Змей, гл.34
Космического мусора вокруг Эдема не было. Местные не доросли до космической индустрии, муромцам орбитальные города и производственные комплексы, как в Солнечной системе не понадобились; интересы Топико не поднимались выше недр планеты, богатых нефтью. Орбитальная станция на орбите Эдема больше напоминала древнюю МКС: груда обитаемых модулей безо всякой защиты, реактор да кусты антенн. Связь в системе поддерживали десяток-другой спутников, крутившихся вокруг планеты, возле звезды и у спутника Эдема Цури.
А ещё был «Агамемнон».
Чтобы примерно понимать, что такое станция проекта «Десница Господня», представьте себе… ну хоть Манхеттен. Все эти шпили, крыши, «кубики» спальных районов, только «небоскрёбы» станции тянутся на километр и более. Выключите свет. Вообще любое освещение, чтобы даже солнечный свет боялся задерживаться в каньонах между «зданиями». Теперь поднимите весь остров со всеми коммуникациями, подземными гаражами и метро на орбиту Луны так, чтобы «небоскрёбы» тянулись в сторону Земли — примерно такое сооружение пряталось за спутником Эдема, целясь шпилями башен в сторону девственного мира. Ни огонька не мелькало среди «улиц» и «площадей», ни единого иллюминатора или окошка на гладких стенах исполинского объекта: царство тьмы и тишины.
Город из ада.
Оружием «Агамемнона» были не ракеты или снаряды, хотя и того и другого здесь хватало. Не солдаты, хотя Первый полк космического десанта дислоцировался на борту станции – «Агамемнон» создавал внутри любого космического объекта облако из водорода и гелия и это облако, сжатое атомами барионного вещества, взрывалось сверхновой звездой. Гигантская квантово-пространственная ловушка, вот что такое на самом деле станция проекта «Десница Господня» «Агамемнон», Установка, зажигающая звёзды. «Залп» «Агамемнона» по планете уничтожает солнечную систему, распространяя взрывную волну на всю Галактику, «залп» по звезде способен (в теории) уничтожить Галактику и превратить в горячую плазму скопление Галактик, а по некоторым данным, привести к тепловой смерти Вселенной.
Большая пушка.
Очень Большая Пушка.
Таких станций сделали три штуки. Местонахождение «Архангела Михаила» и «Архангела Гавриила» держали в секрете, хотя один «Архангел» точно дежурил где-то на орбите газовых гигантов Солнечной системы, а «Агамемнон» пригнали к Эдему. И на «Агамемнон» Весельчак отправил Змея.
Все его попутчики летели на орбитальную станцию. Полгода им предстояло отслеживать траектории спутников связи, ремонтировать аппараты, запускать новые взамен сгоревших в атмосфере и собирать данные с поверхности Эдема. К Цури Змею предстояло лететь одному. К счастью, космонавты оказались нормальными ребятами: достали для бедолаги i-очки, разблокировали медиа систему капсулы и теперь Змей мог наблюдать за манёврами кораблика, отслеживать параметры СЖО, открыть свой аккаунт в Друзьях или фильм посмотреть, на худой конец. Управлять капсулой он не мог.
Потом ему пришлось полдня сидеть в капсуле, ожидая, пока на орбитальной станции расконсервируют межпланетный буксир. Техники соединяли разъёмы, путая маркировку, включали и выключали двигатели буксира, ругались с ЦУПом, согласовывая сначала манёвр стыковки (решили не изгаляться, а просто поставить капсулу в стыковочные разъёмы с помощью манипулятора), потом циклограмму разгона-торможения. Поначалу Змей раскрыв рот наблюдал за этой суматохой, то вслушиваясь в переговоры экипажа станции, то глядя как восходящее солнце рассыпает зайчики на округлых боках жилых модулей, балках буксира и на облаках там, внизу. Потом надоело. Змей справил естественные надобности (пришлось искать в памяти компьютера файл «Обзорная_экскурсия» и каждое движение сверять с происходящим на экране), вытерся салфетками, поел и поспал.
Разбудил его Весельчак.
- Ну что там? — спросил патрон.
Змей бросил взгляд на экран.
- Буксир готовят, — сообщил он.
- Буксир – на «Агамемноне»?
- Нет, ещё тут… на станции.
Весельчак выругался:
- У нас таким космонавтам руки обрывают! Это ж надо – полдня буксир готовят… Ладно, будут отправлять – отпишись.
- Принял, — ответил Змей.
То ли Весельчак подсобил, то ли у команды станции и в самом деле все процедуры закончились удачно, но буквально сразу после звонка патрона Змея вызвал старший оператор:
- Не заскучал? – спросил парень, тот самый, что подал Змею бутылку воды и учил потом обращаться с медиасистемой.
- Да всё хорошо, — ответил Змей. – Тихо у вас тут, спокойно.
- Правда? – парень расплылся в улыбке. – Ну давай добавим огоньку. Сейчас проверка всех систем, старт через пятнадцать минут.
- Что вы там ещё не проверили? – успел удивиться Змей, прежде чем потух экран.
Ещё пятнадцать минут ожидания. Наконец на экране, который Змей давно выключил (всё надоело – и вид снаружи, и фильмы с видеоклипами) появилась улыбающаяся моська оператора.
- Ты как там? – спросил он.
- Чего – как? – несколько раздражённо ответил Змей.
- Ну, мы стартуем, — парень глянул в сторону. – Ты себя нормально чувствуешь?
- Прекрасно. Поехали уже.
Змей почувствовал, что вскипает. Одиннадцать часов, что он промаялся в этом высокотехнологичном гробу, будто душу из него вынули. Его продержали в скафандре весь полёт только потому, что датчики скафандра позволяли ежеминутно считывать самочувствие пассажира, а этот типа показаний не видит.
- Вижу, — ухмыльнулся оператор. – Всё-всё, поехали… Гагарин.
- Конец связи, — проворчал Змей.
- Я тебя прекрасно понимаю, — сказал оператор, в упор глядя на подопечного, – но и ты пойми: буксир пришёл сюда вместе со станцией и с тех пор никто им не пользовался. Поэтому и провозились. Движки, защита – ты бы видел, сколько там пыли.
- Да, — Змей вздохнул. – Прости. Надоело здесь сидеть. Всё работает?
- Конечно! Включай обзор, мы начинаем, — улыбнулся оператор. – Кстати, ты Птичка, я Гнездо – не возражаешь?
- Ужасно. Может, лучше Первый, Второй?
- Ну… Окей, Второй, вас понял.
- Первый, принято.
- Работаем.
Змей набрал команду на клавиатуре. Поёрзал в ложементе, располагая конечности так и этак, пристегнул ремни.
- Второй, манёвр отхода.
Перед глазами раскинулась потрясающая картина: залитая солнечным светом станция, диск Эдема – самый кусочек – под ней, холодные блёстки звёзд.
«Да я космонавт, мать его…»
Полезная нагрузка стыковалась с буксиром в хвостовой части. Змей прекрасно видел станцию, континенты и моря планеты, поля облаков, а сам буксир заслонял стыковочный модуль да панели солнечных батарей. Змей пощёлкал клавишами, отыскал камеру на поверхности станции с видом на его шайтан-арбу. На экране возникла решетчатая конструкция с раскрытыми панелями охлаждающей установки, медленно отходившая от станции.
- Второй, слышите меня? – проговорил в наушниках оператор.
- А, да, слышу, — спохватился Змей. – Что там?
- Манёвр подтверждаете?
- Какой манёвр?
- Ну, манёвр отхода.
- Да-да, — поспешно сказал Змей. – Есть отход, расстыковка, всё нормально.
- Готовим импульс двигателей коррекции, тридцать секунд.
Станция неслась над ночной стороной Эдема. Над океаном планеты плыли редкие облака, грязно-белые в отражённом свете Цури. Точно посередине тёмного диска будто бы расцветал огненный цветок – город первых колонистов с Земли. Судя по фотографиям, переселенцы неплохо устроились, хоть и периодически жаловались на жизнь в ООН и Змей, с одной стороны, мечтал поглядеть, как там живётся, в этом городе, похожем на цветок, а с другой стороны, обливался холодным потом от мысли, что придётся там выполнять какие-нибудь задания Весельчака. Ничего хорошего его задания ни людям в Городе, ни людям на Эдеме, ни людям вообще принести не могли – это Змей выучил назубок.
- Импульс коррекции, - сообщил оператор. – Второй, подтвердите.
Змей переключил камеру, хотя его вестибулярный аппарат и без того сообщал, что капсула изменила положение в пространстве.
- Есть импульс, — сообщил он.
- Хорошо, через сорок минут буксир выходит на апогей. Импульс маршевых двигателей через тридцать семь минут. Продолжительность семь минут тридцать три секунды. Через тридцать минут прошу доложить о самочувствии. Второй, как поняли?
- Понял вас, — ответил Змей. – Апогей, маршевые двигатели, доложить самочувствие через полчаса.
- Не полчаса, а тридцать минут ровно. Ну, уже двадцать девять, — поправился оператор.
Через обещанные сорок минут, когда буксир с капсулой, намертво вцепившейся в хвост ажурной конструкции, поднялись над полярным сиянием северного полюса Эдема, оператор скомандовал:
- Приготовиться к импульсу маршевых двигателей!
Змей замер в ложементе, уставившись на дюзы двигателей. Он даже дыхание затаил, но произошло на удивление мало: раструбы дюз на правой балке замерцали синим пламенем, хорошо видным на фоне чёрного космоса, на левой балке огонь был почти незаметен на фоне полярного сияния. По телу разлилась тяжесть. После постоянной лёгкости свободного падения это показалось даже приятным и оператору, беспокоящемуся о его самочувствии, Змей ответил:
- Да прекрасно всё… Я-то думал будет как в ракете.
- Нет, что ты, — усмехнулся парень, — таких двигателей даже на Земле нет. Кстати, с тобой поговорить хотят.
- Кто там ещё, — проворчал Змей и проглотил своё недовольство, увидев на экране Весельчака.
- Ты отправился? – первым делом осведомился патрон.
Змей только кивнул.
- Хорошо, — улыбнулся Весельчак. – Давай, «Агамемнон» выдал разрешение для буксира с капсулой.
- Там всё на месте? – рискнул Змей.
- А вот это они мне не докладывают, — ещё шире улыбнулся Весельчак. – Ну всё, лёгкой дорожки.
Экран погас.
- Второй, импульс маршевых двигателей заканчиваем, — задолдонил оператор, — доложите самочувствие, обстановку на борту.
- Да нормальное у меня самочувствие, — ответил Змей. – И на борту всё в порядке.
- Очень хорошо, — ровно ответил оператор, — сеанс связи закончен.
- Как это закончен? – Змей вдруг понял, что он остаётся один в тесной капсуле, среди чёрной бездны. - Эй, вы что там…
- Соскучился? – спросил оператор.
- Нет, но… я вас больше не услышу?
- Ну почему не услышишь… Вызывай, если что случится. А так у нас свои дела, а тебя уже «Агамемнон» принимает.
Змей закусил губу. Раздражение куда-то делось, сразу захотелось услышать человеческую речь, подышать свежим воздухом, а не регенерированной дыхательной смесью, разгоняемой вентиляторами, и он включил музыку на всю ивановскую, чтобы только заглушить накатывавшие попеременно приступы то клаустрофобии, то удушья.
Орала музыка, камеры показывали удаляющуюся планету и станцию, поблескивающую огоньками на фоне диска Эдема. На изображении с фронтальных камер огненным апельсином жарила Бета Гончих Псов и тут же висела купавшаяся в море огня Цури. Где-то в тени спутника прятался «Агамемнон».
Картинка с камер прискучила. Змей поел, не чувствуя вкуса еды. Сходил в туалет, спрятал насадки в санитарном отсеке. Включил музыку – выключил. Включил фильм, заставляя себя смотреть на персонажей популярного боевика (про Муром, кстати – ахинея полная…) – выключил. Оглядел светлые панели капсулы, висевший в захвате скафандр. Вслушался в мерное гудение вентилятора.
- Первый, — голос прозвучал хрипло.
Нет ответа. Гудение вентилятора, сияние звезды, удаляющаяся планета. Светлые панели. Скафандр в углу.
- Первый, слышишь? – нет ответа.
Пусть с ним поговорят. Весельчак – вот кто ему нужен! Одна его улыбка как ушат холодной воды…
- Первый! – нет ответа.
Змей рванулся к пульту управления и с размаху жахнул кулаками по клавиатуре.
- Первы-ый!!!
Вопль. Первый человек остался один в тёмном лесу. Ни огонька вокруг, ни шороха, ни звука, только тихий шелест листвы, в котором так легко спрятать поступь мягких лап…
Змей ударил пульт ногой. Усилие отбросило его к противоположной стенке капсулы, и он забился в конвульсиях, пытаясь взломать обшивку кулаками, ногами, головой, царапая белый пластик ногтями, впиваясь в панель зубами… В конце концов, Змей завыл, запрокинув голову, вращаясь вокруг собственной оси и не замечая этого.
Он умрёт здесь. Эта мысль вызвала приступ бессильного гнева, и он снова напал на внутреннюю обстановку кораблика, пиная панели, кромсая ложемент и с остервенением колотя по клавиатуре. Потом затих. Свернулся клубочком и, всхлипывая, повис посреди капсулы, не обращая внимание на пульт с помаргивающей лампочкой срочного вызова.
Наконец Змей обратил внимание на огонёк, подмигивающий ему с пульта. Связь. То, что нужно.
- Это Второй, это Второй! – закричал он одним движением, оказавшись возле панели управления. – Слушаю вас, я Второй!
Ему никто не ответил – связь шла через мессенджер текстовых сообщений.
«Внимание, Второй, здесь «Агамемнон», — прочитал Змей на экране, — доложите самочувствие».
- Твою мать!!! – взревел Змей. – Да прекрасное у меня самочувствие!!!
Он разразился отборной матерщиной, размахивая руками и вертясь волчком у экрана.
«Второй, прекратите панику, — пришло следующее сообщение. – Срочно примите успокоительное из аптечки».
- Пошёл на… — сказал Змей экрану.
Что-то случилось. Он заозирался по сторонам – что-то было не так.
«Второй, срочно примите успокоительное, — пришло сообщение. – Мы не можем допустить вас на борт в таком состоянии».
Змей откашлялся. Почему-то запершило в горле. Воды. Надо попить…
Пульт управления, панели, ложемент с болтающимися ремнями – всё это вдруг поплыло перед глазами. Змей толкнулся ногами, подскочил к шкафчику с красным крестом посередине, жадно хватая потрескавшимися, искусанными губами воздух. В звенящей тишине, накрывшей капсулу, его хриплые вздохи эхом отдавались от стен.
Змей замер. В тишине. Всю дорогу с самого предстартового отсчёта его сопровождал мерный гул вентилятора, разгонявшего воздух – а, точнее, дыхательную смесь – по кабине. В невесомости молекулы воздуха неподвижны и чтобы выдыхаемый пассажирами капсулы углекислый газ не скопился вокруг головы космонавта, задушив его, дыхательную смесь раздувал вентилятор. А теперь он молчал. Оператор с «Агамемнона» просто выключил его, чтобы не пустить психа на борт.
- Всё! – выкрикнул Змей, хватая блистер с продолговатыми пилюлями под серебристой плёнкой. – Я пью! Пью успокоительное!
Трясущимися пальцами он разорвал упаковку, отправил в рот одну таблетку, другую…
По всей кабине прокатился рокот раскручивающихся лопастей. Свежий ветерок коснулся лица Змея, и он вдыхал воздух, пахнувший нагретым пластиком словно цветочный аромат в переулке Роз там, на Муроме, забыв про клаустрофобию, забыв про бездну за бортом капсулы, наслаждаясь возможностью свободно дышать.