Del
Del
Del
-Давай еще саке, - пьяным уже голосом заявил посетитель
-Может, господину самураю… -начал было хозяин заведения
-Господин самурай желает выпить еще! И немедля! – рявкнул посетитель
Хозяин лишь кивнул и буквально испарился, но через самое короткое время появился с кувшином подогретого саке. Оставил его и с низкими поклонами, удалился.
-Вот так вот, - сказал грозный посетитель, наливая себе рюмочку. Обращался он к случайному соседу, молчаливому высокому самураю, судя по всему – ронину(1). Посетитель сам подсел к этому воину, и начал разговор. А тот вроде как и не возражал. Правда, о себе не распространялся.
-Вот так вот, - повторил человек, из грозного вдруг став мягким, каким-то желеобразным, словно медуза. – простите, не узнал Ваше имя?
-Дзюро Ёситака, - вежливо сказал ронин. Говорил тихо, почти шепотом, но голос у него был, судя по всему, зычный. Наверняка, натренированный в боях, при вызовах противника. Ну да, глотка у самурая должна быть луженная.
-Господин Дзюро, а мое имя Найто Хангоро, впрочем, оно Вам ничего бы не сказало, даже если бы Вы жили в Эдо. А Вы, я полагаю, путешествуете. Идете издалека?
Ронин сухо кивнул, едва заметно, словно экономил движения. Он тоже поднес чашку ко рту, но лишь пригубил саке.
-Вот я так и понял, - удовлетворенно сказал Хангоро. Он уже раскраснелся от саке и жара в лавке, и сейчас на лице сияли крупные капельки пота. –А не скажет мое имя Вам ничего потому, что человек я ничтожный. Всю мою жизнь, как есть, служу при казне князя Ако, одним из самых мелких помощников. Должность ничтожная, но хотя бы с голоду не умереть. Каждый день сижу в тесной комнате, где и продыху то нет, и занимаюсь тем, что считаю чужие деньги.
Хангоро рассмеялся, но смех его был глухим и грустным. Еще выпив, он сказал
-Вот так вот. Вроде при деньгах сижу, а выходное - один комплект, да и то местами ткань до дыр протерлась . Стыдно признаться, право слово, но фундоси(2) в заплатах. Вроде и при двух мечах – а самурай только по названию. Подросток на нашем княжеском дворе одолеет. Из тех, кто тренируется. А мне где тренироваться. С работы только разве что глоток воздуха – и то за радость. Ну и вот это. Даже денег нет на какую-нибудь завалящуюся дзеро(3) в веселой Есиваре(4), чтобы она подливала напиток . – Найто указал на саке.
Ронин снова важно кивнул.
-Но знаете? – хитро прищурился Найто. – для Найто Хангоро все скоро изменится. Скоро все будут почтенно кланяться и величать его, а дзеро перед ним будут трепетать. Потому что сила денег велика в нашем мире и нечего ей противопоставить, а времена, когда благородство стояло выше, прошли. Увы, наш бренный мир несовершенен и все больше падает в пучины порока. Ну, ничего. Пусть и мне уже за сорок, но хоть на склоне жизни получу то, что причитается.
Еще раз приложившись к саке, Хангоро спросил:
-Господин Дзюро не желает ли послушать повесть, как судьба повернулась лицом к несчастному Хангоро, уже и не чаявшему в жизни ничего хорошего?
И, не дождавшись ответа, а может быть, восприняв молчание собеседника за согласие, Хангоро начал рассказывать. Речь его была местами не совсем связна, а иногда прерывалась. Подчас он тянул слова и не мог подобрать слово, но собеседник слушал не прерывая, что еще больше вдохновило Хангоро.
Если опустить моменты, когда он не мог долго найти нужное слово, подчас заменяя его не очень удачным аналогом, или прикладывался к саке из очередного кувшина(уже заказанного ронином, который сам опять- таки только разве что губы в саке смачивал), или запинался от выпитого, рассказ звучал так
«Недавно я отпросился в родную деревню, навестить могилы матушки и отца. Меня милостиво отпустили. Уже через пару дней на родине, собрался я в обратный путь. Быстро дошел до Эдо. Но не рассчитал время и когда подошел к городу, ворота были уже закрыты. А весна в этом году холодная, сами знаете. Пришлось искать ночлег. И вот удивительно – совсем немного прошел и наткнулся на постоялый двор. Только тихо там было, не горел свет, не лаяли собаки и не ржали кони. Лишь сверчки пели свою песню. Да голые ветви деревьев шелестели на ветру и им вторил скрип досок.
«Так это и есть знаменитый «Мэгурогава», закрывшийся из-за якобы екай(5), которые с самого открытия облюбовали это место и не давали жизни людям?» - подумал я.
Надо сказать, что я хотя и не верил особо, что со мной случится всякое, но, признаюсь, стало не по себе немного. Не верю же я потому, что в нашем бренном мире даже великим перестали являться всякие чудеса, будь то плохие или хорошие. Что уж говорить о жалком существе, типа меня? Но все же…Я бы никогда не вошел под кров старого дома, если бы не настоящая снежная метель, которая закружила в минуту и ветер просто грозил срезать плоть мою с костей получше острого меча. Так что я все же решился. Внутренняя часть здания сохранилась очень хорошо, и я смог с удобством устроиться, разведя огонь. Со мной еще был мой верный друг – крепкое саке, такое варят только в родной деревне, так что скоро, согретый огнем и саке, я немного успокоился и ночные страхи отошли в темноту, где им и место. Но все же я решил не спать этой ночью, хранясь больше не от екай, а от разбойников, что не против поживиться за счет одинокого путника.
Но видать, я все же устал. А тут еще саке и тепло. Нет, не уснул, но впал в некое состояние, не понять – сон или не сон. Вроде как бы осознаю все, и тут сквозь пелену, слышу странный тонкий голосок, мелодичный, будто маленькие колокольчики на ветру звенят. И сразу будто бы ветром весенним подуло.
-Ах, - говорил голос, чуть томно, -человек. Вот полакомимся!
И тут же в ответ зазвучал другой голос. Такой тон вроде монеты сыплются
-И не думай даже! Это для нас с братом. Мы –Старший брат Желтый, Средний брат Белый и младший брат Красный его съедим. Как только уснет крепко. А с вами делиться мы не намерены, нам и самим мало.
-Ах вы негодяи и жадины, - запел первый голос, - думаешь, Желтый, ты глубоко лежишь под старой сливой? А если найдут тебя да пойдешь по рукам, больше не будет тебе покоя.
Я, слушая это, лежал не жив ни мертв. Только и сил хватило на то, чтобы в мыслях мольбы свои к Амиде Будде обратить. А встать или пошевелиться, так-то нет, никак невозможно. Да, думаю, Найто, попал ты прямо в лапы к екай и оборотням, в которых не веришь.
Так прошло еще какое-то время. И тут слышу голос старый, словно ломающийся, скрипучий.
-О, человек. Вот-то сегодня полакомимся
И тут же опять ему ответил голос , словно от стука монет и тоже самое сказал.
-Негодяи и жадины! – сказал скрипучий голос, - все-то вы под себя гребете. Ну ничего, заглянет кто-то в старый сундук рядом с лестницей на втором этаже, так сразу не будет тебе, Белый, покоя.
Я вновь лежу ни жив, ни мертв. Чувствую – засыпаю, и из последних сил держусь.
И третий раз услышал голос. Мягкий такой, нежный.
-Человек, ррр. Полакомимся на славу.
И третий голос получил ответ такой же как и остальные. На что он безумно разозлился и даже зашипел
-Мррр, негодяи и жадины! Вот как кто-то догадается поднять доски прямо перед очагом, так выведет Красного на свет, не будет тебе покоя, разлетишься по всем четырем сторонам.
И вновь настала тишина.
Не знаю, что мне помогло, может быть защита моих покойных матушки с батюшкой, но я таки не заснул дол рассвета. А утром вновь обрел способность двигаться. За ночь буря улеглась и утро было тем прекраснее, что в эту ночь могла закончится моя жизнь. Все было спокойно в окружающем и я было уже подумал, а не приснилось ли мне то, что случилось ночью. Вышел я во двор и тут вижу, лежит на земле прямо колокольчик-фурин(6) с трещиной, а рядом валяется рассохшийся, облезший уже гребень. Вздрогнул я , вспомнив ночное происшествие. «Точно, являлись мне духи фурина и гребня. Долго без человеческого взгляда они тут пробыли в забвении и не мудрено, что переродились в злых оборотней. Но кто же третий?»
Тут зашелестели кусты, и когда я посмотрел туда, увидел, как мелькнуло два черных хвоста и раздалось мяуканье. Значит третий – дух старого кота, подумал я. Недаром говорят, когда кошка живет более тринадцати лет, ее хвост раздваивается, и она начинает превращаться в демона. Стало мне вновь страшно и захотелось побыстрее уйти от этого места. Но все же вспомнил, что даже самые страшные демоны теряют часть силы при свете дня. Поэтому решил все же посмотреть, что это за братья такие. Сливу нашел без труда – она была тут единственной и начал копать небольшой, найденной тут же поблизости лопатой. Может быть и странно, но земля, везде мерзлая, тут была мягкой и податливой. И скоро увидел я, как действительно что-то желтое пробивается. Я все копал и тут…Видать кто-то положил в мешок монеты и закопал. А мешок развязался да и сгнил уже почти, монеты же остались. Все полноценные, настоящие обаны(7)! И сколь их было много! Я полностью ими нагрузился. По пути на княжье подворье, заглянул домой. И оставил монеты.
Вечером посчитал с женой – оказалось сумма такова, что мне и моим детям и моим внукам хватит! Как я предполагаю – средний белый брат – это серебро, а младший красный – медь. Оно понятно то, что и обан не полностью золотой, но все же золота в нем больше, чем серебра. Но решил я не жадничать, и остальных братьев оставить. Ибо мне хватит и золота."
Пока Найто говорил, совсем уже стемнело.
-Какая интересная повесть, - произнес ронин
-Господин не верит мне?
-Отнюдь. Я много путешествовал по дорогам Ямато и видел много странного. Не раз встречался я и с ёкай.
Найто пьяно улыбнулся и рыгнул. Положил на стол монеты, больше даже чем следовало, и закричал
-Ох, пора бы мне и домой. Заждались уже. Эй, хозяин, а ну дай мне фонарь, до дома пройти
-Может быть, слуга проводит господина? – угодливо склонившись, хозяин возник будто из неоткуда.
-Нет. Я сказал – фонарь!
Чуть покачиваясь, Найто вышел из заведения и медленно побрел по улице, освещая себе дорогу фонарем, который то и дело норовил уронить. Впрочем, нырнув в подворотню, Найто вдруг словно переродился. Походка твердая, взгляд трезвый, даже рост выше, а на губах хитрая ухмылка. Таким образом прошел он какое-то время а потом исчез, растворился в тени. Лишь фонарь остался в одиночестве лежать на улице.
***
Дзюро Ёситака не врал, когда говорил, что встречался с екай. И встречался и сражался даже. Впрочем, он бы ни за что не поверил пьяному рассказу случайного соседа. Но сам слышал о том, что неладно на постоялом дворе «Мэгурогава». Так как этот двор ближе всего к воротам города, многие запоздалые путники пытались найти там приют даже после того, как двор был заброшен. Рассказывают, что люди даже пропадали там.
Непонятно почему Найто не уничтожил вещи – не сжег гребень хотя бы. Ведь каждый знает, что чтобы уничтожить зловредного духа старой вещи, легче всего уничтожить саму вещь. И осколки разбросать по миру, пепел развеять. Вот так и обаны пойдут гулять по отдельности по всей Ёсиваре. Но ничего. Он, Дзюро Ёситака, не раз сталкивался со злобными монстрами и исправит ситуацию на бывшем постоялом дворе Мэгурогава. А серебро и медь станут хорошей наградой за службу.
И все же, что-то было не так. Дзюро не мог сказать, не мог уловить, что происходит, откуда у него такое ощущение неправильности, будто разливающееся в воздухе, когда он начинал думать о разговоре с Найто. Но, в конце концов, ронин решил, что разберется уже по ходу действия.
Уже на следующий вечер он стоял посреди двора «Мэгурогава». Хотя нет на это никаких ограничений, но известно в мире – духи проявляют себя, когда на землю опускается тьма. Дзюро хмыкнул и прошел в помещение. Все внутри было разбито, грязно, доски рассохлись, седзи(8) порваны. С гораздо большим удовольствием Дзюро заночевал бы в лесу, а не среди гнили, паутины и затхлого воздуха, но не мог себе этого позволить. Но все же, после некоторого времени он устроился во дворе под старой сливой, где не были видны следы раскопа. Найто обманул или закопал дыру? Может быть, он даже будучи пьяным, не сказал верное месторасположение? Или все же ему все приснилось?
Дзюро разложил костер и уселся, опершись о ствол дерева. Он прикрыл глаза, и постарался войти в состояние полного спокойствия. Учитель рассказывал, что таким состоянием можно обмануть не только людей, но и потусторонних сущностей, которым будет казаться, что человек крепко спит. Не раз такая техника выручала самурая. Вот и сейчас, недолго случилось ждать. Очень скоро помимо шелеста ветвей от легкого ветерка, услышал он разговоры. Тихие поначалу, но потом все более громкие, словно смелеющие с каждой минутой.
-Вот, вот, вот, - словно весенняя капель зазвенел голос справа.
-Пришел, - заскрипело сзади.
-Мррр…плохое мясо, жил много, - раздалось не совсем довольное урчание.
-Мне отдай, мне отдай. Больше будет, - зазвенел третий голос, словно металлические пластины друг о друга стучали
-А не много ли, прожора? Мы все тут страдаем, - этот голос можно было назвать сестрой второго. Тоже скрипел, но был явно мелодичнее.
-А как же господин ДжиДжу? Он не примет участия в пире? – произнес милый голосок, который судя по произношению, мог принадлежать дзёро из очень дорогого веселого дома. Да, бывало Дзюро летал и на таких высотах.
-Господин ммрррилостливо согласился отдать нам этого нечестивца, - промурлыкал ранее звучащий голос.
-Когда начнем, когда начнем, когда начнем? – вновь «прозвенела» капель.
-Все в сборе, кроме господина и…
Тут Дзюро резко вскочил, выхватывая меч. В свете затухающего костра он увидел несколько человек, будто чуть призрачных. Три силуэта отступили во тьму, но еще три не собирались сдаваться. Для начала ноги и руки Дзюро обхватили ветви. Самурай аж зубами заскрипел, кляня себя за глупость. Ну как же можно было не помнить, что в проклятых местах одними из самых сильных оборотней являются деревья, старые деревья. Дзюро, рубанул почти не глядя и тут же раздался визг, а на землю упали ветви и пролились потоки черной крови, которая сразу же почти застыла, как смола.
-Да как ты смеешь! – уже шипящий, а не мурлыкающий голос раздался из кустов и Дзюро увидел, как там растет, ширится, мощная фигура зверя. Зверь по размеру вырос в медведя, и встал на задние лапы. Шерсть топорщилась, глаза горели как фонари, а длинные когти блестели , словно были сделаны из металла. Бакэнэко(9) пошел на самурая, шипя и издавая гортанные звуки, которыми так славятся коты, когда рассержены. Хвост его бил по земле, оставляя на той длинные полосы глубиной никак не меньше ширины ладони. Дзюро приготовился защищаться, но тут чувство опасности заставило его отпрыгнуть и резко повернутся, рубанув мечом женскую фигуру, которая тут же превратилась в дым. Облако отлетело недалеко и потом опять сформировало даму в красивых дорогих одеяниях. Лицо дамы, набеленное по моде, выглядело бы даже красивым, если бы не глаза – темные, полностью темные без различение белка , зрачка и радужки, лишь иногда мерцали в них огоньки. А потом Дзюро увидел руки дамы, которые та до поры скрывала в длинных рукавах. Длинные красивые кисти заканчивались не пальцами, а тонкими, длинными остриями металлических шпилек для волос. Дама двинулась на Дзюро, не пошла даже, а кажется, полетела по воздуху. С другой стороны раздался рык и самурай резко повернувшись рубанул уже по лапам кота-оборотня. Он старался держаться подальше от старой сливы, но соперники все пытались потеснить его именно туда. Один раз им это удалось, и Дзюро упал, так как его ноги оплели выпростанные из земли корни дерева. К счастью, он смог освободится прежде, чем соперники достигли его. Пальцы-шпильки и когти кота вонзились в дерево, вызвав новую порцию криков боли и новые потоки крови-смолы.
Оба они были быстры и безжалостны, и Дзюро понадобились все его умения, чтобы защищаться.
Это был весьма выматывающий бой. Но Дзюро победил. Он зарубил бакэнеко, и смог отрубить голову своей опасной сопернице, когда та вонзила свои когти в его плоть. Только тогда, на несколько секунд она стала материальна и доступна для удара. Поэтому Дзюро, удже не рискнувший повторить эксперимент с деревом должен был позволить ей ранить себя, и смог лишь направить ее удар туда, где бы он не причинил большого вреда его телу.
Устало опустившись на землю, Дзюро наблюдал, как на землю упало яркое, сломанное кандзаси(10) , а труп бакэнеко съежился и скоро уже перед самураем лежало разрубленное тело старого почти облезшего кота. Самурай победил, но и сам был сильно ранен как котом-оборотнем так и духом украшения
Дзюро услышал шаги, но не повернул даже голову. Он устал, и знал, кто идет
-Господин ДжиДжу?, - спросил, ухмыляясь, самурай, - или господин Кумо?(11)
-Это общее наше название, а я, признаться, люблю читать китайских авторов.
Тот, кто представился Найто Хангоро сел рядом с самураем. Сейчас ни в его движениях, ни в взгляде, ни в позе не было ничего от того жалкого человечка, который совсем недавно пьяным голосом рассказывал Дзюро о своем приключении. Даже одет Найто был по другому – коричневое кимоно, затканное узором паутины.
-Вы совершили ошибку, - проговорил Дзюро, облизнув пересохшие губы, - если бы я не слышал о дворе «Мэгурогава» раньше, меня бы не соблазнили деньги. Только деньги…..
-Я знаю. Много доходило до меня слухов об охотнике на нечисть Дзюро Ёситака. Но я решил, для человека монеты все же важны. И может быть, господин Дзюро придет быстрее?
-Где остальные?
-Ах…где-то здесь. Трусы. Впрочем, какой смелости можно ожидать от фурина, гребня и бадьи для воды?
-Вы тоже не спешили.
-А я и не собирался вообще помогать им, - усмехнулся кумо. – я уже не так молод, и зачем буду напрягать себя, готовя блюдо, когда для этого есть другие
-В покое ожидать утомленного врага? - спросил Дзюро, - а если бы получилось убить чужим ножом? Это входило в ваши планы? (12)
Кумо рассмеялся сиплым кашляющим смехом
-Как я уже говорил, я слышал о Дзюро Ёситака . И был практически уверен, что господин выйдет победителем. Но вот какой ценой?
Дзюро поднял голову и посмотрел на небо. Уже светлело. А он и не предполагал, что так долго здесь.
Кумо встал и сказал
-Жаль немного. Из них были неплохие охранники. Ну ничего, дело того стоило. Ведь сегодня я полакомлюсь не простым человеком.
Дзюро не пытался встать, когда кумо начал свое перевоплощение в огромного паука. Но все же нашел в себе силы подняться на ноги после и встретить врага лицом к лицу. Он вряд ли выиграет эту битву, но умрет, сражаясь.
Оказывается, все же какие-то силы у самурая остались. Он смог даже нападать, но увы, усталость и раны сказывались и Дзюро начал отступать. В тот самый момент, когда сил, казалось бы, совеем не осталось, вдруг заклубилось за кумо облако и превратилось в молодого самурая с длинным мечом. Самурай лишь кивнул Дюро и напал на кумо. Словно окрыленный, ронин забыл о своих ранах и усталости и, удивительное дело, удалось им справится с таким опасным противником.
-Кто Вы, господин? – спросил удивленный Дзюро
Самурай лишь поклонился ему и уважительно сказал
-я – цукомогами(13) Вашего меча «Белый ворон» Много лет служил я Вашему роду и благодаря тому уважению и почитанию, коими был окружен, стал обладать речью и разумом. Никогда не простил бы я себе, если бы не вступился.
С этими словами, самурай растаял в предрассветной дымке, словно и не было его. Да и Ёситаке тут было нечего больше делать. Разве что нашел он гребень и бадью и разрубил их на щепы. А вот фурина нигде не увидел, да и сливу мечом бы не срубил никак. Так что чуть отдохнув, отправился Ёситака обратно в город.
***
У Ёситаки была парочка друзей при дворе бакуфу(14). Занимали они там невысокие должности, но все равно постепенно, история эта дошла и до самого сегуна. Вышло постановление – двор «Мэгурогава» сжечь, все деревья там срубить и сжечь, металлические предметы, если такие найдутся - расплавить. На земле же этой запретить пока строить дом, или сажать съедобные растения. Сам Ёситака был награжден одеждой и деньгами.
Награду самурай принял, но от предложенной службы вежливо отказался. Отдохнув в доме одного из друзей и подлечившись, он решил продолжить странствия. Не прельщала его служба, и любил он чувствовать себя свободно, как птица. Сам не знал куда направится в следующий момент. И пусть в желудке иногда было пусто, но и дорога всегда принадлежала ему – иди, куда хочешь.
А теперь еще, получается и не один путешествует. Единственно, интересно было Ёситаке, играет ли цукомогами его меча в сёги(15). Если да – то чего же уже от жизни желать большего?
Ронин - свободный самурай. Самурай, не служащий в данный момент никому.
2.Фундоси – набедренная повязка
3.Дзеро – женщина пониженной социальной ответственности))))
4. Ёсивара – квартал веселых домов в Эдо(современное Токио)
5.Ёкай – злой дух, монстр
6.Фурин – японский традиционный колокольчик, сделанный из металла или стекла (иногда также используется керамика или бамбук), с прикреплённым к язычку листом бумаги, на котором иногда изображают стихотворный текст. Используется для интерьера домов как музыка ветра
Фурин эпохи Эдо
7. Обан – древняя монета. Представляла пластину весом ~165 гр. Обан действительно был не полностью золотым, а с примесью серебра.
Обан
8. Сёдзи - один из традиционных архитектурных элементов японского дома, разделяющий его пространство. Может выступать в качестве окна, двери или перегородки между комнатами.
9.Бакэнэко– кошка демон, в которую при некоторых условиях может превратится обычная кошка. Такие кошки обладают магическими свойствами. Хотя встречаются в литературе и случаи добрых Б., но чаще всего они все же отрицательно настроены к людям.
10.Кандзаси – традиционное женское украшение для волос
Бира кан кандзаси
11.Кумо – огромный паук демон, способный принимать человеческий облик. ДжиДжу – паук по китайски. Так что ёкай, получается, назвал себя Господин Паук.
12. «В покое ожидать утомленного врага» . «Убить чужим ножом» - 2 из 36 китайских стратагем - собрания неявных стратегических приёмов и тактических ходов для победы над противником или соперником. Разумеется, японцы были всегда хорошо знакомы с ними
«В покое ожидать утомленного врага» - изматывание, утомление объекта, либо его поощрение к растрате энергии или выдержки для сохранения собственных ресурсов и сил перед более непосредственным взаимодействием с ним
«Убить чужим ножом» - ну тут все ясно. Если бы сработала эта стратагема, а не первая, то господину Пауку не удалось бы полакомиться
13.Цукорогами – согласно представлениям японцев иногда вещи обретают собственный разум и чувства. Цукорогами – дух вещи.
14. Бакуфу – пр-во трех династий воен.-феод. правителей Японии (сёгунов) - Минамото, Асикага и Токугава с кон. 12 в. по 1867.
15. Сёги – японская настольная игра, шахматного типа
Пленник Абигейл («Я днями, ночами стремился к тебе…»)
Я днями, ночами стремился к тебе,
Как к чуду, грезе, волшебной мечте.
Готов был на всё, готов был стать всем,
Писал и рассказы, и сотни поэм.
Вот только не знал я коварства любви,
Не знал, как жестоко то чувство внутри,
Не ведал причин и не видел тебя,
Сгорая в огне, не зрел я огня.
Душою я рвался к желанной своей,
Судьбою связать мечтал себя с ней,
Однако судьбина была такова,
Что чувства над мною имели права:
Известное право испить мою кровь,
Не дав мне взамен никого, ничего;
И право смеяться, и право шутить,
И право отвергнутым вскорости быть…
Тебя не виню – ты такая, как есть,
Достоинств твоих нельзя перечесть,
Но, томным вампиром с экрана глядя,
Кусала и ела, меня не щадя.
Хотела быть просто счастливой женой,
По сути являясь совсем не такой,
А той, кто схватила, скрутила, пленила, -
Суккубом чудесным с магической силой.
И вот только день иль только лишь ночь,
И я, словно зомби, бреду за тобой,
Бреду я в бреду за молочной фигуркой,
Что в плоть мне вонзает молочные зубки.
Вампир ли, вервольф ли – откуда мне знать,
Но знаю: в душе и по роду ты – знать;
Я знаю, я вижу породу твою,
Хотел бы сбежать… но я – не хочу!
Да, словно всесильные чары волшбы!..
И прочь от тебя заказала пути;
Нельзя мне спастись, нельзя мне уйти,
Лишь в путы войти, чтобы цель обрести.
Та цель нехитра – пред дивой прекрасной
Стоять на коленях в молитве напрасной,
Просить снисхожденья, взаимности, ласки
В томительных муках багровой раскраски;
О страсти молить и о детях, женитьбе –
Молить обо всём, что печально и мило…
Ответила б «да» - о, как был бы рад!..
…Но только молчанье вокруг. Вокруг – только Ад…
* * *
Судьба пленника Абигейл («Горит и сияет бездушный экран…»)
Горит и сияет бездушный экран,
Тоска и печаль вновь сочатся из ран.
Любуюсь с надеждой я фото твоим,
Заранее зная: не буду любим…
Когда-то был молод, когда-то был весел,
Тогда чаровницу я нежную встретил.
В любви ей признался, отдался судьбой…
В ответ получил лишь смех звонкий её.
Лишь только тоску и лишь только печаль,
Которые поедом жрут по ночам.
Был свету я друг – смертельный стал враг,
Я прячусь и знаю: не выжить никак.
Меня не убила, не сделала зла,
А просто забыла, ты просто – ушла.
И вот я мечусь – от страсти, в бреду,
К тебе я стремлюсь и тебя я зову.
Но холод пещерный повсюду вокруг,
И жизнь – это яд, жизнь – проклятый круг;
Куда я ни кинусь, повсюду твой лик –
И вот уж я счастлив, пускай лишь на миг.
Мгновенье проходит, и лик исчезает,
Змеёй тишина в душу мне заползает,
Я снова мечусь, и я снова ищу;
Хочу я кричать!.. Но безвольно молчу…
С экрана невинно мечтою глядит
Зелёный очами прекраснейший лик,
Лик той, кто опутал любовью своей.
Теперь – нет спасенья, теперь – связан с ней.
Закутавшись в плащ, спасаюсь от хлада;
Жгут милой глаза, словно смерть и отрада.
Смотрю на неё сквозь мираж и сквозь сон.
С жестокой реальностью я обручён:
Покоя мне нет, как нет и ответа,
Бегу от людей и спасаюсь от света!..
Касаюсь двух ранок, шепчу имя ладной,
Любимой в отчаянье ночью ненастной.
Я помню боль в шее, я помню тебя,
Пила как ты кровь, на меня не глядя;
Последнюю красную каплю слизнула –
И тотчас исчезла… В мраке жизнь утонула!
Я помню тот миг, как его позабыть?
Тебя я ищу – одному мне не жить.
Но много ли может бедняга вампир?..
Вернись же ко мне, умоляю, вернись!
От страсти мороза сгораю в огне!
Будь проклята ты!.. Я люблю!.. Абигейл!..
Часть I: А за околицей — тьма. Часть I
— Да всё со мной хорошо, егоза, — свирепо повторила Яга в десятый раз.
— Вижу же, что нет, — упрямо ответила Ярина. — Как я пришла, ты сама не своя!
— Ещё раз пристанешь — уведу на Маковое поле!
Сказала — и самой смешно стало, смешно и горько. Куда такую на поле уведёшь? Выросла, выучилась — попробуй сладь.
— Правда, бабушка, — тихонько спросила Ярина. — Что такое?
— Сердце прихватило, глазастая. А ты растравливаешь. Ложись, спи. У меня ещё дел немерено.
Но Ярина никак не могла угомониться. Нашла время! И без того на сердце как маетно… Яга шепнула на ладонь; едва блеснув, вспорхнула с руки бабочка, села ученице на волосы.
— Спи… Да спи сладко.
Долго сидела Яга за столом, глядела на Ярину. Та, когда спала, лицом становилась маленькой, светлой. Волосики разлетаются. И что с такой делать?
Налила чаю; снова из чашки смерть глянула. Надо же было яблочку завязаться в самый последний год…
Съест Яга яблоко — Яринке не жить. Не съест — сама умрёт, пришёл, пришёл срок, на пороге топчется, стучится в окно. А Яринка-то с яблоком станет ещё даровитей, ещё краше. Но как не хочется умирать!.. Вот он, выбор Яги.
Под утро сняла со старого зеркала штору — чёрные мушки, трещины по стеклу. Спящая Ярина отразилась, как мрачная царевна: корона из кос, соболиные брови, и словно не дышит, словно не живая. А сама Яга — иссохшая, чёрная, одной ногой в смерти…
Убить бы её во сне — и легко, и тихо, словно уснула. Да разве заслужила такое Ярина? Мелькнули в памяти перепуганный зайчишка на кладбище, топкие тропы Хтони, где она ни разу не ослушалась, вперёд не убежала; и как ватрушки пекли, и как на закате ягоды собирали на Малахитовом лугу, вспомнилось…
С первыми лучами села Яга рядом с ученицей, провела по тёмной голове, шершавой ладонью цепляясь за волосы. Ярина как от толчка проснулась. Мгновение смотрели глаза в глаза, и десять лет мелькнули в этом мгновении, — а потом вскочила, невидимой силой отбросила Ягу, завернулась в покрывало, отражая её искры. Закричала:
— Нет! Должен быть выход другой!
— Нет выхода, глазастая, — задыхаясь, выкрикнула Яга, посылая в неё огненных шмелей. — Отступись!
Ярина словно и не хотела нападать в полную силу, только защищалась, плакала, умоляла — а Яга выдохлась, локти заломило, в голове гудело, ударяло чугунным молотом. Наконец нащупала брешь, почти достала, стараясь не думать, с кем сражается, против кого выпускает самую страшную силу. Заплясал на ладони огонь.
В тот миг, когда почти накрыло Ярину пурпурной сетью, в избу ворвался Финист, закрыл крылом, белой пеленой затопил горницу. Яга, мотая головой, словно лошадь в зимнем тумане, всё вокруг запалила огнём. Затрещала, завыла изба, зазвенела посуда, вспыхнули сухие травы по стенам. Финист подхватил Ярину, вылетел из избы, помчался к роще. Та, кашляя от дыма, дёрнула его за перо.
— Убедилась? А ведь ещё поддаться, поди, хотела?
— Куда ты летишь?
— К роще! Яблоко стеречь!
— Не к роще надо… Мне её не одолеть, если она позовёт других. Финист, летим к Кощею…
***
— Яринка? — удивился Кощей, вставая из-за стола. — Что стряслось? Яга послала?
Мелькнуло в памяти, как учил её Кощей различать птичьи яйца, как вышивать учил — он делать это умел куда лучше, чем Яга, куда нежней; та всё руны вышивать заставляла, а Кощей показывал, как цветок сделать шёлковый, живой, как каплю росы сотворить иголкой… Ярина закрыла глаза, выставила руку. Пламя собралось в мелкий тугой шар, совсем как моток ниток.
Понимала, что если помедлит, — рука не поднимется на Кощея. Да и вряд ли одолеет его в честном бою. Швырнула огонь, выскочила из горной пещеры прямо в воздух, запечатала за спиной камень и упала на спину подхватившему Финисту.
***
Соловей-разбойник точил кинжалы. Яга рассказывала, что лезвия он смазывает ядом; яд тот в давние времена вывели русалки, и назывался он «Неторопливое прощание». Русалки так незадачливых рыбаков топили, а Соловей кинжалами резал любого недруга, кто случался под рукой.
Всегда она Соловья боялась, пряталась за печку, когда он являлся; вычитала, что от его свиста можно уши залить воском. Но в этот раз некогда было. Упёрлась ногами в землю, соткала из воздуха огненную змею и пустила вперёд. Змея качнулась, выросла, уколола Соловья в темя — тот и понять ничего не успел, только вскрикнул позади Финист.
— Очнётся хоть?
— Может, очнётся. А может, и нет, — глухо молвила Ярина. — На озеро полетели.
***
С Озёрным Царём пришлось помучиться: сильна была Ярина в колдовстве огня, но с водой еле-еле ладила. А на озере столько воды, что, кажется, любое колдовство проглотит. Любое, кроме сплетённого, пурпурно-белого. Пламя обхватило бороду царя, спустилось по плечам, упало в воду. Полыхнуло озеро. Вспомнив старое, Ярина вытряхнула из рукава деревянные взрыв-руны, щедро бросила в глубину.
Улетая, Финист оглянулся: Царь Озёрный догорал посреди почерневших кувшинок, русалочьи тела всплыли, качались на воде белые волосы.
— Зачем ты так?
— Лучше друга убить, чем за спиной врага оставить. Если кто-то из них Яге поможет, мне яблока не видать. А ты сам говорил: яблоко не съем — не жить…
Финист только быстрей полетел, зорко глядя вперёд. А когда остался позади луг, на котором взвился к небу костёр из леших, когда затихла поляна, где дрались прежде молодые птенцы колдовских птиц, когда онемел потемневший Живой лес, Ярина чужим, незнакомым голосом велела:
— Лети к яблоне.
Испуганно забилось под стальными перьями, под крепкими крыльями сердце. Обернулся. И не встретил на милом лице знакомого взгляда. Вместо светлых глаз Ярины глядели на него чёрные глаза будущей Яги.
— К яблоне лети. И помни, что дважды больше повторять не стану.
Хотел возразить — и не осмелился. Полетел, медля, как мог, но Ярина заметила — пришпорила в бок огоньком.
— Не обманывай, Финист. Да не бойся. Пока ты со мной, ничего не страшно.
И страшней стало от этих спокойных холодных слов в сто крат. Полетел, попытался забыться в ветре, в скорости — и со всей силы налетел на невидимую стену, что выстроила Яга над Яблоневой рощей.
— Хитра, — процедила Ярина, поднимаясь. Стряхнула с подола сор, вытащила из волос листья. Выставила вперёд руку, толкнула стену — та поддалась немного, да тут же отшвырнула. Ярина подула на ладонь, ударила в стену кулаком. Та пошла трещинами, зарябила, стала зримой. Тогда Ярина размахнулась и ударила в третий раз. Потемнела лицом, пот побежал по лбу, но стена рухнула, опалив молодые травы.
— Идём, — велела Ярина, щурясь на садящееся солнце. — Вовремя мы. Ночь приходит. Наше время.
Серебрились стебли мать-и-мачехи, горели, как стёкла, лужицы после мелкого дождя, и старая изба, вросшая в землю, темнела на краю рощи.
— Там Яга, — глухо сказал Финист, волоча крыло.
— Знаю, — ответила Ярина. — Сейчас бы всё закончить… Да сил не осталось.
Придётся ждать.
Пришлось — и не час, не день, а долгое красное лето до самого сентября, когда налилось яблоко золотым соком, когда засияло на всю рощу, на весь лес, когда созрело внутри всё его колдовство. Все три месяца стояла Ярина напротив избушки, и Яга не показывалась на пороге, и не пробить было колдовских стен.
— Ничего. Придёт день — выйдет, — только однажды обронила Ярина, и больше ни слова не произнесла.
А Финист смотрел, как темнеют её глаза с каждой ночью, как не смывает лесной ручей с рук кровь, и думал, думал… Вместе с Ягой вырастили они, сами того не желая, ведьму мощную и опасную, ведьму, которая пока, по молодости, не ведает, что творит. А ведь рассказывала ей Яга и про Великий Лес, и про Равновесие, и про то, как легко Чашу покачнуть.
Ярина всегда тянулась к знаниям, к книгам, порой и Яга уставала отвечать на её вопросы. А знания без опыта — тревожное дело. Раньше Яга-наставница не давала на топкую дорожку свернуть, но что будет, когда Ярина одна останется, без совета, без защиты? Не её от мира — мира от неё?..
А у Яги-то ведь и шанса нет победить. Сидит, поди, у себя в избушке, которую издревле Яги построили караулить яблочко, да дрожит, да всё понимает. И не выходит не оттого, что время выжидает, а от того, что бой боится принять. И рада бы, может, уйти, да как? Ярина ведь из рощи живой не выпустит. И сам Финист рад бы помочь — да нечем: крепко связывает данная Ярине клятва не идти против неё, что бы ни случилось…
Обескровленный лес шумел, сохли, облетали листья, шипели, выползая, осенние змеи.
— Может, есть-таки выход другой? — тихо спросил Финист в первый день осени.
Ярина промолчала, как не слышала. А в следующий миг вспыхнуло, качнувшись, яблоко, и полетело вниз.
Одно мгновение длилась тишина во всём лесу, во всём мире. Финист вспорхнул на яблоню, и грянула битва. Как ножом срезало с земли избушку. Плясал лиловый огонь, белые огни обнимали поляну, обрушивались солёные водяные вихри. Не осталось уже ни избы, ни леса, выжгло рощу, и только золотое румяное яблоко лежало на обугленных листьях, и ни копоти на нём не было, ни капли, ни жучка.
Всю ночь бились бывшая Яга и будущая. А когда погасли звёзды, стихла буря, Ярина с руками в крови по локоть шагнула из руин, из вздыбленной земли навстречу. Мрачно блеснули из-под бровей глаза. Алые узоры проступили в ладонях.
Вновь настала оглушительная тишина во всём лесу. Финист нагнулся, поднял яблоко, обжигаясь, проглотил в секунду и упал замертво. Полоснул по лицу первый солнечный луч, но не превратил молодца обратно в птицу.
В полной тишине, в умытом рассветном сумраке шла Ярина домой. Лес замер — не щебетали в траур по Финисту даже птицы.
Зашла в избушку, знакомую, памятную с детства. Здесь пряталась от старых страхов, здесь училась, здесь с Ягой варежки вязала, леденцы грызла. Тишина стояла такая, что давила на уши, на душу. Не скрипит метла, не поёт в чаще Гамаюн, не скребётся домовой, не слышно плеска русалок. В окна гарь глядит, выжженая опушка. А руки — в крови.
Бросилась отмывать, но кровь только въелась глубже — в руки, лицо, шею, — пошла розовыми лепестками по коже.
— Качнула Чашу, — как наяву услышала Ярина голос Яги.
И так и не запели в тот день птицы, не зашло солнце даже в полночь, и поднялась метель — лютая, зимняя, несмотря на сентябрь. Всю ночь Ярина просидела у самовара, и мелькали в памяти пещера Кощеева, покои Озёрного Царя, русалки бездыханные, плававшие под ивой…
Качнула Чашу. И ведь не подумала даже, что творит. И лето мелькнуло одной минутой — страшной, натянутой, как тетива, сжатой, будто узел. О Равновесии ли думаешь, когда умирать страшно?
Бросилась к книге, не зная, как вернуть, что делать. А книга-то и не открывается — запечатала Яга… Обожгло печатью руки. И тотчас всколыхнулось в памяти:
— До Мёртвого колодца не добежать, до Живого тем более!
Нужна настоящая вода — Живая, Мёртвая. Чтобы оживить колдунов. Чтобы вернуть Чаши в равновесие. Такая нужна вода, какую только в Хтони найдёшь.
Ярина подошла к чёрной двери, помедлила минуту. Стоило протянуть руку, как дверь, будто изморозью, покрылась тончайшей сталью с узором из птичьих перьев. Прошелестел издалека Финист:
— Не ходи в Хтонь!
Закрыла глаза, заткнула уши, растопила сталь, толкнула дверь. Скрипнули древние, рассохшиеся плашки, легко на смазанных петлях отошла створка, зацепила косяком занавесь на старом зеркале. Ударило сырым вихрем.
Ярина оглянулась — отразилась в зеркале девушка со свечой. Обернулась — стоит она на крыльце, на пороге заросшей мрачной тропки. Отзываясь на качающийся огонь, вспыхивают в чаще болотные цветы. Стонут над головой сосны.
— Не ходи, Яринка! — крикнула сквозь зеркало смутная фигура из-за спины. — Не ходи туда, глазастая!
Схватила прислонённый к стене железный посох, ступила на тропу. Оглянулась в последний раз на избушку — трещат ходики, шипит самовар, полыхает сквозь слюдяное окно ночное солнце, — захлопнула дверь и побежала вперёд, вжимая голову в плечи, ёжась от ветра.
~
Из этого рассказа, который стал победителем премии "Новая фанстастика", выросла одноимённая повесть. Скоро выйдет в бумаге.
💀 Кларк Эштон Смит. Цикл рассказов «Зотик» 💀
Весь цикл рассказов автора.
Жанр: тёмное фэнтези/лавкрафтианский хоррор
ПЛЕЙЛИСТ на канале «Студия Степного» с озвученным циклом рассказов «Зотик», по ссылке:
https://youtube.com/playlist?list=PLtWEfNbbeeeFhII9weji75bJd...
О цикле:
Самый масштабный и высоко ценимый читателями цикл Кларка Эштона Смита — современника Лавкрафта и Роберта Говарда! Мрачная готическая проза родом из тридцатых годов прошлого века от признанного мастера жанра. Серия рассказов о последнем континенте Земли — Зотике. Мрачный увядающий мир медленно тлеющий в лучах гаснущего Солнца с каждым мгновением приближающийся к концу, постоянно ожидающий прихода смерти. Будущее нового варварства, пороков и чёрной магии.
🖤 Крупнейший и популярнейший цикл рассказов автора — настоящая классика тёмного фэнтези
☠️ Декаданс-фэнтези — атмосфера умирающего мира в эстетике некромантии, мистерий зла и пиршества смерти
✔️ Продуманный и взаимосвязанный сеттинг, соблюдающий собственные правила и географию
Читает Александр Степной.
⚔ Роберт Ирвин Говард — Соломон Кейн ⚔
Весь цикл рассказов, плюс бонусные рассказы, дописанные современниками.
Жанр: героическое фэнтези/классический мистический хоррор
Рейтинг Fantlab: 7.98
Время действия: Конец XVI — начало XVII века
Исполнитель и звукорежиссёр: Александр Степной
Длительность: 12 часов 36 минут
Плейлист на канале «Студия Степного» с озвученным циклом рассказов «Соломон Кейн», по ссылке:
https://youtube.com/playlist?list=PLtWEfNbbeeeHzAsqEW4DEDCDR...
О цикле:
Соломон Кейн — английский пуританин-авантюрист, взявший на себя миссию выступая от имени Господа, защищать невинных и наказывать зло всюду, где бы он не оказывался. Он великолепный фехтовальщик и меткий стрелок. Куда бы ни забрасывала его судьба — в Европу или в Африку — везде он бросает вызов несправедливости. Соломон Кейн — мрачный, высокий, жилистый мужчина с обветренным лицом с острыми чертами и ледяным взглядом. Он фанатик, который не остановится ни перед чем, настигая зло как проявление нечистого в нашем мире, ведь он — Бич Божий, неминуемая кара для всякого зла.
🙏🏻 Он фанатичен и неистов в поступках и вере, но всегда сохраняет холодную голову и трезвый ум;
🔥 Он жаждет приключений и авантюры как настоящий пуританин, отрицая мирские прелести;
💀 Он остаётся человеком, даже глядя в глаза Дьяволу.
Соломон Кейн — персонаж номер два в творчестве Роберта Говарда, второй по популярности после Конана варвара!
В сборнике аудио-рассказов все цельные рассказы автора, а также три бонусных произведения, дописанные Рэмси Кэмпбеллом из заготовок Говарда.
В этом посте я знакомлю вас со сборником в целом. В следующих постах серии «Соломон Кейн» поговорим об особенностях цикла на примере отдельно взятых рассказов.
Жила-была Медуза Горгона, дочь могучего Форкия. Она была красива, но у нее была одна особенность - вместо волос на голове у нее были змеи. Их взгляд был таким сильным, что любой, кто смотрел на нее, превращался в камень.
Однажды ее отец, устав от ее странностей, выгнал ее из дома и отправил в Китай. Там она нашла уютное место для жизни и начала жить сама по себе. Однако, скоро она услышала, что Китайский император Цин послал войска, чтобы уничтожить ее.
Медуза Горгона не испугалась и решила использовать свою силу, чтобы защитить себя. Когда войска прибыли, она превратила их всех в камень своим сильным взглядом.
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Эттин дернулся, но все же совладал с собой, чтобы прямо сейчас не пристрелить это, кем бы оно ни было. Он ждал чего угодно, нападения как минимум, но она так и вперилась глазами в агента, не двигаясь.
— Н…нет, спасибо, — заикнулся Эттин.
— Хорошо, тогда я принесу вам счет, — все тем же милым голоском проговорило это существо, и выпрямилось в спине, зашагав к барной стойке.
«А голос обычный, нихрена с такой рожей не вяжется» — подумал он. Сцена за столиком застыла, его напарник общался с «крышей» о всякой ерунде, даже слов было не разобрать.
Агент продрог всем телом, и встал из-за стола, осмотревшись. Вроде все как обычно, да что-то все равно не так. Он прошел несколько столиков, и оцепенел от ужаса.
За одним столиком сидели две девушки, наверное, подружки, болтали о своем, о женском, только вот одна из девушек была таким же уродом, как и официантка. Правда, несколько зубов отсутствовало, а нижняя губа немного провисала, оголяя безобразную, гнилую слизистую нижней челюсти.
Тут агент не выдержал, обратившись к нормальной девушке.
— Вы ничего не замечаете, что ли!? — Эттин указал девушке на ее уродливую подружку.
— А что? Что я должна замечать? — девушка нервно переглянулась между агентом и своей подругой. Та, уставившись на Эттина безумными глазами положила руки на стол.
А руки у нее были обглоданные до костей, местами виднелись наросты мяса. Агент не мог не обратить внимания на тот момент, что ворсинки на ее теле не просто плавно покачивались, они вгрызались в плоть как голодные пиявки, пожирали ее, и с руками видимо, скоро будет покончено. Не доставая до мяса, ворсинки обвивали кости, делая из себя что-то вроде панциря, навечно застывая на костях белой броней.
Так же этот ворс местами прорастал на столе, полу и стульях, постоянно тянулся к нормальным людям, пролезал через штаны, впиваясь в кожу, но люди на это внимания не обращали.
— То, что она гребаный урод! Не человек даже! — выпалил агент, указав на подружку девушки.
— Ты будто красавчик, — недовольным тоном ответила «подружка», — охрану позовите, совсем тут напился один!
— Все в порядке? — Эттину легла на плечо тяжелая рука, и он резко отстранился, развернувшись.
Напротив него стояла фигура в черном костюме, а на бейджике охраны застыло строгое лицо бритоголового мужика. Но то, что видел агент на самом деле, было далеко от истины. Такое же круглое, белоснежное лицо с красными глазами. Оставалось еще что-то человеческое в нем, и это было повисшее на огрызке кожи ухо. Прямо на глазах Эттина ворсинки, торчащие из затылка, несколько раз жадно впились в лоскут кожи, и окровавленное ухо шлепнулось на пол, но охранник на это даже не обратил внимания.
— Все в порядке, спрашиваю? — грубо спросил охранник, но его острозубый рот все так же скалился в улыбке, будто он шутит.
Эттин еще отстранился, и в него случайно врезался официант, выронив поднос с напитками. Стаканы разбились, смешавшись с крошевом стекла. В нем Эттин увидел такого же урода, что уставился на него.
— Ну и что мне теперь делать? — обычный голос парня лет двадцати прозвучал из уст круглолицего урода.
Агент шарахнулся от официанта, и в ужасе осматривался в этом кафе. В нем становилось все меньше нормальных людей, их незаметно заменяли существа с белоснежными лицами. Повсюду прорастал гладкий, белый ворс. И вот, в очередной раз осмотревшись, Эттин не увидел в кафе ни одного нормального человека. Все были ИМИ. Все до единого.
И в один момент они все, абсолютно все повернули головы, уставившись на Эттина…
Они вставали со своих мест, подходили к нему, окружали, но он ничего не мог сделать, оружия не было при себе, а отбиваться от нескольких десятков уродов вряд ли долго получится.
Ладони мгновенно вспотели, тело сковал липкий страх, плавно перерастающий в ужас.
«Что делать!? ЧТО? Как отсюда свалить? Какого хрена им надо?» — Эттин прокручивал в голове насущные вопросы.
— Тихо, попрошу минуту внимания, — в кафе раздался голос, от которого задрожал пол. Голос был грубый, глубоко гортанный, протяжный.
И в это мгновение все уроды обратили взгляды к барной стойке, потеряв всякий интерес к агенту. Они шли уже туда, обходя Эттина, и столпились у бара.
Агент хотел в панике броситься бежать, но когда он увидел на улице точно таких же уродов, спокойно разгуливающих по тротуару, в его глазах разгорелось отчаяние.
«Неужели никого нет?» — думал агент, смотря на то, как спокойно ходят уроды по улице, а ворс, прорастающий на их телах, пожирает остатки плоти. Зараженное мясо шлепается на асфальт, разливается кровь, а плоть уходит под землю, прорастая таким же белоснежным ворсом.
Агент все же поворачивается к барной стойке, где собрались все мутанты, и видит за барной стойкой солидно одетого… человека? Непонятно. Тело человеческое, руки-ноги на месте. Из-за стойки видна только золотистая рубашка, а так же распахнутый черный пиджак. А на его лице была маска. Белоснежная маска черепа с ярко выведенными черными узорами в районе лба, которые делали выражение маски еще более злобным. Нахмуренные, злобно раскосые глазницы, в которых были видны черные глаза. Всегда приоткрытые челюсти с оголенным рядом ровных зубов, между которыми зияла абсолютная чернота. И довершал всю картину пологий, невысокий цилиндр на голове, поля которого были чуть загнуты кверху.
— Мы почти готовы, — сказал этот мужчина, словно ждал, когда Эттин повернется к нему. И когда он сказал, все уроды расступились, освободив путь прямиком к тому, кто стоял за барной стойкой.
— Кто «МЫ»? — возгласил Эттин.
— Скоро узнаешь. Подойди, — сказал мужчина, указав на предмет на барной стойке.
Нервничая, Эттин проходил мимо круглолицых тварей, переглядываясь между ними, не собираются ли они напасть или загородить выход. Но нет, они даже не шелохнулись, будто бы их поставили на паузу.
Предметом на стойке оказалось зеркало с ручкой, на которое ему и указал мужчина в маске.
Снова осмотревшись, Эттин взял зеркало за ручку, собираясь поднять. Только зеркало оторвалось от стойки, и Эттин посмотрел на свое отражение. Но вместо своего привычного лица он видел круглое, белоснежное лицо с сальными, растрепанными волосами и красными глазами с тупой улыбкой, что застыла на его лице.
Агент вскрикнул, выронив зеркало, что упало на мягкий ворс, даже не разбившись.
Мужчина в маске расставил руки в стороны, склонив голову.
— Мы почти готовы, во славу великому Утто! — возгласил мужчина, и толпа круглолицых тварей хором взвыла.
— Во славу великому Утто! — все вокруг повернулись к мужчине в маске. Они опустились на колени и прильнули лбами к полу.
Эттин готов был оглохнуть от хора голосов, но когда мужчина в маске исподлобья посмотрел на него, то сон резко оборвался, и агент с холодной испариной на лбу подорвался на кровати.
Еще несколько минут он часто моргал, стараясь прийти в себя. Утерев пот со лба, он сразу почувствовал, что и волосы тоже мокрые. Но вскоре он почувствовал неприятный жар, обуявший все тело. Агент поднялся на ноги и понял, что сильно кружится голова, а к горлу подступает комок.
Эттин пошел в туалет, наклонился над раковиной, но заветной рвоты так и не было, он лишь кашлял, сплевывая густую слюну.
Еще несколько никчемных потугов, и Эттин умывается, возвращаясь в свою кровать.
***
В связи с самочувствием агент Эттин берет больничный, и следующую неделю отлеживается дома, пытаясь прийти в себя. Первые дни было совсем плохо, лихорадило не по детски, температура как сумасшедшая, то скакала до сорока градусов, то в момент приема жаропонижающих падала до тридцати пяти. Врач, приходивший на дом, уверенно давал диагноз ОРВИ.
Первые дни Эттин не верил этому диагнозу, и явно искал связи с тем, что произошло в доме Баннакеров. Была надежда на Лейна, но по телефону он лишь объяснял, что дело глухое и просвета явно не намечается. Никаких федералов к Баннакерам приставлено не было.
Близится к концу первая неделя больничного, Эттин чувствует себя уже лучше. Температура постепенно падает, и он решается отказаться от второй недели больничного.
И вот он приезжает в отдел, заходит в свой привычный кабинет, держа в руке бумажный пакет с фастфудом а во второй руке стаканчик кофе. Усаживается на свое кресло, и облегченно выдыхает.
— Неужели…
Эттин открывает свой ноутбук после завтрака, и в этот момент в кабинет заходит Лейн.
— О! Выздоровел! А мы таки гадали, пойдешь ты на вторую неделю или нет, — улыбнулся Лейн, глядя на напарника, — как ты?
— Порядок, — отмахнулся Эттин, вспоминая отравление на серьезном деле, — бывало и хуже. Так, что там по этим агентам?
— А…
— Гентам! — продолжил Эттин, перебив, — Моника и Оттава, нарыл на них чего-нибудь?
Лейн задумчиво осмотрелся в кабинете, стараясь изобразить мыслительный процесс.
— А-а-а, я сейчас, до Гемини дойду, — на этих словах Лейн выпорхнул из кабинета Эттина.
— Какого! — тут же тихо выругался агент.
Но ладно, мало ли, что за неделю изменилось.
Через несколько минут в кабинет зашел Лейн вместе с Гемини.
— О, а вот и наш драгоценный очухался. Ну, как ты? — Гемини приветливо повстречал Эттина, а глаза его даже блеснули, что агент не находил для себя привычным. Обычно начальник начинает сразу орать, грозиться засунуть что-то в зад, если пострадает его собственный.
— А ты чего, очки носить начал? — вдруг заметил Лейн, смотря на агента.
Агент и в правду начал носить очки, те самые, антибликовые, которые не позволяли ему видеть чудовищ вокруг себя.
Скольких он уже повстречал? Один был почтальон, два покупателя в магазине, один кассир, несколько прохожих. В общей сумме больше десяти круглолицых уродов с тупыми зубастыми улыбками он увидел за жалкую неделю. И с каждым днем их становилось лишь больше.
— Да так, просто носить начал почаще, а то глаза устают, — отмахнулся Эттин, бесцеремонно сняв очки, и опустил взгляд.
Он не хотел мириться с тем, что Лейна, а тем более его начальника он увидит такими же круглолицыми уродами, которые вперятся в него тупыми глазами с не менее тупыми улыбками.
Незаметно для них, он приоткрыл выдвижной ящик стола, и взялся за пистолет, после чего поднял голову.
У двери кабинета стояли Лейн и Гемини, смотря на него с легким налетом непонимания.
— Ты точно выздоровел? — спросил Гемини.
— Да, — отмахнулся Эттин, задвинув обратно выдвижной ящик в столе. Он даже улыбнулся, каким родным выглядел его напарник Лейн и даже постоянно ворчащий на него Гемини, — да, кстати, что вы скажете про дом Баннакеров?
— Сейчас это не самое важное, — Гемини слегка просеменил в кабинет Эттина, — есть более важное дело.
— Важнее чем реликвия в виде дома Баннакеров? — Эттин едва ли не подскочил из-за своего места, возможно, напугав Гемини, что тот сделал пару шагов назад, — простите.
— Ничего, бывает. Да, это дело важнее даже особняка Баннакеров. Там мы сами разобрались уже, — Гемини подошел к столу, вручив Эттину небольшую кипу бумаг, — дело есть, в общем. Человека надо одного найти.
Мельком прочитав начало, Эттин посмотрел на Гемини.
— А что в итоге-то с домом Баннакеров? Куда делить эти Моника и Оттава? — спросил агент.
— Кто? — Гемини с легким прищуром осмотрел агента.
— Ну, Моника и Оттава, те самые агенты, которые нам попались в доме, — Эттин указал на Лейна, что стоял у двери, — в доме же столкнулись с ними, забыл что ли? Два грузовика этих с огнеметчиками…
Гемини вперился пристальным взглядом на Лейна.
Лейн выглядел так, как будто впервые слышал то, о чем говорят.
— Агент, — Гемини кашлянул в кулак, — это дело оказалось простое, как два пальца. Кучка сатанистов подожгли дом, и все. Больше там ничего не было, понимаешь? О каких агентах ты говоришь? Какие Моника и Оттава? А уж техники военной… и подавно не могло быть. Уж извини за такие выражения, но Армию Канады бы в жопу оттрахали за такие выкидоны, понял?
Эттин, слушая начальника, взял свой стаканчик кофе, жуя трубку, и кивнул, посмотрев на Лейна.
— Подойди на минутку, — сказал Эттин.
Пожав плечами, Лейн подошел к напарнику, и встал недалеко от него.
— Вот, я отправлю тебе эти записи, а потом сам их посмотришь, понял? Только очки не забудь мои взять, ну… или хотя бы антибликовые, — сказал Эттин, посмотрев на напарника, — понял?
Лейн кивнул.
Эттин зашел на сервер дома Баннакеров, но все видеозаписи там были удалены. Чистый лист.
— Но как? Куда они делись? — спросил Эттин.
— Не было их там, этих записей, все подтерли подчистую еще до того, что там случилось, — тихо сказал Лейн, — только перед Гемини себя дурачком не строй, ладно? Он это не любит.
Услышав это, Эттин почувствовал своим нутром авторитет мистера Гемини, и не решил испытывать его терпение.
— Что там по делу? — спросил Эттин.
— С этого и стоило бы начать, — хмыкнул Гемини, подойдя к столу, — в общем, слушай…