ручку секунд десять.
Это факт, я читал. Но вот представьте, что это случилось теперь и эту женщину вызвали в суд. Присяжные удаляются и «по кратком совещании» выносят приговор: «Достойна всякого снисхождения».
Ну, представьте это себе; я по крайней мере матерей приглашаю представить. То-то, должно быть, вертелся бы тут адвокат:
– Господа присяжные, конечно, случай этот нельзя назвать вполне гуманным, но возьмите дело в его целости, представьте среду, обстановку. Эта женщина бедна, одна в доме работница, терпит неприятности. Ей не на что было даже няньку нанять. Естественно, что под такую минуту, когда злоба от заевшей среды входит, так сказать, внутрь, господа, естественно, что она и поднесла ручку под кран самовара… ну и… и…
О, конечно, я понимаю всю полезность и всю высоту адвокатского звания, всеми уважаемого. Но нельзя же не взглянуть иногда с одной точки, – согласен, легкомысленной, но и невольной: ведь какова же иногда их должность каторжная, подумаешь про себя, вертится, изворачивается как уж, лжет против своей совести, против собственного убеждения, против всякой нравственности, против всего человеческого! Нет, подлинно недаром деньги берут.
– Да подите! – восклицает вдруг давешний язвительный голос. – Ведь все это вздор и одна только ваша фантазия. Никогда не выносили такого приговора присяжные. Никогда не вертелся адвокат. Всё напредставили.
А жена, привешенная вверх ногами как курица, а «это мой хлеб, не смей есть его», а девочка, дрожащая на печи, полчаса слушающая крики матери, а «мама, на что ты давишься?» – это разве не то же самое, что и ручка под кипятком? Ведь почти то же самое!
«Неразвитость, тупость, пожалейте, среда», – настаивал адвокат мужика. Да ведь их миллионы живут, и не все же вешают жен своих за ноги! Ведь все-таки тут должна быть черта… С другой стороны, вот и образованный человек, да сейчас повесит. Полноте вертеться, господа адвокаты, с вашей «средой».