Толстая, в два пальца, свеча сгорела почти наполовину, а сидевшей перед ней человек в пятнистом камуфляже был неподвижен, только пальцы левой руки, чуть подрагивая, гладили серебряные узоры на заколке. Даже дыхание не нарушало легчайшего танца язычка пламени.
К песчаному берегу подошла широкая плоскодонка, вёсла бесшумно проворачивались в хорошо смазанных уключинах, без всплеска опускаясь в воду. Четыре тёмные фигуры, замершие на борту, синхронно, едва лодка причалила, десантировали на берег. Последний легко оттолкнул её, и плоскодонка, уже без пассажиров, подхваченная течением, отошла от берега и вскоре скрылась в темноте. Четвёрка рассыпалась по берегу и залегла, превратившись в тёмные, неподвижные валуны.
К подножью небольшого холма, расположенного метрах в двухстах от коллектора, подъехали два больших внедорожника. Подъехали тихо, что было удивительно для их габаритов, и скрытно – не зажигая фар. Машины остановились так, чтобы их не было видно от входа в коллектор. Задняя дверь головной машины открылась. Человек в чёрном медленно ступил на землю, и, легко поднявшись на вершину холма, пару минут внимательно, то ли всматривался, то ли вслушивался в темноту. Затем поднял руку в повелительном жесте и призывно качнул ладонью.
Повинуясь его жесту, из задней машины выскочило пять человек и рысцой, чуть пригнувшись, направились к нему. Человек в чёрном шевельнул сочными губами:
— Пока рано, ждите команды, потом берите его.
— Сколько ждать? — старший группы удобней перехватил короткий автомат.
Человек в чёрном нахмурился – ему не понравился тон старшего, но ответил:
— Скоро будет светать. Да и шум могут услышать и вызвать кого не надо.
— Об этом не волнуйтесь. Я прикрою. Кого не надо – не вызовут. — Он хотел ещё что-то добавить, но передумал.
«Всё равно этот «боевик», способный только рубить и колоть по приказу, его не поймёт. Не объяснять же, что он не чувствует этого щенка, порушившего его планы и которого он поклялся убить – долго и мучительно. Да не просто убить, а принести в жертву, простая смерть не нужна Хозяину. Что смерть? Лишь тонкая грань, отделяющая один мир от другого. Нет, Хозяину не нужна просто смерть, ему нужны боль, предсмертные страдания и муки жертвы. Ими он питается. И чем сильнее жертва духом, чем праведнее она, и чем дольше тянется пытка, тем лучше. Чем больше впитает в себя хозяин, тем сильнее он станет, и тем скорее он явится. Глупцы – те, кто унижает других, кто мучает себе подобных. Тем самым они лишь кормят того, кого боятся. Этим они лишь торят ему дорогу в этот мир. Глупцы. Нет, просто так он не убьёт этого щенка».
Шесть часов назад он ещё чувствовал его, и даже точно определил, где спрятался ублюдок. Но пока он вышел на нужных людей, пока прибыла команда, которая в теории была способна захватить наглого гура, тот пропал. Вот просто так – раз и исчез.
Магистр прибыл на место, где в последний раз он чувствовал этого наглого недоучку, бросившего ему вызов, и обрадовался. Тот находился в подземелье под коллектором. Но вот только теперь он чувствовал его как-то не так – иначе, чем раньше. Но как, он не мог внятно объяснить не то что постороннему, а даже сформулировать для себя. Магистр чувствовал его не как кого-то физического и обладающего плотностью и массой, а как что-то лёгкое и эфемерное, словно не принадлежащее этому миру. С таким он пока не сталкивался, и это тревожило его. Поэтому он решил выждать ещё час, но если за это время ничего не изменится, он даст команду на захват. Даст хотя бы для того, чтобы отвлечь щенка и нанести удар самому. Чёрт с ним, можно даже не брать его живым, лишь бы уничтожить. И дело было не в мести за разрушенные планы, а в том, что он чувствовал угрозу, исходящую от недоучки. Угрозу для своего будущего. Угрозу неявную, но от этого не становящуюся менее реальной и смертельной. Но боевикам, замершим подле него, он сказал иное:
— Ждите и помните – ваша задача взять его живым, хоть полумертвым, хоть каким, но живым.
Старший кивнул и вместе с бойцами бесшумно растворился в темноте.
Дождавшись, когда люди скроются во мраке, из первой машины, повинуясь безмолвному приказу, выбрались две фигуры и присоединившись к человеку на холме. Они застыли рядом с ним. Один за правым плечом, другой за левым. Через пять минут человек в чёрном чуть дёрнул головой, и правый, скинув с себя куртку, принялся расстилать её на холодной земле. Пока нур неловко возился с подстилкой, Магистр прикрыл глаза, размышляя, хватит ли сил боевикам, чтобы справиться с неомагом. Шансы были, если они такие крутые, как их расписывали. Во только этот червь был очень удачлив, он уже два раза выскальзывал из расставленных силков. А в последний раз так и вообще умудрился уничтожить двух лучших его подручных. Ему не было жаль, в человеческом понимании этого слова, посвящённых, он лишь сожалел о них, как жалеют о потере двух хороших, безотказно действующих инструментов. Если бойцов постигнет неудача, надо будет браться за дело самому. Эта идея ему не нравилась, не то чтобы он боялся – нет. Он давно уже не испытывал этого чувства, как и многих других, таких как любовь, сострадание и жалость. Он всего лишь опасался, что гур снова выскользнет из силков и придётся снова за ним гоняться. Он и в мыслях не мог допустить, что у него не хватит сил справиться с недоучкой. Плохо, что он не взял с собой посвящённых первого круга, но ничего, у него есть высшая. Да и вряд ли первые смогут помочь ему, они ведь ничего не смогли сделать летом, когда этот наглец при помощи конторы разгромил его гнездо в Светловоздвиженске.
Он тогда сразу, как только получил зов Альбины, сорвался на помощь, но опоздал и прибыл, когда всё уже кончилось. Дома он застал разгромленное гнездо. Уничтоженных нуров, исчезнувших первых и неофитов, лишь горстка низших уцелела. Тех, кто успел убежать и спрятаться, или кого не было в городе. Но если Бориила с Авриилом он худо-бедно чувствовал, то Альбину – нет. Это могло означать, что её убили, но тогда бы он это почувствовал. Либо то, что Альбину полностью лишили силы. А если верно второе, то она ему стала не нужна, поэтому Магистр не стал её искать. Всё, что ему нужно было знать, он и так узнал от тех, кто выжил, да и сам кое-что сумел считать из памяти упокоенных нуров.
И самое плохое – девчонка-пророчица, уже подготовленная к инициации, исчезла. Он хотел сразу броситься в погоню, но отказался от этого: вокруг крутились конторские, и не одни, а с какими-то колдунишками. Они были слабы, уступая в силе даже посвящённым второго круга, не говоря уже о первых. Но он почти полностью лишился верхушки магической пирамиды, поэтому решил переждать и сначала сбросить контору, висящую на его хвосте.
Надо было свить новое гнездо, чтобы было куда возвращаться, а это требовало времени. Да и всё произошедшее требовалось тщательно обдумать и проанализировать, чтобы в будущем не допустить подобного.
Кстати, о нурах, их не стоит списывать со счетов. Достаточно одного короткого слова, и они нальются силой, правда, быстро сгорят. Но что такое нуры? Прах. Понадобится, он ещё наделает. Магистр оглянулся на машину. Наглого гура ждёт сюрприз. Нур, наконец, расстелил куртку на земле, и маг, опустившись на импровизированную подстилку, сложил ноги в полулотос. Прикрыв глаза, он начал перебирать в пальцах гладкие бусины чёток, беззвучно шевеля губами, словно молясь. Что было недалеко от истины, вот только призывал он силы, которые простому человеку могли присниться разве что в кошмаре.
Человек в коллекторе тревожно шевельнулся, веки полуприкрытых глаз чуть дрогнули и открылись, в заполнивших всю радужку зрачках отразился рыжий огонёк пламени. Человек моргнул и снова прикрыл глаза.
…Максим пробыл в Японии два месяца – максимальный срок, который он мог себе позволить. Потом он ещё три раза приезжал к Исатори Кано. Дома он тренировался с Виктором Ивановичем, так как специфика тренинга требовала партнёра, но не в общей группе, а наедине и чаще по ночам.
Он практически прекратил своё паломничество по группам, делая это лишь изредка, дабы проверить свои навыки в нестандартных условиях и на противниках, владеющих иной, не схожей с его техникой.
В Дайто-рю его всё устраивало, смущала лишь излишняя жёсткость и то, что в одиночку тренироваться было сложно. Он поделился своими мыслями с Иванычем, так звали сенсея те, кто у него занимался. Вот и Максим незаметно для себя стал так к нему обращаться.
— Для расширения кругозора и двигательных навыков могу свести тебя кое с кем.
— С товарищем моим. Служили раньше вместе.
Максим в первую их встречу правильно определил род деятельности Иваныча: тот был служакой, ветераном, прошедшим горнила почти всех горячих точек, пылавших на карте страны. Только о прошлом и своей службе он не говорил, лишь по редким обмолвкам можно было понять, что на его счету не одна жизнь.
Владимир Семёнович – дядя Вова, был полной противоположностью Иваныча: круглый, похожий на колобка, упругий, словно отлитый из резины. С плавными, как у текущей воды, движениями, и абсолютно лысый. Улыбка, казалось, не сходила с его лица, вот только карие глаза были точь-в-точь как у Иваныча, хоть мало кто за весёлым прищуром мог заметить смерть, таящуюся на их дне.
Именно он и свёл Максима с его третьим учителем – Да Вэем. Последним признанным мастером внутренней школы Тайцзи-цюань стиля Ян. Старенький китаец, с лицом морщинистым, словно печёная картофелина, с редкой седой бородкой, и телом хрупким, как у птички, валял Максима по всему полу с лёгкостью котёнка, играющего с клубком ниток. После чего Максим попросился к нему в ученики, и был благосклонно принят в семью.
Поначалу он боялся, что учение китайского дедушки придёт в конфликт со знаниями, полученными от Деда, и навыками, вбитыми в него Исатори Кано, но этого не произошло. Наоборот, практики тайцзы гармонично легли на всё, что он получил ранее. Где-то сгладили острые углы, где-то углубили знания, а где-то расширили границы владения телом.
Именно от этих двух – японца и китайца, исходила волна тепла и спокойствия, которой так не хватало Максиму, со времени его учёбы у Деда. Его метания, как душевные, так и физические, на время его присутствия у мастеров прекращались. Даже после того, как он уезжал от них, Максим некоторое время находился в гармонии и равновесии между собой и миром. Он надеялся, что его занятия внутренними практиками обуздают маятники, но этого не происходило, они сглаживались, но полностью не исчезали.
Максим всерьёз рассматривал вариант переезда к одному из этих мастеров, но что-то его держало. И ему не надо было раздумывать над тем, что так сильно привязывало его к родине. Этими ниточками были могилы любимых, желание вернуться к Деду и надежда на встречу с той, кто заполнит пустоту, образовавшуюся в нём со смертью родных, но об этом он старался не думать. Ко всему прочему, ему не нравился слишком формализованный уклад жизни японцев, отсутствие зимы и невозможность развести костёр, на пламя которого он любил смотреть. Что до Китая, так он ему просто не нравился. Не нравились маленькие и суетливые, громко и визгливо говорящие китайцы. Не нравился их быт и еда.
Жизнь его вошла в свою определённую колею. Два раза в год он ездил к учителям, стараясь успеть до маятника, так как после тренировок с Мастерами мука отката проходила менее болезненно. В промежутке между своими поездками он проводил в самостоятельных тренировках и изучении языков, между делом помогая академикам в поисках пропавших вещей.
_________________________
Фитиль оплавленной до основания свечи дрогнул и свалился в лужицу воска. На прощание он мигнул и, печально затрещав, погас. Комнату и сидящего на коленях мужчину поглотил мрак.
По телу мужчины прошла дрожь, он шевельнулся и плавно завалился вперёд. За миг до того, как его лицо ткнулось в лужицу горячего воска, он остановил падение. Веки дрогнули, открываясь. Невидящими глазами он смотрел прямо перед собой. Лицо было неподвижно и словно сведено судорогой, отчего казалось, что вместо лица у него маска. Прошла секунда, другая – он не шевелился. Но вот пальцы разжались, и заколка, до того зажатая в левой руке, со звоном упала на бетонный пол. Негромкий звук разорвал пелену тишины. Веки мужчины затрепетали, и на лицо вернулось осмысленное выражение. Он шумно вздохнул и выпрямился.
Максим сидел в абсолютной темноте и тишине. В первый момент ему показалось, что он ослеп, но быстро сообразил: это свеча догорела. Он зашарил рукой по столу. Пальцы обожгло что-то горячее и мягкое.
«Сколько я так просидел? Свеча толстая была, сантиметров двадцать в высоту, если не больше. Часов пять, шесть? Больше? Это был его рекорд. Больше двух часов медитации он не выдерживал. Тело затекало, глаза от пламени становились сухими, а суставы горели. А теперь?»
Удивительно, но тело совсем не затекло, наоборот, оно было непривычно тяжёлым и гибким, словно у огромной змеи. Казалось, он стал больше и массивней.
Максим прошёлся внутренним взором по телу. Нет, всё в порядке, габариты его не изменились. Изменилось его ощущение пространства. Он по-прежнему ничего не видел, что было неудивительным. Единственная свеча погасла, а больше источников света в комнате не было. Окон в помещении нет, как-никак десять метров под уровнем моря. Дверь плотно закрыта и заперта на засов.
Максим легко поднялся на ноги. Глаза, ничего не видя, напряжённо всматривались в темноту. Он моргнул и выругался. С закрытыми глазами мир виделся совсем по-другому. Он перестал быть непрозрачно чёрным. Пространство вокруг него не окрасилось радужными тонами, но мгла перестала быть абсолютной и словно утратила плотность. Сквозь сомкнутые веки он видел? Чувствовал? Осязал? Или что-то иное? Максим не мог подобрать определения тому, что с ним сейчас происходило. Не было у него прежде такого опыта. И оттого все слова, вертевшиеся на языке, казались плоскими и лишёнными смысла.
Чернота перед ним сменилась серыми подвижными полутонами. Предметы вокруг обрели контуры, пускай нечёткие и словно бы размытые, но теперь ему не придётся слепым котёнком тыкаться вокруг, налетая на углы и сбивая предметы.
Максим оглядел помещение, или, с учётом того, что глаза его были закрыты, прозондировал? А, впрочем, неважно. Огляделся, значит, огляделся. Он потом будет навешивать ярлыки на свои новые способности, когда разберётся с проблемами. Вот только откуда они? Прорыв на новый уровень, как в компьютерной игре? Или количество в итоге перешло в качество? Видимо, не зря Дед позвал его к себе.
Максим оглядел себя. Ухмыльнулся.
Себе он представился туманной фигурой, чуть более плотной, чем окружающее его пространство, и словно бы окутанной серой пеленой. Он прошёлся по комнате. Движения стали более слитными, он словно не переходил с одного места на другое, а перетекал плавно и быстро. Не змею он напоминал себе, а каплю ртути.
Максим закружился, нанёс несколько ударов руками, левый прямой, правый боковой, локоть бьющей руки, продолжил движение, нанося удар – один, второй. Следом подсечка, и без остановки круговой в верхний уровень. Ещё не коснувшись бьющей ногой пола, он пружинисто толкнулся опорной и легко, словно играючи, сделал сальто назад.
Максим кровожадно улыбнулся.
«Теперь, пожалуй, можно и Магистра за жабры брать, осталось найти его».
Он замер посреди комнаты. Что-то нарушило его одиночество. Максим открыл глаза, серое марево сменилось чернотой. Веки снова сомкнулись. Перед внутренним взором опять раскинулось серое пространство.
Он сосредоточился, пуская вокруг себя дугу внимания, словно огромный эхолот. Вот оно, точнее, они – нарушители. Под сводом черепа, превратившимся в карту, мерцали призрачные огни, словно гигантские светляки в ночном лесу. Где-то недалеко, конкретнее определить расстояние он не мог, ещё не катакомбах, но рядом, рассыпались по периметру девять зелёных огней – люди. Дальше, почти на границе его восприятия, синим холодным огнём мерцали две точки – нуры. Рядом с ними ослепительно пылал красный шарик. На миг он вспыхнул яркой звездой. Красный свет начал менять спектр на жёлтый, но, мигнув пару раз, вновь засветился ровным багрянцем. Неподалёку, буквально в паре метров, горел ещё один огонёк – белый. Что это такое, Максим не понял.
«Ну, здравствуй, Магистр, вот ты и пришёл. Похоже, сейчас всё решится».
Человек, сидевший на холме в странной позе, дёрнулся, когда его коснулась волна внимания, глаза широко распахнулись. На дне мутных болотц плескался страх.
Губы скривились в болезненной гримасе, и с них сорвалось проклятье. Он, наконец, почувствовал противника. И это ему не понравилось. Если раньше он чувствовал его как нечто сильное, но не особо опасное, то сейчас… Это словно открыть дверь комнаты, ожидая увидеть на пороге котёнка с острыми, но неопасными коготками, а обнаружить разъярённого барса, жаждущего крови.
Магистр вскочил на ноги, не зная, что делать. Его тело задрожало, испуская в осеннее утро волны страха. Он отвык от этого чувства, и оно всё сильней охватывало его, подчиняло и нашёптывало в ухо: беги, беги, беги. Паника билась в нём птицей, рвущейся из клетки на волю. Нуры, почувствовав настроение хозяина, беспокойно зашевелились. Ещё секунда и…
Дверь машины негромко хлопнула, и спустя миг на его плечи легли тонкие руки.
— Отец, — раздалось из-за спины негромко, — ты волнуешься.
Голос помог обрести почву под ногами и взять себя в руки. Магистр усилием воли сумел укротить рвущийся на волю страх. А потом зажать его в ладонях, придушить и засунуть обратно в глубину сердца и захлопнув за ним дверь. Запереть её на ключ, а ключ выкинуть. С уходом страха исчезла паника.
Магистр обернулся к обнявшей его девушке. Белёсые, словно паутина, торчащие во все стороны волосы, прямой нос и глаза, словно варёные яйца – сплошной белок, никакой радужки и зрачков.
Пальцы цвета Родосского мрамора, гладкие, странно удлинённые и совсем без ногтей, погладили его по щеке.
— Он силён, но мы с ним справимся. Мы отомстим ему за наших братьев и сестёр. Ты принесёшь его в жертву, он очень силён, и это хорошо. Он напитает Хозяина силой, и Господин будет доволен.
Магистр медленно кивнул. Прикосновения высшей успокаивали его, давая силу и уверенность.
— Эти людишки возьмут его?
Высшая покачала головой, глядя бельмами в сторону коллектора:
— Нет, возможно, отвлекут, но не возьмут. Они перед ним словно мыши перед котом: сожрёт и не заметит. Он стал очень сильным.
— Но почему? — вырвалось у мага.
Страх начал биться в запертую дверь, грозясь сорвать её с петель.
Белоглазая ведьма обернулась к магу, обхватила его лицо ладонями, приблизила к своему, так что он увидел в её глазах без зрачков своё размытое отражения.
— Я говорила: отец, оставь его в покое, я чувствовала – добром это не кончится, а ты гнал его, словно такса крысу. Нельзя загонять крысу в угол, она может стать крысиным волком и перегрызть загонщику глотку. Но теперь поздно. Ты же не хочешь предстать перед Господином после такого провала?
Магистр покачал головой: этого он не хотел больше, чем чего-либо в жизни.
— Значит, надо его взять. Он силён, но с нами ему не справится, — в который раз повторила ведьма. — Я чувствую силу Хозяина. Сегодня он получит свою жертву. Надо просто немного помочь им.
Белоглазая опустила голову Магистра и впялила бельма в сторону строения. Магистр видел, как напряглись вены под тонкой кожей на горле, как окаменело и вытянулось её лицо.