Женился я по любви. И вот пришло время брать ипотеку. 20 лет сука. Жена работала всю жизнь в сфере образования. А эта сфера не предполагает денег. Я инженер на заводе. И вот я думаю. Если бы я женился на девушке с приданным в виде квартиры, то избежал бы 20 летнего рабства.
Так что молодые парни ищите девушку с деньгами. Не повторяйте моих ошибок.
А я готовлю документы на рабство.
Деньги — самый недооценённый инструмент доступности
Почему-то в обществе живёт странное убеждение: если человек с инвалидностью хочет денег — в этом есть что-то сомнительное. Как будто он должен просить исключительно «лечение», «реабилитацию» или «социальную поддержку», а желание финансовой свободы — это уже слишком.
Но давайте начистоту: деньги — это не роскошь, а самый прямой способ сделать жизнь доступнее.
Деньги решают то, что не исправит медицина
Да, они не избавят от боли, не вернут подвижность и не вылечат хроническое заболевание. Но они снимают сотни мелких барьеров, которые превращают жизнь в полосу препятствий:
Не можете водить? Такси, каршеринг, услуги перевозки — платите и едете.
Трудно готовить? Доставка готовой еды или сервисы подписки на рационы.
Особые диеты? Специализированные продукты есть, но они дороже.
Не справляетесь с уборкой? Клининг — и дом снова пригоден для жизни.
Квартира не адаптирована? Ремонт, пандус, умный дом — вопрос бюджета.
Это не капризы, а базовые потребности, которые для многих людей с инвалидностью становятся недостижимыми просто потому, что у них нет лишних средств.
Бедность + инвалидность = двойная изоляция
Разница между бедным и обеспеченным человеком с инвалидностью — как между жизнью в тюрьме и свободой передвижения.
Без денег ты заперт в четырёх стенах, зависишь от родственников, не можешь позволить себе даже элементарные удобства.
С деньгами ты можешь нанять помощника, купить нужные устройства, жить там, где есть инфраструктура, и просто дышать свободнее.
Это не про «купить счастье» — это про купить возможность жить, а не выживать.
Почему это табу?
Общество как будто ждёт, что человек с инвалидностью должен:
либо страдать «достойно», не требуя ничего, кроме милостыни;
либо мечтать только о здоровье, как будто деньги — это что-то постыдное.
Но разве здоровые люди отказываются от финансового благополучия? Нет. Тогда почему к инвалидам другой стандарт?
Хотеть денег — нормально.
Просить денег — нормально.
Бороться за финансовую независимость — нормально.
Деньги — не панацея, но кислород
Они не заменят здоровье, но дадут воздух для манёвра:
выбор, а не вынужденную беспомощность;
достойную жизнь, а не существование на подачки;
возможность тратить силы на что-то кроме выживания.
Так почему же мы делаем вид, что это «недостойная» цель?
Как вы думаете, почему общество так странно реагирует на финансовые запросы людей с инвалидностью?
Картина нового российского быта выглядит, прямо скажем, не самым радужным образом. Теперь почти половина клиентов микрофинансовых организаций вынуждена занимать деньги не на условные айфоны или отпуск в Турции, а на самые базовые потребности — еду, одежду и коммунальные платежи. Речь идет о том самом минимуме, без которого жизнь превращается в неприятное приключение.
Статистика МФО рисует довольно безрадостную картину современной российской действительности. В первой половине этого года 46% всех заявок в компании «Займер» пришлось на повседневные траты — это более двух миллионов обращений от людей, которым банально не хватает денег дожить до зарплаты. Конкурирующий Webbankir сообщает о 42% займов на базовые нужды за аналогичный период.
Особенно показательна ситуация с коммунальными платежами. Выдачи займов на оплату ЖКХ выросли на четверть, а в «Лайм-займе» каждое третье обращение связано именно с коммуналкой или погашением долгов по ней.
В целом доля кредитов на оплату жилищно-коммунальных услуг и элементарные жизненные потребности увеличилась на 10-15% по сравнению с прошлым годом.
Впрочем, удивляться особо нечему. Когда с июля тарифы ЖКХ подскочили в среднем на 11,9% по стране — рекорд за последние годы — многие семьи просто физически не могут выкроить из бюджета дополнительные тысячи рублей. А инфляция между тем продолжает методично съедать реальные доходы населения.
Логично было бы предположить, что люди обратятся за помощью к традиционным банкам с их относительно гуманными процентными ставками. Однако российская банковская система демонстрирует поистине спартанскую жесткость в отношении потенциальных клиентов. По данным Национального бюро кредитных историй, в июле банки отклонили 78,6% заявок на кредиты, одобрив лишь каждую пятую.
Причем даже долговая нагрузка в половину от дохода не гарантирует положительного решения. Банкиры ссылаются на высокую ключевую ставку в 18% и растущую просроченную задолженность, что заставляет их перестраховываться до абсурда.
В результате миллионы россиян оказались между молотом растущих расходов и наковальней недоступного банковского кредитования. Единственным выходом остаются микрофинансовые организации с их кабальными условиями (292% годовых, на минуточку), но зато относительной доступностью.
Общее число заемщиков МФО к концу минувшего года достигло 14,8 миллиона человек, причем 6,4 миллиона из них — новички в мире микрокредитования. Совокупный портфель микрофинансовых организаций вырос до рекордных 520 миллиардов рублей.
Параллельно стремительно растет и объем проблемных долгов. За первые пять месяцев года коллекторам передали 38,4 миллиарда рублей просроченной задолженности по микрокредитам — максимальный показатель с февраля 2022-го. Что красноречиво говорит о том, что люди берут деньги не от хорошей жизни, а в состоянии крайней необходимости.
Тем временем общая картина долговой нагрузки населения 4-й экономики Европы выглядит впечатляюще и без всяких МФО. Задолженность за услуги ЖКХ приближается к 833 миллиардам рублей, а суммарные долги по всем видам кредитов достигли умопомрачительных 37 триллионов. Для страны с номинальным ВВП около 180 триллионов это означает, что каждый пятый рубль в экономике — заемный.
Экономика домохозяйства устроена просто. Если обязательные расходы растут быстрее доходов, образуется дефицит, который закрывается самым доступным источником. Для значительной части семей таким источником стали микрозаймы. В профессиональных обзорах это называется
«рост доли краткосрочного заимствования на базовые нужды».
На бытовом языке — «взял до зарплаты перебиться, чтобы оплатить счета». Поводы однообразны и скучны: продукты, лекарства, транспорт, коммуналка. Это не спонтанные решения, а нехватка денег на обязательные статьи, растянутая во времени.
Когда доступ к долгим и относительно дешевым деньгам перекрыт скорингом, ставка 18% превращается из цифры пресс‑релиза Центробанка в повседневную реальность. Банки действуют в рамках своих моделей и мандата регулятора — спорить с этим бессмысленно. Но для бюджета семьи это оборачивается дорогими короткими деньгами, которые помогают не сорвать сроки платежей, но не решают базовую проблему.
И здесь особенно чувствителен рост трат на ЖКУ. Индексация тарифов на 11,9% сразу меняет ежемесячную корзину расходов. Даже там, где помощь адресная, совокупный эффект ощущается как повышение обязательных ежемесячных списаний, а не как поддержка.
Социально уязвимые домохозяйства попадают под риск сваливания в долговую спираль в первую очередь. Доля обязательных расходов у них выше средних значений, а финансовой подушки нет. Отказы в банках заставляют идти в МФО, отказы в МФО — к нелегальным кредиторам.
На профессиональных конференциях это называют
«миграцией спроса в серый сегмент».
В быту это дорого и опасно. Коллекторская статистика лишь фиксирует следствие: растут объемы уступленной просрочки в микрозаймах, а дальше включается знакомая бюрократическая машина из уведомлений, звонков и исполнительных производств.
Кто‑то скажет, что «такое время». Удобная формула, которая снимает ответственность с тех, кто принимает решения. Повышать тарифы на услуги базовой инфраструктуры до рекордных значений, держать ключевую ставку на уровне, который «охлаждает» кредит, а потом удивляться росту микрозаймов на еду — звучит как странный эксперимент над платежеспособностью населения.
Экономический новояз любит успокаивающие обороты, но факты не очень с этим бьются. 46% заявок на повседневные покупки в одном крупном онлайн‑сервисе срочных займов, 42% — на базовые нужды у другого, треть — на коммуналку у третьего. 78,6% отказов в банках. 520 млрд рублей портфеля МФО и 14,8 млн клиентов к концу года. 800+ млрд — коммунальные долги. 38,4 млрд — просрочка по микрозаймам, ушедшая коллекторам за пять месяцев.
Официальные лица называют это «рыночной адаптацией». На бытовом уровне это называется «дорого жить». И да, ирония здесь в том, что вся эта «адаптация» оплачивается рублем тех, кто в очередной раз мучительно выбирает между оплатой коммуналки и продуктами в магазине.
Подписаться на телеграм – там своя атмосфера
Предыдущие главы:
Глава 8. Торопись, но не спеши
Глава 10. Мастер класс по менеджменту
Мэт вырос в фавелах Рио, где выживание зависит от умения читать язык улиц. Его характер это сплав парадоксов и цинизма философа с наивностью ребёнка, который всё ещё верит, что можно выиграть в игре с краплёными картами.
«Стальные яйца» Мэта это не страх, а холодный расчёт. Смелость? Нет, он ненавидел это слово: «Смелость нужна тем, кому нечем платить за ошибки». Его бесстрашие это чистая математика. В пятнадцать лет он в одиночку пришёл в логово наркокартеля, чтобы выторговать жизнь младшей сестры не с пистолетом в руках, а с предложением: «Дайте мне месяц и я удвою ваши доходы». Через месяц картель купил ему первый костюм. Риск это его стихия, но доза всегда выверена. Он входил в сделки, которые другие называли безумием, потому что видел возможности там, где другие видели хаос. Как-то раз он заставил две враждующие банды разделить территорию, пригрозив опубликовать их транзакции в Даркнете.
Он был мастером переговоров и знал, как объединять язык пуль и процентов. Мэт был невероятно гибок. Он одинаково уверенно говорил и на языке улиц и языке финансов. С банкирами он говорил о волатильности рынка, а с подростками из фавелл о том, как выгоднее продать украденные гаджеты. У него был свой метод решения проблем. Мэт не давил, а слушал. В его арсенале были паузы, которые звучали громче крика, а шутки были острее ножа. Когда нефтяной магнат отказался от сделки, Мэт прислал ему фото своей хижины в фавелах с подписью: «Ваш офис в сто раз больше! Только жаль, что мозг нет!» В итоге, сделка состоялась. У него было правило: «Никогда не проси, а предлагай так, чтобы отказ стоил дороже согласия».
Личность Мэта была алмазом, огранённым грязью. Его циничность противостояла лояльности. Он считал, что мир делится на «волков» и «овец», но в тайне оплачивал учёбу детей из своего квартала. «Это не благотворительность! Я инвестирую в тех, кто однажды прикроет мне спину». Его юмор был бронёй, а его шутки были чёрные, как кофе из фавел. После провала сделки он мог сказать: «Похоже, мне пора вернуться к продаже фальшивых Ролекс. По крайней мере, там клиенты не притворяются честными». Он был одиночкой с «семьёй». У него не было друзей, но были «союзники». Одними из них были бывший вор-карманник, ставший его кибер разведчиком и слепой старик из фавелы, предсказывающий кризисы по цене на фасоль.
Его дела отличались отпечатками крови, в которых он был особо креативен. Однажды, когда конкурент заблокировал его счета, Мэт запустил фейковый токен, назвав его именем врага. Токен взлетел, а потом рухнул, утащив за собой репутацию конкурента. Жёсткость?! Он верил, что договорённости пишутся не на бумаге, а на страхе. Его угрозы всегда были элегантны. Как-то раз он «случайно» оставил конкурентам фото их тайной встречи с прокурором… в рамке с надписью «Лучшие моменты жизни». Он практиковал прагматизм решений «Не решай проблему, а используй её». Когда полиция закрыла его подпольное казино, он превратил его в коворкинг для стартапов, получив грант от мэрии.
Демоны из прошлого и тень фавел жили в душе Мэта. Ему постоянно снились кошмары. Иногда он просыпался в три ночи, слыша в голове крики матери, убитой при перестрелке. Тогда он шёл в гараж и чинил свой старый Шевроле. Это было единственное, что от неё осталось. Он боялся не смерти, а беспомощности, ведь в фавелах слабость значила смерть.
Мэт — это голод, который не утолить деньгами. Голод по власти, по уважению, по месту за столом тех, кто когда-то смотрел на него сверху вниз. Он не герой и не злодей, а продукт системы, который решил играть по своим правилам до тех пор, пока система не сломается.
Собеседование с Мэтом о приёме на работу в Нексус проходило в строгом кабинете с панорамными окнами. Пол сидел за стеклянным столом в идеально отглаженном костюме, листая файл с пометкой «Мэт Колдер». Мэт лишь скупо улыбался, стараясь держать спину прямо.
— Ваше резюме… Оптимизация рисков, реструктуризация активов. Красивые слова, Колдер. — Голос Пола прозвучал как сталь скользнувшая по мрамору. — А что за ними? Умение подмахивать отчёты или реальный результат?
Мэт сидел напротив слегка наклонив голову. Его пальцы сжали край стула, но голос оставался мягким и почти подобострастным:
— Я… всегда нацелен на результат. В Колумбии, например, мне удалось оптимизировать логистику кофейных поставок, сократив издержки на сорок процентов. — Он нервно поправил галстук, шёлк скользнул в потных пальцах. — Конечно, это требовало… нестандартных решений, но всё строго в рамках закона.
Пол поднял на него взгляд. Его глаза, холодные и оценивающие, будто сканировали Мэта на наличие изъянов.
— Нестандартные решения. Это как? Уговаривать регуляторов с помощью виски в пять утра? Или подкупать чиновников?
Мэт заморгал:
— О, нет-нет! Я лишь… нахожу общий язык с разными людьми. Например, в Цюрихе я помог клиентам рефинансировать долги через альтернативные инструменты. — Он натянул улыбку и уголки губ дрогнули. — Все документы прозрачны, всё проверяемо.
Пол откинулся в кресле, скрестив руки. Его брови сдвинулись, образуя острые морщины.
— Расскажи про крипто церковь на Кайманах. Это твоя идея?
Мэт слегка побледнел, но улыбка не сошла с лица.
— Это… хм, был эксперимент. Клиент хотел диверсифицировать активы. Мы использовали благотворительный фонд как инструмент, но всё легально! — Он сделал паузу, словно глотая воздух. — Я лично согласовывал каждую деталь с юристами. Для вас, конечно, готов работать ещё прозрачнее.
Пальцы Пола застучали по стеклянной столешнице.
— Прозрачность мне не нужна. Мне нужны результаты. Допустим, я хочу обойти комиссию по ценным бумагам, как ты это сделаешь?
Мэт оживился, словно ученик, получивший шанс блеснуть.
— Современные регуляторы любят формальности. Мы можем создать структуру через сингапурские трасты с номинальными директорами. Или использовать децентрализованные платформы, где юрисдикция размыта. — Он умолк, уловив едва заметное движение бровей Пола. — Конечно, только если вы одобрите такой подход.
Пол фыркнул, будто услышал банальность.
— Сингапурские трасты? Базовый уровень, а если нужно давление на конкурентов?
— Я… могу организовать информационную кампанию. Через СМИ, соцсети. — Мэт говорил быстрее, словно боялся, что его перебьют. — Без прямых угроз — только намёки на риски их активов. Или предложить взаимовыгодный обмен. Всё зависит от ваших предпочтений.
Пол резко захлопнул папку. Металлический щелчок эхом отозвался в тишине.
— Взаимовыгодный обмен… То есть, продать их секреты?
Капля пота скатилась по виску Мэта.
— Если это соответствует вашей стратегии… Мы можем сделать это через посредников, чтобы ваше имя не фигурировало.
Пол замер, изучая его молча. Секунды растянулись до бесконечности.
— Ладно. Ты говорил про сорок процентов экономии в Колумбии. Докажи!
Мэт рванулся к папке, вытащив оттуда серый конверт.
— Вот аудит, подписанный партнёрами. И рекомендации от клиентов… — Пол оттолкнул документы жестом, будто отбрасывая мусор.
— Бумаги для дураков, мне нужны факты. — Он наклонился вперёд, и Мэт инстинктивно отпрянул. — Что ты сделаешь, если наш фонд начнёт тонуть?
Голос Мэта опустился до шёпота.
— Я… найду лазейки. Перераспределю активы, переговорю с кредиторами. Создам видимость контроля, пока мы выигрываем время. — Он выдохнул, стараясь не дрогнуть под взглядом Пола. — Для этого нужны связи, ау меня они есть. Всё ради стабильности бизнеса.
Пол медленно поднялся, его тень накрыла Мэта.
— Связи? У тебя? — Мэт кивнул слишком резко, выдавая свою нервозность. — Хорошо, последний вопрос, зачем ты здесь?
Мэт вдохнул, словно перед прыжком в пропасть.
— Вы строите империю и я хочу быть частью этого. — Его пальцы вцепились в колени. — Мои навыки и моя преданность к вашим услугам. Я буду выполнять любые задачи без лишних вопросов.
Пол замер в полушаге, взгляд скользнул по дешёвому галстуку Мэта.
— Без вопросов? — Мэт снова решительно кивнул. — Завтра пришли мне детальный план первых трёх этапов развития бизнеса. — Он подошёл к окну и сказал через плечо:
— И смени галстук. Этот цвет тебе не идёт!
Мэт вскочил, едва не опрокинув стул.
— Как скажете! Всё сделаю! Благодарю за доверие!
Дверь офиса закрылась, а Пол продолжал наблюдать, как тень Мэта растворяется в коридорах. На его губе дрогнул еле уловимый намёк на улыбку.
(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)
На самом деле формируется "интроект" (это когда человек верит на слово без проверки информации и считает, что это норма жизни). Бороться с этим очень просто. Возьмите любое утверждение и подумайте: "а действительно ли Вы хотите" сделать так как утверждается, или вам это внушили, а на самом деле вы этого не хотите? Если не хотите - выбросьте эту дурь у себя из головы!
А если хотите ну так примите это как данность и живите с этим, если вам так комфортно!!!
Нахуя себя ломать, если тебе это некомфортно.
Осознанность - это построение комфортной для себя идентичности путём проработки якорей, интроектов, а также заёбов более сложного порядка псих.защит и когнитивных искажений...
Если интересно могу больше рассказать о психологии и куда копать, чтобы начать избавляться от ненужной хуйни у себя в голове...
Много лет прошло с тех пор. Возможно кому-то и пригодится моё решение:
Сыну было лет 15 вроде. Сейчас уже 37.
Конечно же ему карманные деньги ой как нужны были.
Мы могли выделить ему их, но это не то.
И ценность их будет не та.
Был у меня знакомый, что держал бизнес по разбору автомобилей.
Так вот я к Серёге, дай бог ему здоровья, пришел с просьбой взять Лёху к себе.
Вакансии не было 🤷♂️.
Тогда я предложил давать ему по полтиннику в день. Но это между нами ☝️.
Сергей согласился.
Сынуля около года отработал.
До сих пор он не знает об этом 🙏.
Получился нормальный мужик: семья, доча(моя внучка).
Где-то в середине 90-х годов, когда моему сыну Тимуру было лет 7-8, он впервые оказался со мной в Москве. Решил показать ему ключевые достопримечательности, едем на метро в центр. Доехали, как сейчас помню, до Лубянки и оттуда в сторону Большого, далее планировались Красная площадь, окрестности Кремля, Арбат и далее по списку. Маршрут выбирал такой, чтобы самые узнаваемые для жителей страны картинки появлялись неожиданно. Так и вышло. Выходим из-за Малого, и открывшаяся картина произвела на Тимура ожидаемый эффект. Он резко затормозил и стоял, растерянный и восхищенный, широко открытыми глазами глядя на неожиданно появившийся перед ним Большой театр.
- "Ну что, узнал?" - спрашиваю я, довольный произведённым эффектом.
- "Узнал!" - радостно кивает.
- "Ну и что это?" - экзаменую я.
Ответ привёл меня в некоторый ступор: "Денежка!"
- "Какая еще денежка?"
- "100 рублей!"
