В Афганистане тоже ходили (и до сих пор ходят) верблюжьи караваны. И города Афганистана тоже расположены друг от друга на расстоянии 60 километров.

Караваны шли, когда пришла орда Бабура.

Караваны шли, когда пришли англичане и получили по рогам при Кандагаре.

Караваны шли при Захир-шахе уже в шестидесятые годы двадцатого века.

Караваны шли, когда в Кабуле произошел дворцовый переворот и к власти пришел Дауд. Караваны шли, когда произошла так называемая Апрельская революция и к власти пришел кровавый режим Хафизулы Амина.

Караваны шли, когда в Афганистан пришли советские войска, «замочили Амина в сортире» и заняли страну.

Караваны шли, когда советского ставленника Бабрака Кармаля сменил советский же ставленник Наджибулла.

Караваны шли, когда ушли советские войска, Наджибулла слинял, а власть перешла к врагу советских войск номер 1 доктору Раббани (помню я его повстанческое движение, до сих пор все тело в отметинах).

Караваны шли, когда прогнали Раббани и к власти пришли талибы.

Караваны идут и теперь, когда прогнали талибов и страну заняли американские войска.

Караваны вечны, они ничего не боятся. Им плевать на власть.

Потому что они - КАРАВАНЫ.

Я видел из иллюминатора боевого вертолета, как расцветает степь шатрами по весне. Это означало, что вскрылись перевалы и караваны пошли на север. Мы не стреляли по ним. У нас не было запрета на стрельбу, но каждый солдат наших войск понимал, что стрелять в караваны нельзя. Это святое, потому что - караваны.

Им было плевать и на нас, и на «духов», и на все на свете. Они шли, сколько бы ни выли шакалы. В крайнем случае, мы досматривали их на предмет, а не везут ли они оружие мятежникам. И каждый раз ничего не находили. Это были мирные караваны, которые шли веками. Им не было нужды перевозить оружие и торговать им.

Бывало, «духи» пытались маскировать перевозку оружия под мирный караван, но это было легко вычислить. Мирный караван не обращал внимания на вертолеты. Духовский караван начинал разбегаться, чувствуя, что рыло в пуху. В таких случаях жалко было только верблюдов…

Однажды наш Комбат — совершенно отчаянный человек — чуть не попал в плен к духам. Но выбрал единственно правильный путь. Он, с солдатом – водителем подбитого БТРа, и ещё с одним офицером, только что приехавшим из Союза и ни черта не понимавшем в местном колорите, рванул в сторону ближайшего каравана, расположившегося на привале. Их приняли, накормили, напоили чаем — традиция. «Духи» гнались буквально по пятам. Караванщики вышли из шатра и сказали им: «Да, шурави у нас, но мы их не отдадим! Они наши гости. У них больше нет оружия. Они отдали его нам. Уходите, а то мы будем стрелять!» Духи решили разбить караван, но все-таки добраться до шурави. Караван-баши сказал Комбату: «Мы будем защищать вас. Вы гости. Не берите в руки оружия, а то мы будем вынуждены убить и вас. Пока у вас нет оружия в руках — вы наши гости. В пустыне помогают всем. Когда нас убьют, можете делать, что хотите. Вот ваше оружие, но напоминаю: не берите его в руки, пока хоть кто-то из нас жив!».

Караванщики отбили нападение духов.

Комбата искали все, кто только мог. Разведгруппы, вертолеты местной авиа-эскадрильи, самолеты-разведчики из Баграма и Кабула. У Комбата был сигнальный дымовой пиропатрон. Он вовремя поджег его и его нашли. Пара многоцелевых вертолетов села рядом с шатрами и взяла Комбата с товарищами на борт. После чего караван чуть было не расстреляли с воздуха вертолеты огневой поддержки, не знавшие, что произошло. Комбат еле уговорил по рации не делать этого.

Командиром эскадрильи был Герой Советского Союза подполковник N. (он до сих пор служит, ныне генерал-лейтенант, потому не хочу называть его фамилию). Комбат приехал к нему и сказал:

— Дай пару вертолетов. Я должен отблагодарить караван-баши!

— Не дам, — сказал комэск. — Собьют, и следа потом не найдешь!

— Дай! Очень надо! — попросил Комбат.

N. дал. Комбат привез караван-баши разную дрянь, которая нам была не нужна, а афганцам была как манна небесная: кожаные ботинки, трофейные спальники, фляжки, термосы, списанные солдатские бушлаты и прочее. Каравана уже не было на месте и пришлось его искать с воздуха. Вертолет-то летит быстрей, чем движется караван. Караван-баши очень удивился:

— Зачем? Ведь это был наш долг. Мы не могли поступить иначе. Так поступали наши деды, прадеды, так поступали всегда.

— Это подарок, — сказал Комбат.

— А, — ответил караван-баши. — Тогда спасибо!

Наш Комбат умер от рака через год, после того, как вернулся из Афганистана. Что стало с тем караван-баши, я, естественно, знать не могу. Может, тоже в живых его нет, а может, и сегодня ведет караваны. Не знаю…

Знаю только одно. Кто бы ни выл в степи, а караван будет продолжать движение. Он выше всего, что происходит вокруг.

Впервые я взял в руки автомат в 13 лет. Это был настоящий армейский «калаш», тяжелый, с большим деревянным прикладом. Мне вручил его офицер с погранзаставы. Два! Два автомата вручил. Один я повесил на плечо, а другой - на грудь. Чтобы можно было на ходу дергать затвор и спускать курок. Но один автомат у меня вскоре забрали. Потому что такую ношу - 2 армейских «калаша», я бы долго нести не смог.

Это из серии сочинений «как я провел лето». Артек, июль, 1964 год. В том возрасте я был уже опытным «лагерником». Мне не составило труда заморочить голову женщине, которая распределяла прибывших москвичей по отрядам в соответствии с их возрастом. И, к своему удовольствию, был определен в отряд с ребятами на год-два старше себя. Со старшими ведь общаться интереснее. Да и жизнь в пионерлагерях у старших поинтересней.

Артек - удивительная страна детства. Все расписано по минутам, дисциплина почти военная. Но каждый день - неповторим, каждый час увлекателен. Удивительно, как тщательно был проработан сценарий детского отдыха, какими опытными были вожатые.

В конце смены проводилось одно из главных идеологических мероприятий: конкурс инсценировки патриотической песни. Наш отряд выбрал песню про защитников Севастополя. Мелодию еще помню, слова забыл. В общем, они все геройски погибли. За пару-тройку репетиций спелись мы неплохо. Но, на мой взгляд, выступлению не хватало изюминки.

К таким конкурсам обычно придумывали и изготавливали какую-то нехитрую декорацию. Мне такая самодеятельность показалась кустарщиной. И я решился.

Примите к сведению, за почти месяц нахождения в Артеке я был уже в полной уверенности что все, что меня окружает в моей стране, существует для меня. Чтобы мне было интереснее жить. Странное ощущение, правда?

В нескольких километрах от нашего лагеря в сторону гор, на возвышенности, располагалась небольшая крепостца. Пограничная застава. Ну и приключение я себе придумал! Нужно было незаметно покинуть лагерь. А это не просто - каждый пионерский отряд по очереди охранял лагерный периметр. И поймать нарушителя было делом чести - игра в «шпионов-диверсантов», пожалуйте! Правда, я уже пару раз сам дежурил в «секрете», располагавшемся в глубоком овраге, тянувшемся по краю территории. И уже давно умел прокрадываться через овраг к магазину, находившемуся по ту сторону. Где покупались печеньки-ириски. Так что, этот этап не составлял для меня трудности.

Дальше надо было пройти через парк старинного дворца, в котором почти всегда гуляли туристы. И обойти по склону горы Гурзуф. А после меня ждало самое сложное: соседний артековский лагерь. Уже не вспомню: Лазурный или Кипарисный? Который, конечно, тоже выставлял свои «секреты». Мне не известные. И вот за ним-то, еще метров двести по лысому склону - застава.

Опасность для меня начиналась уже в дворцовом парке. Ведь туда водили на экскурсию пионеров из всех артековских лагерей. Если там окажутся ребята из другого лагеря и я пройду мимо, то буду заметен. Меня может остановить их вожатый - и привет! Потому что каждый лагерь имел свою форму, одинаковой модели, но отличавшуюся от других цветом.

Но мне повезло: вместе с туристами в парке топтался какой-то отряд мелюзги из моего лагеря. Увидев устремленные на меня глаза (малявки всегда узнают старших), мне достаточно было сделать страшное лицо, провести ребром ладони по шее и показать кулак. После этой пантомимы я скрылся в кустах лавра.

Путь до соседнего лагеря я преодолел трусцой, а увидев его ограду - ровную линию колючего кустарника, я залег за каким-то укрытием и стал наблюдать. Лагерь этот находился на ровном месте. На их территории не было таких оврагов, как на территории нашего. Поэтому через прорехи в кустарнике и через оставленные в нем проходы можно было наблюдать за тем, что происходило по ту сторону ограды. Через какое-то время я дождался того, ради чего ползал по укрытиям, иногда меняя место. Вдоль ограды шел вожатый с ребятами. Он менял дежурных на постах.

Вдавив в пол педаль с надписью «наглость», я выскочил из своего укрытия, стянул с себя форменную рубашку, скомкал ее в руке, чтобы была меньше заметна. Цвет формы моего лагеря был зеленый. А этого - синий. Но одни выцветшие на солнце шорты, в купе с загорелым телом, не так уж отсвечивают, как рубашка. Преодолев пару десятков метров до двигающейся группы, я пристроился в хвост. Ребята все время менялись - кто-то вставал на пост, кто-то с поста сменялся. И на меня достаточно времени никто не обращал внимания.

Так дошли мы до угла территории, от которого открылся вид на заставу. Приличное расстояние по лысому косогору мне предстояло пробежать быстрее, чем меня заметят из лагеря. Небольшое преимущество давало мне то, что во время смены постов никто не станет смотреть вдаль. Обычно пара минут уходили на отдачу рапорта вожатому и взаимные приветствия.

Отстав от группы, я развернулся в сторону заставы и побежал. Запыхавшийся, я перешел на шаг метрах в пятидесяти от заветной будки КПП. Оглянувшись назад, увидел, что меня заметили из лагеря, но пока не преследуют. Видимо, не могли издали разглядеть артековский я или местный мальчишка. Зато на пороге КПП уже ждал меня пограничник. Настоящий, в гимнастерке, фуражке и с автоматом.

Думаю, на этой заставе, окруженной территориями «детской республики Артек», привыкли ко всякому. Пограничник, когда я встал перед ним тяжело дыша, лишь отодвинулся в сторону, открыв мне проход в дверь. Я вошел. Внутри меня стоя ждал дежурный офицер. Я поспешно надел рубашку и только после этого обратился к нему со своей просьбой. Говорил я длинно. Нужно же было объяснить про конкурс песни. Офицер прервал меня жестом и велел другому солдату отвести меня внутрь заставы. Мы прошли небольшим двором в центральное здание, и здесь мне пришлось повторить свои объяснения старшему офицеру.

- Ждите! - приказал офицер и скрылся за дверью. Я присел на деревянную скамью в длинном прохладном коридоре.

Прошло сколько-то времени, и в коридоре появился вожатый. Не из нашего, из ближнего лагеря.

- Привет! Ты откуда, беглец? - спросил он меня.

- Неужели напрасно? - сник я. Но тут же появился вновь старший офицер. Он протянул вожатому два автомата. Пока вожатый расписывался за них в разлинованном журнале, я успел подергать затвор и примерить оружие в руке.

Мы с вожатым покинули заставу и спустились в лагерь.

- Сейчас обед - сказал мне сопровождающий - Отведу тебя в столовую, а после передам тебя твоему вожатому. Его уже вызвали.

Тут только на мгновение мелькнула у меня мысль о грядущем наказании. Но, мысль эта тут же ушла, замененная тем, что нынче зовется «понтами»: я шел через чужой лагерь, все эти «синие» смотрели на меня, на мою зеленую форму и на большой, настоящий автомат, висевший у меня на груди!

Только я закончил обедать, появился мой вожатый. Боже, до сих пор помню, как тряслись его руки и дрожала челюсть. Он был хорошим парнем. Я сильно подвел его!

Последнюю репетицию мы провели с автоматами. Получилось удачно. На конкурсе мы заняли какое-то призовое место.

На следующий день Совет пионерской дружины лагеря решал вопрос о моем досрочном отчислении из Артека за нарушение дисциплины. Но, не отчислили. Наверное, потому что до конца смены оставалось несколько дней. Да и сопровождать меня одного в Москву на поезде - не великое удовольствие.

Когда в следующем десятилетии я и сам на пару сезонов стал старшим вожатым одного большого пионерского лагеря, мой детский опыт подсказывал мне, что «от этих мелких говнюков можно ожидать всего!». Я внушал это своему вожатскому коллективу и не ленился придумывать мероприятия, хорошо выпускавшие пар из сорви-голов.

(Откуда-то он это действительно помнил... В привычном для состояния "после" анабиозе думать он давно отвык, но веер принёс с собой промежуточную информацию — о чём-то между взмахами. Жаль только, не о том, что происходило "до".)

Пока не забыл, набрал желтушного мха, где посвежее и без грибковых поражений, и отправился помогать модулям, не справлявшимся с новыми факторами. Слизнями, прирастающими друг на друге облачками-барашками, роящимся гнусом и неизвестными хмурыми паразитами, на которых не действовали никакие кислоты.

Когда туннель снова заработал, он заметался, что не узнает её без веера! Но узнал безошибочно. Она несла цветы, качающиеся шарики. Он бросил ей веер.

Вот о цветах уборщик ничего не знал. Ни до, ни между, ни после. Чувствовал — не его тема. Поэтому даже из убережённого от всех невзгод двухцветного мха он сделал то, что понимал.

Стесняясь до невозможного, украдкой показал поделку модулям. Почти бесцветная уже агрегатная станция взволнованно замерла, на промежуток-взмах, и поехала бороться дальше, оставляя широкие слёзные дороги текущих механизмов.

К седьмой встрече он был готов. Вот веер запорхал в постоянной теперь пробке на входе. Уборщик остановился, оглянувшись на модули, призывая их разделить неповторимое величие момента. И подскочил в конвульсии. Туннель стряхивал бляшки мха, покрывая аппараты.

Туннель осыпался. Рушился. И он вспомнил то, что было "до". Как он был умнейшей клеткой отличного мозга, сколько работал, пока не перегорел, не начал забывать...

Однако сейчас, внутри закупоренного сосуда, история не имела цены. Важен лишь промежуток. Гребень в её волосах, порхание веера. Яркий блик перед бельмом. Она, ждущая за туннелем.

Согбённый старец с белой головой поспешил к ней. Выбросил, распрямляясь, самопальный букетик. Седые мухоловки из пожившего мха легли на монумент окончательно ослепших аппаратов.

(Это не имеет никакого отношения к читателям, но это важно для меня: рассказ посвящается моему папе, Виктору Леонидовичу Николаеву, и публикуется здесь в день его памяти.)

Друзья, хочу показать вам отрывок из рассказа про жизнь двух человек, который я сделал в рамках своего проекта "История семьи".

Это была первая моя работа, которую я сделал в Старом Осколе, а после этого ездил в Подмосковье, где брал интервью и писал рассказ о потрясающей паре, которая прожила вместе 50 лет, и все эти годы проработали на предприятиях (каждый на своём - тоже по полвека) военно-промышленного комплекса.

Однажды я придумал такую штуку - писать про семьи рассказы, чтобы у потомков была возможность прочитать о каких-то важных, порой тонких, нюансах из жизни старших членов их семьи, которых, возможно, уже и нет в живых.

Очевидно, что во время застольных или просто бытовых рассказов многие детали с каждым разом ускользают, забываются. Более того, во время моих интервью дедушки и бабушки вспоминали то, о чём вообще никогда в жизни не рассказывали никому. Не то чтобы раскрывали тайны, просто атмосфера наших бесед была такая, что вспоминались важные или забавные детали.

Теперь они зафиксированы и могут быть доступны даже тем членам семьи, которые ещё не родились!

Ниже покажу, как это выглядит...
-----------------------------------------------------------
...А в Орджоникидзе Валентина, практически уже и не надеясь на отношения с Эдуардом. Она с удовольствием работает, ездит по стране, ждёт повышения...

Приехав однажды в общежитие поздно ночью услышала от подруг: «Кузя*, тебе там письмо от Крылова!».* Коллеги из-за фамилии называли Валентину «Кузей» много лет.

В письме был лаконичный, а главное, категоричный текст. Не дословно, но очень близко:«Валентина, приезжай ко мне в Якутию, будем жить вместе. Писать больше не буду, да или нет, решай сама. Ключ от комнаты в коридорчике, под ковриком».

Первой реакцией девушки было «Поздно, Крылов»!Но сон не пошёл.
Пришлось сильно призадуматься. В Орджоникидзе всё шло прекрасно, продвижение по работе, вот-вот дадут квартиру, прекрасный коллектив…

А что там, в Якутии, непонятно.Однако близкая подруга утром посоветовала подумать не о материальном, а про чувства.И Валентина решила: «Нужно ехать!».Пришлось увольняться, руководство сначала не отпускало, начальник заявление даже не взял в руки.

Сработал простой, но веский довод, подруга Валентины, оказавшаяся в кабинете в этот момент, сказала: «Да ведь Кузя замуж выходит!»

Вопросов больше не было.

В Якутию добиралась сложными путями: Москва – Иркутск (с пересадкой почти в сутки) – маленький самолёт в Мирный – ещё один самолёт в посёлок Чернышевский, на который последний билет Валентине отдал парень, который сам остался в аэропорту.

Около 10 часов утра измученная дорогой Валентина нашла дом, где жил Эдуард.
Она думала, это будет общежитие, но оказалось, что это квартира. Девушку встретила женщина с малышом, которая показала, где комната Крылова и дала от неё ключ.

Убранство в жилище холостяка впечатлило Валентину: просторно, аккуратно, а в углу стоит настоящая роскошь для того времени – холодильник «Юрюзань».

И только в этот момент женщина, отдавшая ключ от комнаты, словно опомнилась: «А вы, кстати, кто?»

Пришлось объяснить. Женщина поняла, что это приехала та, кого и ждал хозяин квартиры.Когда всё стало ясно, соседка сказала, что Эдуарду можно позвонить по телефону и поговорить с ним лично, договориться о встрече.

Он был начальником отдела, поэтому в доме имелся аппарат.После первых гудков трубку сняли, и совершенно неожиданно для себя Валентина услышала: «Крылов слушает».
Возникла та самая пресловутая неловкая пауза, так как в планах было придумать первые слова, пока Крылова будут звать, а он будет идти к телефону.

После того, как Валентина собралась и вымолвила: «Эдик, я приехала», замешательство возникло уже с той стороны провода...
-------------------------------------------------
Это отрывок из большого рассказа, работая над которым, я получал огромное удовольствие. А потом получил трогательный отзыв: сын сказал, что мама (отца, о котором речь в рассказе, уже не было в живых) словно заново пережила все эмоции, была взволнована и очень благодарит за работу.

Если вы считаете, что и про жизнь ваших родителей мог бы получиться такой рассказ, и вы понимаете, что он мог бы интересен и его героям, и вам, и потомкам, я на связи в тг https://t.me/KBVoron

А вопрос из заголовка не просто так. Я искал, но не нашёл, интересно, кто-то из вас слышал о такой услуге?