Авторские истории

Отывок из книги «Хакер»:

Парализующий и сковывающий движения страх объял Ганеша перед входом в полицейский участок. Он постоял несколько секунд нерешаясь сделать движение, но наконец пересилил себя и вошёл. Оказавшись внутри, он огляделся. Это был участок в одном из самых грязных районов Бомбея. Пахнуло сыростью и гнилью. Серые унылые стены как будто сразу надавили и стало невыносимо гадко внутри.

В углу участка сидел худющий человек в ободранной одежде, скованный ржавыми кандалами, пристёгнутыми к решётке. Он был тощий как скелет. Перед ним на грязном полу лежала пустая жестяная миска. Он не просил и не смотрел по сторонам, а просто сидел, уставившись в пустоту, покорный своей участи. Всё это оказало на Ганеша неизгладимое впечатление. Внутри всё сжалось, а сердце бешено застучало, выпрыгивая из груди.

«Я могу оказаться на его месте», — тут же подумал он. «А ведь я просто хочу спросить совета».

Минутное замешательство. Где тут говорить? Кому? Все эти люди в форме казались ему одинаково чужими и опасными. Обречённость. Мысль о том, что он предаёт Раджеша, была чудовищна, но мысль о том, что он падает в яму не по своей вине была ещё хуже.

«Я ведь просто пришёл спросить совета как мне быть», — продолжал мысленно повторять про себя он.

Один из полицейских, толстый и плотный, заметил его и лениво махнул рукой.

— Эй, ты! Кто такой? Чего надо? Пришёл сдаваться?

Смех его коллег прозвучал как скрежет металла.

Ганеша подошёл, ёжась и переминая в руках свою рубаху.

— Я… мне нужно поговорить. Один человек… мой друг…

Полицейский приподнял густые брови, с интересом разглядывая Ганеша, как бульдог рассматривает новую игрушку.

— О? Сдаёшь друга? Интересно. И за что нам можно его привлечь? — он растянул слово «друг» с насмешкой.

Ганеш замялся, нервно перебирая край своей рубахи.

— Нет! Я просто пришёл спросить у вас как мне правильно поступить. Друг попросил меня купить улицу и перевёл мне денег.

— Говори как есть! — резко крикнул толстяк. — Откуда у него деньги?

— Я не знаю точно, — ответил отводя глаза Ганеша.

— Ты что, будешь с нами тут в игры играть? — выкрикнул второй полицейский помоложе, указывая рукой на прикованного бедняка. — Щас сядешь рядом с ним. Хочешь? Устроим!

От такого резкого громоподобного голоса у Ганеша взорвалось всё внутри. Это именно то, чего он так боялся. Паника и страх объяли его и он выпалил всё что знал.

— Он кого-то взламывает, ходит в интернет кафе и обманывает людей по телефону. — добавил в спешке он смотря то на одного, то на другого полицейского. — Я не знаю подробностей! Мне только рассказывали друзья, что видели его там. Клянусь! Я очень боюсь, что меня посадят вместо него!

Ганеша выпалил всё на одном дыхании. Его голос дрожал от искреннего ужаса. Полицейские переглянулись. Толстяк многозначительно хмыкнул и откинулся на спинку стула.

— Слушай, друг, — сказал он, и в его голосе внезапно появилась поддельная, продажная отеческая забота. — Мы понимаем твоё горе. Очень благородно с твоей стороны прийти и предупредить. Но видишь ли… чтобы мы могли что-то сделать, нам нужны доказательства и факты, а не просто страхи. Это же требует ресурсов, понимаешь?

Его напарник, помоложе и потоньше, кивнул, подхватывая тему.

— Фамилия!

— Шарма! Меня зовут Ганеш Шарма!

— Да нет, твоего друга!

— Раджеш Кумар!

— Так вот мистер Шарма, для того чтобы найти и приструнить твоего друга Раджеша Кумара, нам нужны ресурсы. Бензин для машин, время следователей… И потом, если этот твой друг такой могущественный, он может быть опасен и для нас. Нам нужно быть осторожными. Нам нужна… гарантия.

Толстяк улыбнулся, обнажив жёлтые зубы.

— Вот именно! Гарантия. Может, у тебя есть немного… ресурсов? Чтобы помочь нам начать расследование? А мы уж взамен гарантируем, что тебя самого трогать не будем.

Ганеш смотрел на них с наивной надеждой в глазах. Они помогают ему!

— Совет? — переспросил он.

— Конечно! Забудь обо всём этом. Уезжай отсюда. Прямо сейчас. Купи билет в Гоа и езжай. Там много туристов и всегда есть работа для парня вроде тебя. Солнце, море, никаких проблем, а мы тут сами во всём разберёмся. Как только… получим средства на расследование.

Сердце Ганеша забилось от облегчения. Это был выход! Чудесный выход!

— У меня есть деньги! — поспешно сказал он, доставая свой старый потрёпанный телефон. — Я могу перевести! Сейчас!

Под одобрительные взгляды полицейских он запустил приложение банка. Его пальцы дрожали, но он быстро перевёл несколько сот тысяч рупий.

— Это всё? — спросил толстяк.

Ганеша молчал. Полицейский подошёл и взял его телефон. Посмотрел на экран. Его зрачки расширились и он глянул на своего напарника.

— Ты что, собираешься оставить себе эти грязные деньги, — спросил молодой полицейский и посмотрел на Ганеша с ообой злобой.

— Нет, нет, — тут же запричитал Ганеша и протянул руку к толстяку.

Полицейский отдал ему телефон и Ганеша быстро перевёл всё что у него было на счёте на указанный ими номер.

— Готово! — объявил он, сияя. Впервые за долгие дни страх отпустил его.

Толстый полицейский глянул на экран компьютера, где отображался счёт отдела полиции и на его лице расплылась широкая, довольная улыбка.

— Молодец! Вот это по-нашему! Теперь слушай сюда! Дуй прямиком на вокзал и в Гоа. Забудь здесь всё как страшный сон. Понял?

— Да! Спасибо! Большое спасибо! — пробормотал Ганеш, кланяясь и пятясь к выходу. Он выбежал на улицу, чувствуя себя не предателем, а человеком, героически избежавшим огромной беды. Наконец-то он был свободен!

Дверь участка закрылась. В помещении на секунду воцарилась тишина, которую тут же разорвал оглушительный, животный хохот толстого полицейского.

— Ты видел этого идиота? — он заходился от смеха, тыча пальцем в экран с переводом. — Он сдал своего друга, а потом отдал нам все свои деньги! Все до последней рупии!

Его напарник не мог сдержать смех и добавил разрываясь от хохота:

— И ещё побежал покупать билет в Гоа! — Я сказал ему первое, что пришло в голову!

— Он кого-то взламывает! — передразнил толстяк Ганеша, корчась от смеха.

Их смех гремел под сводами участка, заглушая всё остальное. Даже тихий, почти неслышный лязг цепи того, кто сидел у стены, прикованный, с пустой миской у ног.

Фото бедняка составлено по памяти, а вот реальные фотки участка из моих архивов:

Цитадель Меча затаила дыхание. Слух о ранении Мораксуса в схватке с предателем Кассиусом распространился мгновенно, посеяв панику и неразбериху. Официальная версия, пущенная Лирой и Альдриком, была гладкой: Владыка героически победил изменника, но получил тяжёлое ранение и сейчас находится в своих покоях под охраной лучших лекарей.

Лишь горстка людей знала страшную правду.

В подземной зале с серебряным лабиринтом, теперь освещённой десятком вечных светильников и охраняемой двадцатью преданными стражниками из личной гвардии Кайдена, на каменном ложе лежал Мораксус. Его дыхание было поверхностным и прерывистым. Он казался древним стариком: кожа — пергаментной и прозрачной, волосы — белыми как снег, а правая рука — до локтя — была обуглена и почернела, словно окаменевшее дерево.

Альдрик, сидя у ложа, накладывал на почерневшую руку мазь из раздавленного серебра и целебных трав. Его лицо было мрачным.

— Я не знаю, что это, — тихо сказал он Лире, стоявшей рядом. — Это не ожог. Это… некроз, но не от огня. Его плоть умерла, но не разлагается. Она стала якорем. Якорем для печати. Он взглянул на едва заметную трещину в центре залы, над которой теперь постоянно дежурили два мага с жезлами, готовые в любой момент подпитывать ослабевающие чары. — Он связан с ней. Пока жив он — жива и печать. Но если его сила иссякнет…

Лира сжала кулаки. Она видела, как с каждым часом Мораксус слабеет, даже не просыпаясь.

— Что ему нужно? Как мы можем помочь?

— Ему нужна сила, — ответил Альдрик. — Но не простая. Та, что противостоит Пустоте. Сила жизни. Сила воли. Сила… чистых душ. Он горько усмехнулся. — Мы не можем дать ему это. Мы можем лишь наблюдать и ждать.

В этот момент у входа в залу послышалась напряжённая перепалка. Лира обернулась. Это был командир городской стражи с новостями с фронта.

— Капитан! Владыка… он…?

— Говори, — резко оборвала его Лира, отводя в сторону.

Лицо командира было испуганным.
— Армия Пустоты… она в пяти переходах от цитадели. Они не просто идут… они… Он сглотнул. …они удваиваются с каждой захваченной деревней. Наши серебряные стрелы работают, но их слишком много! А ещё… Он понизил голос. …есть слухи. Солдаты говорят, что видят в рядах врага… своих. Пропавших товарищей. Их глаза…

Лира закрыла глаза на мгновение. Худшие опасения оправдывались. Каждая их потеря укрепляла врага. Это была война на истощение, которую они не могли выиграть.

— Держать оборону. Использовать серебро. Ценой любых потерь выиграть время, — отдала она приказ, и самой ей было противно от этих слов.

Когда командир ушёл, Лира подошла к ложу Мораксуса. Она взяла его здоровую, левую руку. Она была холодной.

— Проснитесь, Владыка, — прошептала она. — Нам нужен ваш совет. Нам нужна ваша сила. Мы не справимся без вас.

В ответ лишь тихое, хриплое дыхание.

Тем временем на окраинах цитадели, куда уже стекались потоки беженцев, царил хаос. Страх был заметным, его можно было потрогать руками. В этом хаосе, как крысы в трюме тонущего корабля, действовали агенты сомнения.

По кабакам и походным кухням, среди напуганных женщин и стариков, бродили странные проповедники. Они не призывали к борьбе. Они говорили о «неизбежном». О «новом порядке». О том, что сопротивление — это путь страданий, а смирение… смирение принесёт покой.

— Зачем умирать за старые камни? — шёпотом говорил один из них, мужчина в потрёпанном плаще, с горящими лихорадочными глазами. — Они сильнее. Они вечны. Они предлагают нам стать частью вечности. Разве это не милость?

— Но они же монстры! — возражала ему молодая женщина, прижимающая к груди ребёнка.

— Монстры? — проповедник улыбнулся. — Или просто иная форма жизни? Более совершенная? Без страха, без боли, без голода…

Его слова падали на благодатную почву отчаяния. Люди, потерявшие всё, были готовы слушать любую надежду. Даже самую ложную.

Сайла, выздоравливающая после ранений, случайно подслушала один из таких разговоров у колодца. Её кровь закипела. Она проследила за проповедником и с ужасом обнаружила, что он направляется прямиком в лагерь ополчения.

Она бросилась к Лире, которая проводила совещание с офицерами в казарме.

— Капитан! Срочно! — она отозвала её в сторону и быстро объяснила суть.

Лицо Лиры стало каменным. Враги не только ломали их стены, они разлагали их изнутри, отравляя самую их волю к сопротивлению.

— Возьми отряд своих самых проверенных людей, — тихо приказала она Сайле. — Найди их. И заставь их замолчать. Навсегда. Тихо. Без шума.

В её глазах не было ни жалости, ни сомнения. Только холодная сталь. Это была не та война, где можно было позволить себе милосердие к предателям.

Сайла кивнула и исчезла в сумерках.

Лира осталась одна, глядя на карту, где кольцо врага сжималось вокруг цитадели. У них не было армии, способной остановить это. У них был смертельно раненый лидер. И у них было предательство в стенах.

Она подошла к узкому окну, выходящему на внутренний двор цитадели, где тысячи людей молились о спасении.

— Во что мы превращаемся? — прошептала она в стекло. — Во что я превращаюсь?

Ответа не было. Лишь отражение её собственного лица, усталого и ожесточённого, смотрело на неё из темноты.

Они держались. Но цена этой обороны росла с каждым часом. И не факт, что им было чем заплатить в конце.

✱✱✱

Тишина в подземной зале нарушалась лишь мерным дыханием Мораксуса и шепотом заклинаний двух магов, дежуривших у трещины. Воздух был густым от запаха целебных трав, ладана и всё того же сладковатого смрада Пустоты, который не могли перебить никакие благовония.

Лира не отходила от ложа. Она смачивала губы Владыки водой, поправляла одеяло, хотя понимала, что это бесполезно. Его борьба происходила не здесь. Она шла где-то в глубинах его духа, прикованного к серебряному лабиринту.

Альдрик возился со своей сумкой, доставая странные кристаллы и порошки.
— Есть… теория, — пробормотал он, не глядя на Лиру. — Печать питается его волей. Его жизненной силой. Но она может питаться и… посторонней силой. Чистой, яростной, не осквернённой страхом.

Он посмотрел на неё, и в его глазах читалась безумная надежда.
— Если мы найдём способ подпитывать печать извне… мы сможем облегчить его ношу. Дать ему время на восстановление.

— Что нужно? — мгновенно спросила Лира.

— Фокус. Проводник. И источник силы. — Он указал на почерневшую руку Мораксуса. — Он — фокус. Лабиринт — проводник. Но источник… Альдрик развёл руками. — Им может быть артефакт великой силы. Или… живое существо. Чьё сердце горит ярким огнём воли к жизни. Но это опасно. Это может убить донора.

Лира не колеблясь шагнула вперёд.
— Я сделаю это. Берите мою силу. Что нужно делать?

Альдрик смотрел на неё с смесью уважения и ужаса.
— Капитан… это не похоже сражение. Это… слияние. Вы отдадите часть себя ему. И если ваша воля дрогнет… вы можете не только умереть, но и ослабить печать.

— Я не дрогну, — твёрдо сказала Лира. — Говорите, что делать.

Старый маг, видя её решимость, кивнул. Он велел стражам отойти, расчистив пространство вокруг ложа. Он нарисовал на полу вокруг Мораксуса и Лиры сложные руны серебряным порошком.

— Возьмите его здоровую руку. Закройте глаза. Дышите с ним в такт. Ищите его в темноте. И… отдайте ему свой огонь. — Его голос дрожал. — И да смилуются над нами Великие Предки.

Лира сделала, как велел маг. Она взяла холодную руку Мораксуса, закрыла глаза. Сначала ничего не происходило. Лишь её собственное сердцебиение и тихое дыхание умирающего Владыки.

Потом… что-то изменилось. Она ощутила холод. Пронизывающий, абсолютный, идущий из самой глубины мироздания. И в центре этого холода — слабую, но несгибаемую искру. Искру воли Мораксуса.

Она мысленно потянулась к этой искре. Отдала ей часть своего тепла, своей ярости, своей безграничной решимости защищать свой дом.

На физическом плане её тело задрожало. Из её носа и ушей выступила кровь. Она чувствовала, как её собственная жизненная сила утекает в него, как в бездонный колодец.

Но она не отпускала.

Искра на другом конце вдруг вспыхнула ярче. Холод отступил на шаг.

Рука Мораксуса в её руке внезапно сжалась. Слабый, но вполне ощутимый хват.

Лира открыла глаза. Мораксус смотрел на неё. Его взгляд был мутным, но осознанным.

— …глупая… девчонка… — прошептал он, и в уголках его глаз выступили слезы. — …это могло… убить тебя…

Лира, чувствуя страшную слабость, улыбнулась.
— Но не убило. — Она потеряла сознание, всё ещё сжимая его руку.

Альдрик, наблюдавший за этим, застыл в изумлении. Это сработало. Он бросился к ним, проверяя пульс. Лира была жива, но истощена. Мораксус же… его дыхание стало глубже. Цвет лица немного улучшился. Он снова погрузился в сон, но уже не в забытье, а в восстановительный сон.

Печать под ними пульсировала ровным, стабильным светом.

Они выиграли немного времени.

Цитадель Меча бурлила, как растревоженный улей. По улицам маршировали отряды ополченцев, на стенах устанавливали дополнительные баллисты, а кузнецы днем и ночью перековывали обычное железо на серебро. Но под этой показной уверенности скрывался липкий, всепроникающий страх. Враг был не просто у ворот. Он уже проник внутрь.

Мораксус стоял в своем кабинете, сжимая в руках тот самый серебряный медальон. Его взгляд был прикован к странной, маслянистой метке на пергаменте — зарисовке следа, оставленного на восточной стене.

— Он здесь, — тихо произнес он, обращаясь к магу Альдрику, который сидел напротив, всё такой же бледный и испуганный. — Кассиус. С дневником моего отца. И то, что его ведёт… оно ведёт его куда-то вглубь цитадели.

Альдрик кивнул, его пальцы нервно перебирали страницы древнего фолианта.
— Они ищут что-то, Владыка. Не просто информацию. В дневнике Арриона… я помню, там были намёки. Не только на «Детей Пустоты». Там было что-то о… источнике. О месте, где сила Пустоты слабее. Или, наоборот, сильнее. О слабом месте в нашей обороне, о котором знал только ваш отец.

Мораксус резко поднял голову.
— Подземный ход. Старая система цитадели. Часть её была запечатана ещё при моём деде. Отец говорил, что там хранится нечто, что нельзя выпускать на свет. — Его глаза расширились. — Он вёл туда записи шифром. Я никогда не мог его разгадать.

— Они могут разгадать, — мрачно сказал Альдрик. — То, что управляет Кассиусом, старше наших самых древних языков. Оно может читать между строк. Чувствовать силу сквозь камень.

В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вбежала Лира. Её одежда была в крови и копоти, лицо исцарапано, но в глазах горела неугасимая решимость. За ней, опираясь на друг друга, вошли Рорк и Сайла.

— Владыка! — выдохнула Лира. — Они уязвимы для серебра! Только в уязвимые точки! И у них есть командиры! Без них они слабее!

— Мы знаем, капитан, — Мораксус жестом показал на кучи серебряных наконечников для стрел, сложенные в углу. — Твоя информация уже спасла многие жизни. А что с командирами?

— Их нужно убивать первыми. Они… связывают волю остальных. — Лира посмотрела на метку на пергаменте. — Что это?

— Предательство, капитан. Кассиус украл дневник моего отца. И то, что ведёт его, сейчас где-то здесь, в цитадели.

Лира почувствовал, как кровь стынет в её жилах.
— Мы должны найти его. Сейчас же.

Тем временем в глубинах цитадели, в заброшенных казематах под старыми складами, Кассиус шёл, ведомый шёпотом в своей голове. Его глаза были стеклянными, лицо покрылось испариной. В одной руке он сжимал дневник, в другой — зажжённый факел, пламя которого неестественно клонилось вперёд, будто тянясь за чем-то невидимым.

«Прямо… потом налево… там будет дверь с тремя звёздами…» — нашептывал голос. Он был сладким и успокаивающим, заглушая голос совести Кассиуса.

Он спустился по витой лестнице, которую не использовали десятилетия. Воздух стал густым и спёртым, пахнущим плесенью и холодным камнем. Наконец он упёрся в массивную дубовую дверь, обитую ржавым железом. На ней, почти стёршиеся от времени, были вырезаны три семиконечные звезды.

«Открой…»

Кассиус нажал на дверь. Она с скрипом поддалась, открыв проход в абсолютную тьму. Запах ударил в нос — не плесени, а озона, меди и всё тех же гниющих цветов.

Он сделал шаг внутрь.

Это была круглая зала, очевидно, очень древняя. Стены были покрыты фресками, изображавшими не битвы людей, а битву сил. С одной стороны — существа из света и огня, с другой — тени и пустота. В центре залы на полу был выложен сложный мозаичный круг — лабиринт из серебряных и обсидиановых нитей.

И в самом центре круга, в полу, зияла трещина. Не физическая. Казалось, сам воздух был разорван, и сквозь разрыв проглядывало нечто… иное. Мерцающее, беззвёздное, вечно голодное.

От трещины тянулись бледные, похожие на корни, щупальца энергии, уходящие сквозь стены и потолок наверх, в цитадель.

«Источник…» — прошептал голос в голове Кассиуса с благоговейным восторгом. «Здесь… здесь сила проникает в этот мир легче всего. Здесь мы рвём завесу».

Кассиус, как в трансе, протянул руку с дневником к трещине.

— Стой!

В проёме двери, освещённые факелами, стояли Мораксус, Лира, Альдрик и несколько стражников. Лицо Мораксуса было искажено болью и гневом.

— Кассиус! Друг мой! Одумайся! Что они тебе обещали? Богатство? Власть?

Кассиус медленно обернулся. В его глазах не было ни осознания, ни раскаяния. Лишь пустота, подёрнутая дымкой.

— Они обещали… что боль прекратится, — его голос звучал чуждо. — Что голод уйдёт. Что я буду частью чего-то большего. Вечного.

— Это ложь! — крикнул Альдрик. — Они не дают вечности! Они забирают саму твою душу! Ты станешь пустой оболочкой!

— Лучше быть пустой оболочкой, чем трусом, который дрожит за свои стены! — внезапно закричал Кассиус, и в его крике слышалось уже два голоса — его собственный и что-то другое, шипящее и древнее. Он рванул дневник к трещине.

— Нет! — рыкнул Мораксус.

Лира действовала быстрее всех. Её серебряный кинжал блеснул в свете факелов и вонзился Кассиусу в руку, держащую дневник.

Тот взвыл — своим голосом, полным боли и ужаса. Дневник полетел на пол. Из раны повалил чёрный дым, и по телу Кассиуса поползли чёрные прожилки. Он затрясся, падая на колени.

— Что… что вы сделали? — он смотрел на свою руку с ужасом, разум на мгновение пробился сквозь чары. — Мораксус! Помоги!

Но было поздно. Из трещины вырвалась тень. Не воин. Нечто большее, бесформенное, состоящее из чистого голода и ненависти. Она набросилась на Кассиуса, обвила его, и его крик резко оборвался. Когда тень отступила, на месте Кассиуса стояла новая фигура в чёрных доспехах. Его глаза загорелись зелёным светом. Он поднял свой новый меч и двинулся к ним.

— Запечатывайте проход! — закричал Альдрик стражам, сам становясь в защитную стойку и бормоча заклинание.

Мораксус поднял дневник. Его страницы были раскрыты на шифрованной схеме. И сейчас, глядя на трещину и на серебряный лабиринт на полу, он всё понял.

— Это не слабое место, — прошептал он. — Это тюрьма. И мы чуть не выпустили надзирателя.

Бой в подземелье был коротким и яростным. Общими усилиями им удалось уничтожить нового воина. Но когда последние клубы дыма рассеялись, они увидели, что трещина пульсирует, становясь чуть шире. А из неё на свет выползали новые, маленькие, извивающиеся тени.

Они опоздали. Печать была нарушена. Источник силы врага теперь был внутри их дома.

И первая из маленьких теней метнулась в сторону ближайшего стражника…

✱✱✱

Бой в подземной зале был хаотичным и беспощадным. Маленькие, извивающиеся тени, словно сделанные из жидкой тьмы, кидались на стражников с неестественной скоростью. Их укусы не оставляли ран, но на коже сразу проступали чёрные прожилки, а глаза солдат стекленели от ужаса.

— Не давайте им кусать! — кричала Лира, отсекая одну из тварей своим серебряным кинжалом. Существо испарилось с тихим шипением. — Они заражают!

Мораксус и Рорк прикрывали мага Альдрика, который, дрожащими руками, пытался активировать древний серебряный лабиринт на полу. Старик бормотал заклинания на забытом языке, и нити серебра начинали слабо светиться.

— Я не могу! — почти плача, выдохнул Альдрик. — Печать разрушена изнутри! Нужна… нужна жертва! Чистая душа, чтобы восстановить равновесие!

В этот момент одна из теней прорвалась сквозь защиту Рорка и впилась ему в руку. Ветеран с гримасой боли смахнул её, но чёрные прожилки уже поползли по его коже к плечу.

— Рорк! — крикнула Лира.

— Не отвлекайся! — рявкнул он, продолжая рубить мечом. Но его движения стали медленнее, а дыхание — хриплым. — Заканчивайте тут! Я прикрою!

Он сделал шаг вперёд, принимая на себя основную атаку, давая им время.

Мораксус, видя это, сжал зубы. Он посмотрел на дневник в своей руке, на страницу с шифром, которая теперь обрела страшный смысл. Его отец не просто прятал знания. Он оставил инструкцию. Ценную, ужасную инструкцию.

— Альдрик! — голос Владыки прозвучал с железной решимостью. — Что именно нужно?

— Нужно… нужно добровольно отдать свою жизненную силу печати! — задыхаясь, ответил маг. — Но это… это убьёт!

Мораксус посмотрел на своего старого друга Рорка, который медленно отступал, уже почти полностью покрытый чёрными узорами. Он посмотрел на Лиру, отчаянно сражающуюся. Он посмотрел на трещину, из которой продолжали выползать всё новые тени.

И принял решение.

— Лира! — его голос не допускал возражений. — Оттащи мага и стражников назад! Ко входу!

— Но, Владыка…!

— ПРИКАЗ!

Лира, стиснув зубы, стала отступать, увлекая за собой Альдрика и выживших стражников. Мораксус остался один перед наступающей тьмой, рядом с умирающим Рорком.

— Старый друг, — тихо сказал Мораксус, кладя руку на плечо воина. — Прости меня.

— Делай… что должен…, — с трудом выдохнул Рорк. Его глаза уже заволакивались зелёной мглой.

Мораксус выхватил свой кинжал — не серебряный, а стальной, семейную реликвию. Он взглянул на схему в дневнике, затем на центральную точку серебряного лабиринта.

— Во имя моего отца! Во имя моего народа! — крикнул он, и вонзил кинжал в точку схождения серебряных линий.

Раздался оглушительный гром, но не с потолка, а из самой реальности. Серебряный лабиринт вспыхнул ослепительно-белым светом. Лучи побежали по линиям, сжигая маленькие тени и заставляя отступить большую трещину.

Мораксус и Рорк оказались в эпицентре. Они не кричали. Они стояли, освещённые этим чистым, священным светом. Чёрные прожилки стали исчезать с тела Рорка, но и сама жизнь уходила из них обоих. Они отдавали её печати.

Трещина с болезненным скрежетом стала сжиматься, её мерзостный свет угасал.

Свет погас так же внезапно, как и появился.

В центре залы лежали двое мужчин. Рорк не дышал, но его лицо было спокойным, а кожа чистой. Мораксус был жив, но едва. Он постарел на десятки лет за несколько секунд. Его волосы стали совершенно белыми, кожа — пергаментной, а рука, державшая кинжал, обуглилась и почернела.

Лира и остальные бросились к нему.

— Владыка!

Мораксус слабым движением руки указал на почти незаметную теперь щель в полу.

— Не… не уничтожена… лишь… усыплена… — прошептал он. — Надо… охранять… всегда…

Его глаза закрылись. Он был без сознания.

Альдрик, всё ещё дрожа, подполз к щели. Он провёл рукой над ней и отдернул пальцы, ощутив леденящий холод.

— Он прав. Печать восстановлена, но она хрупка. Это место должно быть под постоянной охраной. И… — он посмотрел на почерневшую руку Мораксуса, — …и он теперь часть этой печати. Его жизнь связана с ней. Если он умрёт… печать снова ослабнет.

Лира посмотрела на своего повелителя, на своего друга. Ценой невероятной жертвы они выиграли немного времени. Но они не остановили армию у ворот. Они лишь запечатали один источник её силы.

И теперь их Владыка был смертельно ранен и прикован к этому проклятому месту.

Она подняла голову, и её глаза наполнились стальной решимостью.

— Никто не должен знать о случившемся, — приказала она стражникам. — Никто! Говорите, что Владыка ранен в стычке с предателем. Мы вынесем его отсюда. А здесь мы выставим вечный караул. Лучший из лучших.

Она посмотрела на тело Рорка.

— И мы похороним героя с почестями. Он принял смерть воина.

Но в душе она знала. Это была только первая битва. Самая страшная была ещё впереди. И теперь им приходилось сражаться не только за свои жизни, но и за жизнь своего повелителя, который стал живым ключом от самой страшной тюрьмы в мире.

А глубоко под землёй, в едва заметной трещине, что-то шевельнулось. Сонное, но не побеждённое. И начало снова медленно, неумолимо точить камень.

Ночь в Городе всегда наступает по расписанию.

Иначе и быть не может. Представьте, что случится, если на улицы не опустится темнота. Не зажгутся фонари, не сомкнутся лепестки цветов, не закроются двери метро, не опустятся жалюзи магазинов. Жизнь собьётся с привычного ритма. Наступит хаос.
Мы не должны его допустить.

Я живу в уютной квартире в исторической части Города. Очень тихое место. И красивое: в нишах улыбаются статуи; в некоторых переулках ещё сохранилась брусчатка. Тополя и фонтаны. Старинные фонари.
Если быть точной — один фонарь. Конечно, в квартале есть немало стилизаций, раскрашенных под медь и оснащённых современными лампочками. Но нам, обитательницам пятого подъезда, повезло жить у старинного керосинового фонаря.
Когда-то такие освещали каждую улицу. Из целой армии сохранился только один.

Он огромный — больше любого современного. Медь позеленела, на стекле немало царапин. И всё же, фонарь загорается каждый вечер.
Мы тщательно за этим следим.

Мы — обитательницы четырёх квартир. Первый этаж принадлежит рукодельному магазину, я живу на втором. Прямо надо мной — Лидия Алексеевна. Она держит четырёх сиамских кошек, и я кормлю их, когда старушка уезжает на дачу.
Квартиру на четвёртом занимает молчаливая девушка. Никто не знает её имени, лишь иногда мы слышим, как ночью хлопает дверь. На пятом — скрипачка из симфонического оркестра. Летом, когда окна открыты, можно услышать, как она репетирует.
Четыре квартиры над фонарём. Будто бусины, нанизанные на нитку.

Немного света достаётся каждой из нас — по ночам приходится задёргивать шторы в спальне. Спокойный, ровный свет, который исчезает каждое утро, когда край солнца едва-едва показывается над горизонтом.
Но если гаснет фонарь без посторонней помощи — зажигать его приходится вручную.
Этим мы и занимаемся.

Я переехала в эту квартиру пять лет назад. Женщина, которая её продавала, отдала мне ключи, рассказала про соседок. И, понизив голос, будто собиралась поделиться тайной, добавила:
— А теперь самое важное.

Каждый вечер я отрываюсь от любых дел и выхожу из дома. Нужно сделать это, как только солнце скроется за горизонтом. Сначала приходилось ставить будильники, срываться, опаздывать, но потом я привыкла. Даже научилась предчувствовать закат.
Будто у меня развилась особая солнечная интуиция.

Я беру спички — несколько коробков всегда лежат в прихожей, выхожу из подъезда, взбираюсь по пожарной лестнице. Осторожно раскрываю стеклянную дверцу фонаря.
Пахнет чем-то химическим. Белый фитиль только и ждёт, когда я поднесу огонёк. Его не нужно чистить или подрезать, да и керосин мы никогда не меняли.
Фонарь будто застыл во времени.

Балансируя на ступеньке, поджигаю фитиль. Закрываю дверцу, запирая огонёк в фонаре. Не всё сразу, но скоро на Город опустится ночь.
Ведь я всё сделала правильно.

Если не зажечь фонарь — она не придёт никогда. Неважно, что солнце село, а стрелки часов подходят к полуночи. Город застынет в вечных сумерках, всё перепутается.
Сами понимаете: нам нельзя опаздывать.

Обычно фонарь зажигаю я — он ведь висит прямо под окном моей спальни. Когда я уезжаю в отпуск, дежурство подхватывает Лидия Алексеевна. Мне нетрудно последить за её кошками, а ей — наполнить Город темнотой.
Кстати, для своего возраста она удивительно ловко карабкается по лестнице.
Если мы обе заняты, огонёк зажигает скрипачка. А однажды, когда я заболела и почти неделю не могла встать с кровати, та девушка с четвёртого этажа молча занималась фонарём, а ещё приносила лекарства и продукты.
Но я всё же забыла спросить её имя.

Мы помогаем друг-другу. Поддерживаем порядок. Горожане ждут, что ночь наступит по расписанию.
И каждый вечер, едва солнце скроется за горизонтом, мы зажигаем фонарь.

155/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои книги и соцсети — если вам интересно!