Недавно нашла свое сочинение, которое написала во втором классе.
Тема: «Если бы я была взрослой». Интригует, правда? Итак, о чем мечтала и к чему стремилась маленькая Юля?
«Если бы я была взрослой – я бы ела мороженое, пирожное, пирожки и блинчики. Я бы работала врачом как мама и ходила гулять. Я бы рисовала нашу школу и мою куклу. А еще смотрела бы взрослые фильмы и концерты, покупала много игрушек. Я бы ходила смотреть кино, покупала и надевала мамины платья, ходила в маминых туфлях. Я бы не спала ночью, а читала бы книжку. А еще я бы ходила в бассейн! И не ходила в школу! И не учила уроки! Все!!!»
Что сказать?! Почти все из желаемого – сбылось. Я постоянно ем вкусняшки, за что себя нещадно ругаю. Время от времени смотрю взрослые фильмы – но не те, которые про плотскую любовь, а тру-крайм расследования про маньяков-расчленителей. За что тоже себя ругаю, потому что не могу заснуть, а утром рано вставать. Да, я покупаю себе одежду и обувь, но не так часто как хотелось бы. И в бассейн хожу, и в спортзал, но каких усилий воли это стоит! Дни мои, как и у всех, состоят из привычного ритма: дом – работа – дом. И, честно признаться, время от времени я мечтаю оказаться в беззаботном детстве, когда не нужно каждый день работать и думать, как поскорее закрыть ипотеку.
А обиднее всего – школа до сих пор никуда не делась! Я снова делаю ненавистные уроки! Правда, не для себя, а для ребенка. Но в детстве на уроки мне было откровенно пофиг: не сделаю – так спишу; но сейчас нет, если не проконтролирую домашку – меня же саму учителя отчитают!
Ах, если… Если бы я снова стала маленькой и хотя бы на один день вернулась в детство! Я бы обязательно сходила в магазин «Кантат» и купила пирожное «Картошка», сколько потом пробовала – никто тот самый вкус повторить не смог. Я бы с удовольствием побежала в школу на уроки, и снова встретила учителей и одноклассников, посмотрела в глаза своей первой любви и искренне удивилась: к чему столько переживаний, что я в нем нашла?! Я бы увидела молодых маму и папу и крепко-крепко обняла, сказав, что они почти всегда были правы, а я их не слушалась.
Мы с мамой ходили, сначала в ясли, чего я вообще не помню, а потом и в садик по одной и той же улице каждый день. Я, понятное дело, знал на этой дороге каждый камешек, каждую травинку. Мы выходили из дома, проходили автобусную остановку, где стояли сонные и недовольные дети и уже не дети. Позже я к ним присоединился, а пока это было детство, полное отсутствие каких бы то ни было мыслей - одни эмоции и в большинстве своём положительные. Наш перекрёсток без конца перекапывали, потому что там постоянно прорывало трубу, и я заглядывал туда в эту серую лужу и жалел несчастную трубу, которая постоянно дырявилась. Чтобы определить заделали трубу или нет, совершенно необязательно было идти на перекрёсток - нужно было просто утром открыть кран, а оттуда, после нескольких холостых залпов начинала капать ржавая вода. Значит дали воду. Потом была улица с частными домами. Там каждое утро у собак была перекличка. Лай сопровождал нас всю дорогу, пока мы не выходили к железной дороге, где скрипели вагоны, голос из динамика сообщал всем количество пущенных с горки вагонов и просил вагонников быть осторожными. Дальше под мост, справа кинотеатр "Вента" или как его называли в народе "Кинотеатр имени Будулая" из-за цыган, которые жили рядом своими огромными муравейниками. Потом старая таможня с одной стороны, портовые краны с другой и туда вдоль яблонь и груш под сиплый хор местных собак и садик мой был как раз.
И вот однажды, на той самой улице с частными домами, под одним из кустов, мой утренний но цепкий глаз заметил что-то несвойственное для обычного ежедневного пейзажа. Мама шла с обычным утренним лицом и даже если бы вчера туда упала бы ядерная бомба, она бы не обратила внимания и дошла бы до садика со мной и до работы без меня, не заметив никаких изменений. Я аккуратно поднял белоснежное яйцо с травы, уложил его в лодочку из ладошек и пошёл показывать находку маме. Маме, естественно, было не до выведения цыплят в тот самый момент и я, спасая будущего цыплёнка, устроил добротную истерику. Это был первый и последний раз, когда мы опоздали и в садик и на работу. Я плакал поллитровыми слезами и орал, что там цыплёнок, ему холодно и его срочно надо спасать. Спасение умирающих, видимо, входило в базовый пакет детской психики и она, психика, во всей красе под мои фанфары и слёзы доставила яйцо домой. Меня почему-то не смутило, что замерзающий цыплёнок был положен в холодильник и я со спокойной душой, а мама вся на нервах пошли каждый к себе.
Дальше история развивалась весьма предсказуемо, отчего было никак не легче. Я пребывал в возрасте всепознания и про спасённое, а по сути украденное из под куста яйцо, благополучно забыл. Память человеческая, как и чужая душа - потёмки. Несмотря про напрочь забытое яйцо, через пару дней я встрепенулся и спросил у мамы -а где наш цыплёнок?! А мама у меня дочь офицера, посему без особых рассусоливаний коротко и чётко доложила мне, что она этим яйцом залила картошечку и мы умяли всё это дело за завтраком несколько дней назад. Это был первый день в моей жизни, который был полностью посвящён мыслям о бытие твое, житие мое и прочим философским постулатам. Птичку, конечно, было жалко, но так как ещё неизвестно была там птичка, или нет, то мы вполне себе нормально позавтракали. То есть, спасение погибающих и банальная логика хищника в мозгу ребёнка формируется одновременно, похоже. Мама повела себя не хуже знаменитого Макаренко и весь день вообще меня не трогала, потому что моё лицо впервые в жизни было напряжено от попыток решить нерешаемые задачи с кучей неизвестных.
Потом уже, по прошествии времени мама мне рассказала свою историю, которая была намного печальнее. Мы сидели на скамейке у Портовского Клуба и щурились на солнце. Она как-то странно начала мне рассказывать эту историю, как бы прокрутив воспоминания в своей голове она начала не с начала, а как бы продолжая идти извилистой тропой своих тех ощущений, того запаха угольной печи, скрипящей ручки колодца, далёкого звука морского прибоя, мягких сосновых иголок в лесу и покалывания на кончиках пальцев от переизбытка эмоций. Она, по сути, мне ничего и не рассказывала, она смотрела куда-то в никуда и то еле заметно улыбалась, то как-то расстраивалась, то на мгновение замолкала прокручивая важный момент у себя в голове ещё и ещё раз.
Детей в военном городке было мало, а одногодок так и вообще никого, потому у мамы моей лучший друг был петух Петька. Меня нисколько не удивило, что петуха звали так незамысловато - с креативом у нас в семье до моего пришествия было туго. Петух Петька, хомяк Хома и ёжик Жора. Петька был вреднючий и нападал на всех, включая свою хозяйку и мою прабабушку по предварительному совместительству. Дружил он только с моей мамой и они вместе вышагивали по двору с высоко поднятой головой. Мамина вредность, я полагаю, не в последнюю очередь стала результатом поговорки "С кем поведёшься, того и наберёшься". Ну и вот, однажды, мама вернулась из музыкалки со своим неподъёмным баяном и уселась ужинать. Перед сном пошла проведать своего Петра Единственного и не нашла его. У меня-то хоть прошло несколько дней, а тут она своего Петьку только что сама и съела. Плохо было и физически и морально и главное, всю жизнь маму мучило чувство предательства - ведь он был её единственным, настоящим другом. Видимо, чтобы не сильно бередить душу, она продолжила рассказывать про тропинку к морю, терпко-горький запах хвои, усыпанный медузами берег, её мама с папой сидят там на обрывистом берегу в обнимку под шинелью и ёжатся от пронизывающего ветра, на горизонте то появляется то пропадает патрульный катер а в морских воротах попеременно мигает то красный огонёк, то зелёный, то красный, то зелёный...
Моя бабка по отцу была патологически скупа. (Теперь-то я понимаю, что она просто не хотела давать деньги непутевым детям).
Однако были люди (не дети), в отношении которых это правило не работало, и каждое лето, приезжая к ней на каникулы, я заставал дом полным незнакомых женщин, похожих друг на друга: все в черном, старые и строгие. Это были – «странки», паломницы, приезжавшие в монастырь.
Как-то одна из них, высокая и страшная, встретила меня прямо в сенях и, наставив на меня сухой старушечий палец, сказала:
«Ты кто?»
«Я Слава», - ответил я.
«А что ты тут делаешь?»
«А вы что тут делаете? - спросил я. – Вообще-то я тут хозяин. Я к бабушке приехал».
Монастырь тогда, в 80-е, переживал не самые лучшие времена.
Позже, за обедом, сидя в окружении таких же как она, эта тетка сказала, глядя на меня укоризненно:
«Обитель возродится. Во славу божию».
«Возродится, - сказал я, выдержав ее взгляд. – И все вы будете платить. Я буду тут хозяином, и все вы будете платить».
Я эти слова хорошо помню, так как незадолго до этого бабка не дала мне на мороженое, и я был исполнен недоумения и возмущения, при виде такой несправедливости.
«Ах, Славка, враг ты этакий!» - бабка попыталась огреть меня полотенцем, но я уклонился.
Прошли годы.
И я вынужден признать, эта женщина была права: монастырь возродился. Даже старое здание райкома партии теперь – резиденция церковной администрации.
Но и я оказался прав тоже – теперь все платят. Дивеево стало религиозно-туристическим центром, и деньги сюда текут рекой, а паломники останавливаются в гостиницах и платят, дураков нет.
Но есть там все же одно место, не затронутое коммерческим использованием. Как ни странно, это мой дом. То есть не дом уже, а земля. И не моя уже. Теперь здесь монашеский скит. Несколько лет назад я был там, и наблюдал за женщинами, которые там живут – пекут хлеб, носят воду…
Баб Насть, как ты там? Надеюсь, Господь тебя не обидел. Ты не беспокойся, твое имущество в надежных руках!
Для детей весь мир это цветные пятна: огни магазинов, светящаяся реклама, стены, за которыми ничего нет. Ребенок видит только то, что открыто его взору. Все вокруг высокое - большие семиэтажные деревья, высоченные взрослые с ногами-колоннами, грузовики, смотрящие любопытными глазами-фарами. Поэтому все время приходится смотреть вверх, а там голубое небо. Бездонное и красивое. Так детство и запоминается - чистый голубой океан. Вниз дети смотрят реже.
По-другому у взрослых: взрослый идёт по городу и машинально представляет карту улиц, держит в уме материал, из которого построены здания, из которого сделаны автомобили, держит в уме массу попутной информации. Поэтому мир ребенка намного уютнее: он здесь и сейчас, он не раскинулся на сотни километров, он мал и замкнут в небольшом пространстве.
Кто-то скажет, что мир взрослых информативнее и потому интереснее. Как сказать - ребенок ещё не знает этого и находит приятное во всем новом, пусть, и в малом объёме. Помню как был очарован подсветкой приборной панели в полувоенном автомобиле - узенькие зелёные щели в сгустившейся темноте светились волшебно. Сидишь как в космическом корабле. Но это ещё не всё - мир звуков. У детей прекрасное зрение и тонкий слух. Дома одно время был трофейный приемник со шкалой как циферблат у часов. По центру ручка и крутишь её. Соответственно, двигается тонкая красная полоска по кругу. Приемник ловил, скорее всего, длинные и средние волны и выдавал по три-четыре радиостанции сразу.
Это создавало ощущение причастности ко всему миру: где-то смешными голосами поют индусы свои заливистые песни, бормочут дикторы, пищит морзянка непонятные трели, капитаны с кораблей запрашивают берег. Вокруг темнота, а перед тобой только светящийся круг шкалы и целый дышащий мир. Отчётливо было слышно, что вот это вот поют венгры, а вот это - болгары. Да, в детстве слух острый. Крутишь ручку шкалы и картина меняется - другие голоса, другие шумы. Да, писка, треска и просто шума тоже хватало, но это не мешало. Ты там - в этом океане звуков, песен, тарабарщины незнакомых языков. Они все рядом эти люди, они все твои друзья, ты не одинок, ты с ними в огромном мире. Необыкновенно уютно было.
Повезло современным детям - даже в смартфоне они погружаются в сказочную атмосферу игр, их мир гораздо лучше. Эх, детство - счастливая пора...
Первый день в роли матери… Господи, как же я боялась. Эта мысль не давала мне покоя все девять месяцев беременности, но особенно остро я почувствовала страх, когда медсестра положила мне на грудь крошечный сверток. Мое сердце замерло, а потом забилось с удвоенной силой. Вот он – мой сын, такой маленький и беззащитный. И теперь я в ответе за эту новую жизнь.
Роддом встретил меня неприветливо. Холодные стены, запах хлорки и равнодушные лица персонала. Когда начались схватки, я была уверена, что готова ко всему. Но реальность оказалась куда страшнее. Боль разрывала меня на части, а врачи лишь холодно командовали:
- Тужься сильнее! - казалось, это никогда не закончится.
И вот, спустя долгие часы мучений, я услышала его первый крик. Звонкий, требовательный – он словно говорил:
- Я здесь, я живой! - в этот момент все страхи отступили, уступив место всепоглощающей любви и нежности.
Но утром, когда схлынула эйфория первых часов материнства, на меня обрушилась паника. Что мне теперь делать? Как правильно кормить, пеленать, успокаивать? Каждое движение давалось с трудом – тело ныло после родов, а голова кружилась от недосыпа и переизбытка эмоций.
- Не переживайте, мамочка, все через это проходят. Скоро привыкнете. - но ее слова только усилили мой страх. Как можно привыкнуть к такой ответственности?
Первое кормление стало настоящим испытанием. Малыш никак не мог правильно взять грудь, плакал от голода, а я чувствовала себя полной неудачницей. Неужели я не способна даже накормить собственного ребенка? Слезы катились по щекам, пока я пыталась снова и снова приложить сына к груди.
К вечеру, измученная и подавленная, я позвонила маме.
- Мамочка, я не справляюсь, – прошептала я в трубку, давясь рыданиями.
И тут же услышала ее спокойный, уверенный голос:
- Доченька, ты справишься. Ты сильная. А я всегда рядом.
Эти простые слова словно придали мне сил. Я вспомнила, как мама растила нас с сестрой, как всегда находила выход из любой ситуации. Может быть, эта способность передается по наследству? Может быть, где-то глубоко внутри я тоже обладаю этой силой?
Ночь выдалась бессонной. Малыш просыпался каждый час, требуя внимания и еды. Я механически вставала, кормила, пеленала, укачивала. В какой-то момент, глядя на его умиротворенное личико, я поняла – вот оно, настоящее счастье. Несмотря на усталость и страх, я чувствовала, что нашла свое предназначение.
Утро второго дня началось с неожиданного звонка. Звонила свекровь.
- Ну как вы там, голубки? Когда домой? – раздался в трубке ее бодрый голос.
Я растерялась. Мысль о возвращении домой пугала еще больше, чем пребывание в роддоме. Здесь хотя бы есть медперсонал, а дома мы останемся один на один с новыми обязанностями.
- Не знаю, Анна Петровна. Врачи говорят, может быть, через пару дней выпишут, – неуверенно ответила я.
- Отлично! Мы с Игорем уже все подготовили. Купили кроватку, ванночку, кучу одежды. Я возьму отпуск на месяц, буду вам помогать, – радостно сообщила свекровь.
От этих слов у меня внутри все похолодело. Месяц? С утра до вечера? Я представила, как свекровь хозяйничает в нашей квартире, дает советы по уходу за ребенком, критикует каждое мое действие. Нет, только не это.
-Анна Петровна, спасибо большое, но мы справимся сами, – выдавила я из себя.
- Что значит сами? Ты же неопытная, а я троих вырастила. Нет уж, я не допущу, чтобы с моим внуком что-то случилось, – в голосе свекрови зазвучали стальные нотки.
Я почувствовала, как к горлу подступает комок. Неужели я не имею права сама решать, как заботиться о своем ребенке? Почему все вокруг уверены, что знают лучше меня, что нужно моему сыну?
В этот момент малыш заплакал, требуя внимания.
- Извините, мне нужно идти, – торопливо сказала я и отключилась, не дожидаясь ответа свекрови.
Подойдя к кроватке, я взяла сына на руки и прижала к себе.
- Не волнуйся, маленький. Мама справится. Мы со всем справимся вместе, – прошептала я, покрывая поцелуями его пушистую головку.
День пролетел незаметно в круговороте кормлений, пеленаний и коротких перерывов на сон. К вечеру я почувствовала, что немного освоилась. Страх никуда не делся, но появилась уверенность – я смогу стать хорошей матерью.
Перед сном я долго смотрела на спящего сына. Его крошечные пальчики, пушистые ресницы, едва заметная улыбка во сне – все это наполняло меня невероятной нежностью и любовью.
- Я научусь, малыш. Научусь быть твоей мамой. Самой лучшей мамой на свете, – пообещала я, осторожно целуя его в лобик.
Третий день в роддоме начался с неожиданного визита. В палату вошел муж, Игорь. Его появление было полной неожиданностью – обычно посещения разрешались только после обеда.
- Привет, родная, – улыбнулся он, протягивая мне букет. Я растерянно приняла цветы, не зная, радоваться ли его приходу или насторожиться.
- Как вы тут? Все в порядке? – Игорь подошел к кроватке, с любопытством разглядывая сына.
- Да, все хорошо, – ответила я, наблюдая за его реакцией. Игорь выглядел немного смущенным, словно не знал, как себя вести.
- Слушай, я тут подумал… Может, нам стоит принять предложение мамы? Ну, чтобы она пожила с нами первое время? – наконец выдавил он.
Я почувствовала, как внутри все сжалось. Значит, это была идея свекрови – отправить мужа, чтобы уговорить меня.
- Игорь, мы же обсуждали это. Я справлюсь сама, – твердо сказала я, стараясь сдержать раздражение.
- Но ты же никогда раньше не ухаживала за детьми! А мама опытная, она поможет, – настаивал муж.
- А как же мне научиться, если я не буду делать это сама? – возразила я. - К тому же, это наш ребенок, наша семья. Мы должны сами научиться быть родителями.
Игорь нахмурился.
- Ты просто упрямишься. Мама хочет как лучше, а ты отталкиваешь ее помощь.
Его слова больно ударили по моей и без того шаткой уверенности в себе. Неужели я действительно все делаю неправильно?
- Послушай, – я глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, - я благодарна твоей маме за заботу. Но мне нужно время, чтобы привыкнуть к новой роли. Чтобы научиться быть мамой. И мне нужна твоя поддержка в этом, а не критика.
Игорь молчал, явно не зная, что ответить. В этот момент проснулся малыш и захныкал. Я машинально потянулась к нему, но муж оказался быстрее. Он неловко взял сына на руки, и тот сразу затих, уставившись на отца широко раскрытыми глазами.
- Смотри-ка, он меня узнал, – удивленно произнес Игорь.
Я увидела, как изменилось его лицо – растерянность сменилась нежностью и гордостью.
- Он такой маленький… и такой красивый, – прошептал он, осторожно покачивая ребенка.
Глядя на эту картину, я почувствовала, как тает моя обида. Может быть, Игорь просто боится не меньше моего? Может быть, ему тоже нужно время, чтобы привыкнуть к роли отца?
- Знаешь, – тихо сказала я, – давай договоримся так. Первую неделю мы побудем втроем, освоимся. А потом, если нам действительно понадобится помощь, мы попросим твою маму приходить днем. Но жить с нами не нужно, хорошо?
Игорь поднял на меня глаза.
- Ты уверена, что справишься? – в его голосе звучало сомнение, но уже не было прежнего напора.
- Нет, не уверена, – честно ответила я. - Но я хочу попробовать. И мне очень нужна твоя поддержка.
Муж кивнул, снова переводя взгляд на сына.
- Хорошо, давай попробуем, – наконец согласился он. - Только обещай, что если что-то пойдет не так, ты скажешь мне. Мы справимся вместе.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы – на этот раз от облегчения и благодарности.
- Обещаю, – прошептала я, подходя к мужу и обнимая его вместе с нашим сыном.
В этот момент я поняла – да, я боюсь. Боюсь ошибиться, боюсь не справиться. Но это нормально. Ведь материнство – это не врожденный навык, а путь, полный открытий, радостей и трудностей. И самое главное – я не одна на этом пути. У меня есть поддержка мужа, любовь родных и, конечно, мой маленький сын, ради которого я готова преодолеть любые страхи.
Выписка из роддома прошла как в тумане. Игорь суетился с документами и вещами, а я не могла оторвать взгляд от малыша, который мирно спал в переноске. Казалось, что весь мир сузился до размеров этого крошечного существа. Когда мы вышли из больницы, я на мгновение замерла, ослепленная ярким солнечным светом. Мир вокруг казался таким большим и опасным. Как же я смогу защитить своего ребенка от всех этих угроз?
Игорь, словно почувствовав мое состояние, взял меня за руку.
- Все будет хорош, — тихо сказал он. Я благодарно сжала его ладонь и сделала первый шаг навстречу новой жизни.
Дома нас ждал сюрприз — родители Игоря и моя мама украсили квартиру шариками и плакатами «С возвращением!» и «Добро пожаловать, малыш!». Я растрогалась до слез, видя, сколько любви и заботы нас окружает.
Первые дни дома оказались настоящим испытанием. Недосып, постоянные кормления, колики у малыша — все это выматывало физически и эмоционально. Но каждый раз, когда я была готова сдаться, достаточно было взглянуть в глаза сына, чтобы найти в себе новые силы.
Игорь старался помогать, как мог — менял подгузники, укачивал малыша по ночам, чтобы я могла немного поспать. Его неловкие попытки быть хорошим отцом трогали меня до глубины души.
Постепенно мы начали привыкать к новому ритму жизни. Я научилась понимать разные виды плача малыша, находить время для себя между кормлениями, справляться с бытовыми делами, не выпуская сына из виду.
Конечно, были и трудные моменты. Иногда я чувствовала себя совершенно измотанной и бесполезной. В такие дни на помощь приходила мама или свекровь — просто чтобы подержать малыша, пока я приму душ или немного посплю.
Но с каждым днем я становилась увереннее в своей новой роли. Первая улыбка сына, его первое «агу», первые попытки перевернуться — все эти маленькие победы наполняли меня гордостью и счастьем.
Однажды вечером, укачивая засыпающего малыша, я поймала на себе взгляд Игоря.
- Знаешь, — тихо сказал он, — ты потрясающая мама. Я горжусь тобой.
В этот момент я поняла — мои страхи не исчезли полностью. Возможно, они никогда не исчезнут. Но теперь я знаю, что смогу с ними справиться. Потому что любовь к моему ребенку сильнее любого страха.
Я — мама. И это самая важная и прекрасная роль в моей жизни.
Сегодня расскажу про своего земляка скончавшегося тихо, во сне, два дня назад. Отважного мужика и просто хорошего человека готового оказать помощь любому кто её просит. Пётр Семёнович Мокроусов родился в г. Шадринск Курганской области и служил в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане (ОКСВА) в период с 1984 по 1986 год.
Подробностей не знаю, извиняйте, поэтому расскажу так как мне рассказали, да и выписку из приказа о награждении я видел. Служил Семёныч в разведке, вот только тогда был он ещё совсем не Семёныч, а Петька-Танцор (позывной получил за любовь к чечётке) двадцати четырёх лет от роду в звании младшего сержанта. И вот как-то вместе со своим отделением угодил он в засаду. Семерых товарищей Семёныча убили, но разведчики были не лыком шиты и моджахедов тоже без лишних разговоров отправили к Аллаху. Младший сержант был ранен в бедро. Сначало казалось, что всё очень-очень плохо, но у страха глаза велики, поэтому на вылет. Мясо попортили.
Одному идти по горам на ночь глядя это понятно самоубийство. Собрал Семёныч тела боевых товарищей, стащил под огромный валун, да заложил щель булыжниками. Чтобы хищники ребят не поели. Отметил кончено место захоронения как мог. Сам собрав боеприпасы отправился отдыхать предварительно уколов себя обезболивающим.
Ночью говорил продрог так, что зуб на зуб не попадал. Кошмары ещё проклятые в голову лезли один хуже другого, а под утро слышит - вражеская речь. Галюны от обезбола? Нет, видит реальные боевики (много боевиков) в халатах, чалмах с винтовками и автоматами идут по склону горы. Несут за спиной тяжёлый груз.
Семёныч принял решение следовать за ними по тропинке располагавшейся выше. Ну как тропинка, ноги переломать можно, но один плюс был - он моджахедов видел, а они его нет. Полдня почти шли. Наш герой успел себе ещё один обезболивающий укол поставить и два сухпайка сгрызть. Чувствовал себя терпимо только нога онемела и гудела как трупа в оркестре.
Наконец противник остановился и начал располагаться, готовится к бою. Из сумок своих даже маленький миномёт достали. «Всё понятно, - подумал Семёныч узнавая местность. Ждут гады наш конвой». Бежать до ближайшего блокпоста, заставы с такой ногой было никак, а вот помешать врагу, хоть маленечко, на пол карасика, было вполне в его силах.
Чтобы получше видеть врага Семёныч полез на гору. Выше-выше-выше. В какой-то момент понял, что перестарался так как сильно похолодало, пар изо рта, зато противник, красота, как на ладони.
Сначала младший сержант стрелял из СВД. Принадлежало оно его погибшему другу с позывным Кочевник. Когда всё патроны закончились открыл огонь из ПКМ. Не торопился, выцеливал гадов тщательно.
В общем моджахедам было не до конвоя ползущего по пыльной ленте дороги, им бы разобраться с шайтаном палившим сверху им в спины. Парочка мерзавцев попыталась было забраться на верхотуру, да всё зря. Сорвались и разбились к чёртовой матери. А Семёныч ничего. Правда снимать его потом пришлось с верхотуры вертолётом.
- Ты как туда забрался с такой ногой? - ругал младшего сержанта фельдшер в звании мамлея уже на заставе.
- Как-как... молча.
В награду помимо ордена Красной звезды получил Семёныч ещё и новый позывной. Мужики прозвали Петьку-Танцора Эдельвейсом - тем цветком, что растет в недоступных местах на вершинах гор и является символом альпинистов о настоящем мужике и человеке.
Вот такая история. Пусть земля тебе будет пухом Пётр Семёнович. Мы тебя помним.
Появился канал в телеграме там выкладывать рассказы буду рандомно всех приглашаю.
Дорогие друзья, в наступающем Новом 2025 году постараюсь переиздать полную версию моего романа «Шелковый путь. Записки военного разведчика». Если моя мечта о переиздании книги исполнится, по условиям издательского договора я буду обязан удалить этот роман со всех своих сайтов и страниц (в том числе, с Артофвара). Поэтому пока это не случилось, для всех желающих прочитать эту книгу, выкладываю ссылку для бесплатного скачивания романа «Шелковый путь. Записки военного разведчика» в формате PDF.
По оценкам экспертов сайта Artofwar.ru эта книга признана одной из лучших об афганской войне Наверное, потому, что она рассказывает о шурави - о советских солдатах и офицерах, которые были лучшими в мире. И которые достойны того, чтобы о них помнили...
Эта книга, написанная на основе моих афганских дневников, рассказывает о нашей службе и о работе советских военных разведчиков в Афганистане. Когда в начале 2000-х годов я писал эту книгу, не все еще можно было рассказывать.
15 февраля 2024 года в интервью ТАСС генерал Борис Всеволодович Громов, бывший командующий 40-й общевойсковой армией, поделится воспоминаниями о том, как достигалась договоренность с полевым командиром Ахмадом Шахом Масудом о пропуске колонны советских войск без боя через перевал Саланг: «Я встречался с ним один раз перед выводом войск. Это было в мае 1988 года. До этого мы писали друг другу письма, передавали их через разведчиков».
Главный герой романа «Шелковый путь» был одним из тех безымянных разведчиков. В его работе не было ничего особо героического, но благодаря этой работе, многие наши ребята вернулись домой живыми.
В одном из своих интервью на канале Тактик Медиа, однажды я рассказал о том, как носил эти «письма» в своем гранатном подсумке. Обычно мы встречались с Шафи у него дома или на посту самообороны в ближайшем кишлаке. Получив «письмо», я укладывал его в гранатный подсумок, прижимая им спусковой рычаг запала гранаты одной из двух Ф-1, лежащих в подсумке. Затем доставал английскую булавку, которую использовал в этой гранате вместо предохранительной чеки (от частых манипуляций с предохранительной чекой, она часто ломалась). И шел к себе на Тотахан. Перед самой заставой вставлял булавку обратно.
В комментариях к этому интервью один из зрителей, бывший офицер спецназа, служивший в Афганистане, написал, что это невозможно, ведь спусковой рычаг мог в любой момент отлететь. И что в этой операции принимали участие настоящие зубры, а не какие-то там лейтенантики. К сожалению, в те времена еще не было интернета, и я не знал, что это невозможно. Но одно знал точно, что эти «письма» не должны, ни при каких обстоятельствах, попасть в чужие руки. А что касается зубров, то именно лейтенанты, старшие лейтенанты и капитаны были тогда теми самыми зубрами, которые, вместе со своими солдатами, вынесли на своих плечах всю тяжесть той войны.
Для тех, кто интересуется историей афганской войны и тем, как мы выполняли поставленные перед нами боевые задачи без потерь, рекомендую почитать эту книгу. Возможно, она поможет и многим нашим ребятам, воюющим сейчас на СВО, вернуться домой целыми и невредимыми. Очень жалею, что такие книги оказались не нужны ни руководству нашей страны, ни Министерству обороны.
Желаю Вам всем крепкого Вам здоровья, всегда возвращаться домой целыми и невредимыми, жить долго и счастливо!
На занятиях в военном училище нам часто рассказывали, как важно для нас гордиться своим взводом, ротой, батальоном, училищем, воинской частью и нашей Родиной. Но для этого каждый из нас должен вносить свой вклад в то, чтобы они были лучшими.
Бывший разведчик...
Гордиться было совсем не трудно. Я учился в спортивном взводе, который не только успешно выступал на различных соревнованиях, но и был лучшим в нашем батальоне по успеваемости. Моя рота была победителем Первенства Московского военного округа по военно-прикладному плаванию. Правда, на соревнованиях по военно-прикладному плаванию на приз газеты «Красная Звезда» наш курсантский батальон занял всего лишь пятое место, уступив отрядам боевых пловцов всех флотов: Балтийского, Северного, Тихоокеанского и Черноморского. Но зато став лучшим среди всех высших военно-учебных заведений и воинских частей Советского Союза.
И, конечно же, я всегда гордился и горжусь тем, что мне посчастливилось учиться в прославленном Московском ВОКУ.
За полгода до выпуска из училища мне предложили продолжить дальнейшую службу в военной разведке. Вскоре началась моя подготовка к командировке в Афганистан. Занятия были интересные, но теперь приходилось учиться в училище, ходить в наряды и в караулы, а, кроме этого, пару раз в неделю, после обеда, под видом общественной работы (я был заместителем секретаря комитета комсомола курса), ездить на занятия по разведподготовке. И если у моих однокурсников была самоподготовка, то мне приходилось готовиться к занятиям по ночам. В результате, недосып был ужасный. Но самым тяжелым оказался разлад с лучшим другом, который посчитал, что я от него что-то скрываю. Да, и ребятам с моего взвода тоже не нравились мои «разъезды».
После окончания училища я еще целый год проходил подготовку в отдельном батальоне резерва офицерского состава (почти два месяца исполнял обязанности помощника начальника оперативного отделения дивизии в Чирчике, один месяц ─ начальника разведки бикровинского танкового полка, участвовал в развертывании полка и в войсковых учениях, выезжал с проверкой разведбата в Кушку).
В Афганистане командовал сторожевой заставой, через полгода был назначен на должность заместителя командира 6 мср 180 мсп. Дважды по два месяца исполнял обязанности начальника разведки, командира отдельного разведвзвода. Сначала во 2 мсб (на время, когда начальник разведки батальона, командир отдельного разведвзвода Толя Викторук уехал в очередной отпуск). Затем в 1-м батальоне, когда разведвзвод попал в засаду и понес тяжелые потери, а командир взвода и мой друг Женя Шапко был тяжело ранен и умер почти два месяц спустя, не приходя в сознание. Позднее был прикомандирован к 459 отдельной роте СпН, ходил арткорректировщиком с афганским спецназом, проводником с одной из рот газнийского спецназа… В общем, скучать не приходилось.
Начальник разведки, командир отдельного разведвзвода 1 мсб 180 мсп лейтенант Карцев А.И., ДРА, Алихейль, май-июнь 1987 г.
Хотя главной моей задачей в Афганистане была работа «почтальоном Печкиным». В этом не было ничего сложного. Нужно было всего лишь передавать «письма» от нашего командования афганцу по имени Шафи, который был близким другом своего бывшего студента Ахмад Шаха Масуда. И передавать полученные от него ответы. Но для этого с начала нужно было открыть небольшой лазарет в ближайшем кишлаке, наладить отношения с командиром отряда самообороны и решить некоторые вопросы с местными старейшинами.
Обычно мы встречались с Шафи на посту самообороны. Получив от Шафи «письмо», я складывал его в несколько раз и укладывал в гранатный подсумок, прижимая им спусковой рычаг запала одной из двух, лежащих там гранат Ф-1. Затем доставал английскую булавку, которую использовал в этой гранате вместо предохранительной чеки (от частых манипуляций с предохранительной чекой, она часто ломалась). И шел к себе на заставу. Перед самой заставой вставлял булавку обратно.
Позднее в комментариях к моему интервью для канала ТактикМедиа один из зрителей, офицер-спецназовец, напишет, что это невозможно, ведь спусковой рычаг мог в любой момент отлететь. К сожалению, в те времена еще не было интернета, и я не знал, что это невозможно. Но одно знал точно, что эти письма не должны, ни при каких обстоятельствах, попасть в чужие руки.
15 февраля 2024 года в интервью ТАСС генерал Борис Всеволодович Громов, бывший командующий 40-й общевойсковой армией, поделится воспоминаниями о том, как достигалась договоренность с полевым командиром Ахмадом Шахом Масудом о пропуске колонны советских войск без боя через перевал Саланг: «Я встречался с ним один раз перед выводом войск. Это было в мае 1988 года. До этого мы писали друг другу письма, передавали их через разведчиков».
Я был одним из тех безымянных разведчиков. В моей работе не было ничего особо героического, но благодаря этой работе, многие наши ребята вернулись домой живыми.
После возвращения из Афганистана я два месяца просидел в разведуправлении Краснознаменного Среднеазиатского военного округа, ожидая вызова в Москву и новую служебную командировку. Но командировку в одну дальнюю страну отменили и меня назначили командовать в родном училище курсантским взводом, а позднее — курсантской ротой. Вскоре, по состоянию здоровья, перевели на преподавательскую работу в Московский инженерно-физический институт. Когда немного встал на ноги, участвовал еще в нескольких зарубежных служебных командировках (в Польше, Германии, Франции, Австрии и др. странах), в антипиратской компании в Индийском океане и в Красном море (в составе одной питерской компании мы торили «тропинки» для будущей работы ЧВК «Вагнера»).
Еще в 1984 году мой руководитель, замечательный советский писатель и разведчик Александр Александрович Щелоков рассказал мне об эксперименте «Третья волна», который в 1967 году провел учитель истории Рон Джонс, когда за пять дней из обычных американских школьников он получил юных нацистов. И добавил, что, если американцы когда-нибудь начнут использовать этот опыт, нам придется расплачиваться за него кровью наших лучших сынов.
К сожалению, 90-е годы иностранные разведки начали проводить подобные эксперименты и в нашей стране. И не только в нашей, но и во всех республиках бывшего Советского Союза школьники изучали историю нашей страны по учебникам, изданным на деньги фонда Сороса. Эти учебники учили и до сих пор учат их ненавидеть Россию и стыдиться нашего советского прошлого. Поэтому по просьбе Сан Саныча, я приступил к написанию своего первого романа «Шелковый путь. Записки военного разведчика» (http://artofwar.ru/k/karcew_a_i/text_0010.shtml), чтобы наши сограждане и наши соседи, дети и взрослые гордились нашей историей, своими отцами и дедами, их высочайшим профессионализмом, трудовыми и военными подвигами, и нашей страной. И наши зарубежные читатели почитали за честь дружить и сотрудничать с нами, а не грабить нашу страну и воевать против нас.
По оценкам экспертов сайта artofwar.ru роман «Шелковый путь» вскоре был признан одной из лучших книг об афганской войне. Позднее я написал еще несколько книг. В настоящее время их читают более чем в 150 странах. Пять или шесть из них хранится в библиотеке Гарвардского университета, а американские студенты проводят на их основе интересные проекты по увеличению продолжительности жизни для научных сотрудников и по планированию поселений будущего.
На протяжении нескольких лет мои статьи и заметки еженедельно печатались в нескольких толстых американских русскоязычных газетах (в Нью-Йорке, в штате Колорадо и др.). А роман «Принцип Рамзая. Записки военного разведчика» (авторское название «Живи») был напечатан в США в полном объеме тиражом в несколько десятков тысяч экземпляров.
Это издержки нашей профессии — работать на территории, занятой противником. И работать на опережение. Горько, что, кроме нас, все последние 30 с лишним лет там практически никто не работал на благо нашей страны и нашего народа. Да, и у нас в стране над этим мало кто работал. Поэтому с началом СВО врачи в военных госпиталях распечатывали роман «Принцип Рамзая» на принтерах и читали раненым. По их словам, для ребят (особенно «тяжелых»), эта книга — лучшее лекарство и настоящая инструкция: никогда не сдаваться, всегда учиться и всегда возвращаться в строй.
Лишь два года спустя у нас с друзьями получилось издать эту книгу, выкупить часть тиража и передать эти книги в военные госпитали, в том числе в ДНР и ЛНР.
Вскоре выяснилось, что раненые после выписки, забирают «Принцип Рамзая» с собой. Это хороший знак, значит, книга им понравилась. Проблема заключается в другом: уже сейчас этих книг в госпиталях практически не осталось. А новых раненых, кому она жизненно необходима, с каждым днем становится все больше и больше. По логике вещей, срочно нужен дополнительный тираж. И помощь правительства или Министерства Обороны в этом вопросе была бы не лишней. Но, увы, им это не нужно! Точнее, нужно лишь на словах.
Горько осознавать это. Да, нас всегда учили, что и один в поле воин, если он Воин. Но для каждого из нас важно знать, что все, что мы делаем — не бесполезно. Я искренне надеюсь на это. Надеюсь, что, пусть не сейчас, пусть когда-нибудь потом, все то, что я делал и делаю, непременно пригодится нашей стране и нашему народу.
Знаю, что многие мои товарищи — военные разведчики, служившие в Афганистане, Чечне, Сирии и других горячих точках, шесть лет назад мечтали получить на День Военного разведчика памятную медаль «100 лет ГРУ», которая в то время вручалась кому ни попадя, но, увы, о многих из нас просто забыли. Это многое говорит о тех, кто сейчас с высоких трибун произносит красивые и патриотичные речи.
Так получается, что в декабре этого года исполнится ровно сорок лет, как я пришел в военную разведку. Небольшой юбилей. Грустно осознавать, что за все эти 40 лет я не получил за свою службу ни одной награды от Главного разведывательного управления (орден «Красная Звезда» и медаль «За отвагу» получил за то, что «командуя отдельным разведвзводом…», но официальная моя должность в то время была — заместитель командира мотострелковой роты, так что это награды не разведчика, а обычного пехотного офицера). И никто из группы, в составе которой я работал по подготовке и организации вывода наших войск из Афганистана, за успешное проведение этой уникальной операции не получил никаких наград. Понятно, что сейчас эти награды для многих из нас уже не имеют никакого смысла. Но они важны для родственников наших павших товарищей и для тех, кто придет после нас.
Поэтому давайте сегодня, в День военного разведчика вспомним добрым словом всех тех, кто служил, служит и будет служить в Военной разведке! Давайте вспомним и тех, кто работал над подготовкой и выводом наших войск из Афганистана — разведчиков, с которыми мне посчастливилось вместе работать. Благодаря их высочайшему профессионализму, мужеству и героизму, очень многие наши ребята вернулись из Афганистана живыми:
— трагически погибший 15 февраля 1991 года Герой Советского Союза генерал армии Шкадов Иван Николаевич, курировавший операцию по подготовке и выводу наших войск из Афганистана;
— бывший начальник разведки 108-й мотострелковой дивизии Сергей Филиппович Харламов, убитый 31 октября 2002 года у подъезда своего дома профессиональным киллером;
— Александр Александрович Щелоков — человек, работавший в Афганистане еще до ввода наших войск, который привел меня в военную разведку и долгие годы был моим руководителем, наставником и старшим товарищем. Уже на больничной койке Сан Саныч написал свою последнюю статью «Однобригадник никогда не станет однополчанином» (в «Независимом военном обозрении» она была напечатана под названием «Стреляют в слово, попадают в душу»);
— Качан Анатолий Николаевич, предшественник Сергея Филипповича Харламова на должности начальника разведки 108-й мотострелковой дивизии, умерший 5 ноября 2013 года.
Да, это плохо, когда Родина забывает своих героев.
Плохо, когда законодатели принимали законы об отмене бесплатного выделения земельных участков ветеранам боевых действий и военной службы (2002 г.) — вместо того, чтобы на этой земле росли наши дети, там уже более двадцати лет растет борщевик.
Плохо, когда вводили понижающий коэффициент для военных пенсионеров (2012 г.) — потому что это очень плохой прецедент — принимать законы ухудшающие жизнь тех, кто честно служил и проливал свою кровь за нашу страну. Ведь когда-нибудь подобные законы могут быть приняты и против нынешних законодателей.
Плохо, когда участники боевых действий и ветераны военной службы десятилетиями ждут жилья, а многие не доживают до этого — не должны защитники Отечества годами жить в сырых подвалах и быть примаками, потому что из их детей не получатся защитники.
Плохо, когда рядовым и сержантам, участвовавшим в афганской войне, обещали расчет трудового стажа: один день за три дня, а потом отменили этот закон — потому что обманывать своих солдат нельзя!
Все это очень плохо, потому что предавший своих солдат однажды, предаст снова – но уже не нас, а тех ребят, которые возвращаются и будут возвращаться с СВО.
Плохо, что наш боевой опыт и наши знания старательно вымарываются нашими нынешними политиками и военными чиновниками — ведь построить что-то хорошее можно лишь опираясь на все лучшее, что было построено до нас. Иначе придется платить кровью, а это слишком большая цена.
И плохо, что наши дети не мечтают стать разведчиками.
Но сегодня давайте не будем говорить о плохом. Сегодня все-таки Праздник!
Я хочу сказать слова самой искренней благодарности всем тем, с кем мне посчастливилось работать все эти годы. И в первую очередь тем, кто готовил меня к работе в военной разведке, моим учителям и наставникам:
— замечательному советскому писателю, чьими книгами я зачитывался в детстве, войсковому разведчику Герою Советского Союза Владимиру Васильевичу Карпову, с которым мне посчастливилось быть знакомым лично и у которого я очень многому научился;
— профессору 2-го Московского медицинского института Дмитрию Захаровичу Афанасьеву, который обучал меня военно-полевой медицине и подарил мне самую замечательную на свете «легенду»;
— старшему преподавателю академии Генерального штаба профессору Каменеву Анатолию Ивановичу и его «Науке побеждать»;
И многим, многим другим, чьих настоящих имен я не знаю.
За 26 месяцев моей службы в Афганистане и за все последующие годы среди моих подчиненных не было не только погибших, но и раненых. Это то, чему нас учили в прославленном Московском ВОКУ — успешно выполнять поставленные боевые задачи без потерь. И это самое большое счастья для любого командира и разведчика. И огромное счастье, что судьба подарила мне таких замечательных друзей, моих товарищей и сослуживцев по Военной разведке — лучших из лучших!
Я поздравляю всех тех, кто служил, служит и будет служить в Разведке после нас! Желаю Вам всегда работать на опережение, думать на несколько ходов вперед и быть лучшими! Н еще, чтобы Вас никогда не забывали, не продавали и не предавали. И чтобы Вы всегда гордились тем, что Вам посчастливилось служить к Военной разведке.
Крепкого Вам здоровья, удачи и всегда возвращаться домой живыми!
P.S. А самой большой наградой для меня были слова из письма моего разведчика — командира разведотделения, а позднее заместителя командира отдельного разведвзвода 1 мсб 180 мсп сержанта Васильева Сергея Васильевича, с которым в мае-июне 1987 года нам довелось почти целый месяц работать на пакистанской границе — бои там были тяжелые:
«Это ваше фото. Я слева от Валеры, это в Алихейле, где вы берегли нас и в одиночку с СВД-шкой ходили на «охоту». И за наградами вы не гнались, личный состав был для Вас важней. И в книгах ваших есть художественный вымысел, но это интересно. Никого ни в одном рассказе вы не очернили. От вас добром на расстоянии веет. И честь офицера это про Вас, в делах и поступках. И я горжусь, что знаю вас лично. Сергей Васильев. P.S. Память у Вас отличная, спасибо!»
P.P.S. На фото: командир первого разведотделения отдельного разведвзвода 1 м(г)сб 180 мсп сержант Сергей Васильевич Васильев, заместитель командира разведвзвода сержант Тарыгин Валерий Анатольевич и приданный нашему взводу сапёр Аркадий Иванов из г. Ухта.
Афганистан, пакистанская граница в районе н.п. Алихейль, май 1987 года. Ребята улыбаются, а впереди - месяц тяжелых боев. Когда мы вернемся из Алихейля в Кабул, я передам разведвзвод новому командиру, прибывшему из Союза - старшему лейтенанту Олегу Алексеевичу Монастыреву - месяц спустя разведвзвод попадет в засаду, Олег будет тяжело ранен, останется без руки…
