Из частного письма губернатора к другу. 1882-й год.
...Выше я сказал, что крестьянская жизнь идет в полный разрез с петербургскими идеями и законами.
Да; этот раскол до такой степени поразителен, что отчетливо начинаешь сознавать, почему наша деревня вовсе не пользуется выгодами, проистекающими от принадлежности к государству, имеющему сильную власть, обладающему средствами защищать интересы своих подданных. Не будучи в состоянии найти себе защиту в институциях государства, крестьянин несет одни только невыгоды, сопряженные с подданством могущественной военной державе.
В самом деле, закон не дает крестьянину ответа на все жгучие вопросы его жизни.
Земля выпахана; она не родит. Закон не требует от крестьянина ничего, что могло бы сохранить будущим поколениям производительную силу почвы. А вот колодезь с журавлем закон запрещает устраивать. Кабак совсем заел. Закон опять молчит. Крестьянин попал в кабалу мироедам и ростовщикам. Опять-таки закон не защищает крестьян.
Поп больно много требует за похороны и свадьбы, «хоть в мусульманскую веру иди», жаловалось мне целое село, при чем, умоляя спасти их от «озорного» попа, все стали на колени. У консистории на этот счет особый взгляд.
Правды нет в крестьянском суде. Закон философствует на эту тему: «Сами выбираете судей: будьте осмотрительны. Приговор вашего суда окончательный». Говорить это полудиким детям – значит только смеяться над ними, а не удовлетворять настоятельной потребности в правде.
Мальчишки и девчонки стали озорничать, пьянствуют, из кабака не выходят. Станут старики выгонять, сейчас норовят в зубы, а то и хату подпалят. Нету с ними сладу. Закон отвечает на это уничтожением телесного наказания без судебного приговора, предоставлением сыну возможности привлечь отца за побой к суду, т. е. разрушает все основы полудикой семьи.
Хаты начинают валиться – чинить не позволяют. Строй новую, на новом месте. Это управы делают, чтобы спасти деревни от пожаров.
Старшина, писарь и мироеды поедом едят. Если что скажешь, сейчас на суд, сечь станут, коли нескольких ведер не поставишь; а то подговорят мир землю отнять, с родовой усадьбы гонят, говорят – не по плану хата стоит. Если не мил начальству, в Сибирь, говорят сошлем. На эту беду один ответ: «сами выбирали, а все это придумано в вашу пользу. Вы не знаете выгод самоуправления».
Из всего этого является недовольство своим положением и самосуд, выражающийся чаще всего подожогами. Верите ли? из десяти деревенских пожаров не менее шести, семи начинаются снаружи домов и с высоты человеческого роста, что прямо указывает на поджоги.
Как же быть? Наши крестьяне также охранены законом, как американские пионеры в стране осажей. Делай что хочешь, а мы тебе не охрана. В американских прериях есть суд Линча, есть револьвер и право употребления оружия. Ну, а у нас не смей даже грубить доморощенным апахам и комачам, т. е. писарям, старшинам, да мироедам.
Между тем сантиментальные творцы законопроектов млеют от прелестей крестьянского самоуправления. Их идея удовлетворена. Чего же нужно крестьянам? Чего они еще хотят?
И эти благожелатели крестьян продолжают витать в каком-то полном отвлечении от действительной жизни и нужды.
Создаются законы, может быть пригодные для Швейцарии или Сицилии, что ли, но совершенно не приложимые к России. В этих законах много гуманных мыслей, много пищи для ума и сердца либеральных фельетонистов, но ничего полезного нашему захолустному городу или глухой деревне.
И между прочим подобная точка зрения у нас считается благонамеренной и вовсе не опасною. А даже такой красный человек, как Ж. Ж. Руссо, говорит (Contrat Social): «как зодчий до возведения значительного здания исследует почву, чтобы знать, вынесет ли она тяжесть постройки, так и мудрый законодатель не начинает с сочинения хороших по себе законов, не рассмотревши сперва способен ли народ, которому они предназначаются, их вынести». Руссо предугадал вопрос, который может народиться при этом в голове каждого русского: отчего же у нас возможна деятельность законодателя, витающего вне сферы действительной жизни. Он отвечает в том же Contrat Social так: «русские никогда не будут образованны, потому что их слишком рано образовали».

Из тг-канала Easy Travel

Замок Монженан был построен в 1736 году для основателя Академии наук Бордо - барона де Гаска. Здесь нередко бывали близкие (и не очень) друзья барона, самые известные из которых Жан-Жак Руссо и Монтескье. Они же вдохновили де Гаска создать "идеальный сад", в котором более 1000 видов растений,а также великолепный розарий.
Это был период гедонизма, наслаждения жизнью, который отразился во внутреннем убранстве замка. Здесь все 300 лет проживает одна и та же семья, которая хранит замок и сад в том же виде, какой он был при их знаменитых предках.
В целом, на фоне остальных французских замков, этот был бы не более, чем рядовым. В 1736 году папа Климент XII осудил масонство, и хотя Франция не поддержала его, от греха подальше во дворе замка Монженан был оборудован более скрытный "частный" масонский храм, который сегодня является единственным открытым для сторонних посетителей во Франции.
Ну и, как полагается, здесь есть отличная винодельня, построенная 150 лет назад, производящая отличное же вино.
Экскурсия по всем локациям €10, арендовать сады или винодельню для вечеринки или фотосессии от €500
Отзывы о замке Монженан довольно неоднозначны, но это, как минимум, любопытное место.