Событие этого дня 1930 года в центре Москвы, в Лубянском проезде, по версии "Красной газеты" выглядело так:
"В 10 часов 17 минут в рабочей комнате выстрелом в сердце покончил с собой В. Маяковский. В последние дни он ничем не обнаруживал душевного разлада. Утром он вышел, возвратился с артисткой МХАТа X. Скоро из комнаты раздался выстрел, тут же выбежала артистка X. Немедленно была вызвана карета "Скорой помощи", но еще до ее прибытия Маяковский скончался"...
...а у Марины Цветаевой насчёт душевного разлада было своё мнение:
"Никакой державный цензор так не расправлялся с Пушкиным, как Владимир Маяковский с самим собой. Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый — поэт встал и человека убил".
Владимир Маяковский — один из ключевых персонажей романа-бестселлера "1916 / Война и мир", где рассказано много неожиданного и малоизвестного, но документально подтверждённого. Рекомендую.
Слушайте, ну никому и ничему верить нельзя. Мы живем в какую-то тотальную эпоху постмодерна, где все вокруг оказывается сплошной игрой, подмигиванием и интертекстом. Конечно, радует, что человек жив. Но о чувствах множества поклонников кто-нибудь подумал?
Прежде чем рассказать о том, что произошло в 2023 году, нужно вернуться назад во времени.
Жила-была некая американская писательница по имени Сьюзан Митчен. Публиковалась на Amazon, где есть возможность выкладывать свои произведения в электронном виде. Нельзя сказать, чтобы она стала популярной, но все-таки набрала там определенное количество читателей, которые с нетерпением ждали каждого нового ее романа.
Писала она быстро – за четыре года (с 2017-го по 2020-й) умудрилась выложить 14 книг (правда, там не все были именно романами, какая-то часть представляла собой небольшие повести) под типичными для любовного жанра названиями “Украденные мгновения”, “Случайная встреча” и т.д.
Помимо поклонников, у Сьюзан Митчен появились и хейтеры с саркастичными комментариями. Вроде бы нормальная ситуация для любого автора, который хоть немного заявил о себе. Но то ли там действительно началась настоящая травля, то ли писательница к такому повороту вообще не была готова. В общем, в 2020 году ее дочь внезапно ошарашила всех новостью – ее мать наложила на себя руки. Вот пост с аккаунта Сьюзен Митчен, который написан от имени ее безутешной дочери.
“Я опечалена и шокирована, узнав, что автор из сообщества независимых книг покончила с собой из-за травли”, – высказалась по этому поводу писательница Кассандра Джонс. Другая писательница, Кэндис Адамс, организовала благотворительный аукцион для поддержки скорбящей семьи. Плюс началась активная кампания по продвижению последней книги Сьюзан Митчен. Мало того, писатели скинулись на издание ее антологии.
А в соцсетях разразилась просто буря – читатели негодовали и требовали разорвать на клочки тех негодяев, которые довели женщину до самоубийства.
Но в 2023 году все перевернулось с ног на голову. На странице Сьюзан Митчен в самой популярной мировой соцсети появилось сообщение от “покойной”. Она объявила, что жива.
“Я миллион раз обсуждала, как это сделать, и до сих пор не уверена, правильно это или нет… Будет масса вопросов… Сейчас я в хорошем состоянии и надеюсь снова писать. Пусть начнется веселье”, – написала свежевоскресшая.
Оказалось, что ее родные решили инсценировать смерть Митчен, потому что она переживала кризис. Дескать, это был выход из ситуации. А теперь все наладилось…
Как вы понимаете, литературное сообщество разделилось. Одни просто рады, что писательница оказалась жива и вновь возьмется за перо. Другие в бешенстве от того, что их всех обманули, и сыплют оскорблениями в адрес Митчен.
А как вы относитесь к такой мистификации? Насколько этична она, на ваш взгляд?
Ажиотаж вокруг недавно вышедшей экранизации китайской научной фантастики по мотивам романа «Задача трёх тел» был нешуточный, потому что вокруг премьеры подошла к концу воистину чудовищная история.
В 2020 году владелец компании Yoozoo Games, миллиардер Линь Ци приобрёл права на экранизацию серии. Чтобы воплотить свои идеи в жизнь, он нанял юриста Сюй Яо на пост генерального директора управления бизнесом. Сюй заключил сделку с Netflix, за что собирался получить три миллиона долларов, но его успехи вне сотрудничества со стримингом оставляли желать лучшего, поэтому его зарплату сократили, а обязанности перераспределили между другими нанятыми руководителями.
В сериале его не упомянули как продюсера и юрист задумал отомстить. Он открыл в Японии компанию, через которую приобрел компоненты для ядов, которые тестировал на животных. В декабре 2020 году Линь Ци был отравлен. Яо был определён как главный подозреваемый и был арестован. Но так как медики не знали чем именно отравили Линя, тот скончался. Как оказалось, Сюй принес коллегам чай и посоветовал передовую пищевую добавку, под которую замаскировал яд. Для его создания он приобрел яд рыбы фугу и ртуть, медики не нашли противоядия для спасения Линь Ци. Следствие установило, что он пытался убить ещё четырех человек, но те выжили.
21 марта 2024 года на Netflix состоялась премьера «Задачи трех тел», в котором Сюй Яо все же указали как исполнительного продюсера. Суд Шанхая приговорил к смертной казни убийцу продюсера на следующий день после релиза сериала Netflix «Задача трех тел». Линь посмертно указан в качестве исполнительного продюсера сериала «Задача трех тел».
Пребывает ли Лю Цисинь в состоянии ахуя, не сообщается.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
В ночь с 26 на 27 апреля 2009 года, майор российской милиции, начальник отдела внутренних дел Денис Евсюков, находясь в состоянии алкогольного опьянения совершил акт массового убийства, убив двоих и ранив ещё семь человек в московском супермаркете «Остров».
Новость, облетевшая заголовки всех СМИ дошла до меня ранним утром 27 апреля. До окончания моего суточного дежурства в составе следственно оперативной группы оставалась пара часов, и находясь в служебном помещении РОВД, вместе с другими сотрудниками мы посмотрели выпуск новостной телепрограммы.
Первая мысль, возникшая у меня в голове – «на его месте мог быть я». И определенно был бы, если бы не посмотрел этот выпуск. Если верить биографии Евсюкова, он заступил на работу в милицию в 1995 году. Я сделал это шесть лет спустя, в 2001 году, и к этому времени уже ощущал выраженное и непреодолимое эмоциональное расстройство личности. Справедливости ради, начавшееся задолго до службы в милиции, поскольку первые признаки моей психической особенности стали проявляться еще со школьных времен.
В школьные годы я часто вспоминал свое девство. Как проводил время в деревне, вместе со своими бабушкой и дедушкой. Вспоминал, как ложился на стог сена и наблюдал изумительные закаты. Солнце как бы приближалось ко мне. Или наоборот, я приближался к нему. Оно было теплым, уютным и умиротворяющим, мне очень хотелось войти прямо в него и остаться там навсегда.
Сидя за школьной партой я часто прибегал к этому фокусу – концентрировал взгляд на каком-нибудь объекте за окном, медленно приближался к нему и как бы заходил внутрь, где мне было тепло и комфортно, поэтому даже самое скучное занятие в школе по моим ощущениям длилось не дольше пяти минут.
Не испытывая ни малейшей тяги к знаниям и кое-как закончив общеобразовательную школу за мою дальнейшую судьбу всерьез взялся отец. Его армейский товарищ не без корыстного умысла согласился пристроить меня в Высшую школу милиции. Таким образом, сослуживец отца заимел видеомагнитофон Samsung с четырьмя головками, а я был зачислен в Высшую школу милиции, где и провел пять увлекательных лет своей жизни.
Вопреки внутренним сомнениям, учеба в школе милиции давалась мне легко, а жизнь в общежитии казарменного типа оказалась не такой невыносимой, какой я её себе представлял. К тому же, за время учебы я всерьез увлёкся спортом – легкой атлетикой и лыжами.
Одним майским днем, во время уборки территории я вместе со своим товарищем обнаружил советскую рублевую монету образца 1988 года. Медную монету я установил на одном из элементов полосы препятствий, по моему носившем обозначение «стена с проломами», и стал описывать товарищу старый школьный фокус с заходом в объект. В качестве объекта мной, конечно же, была выбрана та самая советская монета.
Не знаю, что именно подумал товарищ в тот момент, кому, когда и при каких обстоятельствах доложил о нашем разговоре и пересказал его, но уже на следующей неделе я был направлен на прохождение повторного психологического тестирования с дальнейшим прохождением осмотра у профильного специалиста в поликлинике МВД.
Сказано – сделано. Отправившись на повторное тестирование я понимал с чем буду иметь дело, поскольку уже проходил его в момент поступления. Специфика такого тестирования заключалась в огромном количестве вопросов и периодическом их повторении, но уже с измененными трактовками. Особенно запомнился один и тот же по смыслу вопрос об увлечении рыбной ловлей. «Любите ли вы рыбалку?», «Вы любите рыбачить?», «Меня раздражает рыбалка». Говоря коротко – сомнения у ответственных по тестирование должны были вызывать противоречащие, либо диаметрально противоположные ответы курсантов на одни и те же вопросы. К счастью, таким курсантом я не был и, как мне кажется, достойно прошел повторный тест.
Куда сложнее по моим ощущениям прошел осмотр у психиатра в поликлинике МВД. Врач-психиатр – молодой мужчина, 40 – 45 лет на вид оказался на редкость хитрым и подкованным специалистом. Задав несколько дежурных вопросов о моих увлечениях, вредных привычках, наличию или отсутствию черепно-мозговых травм, он перешёл к любопытной психологической провокации.
В манере дружеской беседы врач рассказал мне историю своего коллеги – опытного психиатра из городской психиатрической больницы №2. Еще при Союзе, придя домой в обеденный перерыв и не застав дома супругу, врач спустился этажом ниже, силой загнал на кухню открывшую ему дверь соседку и заставил готовить обед. Точнее сказать – борщ. Сам же разулся, присел на диван и задремал за просмотром телевизора. Приехавший по вызову наряд милиции передал хулигана бригаде скорой помощи, после чего психиатр благополучно вернулся к себе на работу, но уже в качестве пациента.
— будь вы на его месте, как бы объяснили такой поступок? — обратился ко мне с вопросом психиатр.
Я честно признался, что никак не ассоциирую себя с героем его рассказа. Более того, предположил, что и сам рассказ от начала и до конца может являться вымыслом, и по этой причине никаких оценочных суждений озвучивать не собираюсь. И вообще, мне не совсем приятен сам факт постановки такого вопроса. У любого человека есть или могут быть странности в поведении, но если они не причиняют вред ни окружающим ни ему самому, какие к этому человеку могут быть вопросы?
— Пока не причиняют — констатировал психиатр.
Тогда, сидя в кабинете психиатра и испытывая казалось бы всю возможную палитру эмоций, я впервые услышал ранее неизвестный мне термин — «профессиональная деформация».
На краю земном среди потерь Праздник мне устроить не спеши. Молча ждёт меня голодный зверь, Ты не дай ему меня найти.
Я падал в небо сотни лет назад, Я падал в свете призрачной звезды. Всё то, что никогда нам не понять, Я видел в зеркале большой воды.
–Эрик Чантурия, «Вечность» (из репертуара Шуры)
Нежный хищник подкрадётся словно вор, Мягкой лапой ночь опустит на ковёр. Льётся музыка из пальцев на тетрадь, Когда-то услышана, тебе ли не знать.
Видел всё, но ничего не замечал. Брал, что мог, но ничего не отдавал. На запястье золотые времена, Когда-то приручены, и ты им слуга.
Столько лет воды тёмные Тайну хранят – тебе не разгадать. Всё в огонь с тонкой кожею – Ведь ты не хотел, не научился ждать.
–Эрик Чантурия, «Всё в огонь» (из репертуара группы «Hi-Fi»)
I
Уроды лезут из грязных дыр, Юродивые цепями звенят, И полоумный король Лир Голым выходит гулять на Арбат. На войне как на войне – В рваных кишках гниющий кал. И я вижу, как на белом коне В город въезжает чёрный генерал. Я вижу костры из книг, Я слышу овчарок лай. Если кто-нибудь крикнет: «Зиг!», Миллионы откликнутся: «Хайль!»
–Игорь Анчиполовский*, «Антифашистская» (1989 г.)
Летом позапрошлого года отечественный журнал «Лиterraтура» в двух номерах, 195-м и 196-м, опубликовал русский перевод новеллы Valse mélancolique немецко-украинской писательницы-феминистки Ольги Юлиановны Кобылянской (1863 – 1942). Автор перевода – казахстанский писатель и культуролог Юрий Серебрянский, поляк. Словом, полный интернационализм, смущает только предисловие Серебрянского к своей публикации:
«Пытаясь уловить происхождение духа свободы украинской современной культуры, несомненно славянского, почти языческого, я интуитивно выбрал Valse Mélancolique, повесть Ольги Кобылянской. На перевод текста ушёл год, и я, конечно, представлял себе его публикацию совершенно в других условиях. Смыслы, заложенные авторкой (попробую предположить, что Ольга Кобылянская выбрала бы себе такое определение), её европейскость, стремление к свободе, заявление феминистских взглядов, всё выглядит современно и актуально, но есть ощущение, что я опоздал к какому-то важному для себя моменту».
Кострубонька тому свидетель: опоздал. Другое дело, что на интуицию Серебрянского грех жаловаться. Выбрал-то он произведение, в котором корни нынешнего украинского пира явно бандеровского духа шухевичской почти свободы показаны во всём стецьковском сиянии. Да ещё они показаны в трагическом конфликте с прорастающим сквозь асфальт нежным ростком свободы настоящей. Это всё из сюжета ясно.
Итак, Valse mélancolique (1894 г.**). В съёмной квартире живут две студентки: Ганнуся и Мартуша. Ганнуся – начинающая художница, хорошая копиистка. Мартуша зарабатывает на жизнь частными уроками иностранного языка. Повествование ведётся от лица второй девушки
«Будучи знакомы с малолетства, мы жили вместе. Были у нас две большие комнаты, элегантно обставленные, почти с комфортом – подруга моя из хорошей семьи, хоть и не располагала большими накоплениями, была претенциозна и избалована. Я не могу отречься от всего, как ты! – говорила она не раз раздражённо, когда я напоминала, что можно и получше обходиться с деньгами, избегая некоторых удовольствий.
– Молчала бы! – злилась она, – ты этого не поймёшь. Я – артистка, и существую по творческим законам.
Ты можешь расти на своей делянке, потому что должна, она узкая, а моё поле – широкое, бескрайнее, и поэтому я живу такой жизнью. Теперь ещё не вполне такой, но когда-нибудь позже, когда стану себе хозяйкой – расправлю крылья до небес. Того требует артистическое чутьё. Я всё беру из творческого начала. И ты должна к нему повернуться. Все, всё общество. Если бы на свете все были артистами – образованными и воспитанными, от чутья до стиля, не было бы столько зла и бед на свете, как сейчас, одна только гармония и красота. А так? Что нас окружает? Только мы, артисты, поддерживаем в жизни красоту. Мы, артисты, избранная часть общества, понимаешь?
– Понимаю.
– Понимаю! Ты и не способна меня понять. Не знаю, за что, право, я тебя люблю, – оправдывалась она передо мной как бы en passant***! – Критикуешь меня сверх меры. А всё от твоего мещанского ума, узких домашних практических взглядов и старосветских женских замашек.
Оторвись хоть раз от своих старых лохмотьев и превратись в новый вид, чтобы я время от времени черпала из тебя силу единства… что-нибудь новаторское!
– Хватит, голубка моя, останусь прежним старым видом, – сказала я спокойно, зная достаточно её чистую, без фальши натуру, чтобы не обижаться на брошенные второпях слова. Напротив, я в сотый раз решила не отрываться от «старых лохмотьев», а оставаться собой, той, что до этой поры оберегала её, в погоне за красотой не обращавшую внимания на зловещие перешёптывания жизненных преград и не раз бы уже горя хлебнувшую, если бы не я…
И хотя я не была никаким таким новым видом, не претендовала на звание «существа избранного» или «гордости расы», всё же таки понимала и знала, как и когда утолять жажду той неподдельно артистической натуры и когда поддаваться желанию полёта и сохранять уверенность в будущем».
«Она повелевала мной, как какой-нибудь подданной, и, хотя я вполне могла распоряжаться, как и она, по собственной воле и противиться ей, я, однако, никогда этого не делала. Меня не задевало это подчинение её власти. Сила сопротивления не просыпалась во мне никогда. Напротив, если я по своим дела уезжала на время из дому, даже тосковала по ней. По ней и по той силе, что исходила от неё и придавала всему нашему окружению характер и какую-то жизнь…»
Твердокаменная вера в свою прогрессивность и избранность, острая непереносимость критики и железобетонное подавление воли «подданных» неототалитарными способами (когда «подданный» сам такому подавлению рад-радёшенек) да презрение к людям труда (к тому же Донбассу), – это всё характерные черты современной Украины.
Вот ещё что Ганнуся сказала Мартуше: «Я немой послушник своего таланта, а вот такие, как ты, Марта, такие, как ты, творят ту огромную силу, которая угнетает таких, как я. Массой давите вы нас, одиночек, и мы гибнем, как тот цветок без семян, из-за вас. Но тебе, твоей личности это неизвестно, и потому ты этого не понимаешь…» Однако кто кого давит – большой вопрос.
Некоторое время спустя к двум девушкам заселяется третья, София. Она мечтала поступить в венскую консерваторию.
«Классическую музыку тоже люблю. Научила меня её понимать и разгадывать «по мелодиям» одна из подруг, чья душа будто состояла из звуков, и сама она была воплощённая музыка».
«Играла этюд Шопена ор. 21 или 24.
Несколько раз подряд. <…>
Я не раз слышала этот этюд. Слышала и снова забывала, но, когда она сыграла его несколько раз, – я, не иначе, обрела другой слух.
Душа стала способна понимать музыку…
Комната наша начала меняться».
«Никто из них не просил какой-то там работы «сверхурочной», услуг, но я сама взяла это на себя. Для одной и для другой. Первая принимала всё, даже не замечая, а вторая благодарно тянулась ко мне, как цветок к солнцу».
«Но она (София – Т.М.) не привязалась к ней (Ганнусе – Т.М.) так, как ко мне…
Говорили не раз целыми вечерами о всяком. В главном сходились взглядами на жизнь, беседовали об искусстве, литературе, о разных вопросах…»
Но:
«…Раздался из комнаты, в которой стоял инструмент, страшенный скрип, а потом слабый жалобный крик струн...
Она (София – Т.М.) испугалась.
– Резонатор треснул! – крикнула Ганнуся.
– Струна! – закричала я.
– Резонатор!
Она вскрикнула не своим голосом и полетела в комнату. Прежде, чем мы бросились за ней со светом, уже знала, что случилось.
– Резонатор? – спросила Ганнуся.
– Струна…
– Значит – струна!
И правда только струна. Инструмент был полностью открыт, мы склонились над ним и смотрели на эту струну. Одна из басовых. Лежала, свернувшись от сильного напряжения, между других, прямо натянутых струн, блестевших тёмным золотом от падавшего света…
– А я думала, что это резонатор провинился перед тобой! – отозвалась Ганнуся уже своим обычным беззаботным тоном, но она не ответила. Упала лицом на струны – в обморок…
Мы вынесли её. Потом обтёрли, и Ганнуся сама побежала за врачом. Когда он пришёл, заговорила.
– Почему Ганнуся сказала, что резонатор треснул? Почему? – постоянно спрашивала с большой тревогой, так, как спрашивают маленькие дети, не понимая причины чувства сожаления, не понимая, что с ними происходит. Я успокаивала её. – Почему, почему?.. Почему она это сказала? – допытывалась, и крупные слёзы катились у неё из глаз… – Зачем сказала, если невиновен!..
* * *
Врач подошёл к постели, когда случился сердечный приступ.
Помочь ей не мог.
<…>
* * *
Вынесли нашу «музыку».
Май забрал её себе.
Ганнуся никогда не узнала, как повлияли брошенные ею без мысли слова на печальное событие. Но она и без того не могла несколько воскресений успокоиться. Время от времени плакала своим сильным, страстным плачем, забросила все цветные вещи и разорвала прекрасный начатый рисунок, для которого «музыка» должна была служить каким-то вдохновением. Но спустя шесть недель затосковала по цветам и, попрощавшись со всеми, уехала в Рим…»
Бесполезно было кричать: «Струна!». Надо было раньше бороться со «сверхурочным» «раздвоением личности». Как потом советскому народу. А то завопил году в 90-91-м, спохватился по снегу за грибами… Хотя что я пишу, советский народ боролся с раздвоением. Но не в ту сторону.
Единственная из девушек, фамилия которой указана в тексте Valse Mélancolique, это София. Она Дорошенко. Думается, так Кобылянская хотела подчеркнуть глубокую связь своей героини с украинской национальной культурой. Ганнуся, напротив, онемеченная полька. То есть чуждая не только украинской, но и своей родной, а значит и всякой культуре. Ганнуся, в принципе, могла быть и расовой вышиватницей, это такие же для творческого начала украинцев чужаки, такие же его ненавистники.
София Дорошенко описывается как едва заметная, но красивая и хрупкая брюнетка с грустным взглядом и «белыми маленькими руками, полными любви и нежности». «Улыбка на её губах, появлявшаяся лишь изредка, была будто навеки омрачена грустью». Тут почти от каждой черты сразу приходит на ум Леся Украинка. Пошутить она любила, однако ни на одной фотографии не улыбается. За исключением утраченной, о которой вспоминала Лесина сестра Ольга Косач-Кривинюк: «К сожалению, затерялась фотография, где она в возрасте полутора-двух лет снята на руках у тётки Александры Антоновны Косач. На этой фотографии Леся толстенькая, с круглым, весёлым, улыбающимся личиком» [1].
А со следующей карточки смотрит совсем иная Леся:
Ольга Кобылянская (слева) и Леся Украинка. Черновицы, 1901 г.
На другом совместном снимке из той же черновицкой фотосессии хорошо видно небольшую Лесину руку (правую; левую, искалеченную болезнью и операцией, она прячет):
Вдобавок Леся была очень музыкальным человеком. В детстве она занималась на фортепиано. Хотела стать композитором, но костный туберкулёз кисти руки этому помешал. Ну зато создала немало таких, по-женски мягких, красивых простой красотой стихотворений, чуждых современной Украине.
С Ольгой Кобылянской Леся познакомилась в 1899 году, через несколько лет после того, как был написан Valse Mélancolique. Писательницы быстро подружились. О.Ю. Кобылянская любила слушать, как Леся играла ей Ф. Шопена, Р. Шумана, Э. Грига, украинские песни. И хотя виделись женщины всего пару раз, доверительная дружба и нежная переписка связывала их до конца жизни Леси.
Леся Украинка умерла 1 августа 1913 года, всего в 42-летнем возрасте, в браке с фольклористом Климентом Квиткой (1880 – 1953), милейшим человеком и активным украинским патриотом. Сразу после замужества, с 1907 года, мучивший Лесю с детства туберкулёз костей стал резко усиливаться, поразил обе почки. Последние шесть лет, как сказала знакомая Леси писательница Людмила Старицкая-Черняховская, были «уже надрывной борьбой со смертью» [2]. Сам милейший патриот свой тяжёлый туберкулёз лёгких с Лесиной помощью преодолел.
«Хороша дівчина сидить…» Леся Украинка (первая слева) с матерью, писательницей Оленой Пчилкой (первая справа), Климентом Квиткой (второй слева) и знакомыми. Хутор Зелёный Гай Полтавской губернии, 1904 или 1905 г.
Как известно, патриотизм повсюду разгуливает бок о бок с нравственностью. Вот начало статьи «Воспоминания и раздумья» советского музыковеда Лидии Сауловны Мухаринской, Квиткиной ученицы: «Задумаешься порой о Клименте Васильевиче Квитке, углубишься в свои воспоминания, и первым долгом возникает мысль о нравственном начале в его жизни, о необыкновенной чистоте и красоте его духовного облика. Этот человек, с виду такой скромный и хрупкий, обладал несокрушимой нравственной энергией. Поражало сочетание необыкновенной деликатности и неустрашимой правдивости. Этическими требованиями определялось в его жизни решительно всё – и большое, и малое» [3]. И так до конца статьи, с примерами Квиткиной этичности. Лидия Сауловна, Лидия Сауловна…
Как полагал более-менее близко знавший Квитку советский музыковед и фольклорист Лев Кулаковский, «воспоминания о Квитке как о человеке удивительной, кристальной чистоты сохранились… у всех, более или менее близко соприкасавшихся с ним [4]. Да что они все, ёлки-палки?! Сговорились?!
Тонкий советский писатель-документалист Касьян Гранат (1888 – 1977), биограф Леси Украинки, в начале ХХ века ещё не был писателем, а только писарем в учреждении, решавшем земельные споры. В 1961 году он поделился впечатлениями от одной своей беседы, прошедшей в середине 1900-х:
«Я вышел из кабинета, исполненный глубокого чувства благодарности к этой женщине. Меня охватила печаль: вот только что встретил доброго, чуткого человека, и сразу же теряю его. Когда ещё я встречусь с нею? И встречусь ли вообще?
Мне непременно захотелось сохранить образ моей собеседницы. Я нарочно задержался в тёмном коридоре, перед тем как войти в канцелярию. Я боялся, что образ её поблекнет в свете яркого дня. Долго-долго стоял я в полутёмном коридоре. И словно вновь видел невысокую белокурую молодую женщину, бледную, нежную, с виду утомлённую, но энергичную, весёлую. Видел взгляд её голубых глаз. Вот она смеётся, и сквозь прищуренные веки струится тёплая, яркая синева, вокруг глаз ложатся тонкими паутинками морщинки. Вот она перестаёт смеяться, паутинки сразу исчезают, исчезает и синева глаз. Они становятся светлыми, голубыми, пытливыми, словно она чего-то ждёт от собеседника. Вот она поднимает небольшую руку, белую-белую, с синими прожилками, и поправляет заплетённые узлом косы. Между бровями, не касаясь высокого, какого-то сияющего лба, пролегает тоненькая складка. Тёплая волна поднимается у меня в груди и перехватывает дыхание…
Вошёл я в канцелярию, но работать не смог, – слишком был взволнован. Нечто прекрасное случилось в моей жизни, и настолько прекрасное, что я никому не мог бы признаться, потому что считал это святыней, принадлежащей мне одному.
Я не догадывался тогда, с кем встретился и беседовал. К сожалению, я лишь позднее узнал, что та, которую я считал обыкновенной, но милой женщиной, была известной украинской писательницей. Это была Леся Украинка. <…>
Увидеться с Лесей Украинкой мне больше не довелось. В 1913 году, просматривая одну из украинских газет…» [5] Словом, Гранат всю свою долгую жизнь берёг в памяти единственную встречу с Лесей, а чистый и непорочный Квитка оставил о родной жене воспоминания: тридцать с лишним страниц, написанных сухим научным стилем к первой годовщине её смерти [6]. Я уверен, что он никогда не любил Лесю Украинку. Ведь всего год…
Чуткая к природе и людям Кларисса Маклеллан, худенькая 17-летняя школьница с тонким лицом и внимательными тёмными глазами, должна погибнуть под колёсами автомобиля. Раскаявшийся было пожарник Гай Монтэг лишится таким образом юной наставницы. И уж тогда господа оппозиционные интеллигенты (эти-то пусть живут-скитаются по лесам) поймают его, только-только вставшего на ноги, однако не хотевшего и не научившегося ждать. Поймают на желании без особых, простите за выражение, духовных усилий быстренько стать национальным героем. В данном случае – героем борьбы за свободу.
Главный оппозиционный интеллигент Грэнджер распевал ему дифирамбы: «Вы давно не смотрелись в зеркало, Монтэг. Кроме того, город никогда не оказывал нам такой чести и не устраивал за нами столь пышной погони. Десяток чудаков с головами, напичканными поэзией, – это им не опасно; они это знают, знаем и мы; все это знают».
«Монтэг двинулся в путь. Он шёл на север. Оглянувшись, он увидел, что все идут за ним. Удивлённый, он посторонился, чтобы пропустить Грэнджера вперёд, но тот только посмотрел на него и молча кивнул. Монтэг пошёл вперёд». (Как вы уже догадались, Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту»).
А ведь Гай Монтэг не только удивился и посторонился, но и сколько-то страниц назад понял, что главный пожарник интеллектуал Битти сыграл с ним в поддавки, специально подставился под его огнемёт (самому-то Гаю победить его было не по росту). Но запах керосина не отмоешь. Десятью годами ранее Монтэг хотел точно так же, на скорую руку, стать героем патриотической ориентации, для чего и подался в пожарники.
Естественно, желал Монтэг и смерти Клариссы и так или иначе вложился в её раннюю гибель.
Сильно предал Клариссу Монтэг, когда смешал в собственном восприятии её образ с образом старухи, добровольно сгоревшей вместе со своими книгами. Пожарники-то сжигать её не хотели. «Выходите! – крикнули они женщине. – Скорее!». Потом Битти её увещал: пошли, мол, отсюда. Наконец убеждал Монтэг. Глядишь, и насильно бы вытащили, да псевдогероиня стала угрожать пожарникам спичкой (дом её к тому моменту уже облили керосином). Чиркнув спичкой, эта, прости господи, хранительница культуры могла забрать с собой на тот свет и Монтэга. Однако не стала. Всё ж таки у Системы были на него другие планы. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
*Анчиполовский Игорь Романович (1966 – 1996) – поэт и певец, один из основателей московской метал-группы «АНЧ».
**В указанном году новелла написана по-немецки, в 1897-м О.Ю. Кобылянская перевела её на украинский.
***Мимоходом (фр.) – Прим. переводчика Ю. Серебрянского.
Экстремальные условия выявляют как лучшие, так и худшие качества людей. Самое сильное стремление, которое движет людьми в таких условиях, – это инстинкт выживания. В романе-катастрофе «Метро» каждый человек борется за жизнь по-своему и использует для этого все доступные средства.
Андрей Гарин – врач-инфекционист, работает в одной из больниц Москвы. Он мало зарабатывает и не умеет строить карьеру ради достижения материального благополучия. С женой Ириной отношения натянутые. Бытовые проблемы начинают надоедать женщине, и у неё появляется поклонник.
Константин Владимиров – перспективный предприниматель. У него везде есть связи, даже в правительстве. Ради достижения своей цели он готов на всё. Костя нравится Ирине, и она предлагает мужу развод. Гарину очень хочется сохранить семью. Ведь их дочери Ксюше – десять лет; она очень любит отца, который принимает в её жизни активное участие и частенько провожает в школу на метро.
В один из таких дней случается ужасная трагедия. Один из спешащих к центру города составов оказался погребен под обрушившимся сводом тоннеля метрополитена, подточенным многолетним давлением воды, текущей на поверхности. В поезде находятся люди, выжившие после крушения. Среди них Андрей Гарин с дочерью. Их спасение только в их собственных руках. Андрей полон решимости бороться за жизнь людей и биться за право быть со своей любимой женщиной и дочкой.
Жуткая в своей правдоподобности трагедия держит в напряжении до самой последней страницы.
Иллюстрация к басне Эзопа "Старик и смерть" из интернета.
От пота взмокши, выбившись из сил, Под ношею своей согнувшись низко, Старик вязанку хвороста тащил, И путь бедняге предстоял не близкий. Спина болит, и сердце жмет в груди, Не ходят ноги и трясутся руки! И стал молить он: «Сжалься, Смерть, приди! Освободи меня от этой муки!» На зов тотчас явилась Смерть сама. Старик подумал в страхе: «Боже правый! Все сходится: в пустых глазницах тьма, И ржавая коса в руке костлявой! Один разок взмахнет, и все дела! Пляши тогда с чертями под тальянку!» «Зачем ты звал меня?» – Смерь изрекла. «Ты донеси мне хвороста вязанку!» – Пробормотал несчастный, чуть дыша. Смерть возмутилась: «И не думай даже! На белом свете ни одна душа Не взвалит на меня свою поклажу!» И Смерть ушла. Возликовал старик: «Я жив! Я жив! Вот счастье! Вот удача!»
Порою то, что говорит язык, На деле вовсе ничего не значит.
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689