-  Хочу напомнить, что мы в трёхлитровой банке, так что позитив здесь неуместен, - с той же мрачностью высказался Груш.

- Мы в банке, а не в помойке! Это уже победа! – Яблоко было не сломить.

- Мы принесём пользу! – Вишенка была очень рада, что здесь оказалась.

- Я никогда не изъявлял желание служить обществу, - буркнул Груш и отвернулся.

- Ну и зря! В чём тогда смысл твоего существования?

- На дереве висеть на других глядеть, - буркнул Груш.

Яблоко хотел было ему ответить, раскрыть глаза на мир и объяснить, как важно быть частью единой цепи мира в его вечном круговороте, но не успел. Его накололи на вилку, вытащили из банки и съели.

Славная у него была служба!  

"Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла кларнет".

Вся "жизнь" человека - это его мечта о "смерти" - он всю жизнь мечтает о "счастье" (=покое, свободе от целей и смыслов). Человек не-счастен только потому, что "жив" (а не "мёртв"). Человек умер - "сбылась МЕЧТА идиота" о счастье.

У вас есть "моря и кораллы", как некая ("реальная") ценность, только потому, что вы их ни-когда не видели. У вас ЕСТЬ "моря и кораллы" только потому, что у вас их НЕТ (=ни у кого их НЕТ). Нигде НЕТ тех "морей и кораллов", о которых вы мечтаете. Точно так же, как нет (для женщины) сказочного Принца, а есть "реальный" (вонючий и злой) мужик-эгоист.

Есть (?) только такие "моря и кораллы", которые "даже даром никому не нужны", которые никто не хочет видеть, на которые никто не хочет смотреть, от которых хотят убежать как можно дальше. Что-то типа: "что имеем - не храним, потерявши - плачем". Мы плачем только по мечтам, и никогда не плачем по поводу имеющегося "рядом" (в руках, за пазухой).

«Каждый, у кого нет машины, мечтает её купить. И каждый, у кого есть машина, мечтает её продать. И не делает этого только потому, что продав, останешься без машины. Человек, как никто из живых существ, любит создавать себе дополнительные трудности. Именно этим объясняется желание иметь собственный автомобиль».

"Моря и кораллы" (или Принца) вы видите, хотя их вообще НЕ существует. А то, что, якобы, есть рядом с вами, вы не замечаете (=не видите =обесцениваете и с тоской смотрите сквозь них).
И куда бы вы ни пришли, вы ВСЁ (без исключения) обесцениваете. В этом смысле вы - "порча, чума, язва здешних мест".

«Кот-Васька плут! Кот-Васька вор!
И Ваську-де, не только что в поварню,
Пускать не надо и на двор,
Как волка жадного в овчарню:
Он порча, он чума, он язва здешних мест!»
(А Васька слушает, да ест.)…»

В ваших (очумелых) ручках, всякие блестяшки (=мечты) рассыпаются в прах. О чём это говорит? О том, что в вашем "мире" НЕТ ничего, кроме этого праха, который лишь ИЗ-ДАЛЕКА вам видится как некая ценность.

«Прекрасное Далёко,
не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.
От чистого истока ((=от лютой "смерти"
в Прекрасное Далеко, ((=в "моря и кораллы"
в Прекрасное Далеко я начинаю путь…»

Прекрасное далёко (оказывается таки) жестоко к вам - к ненасытному убийце всего "прекрасного". Вы - ласковая Мать (родитель-созидатель) для всего далёкого, но жестокий Отец (=убийца) для всего близкого. Ну, тогда смотрите на всё только ИЗ-ДАЛЕКА и не пытайтесь приближаться (сближаться). Держитесь подальше от всего желаемого, облизывайтесь, глотайте слюньки, и будет вам счастье (?).

«Голодная кума Лиса залезла в сад;
В нем винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись;
А кисти сочные, как яхонты горят;
Лишь то беда, висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдет,
Хоть ВИДИТ ОКО, да ЗУБ НЕЙМЁТ.
*
Пробившись попусту час целой,
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что́ ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен — ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьешь».

Иначе говоря, женщина прикидывается, притворяется типичной «женщиной», которой требуется мужская поддержка, опора - нужны унижения и ПОБОИ. А мужчина прикидывается, притворяется типичным «мужчиной», который, якобы, даёт поддержку, опору - унижает и бьёт женщину. "Бьёт - значит любит". Типичнейший БДСМ.

Таким образом, два человека играют РОЛИ, как в театре - в «театре абсурда». В этом театре есть РОЛЬ женщины и есть РОЛЬ мужчины. "Кто ты будешь такой - выбирай поскорей, не задерживай добрых и честных людей".

«Свет, яркий свет полон зал им сейчас,
Тысячи разных взволнованных глаз -
Они как судьи.
Вот и теперь, как и сто лет назад,
Театр всегда - это рай, это - ад,
Всё так и будет…»

Женщина требует (спрашивает, просит, умоляет) подтверждение от мужчины, что он ее любит и не бросит - выпрашивает побоев (="любви"). Она этим самым делает (изначально бесполую) «себя» женщиной, а своего (изначально бесполого) партнёра (по игре в «жизнь») – мужчиной.

Некое абсолютно бесполое существо постоянно долбит, внушает "себе": "я - женщина, я - женщина, я - женщина, ...". И только поэтому онО КАЖЕТСЯ себе некой (несуществующей, как таковОй!) "женщиной".
Некое абсолютно бесполое существо постоянно долбит (внушает) "себе": "я - мужчина, я - мужчина, я - мужчина, ...". И только поэтому онО КАЖЕТСЯ себе неким (несуществующим, как таковой!) "мужчиной".

У ЛЮБОГО человека память - "девичья". Поэтому он вынужден постоянно долбить, как дятел, те или иные «постулаты» (=аксиомы) о "себе любимом". Мужчине женщину необходимо постоянно (или, хотя бы время от времени, но регулярно) бить, унижать (хотя бы в форме секса). В противном случае, человек забывает все его фантазии о «себе» и становится тем, кто он есть на самом деле – никем, ничем, никаким (=просто «богом», который, как известно, и не женщина, и не мужчина).

Таким образом, "женщина" не желает стать (остаться) "богом" - не желает счастья в небытии "собой". Поэтому ей нужно подтверждение от мужчины, что он ее любит и не бросит - нужны побои и унижения от мужчины. Женщина таким образом постоянно цепляется за "Землю" - привязывает "себя" к сновидению о "жизни" в людях.

Если она не будет этого делать, она проснётся из сновидения - из самогипноза, из "транса", из фантасмагории (=из фантастического путешествия во времени и пространстве). Женщина страшно боится остаться абсолютно голой - невидимой, прозрачной и бесцветной. Поэтому постоянно напяливает на себя "платье голого короля", которое, впрочем, никому невидимо, кроме, разве что, её самой (?).

"А Король то - голый!"

Фауст и Мефистофель. "Мне скучно бес..."

У тебя, по сути, нет выбора – либо ты не «живёшь» (=не лжёшь) вообще, либо «живёшь» в само-надувательстве, в собственной лжи. Не «жить» (=не лгать) ты не можешь. Поэтому тебе остаётся одно – «жить» во лжи (лукавстве, плутовстве). Ты (="Я") – прирождённый лгун, потомственный плут.

«Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!»

Ты (="Я") – самый первый и ЕДИНСТВЕННЫЙ обманщик, плут, лицедей и лицемер. Ты ("Я") – самый первый и единственный дурак, дебил, кретин.

Ты обманут (ты – жертва обмана) строго в той мере, в какой ты сам себя обманываешь. Ты – единственный сказочник во всех этой (всегда только твоей собственной) сказке (=в море лжи), которую ты называешь «жизнью».

«Да и люди, хоть видели мало хорошего,
Точно так же доверчивы, как в старину:
Точно так же беспечно взирают на прошлое
И считают последней любую войну.
*
Точно так же все верят в свою исключительность,
Удивляясь, что нет подтвержденья тому,
Без обмана все так же не мыслят действительность,
Точно так же идут под расстрел и в тюрьму.
*
Только время летит, от движенья от быстрого
Всех заносит порою, не только меня.
Но сильней отличается выстрел от выстрела,
Чем сегодняшний день от минувшего дня.»

Борисов сухо откашлялся, немного помолчал. Офис 512 напряжённо ждал. Борисов положил пакет на свободный стол у входа и медленно, похрустывая лодыжками, подошёл к окну, зачем-то подвинул горшок с цветком и взялся руками за подоконник.

– Также в ближайшее время на окна закрепят решётки, для уменьшения статистики летальных суицидальных случаев по организации.

За окном ветер гонял пыль по пустому внутреннему двору, окружённому колодцем офисного здания. У стены напротив кто-то курил, в очевидно неположенном месте. Борисов нахмурился и вернулся к двери.

– Основное изменение для вашего отдела – это усиление. Расчёты показали, что ваш сектор необходимо усилить на одну седьмую. – С этими словами Борисов поднял пакет над столом, содержимое с грохотом высыпалось на дерево. Надя привстала и попятилась. Лёша, Сергей и Потапов не шевелились. Эмоции, если и были, копились, как вода на плотине. На столе лежали две кровоточащие руки, нога и нижняя челюсть. – Это примерно необходимая седьмая часть сотрудника, которая повысит эффективность отдела. Есть вопросы?

– Нет вопросов, Михаил Сергеевич, – сказал Потапов и смущённо скрипнул креслом.

Борисов улыбнулся в паркет, пожелал хорошего рабочего дня и вышел. Офис 512 несколько секунд оглушённо молчал, но по плотине уже шли трещины.

– Там… там правда… ну… т… тело? – Надя стояла в дальнем углу у окна, всё так же вжавшись в стену.

Потапов снял очки, привстал, протёр от пота, надел и сел обратно. Сергей медленно подошёл к “новому сотруднику”. На столе валялись настоящие человеческие обрубки, скалилась челюсть, с них сочилась кровь. Сергей присмотрелся, принюхался и медленно кивнул.

– Свежие, вроде.

– Выкинь. – Лёха уже пару минут барабанил пальцами по столу и притоптывал ногой.

– Нельзя. Борисов же принёс. Не наше, – пояснил Потапов, как старший. – На балансе наверняка. Компьютер ты же не выкинешь?

– В смысле на балансе? Это? Ты прикалываешься?! – Надя была готова сорваться в истерику.

– Тут даже коты на балансе, – буркнул Сергей, изучая вещи на столе. – Всё учтено, записано, стержень от ручки просто так не выкинешь. Ты позавчера служебку писала, выбросила упаковку от бумаги в том месяце, и в ведомости отходов не отметила.

– И что, нам надо как-то коммуницировать с… этим? – Лёха перестал отстукивать ногой ритм. Остальные молчали.

– Без понятия, – подытожил Потапов, протёр очки и вернулся к работе. Сергей медленно вернулся на свое место, посматривая на конечности, будто они вот-вот задвигаются и нужно будет что-то предпринять. Что именно – он не знал, но убеждал себя, что будет готов. Надя разъединилась со стеной, хватаясь за неё руками дошла до стола и достала валерьянку из тумбочки. Лёха нервно постукивал пальцами ещё пару минут, пока не почувствовал взгляд Потапова, и перешёл на обкусывание губ.

Офис 512 в молчании и под запах валерьанки доработал до конца рабочего дня. Конечно же, все поглядывали на сложенные куски мяса и челюсть, гадая, кому они принадлежали. В рабочих переписках вскользь упоминались изменения и реструктуризация, но конкретики ни у кого не было. Потапов предложил подождать определённости: презентацию, разъяснения и инструктаж. Сослался на то, что на своём веку всякое здесь видел, и как электрики за сгоревшие пробки забирали сотрудников на неделю в неизвестное место, и как в отпуск уходили через розги по ладоням, но всё было временно и в итоге работа возвращалась в нормальное русло. Может завтра они придут в офис, а "пятого" уже нет, забрали. Перевели. Да и зарплату повысить собрались, такого года три не было. Плотина немного восстановилась коллективными усилиями, хотя напряжение осталось.

***

На следующий день первым пришёл на работу Сергей. Части тела всё так же лежали на столе. Запах протухшего мяса заполнял офис, отвлекал, путал. Сергей собрался проветрить комнату, но окно оказалось заваренным обещанной решёткой с другой стороны, и рама, открывающаяся наружу, почти не двигалась, показывая лишь небольшую щель.

– Пишу по собственному, с завтрашнего дня, – тихо, скорее для убеждения, сказал себе Сергей, распахнул дверь и включил чайник. Шум бурлящей воды отогнал дурные мысли. Начинался новый рабочий день, как Сергей надеялся – последний на этом месте.

***

Борисов, с тёмными кругами под глазами, в мятой белой рубашке с закатанными рукавами, в ярко-красном галстуке, со свёрнутым строительным мешком в руке, открыл дверь и зашёл в офис 512. Все работали молча и, когда дверь открылась, уже готовы были слушать. Сергей держал ладони на своём заявлении, аккуратно, на белых местах, чтобы не смазать краску и свою подпись. Надя крутила в руках флакончик валерьянки. Заметно поседевший за ночь Потапов снял очки. Лёха убрал подёргивающиеся руки на колени.

– Как мы и ожидали, изменения уже благотворно сказались на повышении производительности вашего отдела, ночная статистика показала, что выработка в среднем по отделу за вчерашний день увеличилась на тринадцать процентов, а время нахождения на рабочем месте – на сорок шесть. – Борисов покосился на стол “нового сотрудника”. – Не без влияния наших решений по реформированию штата. Мы попробуем ещё одно небольшое изменение, учитывая успехи. Ввиду небольшого перераспределения по вашему отделу будет снижена входящая нагрузка, соответственно штат придётся уменьшить на треть, чтобы избежать нерационального расходования человеческих ресурсов. В Разместилище при кассе уже провели подобное сокращение, тоже на одну треть, и довольно успешно, судя по результатам. По аналогии с этим опытом и осуществим изменения в вашем отделе, до обеда сегодняшнего рабочего дня. Освободившиеся ресурсы временно образуют новый подотдел, делать нужно будет почти то же самое, подробный инструктаж будет уже по новому месту. Есть вопросы?

Потапов кашлянул, Борисов перестал “считать вагоны” на полу и уставился на него тяжёлым взглядом. Остальные тоже смотрели на внезапно вспотевшего Потапова. Он, внятно и разборчиво произнося каждое слово, произнёс:

– А сколько было сотрудников в Разместилище?

– Один, – ответил Борисов, не мигая. Надя охнула, и в образовавшейся тишине все очень хорошо расслышали, как с галстука Михаила Сергеевича, заглушая гудение кулеров, капнула на деревянный пол алая густая капля. А в офис 512 уже заходили люди в брезентовых фартуках с ножами и пилами в мускулистых руках.