Пусть вас не удивляет название статьи. Эта война получила название первой македонской только в новое время. Древние историки о ней ничего не знали. Полибий называет македонской только, ту, что для нас вторая. Ливий говорит : "В это двухлетие о Греции забыли". Для современников это была война греков. И действительно, хотя заваруха длилась несколько лет, каких либо серьезных столкновений римской и македонской армий не было. Сейчас сказали бы, что Рим вел войну при помощи своих прокси. Поэтому среди современников и возникло вот это - война которой не было. Но вернемся к изложению последнего акта сего действа.
В это двухлетие о Греции забыли, пишет несколько меланхолично Тит Ливий. Действительно, наступила решающая фазы борьбы с Карфагеном, поэтому было не греков. Брошенные своем союзником этолийцы запросили мира, соглашаясь на любые условия, что будут угодны македонскому владыке. Впрочем и Филипп был не против прекратить это конфликт потому не медлил с подписанием мира. Это было нарушением этолийцами условий договора с Римом, который запрещал сепаратный мир. Но видно положение Этолии было совсем плохо, что они решились на мир с Филиппом. Для Македонии это была победа.
И вовремя! На смену Сульпицию прибыл проконсул Публий Семпроний, который привел с собой десятью тысяч пехоты ( два легиона), тысячу всадников и тридцать пять военных кораблей. Семпроний высадился в Диррахии, а оттуда направился к Аполлонии. Высадка римского корпуса привела к восстанию местных племен и боясь больших осложнений Филипп также пошел к Аполлонии. Филипп, опустошив окрестные земли, подошел к городу. Это давало римлянам повод начать войну, но они о лишь охраняли городские стены. Филипп совсем не хотел обострять обстановку раздражая римлян новой битвой и потому он вернулся в свое царство.
От войны устали все, и эпироты предложили Филиппу свое посредничество. Стороны встретились а Эпире, в городе Фойника. Публий Семпроний изложил условия мира: область парфинов, Дималл, Баргулл и Эвгений отходят к римлянам, Атинтания – к Македонии. Мирный договор на таких условиях был подписан, а на два месяца – пока послы доставят его в Рим и народ утвердит условия – заключено было перемирие. В Риме все трибы проголосовали за мир на приведенных условиях, так как война переносилась в Африку, и все хотели избавиться от всех других.
Публий Семпроний, заключив мир, отбыл в Рим, чтобы вступить в должность консула. Так закончилась эта война, первая с Македонией. Закончилась по большому счету в ничью, но все таки не позволила македонскому владыке вмешаться в дела Италии. .
Элла Кейт Юинг, родившаяся 9 марта 1872 года в Ла-Гранже, штат Миссури, была единственным ребенком в семье Бенджамина Юинг и Анны Херринг Юинг. Вскоре после ее рождения семья переехала на ферму в округе Скотланд, Миссури. При рождении Элла была совершенно нормального роста, как и любой другой ребенок, а первые признаки аномалии проявились только после ее седьмого дня рождения. Родители заметили, что Элла начала быстро расти, и к четырнадцати годам ее рост составлял уже около 1,88 метра , а по некоторым историям даже 2,08 метра. Врачи считают, что ее аномальный рост был вызван гигантизмом гипофиза — расстройством, при котором гипофиз вырабатывает избыточное количество гормона роста.
Местные жители привыкли к необычному росту Эллы и относились к ней с сочувствием, но за пределами родных мест она сталкивалась с насмешками. Один из самых печальных инцидентов произошел в 1885 году, когда тринадцатилетней Элле предложили прочитать Декларацию независимости на празднике 4 июля в маленьком городке Уайаконда, Миссури. Когда она встала и начала читать, толпа отреагировала смешками и хохотом, Элла убежала в слезах, вернувшись домой долго не с кем не общалась, по ее словам это был худший день в ее жизни.
К двадцати двум годам рост Эллы был на отметке в 2,54 метра, хотя это не точные цифры, например в книге рекордов Гиннесса указывают рост в 2,24 метра. Из-за гигантизма у Эллы были очень длинные руки, огромные кисти и ступни , она носила обувь 24-го американского размера, это примерно 35-36 см в длину.
Поначалу Элла ненавидела, когда на нее глазели, но решила, что если это неизбежно, то лучше извлечь из этого пользу. В 1892 году она получила предложение от чикагского музейного импресарио Льюиса Эпштейна, он предложил 1000 долларов за 27-дневное выступление в его заведении. Она убедила родителей, что в этом нет ничего плохого, но они все таки решили сопровождать ее в этом первом турне.
Успех был ошеломляющий, неизвестно сколько заработал Льюис, но как только кончились 27 дней, он тут же предложил Элле пятимесячный контракт за 5000 долларов - сумму, превышающую пятилетний заработок ее отца на ферме. Элла согласилась практически сразу, против были только ее родители, но их она сумела уговорить.
В 1893 году она выступила на Всемирной выставке в Чикаго, где ее увидели миллионы посетителей, и получила прозвище "Миссурийская великанша". В 1897 году присоединилась к знаменитому цирку Барнума и Бейли, где она не ощущала себя особенной в окружении не таких как все.
Интересный факт: для обычного платья ей требовалось 22 метра ткани, а для сценического — до 73 метров. Она продолжала выступать на ярмарках и экспозициях, включая Луизианскую выставку 1904 года в Сент-Луисе и "Льюис и Кларк" 1905 года в Портленде. За свою карьеру длинною в 17 лет, Элла заработала около $30 000 - огромную сумму для того времени
Несмотря на гастроли, Элла оставалась привязанной к дому и семье, она купила ферму и построила специальный дом с дверями высотой 2,67 метра и большой мебелью. Она также приобрела ферму для родителей и установила один из первых телефонов в округе Скотланд.
1/2
Дом Эллы с большими дверьми и окнами
В какой то момент Элла заболела туберкулезом и ушла со сцены. Она скончалась 10 января 1913 года в возрасте 40 лет и была похоронена на кладбище Хармони Гроув. В ее честь в округе Скотланд названы озеро "Элла Юинг" и фестиваль искусств в Мемфисе, Миссури.
Всем спасибо, кто прочитал. Подписывайтесь будет интересно.
Еще есть группа в вк https://vk.com/club230098140 - где статьи выходят чуть раньше, есть короткие посты, и просто исторические фотографии.
Так же сообщество в телеграме https://t.me/+Y-znwBrdDJlhMTIy тут выходит, дополнительный контент 18+ и самые кровавые и ужасные истории
10 октября 1931 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «О начале строительства канала между Москвой и Волгой», словно специально приуроченное ко дню рождения человека, спроектировавшего этот канал за 200 лет до советской власти по заданию Петра Первого.
Автора проекта звали Георг Вильгельм де Геннин (de Hennin). Он родился в Германии (или в Голландии) 11 октября 1665 года и поступил на русскую службу в 32-летнем возрасте.
В своем «резюме» де Геннин рекомендовался пиротехником и дизайнером, знатоком «потешных огнестрельных вещей», умеющим «изображения преизрядно на бумаге вырезать и прочие хитрости». Видимо, был наслышан о том, что молодой русский царь завел у себя под Москвой потешное войско и потешный флот, и вообще охоч до всяких хитростей и кунштюков.
Но заниматься молодому немцу (или голландцу) пришлось вещами куда более серьезными. Виллем Иванович (как он решил называться в России), наверное, сильно бы удивился, узнав, что подписывает пожизненный контракт на полвека вперед; что он никогда не вернется на родину, и что ему суждено стать отцом-основателем трех городов Российской империи — Петрозаводска, Екатеринбурга и Перми. Градообразующими предприятиями этих населенных пунктов являются металлургические заводы, построенные под руководством де Геннина.
Железная руда служила одним из важнейших стратегических ресурсов XVIII века. Разумеется, в сочетании с технологией выплавки чугуна и стали. До Петра Российское государство технологиями не владело, поэтому импортировало пушки, ядра, якоря, колокола, сабли, гвозди и многие другие металлургические изделия. В первой четверти XVIII века ситуация изменилась. Во многом благодаря трудолюбию и железной воле де Геннина, разведавшего десятки железорудных месторождений, от Ладоги до Урала, и поставившего там десятки доменных печей.
Свою службу в России он начал в 1698 году со скромного чина ефрейтора-фейерверкера с жалованием «шти рублев» (6 рублей) в месяц. Но уверенно и быстро делал армейскую карьеру благодаря Северной войне, в которой Петр Первый принял активнейшее участие, желая как можно скорее прорубить окно в Европу через владения Швеции.
П.-Д. Мартен. Полтавская битва. 1726
Карьерная звезда де Геннина взошла в 1710 году, когда он лично познакомился с будущим императором. Это был самый «урожайный» для России год за всю военную кампанию. Летом-осенью русские взяли Ригу, Ревель (ныне — Таллин), Выборг и Кексгольм, отхватив у Карла XII солидный кусок балтийского берега.
Гравюра из Книги Марсовой или воинских дел от воиск царскаго величества россииских. - Спб.: 1713.
Под стенами кексгольмской крепости де Геннин отличился как артиллерийский офицер (уже в чине майора), командовавший тремя осадными батареями. Видимо, его пушки, развернутые против крепостных стен, выглядели настолько внушительно, что комендант Кексгольма предпочел не испытывать стены на прочность, а прислал в русский лагерь парламентера с предложением почетной капитуляции. Так было принято в те времена «галантных войн» — если осажденные сдавались «на аккорд», то есть добровольно и до начала штурма, они имели право выйти из крепостных ворот с развернутыми знаменами под музыку военного оркестра. Победители принимали капитуляцию, больше похожую на парад.
Вечером победители и побежденные вместе пировали, поднимая тосты по-немецки и по-французски. Русским языком в российской армии тогда пользовались, в основном, нижние чины, которых на банкеты не приглашали.
Командующий российской армией Роман Виллемович Брюс отправил в Петербург с донесением об очередной победе одного из виновников этой виктории, майора Виллема Ивановича Дегеннина.
Выслушав донесение и ознакомившись с чертежами взятой крепости, выполненными лично докладчиком, Петр пришел в отличное настроение и щедро вознаградил Брюсова посланца. По воспоминаниям де Геннина, «за взятие Кексгольма» он получил золотую медаль с алмазами стоимостью 150 рублей (майорское жалование за полгода) и деревню Азила, находившуюся в том же Кексгольмском уезде и представляющую собой процветающее хозяйство из 66 крестьянских дворов с обустроенным усадебным домом, лососевыми угодьями, пильной и мукомольной мельницами.
Но главным результатом аудиенции были, конечно, не материальные блага, а благоприятное впечатление, которое 45-летний офицер произвел на российского самодержца. С этого момента имя де Геннина вошло в историю.
Да, и навыки потешных дел мастера ему тоже пригодились, когда он устроил новогоднюю огненную феерию 1 января 1712 года перед дворцом князя Меншикова на Васильевском острове. Такого шоу жители северной столицы ещё не видели. На небе возникали фигуры Петра I на коне, богини Цереры с копьем и рогом изобилия, появлялась Швеция в виде змеи, извивавшейся между коронами России, Турции и Польши. Затем орел, символизировавший Россию, поражал несчастную Швецию стрелами, после чего из морских волн поднималась крепость Санкт-Петербург с кораблями, заплывавшими в ее гавань…
Какому-нибудь ловкому царедворцу хватило бы для дальнейшего карьерного роста одного только этого представления. Но не Виллему Ивановичу, который в 1713 году оставил армейскую службу и Петербург, чтобы занять пост коменданта Олонецких заводов в Карелии.
Это был крупнейший на тот момент металлургический холдинг Московского царства, производивший холодное оружие и боеприпасы — все для фронта, все для победы в Северной войне. Рабочими были так называемые государственные крестьяне, формально свободные, в отличие от крепостных, но приписанные к заводам. На Олонецких заводах числилось более 12 тысяч крестьянских семей. Работали они плохо, спустя рукава. Первой задачей де Геннина, как генерального менеджера оборонного предприятия, было разобраться в причинах брака и халтуры, снижающих производственные показатели.
И он разобрался. Для европейца было очевидно, что подневольный труд госкрестьян не эффективен, сколько ни ставь над ними надсмотрщиков. Крестьяне тупо отбывали трудовую повинность, сопротивляясь любым попыткам модернизации производства.
В этой безнадежной ситуации коменданту нужно было создавать новую бизнес-модель предприятия. В столице от него ждали не абстрактных соображений (по-хорошему, следовало освободить крестьян), а практических результатов — больше штыков и снарядов.
План Олонецкого Петровского завода, 1722 год
Неожиданных союзников де Геннин нашел в местных старообрядческих общинах Выговской пустыни. В экономическом плане это были автономные трудовые коммуны. Старообрядцам приходилось не только обеспечивать себя всем необходимым, но и выплачивать двойной налог государству, которое таким способом штрафовало их за богословское диссидентство.
И они справлялись. Не просто выживали, но и процветали, особенно на фоне загибающихся казенных заводов. Де Геннин начал понемногу трудоустраивать «раскольников» на свои предприятия, что вскоре привело к повышению качества продукции и перевыполнению плана. «Пустынные жители, которые живут в лесу, руду и известь на завод ставят без всякого ослушания и радеют лучше других» — докладывал царю комендант.
Царь в военном угаре не особенно интересовался причинами трудовых достижений Олонецких заводов. Лишь бы вовремя поставляли в действующую армию новые пушки. Звезда талантливого управленца поднималась все выше. Свое двадцатилетие на царской службе он отметил уже в генеральском чине.
Но почить на лаврах 57-летнему де Геннину не довелось. Внезапно он получает петровский наказ отправиться на Урал, чтобы повторить там олонецкое экономическое чудо.
Северная война недавно закончилась, но Петр, назначивший себя императором в честь победы над шведами, планировал новые завоевания. Для этого нужно было удвоить производство пушек и другой «военной снасти». И в молодости, и в зрелые годы Петр действовал по-юношески порывисто. Отдав приказ, он, казалось, напрочь о нем забывал и занимался другими делами. Однако в любой момент мог внезапно вспомнить свои прежние распоряжения. Если его воля оказывалась не исполнена, он штрафовал виновника со всей петровской строгостью — вплоть до отрубания головы или повешения на видном месте в назидание другим своим подданным.
Зная об этой особенности государя, де Геннин не спешил трогаться в путь без тщательной подготовки. Экспедицию на Урал пришлось снаряжать как небольшой военный поход. Путешествовать по России с казенными деньгами без вооруженной охраны было крайне глупо. Хотя, на самом деле, эта командировка была путешествием за пределы России. Метрополия заканчивалась на Волге, дальше простирались малопонятные не то что европейцу, но даже москвичу, башкирские и татарские земли. На которых наместники из столицы часто вели себя как жестокие завоеватели.
В начале XVIII века воевода Уфимской провинции Сергеев, явившись в Уфу, вызвал к себе башкирских старшин и устроил им грозную встречу. Дорогу к своей резиденции он «украсил» пушками и строем вооружённых солдат, «и всех людей промеж таких храбростей» провёл. Испуганные этим приёмом башкиры подарили воеводе небольшой табун лошадей стоимостью в 400 рублей.
Вскоре башкирские скакуны понадобились самому Петру для его бесконечной войны, и Сергеев получил задание — «сказку о выдаче его императорскому величеству пяти тысяч лошадей да тысячи беглых людей». Воевода тогда взял в заложники сотню башкир и, заперев собранных в «крепкий огород», насильно опоил их «вином с зельем», так что они, «напившись, лежали без памяти». Сергеев пытал их лично, демонстрируя фантазию и начитанность: поджигал порох, насыпанный им в ладони, при помощи зеркала улавливал солнечные лучи, чтобы «рожи и головы им палить». Но и этого изобретательному воеводе показалось мало, он приказал установить вокруг лежащих на земле башкир десять пушек и стрелять из них в воздух картечью до самого вечера.
Такими методами строилась вертикаль власти в Российской империи. В ответ башкиры и другие покоренные народы время от времени восставали или уходили в леса, добывая себе пропитание грабежом путников.
Обо всем этом де Геннин, проживший в России уже четверть века, был хорошо наслышан. Поэтому он оставался в Петербурге, бомбардируя правительственную канцелярию прошениями: «Прошу… дать мне для охранения от воровских людей и для караулу солдат, экзерциции обученных, с ружьём и амунициею».
После долгой переписки ему всё-таки прислали солдат, у которых были ружья, но нечем было из них стрелять. В военном ведомстве пожалели патронов, решив, что отряд, ощетинившийся штыками, отпугнет лихих людей по дороге на Урал. Но де Геннин умел добиваться поставленных целей. В июле 1722 года он пишет в Берг-коллегию (Минприроды Российской империи):
«Понеже ныне надлежит мне ехать в Сибирь (При Петре Урал и Пермь входили в состав Сибирской губернии — ред.)… да со мною будет денежная казна в дачу жалованья мастеровым людям, то для охранения в пути той казны от воровских людей и башкирцев надобно мне 50 ручных гранат и трубок, пороху ручного один пуд, мушкетных 500 пуль, того ради Берг-коллегия благоволила бы оные гранаты, порох и пули отпустить».
После того, как ему прислали гранаты, он наконец тронулся в путь. Солидный человек с серьезными намерениями и важным государственным заданием. Дело в том, что на Урале в XVIII веке всем заправляли тульские оружейники Демидовы. Предание гласит, что основатель этой династии, Никита Демидов, когда-то починил любимый немецкий пистолет молодого царя, а потом окончательно завоевал его доверие, быстро выполнив заказ на производство «трёхсот пистолей». С тех пор Петр покровительствовал дому Демидовых, из-за чего появились легенды о невероятном качестве тульского оружия, которые дожили до XX века и использовались сталинской пропагандой в годы Второй мировой войны.
К концу петровского правления демидовский клан обладал на Урале почти неограниченной властью. На частных заводах работали государственные крестьяне, почти не получавшие жалования, судя по их «ябедам» в Берг-коллегию, которые чиновники клали под сукном, зная, что с Демидовыми лучше не связываться.
Попытки уральских воевод добиться хоть какой-то прозрачности этого бизнеса жестко пресекались туляками. Стоило Никите или его сыну Акинфию съездить в Петербург и добиться аудиенции у Петра, как неугодного им чиновника убирали прочь из их владений.
Никита Демидов
Последним таким чиновником был уральский горный начальник Василий Татищев, инженер-артиллерист, более известный как автор многотомного труда «История Российская». Татищев приехал на Урал, чтобы построить новые казенные металлургические заводы. Демидовым это не понравилось. Особенное возмущение у них вызвало то, что Татищев заботился о просвещении крестьянских детей и открывал для них школы. Тульские промышленники резонно полагали, что грамотных работников будет труднее обсчитывать.
Поэтому старик Никита отправился в столицу и лично вручил Петру донос, в котором обвинял Татищева во взяточничестве.
Памятник Петру I и Никите Демидову в Невьянске
Говорят, что после этого император вызвал обвиняемого на ковер и прямо спросил — берет ли он взятки? «Конечно, беру» — ответил Татищев, изумленный наивностью царя. — «Так ведь и все берут, ваше величество». Дескать, не я такой — время такое.
Ответ уязвил самолюбие Петра, в очередной раз осознавшего, что его попытка сделать из России Голландию терпит крах. Он отстранил Татищева от дел и отправил на Урал настоящего голландца (или немца) де Геннина, чтобы тот во всем разобрался.
Василий Никитич Татищев. Портрет неизвестного художника / Wikipedia
Выводы Виллема Ивановича оказались полностью в пользу Татищева. Более того, в своем отчете Петру Геннин не побоялся охарактеризовать самого Никиту Демидова как вздорного старика, которому не понравилось, что «другие ему стали в карты смотреть». Что касается Василия Татищева, то Геннин за него хлопочет перед Петром: «Пожалуй, не имей на него гневу и выведи его из печали».
Благодаря этому письму Татищев был полностью оправдан, а Демидов за ложный донос приговорен к гигантскому штрафу в 30 тысяч рублей, который он, впрочем, никогда не выплатил.
Сам де Геннин занимался этим расследованием в свободное от основной работы время. В первую очередь он должен был разведать месторождения железа. Вскоре выяснилось, что на Урале железные руды лежат «великими гнёздами» почти на поверхности. Руду можно добывать «без стрельбы порохом» — одними кирками и лопатами. Причем содержание железа было таково, что из 100 пудов руды выходило 50 «пуд чюгуна».
Рисунок из рукописи Вильгельма Ивановича Геннина (1665 —1750) «Описание сибирских и уральских заводов», 1735 год
В 1735 году де Геннин выпустил книгу «Описание уральских и сибирских заводов», в которой обобщил опыт своей экспедиции на Урал. Это было при Анне Иоанновне, наградившей Виллема Ивановича орденом Александра Невского. Заслуги 70-летнего кавалера были очевидны — производство чугуна и стали в Российской империи выросло на порядок, на карте империи появились новые города. Егошихинский завод, вокруг которого выросла Пермь, был основан Татищевым, но доведен до ума стараниями де Геннина.
План Егошихинского завода 1730-х годов из альбома В. де Геннина
Интересно, что, награждая его орденом, императрица другой рукой искореняла на Урале вольности для старообрядцев, допущенные де Геннином. Опираясь на свой опыт, полученный ещё в Олонецкой губернии, он нанимал на работу бригады «ревнителей древлего благочестия» и не обращал внимания на жалобы Тобольской консистории, старавшейся искоренить на заводах старообрядчество. А получалось ровно наоборот. При Виллеме Ивановиче старообрядчество расцвело пышным цветом и продолжало процветать после его отъезда в столицу. Староверы выписывали себе из Грузии священников (тамошнее духовенство считалось «не зараженным никонианской ересью») и дошли до такой смелости, что даже написали Анне Иоанновне письмо с просьбой легализовать их уральскую общину. Это привело в ярость императрицу, которая начала свое правление с того, что разорвала Кондиции, ограничивавшие самодержавную власть. А тут какие-то еретики требуют свободы совести. В результате на Урал был вновь отправлен Татищев, который организовал перепись старообрядцев на заводах. Василий Никитич уверял их руководителей из числа приказчиков, что речь идет о «простой формальности», что если человек честно работает и платит двойной налог, то никто его не тронет. Это оказалось неправдой, результаты переписи были переданы в Священный синод, который начал расследование «о неслыханной дерзости раскольников», закончившееся репрессиями и арестами, которые получили название «татищевские выгонки». Но это уже другая история.
Виллим Иванович де Геннин к тому времени отошел от всяких дел и доживал свой век на покое в дарованной ему Петром деревне Азила, название которой, если записать его латинскими буквами — Asyla — означает «убежище».
Что же касается проекта канала «Волга-Москва», то он остался на бумаге как незначительный эпизод из трудовой биографии де Геннина. Таких эпизодов у него было много. Например, в бытность комендантом Олонецких заводов, он построил близ источника минеральных вод в Карелии первый в России санаторий. Так что он заодно может считаться ещё и отцом отечественной курортологии.
Памятник Татищеву и де Геннину (Екатеринбург). Скульптор П.П Чусовитин, 1998 год. Фото Wikipedia
Всё-таки Петр Первый умел подбирать кадры. Почти как Сталин. Да, и кстати «Описание сибирских и уральских заводов» де Геннина было переиздано в Советском Союзе в 1937 году.
"Сопровождаемый [Могольским правителем] Мухаммед Шахом, который в качестве любезности ехал на несколько шагов впереди него, персидский [афшарский] завоеватель 11-го марта покинул поле Карнала и 17-го достиг Шалимарского сада, на севере Дели. Здесь обоих монархов приветствовал Саадат Хан, который выдвинулся из города на день раньше. Примерно к полудню 18-го "падший потомок Бабура и Акбара въехал в свою столицу на переносном троне (тахти-реван) в молчании и унижении; не было ни оркестра, ни флагов".
На следующее утро, час спустя после восхода солнца, гордый персидский [афшарский] завоеватель въехал в Могольский дворец в огромной процессии, по обеим сторонам от дороги на всем протяжении от Шалимара до въезда в имперскую цитадель были выстроены кызылбашские всадники. Мухаммед Шах поприветствовал его и постелил под его ноги свои самые ценные ковры с серебряным и золотым шитьем и прочими редкими украшениями. Надир Шах поселился в любимых покоях Шахджахана возле Дивани-Хаса, в то время как императора попросили пожить в палатах возле Башни Асада."
Всего через несколько лет после своего восшествия на престол Франции Людовик XI столкнулся лицом к лицу с мятежом своих баронов, очень походившим на тот, что возглавлял сам Людовик против своего отца Карла VII 20 лет назад. Продолжая объединительную политику своего предшественника, Людовик стремился объединить под своей властью территорию всей Франции, требуя от французских герцогов неукоснительного подчинения своей персоне. Разумеется, такая политика короля не нравилась местным феодалам, не желавшим терять свою независимость, вследствие чего они решили объединиться в союз, нацеленный против абсолютной власти монарха. Весной 1465 года была создана "Лига общественного блага", в которую вошли все важнейшие феодальные владетели Франции, а возглавил ее младший брат Людовика XI, герцог Беррийский Карл, считавшийся ввиду отсутствия детей у монарха прямым наследником французского престола. Главной же движущей силой "Лиги" выступал сын герцога Бургундии Филиппа Доброго Карл Смелый.
Как мы помним из первой части, Людовик XI, еще будучи французским принцем, в результате своих интриг против отца был вынужден бежать из Франции и просить убежища на территории бургундского герцогства. Филипп Добрый, на протяжении нескольких десятилетий враждовавший с французскими монархами, с радостью принял беглеца и всячески помогал козням Людовика, нацеленным против Карла VII. После своего восшествия на французский престол Людовик по началу делал вид, что он очень благодарен Филиппу Доброму за оказанную им помощь, однако довольно быстро стало понятно, что в реальности новый французский король, как и все его предшественники, желает установить над Бургундией свой сюзеренитет. Чувствуя угрозу своей власти, бургундский герцог с чистой совестью благословил своего сына Карла Смелого на введение военной кампании против французского короля.
Карл Смелый.
16 июля 1465 года бургундские войска, представляющие интересы "Лиги общественного блага", победили армию Людовика XI в битве при Монлери и вскоре осадили Париж, в результате чего король был вынужден заключить мир с мятежными баронами. 29 октября стороны подписали мирный договор, согласно которому Бургундии отошли города на Сомме, брат короля Карл, формально возглавлявший мятеж, получил в свои владения Нормандию, а еще один из ключевых бунтовщиков, Людовик де Люксембург, был назначен на пост коннетабля Франции. Выполнение столь унизительного для короля договора привело бы к гибели его мечтаний об постройке в своем государстве абсолютной монархии, а поэтому уже через несколько месяцев после окончания мятежа Людовик на заседании парламента объявил, что считает заключенный мирный договор недействительным, поскольку он был подписан под принуждением.
Собрав новое войско, король сначала вернул под свой контроль Нормандию, изгнав оттуда своего брата, а затем объявил новую войну Бургундии, чьим герцогом к тому времени после смерти своего отца Филиппа Доброго в 1467 году стал Карл Смелый. После нескольких сражений той кампании французский король неожиданно направил Карлу письмо с запросом о мирных переговорах. Судя по всему, Людовик, уверенный в своем мастерстве убеждения, решил, что ему удастся одурачить бургундского герцога и заключить с ним мир на выгодных для себя условиях, однако в реальности все сложилось ровно наоборот.
Людовик XI.
Мирные переговоры Карла и Людовика начались 9 октября 1468 года в городе Перон, находившимся в то время под контролем бургундцев. Направляясь на них, французский король допустил поистине удивительную и роковую для себя оплошность, позабыв, что за некоторое время до своего свидания с бургундским герцогом он отправил двух тайных агентов в город Льеж, поставив перед ним задачу спровоцировать местных жителей на мятеж против Карла Смелого. В то время город Льеж и окружающие его земли входили в состав Священной Римской империи, но фактически имели независимый от кого бы то ни было статус. Благодаря хорошо развитой торговле льежцы сумели построить в своем мини-государстве мощную экономику, в результате чего попали в поле зрения граничащего с ними Бургундского герцогства. В 1467 году, разбив в кровопролитном сражении войска Льежа, Карл Смелый сровнял с землей стены города и поставил в нем в качестве губернатора своего наместника, сеньора д'Эмберкура, для организации заговора против которого Людовик и направил в Льеж французских агентов.
Надо сказать, что королевские посланники блестяще справились со своей задачей по организации мятежа. 9 октября, в тот же день, когда Людовик явился в Перон на переговоры, восставшие льежцы совершил рейд на город Тонгерен, где находился сеньор д'Эмберкур, и захватили его в плен. Когда новости о перевороте достигли Карла Смелого, он приказал своим людям немедленно закрыть городские ворота в Пероне и арестовать французского короля, обвинив его в организации мятежа в Льеже. Разумеется, Людовик отрицал свою причастность к этим событиям и даже заявил, что он готов присоединиться к карательной экспедиции против мятежного города, которую объявил бургундский герцог сразу же после получения новостей о перевороте. Карл Смелый на протяжении трех дней обсуждал со своими советниками, что ему делать с пленным монархом. Некоторые из них советовали Карлу убить Людовика, другие хотели заточить его в тюрьму, но большинство советников все же рекомендовали герцогу воспользоваться ситуацией и заключить с французским королем мир на выгодных для Бургундии условиях.
Людовик XI в плену у Карла Смелого.
В то же время, несмотря на свой арест, Людовик ни сидел сложа руки, покорно ожидая своей участи. С помощью кардинала Балю, входившего в его свиту, прибывшую в Перон, французский король умудрился подкупить советников Карла Смелого, дабы те убедили своего господина пощадить знатного пленника. Стоит заметить, что по сообщению Филиппа де Коммина, одного из советников Карла Смелого, алчный кардинал присвоил себе половину из выделенных Людовиком на взятки 15 тысяч экю, в результате чего самому Коммину денег не досталось. Обиженный такой несправедливостью Филипп, лично явился в спальню Людовика и сообщил ему о махинациях Балю. Арестованный монарх же, узнав об этом, немедленно выдал Коммину из своих запасов полторы тысячи экю, после чего тот перешел на его сторону и, в конечном счете, убедил Карла Смелого заключить с французами мир, который не очень сильно задевал королевское достоинство Людовика. Бургундский герцог решил удовлетвориться обязательством Людовика, поклявшегося в непричастности к событиям в Льеже, участвовать в карательной операции против льежцев, а также обещанием французского короля вывести из-под юрисдикции Парижского парламента трибуналов Гента, Брюгге и Ипра, что стало значительным шагом к провозглашению полной независимости Бургундии от Франции.
30 октября бургундская армия и отряд кавалерии Людовика XI штурмом взяли мятежный Льеж, жители которого не могли поверить, что французский король их предал. По приказу Карла Смелого город был полностью разграблен и разрушен до основания, а его жители были вынуждены бежать через Арденны на французскую территорию в Мезьер. После уничтожения Льежа Людовик, наконец, получил разрешение вернуться во Францию. Пероннский договор был ратифицирован французским парламентом, однако в уже в 1471 это соглашение было фактически денонсировано в преддверии новой франко-бургундской войны.
Подписание "Перронского договора".
Вернувшись во Францию, Людовик решил наконец-то примириться со своим братом Карлом, который, как мы помним, долгое время воевал на стороне бургундского герцога, и предложил ему получить во владение провинцию Гиень в обмен на вассальную присягу. Пока Карл раздумывал, стоит ли ему заключить мир с Людовиком, при королевском дворе начали происходить странные вещи. Однажды королевские офицеры, обыскивая подозрительного человека недалеко от дворца Людовика в Амбуазе, нашли у него письмо, зашитое в подкладку его одежды, удивительное содержание которого вскоре было подтверждено словами самого задержанного. В тот же день королю сообщили, что кардинал Ла Балю и его коллега Гийом де Арокур, епископ Верденский, отправили слугу к герцогу Бургундскому с посланием, в котором призывали герцога помешать Карлу принять Гиень и поднять оружие против французского короля.
На следующий день Людовик приказал доставить кардинала и епископа к себе и немедленно поместил их под арест. В ходе допроса задержанные признались, что они "пытались поставить короля в опасное положение, из которого только они могли бы его вызволить, чтобы иметь возможность управлять государем и королевством по своему усмотрению". Людовик хотел казнить предателей, однако против их казни выступил папа римский Павел II, в результате чего Людовик вместо лишения жизни решил навечно заключить кардинала и епископа в тюрьму. Считается, что кардинал Балю на протяжении 11 лет отбывал свое наказание в железной клетке, конструкцию которой он сам и изобрел. Здесь стоит заметить, что железные клетки в качестве мест заключения использовались и до эпохи правления Людовика XI, но при нем как в Бастилии, так и во многих других тюрьмах были введены клетки, в которых нельзя было ни встать, ни лечь, а можно было только сидеть, согнувшись.
Также при Людовике XI в Париже в эксплуатацию была введена "комната-ублиетка", устроенная в одной из восьми башен Бастилии, которая весьма иронично называлась башней Свободы. Процесс применения данной комнаты был следующим: Заключенного, подозреваемого в кознях против короля, сначала приводили в комнату, называвшуюся "комнатой последнего слова". Это было просторное помещение, освещаемое только одной лампой, света, от которой хватало только на то, чтобы можно было рассмотреть, что на стенах висят кинжалы, шпаги, пики и огромные цепи. Там несчастному учиняли допрос, в ходе которого следователи тонко намекали, что к нему будут применены все предметы, висящие на стены, если он не сдаст своих подельников. Когда обвиняемый рассказывал все, что от него хотели услышать, его отводили в "комнату-ублиетку" - светлое и прекрасно меблированное, благоухающее цветами помещение. Там узнику предлагали сесть в кресло и сообщали ему, что в свете раскаяния и сдачи подельников его самого немедленно освободят. Однако как только несчастный и правда начинал верить в близость свободы, под ним проваливался пол, и он падал в узкий колодец на колесо с укреплёнными в нём острыми ножами. Руки палача приводили колесо в движение, постепенно превращая тело человека в груду окровавленного мяса.
Возвращаясь же к кардиналу Балю, то он просидел в железной клетке вплоть до 1480 года, после чего в результате прошения папы Сикста IV вышел на свободу и уехал в Рим. В 1484 году понтифик назло Людовику XI назначил Балю своим легатом и отправил его в Париж. После смерти Сикста IV, опасаясь мщения французского государя, кардинал Балю поспешно бежал из Франции обратно в Италию, где и умер в 1491 году.
Бастилия в 15 веке.
Что же до Людовика XI, то он все же примирился со своим братом Карлом, согласившимся принести вассальную клятву верности королю за получение Гиени. После этого французский монарх начал новую военную кампанию против Бургундии, желая, наконец, окончательно присоединить это независимое герцогство к Франции, однако вновь наткнулся на ожесточенное сопротивление Карла Смелого.
В поисках союзника бургундский герцог обратил свой взгляд на Туманный Альбион и в июле 1474 года заключил с английским королем Эдуардом IV, мечтавшим возобновить Столетнюю войну и, наконец, овладеть французской короной, договор о наступательном союзе против Франции.
В июле 1475 года английский король со своей армией высадился в Кале и начал поход на Париж...
Привет, Пикабу! Любите истории про древность? Сегодня мы погрузимся в десятилетие, когда на планете творилась полная жесть — с 61 по 70 год нашей эры. Если вы думали, что у нас сейчас "турбулентность", то в эти годы по всей Евразии грохотали восстания, горели города и менялись императоры.
Сразу предупреждаю: о какой-нибудь древней деревне в Бразилии или племени в Австралии письменных источников того времени у нас нет. Но мы постараемся охватить максимум, используя данные археологии и античных летописей. Поехали!
Европа и Средиземноморье: Нервный Рим и его пожары
Главный герой и источник всех проблем десятилетия – это, конечно, Римская империя.
1. Год 61-62: Восстание в Британии – "Баба Яга" против Рима
В 61 году случилось то, что римляне запомнили надолго. В провинции Британия (современная Англия и Уэльс) вспыхнуло грандиозное восстание под предводительством женщины, которую звали Боудикка (или Будика). Она была царицей племени иценов, и римляне обошлись с её семьёй очень плохо.
Боудикка собрала огромную армию и буквально стёрла с лица земли несколько римских городов, включая Лондиний (будущий Лондон). Жертв было очень много, а сам Рим был в шоке. Только благодаря генералу Гаю Светонию Паулину и его железной дисциплине восстание удалось подавить. Боудикка, по слухам, покончила с собой. Британия была "укрощена", но урок римляне получили: не злите местных женщин!
2. Год 64: Великий пожар в Риме – Кто поджёг?
Это, пожалуй, самое известное событие десятилетия. В июле 64 года в Риме вспыхнул пожар, который бушевал почти неделю. Он уничтожил большую часть города, включая старинные кварталы.
Главный подозреваемый? Конечно, император Нерон. Он был парнем эксцентричным (любил петь и играть на лире, пока Рим горел, – как гласит легенда, хотя это, вероятно, миф). Нерон срочно начал масштабную перестройку города, но слухи его догнали. Чтобы отвести подозрения, он обвинил... христиан. Это привело к первым серьёзным гонениям на христиан в Риме. Нерон начал казнить их с особой жестокостью, используя как "живые факелы" для освещения своих садов.
3. Годы 66-70: Иудейская война – Крах Иерусалима
Самая кровавая драма развернулась на Ближнем Востоке, в провинции Иудея (современный Израиль/Палестина). В 66 году евреи, уставшие от римского гнёта, налогов и вмешательства в их религиозные дела, подняли восстание.
Рим отреагировал мощно. Кульминация пришлась на 70 год. Армия под командованием Тита (будущего императора) после долгой осады взяла Иерусалим. Город был разрушен, а Иерусалимский Храм (Второй Храм), главная святыня иудаизма, был полностью сожжён и разобран. Уцелела только Западная стена (Стена Плача). Это событие стало трагедией для еврейского народа, положив начало долгому периоду их массового расселения по миру (Диаспоре).
4. Годы 68-69: Год четырёх императоров – Полный бардак в Риме
В 68 году сенат объявил Нерона врагом народа. Он сбежал и совершил самоубийство. С его смертью закончилась династия Юлиев-Клавдиев.
Начался хаос: за один год (69-й) на престоле сменилось четыре императора: Гальба, Отон, Вителлий и, наконец, победил Веспасиан. Он был военным, стабилизировал ситуацию и начал новую династию – Флавиев.
Азия: Спокойствие и Великий Китай
Пока на Западе горело и восставало, на Востоке в это десятилетие царила относительная стабильность.
1. Китай: Золотой век династии Хань
В Китае правила мощная и стабильная династия Поздняя Хань. Это было время порядка, развития сельского хозяйства и строительства инфраструктуры. В 60-е годы Хань активно расширяла своё влияние на Запад, в Центральную Азию, чтобы контролировать Шёлковый путь.
Важный момент: Именно в это десятилетие, по некоторым данным, буддизм начал активно проникать в Китай из Индии.
2. Индия и Персия:
Индия в то время была разделена на множество царств. На Севере властвовала могущественная Кушанская империя, которая была торговым мостом между Римом, Персией и Китаем. 60-е годы были временем её расцвета. А между Римом и Китаем находилась Парфянская империя (современный Иран), главный соперник Рима, с которым в 63 году был заключён мирный договор, давший передышку обеим империям.
Африка: Римское влияние и могущественные царства
1. Северная Африка (Римские Провинции):
На побережье Средиземного моря (Египет, Ливия, Тунис, Алжир) царила Римская империя. Египет был главной «житницей» Рима, обеспечивая зерном столицу. Жизнь здесь была стабильной, но под строгим военным контролем.
2. Северо-Восточная Африка (Нубия и Эфиопия):
К югу от Египта располагались независимые государства. Царство Куш (Мероэ) процветало, контролируя торговые пути и запасы железа. Они были в мире с Римом и вели оживлённую торговлю. К югу от них набирало силу Царство Аксум (будущая Эфиопия), которое в эти годы активно развивалось, контролируя торговлю на Красном море.
3. Западная и Центральная Африка:
Здесь происходила тихая, но важная миграция народов банту. Эти земледельцы медленно расселялись по континенту, неся с собой навыки работы с железом и закладывая культурные основы для будущих великих африканских королевств.
Америка: Великие цивилизации в развитии
Письменных источников, естественно, нет, поэтому мы опираемся только на археологические данные.
1. Северная Америка (Хоупвеллская культура):
На востоке (район Великих Озёр и Огайо) был пик развития Хоупвеллской культуры. Это были общества с невероятно широкой торговой сетью (товары находили на огромных расстояниях) и развитыми ритуалами. Они строили сложные земляные насыпи (курганы), служившие церемониальными центрами.
2. Мезоамерика (Мексика и Центральная Америка):
Теотиуакан (Мексика): Это был один из крупнейших городов на планете в то время, возможно, с населением более 100 000 человек! 60-е годы н.э. — это золотой век Теотиуакана. Они строили свои знаменитые пирамиды, контролировали торговлю и влияли на огромные территории.
Майя (Юг Мексики, Гватемала): Классический период Майя только начинался. Майя развивали свою иероглифическую письменность, астрономию и строили первые монументальные храмы.
3. Южная Америка (Анды):
В Андах (современное Перу) процветала культура Наска. Они были известны своими невероятными и загадочными геоглифами (огромными рисунками на земле, видимыми с высоты), которые, вероятно, имели ритуальное или астрономическое значение.
Территория современной России: Жизнь на границе цивилизаций
А что же происходило там, где сейчас сидим мы, уважаемые Пикабушники?
Для большинства территорий от Урала до Дальнего Востока у нас нет письменных источников, так как там жили племена, не имевшие своей письменности. Мы можем судить о них только по археологическим раскопкам.
1. Юг России и Северный Кавказ: Рим и кочевники
Самая активная жизнь кипела на Северном Кавказе, в Крыму и Причерноморье.
Боспорское царство: На территории современного Крыма и Таманского полуострова существовало греко-сарматское государство, вассал Римской империи. В 60-е годы Рим активно помогал боспорским царям поддерживать порядок и бороться с кочевниками.
Кочевники: Степь была домом для могущественных сарматов (один из их народов — аорсы). Эти конные воины были головной болью для всех: они торговали, воевали, и иногда их набеги доходили даже до границ Римской империи. Это было время их военно-политического расцвета.
2. Центральная Россия и Урал: Тихий прогресс
Здесь проживали предки славян, финно-угорских и балтских народов, объединённые в племенные союзы.
В Центральной России (например, в районе Московской области) жили племена, которые вели полукочевой образ жизни, занимались охотой и примитивным земледелием.
На Урале и в Западной Сибири жили племена, известные по Саргатской культуре. Они торговали с Югом (с сарматами) и имели очень развитое ремесленное производство, особенно по работе с бронзой и железом.
Итог: Пока в Риме горели кварталы и свергались императоры, а в Иерусалиме рушился Храм, на территории современной России кипела своя жизнь, далёкая от мировых столиц. Наши предки торговали, пасли скот, выплавляли металл и, вероятно, даже не подозревали о существовании Нерона.
Вывод: Десятилетие с 61 по 70 год н.э. было временем глобальных потрясений. Оно ознаменовалось полным коллапсом власти в Риме, трагической гибелью Иерусалима, но в то же время расцветом великих городов в Америке, стабильностью в Китае и тихим, но важным развитием на территории будущей России. Древний мир вступил в период потрясений, который сформировал его на сотни лет вперёд.
Матвей Геденштром, обрусевший швед с берегов Балтики, окончил Тартуский университет и в молодости служил в Петербурге, где попался на растрате казённых средств. Видимо, растрата была немалая, потому что Матвея (на самом деле, Маттиаса) отправили в Сибирь в 1808 году. Здесь началась его настоящая жизнь, полная фантастических приключений в духе барона Мюнхгаузена.
Как известно, Эрих Распе, лично знакомый с бароном и служивший у него секретарём, изначально писал вовсе не сказку, а документальную повесть. Мюнхгаузен действительно рассказывал сказочные истории как случаи из своей жизни. Распе хотел предать гласности тот факт, что его герой неадекватен.
Из-за чего они рассорились, сейчас уже не важно. Главное, что таких практикующих фантазёров, как Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен, в Европе Нового времени встречалось немало. Это был, примерно, такой же распространённый типаж, как Д'Артаньян или Казанова. Даже более симпатичный, умеющий видеть чудеса в обычной жизни и убеждать окружающих в своей правдивости.
Богатая фантазия помогла Геденштрому выжить в Сибири. Его биография — это яркий пример того, как человек, вовсе не готовившийся к роли исследователя, становится одним из заметных первопроходцев Сибири и Арктики.
С местом ссылки ему повезло. Видимо, растрата всё же была не чрезмерной, потому что молодого человека сослали в Иркутск, восточную столицу Сибири. Здесь кипела жизнь на перекрёстке цивилизаций. В гостином дворе торговали китайские и кашмирские купцы, а в городской школе толмачей преподавали японский язык. Причём, настоящие японцы.
Северные пределы губернии были тогда не до конца ясны. Генерал-губернатор Восточной Сибири Иван Пестель, отец будущего декабриста, искал руководителя экспедиции к побережью Ледовитого океана. Повод для неё был и научный, и очень практический. Промышленники Санников, Ляхов и Сыроватский открыли новые острова у устья Яны и сразу перессорились из-за права добывать там пушнину и мамонтовую кость. Государству требовался беспристрастный арбитр — обследовать земли и разделить их между претендентами.
Земля Санникова — «остров-призрак», расположенный севернее Новосибирских островов в Северном Ледовитом океане, который якобы видели некоторые исследователи в XIX веке, была отмечена на Стэнфордской карте мира 1922 года
Геденштром к тому времени не имел ни опыта полярных путешествий, ни специальных знаний. Но быстро обучился: освоил работу с приборами, чтение карт, собрал помощников — геодезиста, землемера и всё того же Санникова в роли проводника. Экспедиция получилась серьёзная: около ста человек, снаряжённых всем необходимым, двинулись в путь весной 1809 года.
За два года Геденштром с товарищами прошёл пешком свыше тысячи километров, нанёс на карту новые земли, собрал огромный этнографический материал. Экспедиция столкнулась и с загадкой, будоражившей умы не одно десятилетие. С берега океана Санников якобы увидел вдали землю, горы и чуть ли не города. Геденштром, после некоторых колебаний, отметил её на карте. Так появилась легендарная Земля Санникова — мираж, ставший символом «неоткрытого Севера».
Карта Фаддеевского полуострова на востоке острова Котельный, входящего в группу островов Анжу Новосибирских островов.
С поставленным заданием Геденштром успешно справился. Он доказал, что Новая Сибирь — не остров, а архипелаг, картографировал эту новую российскую территорию и проторил дорогу будущим исследователям — Врангелю и Литке. Также он обогатился массой этнографических сведений и разнохарактерных впечатлений о сибирской жизни, из которых составилась его книга «Отрывки о Сибири», опубликованная в Петербурге в 1830 году.
«Езда на собаках очень приятна, поспешна и покойна. Хорошо выдрессированные собаки, в случае необходимости, перебегают в сутки до 200 вёрст. Сие добрейшее, а здесь и полезнейшее человеку животное, увеселяет ездока в пути весёлым лаем своим, и часто оборачиваясь на бегу, ласкает его взглядом. Это не сентиментальность. Человеку с чувством, ценящему здраво своё положение, на Ледовитом море дорога и улыбка собак». М. Геденштром. «Отрывки о Сибири»
Гравировка на клыке мамонта
Войдя во вкус путешествий, Геденштром объездил всю Сибирь, собирал минералогические и ботанические коллекции, писал заметки в Академию Наук. Но чиновника-авантюриста влекло и к другой стороне службы — к хлебным поставкам и казённым подрядам, где крутились деньги. На этом он сколотил состояние, но вскоре снова угодил под суд за казнокрадство.
«Судьба Геденштрома сумбурна, полна неожиданностей, взлётов и падений, — пишет в своей книге «Томск сокровенный» писатель и археолог Витольд Славнин. — То он — приближённый иркутского губернатора-тирана Трескина, то — под судом, после ревизии сибирского генерал-губернатора М.М. Сперанского в 1819–1820 годах. Потом вдруг оказывается в свите всесильного реформатора Сибири. Возвратившись на короткое время в Петербург, Геденштром снова в Сибири уже в 1830 году — опять, видно, нагрешил. С 1832 года он в Томске, почтмейстером (тогда — немалый чин). В 1839 году — отставка, переезд в деревню Хайдукову (что была верстах в пяти–шести от Томска, между городом и Степановкой). Там Матвей Матвеевич и умер в 1845 году, в лишениях и болезнях».
Город Томск тогда был, не в пример просвещённому Иркутску, страшной дырой. Ни театра, ни балов. Томские обыватели имели славу людей тёмных и туповатых. В середине XVIII века городом управлял шведский комендант Томас де Вильнёв, пленённый под Полтавой и пожизненно сосланный в Сибирь. Когда он приехал в город, жители отправили для знакомства с новым начальником своих лучших представителей. Между ними и комендантом произошёл следующий разговор: — Кто у вас здесь старше всех? — спросил комендант. — А вот Корнила Корнилович, что за Ушайкой живёт; ему, почитай, лет за сто будет. — Да я не о том спрашиваю: кого вы слушаетесь-то? — А слушаем, батюшка, по праздникам Миханора Стахича, он хоша и слепой, а презнатно играет на скрипице. — Ух, какие вы... Мне надо знать, видите ли, кого вы боитесь? — Ну, это бык поповский, кормилец, такой бодун, что страсть. — Да вы меня просто не понимаете, любезные... Я спрашиваю: кто у вас выше всех? — О, это Алёна из-за озера. Она, поди-ко, саженей десять ростом!.. Комендант рассердился на эти не то глупые, не то уклончивые ответы и прогнал представителей. — Вон, алёничи, вон! пошли от меня! Этот анекдот был записан со слов старожилов учителем мужской гимназии Д. Кузнецовым.
В первой половине XIX века город не особенно изменился. Приличному человеку здесь было совершенно нечем скрасить досуг, особенно с тех пор, как Александр Первый запретил масонские ложи, где чиновники приятно ужинали без жён, но с вином и картами. Геденштрому выпало провести в Томске последние годы жизни. Службу пришлось оставить, как писал сам почтмейстер в одном из писем, «в силу козней врагов». Он вышел в отставку, имея чин надворного советника (7-й класс Табели о рангах) и ежегодный пенсион — 1250 рублей. Годы томской скуки, однако, его не сломили. Он купил дом в Хайдуково и посвятил себя научным занятиям. У себя в «имении» Геденштром не только перевёл на немецкий и французский языки свои «Отрывки», но и приступил к написанию мемуаров об арктических приключениях. Рукопись не сохранилась. К счастью, отдельные главы Матвей Матвеевич успел «отработать» на своих гостях. Истории, которые он рассказывал, сделали легендарным само его имя. Геденштрома в Томске вспоминали через несколько поколений, когда уже разрушилась его могила на сельском кладбище.
Он рассказывал о мамонтах, которые лежат как живые в вечной мерзлоте к северу от Верхоянска. Он рассказывал о земле Санникова, о городах гипербореев, которые строят ледяные дворцы, едят китов и разъезжают на мамонтах. В рассказах Геденштрома Сибирь представала страной из «Тысяча и одной ночи», а сам Матвей Матвеевич кем-то вроде Синдбада Крайнего Севера.
Впрочем, эти необыкновенные истории были только вишенкой на тортике его реальной научной деятельности. Имя Геденштрома вписано в географию Арктики. Его носят река и гора на острове Новая Сибирь, а также пролив между Ляховскими островами. Судьба этого человека — смесь авантюризма, научного рвения и вечных «финансовых коллизий» — стала отражением самой Сибири: суровой, богатой и непредсказуемой.
В Петербурге об отважном исследователе Арктики забыли ещё при его жизни. Во второй половине XIX века путешествия Геденштрома были вытеснены на второй план истории новейшими открытиями Врангеля и Литке. При этом на карте Ледовитого океана сохранился «пролив Геденштрома» между Малым и Большим Ляховскими островами. После себя путешественник оставил коллекции растений и минералов, несколько статей и единственную законченную книгу «Отрывки о Сибири».
«С грустью взирает странник на умаляющийся рост дерев с приближением к Ледовитому морю. Высокие, прямые лиственницы до самого Верхоянска скрывают ещё постепенно умирающую природу; но отсюда, приметно редея, заменяются кривыми и малорослыми. Толще самого пня становится моховая одежда седого дерева; но далее уже ничто не спасает его от смертоносного дыхания ужасного Севера. Только берёзовый ерник (Betula nana) хочет ещё противоборствовать страшному; но и тот едва возникший — умирает. Одно дитя Севера — посреди зимы цветущий мох — покрывает землю, за несколько тысячелетий оцепеневшую. С грустью в душе робко вступает в сию мёртвую страну чуждый ей, изнеженный природой своей родины иноземец; один долг гонит его вперёд и невольно возбуждает ослабевшее мужество». М. Геденштром. «Отрывки о Сибири»
В «Отрывках» автор с большим чувством описывает своё путешествие к берегам Северного Ледовитого океана. Согласно истории, не вошедшей в эту книгу (автор понимал разницу между научными записками и беллетристикой), он якобы встретил там новгородцев, уплывших на край света ещё до того, как Иван Третий разгромил Великий Новгород. Легенда о «древнерусском поселении» на севере Якутии с лёгкой руки Матвея Геденштрома будет кочевать из одного текста в другой и доживёт до наших дней.
Витольд Славнин в книге «Томск сокровенный» вспоминает своё послевоенное детство, которое скрашивали учёные прогулки с его дедом, Порфирием Славниным, приобщившем мальчика к занятиям ботаникой и археологией. Порфирий Порфирьевич, лично знакомый с Григорием Потаниным и другими великими сибиряками, любил Томск и знал о городе примерно всё — и достоверные сведения, и легенды. Но даже ему было непросто собрать внятную информацию о жизни Геденштрома.
«Дедушка «вышел» на Геденштрома случайно, в те давние годы, когда в Тобольском губернском музее по заданию Н.Л. Гондатти изучал историю сибирского косторезного промысла. Тронутый своеобразной судьбой путешественника, задетый несправедливостью по отношению к его памяти, П.П. Славнин принялся за целенаправленный сбор материалов», — пишет его внук в «Томске сокровенном».
Печатной информации удалось найти не так много, в основном, в европейских источниках. К 1840 году относится встреча Геденштрома с английским путешественником Чарлзом Котреллом, посетившем Томск по пути из Кяхты в Петербург. Англичанину Томск понравился, особенно количеством французского шампанского, которое подавали на приёмах у губернатора. Он признаётся читателям своей книги, что никогда не пил так много Moet&Chandon, как в Сибири. «Сколько мы тогда выпили — лучше не говорить: всё равно никто бы не поверил, особенно если добавить, что доехали мы в состоянии, близком к бессознательности», — пишет Котрелл.
Отставного почтмейстера Геденштрома английский путешественник навестил в его сельском доме, поскольку из-за ревматизма, подхваченного в Якутии, Матвей Матвеевич редко вставал с дивана и совершенно не выходил в свет. Он рассказал мистеру Котреллу, что все его ссылки и отставки связаны с интригами завистников, что Сибирь — самая чудесная земля на свете, а ещё он точно знает, что умрёт здесь через 5 лет.
«Он не так уж стар, но болезнь преждевременно состарила его. Он уже определил для себя число лет, которые ему осталось прожить, и, по его расчётам, их немного. Он погружён в литературные занятия, подобно истинному философу, и встречает свою судьбу с величайшим смирением. Мы надеемся, что он ошибается в своём расчёте и переживёт многие годы тот срок, который сам себе отвёл. Он глубоко заинтересован в благополучии Сибири, и его единственное сожаление состоит в том, что он бессилен бороться с теми бедами, которые видит вокруг себя. Но он, как и многие до него, немного опередил своё время в этой стране и сознаёт это; однако утешает себя уверенностью, что великое будущее уготовано стране его усыновления — и с этим чувством он умрёт удовлетворённым».
Насчёт места и времени своей кончины Матвей Матвеевич не ошибся. Его не стало 20 сентября 1845 года, через пять лет после встречи с английским гостем. Что касается философских взглядов Геденштрома на «страну его усыновления», то и здесь он, пожалуй, прав: будущее России всегда лучше её настоящего.
Восхождение на К2 […]? Некоторые вещи лучше, когда они уже сделаны, чем когда их предстоит сделать. Эдвард Эбби.
В последний день июля 1954 года два итальянца первыми в мире взошли на К2 – вторую вершину мира, которую из-за запредельной сложности восхождения называют «Дикой горой». Италия гордилась своими альпинистами, но успех был омрачён скандалом, в пылу которого прозвучало страшное обвинение: утверждалось, что национальные герои цинично бросили умирать своих товарищей в Зоне смерти, лишь бы те не достигли пика первыми.
Всем привет! Сегодня у меня для вас история итальянской экспедиции 1954 года на К2 (она же Чогори). Разберёмся, почему именно эта вершина, а не Эверест, вызывает первобытный страх даже у опытных альпинистов, поговорим о героях и злодеях, о том, как меняется человеческая мораль на высоте 8000 метров.
Но сначала уделим внимание нашей главной героине – Горе всех Гор, прекрасной К2.
Часть I. La Belle Sauvage
«К счастью, К2 предупреждает, прежде чем убить». Из книги «Смертельный спуск».
К2 находится на границе Пакистана и Китая, возвышается над уровнем моря на 8611 метров, уступая только Эвересту. Но путь на сверкающую вершину Чогори в десятки раз сложнее и, поэтому, альпинисты подарили ей множество величественных имён: «Дикая Гора», «Гора всех Гор», «Король Гор», «Гора восходителей» и многие другие. Но откуда такое странное имя – К2?
Дело в том, что английская топографическая экспедиция 1856 года, определявшая границы региона Кашмир, пронумеровала пять самых высоких гор в районе ледника Балторо с Запада на Восток по первой букве горной системы Каракорум. Обозначить их локальными названиями не удалось: местные жители даже не знали о существовании этих гор, так как их закрывал окружающий ландшафт (и сейчас путь к базовому лагерю К2 занимает несколько дней). Однако, вершины всё-таки переименовали как на английский, так и на азиатский манер (например, К5 это и Хидден-Пик и Гашербрум I).
Но самой высокой горе следовало дать самое красивое имя. Британское научное сообщество рассматривало вариант присвоения пику имени исследователя Каракорума Генри Годвин-Остена, но отклонило эту идею. В то же время, на советских картах долгое время использовали именно это наименование. Местный народ балти назвал гору Чогори, что значит «Большая гора». Это имя и стало одним из официальных названий, но весь мир уже привык к техническому названию. Мне кажется, что необычное имя подходит вершине, которая стоит особняком ото всех восьмитысячников и которую именуют «Королём гор». Самое время разобраться почему.
Не исключаю, что это ai-видео, но оно точно передаёт масштабы К2.
Чогори часто называют самой сложной горой для восхождения. Сразу оговорюсь: это не значит, что она самая опасная (этот титул носит гималайский гигант Аннапурна I). Все маршруты на К2 – тяжелейшее испытание для тела и психики человека. Аннапурна чуть менее требовательна, но более непредсказуема из-за внезапных и стремительных лавин и камнепадов. Если кратко, то на Аннапурне следует рассчитывать ещё и на удачу.
Проблемы на К2 начинаются с погоды, ведь это самый северный восьмитысячник. Здесь постоянно меняется прогноз и рассчитать «окно» для финального рывка затруднительно.
Как и на любом восьмитысячнике, опасность здесь представляет Зона смерти (8000 метров и выше). Содержание кислорода снижено в три раза, из-за чего мозг, мышцы и внутренние органы страдают от его нехватки. В этих условиях развиваются головокружение, потеря ориентации и галлюцинации, возрастает риск отёков мозга и лёгких. Вдобавок, тут очень сильное ультрафиолетовое излучение.
Однако, настоящие опасности связаны с рельефом: даже самый простой маршрут (по ребру Абруцци) невероятно сложный. Он назван по имени герцога Абруццо Луиджи Амедео, который пытался взойти на К2 в начале XX века и решил, что гора недоступна для человека.
Маршрут по ребру Абруцци – красная линия справа.
Вот тут надо поподробней, так как история 1954 года связана с этим маршрутом. Наклон рельефа здесь от 45 до 60 градусов (на Эвересте – около 30). В начале альпинистов поджидает серия отвесных и скальных участков, самые известные из которых «Дымоход» (номер 1 на картинке) и «Чёрная Пирамида» (2) требуют исключительной физической подготовки. Дальше нас ждёт лавиноопасный снежный покров, скрывающий огромные трещины.
Обычно, чем выше горы, тем ниже приоры проще рельеф, но не в нашем случае. Самое страшное и опасное место К2 находится около вершины – на высоте 8200 метров. Итак, визитная карточка «Дикой горы» – Бутылочное горлышко или же Bottleneck (4-6).
Бутылочное горлышко. Снизу можно разглядеть двух альпинистов.
Это очень узкий проход (кулуар). С одной стороны – крутой обрыв, а с другой стена льда: только взгляните! Вот ссылка на видео изнутри, вот ещё и ещё – лично меня это впечатляет! Здесь альпинист зажат с двух сторон смертельной опасностью: ему грозит либо смерть от срыва, либо под лавиной. Традиционно, участок проходят ночью, когда мороз сковывает снег. Но ещё говорят и о психологическом эффекте: в темноте при свете одного лишь фонарика здесь не так страшно (with the lights out, it's less dangerous).
Большинство трагедий на К2 случились здесь, в том числе гибель 11 альпинистов в 2008 году. Но Bottleneck – самый быстрый способ достичь вершины и единственный на ребре Абруцци, так, что обойти его почти нереально.
После этого нам остаётся снова идти под наклоном всего 400 метров по вертикали. Но вот вершина К2 похожа на площадку (снова видео: раз и два). Здесь можно перевести дух, немного расслабиться, насладиться прекрасным Каракорумом и подумать о чём-то действительно важном, ведь совсем скоро тяжёлый путь вниз.
Я постарался кратко описать самый простой маршрут. Остальные во много раз сложнее. При этом восточная стена К2 до сих пор не тронута, а западная пройдена лишь однажды – русской экспедицией 2007 года.
И вот, в один день несколько итальянцев, бросив пиццу, пасту и всю дольче вита, решили: туда нам надо!
Часть II. Приключения итальянцев в Каракоруме
Эти стильные парни и есть итальянская экспедиция 1954 года
В 1953 году исследователь Ардито Дезио готовил в Кашмире заявку в Итальянский клуб альпинизма (CAI) для экспедиции на К2. Он многократно просил CAI об этом, но всё время получал отказ. В этот раз он надавил на патриотические чувства.
После Второй мировой войны у итальянцев почти не было поводов гордиться своей страной и Дезио полагал, что первовосхождение на К2 может им стать.
Французы первыми покорили восьмитысячник, совершив триумфальное восхождение на Аннапурну (если вам интересно, то я уже писал по этой теме пост). Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей взошли на Эверест в честь коронации Елизаветы II. Покорение других восьмитысячников стало вопросом времени. Существовала вероятность того, что на К2 первыми будут американцы: они уже трижды пытались это сделать. Их вторая попытка закончилась на высоте 8350 метров, а экспедиция 1953 года под руководством Чарльза Хьюстона … (о ней мы ещё поговорим).
В общем, итальянцы были уверены, что американцы обязательно вернуться и возьмут К2, а потому надо было торопиться – нельзя было допустить, чтобы дело герцога Абруццо завершили иностранцы. В итоге, в CAI согласились с доводами Дезио и выделили на экспедицию (по разным оценкам) от 70 до 100 млн. лир (сейчас 1,4-1,9 млн долларов).
Отбор участников был организован самым тщательным образом: после отборочных испытаний и сборов осталось 11 альпинистов, в том числе опытные Акилле Компаньони и Лино Лачеделли, а также восходящая звезда итальянского альпинизма Вальтер Бонатти, который, несмотря на молодость имел потрясающее «горное резюме». Также в путь отправились шесть учёных, позже к экспедиции присоединились около 500 наёмных портеров (высокогорные носильщики из Кашмира, не путать с непальскими шерпами).
В конце апреля итальянцы покинули город Скарду и месяц спустя разбили базовый лагерь у подножия К2, где Ардито Дезио сильно удивил своих коллег. В отличие от своего американского визави Чарльза Хьюстона, он не собирался идти в гору. Свою роль он видел в том, чтобы находиться в лагере и отдавать приказы по радио. Высотным руководителем он назначил Акилле Компаньони.
По словам участников экспедиции, характер Дезио стал одной из самых больших проблем: он не воспринимал критику, отвергал альтернативные мнения, игнорировал просьбы команды, ставя цель превыше всего. Так, когда альпинист Марио Пушос внезапно скончался от отёка лёгких, то Дезио решил, что люди, потерявшие друга и товарища, не особо нуждаются в моральной поддержке, а потому, на следующий день после панихиды, он приказал демотивированным альпинистам вернуться на гору. Когда же на К2 бушевала непогода, он писал письма в CAI, где говорил о возможности набора «свежих» альпинистов для осеннего восхождения по подготовленному маршруту.
Но опытная команда двигалась уверенно: они быстро прошли Дымоход и Чёрную Пирамиду, в скоростном темпе ставили палатки и провешивали верёвки. К 28 июля они достигли 7627 метров, разбив лагерь VIII.
К этому времени Компаньони решил, что на вершину пойдёт он вместе с Лачеделли. Физически более сильный Вальтер Бонатти и портер Амир Мехди стали вспомогательной группой для доставки кислородных баллонов в штурмовой лагерь. Именно на этом этапе развернулась драма, о которой споры не утихали более 50 лет. Дисклеймер:дальнейшие описания основаны на отчёте по итогам расследования 2004 года.
Компаньони опасался, что выносливый и опытный Бонатти потребует включить его в штурмовую группу или же взойдёт на вершину первым и самостоятельно. Поэтому Акилле перенёс лагерь IX на 250 метров выше заранее обусловленного места – прямо к Бутылочному горлышку.
Когда Бонатти и Мехди принесли оборудование, то лагеря не обнаружили, а внезапно поднявшаяся на закате метель отрезала им путь назад. Помощники были вынуждены провести ночь под открытым небом. На высоте 8100 метров, в Зоне смерти они страдали от экстремально низких температур с мыслями о смерти и предательстве.
Они выжили чудом. На рассвете Мехди первым начал спуск, а Бонатти последовал за ним чуть позднее. Компаньони и Лачеделли спустились к месту их ночёвки через некоторое время, взяли кислород и отправились на вершину. Метель замела Бутылочное горлышко и они были вынуждены идти по самому краю кулуара. Около 18:00 31 июля 1954 года Акилле Компаньони и Лино Лачеделли первыми в истории ступили на вершину К2.
Один из участников восхождения Пино Галлотти запомнил этот момент так:
На последнем склоне, который казался невероятно крутым, сначала одна крошечная точка, а затем и вторая медленно поднимались вверх. Возможно, я ещё многое увижу в этой жизни, но ничто не тронет меня так сильно. Я молча плакал, слёзы капали мне на грудь.
Акилле Компаньони и Лино Лачеделли на вершине К2.
Часть III. Пиррова победа
Вальтер Бонатти на вершине Гашербрум IV (она же К3)
Два дня спустя группа вернулась в базовый лагерь. Хуже всех было состояние Амира Мехди, который потерял пальцы рук и ног. Но куда сильнее была душевная травма, которую он пережил вместе с Вальтером Бонатти. Оба потеряли веру в людей: Амир бросил восхождения, а Вальтер стал известен как альпинист-одиночка, хотя и участвовал в командных восхождениях.
Никто, кроме Компаньони, не передал свой дневник Ардито Дезио в соответствии с условиями договора об участии – настолько сильно презирали альпинисты своего начальника. Отчёт Дезио отражал версию событий Компаньони и принижал роль Бонатти и Мехди. Все остальные участники экспедиции старались не выносить сор из избы, чтобы не портить впечатление от потрясающего достижения. Но….
В 1964 году в итальянской прессе появились две статьижурналиста Нино Джильо, который обвинил Бонатти в попытке опередить Компаньони и Лачеделли. Репортёр утверждал, что Вальтер «украл» во время ночёвки кислород из баллонов, а Компаньони и Лачеделли взошли на вершину без него (Неправда: на фотографиях с вершины оба в масках и с баллонами. Зачем же нести с собой 18 кг бесполезного металла?). Джильо также обвинил Бонатти, в том, что тот бросил Мехди в опасности (документально подтверждено, что Мехди начал спуск раньше и прибыл в нижний лагерь тоже раньше).
Разумеется, был суд, к ходе которого Джильо признался, что источником обвинений был Акилле Компаньони. Но альпинистское сообщество уже разделилось на два лагеря и большинство не поддерживало Бонатти. Масла в огонь подлили противоречивые показания Мехди, который из-за языкового барьера не всегда понимал итальянских коллег и не смог дать логичных объяснений (сын Мехди позже говорил, что отец не хотел дискредитировать Бонатти и поддерживал его версию событий).
Только в начале XXI века имя Вальтера Бонатти было полностью оправдано. Лино Лачеделли, который годами избегал скандала, сделал в 2004 году неожиданное признание. В своей книге о К2 он утверждал, что Компаньони намеренно перенёс лагерь IX повыше, опасаясь, что Бонатти заменит его в штурме вершины. После этого альпинистское сообщество потребовало от CAI немедленного расследования. По его итогам отчёт Ардито Дезио был отменён и утверждена версия Бонатти. Окончательные итоги опубликовали только в 2007 году.
Спустя 53 года история завершилась. Вальтера Бонатти не стало в 2011 году. Он так и не зашёл на вершину К2, но стал одним из величайших альпинистов XX века: первопроходцем Гашербрума IV и инициатором уникальных экспедиций. В 2009 году ему вручили награду за выдающиеся достижения в альпинизме – «Золотой Ледоруб», первому человеку в истории с формулировкой «За достижения всей жизни».
«То, что этот человек совершил здесь в одиночку, лежит уже за границей возможного». Райнхольд Месснер про зимнее одиночное восхождение Вальтера Бонатти на Маттерхорн.
Часть IV. Вера в людей
Мемориал Арта Гилки у подножия Чогори – в память об альпинистах, погибших на К2. По традиции, их имена выбивают на металлических тарелках и вешают на каменную пирамиду.
Изучая истории К2, я поймал себя на мысли, что настоящий герой этой горы – не тот, кто достиг 8611 метров, а тот, кто остался человеком.
В 1953 году американская экспедиция Чарльза Хьюстона так и не смогла взойти на вершину. Взамен они получили нечто более ценное – дружбу длинною в жизнь!
Непогода заперла их на высоте 7700 метров на несколько дней. В это время член команды Арт Гилки сильно заболел и ему потребовалась эвакуация. Группа отказалась от восхождения и пыталась изо всех сил спасти своего товарища. К сожалению, это не удалось. Но постоянные штормы, метели и лавины, мешая возвращению, не остановили их. Вернулись они только благодаря взаимовыручке и доверию. Участники этой экспедиции стали близкими друзьями и даже образовали собственное «Братство верёвки». Американская экспедиция 1953 года считается эталоном командной работы в горах и «олицетворением всего лучшего, что есть в альпинизме».
Мы пришли в горы чужими друг другу людьми, а вернулись братьями. Ч. Хьюстон.
В 2023 году мир потрясла новость о гибели в Бутылочном горлышке пакистанского портера Мухаммада Хассана, который, будучи неопытным альпинистом, надеялся записать вершину в своё резюме. Он отчаянно нуждался в деньгах, чтобы обеспечить семью с четырьмя детьми, младший из которых родился после его смерти.
Видео, на котором видно, как десятки людей перешагивают через его тело, спровоцировало жаркие споры о коммерциализации альпинизма и этике Зоны смерти. Работа пакистанских носильщиков не такая высокооплачиваемая как у непальских шерпов (в среднем 2 тысячи долларов против 10 тысяч долларов за сопровождение клиента) и они практически не имеют никаких страховок и гарантий.
Многие «эксперты» говорили, что Мухаммад Хассан знал куда шёл. Они утверждали, что мораль в Зоне смерти другая, а проведение спасательной операции в тот момент было невозможно.
Как и в случае с американской экспедицией, всё зависит от людей: их готовности подать другому руку помощи. Многие считают, что успех на К2 – это успешное восхождение на её вершину. Но, повторюсь: прочитав десятки историй с этой вершины, мне кажется, что есть другой, более высокий уровень: легендой Горы всех Гор становятся те, кто сохранил в себе человечность.
Альпинисты с разных уголков планеты оказали семье Хасана помощь и стали бороться за права портеров, а позже и совершили невозможное. Пятеро пакистанцев Акбар Садпара, Дилавар Садпара, Закир Садпара, Мурад Садпара и Али Мохаммед откликнулись на просьбу семьи Хасана вернуть его тело. Они пошли в Бутылочное горлышко, чтобы извлечь изо льда тело портера и сделали это за 48 часов, разрушив все доводы «экспертов». Благородная цель оказалась намного выше 8611 метров.
Я уверен, что вся мрачность вокруг К2 связана не с вершиной, а с людьми и их поступками. Историю делают люди, а не горы.
Однажды альпинист Эдмунд Вистурс, изучавший события 1954 года, написал следующие строки:
К2 — это не какое-то злобное существо, таящееся над Балторо и ожидающее нас. Она просто есть. Она безразлична. Это безжизненная гора из камня, льда и снега. Дикость – это то, что мы проецируем на неё, как будто виним её в своих злоключениях.
От себя только добавлю, что она очень-очень красивая!
P.S. На этом всё! Спасибо, что прочитали! Надеюсь, вам понравилось, пишите комментарии и свои мысли: оправдано ли достижение вершины любыми средствами? Нужна ли была победа такой ценой? Если кто был в Каракоруме – прикрепляйте фотографии, это очень интересно!
Там, как и здесь, всё в целях образования: буду радовать вас более регулярными постами и мемами по истории а ещё, внезапно, мыслями о музыке. Всегда рад новым подписчикам!
![Восхождение на К2 […]? Некоторые вещи лучше, когда они уже сделаны, чем когда их предстоит сделать. Эдвард Эбби.](https://cs20.pikabu.ru/s/2025/10/20/14/zuzkxj2l.jpg)
