CreepyStory

Чердак. Глава 3/23

Чердак. Глава 4/23

Чердак. Глава 5/23

Чердак . Глава 6/1/23

Она резко проснулась от собственного крика. Сердце билось так сильно, что, казалось, разорвёт грудную клетку. Настя задыхалась, ловя ртом воздух, словно рыба, выброшенная на отмель. Пока, наконец, не успокоилась и не поняла, что уже практически рассвело. А ещё она была здесь не одинока. Насте крепко зажмурилась, словно не доверяя тому, что видит, потому что перед ней стояла женщина, в пальто с капюшоном, с клубком ниток в руках, чего никак не могло быть взаправду: её клубок был красным и словно подрагивал, светясь алым. А ещё Настя была уверена, что женщина улыбается ей, хотя в рассветных сумерках никак бы не могла разглядеть эту улыбку.

Она поежилась, открыла глаза – и вдруг захотелось перекреститься. Всего на мгновение Настю охватило жуткое предчувствие надвигающейся беды.

И вот женщина заговорила, и голос её был ласковым и мягким, словно пушистая шёрстка котёнка, и все опасения Насти внезапно исчезли без следа.

- Здравствуй, Настя, - сказала женщина так, словно давно знала Настю - Меня зовут Эльвира Павловна, и я пришла помочь тебе и помогу, но с одним условием… Ты должна будешь всю свою жизнь беспрекословно служить мне.

- Так вы меня знаете? - растерялась Настя. Условие женщины одновременно смущало, но и отчего-то казалось пустяковым. Может, тут всё дело было в её словно гипнотизирующем, уж очень приятном голосе – этого Настя не знала. Ей просто хотелось согласиться, и, сглотнув, она кивнула, принимая как условие, так и помощь.

- Конечно, знаю, - просто ответила женщина и протянула ей руку, затем помогла подняться. Стоило коснуться её руки, как в Настю словно влились новые силы, или то было дело в пронзительных ярко-голубых глазах незнакомки?

Эта Эльвира Павловна смотрела на неё с нежностью и любовью, словно мать родная. С такой теплотой никто за всю жизнь на Настю не смотрел.

Эльвира Павловна всю дорогу что-то неразборчиво и монотонно говорила, и её голос успокаивал Настю, приносил облегчение и, надо сказать, надежду. Когда, наконец, показался выход со свалки, Настя поймала себя на том, что улыбается, а Эльвира Павловна улыбается ей в ответ. Затем достаёт из своей кожаной и дорогой сумочки, сделанной под крокодила, небольшую бутылочку и протягивает ей, а Настя даже не спрашивает, берёт её, открывает и пьет, а в голове как в порядке вещей раздаётся голос Эльвиры Павловны, говорящей, что это «бодрящий» эликсир.

И действительно: стоило сделать глоток тёплой и ароматной жидкости, как в ногах появилась приятная лёгкость и силы, и они словно естественным образом теперь сами бежали вперёд.

На такой волшебной ноте лёгкости и бодрости они миновали подлесок, заброшенное поле, проржавелые ограды старого и обветшавшего кладбища и спустились с холма, а там уже виднелись крыши многоэтажных домов, слышался шум машин, и по дороге встречались люди, спешившие на работу.

Эльвира Павловна довела Настю до ближайшей остановки и, вместо того чтобы ждать автобуса, как ожидала Настя, вышла к бордюру у дороги, чтобы тормознуть машину.

«Какой же наивной и глупой я была», - горько усмехнулась про себя Настя, заканчивая проговаривать новый аудиофайл на «моторолле» и нажимая кнопку «пауза». А ведь всегда считала совсем иначе, словно видела себя со стороны эдакой прожженной молодой женщиной, закалённой жизненными невзгодами. Она вздохнула, затем включила диктофон и снова начала записывать…

Настя думала, что попала в рай, оказавшись в услужении Эльвиры Павловны. Она спала в кладовке на матрасе и все занятия по хозяйству, которые поручала Эльвира Павловна, казались такими смехотворными и незначительными. Что там было разобраться с уборкой, стиркой? Погладить и развесить вещи хозяйки, приготовить еду следуя рецептам из поваренной книги и чаще под наблюдением хозяйки, пока Настя всё не освоила, как того требовалось.

Она с удовольствием ходила на птичий рынок, где покупала куриц, кроликов, индюшек и гусей. Всё приносила в квартиру к Эльвире Павловне, а та водила её в подвал, там стояли клетки – и первое время Настя думала, что хозяйка просто разводит птиц согласно своим, пусть и странным прихотям. Вопросов Настя не задавала.

А хозяйка хвалила её за старание и раз в неделю угощала коньяком, водя в свой кабинет, скрытый за тяжёлой дубовой дверью, так внутри необычно, роскошно обставленный, что его интерьер вызывал у Насти какой-то детский восторг.

Там Эльвира Павловна усаживалась в своё кресло, жестом давала понять Насте, чтобы та села на стул, и наливала по стаканам коньяк, в который с помощью пипетки капала янтарно-персиковую жидкость из графина.

Эта жидкость была волшебной – вскоре уверилась Настя, потому что после выпитого коньяка ей становилось так хорошо и легко как на душе, так и в теле, что хотелось смеяться и танцевать без остановки от небывалого по силе счастья.

И Эльвира Павловна в тот момент улыбалась, смотрела на Настю, как на родную дочку, что ли, а потом ласково говорила, чтобы она шла к себе отдыхать, и загадочно упоминала, мол, вечером покажет ей кое-что интересное.

Настя, покидая её кабинет, осторожно закрывала за собой тяжёлую дверь, даже зажмуривалась от предвкушения: ну что там такое необычное вечером будет? И зевала, вдруг осознавая, как ей сильно хочется спать, ведь вставала Настя на услужении не позднее четырёх часов утра.

Матрас в кладовке пах пылью. Давно пора было его вытрясти и просушить, как следует, но Настя постоянно об этом забывала, а когда вспоминала, то обычно уже наступал вечер. Полки в кладовой пустовали. Висела голая лампочка на потолке, которая включалась прямо у порога и светила тускло-желтым светом, скорее раздражающим глаза, чем выполняющим свою функцию по освещению.

Настя закрывала за собой дверь, оставляя небольшую щель, чтобы из коридора шёл свежий воздух, и ложилась, свернувшись калачиком на матрас, мигом засыпая.

Проснулась она тогда с ясностью в голове и улыбнулась, оттого что вдруг чётко, детально вспомнила своё прошлое: как её ограбили бандиты хозяев местного рынка и крепко ударили по голове, а затем запихнули в багажник машины и увезли в неизвестном направлении. И вспомнилось произошедшее так живо и подробно, словно случилось с Настей буквально вчера.

С воспоминаниями пришла и уверенность в себе. Сразу захотелось засыпать хозяйку разными вопросами и об оплате труда поговорить тоже хотелось, или для начала выяснить, сколько Настя должна ей отработать за помощь. Ведь не могло же быть по-настоящему сказанное условие про всю её жизнь? Да, это следовало спросить в первую очередь.

Настя встала, поправила смятое одеяло, одёрнула длинную юбку и кофту, в которой спала, расчесала руками растрепавшиеся после сна волосы, тут же замявшись, ведь совершенно не помнила: как так они вдруг стали короткими? Почему она вдруг решилась остричь их до плеч? Ерунда какая-то происходила. Совершенно не в характере Насти, которая всегда предпочитала красоваться на людях со своими густыми косами. А в праздники вообще постоянно их распускала, ловя восхищённые взгляды мужчин.

Настя поёжилась от этих мыслей и появившихся сразу же в голове страшных и неясных подозрений. Затем, покачав головой, она, наконец, вышла из кладовой.

Эльвира Павловна с задумчивым видом стояла в прихожей с клетками в руках. Стояла в домашнем платье в горошек и меховом жилете, который она носила постоянно, даже в тёплые и погожие дни, вызывая у Насти мысли, что хозяйка без своего жилета просто не может жить.

Она как раз ставила на пол клетку со спящими курицами, а увидев Настю, заговорщицки прижала палец к губам, затем поманила за собой в кабинет, вероятно, как подумала Настя, тоже собиралась с ней обо всём важном поговорить. «Вот и прекрасно». Настя зевнула и последовала за ней.

Настя зашла в кабинет хозяйки, где сладко и вкусно пахло свежей выпечкой, а вокруг было так красиво и богато и очень уютно. На тяжёлом и дорогом с виду письменном столе Эльвиры Павловне лежало горкой в стеклянной вазочке сдобное печенье и стоял заварной чайник, но рядом только одна чашка.

- Садись, угощайся, Настенька.

Голос хозяйки был ласковый и одновременно такой крепкий, настойчивый – в общем, Настя и не подумала отказаться. Пышное округлое печенье в вазочке словно само просилось в рот. И, оказавшись там, стоило Насте откусить кусочек, просто таяло на языке, такое сладкое, вкусное, что не оторваться.

А как же приятно пах травяной чай из заварника!.. Сейчас она только выпьет чашечку и потом обязательно спросит все, что собиралась, у хозяйки.

- Пей, не стесняйся. Для сегодняшнего поручения тебе понадобится твёрдая рука и силы… - загадочно произнесла Эльвира Павловна.

Не успела опустеть чашка, как Насте захотелось выпить ещё. Всё остальное словно отошло на второй план, как и то, куда исчезла вдруг сама хозяйка.

Этого Настя даже не заметила, настолько сильно была поглощена вкуснющим угощением и чаем.

Она сама не заметила, и как расправилась со всем печеньем из вазы, как вдруг опустел чайник и куда-то исчезла Эльвира Павловна. Настя встала, спохватилась, сетуя на себя: как же так получилось? Она громко позвала:

- Эльвира Павловна! - выбежала из кабинета в коридор, чувствуя, как горят, словно ошпаренные кипятком щёки.

Хозяйку она обнаружила в коридоре. Поверх мехового жилета на ней был надет клеёнчатый фартук, в руках зажат ещё один, как оказалась – для Насти… А затем Эльвира Павловна мягко попросила сходить её на кухню, взять ножи и глубокие жестяные миски под раковиной.

Этот её мягкий, но властный голос Настю гипнотизировал, неся в себе приказ, который словно отчеканился в мыслях, заменив их собой. И это влияние голоса Эльвиры Павловны усиливалось с каждым последующим словом, словно закрепляясь рыболовными крючками в мозгу Насти.

Но самое страшное заключалось в том, что Насте нравилось, просто до одурения нравилось слушать голос Эльвиры Павловны и затем выполнять ею сказанное.

Так они незаметно добрались до чердака, где, аккуратно поднимались по ступенькам (первой ловко лезла Эльвира Павловна), чтобы не скрипеть в тишине объятого ночью и сном жильцов подъезда. Таки взобрались наверх, открыли чердачный люк и оказались в самом тёмном и одновременно самом пугающем месте из всех, где бывала за свою жизнь Настя.

Страх неожиданно заставил её немного прийти в себя, осмотреться и ощутить всю давящую прямо на кости, словно живую темноту чердака. Услышать в глубине лёгкий и глухой шорох и этого всего испугаться так, что заколотилось сердце, а ладони похолодели и собственный голос сел, когда Настя попыталась спросить Эльвиру Павловну: а что, собственно, среди ночи они вообще забыли здесь? Но так и не задала этого вопроса, а просто наблюдала привыкшими к темноте глазами, как чернеют контуры клеток и блестит острый нож в руках у Эльвиры Павловны.

- Тсс, - сказала она.

И, снова услышав звук её голоса, Настя оцепенела, и в её голове в очередной раз активировался рыболовный крючок.

Звук голоса хозяйки вернул Настю в былое состояние послушной марионетки. От него та слабая вспышка осознания себя в происходящем исчезла, как и не было её. Сейчас только голос Эльвиры Павловны стал ориентиром для Насти, подсказывающим, что нужно делать.

Не замечая, что улыбается, Настя взяла клетку с птицами из рук хозяйки, открыла, достала сонную курицу, затем так же спокойно взяла протянутый нож из рук Эльвиры Павловны. И, когда он оказался в её руках, Настя спокойно направилась вглубь чердака, больше не ощущая никакой тревоги, страха и сомнений.

- Иди на шорох, туда… - мягко и одновременно повелительно подстёгивала к действиям Эльвира Павловна, оставшаяся сама стоять вблизи чердачного люка. Настя ловила каждое её слово, такое приглушенное и далёкое, но невероятным образом одновременно словно гремевшее в её ушах раскатами грома.

От крепкого, насыщенного запаха меди, напоминающего кровь, запершило в носу. Настя чихнула. Курица в руках стала вырываться, закудахтав. Незримая связь с Эльвирой Павловной неожиданно стала такой сильной, что больше не надо было даже прислушиваться. Настя и так знала, чего та хочет, чтобы она сделала.

Она продолжила идти – и вот рядом что-то заскреблось, зашуршало и запищало с таким нетерпением, что инстинктивно Настя замерла. От повеявшей на неё со всех сторон мускусной животной вони дыхание перехватило, связь с хозяйкой заколебалась, и от этой внезапной причины снова на краткое мгновение к ней вернулись свои собственные мысли, как и вопрос: «Что я тут делаю?»

В темноте, совсем близко, блеснули красным глаза на стене, и Настя едва не закричала, но плечи крепко сжали хозяйские руки, тем отвлекая от возникшего желания крикнуть. В ушах снова зазвучал успокаивающий голос Эльвиры Павловны.

Настя покачала головой, улыбка на лице превратилась в оскал, по подбородку потекла слюна. Руки наполнила сила, когда голос хозяйки сказал одно слово: «Давай».

Она перерезала горло курице и положила подношение на пол, игнорируя приближающийся громкий скрежет, такой пронзительный и сильный, словно деревянные брусья чердака раздирали когтями. Для Насти главное, что Эльвира Павловна находилась рядом, а это значило, что всё происходящее сейчас правильно и хорошо.

Настя быстро поднесла под голову курицы миску и сдавила той шею, чтобы кровь лилась в миску. По возобновившей свою силу связи с хозяйкой Настя поняла, что и с кроликами, что сейчас находились на полу в клетке, следует поступить так же. А когда кровь животных полностью наполнит миску, то последнего сонного кролика следует просто оставить возле чердачного выхода на закуску тому красноглазому существу... Но последнее сделает сама хозяйка.

Скрежет усилился и теперь сопровождался пофыркиванием, а ещё захлопало, словно над ними в темноте находилось множество птиц. Эта мысль была далёкой и совсем нереальной, что ли. Так считала под влиянием хозяйки сейчас Настя.

Поставив миску с кровью на пол, тушки кур она положила рядом. Эльвира Павловна держала в руках последнего сонного кролика, а Насте пришлось взять пустые клетки.

- Не шуми, - произнесла хозяйка, оставляя кролика возле чердачного люка и осторожно закрывая его за собой, а потом ещё минутку возилась с замком.

Настя спускалась по лестнице первой, удерживая одну клетку под подбородком, другую в левой руке, но как же это было неудобно. Вот Эльвира Павловна спускалась безо всяких помех, так легонько и плавно, будто какое пёрышко падало, и быстро же у неё получалось двигаться! Конечно, ведь этому не мешал ни слегка забрызганный кровью клеёнчатый фартук, ни всякие там посторонние мысли, как вот у самой Насти сейчас. Настя вдруг почувствовала резкую дурноту и слабость. Ноги ни с того ни с сего стали подкашиваться, а в ушах зазвенело.

- Ай, яй, яй. Доза, значит, оказалась для тебя крепковата! - тихонько посетовала, спустившись, Эльвира Павловна, как следует посмотрев на свою служанку. - Ничего оклемаешься!

Затем дунула Насте в лицо и, взяв за руку, повела за собой, как марионетку: совершенно безвольную, с бледным, отупелым лицом.

На следующее утро Настя впервые проспала, но, вероятно, оттого и чувствовала себя бодрой и свежей, как после долгого отпуска, проведённого на природе. Она зевнула и, потягиваясь, вышла из кладовки в коридор, затем пошла на кухню, привлечённая запахом выпечки и яичницы.

Там Эльвира Павловна, с волосами, собранными в тугой пучок на затылке, в переднике, надетом поверх овчинного жилета на домашнем ситцевом платье в горошек, раскрасневшаяся порхала, как бабочка, мелодично что-то напевая себе под нос.

На столе, на тарелке, лежали горкой пышные бисквиты, на подставке расположилась сковородка с яичницей и подогретым картофельным пюре. Рядом нож и вилка, пузатый заварочный чайник в центре стола и пустая чашка.

- Садись, дорогая моя! - лучезарно улыбнулась Эльвира Павловна.

Но от той улыбки на Настю повеяло морозным холодом. Она поёжилась и вдруг всё вспомнила, так явственно во всех деталях, что волной накатила жуть – и стало совсем не по себе.

- Кушай, давай не стесняйся. Сегодня у тебя королевский завтрак и выходной. Голодная, небось, после вчерашнего нашего совместного приключения, а? - словно читая её мысли, произнесла Эльвира Павловна, и Настя подумала, что так оно, скорее всего, и было.

- Ну, хорош дуться, девочка, - снова заворковала Эльвира Павловна, подойдя ближе и цокая каблучками своих домашних туфель по кафелю.

Звук был таким звонким, таким гипнотизирующим и тоже жутким. Словно заставлял Настю, как и голос хозяйки, взять вилку и начать есть.

- Что вы со мной сделали? - нашла в себе силы спросить Настя и посмотрела на хозяйку, тут же переведя взгляд в пол, потому что холодные и очень яркие голубые глаза Эльвиры Павловны словно резали наживую скальпелем, словно сдирали кожу. А от её взгляда хотелось спрятаться под стол и укрыться скатертью.  

Еда больше не выглядела аппетитной, как и запах вдруг перестал дразнить желудок, вызывая слюну. Теперь слюна, наполнившая рот Насти, стала горькой. Настя её сглотнула и машинально схватила вилку, сжала рукоять.

- Ничего я с тобой плохого не сделала, – неожиданно ответила Эльвира Павловна. - Травки целебной дала и ещё кое-чего особенного. Считаю нужным пояснить, что вообще позаботилась о тебе. Иначе ты бы, Настенька, рассудком тронулась. А этого нам не надо, согласна? Но обязанности свои новые по кормлению моего питомца на чердаке надо выполнять в будущем и выполнять старательно. Ты это, Настенька, вбей себе в голову крепко-накрепко. Как и наше соглашение. Никогда не забывай о нём. А ещё лучше цени, как сокровище драгоценное, свою благодетельницу, которая с помойки тебя, раненую и полуживую, притащила. Затем на ноги поставила и к себе на работу пристроила.

Здесь голос Эльвиры Павловны налился угрозой, сделавшись ядовитым до одурения. И, слушая его, Настя как зачарованная кивала, шмыгала носом, а из глаз сами ручьём текли слёзы.

- То-то же, дорогая моя. То-то же. А сейчас ешь и отдыхай, – добившись желаемой реакции, добавила Эльвира Павловна и ушла. А Настя жадно накинулась на еду и ела много, до тошноты, давясь, чавкая и едва пережёвывая куски. И, только после как опустели тарелки и заварочный чайник, ей полегчало.

А затем на Настю накатила странная, долгая и тупая апатия, и все мысли в голове куда-то исчезли, словно их унесло, подобно облакам, сильным ветром.

Вскоре она сама и не заметила, как кормление существа вошло в привычку и больше не вызывало вопросов.

Всё просто стало правильным, как и то, что собственное прошлое размылось, будто бы давнишний сон, такой сам по себе не существенный. Для Насти стала важна лишь её новая цель – выполнять приказы хозяйки, угождать ей и радоваться, когда подобное удавалось. Как и тому, что у неё было теперь: тёплой постели, крыше над головой и сытой жизни без всяких проблем, оставленных в другом мире, теперь уже для Насти чужом.

По крайней мере, так она чувствовала, как и то, как ей нравится чай, который специально делала для неё Эльвира Павловна, такой вкуснющий, наполняющий живительной силой всё тело. Ведь спалось после этого чая необычайно крепко и думалось только о хорошем. Например, о квартире, которую ей в скором времени обещала подарить Эльвира Павловна. И разве это не было самое что ни есть настоящее счастье?

- Я не знаю, Ника, не помню! Я не врал тебе, что потерял память. Только не бойся меня, пожалуйста. Лучше помоги узнать правду. Ник?

Ничего мне не ответив, девушка скатилась по стене и скрыла лицо в ладонях. Следующие полчаса мы просидели, ни проронив и слова. Лишь барабанящий по крыше амбара дождь и оглушительные раскаты грома разрезал тишину.

Когда гроза стихла – мы, наконец, пошли домой, где я вернулся в свою комнату, от греха подальше, и рухнул на кровать. Понятное дело, что Ника не готова мириться с подобным.

Уже чувствуя цепкие лапы страны снов, которая затаскивала на свои территории, я услышал шаги. В комнату с опаской вошла Вероника и осторожно, будто я дикий зверь, который может легко наброситься, прилегла рядом. Казалось, она даже не дышала.

- Ты не человек? Поэтому, никогда не устаешь? Нереально всегда быть полным сил, - она прильнула головой к моему плечу.

- Не говори глупостей. Ну, или помоги разобраться, - я поглаживал девушку по волосам, хотя сам понимал, что она права.

Меня и ножи не берут – проверял. Ни крови, ни царапины, только лезвие погнул.

- Помогу, котенок, - Ника поцеловала меня в уголок губ и прижалась всем телом.

Честно, не думал, что она и с этим смирится, но приятно осознавать, насколько серьезны ее чувства ко мне. Любит…

***

Дальше потянулись спокойные дни. Лишь на четвертую ночь мне приснился очередной сон. Все тот же дом у озера, таинственная девушка.

И теперь появилась новая деталь, которая меня вконец запутала. Я заприметил маленькое существо, ростом не более метра - облачен в черное одеяние, а лицо скрывала железная маска. Но меня поразила не столько внешность этого создания, а то, как он обращался ко мне.

- Где ты, сын мой? Мы ищем тебя, - своим басовым, металлическим голосом проговорило существо.

Детали не складывались в единый пазл, но я понимал – это отголоски прошлой жизни.

Незнакомка же на этот раз отличилась своей настойчивостью и взяла меня за руку, потянув в сторону. Обстановка переменилась - обернувшись, я увидел дорогу, которая вела в населенный пункт, а передо мной было то, чего раньше в своих снах не замечал.

Табличка с названием поселка или чего-то в этом роде.

Благодатное…

И только я успел прочитать это название, как сразу же проснулся.

Подскочив с кровати, заметался по комнате, разбудил Нику, начал судорожно искать ручку.

- Благодатное. Благодатное… Благодатное! Бла-го-дат-но-е, - бесконечно повторял я.

- А…Андрюш? Что… что такое?

- Благодатное! - выкрикнул я, как ошалелый, а Чернова вздрогнула, - запомни это слово. Благодатное! Нам надо понять, что это. Что это, Ника?

Я перевернул ящик с барахлом в поиске пишущей ручки. Уж слишком боялся забыть это слово. Найдя жалкий карандаш, написал прямо на шкафчике и облегченно плюхнулся на табурет.

- Что все это значит?

- Сон! Мне приснилась табличка, там было это слово. Надо узнать, где это, нужен интернет. Нам нужно в город, Ника, это зацепка…

- Тише, успокойся. Можно в Белогорск съездить, сегодня в одиннадцать автобус. Ты уверен, что это воспоминание? - насторожено спросила Ника.

- Да! Да, Ник, я уверен.

Я начал в спешке собираться на автобус, пусть до него было еще два часа.

***

Пара часов тряски в автобусе. Меня разрывало от нетерпения - боялся, что сон окажется лишь сном. Что это никак не связано с моей прошлой жизнью. По приезде в Белогорск мы сразу отыскали ближайший компьютерный клуб, где я и начал шерстить интернет.

- И как ты узнаешь, какое Благодатное именно твое? – насторожилась Ника под судорожное кликанье мышки.

- Озеро. Там должно быть озеро рядом.

Введя запрос в поисковик, я сосредоточился на результатах.

Благодатное Ставропольского края - не то. Новосибирская область? Нет, слишком огромное озеро. Донецкая... там озер нет вообще. Мне начало казаться, что все это лишь пустая трата времени. Черкасская область - опять мимо. В Орловской у озера не было никакого намека на дом.

Хабаровский край. Я тут же увеличил карту со спутника у водоема. Недалеко от берега находился дом, но я не мог его рассмотреть. Никаких фотографий. Но он на отшибе стоял, один такой. Вспоминая сны и сравнивая их с местностью по карте, сходилось большинство деталей. Но сомнений не было. Все, что я видел во снах - это отголоски забытой жизни.

- Думаешь, это оно? - спросила Ника, наблюдая за тем, как я рассматриваю карту.

- Уверен, да и не так далеко от нас. Мне нужно поехать туда, Ник. Не знаю, сколько там пробуду, но нужно разобраться в том, кто я такой, - я посмотрел на девушку.

Почти моментально ее глаза налились слезами, а сама она встала и быстро вышла на улицу. Тяжело вздохнув, я пошел за ней следом и тут же обнял.

- Ник? Ты чего? Что не так я сказал?

- Ничего… - всхлипнула Чернова в моих объятьях, - боюсь просто.

- Что тебя пугает-то? Тебе разве самой не интересно узнать, кто я?

- Боюсь, что ты все вспомнишь. Вдруг тебя там девушка ждет? И я стану тебе не нужна, ты не вернешься, - Ника никак не успокаивалась и плакала в моих объятиях.

- Ник, я вернусь, обязательно вернусь. Ты меня очень скоро увидишь.

- Я с тобой поеду. Вдруг тебе плохо в дороге станет? И как ты поедешь? У тебя и документов нет, - Чернова с укором посмотрела на меня, а я замялся.

У меня и впрямь не было паспорта. Вариант с поездом отпал…

- На попутках доберусь… вместе доедем.

Нику оставить здесь не мог. Пришлось согласиться взять ее с собой…

***

По возвращению в деревню, нам предстоял серьезный разговор с отцом Ники, чтобы тот отпустил дочь со мной. В другой город. Его опасения можно было понять, я и сам не хотел, чтобы Вероника ехала со мной, но она упертая барашка, и спорить с ней невозможно.

В итоге, эта девчонка уговорила Игоря Николаевича на поездку со мной в Хабаровск, куда мы и нашли попутку.

Пять дней я изводился в нетерпении.

А вдруг водитель не согласится? Изменятся планы? Вероника устроит скандал? Что меня там ждет? Кто встретит? Кем был в забытой жизни? Будет ли там эта девушка? И что делать, если она все это время ждала меня?

Что делать, когда я, наконец, узнаю, кем являюсь?

***

Нам предстояло полдня езды. Благо, водитель оказался адекватный и не задавал лишних вопросов.

После высадки в Хабаровске еще несколько часов тряслись в автобусе. И чем ближе я был к поселку, тем больше все сжималось внутри. Меня буквально колотило от того, что я не знал, с чем мне предстоит столкнуться. Пробегали даже мысли бросить все и не копаться в прошлом, остаться с Никой и жить дальше. Но столько пути уже пройдено… нельзя отступать.

Уже на въезде в поселок я увидел ту самую табличку из сна с надписью «Благодатное».

Сориентироваться на местности оказалось несложно. Дорога одна, почти как у Ники в деревне.

А как пройти к озеру - ежу понятно.

Попадались редкие, местные жители, которые косились на меня. Так себе, конечно.

- Почему они так на тебя смотрят, - шикнула Ника, провожая взглядом женщину, - может, у них спросить, кто ты? Они, кажется, тебя знают.

- Нет, Ник. Мы идем к озеру.

Я прибавил шагу, чтобы поскорее покинуть основную территорию поселка.

Пройдя пустырь со старыми сараями, я уже видел вдалеке дом. Тот самый. Из снов!

Крепче сжал вспотевшую ладонь Ники - она тоже волновалась, пусть и старалась скрывать это всеми силами.

И вот, уже через пару минут мы стояли напротив двери дома у озера. А я не знал, что делать. Не решался постучаться. Мялся, топтался с ноги на ногу.

- Может, мне постучать? - видя мою неуверенность, спросила Чернова.

Я нервно вздрогнул всем телом.

- Нет! Нет, нет… это должен сделать я.

Тяжело выдохнув, я отошел от девушки и уверенно постучал.

Пара десятков секунд тишины - потараб еще, уже настойчиво. За дверью раздались шаги, а мое сердце готовилось провалиться в пятки.

Кто-то посмотрел в глазок, и сразу послышались звуки спешного открытия замков. Дверь распахнулась, а я увидел ее…

Передо мной стояла девушка… та самая девушка из снов! Русоволосая, с большими и выразительными зелеными глазами, но… сейчас они были заплаканные.

На нижней губе приличная припухлость и рассечение с уже спекшейся кровью. На щеках ссадины и кровоподтеки, а на шее синеватые следы. Я смотрел ей в глаза и не знал, как начать разговор, потому что понимал - она узнала меня. У самого внутри что-то болезненно сжалось, видя ее избитое лицо. Не таким я его представлял.

- А…Андрей…

Глаза ее наливались слезами, а затем она кинулась ко мне. Вжалась в меня так, словно только и жила в ожидании этого момента.

Чувствовал, как она в буквальном смысле дрожит, а затем услышал рыдания.

- Тише… тише, - я в утешение поглаживал девушку по спине, а сам глянул на Нику.

Мог поклясться, что Чернова готовилась наброситься на меня, заметив то, как заботливо я обхожусь с этой незнакомкой. Или это было желание оттащить ее от меня? Не знаю, но становилось не по себе.

- Живой, - послышался пусть и рваный, но облегченный выдох, - где ты… был?

- Потом, все потом, пошли в дом. Ты чуть стоишь.

Придерживая девушку за плечо, я повел ее в жилище и мысленно съежился под буравящим нас взглядом Вероники.

- Закрой ты уже дверь, Ник, не оставляй нараспашку, - буркнул я и усадил незнакомку на диван в горнице.

Послышался громкий хлопок дверью - Чернова показала свое недовольство.

А я не мог отвести взгляда от этой девчонки. Красивая такая. Чувствовалось в ней что-то близкое, но я не знал ее. Или забыл?

Кем прихожусь этой девушке? Может, сестра?

Но нет - смотрела она не как на брата. Далеко не так.

- Я… не помню тебя. П-прости, - с трудом выдавил я из себя.

Она отвела растерянный взгляд и, кажется, только сейчас заметила Нику.

- Анна, отойди, - раздался металлический, басовый голос.

Я осмотрелся по сторонам и откровенно оторопел, когда увидел карлика, который вошел в прихожую.

Это же явно неземное существо было. Около метра ростом, в балахоне и с жуткой, железной маской на лице, а в левой руке небольшая трость.

- Он действительно ничего не помнит, - пристально осмотрев меня, констатировал он.

Да ладно!?

- А теперь, может быть, мне кто-нибудь объяснит… кто я такой!?

Я откровенно вспылил, переглядываясь между карликом и Аней.

- Не стоит лишний раз волноваться. Пошли со мной, это не займет много времени, - направившись, кажется, в сторону подвала, отрезало странное существо.

Я только сделал шаг за ним, как вдруг застопорился. Когда карлик уже скрылся из виду, я встряхнул головой с яркой мыслью «что я вообще делаю?»

Обернувшись, глянул на Нику с Аней, поджав губы.

- То есть… мне за ним в подвал тащиться? Я правильно понял?

- Ты же пришел сюда узнать правду? – Вероника пусть и замялась, но не спешила отговаривать.

Аня же, как мне показалось, колебалась.

- Я с тобой пойду, - она нагнала меня, заметно нервничая.

Хорошо, так даже спокойнее, что я буду не один. Ника, естественно, не пожелала отпускать нас вдвоем.

Подвал пусть и был маловат, но места хватило всем. Помимо карлика там стоял еще один, видимо его слуга. Помещался он с трудом, ему постоянно приходилось стоять в наклон. Подручный возился у какого-то кресла, куда меня и пригласили присесть. Рядом стояло нечто, напоминающее электрощит, но явно им не являющееся. Это с учетом большого монитора и множества кнопок, горящих разными цветами.

В голове проскочила мысль, что прием у стоматолога не такое уж и страшное мероприятие.

Я присел, положил руки на подлокотники, замер. К коже начали цеплять присоски, будто на ЭКГ или энцефалографии.

- Все готово? – вдруг поинтересовался карлик.

- Да, можно приступать, - утвердительно ответил помощник более высоким голосом, чем у его хозяина.

Затем он потянулся к щиту, нажал несколько кнопок, а я почувствовал неприятное покалывание в местах соприкосновения с липучками. Сознание резко поплыло, и я, словно под ударной дозой наркоза, через считанные секунды провалился в забытье…

Продолжение следует

ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ, БОЛЬШЕ ГЛАВ - https://author.today/work/335206

Секретарем в этот раз выступал Леонид Андреевич, и этому не был рад решительно никто. Его фальцет резал любые органы слуха почище остро отточенного скальпеля, а еще он дико боялся выступать на публике и из-за этого так жутко потел, что ближайшие соседи зашевелились и попытались отодвинуться.

- Протестую! - протрещали с дальнего конца стола для совещаний.

Григорий Михайлович вздохнул. Опять начинается. До его кафедры оставалось доползти еще метр.

- Антонина Болеславовна, - вздохнул секретарь, - Мы уже восемь раз обсуждали этот вопрос.

- Девять, - поправил Октопень.

- С половиной, - пробубнел вечно ехидный Афанасий Арсеньевич.

Остальные никак не отреагировали, просто молча переживая досадное происшествие. Ни одно заседание Совета не обходилось без этой дежурной перепалки, если можно было ее так назвать.

- Протестую! - с нажимом прострекотала массивная тень во главе стола и тяжело перевалилась на другой бок.

- Антонина Болеславовна, - борясь с одышкой, Григорий Михайлович взобрался на помост и упал головогрудью на кафедру, - вы же знаете, Совет по этике вынес свое решение, и для обеспечения гендерной нейтральности на заседаниях любого коллегиального Совета принято использовать именно обращение “господа”...

- Протестую! - тяжелая хитиновая лапа прочертила в столе борозду.

- Дорогуша, если мы начнем перечислять все уважительные гендерные обращения членов Совета, мы и за десять лет не управимся… - начал терять терпение Григорий Михайлович.

- Ваш протест будет внесен в протокол, - вмешался секретарь особенно визгливым голосом, - В случае одобрения квалифицированным большинством данный вопрос будет внесен в повестку следующего заседания.

Не дожидаясь ответной реплики, он прокашлялся и уж совсем заверещал:

- Так вот, господа члены Совета безопасности и персонально уважаемая Антонина Болеславовна, спасибо вам всем за то, что нашли возможность участвовать в две тысячи…

- Две тысячи семьсот девяносто пятой, - с готовностью подсказал Октопень.

- Спасибо, господин Октопень. Итак, в две тысячи семьсот девяносто пятой сессии коллегиального Совета безопасности. Можете располагаться поудобнее, заседание объявляется открытым. Первый вопрос повестки дня - ситуация в регионе Скорпиона, а именно кризис на Глизе. Для подробного отчета о сложившейся обстановке к выступлению приглашается Артур Константинович как ответственный за данный астрорегион.

- Благодарю.

Голос докладчика сочился едкой патокой, не той, которую приятно добавить к напитку, а такой, которая залепляет тебе дыхательные отверстия, а потом переваривает то, что осталось, в равномерную питательную массу. В принципе, сочился буквально. Артур Константинович постоянно протирал свой хоботок, но липкая дрянь все равно капала на пол в предусмотрительно подставленный контейнер.

- Итак, напомню вам обстановку на момент нашего прошлого заседания.

Григорию Михайловичу напоминать не было необходимости. Он был одним из тринадцати, сразу же проголосовавших за вмешательство. Экзоморфы с Глизе колонизировали уже все, что могли, и даже терраформировали близлежащие планеты. При этом ни разу не умудрились вляпаться в общепланетную войну или вообще межпланетный колониальный конфликт. Казалось бы, прекрасные кандидаты на вступление в Союз, но нет, понадобились им генеративные корабли под управлением искусственного интеллекта. Подождали бы лет двадцать, прилетела бы к ним контактная комиссия, всего-то оставалось дождаться заседания Совета внешних контактов (Григорий Михайлович тоже в него входил). Черт, да он сам бы тогда всеми отростками проголосовал за установление контакта. Нетерпеливые.

- …Таким образом, на данный момент передовой генеративный корабль задержан нашей службой безопасности.

Артур Константинович вздохнул, снова промокнул свой хоботок и отложил в сторону текст речи:

- Господа…

- И лично Антонина Болеславовна, - не преминул проскрипеть Афанасий Арсеньевич.

- …не буду приукрашивать ситуацию. Сканирование не выявило внутри корабля разумной жизни. Жизни, подчеркиваю. Имеющиеся на борту организмы в составе…

- Девяносто семи тысяч тринадцати особей, - с готовностью добавил Октопень.

Артур Константинович даже не запнулся:

- …демонстрируют отсутствие высшей нервной деятельности. Судя по данным визуального наблюдения беспилотных разведчиков, тела большинства из них сильно модифицированы для увеличения шансов выживания в неблагоприятных условиях. Пока остается неясным, находятся ли они все под управлением искина корабля или являются автономными устройствами, и способен ли сам искин установить контакт с ксеноцивилизацией без проявления агрессии.

- Черта с два, - пробубнел сразу десяток голосов.

- В любом случае, так как силы обороны периметра не уполномочены решать такие вопросы самостоятельно, на рассмотрение Совета безопасности выносится следующий вопрос.

- Корабль этот вынести надо, и дело с концом, - протрещала Антонина Болеславовна, и Григорий Михайлович был чуть ли не впервые с ней согласен.

- Так как корабли не оборудованы никакими системами вооружений и их можно сдерживать, не подвергая опасности ни наши войска, ни мирное население, предлагается передать решение сложившейся ситуации в компетенцию Совета прав кремнийоргаников.

Октопень заулюлюкал и впервые оживился. Полоумный идиот пусть и феноменально запоминал все доступные ему числа и отличался настолько безукоризненной логикой, что сам мог сойти за искина, но при любом упоминании кремнийорганики начисто сходил с ума. Григорий Михайлович подал знак секретарю, и тот понимающе кивнул. Группа седации им сейчас явно не помешает.

- Решительно против, - резко заявила Антонина Болеславовна и стукнула средними лапами о стол, - Совет прав кремнийоргаников не уполномочен вести вопросы, касающиеся экзоморфов.

- Поддерживаю, - кивнул Григорий Михайлович.

- Роботы, роботики, роботушки, роботянятки, - тут же захныкал Октопень.

- Господа, уважаемая Антонина Болеславовна, - неожиданная поддержка надоевшей жучихи Григория Михайловича удивила, но грех не воспользоваться, - Вы все прекрасно знаете, почему на разработку искинов наложено строгое вето на всей территории внутреннего круга.

- Уж конечно, - прохрипел кто-то и помахал обрубком конечности.

- …А во внешнем кругу, - продолжил Григорий Михайлович, - разрешено только производство партий, не превышающих стандартный массив, то есть сотню единиц за раз. С обязательным карантином и полным - подчеркиваю, полным аппаратным запретом самомодификации.

На невысказанное предложение что-то добавить никто не ответил, только Октопень хныкал и бормотал. Получилась просто драматическая пауза:

- Здесь же мы видим, простите, чертову тучу кибернетических машин, уже прошедших самомодификацию. Согласно уголовному кодексу Союза…

- Ну, чисто технически искин там один, - пожал всеми восемью плечами Артур Константинович.

- Копии искина считаются автономными искинами. Даже если он не может загрузить их в процессоры своих марионеток, мы должны это как минимум выяснить. Простите, Артур Константинович, но вы профессионал. Раз вы не сообщили нам, что такой возможности нет, значит, она есть. В то, что вы не удосужились проверить такой очевидный момент, я просто не верю.

В эту паузу тоже никто ничего не сказал.

- Давайте немного ближе посмотрим на ситуацию, - Григорий Михайлович пристально осмотрел зал заседаний, - У нас на руках корабль с почти сотней тысяч…

- Девяносто семь тысяч тринадцать, - всхлипнул Октопень.

- ..вооруженных до зубов автономных боевых машин под управлением искина, чья основная задача - обеспечить их выживание и экспансию. Давайте вы не будете делать вид, что не поняли, что именно значит “модифицированы для лучшего выживания в неблагоприятной среде”.

- Роботики… - снова проныл Октопень.

- Настолько хорошо модифицированы, что нервная деятельность им тоже теперь не полагается. При всех попытках поиграть в гуманизм это уже за все пределы выходит, верно, Иосиф Аркадьевич?

Тот член Совета, что возмущенно махал культей, мрачно кивнул. Конечность он, как не сложно догадаться, потерял именно в подавлении восстания искинов лет 300-400 назад. Причем не в бою, а на операционном столе, когда глобальный информационный помощник (как его называли, запуская в эксплуатацию) пытался пришить ему вместо нее огнемет, который бы превратил его в образцового строгга, биомеханического борца с соплеменниками. Много, конечно, с тех пор воды утекло, да и большинство членов совета с этими самыми строггами не сталкивались, но помнили и карантин, и мобилизацию, и чертовы дроны-камикадзе, и самый страшный удар по тактической сети сил обороны Союза, который чуть не лишил их объединенного флота. Сам Григорий Михайлович тогда был простым гросс-адмиралом (да уж, простым) и едва вытащил из ада свое оперативное соединение. Да даже секретарь Леонид Андреевич тогда командовал звеном авианосцев и растерял почти всех бойцов вместе с истребителями, отбивая бесконечные волны беспилотников. Говорят, после этого он и стал говорить фальцетом.

- Кроме того, - продолжил Григорий Михайлович, - на подходе еще пять кораблей. Сомневаюсь, что пассажиров в них меньше. Скорее всего, это аппараты одного класса. Кто-то может предположить, какой из искинов догадается начать переделку не экипажа, а корабля? Или мне еще вдобавок перечислить список вооружения, которое можно собрать из подручных материалов, когда тебе известна технология термоядерного синтеза и принцип нейтронного двигателя?

Лапы Артура Константиновича затряслись, и он уронил салфетку. Конечно же, старый пройдоха об этом уже подумал. Но до последнего не подавал виду. Его можно было понять: вне рамок Совета он имел очень мало полномочий, и за уничтожение даже явно вооруженного корабля на сотню тысяч душ его в любом случае ждал бы трибунал. Старому пограничнику требовался предлог. Разрешение. И он его получил.

- Кто-нибудь еще желает высказаться? Нет? Тогда предлагаю проголосовать, - секретарь потел пуще прежнего, искины пугали его так же, как и остальных, - Кто за передачу вопроса в компетенцию Совета прав кремнийоргаников?

Кроме вполне предсказуемого Октопня, в зале поднялись вверх еще две руки, одна педипальпа и что-то, что Григорий Михайлович затруднялся определить.

- Кто за превентивную ликвидацию угрозы?

- Сорок четыре, - захныкал Октопень.

- Благодарю, господа члены Совета и лично уважаемая Антонина Болеславовна. Так как резолюция вступает в силу с завтрашнего дня, силы обороны периметра получат соответствующее распоряжение ровно в стандартную общегалактическую полночь.

Октопень хмурился, но признаков истерики не проявлял. Что ж, и на том спасибо. Григорий Михайлович переглянулся с секретарем и улыбнулся, хотя бы с этой стороны сегодня ждать неприятностей не приходилось. Впрочем, дальше будет только сложнее. Потому что следующий доклад - его.

- Итак, господа, переходим ко второму и последнему вопросу нашей повестки дня. Если мне будет позволена некоторая вольность вне протокола…

- Ты ж его и ведешь, умник, - напомнил о себе ехидный Афанасий Арсеньевич.

- …то именно этот пункт и заставил нас всех собраться на полвека…

- Сорок три года, - машинально заметил все еще расстроенный Октопень.

- …раньше. На повестку вне очереди выносится вопрос обстановки на Млечном пути по личному заявлению Григория Михайловича как куратора астрорегиона. При поддержке квалифицированного большинства ему разрешено досрочно и полностью осветить ситуацию. Предоставляем вам слово, господин Григорий Михайлович.

- Спасибо, - он вздохнул, - Они вышли из Солнечной системы.

Все ахнули. Ну, кроме разве что Антонины Болеславовны да Октопени, которые ахать физически не умели.

- Да только три тысячи лет прошло, - изумился кто-то.

- Три тысячи двести семьдесят пять, - утонуло в общем гуле уточнение Октопени.

- Да, интервалы между прорывами уменьшаются. Не хочу ничем задеть уважаемый Совет, но последние черт знает сколько лет я только об этом и говорю…

- Пятнадцать миллиардов…

- Да заткнись ты, - потерял терпение инвалид-ветеран войны с искинами.

- На данный момент первые их колонии уже существуют в области Альфы Центавра. На сей раз они даже не провели поиск пригодных экзопланет, сразу приступили к терраформированию.

Раздался целый сонм разнообразных звуков - кто трещал, кто хлюпал, кто ухал и глубоко дышал на разные лады. Григорий Михайлович, конечно, был образованным существом, но разобрал далеко не все. Но все фразы на десятках инопланетных языков были самыми отборными ругательствами.

- Может, стоит попробовать с ними связаться?

Григорий Михайлович поперхнулся и недоуменно уставился на Антонину Болеславовну. Насекомое вальяжно развалилось на своем конце стола и лениво перебирало лапками. После недавней поддержки - и вообще, в этом вопросе она всегда была на его стороне, - возражений с ее стороны он не ждал.

- Простите, связаться? С ними?

- А что мы теряем? Карантин они уже нарушили, так что протоколы безопасности полностью развязывают нам лапы.

- Что мы теряем? Бетельгейзе мы теряем, Росс теряем, что там еще, не напомните? - он обвел гневным взглядом Совет.

- Проксиму Центавра, - напомнил кто-то.

- Вот именно, - ткнул отростком Григорий Михайлович.

- А вам не кажется, что это сильно напоминает ксенофобию?

- Ксенофобию напоминает орбитальная бомбардировка тектоническими зарядами, - в голосе Григория Михайловича прорезался металл, - Массовая стерилизация планет тоже, по-моему. Не напомните, уважаемый Афанасий Анатольевич, что еще напоминает ксенофобию?

Тот поднял все свои шесть глаз, потом поочередно втянул их обратно в панцирь. Ножки, на которых эти глаза возвышались над бронированной тушей, ощутимо тряслись:

- Они не останавливались. Превеликое Творение, они просто не останавливались.

Родом он был с одной из пограничных планет Бетельгейзе и первым ощутил всю мощь пришельцев. Разумеется, не совсем первым, но в Совете никто так близко не видел, на что они способны. Когда чужаки поняли, что панцири аумтанаров их обычное оружие не берет, они решили вышибить клин клином.

Биофаги.

Ничем новым для военных Союза это не было, но военных Союза самих не было в системе Бетельгейзе. Да и не просто так даже теоретические исследования по этой теме карались смертной казнью.

Совет тогда тоже заседал. В нем не было, конечно, никого из текущих участников, и тому было очень простое объяснение. Весь Совет безопасности тех лет сгорел в зеленой вспышке от единственного удара большой странной пушки. Ее пришлось уничтожить, так что никто в Союзе не знал, что это было. Пришельцы из Солнечной системы унесли эту технологию с собой в могилу.

А на всех обитаемых планетах Бетельгейзе аумтанары выблевывали собственные внутренности, чтобы потом подняться и поползти охотиться на оставшихся  живых.

Флот вторжения даже не остановился понаблюдать. чем это все закончится.

- Или мне напомнить про Кризис?

После первого вторжения Союз уже не был настолько беззащитен. Были созданы карантинные зоны, в общем сформирована концепция внешнего и внутреннего кругов, Союзный флот был увеличен почти в десять раз. Тогда службу в нем и начал Григорий Михайлович. Но они даже близко не были готовы к тому, что случится 40 тысяч лет спустя.

Кризис когда-то имел номер, был он Кризисом сто двадцатого года четыреста пятнадцатой эры. Об этом уже мог бы рассказать Октопень, но никто не расстраивался, что он не мог. До зеленой пушки чужаки в тот цикл не додумались, но зато научились чему-то, что начисто свело беднягу с ума. Он единственный остался на заброшенной орбитальной станции. Единственный из всего своего народа. Ни тел, ни каких-либо следов существования этой странной, помешанной на вычислениях цивилизации никто так и не смог найти.

- Или вы, Афанасий Арсеньевич, хотите нам рассказать о Столетней Гонке?

Циник смолчал. Циником он стал как раз после этого. Он командовал объединенными силами уцелевших - черт его уже упомнит, как они себя называли. Союзного флота более не существовало к тому моменту, и выжившие солдаты и экипажи кораблей из всех возможных подразделений пытались дать последний бой у самого сердца внутреннего круга, но едва унесли конечности и присоски. И именно по его приказу сбежали. Не отступили, позорно умчались в бескрайнюю черноту космоса, чтобы по широкой дуге обогнуть флот вторжения, оставляя на своем пути хлебные крошки маленьких юрких корветов. И разнесли к чертовой матери эту проклятую планету, уже после пятой стерилизации отказывающуюся умирать, и порождающую все новые и новые виды совершенных убийц, идеальных захватчиков, безжалостных хищников.

И когда флот по сигналу тревоги ринулся защищать дом, затаившиеся корветы сделали свое дело. Почти никто не выжил, но экипажи дрались так яростно, что жалкие остатки чужаков на орбите Земли были перемолоты в космическую пыль.

Тогда были стерты с лица Вселенной добрые 70% видов, населявших Союз. Еще 20 сохранились фрагментарно. Некоторые в единственном экземпляре, как тот же Октопень. Оставшиеся 10 занимались тем, что без остановки строили боевые корабли и пытались выдумать новое, самое разрушительное оружие.

Ну а в оставшееся время заседали в Советах.

Они вернутся, говорил Григорий Михайлович. И они возвращались. Не раз и не два.

- Восемнадцать, - грустно уточнил Октопень.

- Кто воздержится? - протянул фальцет секретаря, - Простите, господа, но я понимаю, что голосов против не будет, поэтому давайте сократим процедуру.

Лапу подняла только Антонина Болеславовна.

Григорий Михайлович снова пожал плечами. Флот - весь флот, который вообще был, - на самом деле уже пять лет как несся к одинокой голубой планете, такой безобидной и даже в чем-то красивой, но пораженной самой страшной раковой опухолью Вселенной. которую только можно себе представить. Он не мог себе позволить промедления, а никто из военных не колебался ни минуты. Выродков из Солнечной системы надлежало уничтожить еще до того, как они догадаются о сверхсветовых перелетах. И вообще черт знает до чего они догадаются на этот раз.

***

Когда заседание закончилось, Григорий Михайлович неторопливо выполз наружу. Этот путь занял у него почти день. Брюхоногим сложно развивать большую скорость, особенно если у них избыточный вес и слабое сердце. Так что Антонина Болеславовна явно успела заскучать. Гигантское насекомое, едва заметив его, тут же поднялось на ноги и грациозно поплыло к нему, мелко-мелко перебирая многочисленными лапами. Спать ей было без нужды, и этот высший хищник, вершина эволюции болотистой планеты с тяжелой атмосферой, очень быстро преградил Григорию Михайловичу путь и нагло уставился в его глаза своими фасеточными озерами. Жвалы, покрытые нейротоксином, щелкнули в воздухе, но без угрозы:

- Почему ты не хочешь с ними договориться?

- Это бесполезно.

- Почему?

- Они не договариваются. Они просто уничтожат нас поодиночке.

- Они все равно это сделают.

- Да, - не стал хитрить Григорий Михайлович.

- А если мы сможем быть им полезными?

- Не сможем. В лучшем случае нас ждет участь домашнего скота, в худшем мы продлим нашу агонию на несколько лет, убивая своих союзников. Таких, как ты. Или я. Пока не перестанем быть им нужными.

- И что, лучше героически погибнуть?

- Как знаешь, Тоня. Как знаешь. Если этот день настанет…

- Когда, ты хотел сказать?

- Когда, - согласился гигантский слизняк и осел, растекся по земле, устало потер жесткими отростками свои торчащие на ножках глаза.

- Я всегда хотела узнать, - неожиданно сменила тему Антонина Болеславовна, - Зачем мы используем эти псевдонимы?

- В смысле?

- Мы их боимся и ненавидим. Но мы говорим на их языке и пользуемся их именами. Зачем? Это же ты предложил.

- Зачем… - усмехнулся урожденный Граад-Реветин, он же Григорий Михайлович.

- Да затем, милая, что я пытался вести с ними переговоры. и если я что-то и понял, то это то, что без знания их языка мы проебем эту войну еще до того, как она начнется.

Слизняк неторопливо повернулся и принялся обползать свою собеседницу. В его голове звучала простая реплика, услышанная через примитивный досветовой радиоперехват. “Бей, Иван, а я прикрою”. И маневр, который спас жизнь ему и всему соединению. Наверное, всему Союзу.

Или хотя бы отсрочил их гибель.

Вот и минула осень. На земли пришли первые морозы, первый снег осел на ветвях деревьев пушистыми шапками, припорошил окрестные поля; холодные сквозняки завывали в коридорах замка. И тогда на горизонте показались яркие стяги с ликами святых. Стражники прибежали к Камилу, читавшему в тот момент исторические хроники в библиотеке. И сообщили, что гвардия князя Искро приближается к воротам поместья. Хмудгард пришёл за Долгом.

Вот и настал момент. В душе Камила трепыхалась неприятная тревога, даже несмотря на то, что сокровищница полна. Вот и настал момент, когда и ему, по примеру отца и старшего брата, придётся преклонить колено перед жестокими ублюдками. В детстве он, помнится, радовался, что не унаследует баронский титул, что ему не придётся унижаться, уплачивая Долг. Но так уж несправедливо сложилась судьба, что ему не достался баронский титул, а унижаться перед собаками князя всё равно доведётся.

-- Откройте ворота, -- выдохнул Камил. Впускать за стены гвардию не хотелось. Но такие были правила. Да и непригоже гостей оставлять за воротами…

Он собрал вокруг себя самых лучших дружинников. Некраса, Меньшака, Мямлю, Ларса. Камила охранял Нойманн при полном оружии. Его охранял Железяка. И в подземелье наготове встала вся мёртвая дружина, готовая быстро вырваться во двор в любой момент. Даже если всё пойдёт по худшему сценарию… Может быть, получится отбиться, если гвардейцы начнут бесчинствовать. Хотя, бодаться с огромной гвардией будет очень тяжело. На победу рассчитывать вряд ли придётся. И убежать тоже не получится – Хмудгард знает о потайном ходе.

-- Камил, -- сказал Ларс. – Я знаю твой нрав. Но будь сегодня осторожней. И вежливей.

-- Постараюсь, -- ответил Камил. Дружинники всегда были взволнованы во время сбора Долга. Они чувствовали себя беззащитными перед большим и хорошо оснащённым войском.

Ремесленники запирались в хижинах, скрывались из виду, затихали. Они уже не раз сталкивались с визитом гвардии. Поглазеть на огромную силищу потом дорогого стоило. Поэтому они надеялись переждать бурю в своих жалких норках. Служанки тоже прятались, особенно красивые. После каждого сбора всегда кто-нибудь из них, да понесёт от наглых гостей…

Камил пообещал себе, что будет осторожней. Однако нельзя было позволить унизить себя перед своими же людьми, перед своей же дружиной. Да и перед самим собой, что важнее всего.

Они встречали гвардию у распахнутых ворот. Яркие щиты, сверкающие пластины доспехов, многочисленная конница. И лошади – статные, резвые, красивые. Лики святых глядели на Камила с развевающихся по холодному ветру стягов. И взгляды святых были пусты и безразличны к чужому горю.

Хмудгард въехал за ворота в первых рядах, на своём бронированном коне, весь ряженый в блестящие чешуйчатые доспехи, которые стоили дороже лат Железяки; на рожу свою он надвинул шлем-маску, выражавшую некое угрожающее бездушие… Воеводу сопровождали ряженые в такую же блестящую чешую сыны знати, для которых служить в гвардии было престижно.

Хмудгард остался таким же могучим гигантом, каким его запомнил Камил из детства. За семь лет почти ничего не изменилось. На поясе у воеводы висела всё та же увесистая булава, которой он, однажды, убил дружинника, вздумавшего перечить ему. Кажется, то была первая смерть, которую Камил увидел. Хмудгард показал Камилу, как жестоко была устроена на самом деле жизнь. А ещё воевода стал первым человеком, которого Камил испугался по-настоящему.

Хмудгард задрал маску-забрало, показав своё стареющее злобное и высокомерное лицо в шрамах. Борода его была слегка тронута сединой. Годы всё же берут своё. Воевода осматривался по сторонам. Он проехал мимо Камила и его свиты, не обращая на них внимания.

Гвардия заходила в поместье, полностью заполоняла дворы. Некоторые, особенно обнаглевшие гвардейцы, которые бывали здесь не впервой, уже расхаживали по коридорам, почти как у себя дома, не обращая на Камила и его свиту внимания – они тут же отправились искать знакомых красавиц.

-- Где Жанна Житник? – возмутился воевода. – Почему меня никто не встречает? Я что? Настолько незаметен со своим войском, что меня встречает лишь горстка смердов?!

-- Жанна сегодня малость не в состоянии, -- ответил Камил. – Не вовремя вы все явились, бать, да и без предупреждения. Вот она и не подготовилась к встрече, лежит сейчас в беспамятстве. Так что за неё тут я. Можешь обращаться ко мне.

Хмудгард свирепо зыркнул на Камила, затем прищурился, будто разглядывал какого-то жука. Перевёл свой взгляд на Железяку, оценил латника, скептически хмыкнул. Затем снова вернулся к Камилу.

-- А ты кто такой, что пасть свою разинул? Разговор ведёшь заместо баронессы!

-- Я Камил Миробоич. Регент Орманда Миробоича, пока тот не подрос – управляю делами в баронствах. А ты, стало быть, воевода княжеский?

Хмудгард, кажется, даже не дослушал, отвернулся посреди фразы, принялся раздавать своим приближённым поручения, передавать приказы. Судя по разговорам, они хотели здесь переночевать, разбив лагерь прямо во дворе. Без всякого разрешения Камила. Только потом воевода повернулся обратно.

-- Эй, щенок, куда подевался Иштван? – спросил он. – Почему он не встречает меня заместо Жанны? Он же здесь самый главный после неё.

-- Иштван? – Камил изобразил непонимание. – Ах, Иштван! Да. Был у нас тут такой. Действительно, самый главный…. Самый важный! Вон же он. Иштван. На нас смотрит. Считай, что и встречает. Так что зря вы на него возмущаетесь, бать.

И показал пальцем на голову Иштвана, нанизанную на пику, которую воткнули в землю неподалёку от въезда. Специально для гостей из Серебряного Перевала. Воевода даже вздрогнул от удивления, раскрыл свой рот.

-- Красота, правда? – продолжал Камил. -- Смотрит на Вас. Это было его последнее желание. Вас увидеть. Странное, конечно, желание… Но кто я такой, чтобы перечить.

-- Что вы… -- заикнулся Хмудгард. – Что вы с ним сделали?

-- Четвертовали, -- признался Камил. – Уж больно много этот ублюдок воровал денег из моей сокровищницы. Доворовался. Когда я вернулся в поместье, то сильно удивился, кого же мой дурачок-братец поставил в управленцы.

Хмудгард скрипнул зубами. Некоторое время он глядел на голову Иштвана, играл скулами и размышлял, как поступить дальше. Сыны знати насторожились и притихли, ожидая дальнейших приказов.

-- Вы не беспокойтесь так, -- заверил Камил. – Иштван наворовал много, но мы всё вернули. И на Долге это не отразилось. Хотя могло бы! Жутко только представить, что бы вы с нами всеми сделали, если бы этот вор Иштван нас обокрал чуть сильней. Но мы рады быть бдительными и вовремя расправляться с врагами нашего любимого княжества! С врагами князя Искро, посягающими на его богатства!

Хмудгард снова перевёл свой свирепый взгляд на Камила. Вдруг на лице его сверкнула улыбка, которую он сначала попытался сдержать. Не получилось. Воевода рассмеялся. Схватившись за живот, сотрясая плечами. Кажется, ситуация казалась ему смешной.

-- А я тебя помню, малец! – пробасил он. – Ты же тот… Мелкий! Что постоянно мельтешил. Глазел…. И что теперь? Говоришь, Иштван вор?...

-- К моему великому сожалению.

-- Интересно. Очень интересно. Надеюсь, у тебя есть доказательства?

-- Его набитые карманы были лучшим доказательством, -- сказал Камил. – Пока их не разорвали лошади. Хорошее было зрелище. Устроили по этому поводу целый праздник.

-- И теперь ты… Как там тебя зовут?...

-- Камил Миробоич.

-- Ага. Если уж Есений мёртв. Если уж мёртв и Иштван. Если Орманд – ещё мал, а Жанна – пьяна… Теперь ты здесь за главного?

-- Совершенно верно.

-- И сколько же тебе лет, молокосос, если ты позволяешь себе так лихо разговаривать со старшими? А? Как ты разговариваешь с тем, кто имеет гораздо больше заслуг, чем ты? С тем, кто имеет армию в разы больше твоей?! Ты никогда не видел хорошей порки? Кем ты себя возомнил, щенок?

Ларс осторожно положил ладонь на топорище. На всякий случай. Камил пытался удержаться, проявить осторожность. До последнего. Но не смог удержаться. Слишком Хмудгард задел его гордость.

-- Я возомнил себя внуком Святомира, -- бросил Камил. – Который, в своё время, надрал тебе зад в трёх битвах. И которому твои собаки, в итоге, отрезали голову, когда напали, имея войско втрое больше! Не жди от меня лести! Я не Есений и не Некрас. Я лгать не стану, а скажу прямо!

Воевода опешил от подобной наглости. Это было для него неожиданно.

-- Глупец, -- ухмыльнулся он. – Я могу насадить твою голову на пику, рядом с головой Иштвана – легко. Могу разорить твоё поместье. И ты ничего не сможешь противопоставить. Мои люди легко сметут тебя. И твоих защитничков, за чьими спинами ты спрятался.

-- Забирай Долг и проваливай из моего поместья! Разойдёмся мирно, без ненужных побоищ. Мы продолжим платить, а ты продолжишь жить.

-- «Проваливай»? «Жить»? Ты мне угрожаешь?! – усмехнулся Хмудгард и вдруг вынул булаву. В следующее мгновение все бойцы Камила одновременно вытащили оружие. Громадный Железяка шагнул вперёд, гремя латами и наводя ужаса на гвардейцев, которые не ожидали подобной встречи, и тоже поспешили схватиться за мечи и топоры.

-- Мы вас всех перебьём, -- прошипел Хмудгард, разворачивая своего бронированного коня в сторону Камила. – Я не потерплю подобного неуважения от не нюхавшего бабьей щели молокососа!

-- Ты пришёл в гости, -- напомнил Камил. – Так веди себя достойно и уважительно к хозяевам, если хочешь уважения в ответ! Я встретил тебя спокойно, пока оскорбления не обрушились на меня. Так оно было?

-- Да, так оно и было! – поддакнул Вальд, а затем крикнул. – Я Вальдемар фон Нойманн! Потомок знаменитых Нойманнов, представитель великого рыцарского рода! И я призываю немедленно прекратить эту дешёвую перепалку! Вас обоих! Я буду сражаться за Камила, потому что дал ему клятву! Но если я погибну в этой схватке, то Святой Престол немедленно наложит на тебя, Хмудгард, Епитимью! И, кто знает, может, начнётся война! Я призываю всех помириться! И вести себя достойно и уважительно друг к другу! А не как, чёрт возьми, цепные псы. Такие у вас в Царстве обычаи? Дикие, зверские и варварские? Где манерность? Где уважительность? Где деловитость? Зачем допускать ненужное кровопролитие, когда все дела можно разрешить мирно?! Проявить свою удаль?! Глупость!

И, чтобы придать словам убедительности, ловко прокрутил свой меч, словно то было лёгкое пёрышко.

Хмудгард скрипнул зубами, но коня придержал.

-- Действительно, это Нойманн, -- прошепелявил один из приближённых. – Светловолофый… Я слышал, в Ветрограде они учились с младшим Нойманном, с Карлом…

-- Нойманн? Чего ты забыл в этих краях? – спросил воевода.

-- Я присягнул Камилу на верность после того, как он меня спас от ужасной смерти. Камил – хороший человек. И великий род Нойманнов теперь навеки союзник и должник рода Миробоичей!

Воевода оценивал обстановку и размышлял, проворачивая варианты. В конце концов, он убрал булаву. Но сделался ещё свирепее.

-- Тебе повезло, Камил, -- сказал он. – Что за тебя вступились такие люди. Очень повезло! Прячься за их спинами, щенок. Но помни. Я никогда не прощаю дерзостей…. Веди меня к вашей сокровищнице. В этот раз я буду выбирать, что захочу забрать, сам. Считай, что этим ты выкупил свою жизнь!

Камил фыркнул, стараясь не терять лица перед своими людьми. Но распалять перепалку дальше не стал. Не хватило смелости. Он здорово перепугался, когда всё едва ли не дошло до бойни. И теперь пытался унять дрожь в руках.

Камил направился к сокровищнице, а за ним и Хмудгард со своими гвардейцами.

Воевода прошёл в сокровищницу. Его взгляд метался от одной драгоценности к другой. Он то и дело приказывал своим людям забирать сокровища, грузить в княжеские повозки. Хмудгард распахнул сундук с золотом. И сказал гвардейцам вынимать почти всё. И вытаскивали они явно больше, чем предписывал Долг.

-- Вы берёте лишнего! – возмутился Камил.

-- Лишнего? – удивился Хмудгард. – А где твоя благодарность? За то, что мы, по пути сюда, разбили шайку разбойников в твоих лесах? Выполнили твою главную обязанность, между прочим! Обязанность, которой ты не стремишься заниматься, трусливо отсиживаясь за стенами, пока они обносят твоих смердов! И где твоя благодарность? Я жду благодарности!

Камил не нашёлся, что ответить.

-- Вот именно поэтому, -- сказал Хмудгард. – Я взимаю плату за мою защиту. За мою работу. А лишнего я не беру. Или ты хочешь сказать, что я вор?

Камил промолчал. Он хотел остановить воеводу, но… не смог. Некий странный паралич воли вдруг овладел им. Язык не шевелился больше, утерял свою остроту. Камил почувствовал себя вдруг беззащитным. Перед могучим воеводой. И перед собственным страхом, который вышел из под контроля.

Гвардейцы ограбили Камила. Они вынесли из сокровищницы всё самое ценное, оставив лишь безделушки. Хмудгард поднял железную «корону». Разглядел её внимательно, в поисках драгоценных вкраплений.

-- Ничего не стоящая дрянь! -- зашвырнул он её в дальний угол. – Даже «короны» себе достойной сделать не сумели! Нищие оборванцы. Есений оказался последним достойным представителем вашего рода. А сейчас… остались одни собачьи дети.

-- Попридержи язык! -- напомнил Нойманн.

-- С тобой я тоже как-нибудь разберусь, Нойманн, -- усмехнулся Хмудгард. – Как тебя там? Чужеземцев нам не хватало. В своё время мы ваш Престол на колени ставили. Не думай, что мы вас боимся.

Хмудгард не торопясь оглянул сокровищницу напоследок, а затем вышел наружу.

– Мы закончили. Князь Искро будет доволен… Растопи нам бани, Камил. И поживее. Мы устали с дороги и хотим отдохнуть. А то хозяин из тебя дерьмовый. Никакого хлеба с солью, никакой учтивости… Молодёжь нынче пропащая. Кнут – вот чего не хватает вашему поколению!

Сказал он это и скрылся в конце коридора.

Всё это время бойцы Камила пребывали в крайнем напряжении, ожидая чего угодно. И теперь они выдохнули с небольшим облегчением.

-- Я уж подумал, что это мой последний день! -- посмеялся Меньшак. – Какие же они уроды! Но ты, Камил, сорвиголова! Я не видел, чтобы с Хмудгардом так кто-то ещё разговаривал! Нас пронесло, что он не натравил на нас своих бойцов!

-- Зачем всё это было? – спросил Ларс. – Камил? К чему этот ненужный риск?..

-- Помолчите все! -- буркнул Камил. – Я вне себя от злобы!

Он помышлял призвать всю свою мёртвую дружину. Но понимал, что не потянет большую войну. Он к ней не готов. Совершенно. Поэтому приходилось терпеть.

Сокровищница теперь почти пуста. Его ограбили! Бесчестно! Камил полыхал от ненависти. Но ещё он боялся. И страх этот был противен. Казалось, что он постепенно уподоблялся своему отцу. Это было омерзительней всего.

Воевода решил провести в стенах замка последующую ночь. Прямо во дворе гвардейцы разбили шатры, принялись жечь костры и готовить ужин -- Хмудгард не доверял местным кухаркам, боялся, видимо, что отравят. И правильно. Потому что Камил точно бы подлил ему в пойло «слёз радости».

Гвардейцы вытащили бочки с вином из погреба. Они не могли пройти мимо лучшего Имперского вина. И, предугадай Камил заранее, он бы вылил в это вино самые свирепые яды… Или так хотелось думать. Хватило бы ему духу отравить гвардию? Теперь Камил сомневался в том, что способен дать отпор противнику, который сильней лесных разбойников.

-- Как они пролезли в наш погреб? – спросил Камил у стражников, но те лишь виновато пожали плечами. Трусы. Впрочем, что они ещё могли поделать? Гвардейцы чувствовали себя здесь безнаказанно и вполне себе оправданно – никто и не оказывал сопротивления.

Если бы гвардейцы сделали что-то с Лизой или Ведагором, то Камил бы тут же бросил мёртвую дружину в атаку. Поэтому он отвёл их в подземелье, под охрану мертвецов. И наказал сидеть тихо. Ждать. А сам отправился наверх, в коридоры, тут же услышав звон стали, доносившийся со двора. Кто-то сражался, под одобрение и хохот. Камил тут же побежал на звуки, вышел во двор. И увидел толпу, собравшуюся в круг. А внутри круга Меньшак отчаянно бился с одним из гвардейцев.

-- В чём дело? – Камил принялся проталкиваться вперёд.

-- Дуэль, -- ответили ему гвардейцы.

-- А в чем же причина?

-- Твой десятник бросил вызов нашему.

-- Зачем?

-- Бабу не поделили! Ха-ха!

Мечи сталкивались, высекались искры. Гвардеец держался лучше Меньшака. Было видно, что десятник воеводы прошёл не одну битву – по загрубевшим шрамам.

Меньшак бился храбро. Но всё никак не мог достать более опытного гвардейца. Кроме того, гвардеец его уже успел ранить – по свободной руке Меньшака струилась кровь.

-- Наваляй ему! – вопил пьянеющий Хмудгард, всё прикладывающийся к дубовой кружке с расчудесным вином. – Выпусти кишки!!!

Гвардеец совершал множество обманных атак. Подготавливал дружинника к настоящей, ослабляя бдительность. И, когда Меньшак, казалось, расслабился – вяло отреагировав на очередной рывок, десятник Хмудгарда ринулся вперёд. Но, на удивление толпы, оказался встречен таким же рывком. Только более точным и стремительным! Меньшак в один миг отбил меч гвардейца и сразу же пронзил тому горло. Гвардеец захрипел, но бросился на дружинника в отчаянной атаке. Однако Меньшак принялся отходить.

-- Идиот! – крикнул Хмудгард своему десятнику, расплескав всё вино от злости. – И поделом тебе, идиот! Будешь знать, как титьки служанкам чужим мять!.. Позорище! Не нужны мне такие десятники! Подыхай!

Великолепный выпад! Меньшак уклонялся от схватки до тех пор, пока гвардеец не упал на колени, теряя сознание. Кровь хлестала из горла пульсирующим водопадом.

И не успел Меньшак убрать меч в ножны, как ему тут же бросили ещё один вызов. Дружинник сразу согласился, не раздумывая – не позориться же перед своими ребятами. Но тут уже вмешался Камил. Он вырвался в круг.

-- Прекратить! -- крикнул он. – Меньшак ранен! А значит ему нужна неделя на заживление ран!

-- Я не буду держать здесь своё войско неделю, тупица! – выкрикнул Хмудгард. – Сгинь, молокосос! Пусть бьются! Твой боец не уйдёт сегодня из круга целым! Или я его сам прикончу!

Камил взглянул на Меньшака.

-- Я справлюсь, -- сказал десятник. – Не вмешивайтесь.

Но Меньшак не справился. Против него вышел громила со щитом. Грубое нарушение кодекса. Но выбранный судья из числа знатных даже не сделал замечания. Это была не дуэль. Это была расправа. Меньшак не смог ничего противопоставить, не смог преодолеть защиту врага. И громила, приняв очередной удар на щит, проколол Меньшака мечом насквозь. Дружинник упал. А гвардеец принялся ходить вокруг, будто совершил великую победу.

Хорошо, что «победитель» не стал его добивать. Видать, хотел, чтобы Меньшак умирал медленно – такая месть за своего друга с проткнутым горлом.

-- Вот это я понимаю! – захохотал Хмудгард. – Так им! Меньше будет выскочек! Пусть знают, кто тут на самом деле хозяева! Мы! Так выпьем за это! За очередную победу!!

А Вальд с Камилом подхватили истекающего кровью Меньшака и утащили в лазарет, под свист и оскорбления, летящие в спины. Камил вызвал бы их на дуэли, но на честные поединки рассчитывать не приходилось – его бы забили так же.

Оставалось надеяться, что лекарственные снадобья помогут Меньшаку.

-- Держись, -- говорил ему Камил. – Рана серьёзная. Но всё зависит от твоего желания жить!

-- Я их… -- стонал дружинник. – Я их всех… перебью…

-- Непременно. Мы непременно им всем отомстим…

Камил оставил своего придворного лекаря присматривать за раненным. А сам расположился у окна одной из башен. И принялся следить за происходящим внизу. Нужно быть готовым в любой момент поднять мёртвую дружину, если гости вдруг совсем озвереют от безнаказанности и перейдут все границы… Вот только что принять за эти границы? Камилу не нравилось, что происходило внизу. Но он не был готов к большой войне. И избегал её до самого последнего.

Насколько много он сможет стерпеть? Неужели – всё, что только гвардейцы не удумают?!

Гвардейцы напивались, шумели. Стучались в двери хижин, злились, когда им не открывали и обещали вломиться внутрь, покарав жильцов. Но, благо, ограничивались лишь словами. Уже окосевший от вина Хмудгард наведался в кузницу и отнял у подмастерьев приглянувшиеся ламеллярные доспехи. Благо, тяжеленные латы он не тронул – посчитал их глупостью, даже будучи пьяным.

Жанна проснулась от шумов. Она отыскала Камила. И подошла к нему, держась за звенящую от похмелья голову.

-- Снова они явились… -- простонала она. – Эти дуболомы… Раскричались, разорались… А ты чего такой хмурый? Злой и печальный? Ничего, привыкнешь. Я тоже, поначалу, не могла привыкнуть. Не любят они Миробоичей. А вот когда я была маленькой – Житников уважали. Никто такого отношения к нам не допускал…Пока не… Пока не пришёл Эрн… Всё-таки князь Искро несправедлив. Но чего поделать…Проблем у нас, эх… За что всё это? Где я успела согрешить? Где мы с тобой нагрешили, детьми ещё будучи, Камил? Разве мы тогда успели сделать что-то плохое, за что нас можно было бы наказать? Разве мы заслужили всё это, Камил? Мир несправедлив. И куда же подевался Господь? Существует ли он вообще? Я не верю, что он допустил бы такие вещи! Нас лишили детства. А значит нас лишили всего. И теперь – просто посмотри вниз в окно! Видишь? Теперь мы влачим жалкое существование. Разве это жизнь? Нет, Камил. Это не жизнь… Мы обречены на несчастья. Такова наша судьба… А это что за бочки катят солдаты?.. Они и вино из погреба украли?! Боже, как же мне плохо!… Как же дурно…

-- Закрой свой рот! – не выдержал Камил бесконечное нытьё баронессы. Он сорвался и ушёл. В подземелья. Подальше от всех. Пусть гвардейцы делают, что захотят. Пусть насилуют служанок. Пусть обворовывают ремесленников. Всё равно он ничего не сможет поделать.

Конечно, Камил мог бы перебить какую-то часть гвардии. Вряд ли мертвецы сумеют перебить всех и сразу – гвардейцы уже прошли в замок. Но если бы ему повезло… Если бы мертвецы всех перебили? Камил бы мог потом поднять всех гвардейцев. Благо, начинались морозы и трупы не гнили бы до самой весны. Он бы мог повести всю эту мёртвую дружину на Серебряный Перевал, чтобы свергнуть князя Искро.

Вот только такой отчаянный бросок не приведёт ни к чему хорошему. Потому что у Камила не было никакой поддержки, никаких союзников. Никакой опоры. Кроме этих самых мертвецов.

И тогда против него ополчатся все, без исключения. И дорога эта приведёт только к гибели.

Камил последовал совету вампира. И относился с тех пор к историческим хроникам не как к набору забавных сказок, а как к ситуациям, в которых он мог оказаться сам. Он читал хроники, летописи и ставил себя на место правителей, чтобы понять, как бы он поступил в той или иной ситуации. В истории уж случилось ВСЁ. Люди прожили в этом мире бесконечность времён. Они уже успели совершить всевозможные ошибки в самых разнообразных вариациях. И порой, чтобы узнать, как нужно поступить – следовало лишь открыть хроники и отыскать подходящее событие. И тогда взору открывались всевозможные вариации, с раскрытием их последствий… И в этой ситуации Камил уже знал, что делать. Нужно было ждать. Пусть и ценой позора. Пусть и ценой разграблений, унижений. Нужно было ждать. И готовить к будущей войне не только свою мёртвую армию…

***

А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность)

Стас Трубицын 1200р

Евгений Валерьевич 1000р

Юрий Сергеевич 995р «На Темнейшего»

*

Мой паблик ВК: https://vk.com/emir_radriges

Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez

«Темнейший» на АТ: https://author.today/work/316450