Неожиданно и внезапно на дороге появились два мрачнейших грабителя с неясно обрисованными силуэтами, и молча, громко сопя, загородили путь монастырским жизнелюбам. Один из бандитских разбойников был повыше и потоньше, и в руках держал средних размеров водопроводную трубу. Другой же был несколько пониже и потолще, но зато с кривым ятаганом в руке. Испуганные монахи застыли от страха, как вкопанные.

У тонкого с плеча сорвалась водопроводная труба, нетрезвыми зигзагами выкрашенная в издыхающий синий цвет, и с глухим лязгом неумолимо огрела ближайшего монаха по голове, причем тонкий и ухом не моргнул. Несчастный ушибленный монах лихо рухнул на кучу звонких осенних листьев.

Последний, пока ещё живой монах отважно перестал чувствовать и без того слабое биение своего сердца, услышав решительно прорезавший теплый ночной воздух голос низенького:

- Ну что, так отдашь, или зарубить?

Насмерть перепуганный монах, не выпуская из рук мешка, храбро перепрыгнул двухметровый забор и помчался в густую темноту леса, не разбирая дороги. Проделав с разбегу приличную дыру в заборе, за ним гигантскими прыжками молча погнался толстенький, прихватив мешок загубленного монаха и зловеще размахивая своим ятаганом. Долго ещё слышался оглушительный шорох в лесу и громкий треск ломаемых монахом деревьев. Потом отчаянные вопли монаха сменились угрозами, а вскоре и они затихли вдали.

Запыхавшийся тоненький с трудом догнал толстого в каком-то незнакомом деревенском доме с разбитым окном и увидел ужасающее зрелище, от которого у него волосы дыбом выстроились на голове в шахматном порядке.

К двери уютного домика тридцатисантиметровыми гвоздями был прибит неосмотрительно попросивший спасения последний монах, на полу лежала пускающая пузыри и безжалостно распоротая ятаганом вдоль и поперек бабка - хозяйка дома, а в углу возмущенно хрипел беспокойный  дед с кухонным ножом в груди и топором, крепко засевшим в его старческом черепе. На кухонном столе стояла угарно чадившая свеча, освещающая это живописное зрелище.

Толстый трясущимися руками развязывал мешок, но от жадности никак не мог этого сделать. Вдруг он его отложил и взглянул на тончайшего так, что тому показалось, будто по его спине забегало стадо замороженных диких муравьев. Пронзительным взглядом толстого душегуба можно было резать колбасу и сбивать мух на лету.

- И что ты тут делаешь, - шипяще выдавил из себя вопрос толстенный изверг.

-  И ничего, - пролепетал слегка растерявшийся тоненький.

- Вот и иди ничего не делать в другое место, - сурово процедил толстый, яростно вращая глазами.

Тонкий прочувственно выдал волнующую речь, местами трогающую за душу, но никем не понятую и очень пожалел о своей водопроводной трубе, брошенной на дороге впопыхах. Толстый подумал о чём-то своем, наболевшем, и трогательно произнес:

-  Ну что, сойдемся на десяти процентах?

-  Да вот не тоб чтоль, а хотя бы сорок! - героически провякал удивившийся собственной смелости тончайший.

- Сейчас как дам по кумполу, башка в грудную клетку уйдет, и будет из-за нее, как из-за решетки выглядывать, - внушительно изрек увесистый аргумент враз посуровевший толстенный.

- Ты не сделаешь этого со мною, с живым! - пискнул тонкий.

- Нет, - раздался ответ толстого, - Но сделаю это с мертвым.

Ятаган зловеще взвился в воздухе, быстро переходя от слов к делу.

- Тридцать процентов! - дико и эмоционально заверещал вмиг поседевший тонкий, расставаясь со своим ухом.

Толстый снова замахнулся, прицелившись поточнее, и изо всех сил рубанул по неясным в темноте очертаниям тонкого. От могучего удара кривое лезвие ятагана вылетело из рукоятки, и по инерции бешено вращаясь, со скрежетом снесло седой скальп с судорожно втянувшего голову в плечи тонкого. В ответ тончайший, трусливо рыча в припадке немотивированной злобы, в длинном кувырке выдернул окровавленный нож из груди зверски убитого деда и яростно метнул его в коварного толстого.

Опытный  в  таких  дружелюбных  переделках  толстый  мгновенно перевернул кухонный стол и нож с протяжным дребезжанием вонзился в дубовую поверхность стола. Тонкий в кошмарном ужасе бесстрашно попытался оттолкнуть толстого и выпрыгнуть в спасительное окно, но толстый зубодробительным ударом тренированного кулака в грудь сломал тонкому челюсть. Следующий удар толстенного костолома в живот раздробил коленки тонкого.

Тонкий, исторгнув из себя эпатажный стон – «Согласен на десять процентов...», без чувств опустился на пол. Толстый губитель на всякий случай расплющил его многострадальную голову чугунной сковородкой.

Озверелый взгляд толстого наконец упал на злополучный мешок. Выдернув нож из стола, он одним махом срубил узел и оторопел. В мешке была куча монастырского мусора, который монахи несли помойку. Такую трагедию в своей насыщенной жизни толстому переживать еще не приходилось. Это был жестокий удар судьбы. Тихо помешавшись с горя, на глазах погрустневший толстяк спрятал голову в кастрюлю и начал пронзительно визжать, пока его не забрали санитары в погонах.

Автор - Сергей Кабских

Джон Диллинджер получился харизматичным.

Отрывок чуть длиннее:

До 70-х Голливуд изображал чёрных либо слугами, либо дикарями, либо вообще не изображал.
А потом пришёл Блэксплотейшн — и всё пошло по пизде.

Это был не просто жанр. Это была революция в кадре:
— герои — чёрные,
— злодеи — система,
— музыка — от души,
— стиль — от головы до пят,
— и да, тут было много секса, кокса и пушек — потому что жизнь в гетто не была «милашкой».

Эти фильмы не просили разрешения. Они брали власть.
И вот 10 шедевров, с которых надо начинать, если хочешь понять, откуда пошли Тарантино, Спайки Ли и даже «Люди в чёрном».

1. Свит Свитбэк: Песня мерзавца (Sweet Sweetback’s Baadasssss Song 1971)

Мелвин Ван Пиблз не просто снял фильм. Он объявил войну.

Он написал, срежиссировал, спродюсировал и сыграл главную роль — потому что никто другой не дал бы ему свободу.
Фильм — грязный, хаотичный, как улица после бунта.
Главный герой убивает копов, спасая члена «Чёрных пантер», и бежит через всю Америку, как живой символ сопротивления.

Это не кино. Это манифест.
И да — он снял его на деньги, одолженные у Билли Холидей и Майлза Дэвиса.
Потому что революция — не ждёт бюджета.

2. Шафт (Shaft, 1971)

«Who’s the cat that won’t cop out when there’s danger all about?»
ШААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА......

Извини. Этот саундтрек заебал в голову навсегда.

Шафт — не детектив. Он — стиль.
Он ходит по Нью-Йорку, как по дому, трахает тёлок, как хочет, и даёт жару системе, как надо.
Ричард Раундтри — легенда.
А Исаак Хейз — бог.

Этот фильм родил целую эпоху: от моды до музыки, от мужской харизмы до фразы «motherfucker» в каждом втором диалоге.

3. На той стороне 110-й улицы (Across 110th Street, 1972)

Здесь нет «крутых пацанов». Здесь — выживание.

После ограбления в Гарлеме все идут ко дну:
— чёрные гангстеры,
— коррумпированные копы,
— обычные люди, зажатые между молотом и наковальней.

Энтони Куинн и Яфет Котто играют так, будто их жизни зависят от этого фильма.
А саундтрек Бобби Уомака? Тарантино использовал его в «Джеки Браун» — и правильно сделал.

Это не Блэксплотейшн для тусовки. Это Блэксплотейшн для тех, кто знает: улица не прощает.

4. Суперфлай (Super Fly, 1972)

Кокаин, костюмы и кризис совести.

Янгблад Прест — не герой, не злодей. Он — бизнесмен в аду.
Хочет уйти из игры, но нужна одна последняя сделка (звучит знакомо?).

Фильм — визуальный стиль: платки, пиджаки, машины — всё кричит: «Я сделал это сам».
А саундтрек Кёртиса Мэйфилда? Это не музыка. Это проповедь.

«Суперфлай» — не про наркотики. Это про систему, которая не даёт вырваться, даже если ты уже на вершине.

5. Малыш-трюкач (Trick Baby, 1972)

Самый умный фильм в списке.

Главный герой — чёрный парень, который выдаёт себя за белого, чтобы разводить богачей.
Но проблема не в мошенничестве. Проблема в том, что общество верит ему — только потому что он «выглядит белым».

Фильм говорит о привилегиях, идентичности и лицемерии — и делает это в 1972 году, когда даже слово «расизм» боялись произносить вслух.

Это не экшн. Это пощёчина системе.

6. Крепкий кофеек (Coffy, 1973)

Пэм Грир пришла — и всё изменила.

Она — медсестра днём, мстительница ночью.
Её сестру загубили наркотики — и теперь Кофи будет убивать всех, кто в этом замешан.

Грир — не «девушка в беде». Она — босс.
Она умна, жестока, сексуальна и не просит разрешения.

«Кофи» — первый настоящий феминистский Блэксплотейшн, где женщина не украшение, а сила.

7. Фокси Браун (Foxy Brown, 1973)

Если «Кофи» — месть, то «Фокси» — стиль.

Пэм Грир снова. Но теперь — в ещё более коротких шортах, с ещё большим пистолетом и ещё более жёстким отношением к ублюдкам.

Она внедряется в синдикат, чтобы отомстить за убитого парня.
И делает это так, что даже Тарантино в 1997-м снял «Джеки Браун» просто чтобы дать ей трибьют.

Фокси Браун — не персонаж. Это икона.

8. Фрайдэй Фостер (Friday Foster, 1975)

**Пэм Грир как фотожурналистка, которая натыкается на заговор, где замешаны политики, копы и миллиардеры.

Здесь меньше пушек, больше ума.
Но стиль — тот же: платки, улыбка, и взгляд, от которого дрожат колени.

Карл Уизерс и Яфет Котто в поддержке? Боже, да это же сборная мечты!

9. Долемайт (Dolemite, 1975)

Радди Рэй Мур — не актёр. Он — шоу.

Он — владелец ночного клуба, пимп, поэт, боец кунг-фу и философ улицы.
Фильм — низкобюджетный, дешёвый, но такой живой, что смеёшься до слёз.

Это не кино. Это ** stand-up в кадре**, где каждая реплика — рифма, а каждый удар — ритм.

И да — «Чёрный Динамит» 2009-го — это ему дань уважения.

10. Чёрный шампунь (Black Shampoo, 1976)

Самый спорный. Самый дерзкий. Самый… ну, ты понял.

Главный герой — владелец салона красоты, который трахает всех клиенток и борется с расизмом в индустрии красоты.

Фильм — эротичный, провокационный, местами глупый, но честный.
Режиссёр отказался от пимпов и детективов, потому что хотел показать чёрного бизнесмена — не как исключение, а как норму.

И за это — уважуха.

Самый прекрасный злодей всех времён и народов, эталонный - Дон Вито Корлеоне .

Ты пришёл и говоришь: Дон Корлеоне, мне нужна справедливость. Но ты просишь без уважения, ты не предлагаешь дружбу, ты даже не назвал меня крёстным отцом.

Весь фильм