AlexandrRayn

«Личный враг. Помогу преодолеть неуверенность в себе, подниму ваш социальный статус, увеличу количество друзей, подписчиков, поклонников или избавлю от оных по желанию. Быстрый результат. Работаю круглосуточно. Пенсионерам и малоимущим скидки. Предоставляю гарантию и всю отчетность для налоговой». Такое объявление попалось сегодня Ирине Валерьевне, когда она искала подержанный холодильник.

В родном ателье популярность Ирины была как у безголового манекена. Про нее вспоминали, только когда случайно натыкались или когда была нужна жертва для шутки.

После ухода мужа к молодой продавщице сахарной ваты женщина превратилась в хамелеона и разлюбила сладкое. Она буквально растворялась в любом интерьере и обществе. В автобусе на нее часто опирались, путая с поручнем; в книжном клубе ее мнение и выбор литературы всегда браковали, называя дурным вкусом, а соседи по подъезду воровали коврики и использовали ее почтовый ящик как корзину для общего спама.

Любой шпионский отдел всё отдал бы за такого агента, но даже они не замечали эту заурядную личность.

— Алло, это Аноним Сергеевич?

— Смотря кто спрашивает, — раздался в ответ прокуренный баритон.

— Мне нужна помощь личного врага. Я в отчаянии… — смущенно произнесла Валерьевна и начала свой рассказ. С каждой минутой эмоции всё больше захлестывали женщину, и вот она уже выдает факты из своей биографии, как хлебозавод куличи в пасхальную неделю.

— Я вас услышал, — подал голос Аноним, когда у Ирины закончился воздух. — Помогу, не волнуйтесь. Главное, следуйте инструкции, которую я вышлю после аванса.

Понимая, что ее впервые за долгое время кто-то слышит и готов помочь, Валерьевна так воодушевилась, что перевела Анониму всю сумму сразу по указанному номеру, и только среди ночи до нее дошло, в какую глупость она поверила…

***

Следующее утро ничем не отличалось от предыдущего. Соседи по привычке оставили зловонный мусорный пакет возле двери, в автобусе женщину прищемило дверью, а контролер прошел мимо, ступая прямо по носкам ее туфель и даже не проверив оплату за проезд.

Подходя к работе, Ирина мысленно смирилась с бездарной утратой денег, но как только пересекла порог родного ателье «Аннушка», поняла, что перемены все же нагрянули.

— Ир, ты только не волнуйся, тут кое-что произошло. Лучше присядь, — встретила ее на пороге встревоженная коллега, которая никогда раньше даже не здоровалась.

— Что случилось? — побледнела Валерьевна и от волнения присела на поломойное ведро.

— Тут какой-то подозрительный тип расспрашивал про тебя.

— Что расспрашивал? — дрожа, как выпускник на госэкзамене, спросила женщина.

— Про твои слабые стороны, привычки, навыки и про твои связи. Ира, а что у тебя за связи такие? — коллега говорила шепотом и постоянно оглядывалась по сторонам.

Ирина Валерьевна уже собиралась рассказать про свою двухлетнюю связь с физиотерапевтом и про слабое колено, которое он ей лечит, а заодно про навык засыпать в любом положении, но тут до нее наконец дошло, что происходит.

— Что ты ему рассказала? — внезапно очень строго спросила Ирина, вспомнив инструкцию Анонима Сергеевича.

— Ничего… Я же совсем ничего про тебя не знаю…

— Вот и хорошо, — женщина встала вместе с ведром, которое не позволяло полностью разогнуться. — Это был мой враг.

— Вра-а-а-г?.. — прокатилась волна тревожного шепота по ателье, и даже в парикмахерской через стенку умолк фен. — У тебя есть враги?

— Да, — задумчиво произнесла Валерьевна, снимая ведро с пятой точки, — есть. Очень серьезные. И я бы не советовала делиться с ними информацией. Кто знает, кого они выберут следующим… — она медленно обвела ателье взглядом, затем села на свое рабочее место и зачем-то начала точить иглы. Весь коллектив наблюдал за женщиной, не в силах спокойно заниматься своей работой. Напряжение стояло такое, что, лопни поблизости воздушный шарик, могло бы случиться непоправимое.

Ближе к полудню в ателье зашел клиент, протянул Ирине джинсы для штопки и конверт, сказав, что его передал какой-то странный мужчина в черном.

Несмотря на уговоры перепуганных коллег не открывать, женщина резко оторвала край конверта, достала письмо и с вызовом во взгляде молча прочла его. Затем, не зная, как добавить драматизма, съела послание. Впервые в жизни Валерьевна была в центре внимания, а не на его обочине. Слухи о ней зарождались быстрее и стремительнее гастрита в привокзальной шаурмячной.

В обед девушки из ателье, как обычно, скинулись на доставку из ближайшей столовой. Валерьевна не спешила притрагиваться к еде и попросила курьера отведать ее блюдо, прежде чем приступать к трапезе.

— Не отравлено, — резюмировала Ирина, когда парень прожевал.

Все остальные девушки тут же накинулись на бедного посыльного и, угрожая распарывателями и ножницами, требовали отведать и их еду тоже. Шведский стол из макарон, картошки, гречки, борща, крабового салата, трех видов морса и капучино оказался чист. Изжога курьера была малой жертвой за спокойствие женского коллектива.

— Ир, тебя точно не нужно провожать? Не боишься одна? Может, тебе такси вызвать или в полицию сообщить? — спрашивали наперебой швеи, резко ощутившие необходимость дружеского плеча и командного духа.

— Справлюсь, — все так же таинственно сказала Валерьевна и ушла в закат.

***

У входа в родной подъезд женщину окликнул плюгавенький низкорослый сосед по лестничной площадке ― тот, что оставлял пакеты с отходами.

— Стойте! Минуту! — кричал впопыхах вечно потный мужчина.

— Что случилось? — небрежно бросила Ирина Валерьевна через плечо.

— Возле вашей двери сегодня терся какой-то странный индивид…

«Страннее вас?» — хотела спросить она, но задала другой вопрос:

— Чего хотел? Может, его мусор у двери привлек, ну, знаете, как енотов привлекает.

— Нет-нет, какой мусор, что вы, — покраснел потный. — Понятия не имею, я через глазок наблюдал.

«Каков храбрец, — подумала про себя Ирина. — А как с женой ругаться ― так все пять этажей слышат».

— Это всё?

— Потом он был замечен роющимся в вашем почтовом ящике. Кажется, расспрашивал у Софьи Андреевны про вас. Вы не знаете, кто это был? — заикался перепуганный до чертиков дядька.

— Враги, — блеснула глазами женщина, и сосед отпрянул от нее, как от прокаженной. — И я бы не советовала вам кидать что-то постороннее в мой ящик ― мало ли, что он туда положил. Может и сдетонировать случайно, — произнося все это, женщина испытывала сильнейшее волнение и старалась не дрогнуть голосом. Важно было сохранить образ.

— Да я и не думал кидать, да вы что, как вы могли подумать?.. — оправдывался мужчина. — А кто, простите, у вас враги?

— Династия Гедиминовичей, — отшутилась Ирина. — Поверьте, лучше вам не знать, — закончив фразу, она исчезла в чреве подъезда, оставив ошеломленного соседа на улице.

Весь вечер под окнами Валерьевны вспыхивал и затухал огонек сигареты. Кто-то таращился из темноты на ее занавески, заставляя взволнованных соседей перешептываться.

Ближе к полуночи Ирине позвонил Аноним Сергеевич и спросил, как все прошло. Получив массу благодарностей, он озвучил новую инструкцию.

***

Через пару дней состоялся очередной слёт книжного клуба, на который Валерьевна притащила сразу три любимые книги. Участницы облепили ее еще на входе в кафе. Любительницы бульварных детективов были перевозбуждены, словно разбавили кофе Ред Буллом.

— Во что ты ввязалась? Кто твой преследователь? У тебя есть алиби? Ты обращалась за помощью к констеблям? — бредни изливались нескончаемыми потоками. Ситуация напоминала встречу терапевта и очереди из бабок в коридоре поликлиники.

Валерьевна молча прошла к столу и прежде всего заказала чай с мелиссой. Четыре пары любопытных глаз буквально пожирали женщину. Каждой из них этим утром пришло сообщение от некоего анонима, объявившего себя кровным врагом Валерьевны и предлагающего встать на его сторону в борьбе с непопулярной теткой. К слову, две из четырех участниц клуба согласились.

Выпив чаю, Ирина Валерьевна начала свой рассказ, параллельно отвлекаясь на обсуждение любимых книг. Сегодня ее с радостью и замиранием сердца слушали все присутствующие. Валерьевна пересказывала сюжет какого-то малоизвестного нуарного детектива, который ей с вечера посоветовал глянуть Аноним Сергеевич.

Женщинам так понравился пересказ, что ее пригласили на остальные слеты, проходившие в другие дни, о которых она ничего не знала.

Впервые жизнь Ирины оторвалась от оси абсцисс и по ординате поползла вверх, переливаясь красками. Аноним Сергеевич влиял на все сферы ее жизни. Он воздействовал на автобус, который каждый день забирал женщину с остановки. Как правило, водители, пассажиры и контролеры попадались одни и те же. Вскоре все они знали и про Валерьевну, и про ее таинственного противника, уступали бедной жертве место, протягивали руку, сочувствовали и желали удачи. На работе ее делами интересовались и приглашали обсудить чужие. Соседи перестали вести себя как поросята и проявляли осторожность. Тот, у кого есть настоящий личный враг, должно быть, очень неординарная личность — считал каждый.

Одного не мог Аноним Сергеевич — вернуть мужа или хотя бы воздать ему по заслугам.

— Оденьтесь сегодня в свое лучшее платье, сделайте прическу, маникюр. Встречаемся в шесть часов в парке у фонтана, — выдал новую инструкцию «враг», когда Ирина в очередной раз вспомнила вслух о бывшем супруге.

— Я больше не хочу играть в эту игру, — призналась женщина, — у меня все хорошо, спасибо вам.

— Мы должны закрепить материал, иначе все зря, — ответил Аноним и сбросил вызов.

Ирина Валерьевна не стала брать пожеванное молью платье и купила новое. Прическу и ногти ей помогли сделать подружки из книжного клуба. Женщина ничего не знала о том, как должно пройти закрепление материала, и была вся на взводе.

В шесть часов вечера она стояла ровно на том месте, которое указал ее личный враг. В 18:05 женщина начала нервничать, потому что новых вводных не поступало, а она не любила неизвестность. А в 18:07 какой тип в небесного цвета рубашке протянул ей букет цветов и сказал, что она прекрасно выглядит.

— Простите, я тут занята, — отмахнулась Ирина, даже не взглянув на букет.

— Ждете, наверное, кого-то, — улыбнулся мужчина.

Его голос показался Ирине ужасно знакомым, но она не могла понять, откуда знает его. Щурясь от яркого солнца, женщина разглядела незнакомца: приятной наружности человек в выглаженной одежде таинственно улыбался.

— Позвольте представиться, — поклонился мужчина, — Антон Сергеевич.

— Вы хотели сказать, Аноним Сергеевич? — еле сдерживая волнение, спросила Ирина.

В ответ мужчина просто подмигнул.

— Ну что, пойдем за сахарной ватой? — он вручил цветы Ирине и, взяв под руку, повел к автомату, где Валерьевна обронила мужа в прошлый раз.

Бывший супруг как раз оказался там ― аноним специально провел расследование и выбрал нужный час.

— Ты всю жизнь этой ватой торговать собираешься? Я вообще-то нас двоих не планирую на своем горбу тащить!

— Я тебе вообще ничего не должна, старый ты козел! — донеслись до Ирины и Антона обрывки ссоры.

— Овца!

— Олень!

— Разве по вашему плану мы не должны покрасоваться перед ними? — спросила Ирина.

— А вам охота лезть в этот живой уголок? Может, лучше мороженого и на карусели? — предложил Антон Сергеевич.

— А это всё часть вашей работы, да? — с грустью в голосе спросила Ирина, подозревая, что отныне вся ее жизнь — это лишь театральная постановка.

— Нет, — улыбнулся Аноним. — У меня сегодня выходной.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на телеграм! Там я выкладываю новости о своих книгах и о будущих гастролях https://t.me/RaynAlexandr

Это раньше Юрий Косточкин был на всех голубых экранах страны. Первые строчки хит-парадов, заглавные темы к фильмам. На «Евровидение» даже звали как-то, но не срослось.

Никто не знал, в чем секрет великого певца, потому что это был самоучка с чистейшим, как хрусталь, и мощнейшим, как судоходная река, голосом, который рвал эстрадные колонки с одного «ля». От его песен и романсов рыдали глухие, влюблялись бессердечные и роняли слезы даже самые бесчувственные.

Десятилетиями его преследовали поклонники разных возрастов и достатка, мечтавшие, чтобы великий тенор взял их в ученики, но тот никого не учил, даже собственных детей.

Увы, но по закону эстрады даже самые маститые уходят в забытье с наступлением старости. Косточкину стукнуло восемьдесят. Его звезда давно сошла с небосвода славы, и мужчина забрал бы тайну голоса с собой в могилу, если бы не наткнулся однажды на Пожарова.

Юрий ковылял домой от внуков. Стояла темная безлунная ночь. До дома было меньше километра, и Косточкин решил прогуляться. Оказавшись в одной знакомой с детства подворотне, он услышал чей-то голос, незаслуженно назвавший его чепушилой.

Косточин посмотрел на тень, из которой появился огромный детина. На тупом небритом лице незнакомца невооруженным взглядом читались самые плохие намерения.

— Деньги есть? — вопрос бандита не отличался оригинальностью.

— Денег нет, — спокойно ответил старик.

— Че в пакете? — кивнул небритый.

— Торт-безе. Угощайся, я все равно эту дрянь не ем, — поморщился Косточкин и протянул пакет.

— Раз налички нет, то переводи с карты, — не успокаивался верзила и опустил руку в карман.

— Да нет у меня денег, сказал же. До пенсии еще три дня. Внуки, вон, продуктов дали, торт, вернее, — раскрыл пакет Юрий, пытаясь оправдаться, потому что чувствовал, что вот-вот по его седой голове будут стучать, как по арбузу, проверяя на зрелость.

— Звони внуку, пусть переводит, — надвигался мужчина, достав из кармана что-то блестящее.

— Слушай, погоди, — сдался Юра, поставив пакет на землю. Он поправил очки и внимательно посмотрел на обидчика. Тот хоть и выглядел устрашающе, но по сути своей был совершенно беспомощным, как оголодавший медведь, что вышел к людям на дорогу. — Есть у меня кое-что.

— Если очередное безе, то я тебе его знаешь куда затолкаю?

— Да угомонись ты, толкатель, — голос Косточкина сделался таким жестким, что мужчина растерялся и умолк. Он даже не представлял, какое трудное решение собиралась принять бывшая звезда эстрады.

— Я могу дать тебе так много денег, что ты будешь пиво вместе с пивзаводами покупать. Ну как, интересно такое предложение?

Сквозь сумрак бандит увидел, как засветились глаза у старика.

— Да че ты меня лечишь?!

— Лечить я тебя буду, это правда, но не сейчас, а когда протрезвеешь, — продолжал Юрий. — Я вылечу твой голос, твою голову и твою душу. Я научу тебя петь!

Тут бандит потерял остатки терпения и только было собирался сделать с Косточкиным то же самое, что делает стиральная машинка с бумажными деньгами, оставленными в кармане джинсов, как вдруг старик достал из-за пазухи небольшой пузырек, глотнул из него и запел.

Бугай остановился и испуганно огляделся по сторонам. Фасады домов загорались со скоростью три окна в секунду. Замолкли коты, затеявшие драку у мусорки, затихла музыка в чьей-то машине, сердце грабителя заныло есенинской тоской.

Косточкин постарел, но голос его был так же молод, силен и необуздан, как ветер. Это была баллада. Слова Юрий помнил не все и иногда просто тянул какую-то гласную, но это было так душевно, что через минуту что-то звонко ударилось об асфальт.

Косточкин взял последнее «ля». Несмотря на поздний час, из окон вместо угроз и требований соблюдать тишину раздались аплодисменты. Грабитель сам в какой-то момент поймал себя на мысли, что неуклюже хлопает в ладоши, а его нож валяется под ногами.

— Завтра в восемь тридцать жду у себя. Будем учиться петь, — сказал старик и продиктовал адрес.

— Да я раньше обеда не встаю! — ответил ошеломленный мужчина, которого эта музыкальная атака выбила из состояния равновесия.

— Второго шанса у тебя не будет, — хмыкнул Косточкин и, забрав пакет, спокойно поковылял дальше, оставив грабителя наедине с ночью.

***

Утром в квартире Косточкина раздались домофонные трели. Через пару минут на пороге возник вчерашний бандит, который сегодня выглядел как виноватый и прилизанный пес. В глаза бросались последствия самостоятельного груминга: щеки выбриты, ногти обкусаны, голова мокрая и пахнет мылом; вместо спортивного костюма — брюки и рубашка без трех пуговиц. Если бы не перегар, можно было бы решить, что пришел свататься.

— Опоздал, — не ответив на рукопожатие, Юрий пошел в комнату, и гость проследовал за ним.

— Рубаху чистую искал, — оправдывался мужчина.

— Меня не волнует. Иди в ванную, бери ведро, тряпку и начинай мыть пол.

— В смысле? Ты че, дед, берега попутал? — набычился гость.

— Пошел вон тогда! Не хочешь слушаться, катись. У меня тут камера, если что, — показал Косточкин на автоматический освежитель воздуха под потолком.

— А как же пение? — справился со злобой гость.

— Пение должно идти изнутри. Чистый голос не может рождаться в грязной голове, квартире, в грязном рту. Так что освобождай мысли, мой пол, и ждем, пока перегар выветрится.

Мужчина виновато опустил голову и направился в ванную. Юрий улыбнулся. Этот гоповатый мустанг все же поддавался усмирению, а значит, всё получится.

— Как зовут-то тебя?

— Вася Пожаров, — раздался грустный голос из ванной, заглушаемый напором воды.

— А меня Юрий Косточкин, для тебя Юрий Саныч.

Пока Пожаров мыл полы, Косточкин сел за пианино и начал выбивать из ученика перегар при помощи старой бригады: Моцарта, Балакирева и Шопена.

Вася страдал. Голова его гудела, к горлу подступала тошнота, но хозяин не прекращал играть, даже когда Пожаров его умолял. Через два часа полы засияли, и Юрий Саныч принес ученику таблетку аспирина и стакан воды.

— А теперь будем петь? — жалобно спросил Пожаров.

— Теперь поговорим, это важно, — ответил Косточкин и начал расспрашивать Васю про его жизнь.

Поначалу гость неохотно рассказывал о себе. Все его истории были короткими и состояли из фраз: «Да там, короче», «Что-то в этом роде» и «Как-то так». Но чем больше Юрий просил его углубиться в свои воспоминания, тем складнее и насыщеннее становилась речь. Пожаров рассказывал про трудное детство, про родителей, про погибшего брата, про свою первую любовь, про то, как друзья в школе учили курить и подставили его перед завучем, про армию. Его язык и горло все больше размягчались, голова прояснялась, уходила зажатость; в речи появлялись примитивные эпитеты, из глаз текли слезы.

— Отлично, просто отлично, — восхитился Косточкин, заметив, как его гость расчувствовался и полностью расслабился. — А теперь попробуй спеть это, — он протянул Пожарову лист с текстом какой-то детской песенки.

— Что это за х?..

— Тихо! Не теряй своего состояния, просто пой как получится.

Юрий сел за пианино и начал играть. Пожаров открыл рот и смущенно пропел. Мужчина стеснялся, и голос его сильно дрожал и ломался.

— Чуть не забыл самое главное, прости. Никогда никого не учил.

Косточкин встал из-за пианино и ушел на кухню, а вернулся со стопкой, в которой плескалась мутная жидкость.

— Это что? — спросил Вася.

— Этой мой секрет. А теперь и твой тоже. Так что держи язык за зубами, ― строго сказал Косточкин.

Вася кивнул и профессионально осушил рюмку. По горлу растеклось что-то мерзко-сладковатое.

— Препарат не будет работать, если его не запустить. Нужно снова вспомнить всё, о чем мы говорили, вывернуть душу наизнанку. Думай о том, что ты мне рассказывал: о брате, о том, как вас гонял отец, о Юльке из восьмого «Б»; думай о первой дискотеке и о стихах, которые ты писал втайне от друзей… — скомандовал Косточкин и вернулся за инструмент.

Образы сами замелькали в голове Пожарова. Странное зелье придавало сил и уверенности, приятно стекая по пищеводу. Голос вырвался из Васи, как вода из пожарного шланга.

— Хорошо, хорошо, давай еще! — подбадривал Косточкин, и Вася давал.

***

— Ну как себя чувствуешь? — спросил Косточкин после первого занятия.

— Просто ох… отлично! — резко поправил себя Пожаров. — Ваше снадобье — просто бомба!

— А то, — подмигнул Юрий, и они распрощались.

Мужчины теперь встречались два раза в неделю. Начинали с уборки, потом разговаривали, потом принимали по тридцать граммов снадобья и пели. Пели до самой ночи.

Каждый раз Юрий Саныч становился все более требовательным. Он просил являться в глаженом. «Когда гладишь одежду — гладишь свою душу», — говорил он. За сквернословие давал пощечину и требовал подбирать звучные и певучие синонимы, заставлял учить ноты. Но больше всего он настаивал на том, чтобы человек перед началом практических занятий проникал в собственную душу и искал в ней то, что и называется голосом, потому что без этого чудо-препарат не давал эффекта. «Голос — это не навык и не умение правильно дышать или открывать рот. Прежде всего — это твое сердце, боль, радость, это твои переживания. Они делают тебя сильным! Нужно расслабиться и стать собой. Расскажи миру о своей душе, открой ее», — требовал Юрий Саныч, протягивая рюмку.

***

— Васян, ты че-то совсем братанов забыл, — предъявили как-то Пожарову старые друзья. — Пропадаешь где-то, не звонишь, не пишешь.

— Да я там, это… — оправдывался Вася.

— В субботу у Толяна днюха, давай, подтягивайся в караоке. Выпьем, закусим, споем нашу!

У Пожарова как раз было занятие в это время, но Косточкин дал добро.

— Сходи, тебе пора на сцену, — сказал по телефону Юрий и откашлялся.

— Всё нормально, Юрий Саныч?

— Всё хорошо. Ступай. Только не забудь заскочить ко мне за препаратом.

На день рождения Толяна братва забронировала целый зал в караоке. Ну как забронировала… С ними просто никто не хотел рядом находиться.

— Васян, ну ты пижон, конечно, — подначивали друзья Пожарова, когда тот появился в пиджаке и со стильной прической.

Принесли выпивку, потекли разговоры; колонки страдали от лиричного рева именинника. Васе было некомфортно и плохо, он чувствовал себя палтусом в гороховом супе.

— Слышь, дружбан, пойдем споем? — предложил Пожарову разомлевший друг, с которым они когда-то отнимали деньги у лохов.

— Может, ну его? — мялся Вася.

— Пошли, говорю! — товарищ схватил здоровенного Пожарова за шкирку и выволок на сцену.

Зазвучал проигрыш, на экране начался отсчет. Пожаров жутко страдал, но это-то ему и было нужно. Уроки Косточкина не прошли даром. Он достал флягу, глотнул, вытер губы рукавом и за пару секунд переработал все страдания внутри себя. Он вспомнил, как плохо ему было с этими людьми, как жизнь постоянно мяла ему бока, как все пошло по наклонной из-за этой компании и… запел. Это был фальстарт, но никто не заметил. Друг Пожарова так и не открыл рот, потому что был поражен в самое сердце.

Вася пел про ушаночку, про сибирский холодок, про колесики, но, несмотря на текст и репертуар, каждый, кто слышал его в этот момент, включая егосамого, почему-то представлял разное. Кто-то думал о любви, кто-то — о своих детях, третьи тосковали по морю. Какая-то бодрая тоска прокатилась волной по залу, отрезвила, а потом сразу же опьянила всех присутствующих. Рыдали все, даже диджей, который терпеть не мог свою работу, а от подобных песен чувствовал несварение.

Пожарову аплодировали, его просили спеть еще, кормили и наливали, но он отказывался от всего, кроме песен. Ему и самому хотелось петь еще.

Жанры были не важны. Вася пел всё, что знал. Слух работал идеально, голос струился, как весенний ручеек. Пожаров был счастлив. За вечер он высосал всю флягу до дна.

***

— Это хорошо, — сказал Косточкин, когда Вася показал ему видео из караоке, — но ты только в начале пути. Главное — не бросать занятия.

— А вы научите меня готовить ваше зелье?

— Прости, дружок, но эта тайна уйдет со мной в могилу. Но не переживай, я о тебе позабочусь.

Вася расстроенно кивнул, и они продолжили.

***

Вскоре Пожарова стали звать петь на свадьбах и юбилеях, на торжественных вечерах. Его часто приглашали выступить в караоке, и Вася никому не отказывал. Популярность певца росла со скоростью инфляции в Аргентине. Появились спонсоры, Пожарову дарили стихи знаменитые певцы, кредитная карта впервые показывала плюс. Правда, на пиво деньги Вася больше не тратил ― он вообще перестал пить.

Всё было хорошо, кроме того факта, что Косточкин начал сдавать позиции. Старость и болезни брали свое. Пожаров переживал, очень сильно переживал, потому что Юрий Саныч стал для него вторым отцом, только нормальным, а не тем, который сыплет угрозами, бьет и разбавляет чай портвейном. А еще он боялся, что человек уйдет и оставит его без эликсира, поэтому часто поднимал эту тему, но ответ всегда был один: «Нет».

Начались хит-парады, радио, фестивали. Пожаров взлетал стремительно, как фейерверк, готовясь взорвать небо со звездами.

А потом Косточкин умер. Его смерть была такой же ожидаемой и такой же внезапной, как любая другая. Пожаров никак не мог поверить в случившееся. Вся его жизнь буквально рушилась и рассыпалась, как дешевая китайская игрушка в руках ребенка. Конечно, он сам организовал похороны. Дети и внуки, которым певец оставил всё свое наследство, неохотно принимали участие в подготовке церемонии. Васю родственники Юрия Саныча ненавидели всей душой, а самого Косточкина всегда воспринимали исключительно как источник дохода, особенно когда мать Юриных детей забрала их к своему новому мужу. Но певец тогда никого не бросил и продолжал помогать помимо алиментов.

Уже после смерти учителя Пожаров получил письмо.

«Я сделал хорошее дело ― дал тебе шанс, а ты сделал правильный выбор и воспользовался им. Я горжусь тобой. Мой уход — это мой подарок тебе, сынок. Память о нашей дружбе должна стать для тебя главным толчком в карьере. Помни всё, о чем мы говорили, помни о том, кто ты и какой прошел путь, помни о душе. Я оставил тебе канистру с эликсиром, она у моего соседа. Пей с умом и тебе хватит до конца дней».

Вася смахнул слезы, убрал конверт и отправился к соседу Юрия Саныча. Он продолжил следовать заветам Косточкина и очень скоро превзошел учителя. Он пел так, как не пел никто до него, и достиг таких высот, что Косточкину и не снились. Мировые турне, концерты с легендарными группами, премии. Вася пронес через всю жизнь боль и память о своем друге и наставнике, но сам так и не стал ни для кого учителем, потому что так и не узнал секрет зелья. Пока однажды, когда он сильно простудился, жена не дала ему какое-то лекарство от горла.

— Ты где это взяла? — набросился постаревший Пожаров на супругу.

— В аптеке, а что? — испуганно отшатнулась она.

— В аптеке? Да это же зелье для голоса! Откуда оно у них?

— Вася, это солодка обычная! Ты о чем вообще? — нервно хихикнула супруга.

— Солодка? — в глазах у Пожарова потемнело, и он рухнул на диван.

Получается, все это время никакого зелья не было. Работало только то, о чем говорил Косточкин. Голос — это душа человека. Его боль и переживания. Его прошлое и настоящее. Мужчина улыбнулся и снова мысленно поблагодарил учителя.

***

Когда Пожарову стукнуло восемьдесят, он приехал отметить юбилей в родной город. Прогуливаясь ночью после встречи со старыми друзьями и знакомыми, он свернул в подворотню, где из тени раздался чей-то незнакомый голос.

— Деньги есть?

— Нет, — улыбнулся Пожаров. — Но есть кое-что другое.

Александр Райн

Друзья, не забывайте подписываться на мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr

— Кать, ну почему ты не следишь за ней? Я же сто раз просил, чтобы у меня в столе ничего лишнего не было! Что за мутанты ушастые? — Никита махал перед лицом жены рисунком дочери.

— Это зайцы, — ответила супруга и, откусив от морковки, продолжила нарезать поджарку для супа.

— Да хоть бегемоты! У меня там документация, чертежи, всё разложено по порядку! А если я заказчику вместо сметы этих зайцев отправлю, как, думаешь, он отреагирует?

— Посмеется, наверное, — обернулась жена и улыбнулась своей самой милой на свете улыбкой с кусочками овощей на зубах. — Ты постоянно кладешь всякие бумажки в стол, вот и ей хочется. Жалко тебе, что ли?

— Да ну тебя, — он хлопнул дверью и направился в комнату дочери. — Оля-я-я! Я сколько раз говорил, чтобы ты в мой стол не лазила? — появился отец на пороге детской комнаты.

Пятилетняя Оля сидела на полу, задумчиво меняла местами головы динозавров и кукол и делала вид, что не понимает, о чем речь. Отцу пришлось войти в комнату и сесть напротив своего потомка с косичками.

— Я не хочу портить стол и врезать замки, но, если ты продолжишь мне подкладывать свои рисунки, я это сделаю, — строго посмотрел он на дочь, но та не подняла глаз, продолжая играть. — Слышишь меня? Стол ― для взрослых. Не нужно туда ничего класть. Я ругаться буду, — он отобрал тираннозавра с шикарным бюстом, и только тогда дочка подняла на него красное от стыда лицо.

— Прости, пап, я не буду больше…

— Хорошо, — все еще борясь с раздражением, улыбнулся Никита и вернул игрушку на место, а затем покинул комнату.

***

— Тебе точно нужно ехать? — схватила Катя за руку мужа, когда тот складывал документы в портфель. — Я смотрела прогноз: там, где вы будете ехать, до минус шестидесяти передают. А если машина встанет? Я в интернете читала, как люди замерзают насмерть прямо на дороге...

— Кать, ты интернет меньше читай ― жить станет проще. Лучше рубашку мне погладь.

Никита закончил разбираться с портфелем и, прежде чем закрыть его, отправился за паспортом.

— Почему на самолете нельзя? — не отставала жена, раскладывая гладильную доску и пытаясь одновременно попасть адаптером утюга в узкие ноздри розетки. Когда она волновалась, то всегда включала режим многозадачности, с которым справлялась как старенький смартфон — кое-как.

— Потому что фирма мне не оплачивает перелет, раз у нас машина все равно едет на объект, — он объяснял это таким тоном, каким врач объясняет пациенту, почему нельзя заниматься самолечением при диабете.

— Давай сами билеты купим!

— Ну и смысл тогда мне в эту командировку ехать? Ради билетов?! — вспыхнул Никита, запихивая паспорт и закрывая портфель. — Всё, закрыли тему.

Через пятнадцать минут он уже был по ту сторону двери. Они даже не успели посидеть на дорожку, так сильно он спешил. Катя поежилась, словно ощутила дуновение морозного ветра, и без всякой надобности пошла готовить вторую кастрюлю супа.

***

— Всё, ля! Приехали, ля… — ударив по рулю, водитель откинулся на спинку сиденья, когда машина начала отрывисто хрипеть и задыхаться.

— В каком смысле — приехали? — выдавил из себя Никита, глядя на пустую трассу, уходящую в белое марево горизонта.

— В прямом, ля! Вот тебе и присадки в топливо, ля…

После этих слов грузовик в последний раз кашлянул, дернулся, проехал накатом несколько метров и уснул.

— Мне в девять надо уже быть на месте! — глянул Никита на электронные часы, закрепленные на панели.

— Ага, будешь. Вот только не знаю, в каком виде и в какие именно девять. Возможно, в девять утра и в виде эскимо.

Закутавшись поглубже в пуховик и натянув рукавицы, шофер выскочил из кабины, оставив Никиту наедине со своими мыслями. Мужчина глянул на быстро разряжающийся телефон и понял, что сеть в этих краях ― такое же редкое явление, как, скажем, ананасы.

Через час, когда мороз принес отнюдь не новогодние подарки, а ощущение безысходности, Никита начал паниковать.

— Нет у меня связи со спутником. Не знаю я, как тут ездят машины, может, никто и не проедет мимо. Нет, у меня нет с собой специальных обогревателей и эскимосских костюмов, — лениво отвечал шофер на вопросы пассажира, когда тот вылез к нему на улицу.

— А что тогда будем делать? — приплясывая на месте, спросил Никита.

— Кабина не поднимается, фильтр не заменить. Сейчас я дожгу еще полбаллона, и если кисель в баке не разогреется, то начнем жечь.

— Чего жечь? — испугался Никита.

— Всё, что под руку попадется, главное… — водитель не успел договорить, как снова сорвался на крик. — Всё, приехали, ля! — он с силой пнул паяльную лампу, — газ закончился. Теперь и огонь разводить нечем.

— Вы в первый раз, что ли, в таких местах?! — никак не мог поверить в безвыходность ситуации Никита, чьи конечности уже начинали превращаться в хрусталь.

— Второй. Я предупреждал начальство, что надо подождать, пока мороз спадет. А вы, думаю, сами знаете, как у нас, ля, бывает, — он посмотрел на Никиту своими заиндевевшими глазами. — Надо огонь разводить, чтобы не окочуриться.

— Так что будем жечь? — повторил Никита вопрос, глянув по сторонам и не обнаружив посреди степи ни одного дерева.

— Всё будем жечь, — подтвердил его подозрения водитель, — только у нас газ закончился раньше времени, ля. Нужна бумага или топливо какое.

Удача сегодня отвлеклась на что-то более интересное, совсем не обращая внимания на замерзающих путешественников ― Никиту и его неподготовленного водителя. Достав запасное колесо и обложив его какой-то ветошью из салона, водитель смочил тряпку остатками моторного масла, что нашел у себя в ящике, и попытался поджечь, но колючий ветерок то и дело задувал кисточку огня.

— Я видел у вас там целый портфель с бумагами, — обратился он к Никите ослабевшим голосом.

— Еще чего. Там оригиналы документов со всеми печатями. Проще замерзнуть прямо тут, чем приехать хотя бы без одного из них.

— Ты дурак, ля? Твоя мечта вот-вот сбудется! — не выдержал водитель.

Никита еще некоторое время постоял на месте, надеясь на чудо. Тем временем вечно сонное зимнее солнце уже падало под одеяло и собиралось как следует вздремнуть.

Забравшись в кабину, Никита непослушными пальцами достал из портфеля папку с документами. С белых страниц на него коршунами смотрели самые серьезные имена и автографы, которые только можно было представить. Никита судорожно выбирал самый безобидный из листов, надеясь сохранить не только жизнь, но и доверие начальства. Пока не наткнулся на солнце.

Удивлению и радости не было предела. Среди черного леса бездушных букв и цифр появилось самое настоящее лето: зеленая травка, синие облачка; почему-то красный дым валил из оранжевой печки кривого прозрачного домика, и всё это согревалось лучами овального желтого солнца. Казалось, что даже в кабине на пару секунд воцарился настоящий июльский зной.

— Эх, Оля, в стол нельзя, значит, а в портфель можно, — не без труда растянул в улыбке свои треснувшие губы Никита, а затем поцеловал рисунок и поспешил к водителю. Он столько раз ворчал на Олю, что та лезет со своей мазней, а тут впервые почувствовал стыд за свои слова и мысли. Ребенок, возможно, спас его. От этих мыслей слезы сами наворачивались, но тут же залепляли глаза полупрозрачным стеклом. Как же ему сейчас хотелось оказаться дома и извиниться за всё перед родными! Через пять минут небольшое солнце озарило участок трассы, где двое мужчин грелись в его лучах и купались в его магнитных волнах.

Вскоре удача искоса взглянула на черную копоть, поднимающуюся к небу, и решила-таки сжалиться над коченеющими страдальцами ― индейский сигнал был замечен.

Бригада спасателей приехала до того, как водитель открутил последний болт от пассажирского сиденья, чтобы бросить его в костер. Всё остальное, что можно было открутить или снять, уже было переварено голодным пламенем.

***

— Ну ты и тип, конечно, Верещагин! Как ты умудрился документы-то спасти? Я бы не раздумывая бросил их в топку в первую очередь, — восхищался по телефону хозяин фирмы, когда Никита добрался до места и рассказал о часах, проведенных на ледяном пороге смерти.

— Как можно, Пал Борисыч! Вы же сами говорили, что за эти бумаги можно головы лишиться…

— Ну не до фанатизма же доводить. Обратно самолетом полетишь. И еще… Ну, в общем, потом решим с твоей премией. Ты молодец!

***

— Ты идиот! — накричала Катя по телефону на мужа, когда он рассказал о произошедшем. — Я же тебя предупреждала, говорила, чтобы ты не ездил! Ты же мог… мог замерзнуть насмерть! Совсем насмерть, понимаешь?

— Кать, ну логично, что совсем насмерть, ― по-другому и не бывает. Но я бы все равно не замерз.

— Откуда такая уверенность?

— У меня с собой обогреватель был в виде солнышка. Оно меня и грело.

— Какого еще солнышка? Ты там точно мозг не отморозил?

— Точно, — улыбнулся Никита сам себе. — Ты можешь одну просьбу для меня выполнить?

— Да хоть сто… Господи, слава богу, ты живой. В жизни больше не поедешь никуда…

Он дождался, когда последнее ее слово растворится в тишине и только потом заговорил:

— На шкафу лежат ключи от стола, можешь открыть все ящики?

— Ящики? Так Оля только этого и ждет… Она же тебя в прошлый раз так и не послушала. Приедешь, а у тебя всё будет забито рисунками.

— Я надеюсь. И передай ей спасибо за солнце. Я до сих пор чувствую, как оно греет мои щеки.

— Странный ты какой-то. Но как хочешь. Я передам.

Александр Райн
Приглашаю вас в свой телеграм канал https://t.me/RaynAlexandr

Директор строительного магазина «Кузьмич» бил тревогу. Продажи падали, плохие отзывы на сайте оставляли даже модераторы, которые эти отзывы должны удалять; за последние две недели от корки до корки были исписаны три жалобные книги, одна вообще матерными стихами. Требовалось срочное и эффективное решение, но никто не мог его предложить. Сотрудники находились на пределе: хамили покупателям, строили козни друг другу, объединялись в кланы, распускали слухи.

— Я уже все перепробовал, — жаловался директор охраннице, когда очередной рабочий день подошел к концу.

— А что именно вы пробовали? — с искренним любопытством спросила девушка.

— Сначала ввел систему штрафов. Говорят, что нет ничего лучше, чем наказывать материально.

— И как, сработало?

Директор вздохнул, словно собирался раскусить капсулу с цианидом.

— Штрафов столько, что некоторые сотрудники уже передают их по наследству. Не помогает…

— А еще что?

— Отменил корпоративные скидки для нарушителей порядка.

— И?

— Подчиненные теперь просто воруют…

— Логично. Это всё?

— Я бы начал их увольнять, едрить-колотить. Таких охламонов нельзя держать в штате, но другие охламоны к нам не идут. А не охламонов мы не потянем, эх… — директор машинально схватил с полки бутылку, открутил крышку и хотел было отпить прямо из горла, но охранница его остановила и отобрала обезжириватель.

— Спасибо, — вытер потекший нос мужчина. — Как вы думаете… — он прочитал имя на бейджике сотрудницы, — Юлия, что я мог бы еще сделать?

— Ну-у-у, я бы посоветовала поднять зарплату, давать больше выходных, ввести мотивирующую премию.

— Ну вы скажете тоже, мотивирующую премию, — злобно усмехнулся директор. — А чего попроще?

— Можно организовать корпоратив.

— Кор-по-ра-тив? — директор причмокнул языком, словно попробовал это слово на вкус, и задумчиво почесал подбородок. — А что, мысль неплохая. Совместный отдых укрепляет дружеские связи, а видео и фотографии после таких мероприятий можно использовать как шантаж. Юлечка, вы гений! А не хотите за пятипроцентную скидку на обои провести это самое мероприятие?

— Легко, — подозрительно быстро согласилась Юлия. — Я их в нашем охранном агентстве каждые три месяца провожу.

— И как? Помогает? — еще больше воодушевился директор.

— Не то слово. За год моей службы ни один охранник не уволился. Трое, правда, оказались в реанимации…

Последние слова директор пропустил мимо ушей, представляя, как скоро всё наладится, и прибыль снова станет поступать в кассу магазина вместо чеков с возвратами.

— Только давайте что-нибудь бюджетное, но практичное. Я не собираюсь этих разгильдяев кормить суши или бифштексами. Нам важно, чтобы люди не животы набили, а стали настоящей командой!

— Не проблема. В понедельник жду вас всех вот по этому адресу… — Юля нанесла координаты на чек, который подняла с пола. Уборщица давно перестала наводить чистоту в зале и, наоборот, даже приходила мусорить в знак протеста.

Директор бросился было, чтобы расцеловать охранницу, но девушка схватилась за табельный перцовый баллончик. Мужчина вежливо откланялся и, перепрыгнув через кассу, убежал домой.

***

Через несколько дней, сразу после окончания рабочего дня, старый автобус, нафаршированный злыми и уставшими сотрудниками «Кузьмича», прибыл по указанному Юлей адресу. Взмыленные и сонные люди в своих лучших, но неглаженых нарядах лениво выкатывались из транспорта, а когда все оказались снаружи, в воздухе повис немой вопрос: «Что происходит?»

Перед коллективом магазина раскинулся какой-то странный пустырь. Неподалеку виднелись руины бывшего склада, разворованного до такой степени, что даже плиты перекрытия кто-то умудрился увезти на свои дачи. Рядом с пустырем торчала двухэтажная будка.

Двери автобуса захлопнулись, и машина, взметая клубы пыли, рванула с места, оставив перепуганных людей на растерзание неизвестности. Тут из ниоткуда появилась Юля. Охранница была с ног до головы облачена в какие-то камуфляжные тряпки, в руках она держала странное оружие, а поперек груди на ней висела гирлянда из ручных гранат.

— Юлия, что происходит? — дрожащим голосом спросил директор.

— Корпоратив, Ваше Обойшество. Пейнтбол — лучшее средство для поднятия командного и любого другого духа.

Директор хотел было извиниться перед коллективом за то, что обратился за помощью к этой сумасшедшей, но, заметив горящие каким-то животным энтузиазмом глаза подчиненных, передумал.

Через полчаса все сотрудники, включая маленькую и сгорбленную уборщицу Лидию Павловну, стояли переодетые в спецодежду. По совету Юлии директор надел три бронежилета и две маски, но его вид всё равно не вызывал спокойствия за его жизнь.

Люди поделились на четыре команды: «продавцы», «кассиры», «офисные» и «обслуга». В последней была только Лидия Павловна, но женщина не сильно переживала. По ее словам, она с радостью расстреляет всех. Особенно хотелось разукрасить физиономии бухгалтеру и снабженцу за то, что те не выделяют ей деньги на новую швабру.

Юля собралась было объяснить правила и рассказать о технике безопасности, но никто, кроме директора, ее не слушал: люди рвались «отдыхать». Копившаяся годами злоба требовала выхода. И еще до того как команды разошлись по своим позициям, каждый хотя бы раз пустил яркую пулю в своего ближнего.

Раздался сигнал, началась игра. Продавцы никак не могли договориться между собой: кто будет в обороне, а кто пойдет в атаку. По старой магазинной привычке каждый хотел получить «клиента» первым, ведь только так в «Кузьмиче» можно было заработать хоть что-то. У кассиров было проще: инициативу не проявлял никто. Как и обычно, из пяти человек работал кто-то один, и тот двигался медленно, как кассовая лента, ожидая конца очередного дня.

Директор требовал от офисных стоять грудью на его защите, но когда в очередной раз моргнул, понял, что стои́т совершенно один и никто в действительности не готов прикрывать его задницу. Снабженец, к тому же, умудрился украсть у него половину оборудования, а бухгалтер закрыл на всё это глаза.

То там, то тут периодически раздавались крики. Перепуганный директор старался двигаться под покровом теней и забивался в какие-нибудь углы. В одном из таких укрытий он нашел своего зама, целующегося с кассиром Козловой.

— Это еще что такое? — возмутился Кузьмич. — Служебный роман?

— Так ведь корпоратив же, — пожали плечами сотрудники.

— Согласен, — сказал директор и, выпустив в каждого по одному «патрону», отправился дальше.

Несколько раз на него из-за угла вылетала уборщица и старалась нанести удар прикладом. Угомонить ее удавалось только гранатами и обещанием купить новую швабру, если женщина начнет играть по правилам.

Иногда на горизонте появлялась Юля. Охранница и здесь выполняла свои обычные функции: защищала слабых и предотвращала хищение клубного оборудования, за которое была в ответе.

После первого раунда люди стали работать слаженнее, начали продумывать тактику и договорились о том, что нет смысла враждовать, а лучше всем вместе найти начальника и выпустить в него пару баллонов.

— Надо заканчивать! Они же меня прикончат! — налетел директор на Юлю, заметив, как подчиненные без стеснения обсуждают его расстрел.

— Но вы же сами хотели, чтобы они стали командой. Заслужите уважение, покажите, что вы готовы с достоинством вытерпеть отбитые органы. Ведь если вас не будут уважать подчиненные, то другие органы, нагрянув в ваш магазин, легко настроят против вас сотрудников, чтобы те сдали вас с потрохами. Не бойтесь, я прикрою.

Директор кивнул, и тут же ему в «лобовое стекло» прилетело два шарика, которые залепили весь обзор. Следующие пятнадцать минут полуслепой Кузьмич плелся за Юлей, как дрожащий хвост. Охранница ловко уклонялась от выстрелов и метко отстреливалась, чего не скажешь о начальнике. Ему пришлось туго, но мужчина вытерпел всё ради благополучия фирмы. И действительно, сотрудники стали его уважать, а кассиры даже пригласили в свою команду.

Корпоратив затянулся до глубоких сумерек. Только когда весь пар был выпущен, а краска насквозь пропитала людей, руины бывшего склада и ближайшие деревья, Юля объявила окончание мероприятия. В это время как раз подъехал автобус. Дорога домой была наполнена громким смехом, обсуждением игры и даже легкой романтикой. Директор «Кузьмича» сам не заметил, как влился в общую беседу. Люди подкалывали друг друга, ввязывались в дружеские споры и договаривались, как будут действовать в следующий раз, когда снова соберутся на полигоне.

— Спасибо, — шепнул начальник Юле и хотел было ее обнять, но та снова сделала вид, что тянется к оружию, и Кузьмич, улыбнувшись, отпрянул.

***

На следующий день в магазине прошла первая в его истории бесконфликтная смена. Волны негатива разбивались о крепкие камни спокойствия сотрудников. Даже когда клиенты ругались, что саморезы из «Кузьмича» не забиваются простым топором, а краска по дереву неравномерно ложится на клен, растущий в их дворе, продавцы спокойно проводили свою консультацию и не повышали голос.

В конце дня, сдав выручку, кассиры показали неплохой результат, а уборщица Лидия Павловна с широкой улыбкой на лице так натерла полы новой шваброй, что несколько человек навернулись.

Следующим утром директор на радостях пообещал, что если такая атмосфера продержится в магазине до конца месяца, то всем будет выдана минимальная премия и скидка на обои, а к концу отчетного квартала будет организован еще один корпоратив. Но в итоге, поругавшись дома с женой, сам не удержался и уже в следующие выходные позвал всех сотрудников на полигон.

Вскоре интернет и книга жалоб увидели первые положительные отзывы о «Кузьмиче».

Александр Райн

Подписывайтесь на мой тг канал, чтобы не пропустить новости о выходе книг и выступлениях https://t.me/RaynAlexandr

На судьбофон Хлебова поступила срочная заявка: «Требуется подкрепление». Его сняли прямо с объекта, заменив каким-то несуразным новичком.

Обычно за техниками судьбы закрепляют максимум семь человек. В некоторых случаях, где вместе проживают множество родственников, доходит до восьми, но вот чтобы за клиентом было закреплено больше одного техника, — такое встречалось крайне редко.

Поэтому случай с Ольгой Прокофьевной Набекрень был из ряда вон выходящим. За ней было закреплено двенадцать техников, а Хлебов должен был стать тринадцатым в этой чертовой дюжине.

Не успел он перекинуть ногу через распахнутое настежь окно, как его тут же остановил чей-то громкий шепот:

— Не наступай на пол!

— Это еще почему? — удивился Хлебов и подался было вперед.

— Ты глухой, что ли?! Не наступай, пока не высохнет! — зашипели на него с разных сторон, и техник послушно вернулся на подоконник.

— Да что происходит? И почему вы шепчетесь?

— Она полы только недавно вымыла, и нельзя, чтобы она нас услышала, — доносились голоса со всех сторон.

— Вы шутите? Мы техники судеб, нас не видно и не слышно.

Хлебов спрыгнул с подоконника и уверенно пошлепал в центр комнаты. Он успел сделать два или три шага, прежде чем услышал тяжелый, как приговор судьи, голос:

— Если это нечистая сила, то у меня есть чистящее средство.

«Быть не может, — подумал про себя Хлебов, — идиотские шутки какие-то». Он сделал еще шаг, и в нос его ударил «Мистер Мускул», причем буквально. Огромных размеров женщина в переднике выросла посреди комнаты. В руках она держала средство для мытья полов и шабру с тряпкой, которая напоминала размерами парус какой-нибудь бригантины.

— Вы что, видите меня? — спросил Хлебов и хотел было помахать рукой перед лицом женщины, но тут понял, что уже держит ведро с водой и швабру.

— Мыть от окна к выходу, — послышалось в ответ. — Через пятнадцать минут проверю.

Опустив ведро на пол, Хлебов дрожащими руками достал из кармана баллончик с сонным газом и распылил в лицо клиентки. Ольга Прокофьевна зевнула с таким наслаждением, что Хлебов не удержался и зевнул в ответ, отчего челюсть его свело.

Порции газа хватило только на закрытие одного глаза госпожи Набекрень. Вторым она продолжала бодрствовать и следить за порядком. Хлебову ничего не оставалось, кроме как начать уборку, за которой он провел остаток ночи, так и не выполнив ни одного задания. Только когда квартира засияла чистотой, Набекрень потеряла к технику всякий интерес и улеглась в кровать.

На следующую заявку Хлебов прибыл уже со сменной обувью. Квартира Ольги Прокофьевны напоминала стратегический объект. Техники были поделены на бригады, работали с чертежами и профессиональным инструментом, а на головах носили каски.

— Так она видит нас или нет? — спросил Хлебов у одного из коллег.

— Понятия не имею. Может, и не видит. Но ее пылесос способен всосать плохую ауру, а утюг разглаживает негативные волны. Мы стараемся, но с каждым годом все сложнее.

Он не врал. Эта женщина никак не поддавалась на уловки судьбы и легко меняла ее по своему усмотрению. К примеру, утром она должна была сломать мизинец о ножку кресла и отправиться на рентген. Но вместо этого Ольга Прокофьевна сломала мизинцем ножку этого самого кресла, а затем починила и заодно перетянула старую мебель.

Начальство давило на техников и требовало результатов. Хлебов, как и все остальные, получил предупреждение и был на грани понижения зарплаты. А еще, как назло, судьба у женщины была очень непростая, и было очень неприятно, что плевать она на это хотела.

В тот вечер, когда бригада техников получила задание, гласившее, что Набекрень должна стать жертвой преступления, уволились четверо. Только отчаянный идиот мог решиться нанести удар женщине, способной поменять смеситель, не перекрывая воду и не намочив при этом фартук. Обман Ольга Прокофьевна чувствовала по запаху, а любые разводы лечила интенсивным втиранием уксуса, будь то зеркало в ванной, одобрение микрокредита или разрыв брака с целью подлой выгоды. Телефонные мошенники никогда не набирали ее номер, а если звонил робот, то, вопреки программе, он начинал диалог с извинений и просил не горячиться.

Когда стало понятно, что с виртуальными разбойниками каши не сваришь, пришлось думать насчет классических. Сексуальных маньяков отмели сразу. Тяжелоатлеты подобными вещами не занимались, а другие весовые категории попросту не рискнули бы, даже действуя в команде.

В работе техников, как и в любой другой, есть свои лазейки, а поскольку характер преступления не был обозначен, интерпретировать задание можно было по-разному. Хлебов выступил с инициативой и предложил самый безопасный вариант — воровство.

Пока Набекрень находилась на службе, любой человек мог легко попасть к ней домой и стянуть что-то без риска для собственного здоровья. Никакой сигнализации в маленькой квартирке не имелось, и вор мог проникнуть при помощи обычной фомки.

Один из техников по фамилии Микробов предложил своего подопечного, вора Ирискина, которого не было жалко и у которого весь распорядок дня состоял сплошь из преступлений. Ирискин являлся мастером спорта по негодяйству. Он мог обворовать детский дом, подделать подпись слепой матери в завещании и съесть последнюю котлету, даже не моргнув. Для такого подонка обворовать одинокую женщину — то же самое, что не заплатить за проезд, — легко и просто.

Личный техник Ирискина явился ему во плоти и представился давним знакомым, а затем поведал о некоей квартире, в которой полно золота. Глаза вора загорелись, он без конца облизывался, как таксист, узнавший, что в его городе будет проходить чемпионат мира по футболу. Трудно было не согласиться.

Набекрень ушла на работу с первыми лучами солнца, заперев дверь на один оборот ключа. Ирискин выполз из тени мусоропровода, как таракан, и без предварительных ласк сунул фомку прямо в зазор между косяком и дверью. Раздался хруст. От косяка отвалился кусочек дерева.

Через секунду вор стоял на пороге пустой квартиры, даже не подозревая, что за ним с замиранием сердца наблюдают девять человек. Ожидая шоу, кто-то из техников даже принес еду и напитки.

Ирискин сделал шаг и на минуту ослеп от царящей внутри чистоты. После того как зрение вернулось, он повернул голову и увидел коробку с бахилами и надпись: «Оставь грязную обувь всяк сюда входящий». Изумленный вор проигнорировал просьбу и проник вглубь жилья, напоминающего келью: деревянная кровать без матраса, окна без штор, старый холодильник, кресло и книжный шкаф. Шестое чувство Ирискина подсказывало ему, что это подстава. Это же шестое чувство ему потом отбили так, что он неделю мог направлять им корабли в тумане. Ну а пока вор осматривался. Золото в большом количестве действительно нашлось, вот только радости оно как-то не принесло.

Кубки, медали и оливковые ветви за первые места по кикбоксингу, айкидо, дзюдо, греко-римской борьбе, ММА, водному поло и шахматам занимали два ряда полок и были получены в одни и те же годы. Напрашивалось несколько выводов: либо здесь проживает организатор Олимпийских игр, либо человек, способный поставить мат в четыре хода на татами.

Несмотря на страх, Ирискин сгреб кубки в мешок и отправился на кухню, желая подкрепиться.

Техники беззвучно кричали, умоляя как можно скорее уносить ноги, но мужчина не слышал их, а в плохие предчувствия, которые ему насылали служители судьбы, не верил. В холодильнике он обнаружил одинокий печеночный торт. Вор никогда бы не стал есть такое, но во время работы у него всегда разгорался аппетит. Поморщившись, он откусил от блюда прямо с общей тарелки. На секунду мир куда-то исчез. Целая палитра ощущений ворвалась в сознание мужчины и разнесла его на атомы. Нежный, насыщенный и совершенно сбалансированный вкус вызывали восторг и даже легкие галлюцинации. Казалось, что этот торт приготовили ангелы на солнечных лучах из радуги и нектара амброзии. Ирискин кусал еще и еще, не в силах остановиться; он поедал торт, как жадный ребенок, не желающий делиться с друзьями на дне своего рождения.

— Возьмите нож, — раздался звук, напоминающий сигнал прибытия лайнера в порт.

В зеркальном отражении холодильника перемазанный майонезом Ирискин увидел взгляд, переполненный спокойствия и сочувствия.

В этот момент техник Хлебов понял, что в следующем месяце придется потуже затянуть поясок. Рок судьбы преследовал Ольгу Прокофьевну как мог, но женщина предпочитала ритм-энд-блюз.

— А вы разве не на работе? — спросил Ирискин с той же интонацией, с какой студент консерватории просит прикурить у хулигана в подворотне.

— Я работу на дом взяла, — холодно ответила женщина.

— Вы же вроде уборщица, — сглотнул вор.

— Я могу следить за порядком дистанционно, — показала хозяйка квартиры на рацию и, нажав кнопку, сказала: «Приём».

В ответ тут же раздался голос: «У нас всё чисто, рабочие трудятся очень аккуратно, ни одна соринка мимо не упала за время вашего отсутствия, будьте спокойны», — продрожал голос в трубке.

— А кто там на связи? — спросил Ирискин.

— Директор цементного завода. Садитесь за стол, я вам наложу, — сказала Набекрень и ласково подняла вора за шкирку, чтобы обуть его в бахилы.

Ирискин вынул было фомку и сделал грозное лицо. Ольга Прокофьевна поблагодарила его и, забрав оружие, достала им из своего зуба кусочек мяса, а затем усадила вора за стол и подала ему порцию торта и вилку. Но у Ирискина кусок в горло не лез.

— Я так полагаю, вы ко мне на урок пришли записаться? — спросила женщина.

— На урок?

— Да, на кадриль. Я подавала объявление. Иначе зачем еще вы можете быть здесь в шесть тридцать утра. Вы ведь очень хотели научиться танцевать и не дождались меня, а на телефон звонить постеснялись, я правильно понимаю? — спросила хозяйка квартиры. Отрицательного ответа здесь в принципе не существовало, и Ирискин кивнул. — Вставайте, начнем, — забрала Ольга Прокофьевна тарелку у гостя и тазом отодвинула огромный стол.

— Хлебов, есть какие-то идеи? — спросил один из техников.

— Нет. Но может, он ее схватит за какое-то непотребство.

— Не дотянется. Руки коротковаты. А вот если она вдруг на него наступит… Тогда нам придется писать объяснительную, а Микробов без своего клиента останется.

Микробов хоть и не жалел Ирискина, но от волнения стал дергаться и заламывать пальцы.

Набекрень достала из кухонного шкафа старый музыкальный центр и нажала на кнопку. Комнату тут же заполнили басы какого-то ритмичного трэпа.

— Прошу прощения, по средам у меня занятия по тверкингу, — сказала женщина и переключила музыку.

«Тверкинг?» — задал немой вопрос Хлебов, глядя на техников, и те обреченно закивали.

Несмотря на свой грозный вид и комплекцию бронепоезда, Ольга Прокофьевна двигалась легко и изящно. Она порхала и кружила, как мотылек возле костра, а в этом костре горело полено по фамилии Ирискин. Он двигался неуклюже, не попадал в ритм, потел, будто занятие проходило в бане, а еще ноги в бахилах постоянно разъезжались на зеркальном полу. Но Набекрень это не смущало. Она постоянно ускоряла темп, отбивала ритм и крутилась так, что, казалось, разгоняла ход земли. Когда вестибулярный аппарат Ирискина напомнил хозяину, что тот не космонавт и перегрузы могут убить, вор упал на пол и заплакал. Набекрень бросила ему на грудь фомку и предложила вернуть с ее помощью дверному косяку прежний вид.

— Как закончите, я научу вас делать печеночный торт, а потом запишу на следующее занятие.

— Микробов, он же не придет на следующее занятие, так? — с надеждой спросил Хлебов.

Техник Ирискина достал судьбофон и увидел семнадцать новых сообщений. Вору было суждено заниматься кадрилью восемь месяцев, не считая выступления на Дне семьи.

Когда вор закончил с возмещением ущерба и вернул все награды на место, Набекрень отпустила его, а сама отправилась на вторую работу.

— Ну и что мы будем делать? — спросил Хлебов, когда стало ясно, что Ольга Прокофьевна — полный антоним слову «жертва».

— А ничего не будем! Он справился! — заявил кто-то из техников дрожащим от радости голосом. — Украл медаль. Вернее, забыл выложить.

Техники проверили свои судьбофоны и, убедившись, что рядом с заданием стоит зеленая галочка, облегченно выдохнули.

Хлебов тоже расслабился. Наконец-то можно было возвращаться к своим заботам и проблемам. Но перед уходом всё же спросил:

— Так какую медаль он в итоге стянул?

— «За волю к победе».

— Больше похоже, что он ее заслужил.

Через неделю судьба снова взывала к Хлебову: Ольга Прокофьевна должна была пойти на свидание.

рассказ из серии "техники судьбы"

Александр Райн
Добавляйтесь в мой тг канал, там я делаюсь рассказами, историями их жизни и рассказываю о выходе новых книг https://t.me/RaynAlexandr

Семенова начала откладывать на похороны сильно заблаговременно. Причиной тому послужило пятно, обнаруженное на флюорографии двадцать лет назад. В тот же год врачи ее успокоили повторным снимком и целым мешком безупречных анализов, но она все равно решила приготовиться заранее, а потом откладывала уже по привычке.

За двадцать лет Семенова смогла накопить на хорошую двухкомнатную евромогилу с кондиционером, интернетом и отдельным тамбуром, но анализы по-прежнему были идеальны. Смерть не спешила к ней на рандеву.

Как-то раз к Семеновой пришли псевдогазовщики и чуть не отобрали сбережения. Благо их приход совпал с реальной проверкой газовой компании. Продюсеры телепередач неплохо бы заплатили за такой сюжет. Скандал состоялся на кухне. Семенова завидовала своей газовой колонке. Женщина тоже могла бы зажечь как следует, но ей бы ни за что не перепало столько мужского внимания, сколько досталось бездушному прибору. В порыве ревности она прогнала всех трофейным ружьем, оставшимся от мужа, а сама с тех пор перешла на электричество.

Когда стало ясно, что накопления могут пропасть в любой момент в кармане какого-нибудь жулика, у Семеновой заныло сердце. Столько лет ограничений ― и ради чего? Деньги ей опротивели, хотелось срочно от них избавиться и хоть как-то компенсировать упущенное время.

Заграничные поездки, прыжки с парашютом из космоса в Карибское море и прочие Эвересты не вдохновляли. Дополнительная недвижимость отпугивала. Хватит и той, что была изначальной целью накоплений.

Женщина выглянула в окно и увидела своего милого немецкого старичка. Жук-коррозийник доедал пороги и арки колченогого «Опеля» Семеновой и уже покушался на двери. Решено: нужен автомобиль. Но какой?

Наша героиня сложила деньги разных номиналов, включая монеты, в спортивную сумку, туда же запихнула трофейное ружье, надела свою каракулевую шубу, поправила берет и потопала в ближайший автосалон. В машинах она не разбиралась, а всяким улыбающимся доброжелателям и прочим эффективным менеджерам зареклась доверять после истории с газовщиками. Когда ей пытались всучить что-то, она перезаряжала ружье, и мошкара с бейджиками ненадолго разлеталась, чтобы перегруппироваться.

Выбор был сделан по простой логике: чем больше, тем лучше. Если бы в продаже был БелАЗ, клиентка, не раздумывая, взяла бы его. Но были только джипы. Семенова купила самый дорогой, самый большой и самый вездеходный. Финансов хватило и даже осталось на пару лет заправки. Впервые в истории вооруженный человек с сумкой подошел к кассе, чтобы отдать деньги, а не забрать.

За рулем огромного джипа маленькая и худая Семенова выглядела нелепо: как пятилетний ребенок, напяливший пальто и ботинки отца. Но разницу на дороге она ощутила сразу. Никто не зажимал, не пытался подрезать; автобусы не стартовали с места, чтобы выдавить своей массой, когда Семенова проезжала мимо них по соседней полосе. Молодые девицы, рассекающие на арендованных авто с сигаретой между пальцами, смотрели с завистью, а из заснеженного двора Семенова вылетала, как артист из цирковой пушки.

Впервые в жизни эта невзрачная пожилая дама буквально смотрела на людей сверху вниз, а не наоборот, и ей это нравилось. Покупка была удачной. От сердца отлегло.

Но радость быстро сошла на нет. Какой смысл покупать дорогой рыбацкий набор, если ты выходишь на озеро лишь раз в год? Семенова выезжала редко. Продукты, аптеки, парикмахерские — все это находилось в шаговой доступности. Раз в неделю женщина отправлялась в соседний район к своей подружке или ездила на другой конец города за любимыми эклерами. Были и поездки в театр, где она смотрела представления, которые ей были совершенно безразличны.

Бо́льшую часть времени машина занимала два парковочных места во дворе рядом со старшим братом «Опелем» и собирала на себе сугробы. Семенова задумалась о продаже.

Как-то раз женщина отправилась на оптовый рынок за мешком картошки. Дорога пролегала через небольшую лесополосу, которую не успели расчистить после недавнего снегопада. Женщина ехала аккуратно и подпевала своим колонкам. Новая резина хорошо справлялась с наледью и снегом, Семенова и машина чувствовали себя вполне уверенно. Впереди что-то мигало. Водительница заметила две петляющие полосы на дороге. Вскоре показалась выброшенная на обочину и севшая на пузо машина, а также водитель, раскапывающий своего железного питомца детской лопаткой.

Дед Мороз с его санями не вызвал бы столько радости у бедолаги, сколько этот полноприводный гигант. Мужчина замахал руками, и машина встала. Водителя не было видно ― казалось, что джип работает на автопилоте. Открылась дверь, вместе с теплом из салона вырвался голос Анны Герман. Вскоре из-за огромного кузова показалась женская фигура в каракулевой шубе и берете.

— Помочь? — улыбалась Семенова, щурясь от света собственных фар.

— А вы что, одна? — не мог поверить своим глазам потерпевший.

— Хотите пригласить на свидание?

— Нет, я про машину.

— Ой, простите, — махнула рукой Семенова и, виновато хихикнув, кивнула: — Одна.

— Ну ладно. Лучше, чем ничего, — пробубнил мужчина. — А у вас трос есть?

— Не знаю, надо в сумке глянуть, — растерялась Семенова и повернулась к двери.

— Я про буксировочный.

— Ой. А где его искать?

Мужчина тяжело вздохнул.

— Ладно, попробуем моим. Надеюсь, не порвется.

Семенова внимательно следила за тем, как мужчина связывает автомобили. Затем незнакомец дал короткую инструкцию по буксировке. Семенова слушала с умным видом и не перебивала.

— Ну что, начнем?

— Давайте, — улыбнулась женщина и вернулась за руль. Через пять минут лесополоса насквозь пропахла жженым сцеплением, но Семенова не сдавалась. Еще через десять минут, разобравшись с педалями и найдя глазами волшебную кнопку «4х4», женщина сделала новую попытку, и авто вылетело из снежной ловушки, как пробка из «Российского» шампанского. Мужчина рассыпался в благодарностях и подарил спасительнице единственное, что было под рукой, — абонемент в аквапарк.

Забыв про картошку, Семенова помчала на рынок, только не на продуктовый, а на автомобильный. Глаза ее были широко раскрыты, сердце колотилось, как у марафонца, а с лица не сходила азартная улыбка.

Доехав до места, Семенова купила трос. Там же ей посоветовали взять подкатной домкрат, который весил, как хозяйка авто. Ночью перевозбужденная женщина еле уснула, а утром ничего не могла делать. Мысли ее постоянно крутились вокруг ключей от джипа, лежащих в прихожей. Хотелось за руль, хотелось воспользоваться возможностями машины. Она сдалась.

На ее счастье, всю ночь валил снег, и с раннего утра в каждом дворе кто-то буксовал. В приоткрытое окно залетали манящие выхлопные газы. Едва продрав глаза, радостная Семенова бросилась на помощь. Она подъезжала к застрявшим, вылетала из своего джипа и, не тратя время на любезности, натягивала рукавички и разматывала трос. Сначала у нее получалось нелепо, пару раз она вставала боком, потом забыла, как цеплять крюк, и чуть не оторвала бамперы себе и другим; вместо лопаты по ошибке хваталась за ружье, и жертвы снегопада тут же падали на колени и обещали больше не застревать. Но вскоре женщину научили. Семенова моталась от заправки к дворам, дергала машины, общалась с людьми, получала благодарности. Вечером, уставшая и довольная собой, она возвращалась домой.

Постепенно багажник начал заполняться новыми инструментами для дворовой буксировки. Семенова купила хорошую лопату, провода для прикуривания и пакет перчаток. Но счастье длилось недолго. Вскоре дворы расчистили и вытягивать стало некого. Семенова начала чахнуть.

Как-то из новостей она случайно узнала про отряд «ЛизаАлерт», занимающийся спасением пропавшей в лесу лыжницы. Позвонив по указанному номеру, Семенова предложила помощь. Услышав слабый старческий голосок, молодые спасатели поблагодарили, но попросили не беспокоиться. Не хватало им, чтобы во время поисков пропал еще один пожилой человек.

Это прозвучало как вызов. Снарядившись теплыми одеялами, тремя термосами, залитыми под завязку чаем и коньяком, собрав аптечку и не забыв про ружье, женщина впервые вышла на ночную операцию, да еще и в зимний лес. Предприятие было рискованным, поэтому Семенова заехала на заправку. Так в арсенале появилась канистра с бензином.

Обессиленная и замерзшая лыжница Раиса Андреевна стояла возле большой сосны и держала лыжную палку наготове, как копье. Неподалеку кто-то рычал. Колени от страха и холода дрожали, зубы выбивали синкопированный ритм, всюду бегали воображаемые медведи.

Наконец где-то вдали за деревьями мелькнули два желтых глаза, рык разносился эхом, а еще, на удивление женщины, раздались слова песни «Надежда — мой компас земной». Лыжница не понимала, откуда идет звук, но надежда уже поселилась в ее сердце. Музыку выключили, рычание умолкло, двумя яркими лучами светился спасительный сигнал.

— Я тут! Помогите! — позвала потеряшка, и крик ее был услышан.

Каково же было удивление Раисы Андреевны, когда из пасти огромного черного зверя ей явилась Семенова. Еще больше женщина удивилась, когда обнаружила на пассажирском сиденье термос, ружье и эклеры.

— Это я от менеджеров всяких вожу, — объяснила спасительница. — Мало ли какая дичь в лесах водится.

Семенову представили к награде. Но не это оказалось для нее знаковым событием, а тот факт, что на женщину обратило внимание городское сообщество «4х4». Повелители болот и зыбучего песка сначала похвалили за смелость, а потом сразу же отругали неподготовленную водительницу за вылазку в зимнюю чащу. Начался процесс посвящения и тренировки.

На место штатного бампера был установлен усиленный, добавилась лебедка, в багажник легли сэнд-траки, заменился свет, появился шноркель, на пассажирском сиденье периодически возникал штурман.

За свою жизнь Семенова состояла в разных группах по интересам: бачата, живопись, скандинавская ходьба. Но нигде, кроме как среди любителей бездорожья, женщина не чувствовала себя по-настоящему живой и нужной. Не забывала она и про поисковые отряды, куда ее теперь охотно приглашали.

Мир отныне поделился надвое: тот, что доступен каждому, и тот, до которого не ведут обычные дороги.

***

Как-то раз после очередных соревнований Семенова отправилась на бесплатную диспансеризацию. Это была совершенно другая женщина, нежели много лет назад: потрепанная джинсовая безрукавка с пятнами масла и нашивками, короткая стильная стрижка; на загорелых руках ― татуировки вроде «Пока есть задница, приключения найдутся» и «Я знаю короткую дорогу».

По результатам обследования на флюорографии вновь было выявлено какое-то сомнительное пятно, требующее повторной проверки.

— Это мелководье, — махнула рукой Семенова. — Если что, перейдем вброд.

Александр Райн
приглашаю вас в свой тг канал. Там делюсь новостями о выходе книг и выступлениях https://t.me/RaynAlexandr

Дом номер 8 окутала непроглядная и нехарактерная для десяти утра тьма. Несмотря на июльскую жару и полный штиль, окна покрылись ледяными узорами, а флюгер на крыше безумно крутился, как счетчик при включенной микроволновке. Привидения со всех этажей вышли на общедомовое собрание.

— Вы, конечно, думаете, что я собрал вас всех здесь потому, что мне делать больше нечего, — завел монотонную речь седовласый председатель Укропов.

Жильцы дома номер 8 ответили скорбным молчанием, и только граф Слепнев, как обычно, крикнул что-то вроде:

— Да как ты, чумазый фетюк, смеешь меня вызывать на общедомовое собрание моего же дома?!

Но графа по привычке никто не слушал. А купец Новомордов (следующий после Слепнева владелец дома) тихонько хихикал над этими жалкими выпадами предшественника.

— Так вот, господа почившие, дело се-рь-ез-ное! — строго продолжил Укропов, и от его слов заколыхались отливы на окнах и тревожно завыл старый водосток.

— Что, опять новые провайдеры кабель-канал на лепнину закрепили? Или кто-то ущипнул консьержку за зад? Висюк, снова свои грязные ручонки распускаешь? — лениво зевало какое-то привидение.

— Да… Да за кого вы меня принимаете? — возмутился золотарь Висюк. — У нас уже десять лет консьерж! Илья Сергеевич! Бывший библиотекарь, женат. И у меня чистые руки, я их всегда с мылом мою. Мыл, вернее...

— Ти-ши-на, — спокойно потребовал Укропов. — Всё серьезно. У нас на носу ре-но-ва-ция.

От чужеродного слова по толпе прошелся тревожный шепот.

— Какая такая реновация? — забеспокоились жители бывшей коммунальной квартиры номер 7.

— Обычная. Здание признано аварийным. Идет под снос. Нас всех, — председатель рассек воздух рукой, — вместе с историей дома на задворки этой самой истории. Даже ваши именные таблички, господа Слепнев и Новомордов, не спасут.

— Что значит не спасут?! — встрепенулся Новомордов. — Да я за свой счет в этот дом водопровод запустил! Да при мне тут наконец-то рукомойники появились и какая-никакая канализация!

— Пф-ф, вот уж действительно никакая, — брезгливо фыркнул хирург Топоров. — Я даже после смерти до сих пор этот запах чувствую.

— А ну, заткнись, коновал! — взвизгнул Новомордов. — Это всё Слепнев виноват, довел дом до аварийного состояния!

— Как вы смеете?! — бухтел граф. — Я умер сто пятьдесят лет назад!

— Так, господа не-у-по-ко-ен-ны-е, давайте не будем опять всё превращать в ба-ла-ган, — требовал Укропов, но было поздно: хирург и купец уже схлестнулись в бестолковой драке. Трудно разбить в кровь нос, когда крови нет, но джентльмен хотя бы должен попытаться.

— Брейк! Хва-тит! Мы должны объединиться, если не хотим по новостройкам разъехаться.

— Ах, только не это, — схватилась за голову скрипачка Танечка из одиннадцатой квартиры, точно ощутила приступ мигрени. — Только недавно привыкла к этим проклятым домофонам, а тут такое… Я слышала, что в этих новостройках стены толщиной со смычок. Как же я вся помещусь внутри них? Как же я буду играть?

— Зато слышимость такая, что одним куплетом на этой скрипке можно половину дома с ума свести, ей богу. Уж лучше круглые сутки слушать домофон или рёв из прямотока какого-нибудь БМВ, чем это невротическое пиликание, — вполголоса съязвила жена хирурга, но ее услышали все.

— Вам просто завидно, — обиделась Танечка. — Это от вашего плохого настроения штукатурка отлетает с фасада и плесень из всех щелей лезет.

Как ни старался Укропов, собрание приняло свой обычный враждебный формат. Жена хирурга таскала за волосы Танечку, граф и купец пытались стреляться, соседи бывших коммуналок плевали друг другу под ноги, а золотарь Висюк щипал всех за зад.

Выпустив пар, призраки настроились на диалог.

— Так что вы хотите? — спросил Новомордов, изваляв боливар графа в грязи.

— Я жду предложений от вас, — обвел взглядом присутствующих Укропов. — Вы самые уважаемые люди этого дома, начиная со времен его основания… — еще не договорив фразу до конца, он понимал, что дом обречен.

— А может, по старинке? Изведем всех страхом, — проскрипела швея Инна Семеновна, такая же старая и аварийная, как несчастный дом.

— Вы отстали от жизни. Что для людей ваши шорканья, вздохи и завывания, когда от нынешних новостей даже у меня нервный тик начинается, — ответил ей безголовый призрак Баранович. — Да и не пугать, очевидно, надо, а наоборот, привлекать.

Тут наперебой посыпались разные предложения и инициативы, такие как: калечить строителей, силой удерживать жильцов на местах; более продвинутые предлагали обратиться за помощью в гугл, менее продвинутые — в земство. В какой-то момент вперед вышел граф. Лицо его изображало надменное спокойствие и какую-то бесящую уверенность.

— Расходитесь, невежи, я решу ваш нелепый детский вопрос, — презрительно фыркнул Слепнев. — У меня есть сбережения. Целый клад распихан по углам дома. В подвале, на чердаке, под полом есть золото, жемчуга, ценные бумаги…

— Не хочется вас огорчать, светлейший, но про этот клад только слепой не знал, — прервал эту пафосную речь Топоров. — Давно уже все проиграно в карты, потрачено на вино и отдано за долги.

Тут все присутствующие согласно закивали, отчего у графа чуть не случился второй сердечный приступ.

— Значит, это ко-нец, — обреченно повесил нос председатель. — Я, конечно, вас всех искренне не-на-ви-жу, но буду скучать.

Внезапно, словно знак свыше, раздался голос:

— Очевидно же, что надо отремонтировать дом.

Все, кроме безголового Барановича, посмотрели наверх. Со второго этажа с ними говорил прораб Сергей Петрович, куривший в открытое окно. Мужчина был самым молодым призраком, почившим от рака легких в семидесятые годы двадцатого столетия. Курить он не бросил и после смерти ― теперь-то бояться нечего.

— Отремонтировать? У нас тут богема, пьяницы, вельможи и похотливый золотарь, или, как сказал председатель, лучшие люди, — напомнил хирург. — Строители мы так себе. Тут от пауков толку больше. Если бы не их паутина, всё бы давно развалилось.

— Вы забываете, я участвовал в создании первого проекта дома, — напомнил граф.

— А я проложил водопровод! — выпятил грудь купец.

— А я знаю каждую щель, — начал было Висюк, но тут его пинками загнали обратно на задние ряды собрания.

— Решено, — обреченно заключил Укропов, — ремонту быть.

После этих слов воодушевленные души разбрелись по своим углам, подвалам, чердакам и черным лестницам.

***

Этим же вечером современные жители дома номер 8 почувствовали связь с потусторонним.

В квартире номер 7, где раньше жил знаменитый хирург Топоров с женой, а ныне проживала бьюти-блогер и студентка парикмахерского колледжа Щекина, начались странные метаморфозы. В давно неработающей и покрывшейся трещинами голландской печи, которую Щекина использовала как фон для своих видео, вспыхнул огонь. Штукатурка на стенах вспучилась, оставляя борозды, показалась старая алюминиевая проводка. Забившись в угол, перепуганная Щекина вооружилась ножницами и начала рыдать.

— Федя, мы пугаем девочку, — показала Топорова мужу на заплаканную студентку.

— Она ежедневно пугает тысячи людей в интернете своим намалеванным лицом и писклявым голосом. Должен же быть какой-то баланс. Подай мне лучше клеммы и принеси раствор.

Новые провода и розетки хирург подключал интуитивно, не вырубая автоматы. Если бы он не был давно мертв, то погиб бы уже раз двадцать.

Тем временем этажом выше золотарь Висюк под наблюдением трех призраков-женщин замазывал щели в стенах, через которые он еще при жизни подсматривал за соседями. После этого ему было велено поклеить три новых слоя обоев. Интерьер менялся до неузнаваемости на глазах, но проживающий в квартире Висюка программист даже не замечал этих инноваций.

— Был бы у меня в свое время интернет, я бы тоже ни за кем не подглядывал, — с завистью вздыхал золотарь.

Граф Слепнев и купец Новомордов взялись за парадное и за фасад. Эти двое ходили и ничего не ремонтировали. Они только спорили, пререкались, а иногда вызывали друг друга на дуэль. Отныне каждое утро старого консьержа Ильи Сергеевича было наполнено такими словами, как «остолбень», «негораздок», «барокко» и «модерн», в обед слышалась получасовая стрельба, а ближе к вечеру, когда бывшие домовладельцы мирились, наступало время высокопарных дифирамбов. Этот сериал длился две недели, пока за дело не взялся прораб со второго этажа. Не без чертовой матери был раздобыт проект реновации дома начала двадцатого века: по нему был восстановлен фасад и внутренняя отделка помещений, а также усилены все проблемные участки.

Не осталась в стороне и Танечка. Она была натура тонкая и даже после смерти не могла позволить страдать своим рукам. Поэтому Таня не работала, а играла на скрипке, отчего страдали все остальные. Ее талант заставлял призраков работать быстрее, так как Таня обещала играть до тех пор, пока ремонт не будет окончен.

Весь дом ходил ходуном. Живые думали, что сходят с ума. Воздух был наполнен пылью и гарью, сутки напролет что-то стучало, пилило, строгало и сверлило, а из вентиляционных шахт доносилась «веселая» музыка.

Через призванных жильцами дома экстрасенсов призраки обращались к живым. Они передавали послания. В основном это были списки: дюбель-гвозди, новые мастерки, нащельники, распределительные коробки, плиточный клей.

Вскоре дошло дело до фундамента и кровли. Постепенно дом из аварийного стал превращаться в просто неприглядный, потом дорос до неопрятного, а к окончанию второго месяца уже имел вид более-менее сносного жилья. Но даже дураку было ясно: как бы привидения ни старались, сроки все равно поджимали и на полное восстановление потребуется еще один лишний месяц, которого у них не было.

И когда на порог дома ступила комиссия, ставшие друг другу уже не просто коллегами по несчастью, но и забывшими старые обиды друзьями, призраки принялись прощаться.

Слепнев и Новомордов обменялись короткими джентельменскими кивками. Танечка и жена Топорова исцеловали друг дружке щеки, жильцы бывших коммунальных квартир обнимались и жали друг другу руки, и даже Висюка все обнимали и говорили, что будут по нему скучать.

— Скажите, а кто подавал заявку на реставрацию? — послышался радостный голос мужчины в дорогом костюме. — Тут же всё и так нормально! Есть мелкие недочеты, но это ерунда: тут подкрасить, там подмазать. Неделя делов. Как мы вообще смогли этот объект заполучить? — от радости он даже начал пританцовывать.

— О чем это он? — обратился к Укропову один из призраков. — Вы же сказали, что нас сносят.

— Я… Я думал… — заикался бывший председатель. — Думал, что речь о рас-се-ле-нии.

— Так это что получается? Дом и так должны были восстанавливать, — не мог поверить в услышанное Новомордов, — а мы сделали всю работу за этих крохоборов?!

— Ну ведь главное, что дом восстановлен, а мы стали друзьями! Мы научились работать вместе и поняли, что даже после смерти возможно оставаться людьми! Разве нет? — с надеждой в голосе обратился к бывшим жильцам председатель.

Обдумав его слова, все согласно закивали. Но не прошло и пяти минут, как в воздухе замелькали дуэльные пистолеты, раздались выстрелы, мат, а жена Топорова сомкнула руки на лебединой шее Танечки.

Дом номер 8 продолжил писать свою историю.

Александр Райн

В своем телеграм канале я рассказываю о новостях в творчестве и о выходе новых книг https://t.me/RaynAlexandr