Культ

Аврора

-Матушка, как вы?

Молодая монахиня держит в руках старую, покрытую старческими пятнами ладонь матери-настоятельницы. Женщина будто жует что-то, губы вяло хватают воздух. Это её последние моменты на бренной земле. Она хрипит в ответ, но Аврора не может разобрать слов.

-Матушка… - скорбно говорит девушка, прижимая к губам холодеющие руки. Старуха переводит а нее взгляд. На миг кажется, что Агата не узнает девушку, которой заменила родную мать больше десяти лет назад, но вскоре на её глазах, на миг, мелькает потухающая искра сознания.

-Аврора, девочка моя… - хрипло говорит Агата, медленно убирая руку от губ монахини и поглаживая ту по щеке, словно пытаясь утереть слезы, которых, пока ещё, нет, - не надо печалиться. Я отправляюсь к престолу, в царствие света. Тебе бы радоваться…

-Конечно… - кивает Аврора, через силу натягивая улыбку. То же делает и Агата. Она принимает удобную позу, смотрит не моргающим взглядом в свод катакомбного лазарета – белесые плитки позеленели от сырости и плесени, но Эриха, мрачного лекаря Церкви, мало это заботит.

Агата, набрав полную грудь воздуха выдыхает. Ее глаза словно перестают блестеть, на миг, но тут же наполняются слезами.

-Матушка? – Аврора сжимает руку матроны крепче, подается ближе, чтоб расслышать последний шепот.

-Там… нет света. Ничего нет, - шепот полон горечи и разочарования, а после этих слов рот Агаты остается слегка приоткрытым.

Аврора видела множество мертвецов. Она провожала в последний путь катаров и инквизиторов, горожан, детей. Никто из них не уходил с легким сердцем. Всем им приходилось расставаться с близкими, с мечтами, с любимым делом или долгом, и оставить это было очень трудно. И только Агата оставила практически всё, но ей пришлось оставить и веру.

Слова старой, мудрой женщины, воспитавшей в Авроре веру в Свет и добро разбили монахине сердце. Именно Агата не дала опустить ей руки, когда впервые девушка почувствовала себя не на своем месте. И вот теперь будто бы последний вздох матроны перечеркнул долгие годы службы, дни и часы молитв. Накрыв Агату простыней, Аврора на ватных ногах, горбясь, выходит из лазарета. Путь к келье кажется бесконечно долгим, но там ждет неудобная кровать, на которую Аврора падает, чтоб в очередной раз встретиться лицом к лицу с одолевающими её кошмарами.

В катакомбах пахнет мерзко: смесь стоячей, тухлой воды, пыли и живности дёргает за нос, как задира на улице, но Аврора давно к нему привыкла. За время службы в Церкви монахиня ни разу не пожаловалась ни на скромную еду, ни на сырость, ни на, тем паче, запах. В Писании сказано, что горе и тяготы при жизни воздадутся в посмертии, а кто она такая, чтоб оспаривать Слово Божье? Да, как и прочим, ей хотелось уюта, спокойствия, но сейчас в Норфельде совсем не те времена. Монахиням и священникам пришлось ютиться в сырых катакомбах, полных небольших комнат, в которых некогда, в до-церковные времена, хоронили горожан. Теперь же сухие мумии безбожников свалены в яму и зарыты, а их посмертную обитель занимают истинно верующие. В самых больших залах монахини оборудовали нартекс, придел, даже помещение для хора нашлось – хоть теперь поющие не находятся рядом со слушающими, эхо катакомб делают их голоса ещё более зычными, тягучими и, будто бы потусторонними.

Аврора подходит к конфессионалу – когда собор ещё не был осквернён вампирской ордой, исповедальни были настоящими произведениями искусства. Резные двери и перегородки, кроваво-красный бархат штор… теперь же это было больше похоже на собачью будку-переростка, с грязной тряпкой вместо шторы. А инквизиторы носят одеяния с серебром… нет! Никакой зависти. Аврора вечером сама накажет себя за это, хоть, в последнее время, на спине не осталось живого места.

Дверь скрипит, и женщина опускается на колено.

-Отче?

-Слушаю, дочь моя. – это, как всегда, отец Александр. Аврора доверяет ему, как никому другому. Это был первый человек в соборе, который встретил её после пострига. Монахиня верит, что он знает её лучше, чем она сама себя. Мудрость и благость этого мужчины не знает пределов. Он точно помазанник божий!

-Отче, меня волнует диавольское наваждение… - скромно говорит женщина. Даже по местным меркам она ещё молодая, всего двадцать два, но Аврора чувствует тяжесть лет. Будто в этом месте год отнимает три. Александр молчит, а значит можно продолжать.

-Я не думала, что это важно. Но… я не могу больше держать это в себе. Последние две недели меня преследует один и тот же сон. Всегда один и тот же. В нем мы находимся в нашем славном соборе…

-Да покарай, Боже, тварей, его осквернивших.

-Аминь. В соборе. Мы с сёстрами проходим обряд причастия, и на нем присутствуют все. И его Святейшество, и Инквизиторум, и все духовенство. Все мы пьём кровь Его, и вкушаем плоть… но затем… затем свечи вокруг тухнут, и я вижу, что из пролитых чаш лакают кровь черные псы. Они начинают грызться между собой, а затем и вовсе пытаются пожрать друг друга. После, они видят меня, и я начинаю бежать от них, но куда бы я не глянула, куда бы ни свернула, свора меня всегда настигает. Из ночи в ночь.

-Дщерь моя, знаешь ли ты, что это значит? Значат твои сны, что преисполнена ты благостью церкви. Осквернение собора тебя потрясло столь сильно, что до сих пор ты видишь в нем тем тварей, что отобрали у нас кров. Похвально это. Я горжусь тобой, Аврора. Путь твой благословлён, и освещается он Светом небесным. Молись усерднее, и помогай в походах против сил тьмы верным воинам церкви.

-Конечно, Отче, так и будет! – и, получив благословение, Аврора выходит, раздумывая над сказанным.

Правда, думать ей приходится не долго. Сверху хлопает дверь в катакомбы. Затем слышится стройный марш шагов нескольких человек. Как же монахиня ненавидит этот звук. В исповедальную комнату спускается инквизитор, в сопровождении своих верных катаров, и у Авроры замирает сердце. Это он.

Стройный, подтянутый как ремень, муж, с вечной небритостью. Черные, волнистые волосы зализаны назад, а в глазах горит огонёк, от которого хочется сжаться в комочек. Будто он смотрит на костёр вдалеке, и вкупе с темным цветом глаз невозможно его игнорировать. И эта ухмылка. Как же Аврора ненавидит этого надменного ублюдка.

-Инквизитор Эзра… - монахиня склоняет голову и сцепляет руки в замок, приветствуя сановника.

-О! А я как раз за тобой… - Эзра широко улыбается, приветствуя женщину, но его улыбка похожа на плотоядный оскал. Так и хочется плюнуть ему в лицо.

-В общем. Одна птичка нам нащебетала, что в городе завелась ведьма. Торгует травками, припарками, обереги всякие. Так дело не пойдёт.

-Удачной охоты, милорд…

-А? Не-не-не. Ты идёшь с нами. – Эзра грубо хватает монахиню за талию одной рукой и прижимает к себе, другой сигналя катарам, что пора выдвигаться. Аврора не спорит.

-А зачем я вам?

-Как это «зачем»? А вдруг проклятие наложит? Или тварей каких призовёт. Кто нас будет лечить?

-Праведному духу проклятия нипочём, нет в них силы… - цитирует Аврора, но Эзра больно впивается в её бок пальцами.

-Поумничай мне тут.

Вылазка «удалась». В городе и правда нашлась та самая ведьма. Ее небольшая квартира в бараках была вся увешана травами, на столе стояли склянки, наполненные отварами. Женщина клялась, что она не ведьма, а лишь травница, и ее цель – помогать людям, но не творить зла. Но тот, кто хочет помогать, истово молится, а не прибегает к тайным знаниям. Да и откуда женщине знать о свойствах трав, как не от самого Темнейшего?

Пока ее вели по улице, заломив руки, Аврора кусала губы. А что, если это правда? В мире, где не светит солнце, есть ли смысл прибегать к меньшему злу? Ответ шёл в четырёх шагах перед ней – в черном мундире с серебром и глазами, которых у человека быть не должно. На вой девушки сбегались горожане.

-Да! На костёр ведьму!

-Она от меня мужа отворожила!

-А мне дала отраву, что у меня выкидыш случился! Убийца!

-Да ты сама меня просила! Чтоб лишний рот от голода не помер! – пыталась оправдаться ведьма, но удар под ребро быстро ее заткнул.

-А откуда ты это умеешь? – выкрикнула дородная женщина из толпы, но как только инквизитор повернул в ее сторону голову, тут же бросилась наутёк.

Аврора продолжала погружаться в свои мысли. Она тоже хотела помогать, лечить, облегчать боль. Ничего другого, кроме как посвятить себя Престолу и пастве она не видела. Она выхаживала больных, помогала с лечением в лазарете, позволяла выговориться страждущим и записывала последние слова умирающих. А теперь… теперь она вместе с «гончими» Церкви гоняется за еретиками, отправляя их на пытки. Перевязывает редкие раны катаров. Изо дня в день. Того ли она хотела?

-Отче, вы тут?

На следующий день Аврора снова на коленях в исповедальне. Ее руки слегка тряслись, и этот тремор было не унять чеками. Снова за тряпкой отец Александр, готовый помочь и выслушать.

-Снова меня преследует сон. Эти псы… адские гончие?

-С чего ты взяла?

-Их глаза сияют алым. А из пастей тычет пена. Они все безумны, жаждут крови и плоти, и, я сама не знаю откуда, но знаю, голод их неутолим.

-Этот голод, дитя – вампирово проклятье. Они тоже вечно голодны до мук, страданий и крови. Это все образы того жуткого дня до сих пор тебя преследуют. Молитвы и божья помощь, вот в чем спасение.

-Но почему сейчас? Мы больше пяти лет ютимся в катакомбах, столько времени прошло… а сны появились только сейчас?

-Дочь моя, замысел Престола человеку неведом. Если на твоём пути испытания, значит – таков твой путь. Или ты сомневаешься в церкви?

- Нет, Отче, нет! – Аврора говорит это искренне. Вера ее крепка. Во всяком случае Аврора сама себе об этом напоминает.

Уже после исповеди, Аврора идёт замаливать грехи в свою келью. Путь в неё лежит через мрачные, полные паутины и вони коридоры катакомб, но, что хуже, через казематы.

Монахиня освещает себе путь факелом, погруженная в раздумья, пытаясь отвлечься от запаха и стонов узников. Вот, среагировав на свет, подаёт голос фермер с предместий. Слова его разобрать трудно. Наверное, у него разбиты губы. «Скажите им, я невиновен», - удаётся разобрать Авроре. Да что она может? Кто будет ее слушать? Да и не ей решать. Вот слышится мольба горожанина. Он просит воды напоследок. Он уже понял, что ждёт его. За одной из дверей слышатся всхлипы. Это вчерашняя ведьма.

-Сестра, выслушаете исповедь?

Аврора замирает. В таком она отказать не может и садится на сырой пол, прислоняется спиной к дубовой, окованной двери.

-Я тут.

-Я… хочу сознаться. Я хотела помогать людям. Хотела, чтоб в тяжёлое время, им было к кому прийти, кто поможет, не смотря на правила города и церкви. Я виновата, сестра, в том, что была через чур добра. Добра к предателям, лицемерам и подонкам.

-Это признание в колдовстве?

-Нет. Просто хочу поговорить с кем-то, кто меня понимает.

Аврора громко проглатывает комок в горле, и из каземата слышится смешок.

-О том и речь. Это – религия добра и Света? Завтра меня сожгут, и все будут ликовать. Это будет маленький праздник, и все, кому я помогла, будут там. Те, кто не лишился ноги из-за припарки, те, чьи дети до сих пор живы благодаря моим микстурам. Свет твоей веры – это костры, на которых горят люди.

-Это ересь, - Аврора вскакивает на ноги, пылая праведным гневом, - я не намерена это выслушивать!

-А я уже все сказала.

Быстрым шагом монахиня возвращается в келью, сбрасывает с себя робу и рубаху, берет шестихвостку и, встав на колени перед Символом Веры начинает стегать себя по лопаткам, молясь, как никогда прежде. Слова ведьмы затронули ее зерно сомнений, посаженное инквизиторами и удобренное последними словами Агаты. После вечерней молитвы, Аврора ложится спать, зная, что ей снова предстоит сразиться со сворой. Но сегодня она засыпает, полная решимости.

Снова причастие, и снова все, кого она знает, обращается голодными псами. Но теперь монахиня не бежит. Она стоит и смотрит на черную свору, которая, окружив женщину, не подходит. Скалится, пускает пену, лает, но не подходит. Свора знает, что если напасть, то теперь она не побежит. Что теперь женщина даст сдачи. Даже во сне монахиня чувствует рвение, и хочет побороть тьму силой бога. Она поднимает руки к груди, но не находит символа Престола. А вот у каждого из псов он висит на шее вместо ошейника. Что?

Едва заметив это, Аврора просыпается. Теперь ей все ясно. Она одевает рясу, но обрывает ее по колено. Больше ей не нужны ни платки, ни белый воротничок. Лишь шестихвостка, символ веры и кадило: первые вещи, которые она получила при постриге. В кадиле женщина разжигает угли, и те начинают сиять чистым, жёлтым светом, но куда более слабым, чем факел. Хватит, чтоб осветить путь.

Как вор монахиня прокрадывается к казематам, искусно сделанным символом, кое-как открывает замок на двери у ведьмы.

-Ты тут? – спрашивает Аврора и проходит внутрь. Девушка все еще там. Избитая, истерзанная. На ее коже вырезаны ножом оскорбления, а на бёдрах остались белёсые следы совсем нецерковных дел. Лицо девушки опухло от слез. Монахиня и раньше не любила пыточных дел мастера Вивьена, но сейчас…

-Уходим. Только тихо.

Девушка отвечает ей всхлипами, кое-как надевает рваную одежду. Вдвоём они задерживаются ещё на несколько минут, открывая двери и отпуская узников: из колодок они освобождают здоровяка Френка. Мужчина весь иссечён плетьми, лишился глаза и ослаб без воды – его морили жаждой. Сжигать такую тушу, видимо, очень тяжело. С ними же уходит фермер, представившийся Эрихом, на складе которого было обнаружено плесневелое зерно, что «явно намекает на злодейский умысел». Последний в компании беглецов – библиотекарь Инкрис Браун. Он имел неосторожность учить детей грамоте. Не иначе, чтоб те читали бесовские книжки.

Каждый рассказавший свою историю раскаляет в груди Авроры сердце. Это – не то, зачем она постриглась в монахини. Это – не Свет. И если его нет тут, она будет искать его где-то ещё.

-Куда теперь? – Френк, выпивший, наверное, ведро воды, посвежел и взбодрился. Даже вооружился цепью, которой, как поводком, был прикован библиотекарь к стене

-Катакомбы ведут к лесному озеру, но надо не заплутать. Тут настоящий лабиринт.

-А ты знаешь, куда идти? – недоверчиво спрашивает девушка. Она представилась Минервой.

-Знаю, - лжёт ей Аврора.

Беглецы пускаются наутёк в тесных коридорах. Впереди идёт монахиня, держа перед собой кадило с углями. Его света хватает, чтоб не биться о стены и низкие потолки. Идущие сзади, как мотыльки, следуют за ним.

Поворот влево, затем вправо, на следующей развилке снова вправо. Потом дважды не сворачивать.

Путь долгий и трудный, дорога петляет, но Аврора не хочет признать, что она заплутала. Еще поворот, и монахиня встречается с отцом Александром.

-Дитя, что ты тут... – священник не договаривает. Он видит за ее спиной беглецов.

-Ах ты мелкая сука! – рявкает он и бьет окованным железом факелом по трубе, так неудачно для монахини находящейся рядом с ним. Звон проносится по всем катакомбам, и на набат начинают сбегаться катары.

-Бежим! – выпаливает Аврора и наотмашь бьет священника кадилом. Угли попадают на отросшие бороду и волосы мужчины, и те вспыхивают, а сам Александр начинает визжать, словно маякуя, куда бежать катарам. Беглецы уже хотят бросится куда глаза глядят, но библиотекарь вдруг останавливает их.

-Вдоль трубы!

-Что? – почти хором спрашивают узники, и библиотекарь трогает трубу рукой. Она влажная и холодная.

-Труба. По ней вода течет. По ней пойдем! - перекрикивая визжащего священника поясняет старик.

На том и соглашаются. Теперь не надо красться, и вся пятерка бежит наутек, забрав Александров факел.

Пробираться приходится с боем – прямо как в снах, куда бы Аврора не свернула, какую бы дверь не открыла, везде она встречает церковников, смотрящих на нее с ненавистью и желанием убить, но, за все эти ночи женщина привыкла к этому, и теперь готова биться. Благо, теперь она не одна.

Вооруженный сначала факелом, а затем и кистнем одного из катаров, Френк вызывается всех защищать. У него давние претензии к Церкви и мясник не сдерживается. Трещат кости, ломаются суставы, катакомбы сотрясает вой поверженных катаров. Удар у Френка мощный, тяжелый, не даром мясник. Аврора тоже не стесняется орудовать кадилом и плетью с крюками. Ее черные одеяния в свете факела вскоре начинают блестеть от пролитой крови.

Снова бегство, снова группы врагов. Даже удивительно, сколько в катакомбах человек. Хорошо, что коридоры достаточно узкие, чтоб численное превосходство не играло роли.

Им удается оторваться. Вонь сменяется влажным запахом сырой воды, а значит они близко. Катаров стало меньше, но их крики все еще слышны за спиной. Поворот, развилка. Беглецы тяжело дышат, Френк еле держит факел, отдав кистень фермеру, но тот скорее попадет им по себе, нежели кому-то навредит. Старик библиотекарь и подавно.

За последним поворотом они встречают последнего противника. Это катар. Парнишка лет шестнадцати. На вытянутых, трясущихся руках он держит кортик. Ему страшно, но он готов сражаться с ересью. Ради Церкви и своего города.

-Не пущу, - сквозь стиснутые зубы рычит паренек, и Минерва выходит ему навстречу. Она сбрасывает рваную рубаху, оголяя изрезанное похотливыми оскорблениями тело. Сбрасывает юбку, и начав делать шаг навстречу катару, заканчивает за спиной парня. Ее рука проскальзывает в вырез робы, и мальчишка замирает, а сама девушка шепчет ему на ухо:

-Как нам выйти отсюда?

-Иди к черту, ведьма… - иссушенными от горячего дыхания губами говорит парень. О, это была ошибка. Ведьма разворачивает его лицом к себе, касается лбом его лба и заглядывает ему в глаза. Этот взгляд он никогда уже не забудет.

-Я-то пойду, потому что послал. Пойду, покой заберу, сон украду. А ты за мной сам приползешь! — с придыханием говорит ведьма, и парень падает перед ней на колени, ластясь к ее ладоням щеками.

-Так как мне выйти?

-Прямо, потом направо, и прямо до конца. Где я тебя найду?

-Только во снах, милый, - елейно отвечает Минерва, толкая паренька в сторону. Его глаза закатываются, и он падает без сознания, как мешок.

-Так ты в самом деле ведьма!? – выпаливает ошарашенная Аврора.

-А что это меняет?! Меньшее зло, помнишь? – флегматично отвечает ведьма словами из мыслей монахини, напяливая тряпки обратно. Она знает, что потратила кредит доверия монашки.

-Ничего.

Спустя сказанный катаром маршрут пятеро беглецов выбегают к берегу озера. На улице безлунная ночь, а огни Норфельда горят вдалеке. Их все равно видно сквозь деревья.

-И что дальше? – восстанавливая дыхание спрашивает библиотекарь. Он тяжело падает на задницу, будто погоня закончилась. Но она только началась.

-Бороться. – коротко бросает Аврора. Ее сердце пылает неугасающим пламенем.

Она шла в Церковь на поиски Света, но сейчас, став еретиком, преданная анафеме, она как никогда чувствует с ним единство.

Аврора и ее новоявленные спутники сразу же бросились в бегство. Звуки погони доносились из катакомб громко и отчетливо, и не утихали за спинами беглецов еще долго. Угли в курильнице бывшей монахини не затухали – неведомая сила не давала им почернеть и остыть, но света не хватало, чтоб разогнать тягучий лесной мрак. Единственное, на что он годился – не потеряться в чаще, полной острых веток и волчьего воя, заставляющего, казалось, дрожать от страха саму душу еретиков. То и дело в темноте Френк видел пристальный волчий взгляд, но каждый раз поднимая шум и готовясь к, возможно, последней обороне, замечал, что принял за голодные глаза безобидных светлячков.

К счастью, когда беглецы вышли на дорогу, уже светало, а звуков погони за спиной не было слышно.

-И где мы? – озираясь спросила Минерва. Вид вокруг был, мягко говоря, удручающий.

В предрассветных сумерках эта необитаемая местность выглядела еще более уныло, нежели днем. Бесплодные, грязно-желтые поля с виднеющимся на горизонте Норфельдом создают атмосферу враждебности, угрюмости, отторжения самим местом человека. Узкая, пыльная дорога, окаймленная где-то порушенной каменной оградой, покрытой желтым лишайником и поросшим шиповником ведет в далекую деревню у самой опушки леса, из которого деревья тянут лишенные листьев ветки-руки. Карканье кружащего над полями воронья, что не боится расставленных повсюду бесполезных пугал лишь дополняет картину царящей в этом месте тоски и уныния.

-Я думаю, не далеко от Крешета, - задумчиво почесывая подбородок отвечает ведьме Эрих, разглядывая чахлые поля, - я бывал там пару раз. Местечко сомнительное, но…

-Но что? – Аврора, наконец, вытряхнула угли из кадила и сейчас завязывала волосы в тугую косу. Цвету ее прядей могла бы позавидовать любая рожь в окрестностях Норфельда.

-Я слышал, что раньше там был дом местных баронов или кого-то еще. Сейчас она стоит заброшенная, уже много лет как, и туда раньше только детишки бегали, а сейчас, думаю, вообще никто не ходит.

-Знаешь, где это?

-Можем поспрашивать.

-Я знаю, - спустя долгое время наконец подает голос Игнис. Старик словами особо не разбрасывается, и кажется, что каждое слово, особенно после погони не просто дается ему с трудом, но и в целом отбирает последние минуты жизни старого библиотекаря, - я застал свадьбу последних владельцев.

-Тогда решено. Спрячемся там, пока все не уляжется. И будьте начеку. Увидите кого на дороге – сразу же прячемся в лесу, - Аврора переводит взгляд с одного на другого спутника и, убедившись, что все согласны, первой двинулась в сторону деревни.

Когда они пришли, деревня казалась пустой – на пыльных улицах никого не было, и можно было бы решить, что деревня вымерла, если бы не стройный, знакомый до боли хор голосов из церкви неподалеку. Тем даже лучше. В поисках указательного столба еретики прогуливаются между маленькими, одноэтажными домиками, пока не встречают жителя Крешета. Это юноша, которому на вид лет двадцать. Он невероятно худой, будто в жизни не ел ничего кроме хлеба и воды, голый по пояс. Он напевает что-то себе под нос, бубнит, и в этом, кажется, даже можно услышать какую-то мелодию, под которую он делает странные движения. Крутит руками, вертится волчком будто пытается отмахнуться от роя пчел. И до странников ему нет дела.

-Жуткое зрелище… - проходя мимо парня говорит Минерва Авроре, и та лишь кивает в ответ. Не гоже обсуждать юродивых. Неподалеку еретики находят столп с указателями и уже от него двигаются по направлению к усадьбе. Дорога сменяется еле заметной тропинкой, которой уже много лет никто не ходил. Тропинка привела еретиков сначала в лес, а после в место, которое можно было бы даже назвать красивым – не смотря на осень, вокруг покосившейся, неухоженной усадьбы вовсю цвели вишни. Очень странные вишни.

Цветы на них были кроваво-красного цвета, и опадая они покрывали ковром всë вокруг. Можно было бы подумать, что тут – место кровавой бойни. Корни вылезли из земли разломав каменную дорожку к дому, а земля была на удивление болотистая, мягкая, сочащаяся бурым соком, будто приходится идти по некогда живой плоти. Хотя «некогда живой» можно назвать практически что угодно в этом проклятом богом месте.

Внутри усадьба была пыльная, давно никем не ухоженная. Доски пола разбухли и стали торчать и скрипеть. На стенах висели пустые рамки – когда-то тут были картины, но либо дом разграбили, либо жильцы, покидая мрачное место, забрали всë с собой. В гостиной, проломив потолок выросла еще одна вишня. Еë ствол был особенно толстый, отличающийся от тех, что на улице. Роняя лепестки, те оставляли красные следы на стенах, оставшейся мебели и полу, подобно каплям брызжущей крови.

-А мне тут нравится, знаете, - с легкой улыбкой говорит Минерва, садясь на диван, тут же выдыхающий пары пыли.

-Да, мне тоже. Есть в этом что-то… - начинает было Френк, растирая один из цветков между пальцами.

-Что-то напоминающее о былом, да? – перебивает Аврора.

-Ага.

-За нами следили? – прерывает непринужденную обстановку Эрих. По нему видно, что фермеру не по себе от этого места.

Юстас

В нескольких километрах от озера, в маленькой деревеньке Крешет, в это самое время просыпается Юстас. Уже не молодой фермер страдает от ночных кошмаров, и вся его жизнь превратилась в бесконечный, нескончаемый ужас и серость. Трое детей, сварливая жена, худеющий скот. И это не говоря о бесконечных тучах, вое оборотней в лесах, от которого волосы встают дыбом и вечном ощущении чьего-то взгляда на спине.

В этот раз он вскакивает, но уже без вскриков, как было раньше. Он снова побывал в «том-самом-месте». Бесконечный хвойный лес, словно нарисованный черной тушью на грязном холсте и сияющая белая дверь посреди него. Дверь заперта, и замок на ней – хитроумная головоломка, которую Юстасу не удается решить. В лесу он не один – его окружают странные звери, которые раньше отталкивали, но нынче фермер привык к ним.

По левую руку от Юстаса всегда стоит олень. Он ходит на задних лапах, но неловко, будто цирковой зверь, которого заставляет злая воля дрессировщика. Олень одет в домотканую одежду, такую же, как носят жители Крешета. По правую руку наблюдает за потугами решить головоломку жаба исполинских размеров – она, даже лежа на сочащемся гноем брюхе выше рослого Юстаса. То и дело из глотки жабы раздается странный звук, похожий на кашель тяжелобольного. И третий спутник фермера – тысячекрылый ворон, что сидит на двери и зорко смотрит за каждым действием Юстаса. Он не произносит ни звука, но Юстас знает, что ворон – самопровозглашенное воплощение мудрости и лжи, знаний и фантазий. Ворох крыльев и перьев скрывает вороново тело, но изредка ворон тянет к Юстасу две похожие на человеческие руки, но слишком худые, тонкие, со вздутыми венами и старческими пятнами на пергаментно-белой коже. В этот раз он почти коснулся волос Юстаса, но фермер отпрянул от него, начал падать и провалился в темное Нигде, похожее на ночное небо, от чего и проснулся.

Тяжело дыша Юстас оглянулся, но не увидел супруги, что должна была спать рядом. Тихими шагами фермер отправился на ее поиски, и нашел ее в комнате дочери – малышка пяти лет спала, а Клаудия пела ей колыбельную. Дочь Юстаса, Марго, тоже часто просыпалась по ночам.

- Тихо, малышка, спи-засыпай,

Ждет тебя чудный, сказочный край

Он полон чудес, добрых, радостных звуков

А здесь тебя ждет только смерть и разлука

Вой волчий, леса темного жуть

Ветки малышку в глубь унесут

Мать не найдет, никогда не забудет

Пока кости девочки грызть волки будут…

-Ты с ума сошла? – прерывает колыбельную Юстас и женщина вздрагивает. Однако, вместо ответа она начинает шипеть на мужа.

-Это старая колыбельная, мне еще мать ее пела! – шепотом рявкает она и отворачивается к спящей дочери, всем видом показывая, что разговор окончен.

Утром Юстас перед ежедневным походом в церковь занялся хозяйством. Надо многое успеть, прежде чем потратить пару часов впустую: ни молитвы, ни свечи не помогают вырастить рожь и пшено. Он доит козу, а после выпускает из хлева овец. Они медленным шагом бредут в полу-пустые поля, стараясь не создавать давку. Приучены, что если ломиться в ворота получат по хребту палкой. Следить за овцами Юстас отправляет младшего сына, Томаса. Пока Клаудия с дочкой занимаются кухней, Юстас раздает еще двум своим сыновьям задания: Жан отправляется в поле, собрать урожай тыкв, а Гансу достается смазать петли на тачках и телегах.

Стоит только отправит мальчишек на работу, как раздается громкий колокольный звон. Начинается служба и Юстас с Клаудией отправляются в церковь, стоящую на опушке леса, неподалеку от деревни. С Крешета собираются селяне. Они медленно бредут, делая небольшие шажки, а у самой церкви останавливаются, собираются в очередь, чтоб не создать давку. Словно получат по хребту за это.

Внутри пахнет благовониями, воском и сыростью. Иконы ангелов нарисованы на стенах, смотрят на паству, будто провожают взглядом. Это чувство никогда не нравилось Юстасу – странное внимание существ, которых иначе как чудовищами не назвать: множество глаз, собранных в кольца, ужасные, клыкастые рты. Тел не видно за нагромождением символов и букв, которые должны означать имена ангелов, но для Юстаса это лишь больная фантазия.

Начинается проповедь. Священник в тысячный раз уповает на Престол и Спасителя, что должен прийти и закончить эти ужасные дни, но… страдание есть благо для всякого. В этой части Юстас всегда хочет встать и уйти. Жизнь дана чтобы страдать? Это же бред! Нужно жить эту жизнь, а не бояться наказания после нее. Всë то, что священник называет грехом всегда манило Юстаса. Разве это не свобода и счастье? Делать только то, что тебе хочется. Получать удовольствие. Брать от жизни всë.

Этими мыслями Юстас никогда ни с кем не делился. Вокруг лишь фанатики, и за такие слова он тут же окажется на костре. Что за бог создал в мир, в котором счастье и наслаждение караются смертью? Взгляд Юстаса бегает по прихожанам. Они во все уши слушают глухой голос святоши, пожирают его взглядом. Особенно его заботит Керстин. От этой страшной женщины никому не по себе. Выглядящая старой не по годам женщина во время службы предается каком-то религиозному зверству. Она истошно кричит псалмы, первая падает на колени перед священником, а порой и бьется, как в горячке, читая молитвы. Целует иконы и от всех требует того же, но священник лишь поддерживает ее истовый фанатизм. Прочие Крешетцы сторонятся Керстин, но мало отличаются от нее. Кроме одной девушки. Она на каждую фразу закатывает глаза, видно, что ей, как и Юстасу не терпится уйти. И правда, стоит священнику наконец попрощаться с односельчанами, она вскакивает на ноги и ловко лавируя между стариками вылетает из пропахшего ладаном места. Юстас провожает ее взглядом, но не успевает догнать. Он видит, как она буквально растворяется в темноте чащи.

Режиссёр: Маркос Сига, Николь Кэссел, Джошуа Батлер и другие.

Сценарий: Кевин Уильямсон, Мэри Леа Саттон

В ролях: Кевин Бейкон, Шон Эшмор, Джеймс Пьюрфой, Сэм Андервуд, Джессика Строуп, Вэлори Керри, Натали Зи, Зулейха Робинсон, Нико Торторелла, Кайл Кэтлетт и другие.

Так-с, начну с того, что я узнал сериале, когда на глаза попался кадр со знакомой актрисой, которая играет тут немаловажную роль второго плана. Поскольку я знаю Вэлоре Кэрри только по компьютерной игре Detroit: Become Human, мне захотелось посмотреть на неё без компьютерной графики. Тем более, случилось совпадение в том смысле, что в Detroit она играет андроида с программой домработницы и няни, а в сериале она тоже няня, но уже не с девочкой, а с мальчиком :)

Ну и ещё мне просто интересна тема триллеров и детективов, где антагонист - это не жулик и не обычный уголовник, а изворотливый маньяк. А тут как раз всё крутится вокруг преподавателя, который попытался было стать писателем, но не срослось. Но после того, как не срослось, он стиснул зубы и решил всем мстить.

Сначала он стал стандартным маньяком-извращенцем, который убивал с отсылкой на творчество Эдгара По. Затем его всё-таки схватили и... Оказалось, что он та-а-ако-о-ой харизматичный, что будучи в тюрьме из заключенного внезапно превратился в лидера культа имени себя, завербовав в него охранника тюрьмы и кучу неуравновешенных по всей стране. Завербовал он их, а потом сбежал, чтобы через своих последователей создать убийствами незабываемый бестселлер криминальных хроник!

А вот теперь поговорим о плюсах и о минусах. Предупреждаю, что последних будет больше и, возможно, я буду говорить и минусах немножко с матом, потому что меня немножко, совсем чуть-чуть и малость бомбит! =\

Плюсы:

- Атмосфера паранойи.

На самом деле вплоть до экватора первого сезона сериал напоминает мне не детектив по душу серийного убийцы, а шпионский триллер, где спецслужба пытается бороться со спецслужбой, а там ещё и кланы мафии на подстраховке. И вот ты вроде делаешь свою работу, но... Ты не знаешь кто друг, кто враг и на кого здесь можно положиться, а кто на самом деле работает на твоего врага, чтобы в нужный час воткнуть нож в спину. После экватора первого сезона всё тоже самое как будто продолжается, но ощущения уже меняются. Потому что вместо сцепившихся спецслужб я вижу противостояние полиции, ФБР и федеральных маршалов с террористической организаций, которая загребает под себя всех нестабильных, чтоб превратить их в расходных материал своих идей.

- Антагонист.

Вот кому спасибо, так это Джеймсу Пьюрфою! Надеюсь, я правильно написал его фамилию. Он тут не просто психопат! Он - дьявол, который сидит в тюрьме в стандартной арестантской робе и в тоже время, как будто бы в аду, объятый пламенем оранжевого цвета, но всё равно распространивший свои щупальца по миру и проникает в сотни неокрепших душ. Он улыбается, он утешает и ободряет. Он говорит про красоту, любовь, семью и смерть. Он скажет что угодно, чтобы Джон Доу и Джейн Доу убили бы по его приказу! Потому что он - гуру, брат, отец и друг, он - бог, творец, великий драматург и смысл жизни всех своих адептов!

Всё. Хватит этот сериал хвалить =\ Переходим к минусам. И для начала начнём с малого.

- Любовный треугольник.

Да не один! Здесь слишком много любовных треугольников! Маньяк хочет вернуть свою жену, но она его, естественно, уже не любит. Зато жена маньяка любит агента ФБР, который некогда арестовал маньяка. А у агента ФБР проблема! Он и хотел бы полюбить жену маньяка, но он боится за неё. Она ведь может пострадать из-за его работы. А, значит, он ни в коем случае не должен любить её! Но это всё неважно, так как... Серийные убийцы? Зловещий культ? Фанатики готовые на всё? Всё чушь! На самом деле есть только петушиный бой между маньяком и агентом ФБР за женщину в беде!

А там ещё парнишка из сектантов полюбил девчонку. И поначалу всё у них прекрасно, но... Он кое-что скрывает от неё, а она спит с ним и в тоже время крутит с другим парнем, с которым её парень в интересах культа изображал ЛГБТ любовь. Ну как? Нормально? Наверное, такой вот переплёт вводили, чтобы привлечь к экранам домохозяек, но получилось так, что в сериале, где хочется противостояния умов, мы получаем шекспировские страсти.

Флешбеки. Их тут слишком много! Так много, как будто я запустил не первый, а минимум второй сезон. А где там первый? А нету тут его! Точнее, есть, но здесь, как в "Ведьмаке" от Netflix, мы то и дело прыгаем во времени, чтобы понять с чего тут заваруха начиналась. И мы так прыгаем, что аж в глазах рябит и бедная головочка бастует %)

Идиотская, совершенно идиотская завязка!

Как так, ну вот как так вообще вся эта дичь могла произойти? Особо опасный преступник, маньяк сел за решётку. Правосудие вроде бы свершилось. Ага... Вот только США настолько свободная страна, что психопату аж разрешили выход в интернет! Потому что он страдает в одиночестве. Вы можете представить какого ему? В преподаватели путь перекрыт. С романом, с несомненно гениальной книгой не срослось. А тут ещё тюрьма... И жизнь его - это не жизнь вообще! И только интернет спасёт его!

Но это мелочи. Ведь США настолько свободная страна, что даже убийца-извращенец и садист имеет право на общение в сети! Да что там, поклонникам таланта разрешали свидание с кумиром! Пусть даже через закалённые стекло, но всё равно. Они болтали с ним и восхищались им. И без утайки говорили о своих мечтах, о восхищении красотою смерти, которая рождается в убийстве.

И всё это никто не регистрировал! Никто там даже не подумал о записи общения преступника с гостями! Никто не регистрировал ip и справочек никаких не наводил. И только после откровенного предательства охранника спецы и профи всех мастей задумались о том, как быть! Действительно, как им бороться с десятками безликих, безымянных поклонников хищного таланта, которые буквально жаждут кого-нибудь убить и возникают, как чертики из табакерки?

Да там всех в шею надо гнать с их должностей! Чтобы всю жизнь потом в закусочных и автомойках до гробовой доски свою повинность отбывали! Но вместо этого все на своих местах и делают круглые глаза в комплекте с симуляцией активной розыскной работы. А что, нельзя было подумать и придумать хоть что-нибудь более логичное, правдоподобное и реалистичное? А то выходит так, как будто сценарист пытался, но у него не получилось. Поэтому он плюнул и получилось то, что получилось.

Психологическая подоплёка.

Во-первых, я рассчитывал, что получу своеобразного 'Охотника за разумом". Я думал, что увижу профи, который не о личной жизни будет думать, а, побывав на месте преступления, раскроет всю подноготную как дьявола в тюремной робе, так и его адептов. Вот только профи тут местами и немного. Буквально одна сцена в начале, немножко на экваторе сезона и в финале.

А во-вторых, поскольку у нас тут не один маньяк, а с личным культом имени себя, хотелось бы раскрытия того зачем, когда и почему подростки, взрослые и старики уходят в тоталитарные секты и культы? Зачем и по каким причинам передают сектантам и культистам всё имущество? Зачем и почему оправдывают лидера, когда он чёрт те что творит на их глазах? Зачем и почему горбатятся на лидера и превозносят лидера, когда он требует каких-то извращений? Что происходит а семьях и в психике таких сектантов? И что рождает импульс, который и толкает их порвать с семьёй?

Так почему же сериал не может стать своеобразным экскурсом в мир секты и запрещённых культов? Зачем мне ваш любовный треугольник, когда сценарий практически и не пытается исследовать события в ближайшем окружении и психологию множества людей, которые пошли за Джо и стали расходным материалом? Спасибо хоть за то, что кое-как, но всё-таки раскрыли ту троицу из двух парней и девушки, которую как раз играет та самая Вэлори Кэрри.

Вот тут уже и подоплёка есть, и извращённая, но мотивация присутствует. Им даже прописали трансформацию со своеобразным, но все-таки взрослением! И вот мы видим, как из обиженных сынков и дочерей рождаются психически больные и опасные, но всё же взрослые, зрелые мужчины и женщины. Всё это сделано ни разу и совсем не шедеврально, но хоть как-то сделано! А у других культистов и того нет. Они или безлики, или весь их образ, весь характер укладывается в пару строк. Массовка работает на атмосферу, но я бы предпочёл немножечко сместить баланс.

А что в итоге получилось? Остросюжетный детективный сериал? Суровый триллер? Психологическая драма? Или, может быть, просто мелодрама с элементами триллера и детектива? Потому что продюсеры решили сделать сериал универсальным в т.ч. и для домохозяек. И всё. Прощай, потенциал! И вы уж сами для себя решайте, пойдёт такое, чтоб вечерок убить или вам стоит поискать альтернативу.

Вонь, смерть и сияние звёзд. Неизменные спутники обезображенных тел, что обнаруживали правоохранители за тридцать три года в различных местах типичного города N. Ужасающие находки врывались в унылую реальность с бытовухой и громкой музыкой из некогда уютных квартир, мрачных плесневелых подвалов, технических помещений и попросту укромных мест в различных вариациях.

Звезды были нарисованными. Для данного действия была использована кровь жертв, и для следователей эти звезды сияли ярче яркого, заглушая те, что были на погонах. Звезды никогда не были нормальной формы. Всегда изогнутые, будто пляшущие. Всегда с глазом посредине.

Вонь. Вонь была настоящей. Тела всегда находили обгоревшими. Их жгли на костре, их заталкивали в духовки, их запекали в печах. Некоторых при жизни. Превратить человека в пепел таким образом весьма сложно, но полностью собрать жертв не представлялось возможным. Некоторые части тела преступник, как предполагалось, уносил с собой. Или же группа таковых.

Идея о частях тел, как о сувенирах, витала среди следственной группы до того злополучного дня, когда смерть явилась им во всей своей красе, одетая в платье из маленьких существ, любящих копошиться в мёртвой плоти. Стол был изысканно сервирован на двоих. Даже стояли догоревшие свечи. Однако, использовали лишь одну тарелку. В остатках того, что было найдено на посуде, был явно установлен владелец квартиры, который был обнаружен там же. Традиционно, в духовке. Традиционно, частично. Тот случай был, плюс-минус, пятым с конца.

Последний случай прогремел на территории больницы номер 9. Тёмной ночью врачи, отдыхавшие в служебном помещении, почуяли запах жаренного. Но это не руководство увидело пару пустых бутылок в тумбочке. Кто-то готовил посреди ночи и явно не на кухне. Выбежав в коридор, они увидели столб дыма, тянущийся из туалета. Туда уже стекались и пациенты, испугавшиеся и заинтересованные необычным явлением. В больнице незадолго до этого горела проводка, но запах, на сей раз, был иным. Вонь, вернее сказать. Внутри был обнаружен традиционный звёздный орнамент и обгоревший труп медсестры, заваленный полыхающими досками, тряпками и бумагами. Костёр был разведён при помощи спичек, непосредственно у медсестры и взятых. Неподалёку валялись и сигареты. Ну, а самым главным во всём этом крыле соответствующего триптиха была виновница торжества, сидевшая в углу и интенсивно орудующая вставными челюстями.

Анна Леонидовна была доставлена в больницу за два дня до инцидента. Несчастный случай и оплошность коммунальных служб воплотились в торчащую из земли арматуру. Анна Леонидовна попросту запнулась о металлический прут и, упав, получила ряд травм. Распухший большой палец правой ноги не помешал совершению преступления. В больнице изначально умилились, ведь Анна Леонидовна произвела на персонал впечатление божьего одуванчика. Но позже она открыла рот, и… Персонал очень хотел побыстрее выписать её, но не предполагал, что способ будет таким ужасающим.

К радости городской, да и областной, правоохранительной системы, один из самых жирных глухарей обещал быть зажарен и подан на стол к начальству, но, в свете всех событий, так конечно никто ситуацию не описывал. Выведать все тайны и секреты старой карги взялся сотрудник по фамилии Иванов. У него был отличный стаж, он успел поработать с местным серийником, нападавшем на рыжих женщин, и видел многое и всякое. Город N, конечно, был унылым болотом, но черти иногда заглядывали, пряча дьявола за мощными спинами.

С самого утра Иванов готовился и морально и, можно сказать, физически. Он привык выглядеть на работе презентабельно. Чист, выбрит, подтянут. Его так научил его отец. Дед тоже поспособствовал. Отец был следователем и ранее тоже занимался делом Анны Леонидовны – ещё в Советском Союзе, когда это всё воспринималось и преподносилось несколько иначе. Дед же работал начальником поезда, так что и он форму носил. И ответственность имел. И вот – дознаватель Иванов и его самое большое дело. Он планировал работать быстро и эффективно.

Перед Ивановым была лишь сумасшедшая старуха, убившая кучу людей в периоды приступов. Лишь чудом она оставалась непойманной. Все прекрасно понимали, что Васильева Анна Леонидовна отправится в какое-нибудь особенное учреждение, где она будет непродолжительно доживать свой век под присмотром специалистов. Ранее она никогда не наблюдалась у психиатров, да и повода не давала. Она, в принципе, никогда не наблюдалась у врачей, если не считать разрозненных записей из её молодости, но что-либо утверждать было сложно. Анне два или три раза восстанавливали документы, утраченные по разным причинам. В записях было минимум три её места рождения. Её возраст варьировался от восьмидесяти с небольшим до ста трёх лет. Конечно, её брат и сестра могли бы что-то прояснить, если б не пожар в доме, случившийся, когда-то там очень давно. Также Иванов заинтересовался тем, что Гражданка В. трижды была замужем, и два её супруга умерли по неустановленным причинам, а третий пропал из закрытой квартиры на девятом этаже.

Иванов сидел у себя в кабинете и ждал, перебирая материалы. В кабинете было темновато, но кто-то забыл выключить настольную лампу прошлым вечером. Лампочка успешно перегорела, а замена отсутствовала, так что приходилось довольствоваться лёгким дискомфортом. Для успокоения души, Иванов включил видавший виды компьютер, что покоился на столе в углу кабинета. Системный блок низко загудел, жалуясь на жизнь. Именно этот шум и требовался сотруднику правоохранительных органов, дабы оказаться в своей тарелке. И тут в кабинете появилась та самая опасная преступница. Её ввезли на коляске. Едва живую на вид. Сухонькие руки и ноги висели плетьми. Дышала Анна Леонидовна так, что Иванов больше начинал верить в долгую жизнь своего рабочего компьютера, нежели в то, что обвиняемая дотянет до конца следствия. Она словно потратила все силы на своё последнее деяние.

– Она хоть говорит? – спросил он у коллег.

– А ты поэкспериментируй – они посмеялись и подмигнули.

Иванов посмотрел на старуху. Она подняла голову и впилась в него своим мёртвым взглядом. Один её глаз слега налился красным. Второй, видимо, был слеп из-за катаракты, мистически появившейся буквально за ночь. Дознаватель включил диктофон, прокашлялся и начал.

– Анна Леонидовна?

Она опустила голову и не издала ни звука.

– Вас зовут Васильева Анна Леонидовна, так?

– Как хочешь, мент, – прокаркала старуха.

– Выражайтесь корректно. Вы понимаете, почему вас сюда доставили?

Она не ответила. В этот момент в кабинет зашли нанятый адвокат и психиатр. Они кивнули Иванову.

– Вы уже начали что ли? – спросил врач, нахмурившись.

– Вас ждём.

Адвокату было, в принципе, всё равно. Он сел на стул в дальний угол и принялся перебирать какие-то бумаги. Их появление придало живости старухе.

– Пусть они свалят, мент. ПУСТЬ! ОНИ! СВАЛЯТ!

Психиатр пожал плечами, заявив, что ему делать в данном случае нечего, и он всё понял давно. На этой ноте он покинул кабинет. Адвокат остался сидеть на месте.

– Он нам никак не помешает, Анна Леонидовна.

– Слышишь, адвокат. Я съем твой мозг мааааленькой золотой ложечкой, – она засмеялась как гиена.

Он хмыкнул, но не ответил.

– Анна Леонидовна, вернёмся к теме. Вы знаете, почему вы здесь?

– Потому что твоё существование - абсурд, – булькнула она себе под нос.

– Поясните, пожалуйста, зачем вы рисовали звёзды на стенах, Анна Леонидовна?

– Дабы Они видели. Дабы ОНИ были злы. Злы в своей беспомощности.

– О ком вы говорите?

Она не ответила, странно крякнула и замокла.

– Можете рассказать подробнее?

– Что тебе рассказать, мент? Что тебе можно рассказать, чтоб твоё жалкое человеческое сознание смогло это всё переварить?

– Ваше же переварило, и мы как-нибудь справимся. Начнём с простого. Вот одна из ваших жертв. Козеев Михаил Фё…

– Он шкварчал громче, чем орал…

Иванов выдохнул и потёр лицо руками.

– Спрошу проще. Зачем вы их ели?

– Иначе никак. Я ем не для себя, разумеется. Люди отвратительны на вкус.

– Я хочу услышать подробнее.

– Всё тебе расскажи.

Иванов почесал в затылке. Затем достал из ящика фотографии с одного из мест преступления и начал раскладывать перед Анной Леонидовной.

– Вот, например, другой случай, Анна Леонидовна. Но сценарий похож.

В момент, когда обе руки Иванова опустились на стол, сверху на них упали две цепких старушечьих длани, похожих на птичьи лампы, покрытые пятнами. В тот момент, словно по его телу прошёлся удар тока, а в мозге случилось лёгкое секундное затмение. Иванов опешил и отодвинулся назад на стуле. Анна сперва удивлённо посмотрела на него, но тут же растянула в улыбке сухие растрескавшиеся губы.

– Что? Не понравилось тебе, как тьма выходит? Твоя! ТВОЯ ТЬМА, МЕНТ! – она захохотала, и похоже это было на крик чайки.

Иванов встал на ноги.

«А что, если это был инсульт, или что-то подобное?».

Допрос был прерван под крики «Я в капюшоне и с косой затушу рассвет, мент!». Иванов опрокинул стакан пустырника, и срочно отправился в поликлинику. Осмотр показал, что он вполне здоров, но врач настоял на всяческих анализах и кардиограммах.

«Но что-то же это было? Будто и правда… свет выключили».

Остаток дня было неспокойно. Иванову везде виделся пристальный злобный взгляд. Казалось, что за каждым углом его ждёт нечто неименуемое, бесконечно жуткое и смертельно опасное. При свете дня он видел всех ночных чудовищ. На открытых пространствах его раздирали приступы клаустрофобии. Кожей своей он будто ощущал мелких насекомых, щекочущих его маленькими лапками и усиками. Но ничего не было. Лишь люди оборачивались. В недоумении и даже ужасе.

Дома Иванов ещё пытался поработать, но старуха будто наградила его немощью. Он даже поужинать нормально не смог. Лишь выпил чаю, кое-как почистил зубы и завалился спать.

Сначала звук, разрывавший оковы сна, казался будильником. Но, чем больше Иванов просыпался, тем больше он осознавал, что кричит какое-то животное. Возможно, раненное. Он открыл глаза и вскочил. Вокруг была отнюдь не его квартира, а помещение напоминающее средневековые казематы. И даже на деревянной двери была толстенна металлическая решётка в полукруглом окне. Заперто не было, но не становилось легче. Длинный каменный коридор с факелами на стенах, открывшийся по ту сторону двери, не укладывался ни в какое понимание реальности провинциального дознавателя. И крики, что разбудили его, не становились тише. Кому-то было очень больно, и Иванов будто начинал эту боль ощущать.

«Аж зубы ноют. Что это за кошмар?».

Проснуться не получилось. Недоумевать было некогда, нужно было как-то выбираться. Так он обнаружил, что в стенах коридора есть окна. Они выходят на какой-то двор, как он мог судить. Угол обзора оставлял желать лучшего, но он увидел нечто монструозное, парящее в воздухе. Рептильные щупальца, единственный глаз и физически ощущаемая злоба. Иванов отшатнулся. Нужно было двигаться дальше.

Вскоре, дознаватель вышел к каменным ступеням, идущим вниз. Они были все разбитые, и в полумраке он мог разглядеть останки мелких грызунов, что усеивали чёрный камень, послуживший стройматериалом. Снова крик.

Внизу света почти не было, так что исследовать огромную залу не представлялось возможным. Иванов ощущал, что рядом с ним есть кто-то ещё, и он не хотел давать кому-то или чему-то явную фору. Был вариант с массивными, вероятно, дубовыми дверьми, сквозь которые пробивался яркий свет. Вариант был использован. Тем более, что кричали явно с той стороны.

Иванов хотел помочь неизвестно кому, хоть сам и оказался в ситуации, что была ему полностью непонятна. Увиденное же спутало ему все карты и остатки его рассудка. Содержимое его желудка вышло наружу, и он пошатнулся, схватившись за стену гигантского каменного замка, что только что покинул. От выхода шла дорожка, мощёная бежевым камнем, и вдоль неё росли красивые кусты и ровная трава. Но там, впереди, реальность, даже столь странная, заканчивалась. Там, перед абсолютной бездной, наполненной объектами, чью геометрию сложно охарактеризовать и существами, что поражали своей абсурдностью, стояло подобие алтаря из костей. В нутре алтаря имелась большая ниша, где ярко горело зеленоватое пламя. Слева и справа от конструкции Иванова ждали два мерзких создания, мордой напоминавших аллигаторов. Они сразу же посмотрели на человека, стоило ему появиться. Они были одеты в длинные чёрные балахоны с капюшонами, покрывавшими скальп. Из-под балахонов были видны верхние конечности, и пальцы были подвижны, будто щупальца. И в пальцах были зажаты предметы, напоминающие косы. Чёрное дерево рукояти было богато украшено неизвестными камнями и испещрено надписями, похожими на вязь. Металл острия поблёскивал в свете пламени. Их третий собрат был подвешен над огнём. Он был абсолютно голым, и Иванов мог разглядеть скользкое рептильное тело. Его орудие было воткнуто ему в бок. Именно этот третий и разбудил Иванова своими воплями. И существа, что стояли у алтаря, заговорили. Это не было человеческой речью. Она наполнила сознание человека, что волею судеб забрёл слишком далеко. Она вызывала жуткую головную боль. А третий не переставал кричать. Холодный пот прошибал раз за радом, и казалось, что череп сейчас лопнет…

Всё закончилось к семи утра. Иванов проснулся от настоящего будильника. Простыня прилипла к потному телу. Под носом запеклась кровь. Боль ещё пульсировала в висках. И утром он вспомнил то, что ему вещали два монструозных создания. У них кое-что пропало. Тот, кого они пытали, потерял важную вещь для них. Книгу. Книга, которой они могут

«…затушить свет? Или как там?».

Они кричали ему, что эта книга с обратной стороны Луны. Что она хранит в себе знания древних земель. Что она наполнена обрядами. Что у них её похитил человек. Они просили Иванова вернуть им жуткий реликтовый том, полный нечестивой магии. Но он просто не мог в такое поверить. Это полностью шло в разрез с его мировоззрением человека, для которого реальность была вполне конкретной. Пусть даже этот жизненный устой пошёл мелкими трещинками.

В мыслях о ночном путешествии в неизведанные миры начался следующий рабочий день, и новый виток бесполезного допроса старой людоедку. Дело шло ещё хуже. Анна Леонидовна уплывала из реальности. Она отказывалась признавать своё имя. Она кричала проклятия. Её тело будто и вовсе отлючилось, и она лишь порой поднимала голову, одаривая присутствующих ненавистью, льющейся из красного глаза. На сей раз, в кабинете находился и психиатр, и следователь, и ещё пара сотрудников, один из которых фиксировал попытку допроса в письменном виде. Анна Леонидовна выбивала Иванова из колеи в два тычка. Низводила все его потуги в ничто. А перед его глазами стояли две рептилии в капюшонах. И тут Иванов решился.

– Анна Леонидовна, скажите, где ваша книга?

Она, ухмыляясь, посмотрела на него. Иванов успел разглядеть в красном глазе очередную вспышку эмоции, как тогда, когда их руки соприкоснулись.

– Не понимаю, о чём ты, мент.

– Ваши знакомые сообщили мне, что эту книгу, вы у них украли. Где она?

Окружающие смотрели, как на психов, уже на обоих участников диалога.

– Ты хоть немного осознаёшь, куда ты полез? Нееет. Ты даже примерно не представляешь, с кем ты говорил. ТЫ… Ты видел ЕГО?

– О ком вы говорите?

– Некросфера. Обратная сторона Луны. И тьма с неё. Она делает оборот. ТЫ СЛЫШИШЬ ЕЁ?

– Мне кажется, она не в состоянии отвечать что-то здравое, – вставил свои пять копеек психиатр, – Я вам говорил, что всё это трата времени? У неё есть диагноз. Какие допросы?

Он говорил. Но Иванов чувствовал, что за что-то ухватился.

– Анна Леонидовна, мы отошли от темы. Вы признаёте, что у вас есть некие записи, по которым вы совершали преступления?

– Да ты… ДА ТЫ… – она захлёбывалась слюной от негодования.

– Вы вели дневник?

– КНИГА ВЕЛА МЕНЯ. В ней описаны все методики. В ней есть всё. Но для тебя… – она засмеялась, будто криком вороны, – Ты просто паразит.

– Давайте без оскорблений.

– Оооо. Никаких оскорблений, мент! Вы ползаете по Его телу, пока Он делает виток за витком. Каждый оборот приближает конец вашей бессмысленной реальности. Вы КРИЧИТЕ вашими зловонными ртами, пожирая гниль.

– Кто же тогда вы? Палач? Судья? Кем вы себя увидели?

– Я есть хранилище. Бурдюк. Ларец, полный сокровищ для Него.

Больше ничего внятного она не сказала. Психиатр настоял на том, чтоб остановить допрос. Адвокат, внезапно, его поддержал. Иванов успел забыть, что господин защитник вообще присутствует в кабинете. Но он знал, чувствовал всем телом, что разгадка ему откроется. Он не верил, но не мог отказаться от идеи. Теперь нечто вело и его, строчка за строчкой.

Ночью Иванов постарался создать в доме максимальную тишину и темноту. Он лёг на спину, и, как мог, не думал, о чём-либо. Внутренний выключатель щёлкнул.

Затмение.

«Хорошо, что никто не может читать мои мысли. Даже эта карга. Надеюсь, что всё это окажется просто идиотской затеей. Что прошлый сон был просто сон на эмоциях».

Иванов открыл глаза. Он был не там же, где прошлой ночью, но ничего не оказалось чем-то простым. Иванов огляделся. Пространство было абсолютно эфемерным, но, иногда, через буро-зелёный туман проглядывали чернейшие пещеры, пробуравленные гигантскими телами в почве, что он ощущал под ватными ногами. Под действием абсолютно неземной атмосферы порода вокруг нор закручивалась в витые сталактиты. Иванов посмотрел на небо. Небо смотрело на него во все свои звёздные глаза.

«Три злобных взгляда. И эта злоба – есть бессилие. Они хотят прихлопнуть меня, как букашку, лишь бы я ничего не сделал. Но не могут».

Иванов шёл дальше. Его не интересовали жилища гигантов, и обитатели плоских небес. В первом случае его ждала неминуемая гибель. Во втором – взаимодействие будет бессмысленным для всех. Цель была где-то впереди. Шаг за шагом он вышел к подобию готического собора, что он видел, когда ездил в Европу в отпуск, когда-то давно. Но размеры строения превосходили Kölner Dom, и даже мысли не возникало, что это мог построить кто-то мало-мальски напоминающий человека. Шпили же были украшены статуями существ, что не существовали в рамках известной Иванову фауны. Он уже хотел зайти внутрь, но тут увидел, как размытая тень прошмыгнула туда первой.

Внутри всё напоминало типичную церковную обстановку, но было прямо-таки огромным. Под стать сооружению. Гигантские витражи, предположительно, запечатлевали истории, но Иванов не мог осознать их содержание. Все пролетало мимо, будто не являлось значимым для него здесь и сейчас. Тень же металась вдоль стен, не замечая присутствия Иванова. Пара её движений, и в стене открылась ниша. Они вошли туда вдвоём.

Спустя несколько шагов в абсолютной темноте, взору открылся пустырь. Иванов узнал его. Это было вполне себе реальное поле на окраине города. Там он в детстве играл с друзьями. Там устраивали разборки некоторые уважаемые люди города, когда делили бизнес. Тень шла чуть впереди, пока не остановилась, предположительно, подняв руки к небу. Иванов посмотрел туда и, сквозь пелену, которая всё так же окутывала всё вокруг, узрел то самое существо и миллиард щупалец. Звёзды же померкли. Но самое важное происходило внизу, на земле. Или, вернее сказать, в земле. Камни и грунт двигались и будто бурлили. Раздался крик и наружу выплеснулся фонтан из плоти и крови, застыв в пространстве, будто ещё один сталактит. Вернее, геликтит, на сей раз. Из рук тени выплыла книга в кожаной обложке, и, сделав дугу в воздухе, она приземлилась внутрь заставшего вихря из останков. Секунду и всё ушло под землю. Тень повернулась к Иванову, протянула к нему руки, но порыв ветра растворил её.

Утром Иванов просто делал то, что первое пришло в голову. Пустырь был перекопан, что привело к обнаружению какого-то безобразно дикого числа останков различной степени свежести. Все они были закутаны в импровизированные саваны из скатертей или каких-либо пледов. Иногда было сказать сложно, ибо время ткань не щадило. Позже эксперты скажут, что некоторым захоронениям порядка двухсот лет. Так же были найдены различные предметы домашней утвари, деньги и неидентифицируемые обломки. В некоторых саванах обнаруживали куски породы, напоминающей известняк. Иванов же знал, что к известняку это всё отношения не имеет, но разумеется молчал. Его интересовала главная находка. Огромная книга в кожаной обложке. Она весила несколько килограмм. Её страницы были желты. И пусты.

Через пару часов Иванов уже находился в психиатрической клинике, где, вопреки негодованию психиатра, размахивал книгой перед иссохшим лицом Анны Леонидовной, напоминающей живого трупа, пытаясь выяснить – что всё это такое, зачем и откуда. Она смотрела на него, практически не моргая. Её лицо ничего не выражало. Иванов кинул книгу на пол, бессильно махнул рукой и отошёл от кровати в сторону. Психиатр взял его под руку.

– Пойдёмте, голубчик. Я вам чаю дам. Или покрепче чего. Всё, отъехала она. Ничего там не добиться. Я могу её обколоть конечно, и она придёт в себя. Но зачем? Разве она сказала что-то адекватное?

Коллеги Иванова, присутствовавшие рядом согласно загудели. Иванов почти поддался на уговоры, как вдруг прибежал санитар.

– Психи переполошились! У нас прям бунт!

– У нас не так много буйных… – начал психиатр.

– В том-то и беда. ВСЕ буянят. Ломают предметы. Кидаются друг на друга. Орут что-то. Бьются головой о стены. Напали на медсестру.

Доктор убежал разбираться с ситуацией, а Иванов остался с коллегами смотреть на ещё живое, но мёртвое тело старой людоедки, собравшейся унести секреты своего горяченного бреда в могилу.

Книга открылась сама по себе. Замелькали страницы.

– Какого?..

Анна Леонидовна что-то бормотала. Она не открывала глаза, но губы быстро-быстро шевелились, диктуя её некую последнюю волю. Иванов узнал эту манеру речи. Так говорили два аллигатора из его сна. Их сна. Он подбежал к книге и захлопнул её.

– Видит Бог, ты эту книгу больше не получишь.

– О… – захрипела она, – Ваш молодой властитель первый пустил Их сюда. Они пришли из Земель за древним океаном. Ты… Ты даже название того места произнести не сможешь. Но Сфера сделала оборот. Он насытится. Такова моя воля.

Анна Леонидовна на глазах дознавателя Иванова рассыпалась в прах. Он подбежал к её кровати, но хвататься было не за что. Тут прозвучал выстрел. Иванов обернулся и увидел, что один из его коллег лежит на полу в луже крови. Тот, в чьей руке был пистолет, уже успел перезарядить табельное.

– Ты что, твою мать, творишь?

– Кин’де комут-е е’ивичхеид фан’иит ин-нэ наммэфан фер!

Раздался второй выстрел. Следом был третий. Три трупа в палате и множество раненных и убитых в коридорах. Из побоища спаслась лишь медсестра, ставшая первой жертвой событий, о которых в газетах будут писать ещё много месяцев, ссылаясь на чью-то конспирологическую теорию мутировавшего вируса бешенства. Молодая девушка перевязала покусанную руку, отправила на тот свет парочку коллег при помощи скальпеля, одела чистую одежду, вышла за дверь лечебницы и растворилась в толпе, держа под мышкой древний фолиант. Её местонахождение остаётся неизвестным.

Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место - 3000 р. Тема на август

Источник: группа в ВК Енот рисует

«Какой твой любимый фильм ужасов?». С этой фразы начался тот странный и страшный день. Маньяк на мониторе махал ножом, кромсал молодых девиц и парней, а я пытался привести себя в норму, заливая в рот третий стакан растворимого кофе. Мне, кофе, недосыпу и маньяку составила компания из комбинированного завтрака – паста ля вчерашние спагетти, жаренное копчёное сало «от бати» и салат из всех овощей, что удалось спасти от списания и экстерминатуса. Да, по месту работы. Здравствуйте. Меня зовут Антон, и я был продавцом в круглосуточном магазине «Нептун». Вымирающий вид магазинов, которые бережно сохраняли Мухосрански вроде нашего. Раньше я называл своё место работы бухмагом, ведь мы отлично трансформировались в бар при необходимости. Потом что-то пошло не так, и мы встали на путь сухого закона. Пересохла и зарплата. Я бы в любом случае уволился, но хотел сделать это более прозаично. А вот хер. «Все мы порой немного сходим с ума». Я глянул на часы – половина второго. Третий стакан подошёл к концу. Вздохнув, я пошёл на кухню за пряниками и чаем.

Два часа. Телефон завизжал саундтреком из хичкоковской сцены в душе. Звонил мой коллега. Новости были так себе.

– Не знаю. Съел наверно чё-то.

– Поди, опять вчера нажрались?

– Отвечаю, братан, ничё не делали. Ну, выйди за меня, а?

– Замуж?

– Вот ты… ну… ёпт… Ну сходи, поработай в ночь, а? Я Геннадичу позвоню, и сам всё обрисую.

Ох уж эти звонки от моего сменщика. Эти маленькие кусочки бреда. Как же я их ненавидел. Хотя, это, с одной стороны. Да, конечно же он пользовался тем, что у меня не фонтан с личной жизнью, и я свободен, по сути, всегда. Вот только, с другой стороны, я получу его часть зарплаты, как белой, так и чёрной. Грех не воспользоваться таким случаем, ведь у меня… не фонтан с личной жизнью, а деньги мне нужны были всегда. Что поделать? Люблю я комфорт и бесполезный мусор из китайских магазинов. Что до инцидента, что сейчас. В принципе, с той ночи у меня ничего не поменялось. Разве что, спать стал чуть хуже, а ночи предпочитаю проводить на высоких этажах, за бетонными стенами и металлическими дверями. Хотя, мне кажется, что это не особенно поможет, ведь я открывал все двери сам. Даже условные. Но так-то оно спокойнее, правда?

Три часа. Полно времени, которое нечем занять. Дел было много, но ожидание внеплановой ночной смены отравляло бытие. Ясен пень, время было бы логично потратить на сон, но я же его уже перебил! Смена ожидалась быть полной ненависти… В итоге, я бродил по квартире, порой смотря на себя в зеркало по несколько минут. Ел. Пил чай. Иногда я скроллил известный развлекательный портал. Время было убито жесточайшим образом, и я, помыв голову, отправился нести опасную и трудную службу.

Восемь часов летнего тихого вечера. По кустам стрекотала какая-то шестиногая дичь, кричали неизвестные мне птицы, и цветновласые девицы шумно прощались с цветножидкостными энергетиками, мечтая о городе на Неве. Я шёл по разбитому тротуару по направлению к «Нептуну», слушал это всё, вдыхал аромат гудрона, идущий откуда из двора, обмазывался пылищей. Пыли тогда было много. Дождя не было уже неделю-другую. Точно не помню.

Чё вдруг «Нептун»? Когда-то давно у нас в городе был планетарий. Прям СОВСЕМ давно. Какой-то предприимчивый торгаш купил двухэтажный гараж по соседству и назвал его не «Марсом» или там «Планетой», а вот именно «Нептуном». В этом случае тоже что-то пошло не так, и Планетарий оказался невостребованным и не способным покрыть издержки. В итоге, в здании Планетария пытались что-то открыть, но чиновники сказали, что открыть можно только планетарий. В качестве компромисса, проводка не выдержала, превратив гиганта в опалённого призрака времён более развитой цивилизации. Что до «Нептуна», то его продали новому владельцу под ключ. Геннадьичу. Он название менять не стал, но вывеску переоформил в морскую тематику. Волны, надпись и бородач с пивной кружкой. До сих пор не знаю, что он больше приплёл. Желание торговать алкоголем или свою службу в ВМФ.

Девять часов. Я попрощался с дневным продавцом Костяном, и двери за ним закрылись. Следующая остановка – девять утра. В девять утра придёт Лиза, я ей пожелаю доброго утра, и пойду домой. Пить пиво и спать. В этой истории не запланировано никакой романтической линии. Скорее всего, я бы даже услышал вместо «доброе утро» что-то вроде «ага». Лиза вообще была не очень разговорчивая. Она объясняла это тем, что хранит всю энергию для покупателей. А может она просто нелюдимый задрот, которого родители спихнули со своей шеи? Как знать. Эта тайна укроется под пылью веков. Я тогда тоже подумал про укрыться, и сразу же рот начал пытаться порваться. Нельзя давать организму понимание, что скоро ночь, но бой уже был проигран. Пшшик. Банка энергетика пошла в дело, а я пошёл бродить меж рядами, поправляя ценники и пытаясь разогнать кровь, насытившуюся лимонной кислотой, кофеином и сахаром. Ряд с мучным. Стенд с зубной пастой. Полка с журналами. Ряд мясной продукции. Холодильник для кусочков замороженной плоти, в принципе. Ящики с весовыми конфетами, откуда я выудил несколько пустых фанфиков, оставленных чьими-то детьми, в качестве кэшбека. Хуже только, когда они оставляют открытую газировку, а её хватает какая-нибудь Бабуся Тося Мневседолжнывская, разливает всё на себя, и пошла жара. Как вспомню… Но в тот раз серьёзного урона после дневной смены магазин не понёс.

Десять часов. За следующий час в магазин зашла лишь кучка школьников с целью купить сигарет. Разумеется, они были посланы нахер. Во-первых, пусть сначала заработают на сигареты. Во-вторых, меня однажды менты подбивали так зайти в магазин, когда я был ещё в одиннадцатом классе. Я тогда слился, потому что мне бы продали в том ларьке-марьке, а я не хотел их подставлять. Но это я. Высокоморальный человек. А школьники, которые зашли ко мне примерно в девять часов сорок минут, были непохожи на… таких людей. Они ушли, а я пошёл протирать за ними пол. Не знаю, где уж они шарились. В десять часов двадцать минут появился новый посетитель. Он был похож на версию Коляна из «Реальных пацанов», которая жила на хмуром примерно полгода. Серая кожа, круги под глазами, маловато зубов, неопрятный спортивный костюм и классические туфли без шнурков. Надо сказать, что он не оставлял обувью грязи, в отличие от школьников. Персонаж прошёлся вдоль рядов, посматривая, как я убираю швабру с глаз долой, покрутил в руках батон, прочитал ценник тушёнки и подтянулся к витрине.

– Братюнь, тут это, пацаны не заходили недавно?

– Школьники?

– Да не. Мои пацаны.

– Были только школьники. Может быть, ваши друзья были чуть раньше.

– А… а чё? Я пиваса успеваю взять?

Я глянул на часы, на всякий случай. К счастью, мы находились в той части страны, где сухой закон наступал с 23:00, так что мой ответ был утвердительным. Счастливый покупатель приволок несколько полторашек из разряда двадцать пять рублей за ведро, расплатился мятой наличкой и вышел за дверь. Вроде он даже сказал что-то типа «от души, ёпта», но мне могло показаться. Возможно, это скрипнула дверь. Возможно, завыл ветер на улице. Возможно, что-то булькнуло у меня в желудке. Я не стал исключать последнее, перейдя к важной части моей работы. Перекус.

Святое правило торговли. Если продавец ест, тупит в телефон, грузит товар, или умирает, то к нему, невзирая на все сложности, невзгоды и преграды будет ломиться покупатель. Покупатель всегда прав, даже если прорывается через ограждения прямо под сотню килограмм какого-нибудь груза, висящего над башкой. Даже если он лезет в закрытый магазин. Даже если нужно просочиться за продавцом за ряды, на склад или в подсобку. Однако, жрал я обычно прямо на кассе. Всем было очень удобно. Никто не рисковал жизнью и здоровьем. Дверь тихонько заскрипела. NPC пошли в атаку.

– А эт, чё, у вас покрышки есть?

– Нет, мы продуктовый.

– Ну порошок же у вас есть.

– Только стиральный.

– Здравствуйте, – тычет в грязную витрину пальцем, который во много раз грязнее, – А вот эта колбаска свежая?

– Здравствуйте. Это сыр.

– Вот хамло, – уходит что-то писать в жалобную книгу.

– Здравствуйте, девушка.

– …

– Девушкаааа.

– …

– Ойбл. Извините, я на лицо-то не смотрю.

– Боюсь спросить, а куда тогда?

– …, – сваливает из магазина в ночной мрак, матерясь под нос.

– Привет. У тебя можно спрятаться?

– Да, вон там в подсобке.

– Доброй ночи. Колбаску мне нарежьте.

– И вам здравствуйте. Есть палками, есть уже нарезанная.

– Мне вот этой грамм 50, – тычет в импортную салями, упакованную в вакуум.

– Не получится.

– Да что у вас за магазин такой?

– Ну… продуктовый.

– Больше к вам не приду, – набирает кучу экстра-эконом еды, и уходит, чтоб вернуться через пару дней, как и всегда.

– Здравствуйте. Мне вот тот сыр, и коку самую большую

– Вот, пожалуйста.

– Спасибо большое, – улыбаясь выходит за дверь.

– Приходите к нам ещМИНУТОЧКУ.

Я, офигевая с каждой секундой всё больше, повернулся в сторону подсобки, где царил полумрак.

– Есть там кто?

Собрался уже пойти проверять, как в магазин вошла бабка. Мой нос сразу коснулся тонкий аромат огуречного лосьона в больших объёмах. Бабка эта приходила каждую ночь за продуктами, которые мы выставляли по уценке. В три часа ночи уценка переходила на более высокую ступень эволюции – в просрочку – и отправлялась на помойку. Там была слишком большая конкуренция с собаками, цыганами, бомжами, и какими-то мутантами. По последним утверждать не возьмусь, конечно. Я видел только силуэты. Может быть это раса разумных грибов. Я не знаю. Короче говоря, я отвлёкся от экспедиции в подсобку, пока складывал бабуле в пакет наши выгодные предложения. Потом ещё и прошлый пацанчик зашёл, требуя продолжения банкета. Пришлось провести пару магических пассов тревожной кнопкой у него перед рылом. В итоге, по отбытию пролетария, я налил себе кофе, и где-то посреди кружки опять

– Так, стоп!

Выглянув за дверь магазина, я осмотрелся. В зоне видимости людей не наблюдалось, значит у меня было какое-то время на экспедицию. К тому же, мне всё равно надо было сходить за некоторыми продуктами для выкладки на витрины. Тревожна кнопка, моё верное оружие, было при мне. Однажды оно сработало против меня, призвав команду зачистки, которая много что мне высказала. Но это другая история. На тот момент, в служебном помещении был посторонний, и он мог навредить товарно-денежным блаблабла. И этот посторонний очень хорошо спрятался. Вернее, посторонняя. Я облазил все закоулки, глянул в холодильнике, проверил служебный выход – закрыт или нет. Оставался только туалет для персонала, но кто мог в здравом уме туда сунуться? Я постучал в дверь. С той стороны что-то упало, и кто-то ойкнул.

– Вы там?

– Да… Да, я здесь.

– Я захожу.

– Хорошо.

Я открыл дверь и вошёл в обитель чтения и мобильных игр. Так было, когда в смену было два продавца, конечно же. А потом мы перестали торговать бухлецом, и всё закончилось. В любом случае, в тот день наш туалет пережил самое странное, что только мог за всё его и магазина существование. Да простит меня Лиза, но внутри него была красивая девушка. Я прям почувствовал, как от такого несоответствия бессмысленный мир начал сходить со скрипучей оси. Я осмотрел светлые крашенные кудри, несколько восточное лицо, леопардовое платье и сапоги на шпильках. Шпильки, леопард… Я предположил, что девушка являлась представительницей древнейшей профессии, и эта профессия не вор. Так всё немного встало на свои места. Я пришёл к выводу, что нашим туалетом её удивить было сложно, да и испуг в её голосе был ещё тогда. Когда мы говорили первый раз.

– Так… что вы здесь забыли?

– Я просто посижу тут.

– В туалете?

– Ну не в морозилке же.

Я решил проверить теорию.

– Буйный клиент?

– Да. Но не последний. Долетело из вчерашнего дня.

– Что ж ты такое сделала, что тебя взялись искать, спустя такое количество времени?

– Да стибрила у них кое-что. Чисто случайно.

Да, она была проституткой. Жить стало проще. Вором тоже была. Это всё усложнило.

– Что украла-то?

Она подняла с пола сумочку шоколадного цвета, которая сливалась с полом, и я её даже не заметил. Вы не подумайте, просто там был постелен керамогранит, соответствующего цвета. Из сумочки было извлечён маленький ключик. Очень тонкая работа. Таким было бы страшно что-либо открывать, потому что вызов слесаря будет неизбежным. Она дала подержать ключик в руках, и он оказался тёплым. Будто внутри маленький генератор стоял.

– Прикольно, правда?

Я вернул ей ключ, и спросил, как её вообще зовут.

– Камил… эээ… Анна.

– Так вот чё, Ань. Может ментов вызвать, всё ж таки?

– Я была у каких-то очень состоятельных людей. Прям, очень… Там у одного была днюха. Он бухнул, и начал мне этот ключ показывать. Я его чисто машинально и забрала. Короче говоря, не надо ментов. Думаю, это не очень поможет.

– То есть ты просто планируешь тут сидеть? Ты ж понимаешь, что меня за это самого грохнут.

– Да я свалю скоро, чё начал-то?

– Свалит она…

Кто-то явно вошёл в магазин. Раздались шаги и приглушённые голоса.

– Так, я сейчас. Колбасу не жрать.

Она козырнула, а я удалился – работу работать.

В зале тёрся уже знакомый пацанчик, но теперь с парой своих дружбанов. Увидя меня, он сразу поднял руки, будто я вышел с берданкой.

– Эй-эй, ты только не ссы, братюнь.

– Решили всё же прикупить закуски?

– Да не. Мы это… Чешуя, чё там?

На передний план выдвинулся угрюмого вида малый, которому обычно бы дали имя типа Сиплый. Но я уже понял, что общаюсь с интеллигенцией, так что не удивлялся.

– Нас большие люди попросили сделать кой-чё, – забулькал Чешуя, – Понимаешь? Прям важные. Денег нам дали. Алкашки, сколько хотим. Понимаешь? Йети к тебе заходил не понты кидать. Ищем мы кой-кого. Понимаешь?

– Допустим понимаю. Кого ищите-то?

– Да деваху одну. Она эт… шлюха, короче, – опять вступил Йети со своей партией, – Кое-что она унесла. Наверно случайно. Уже разобрались. Но надо ж, ёпта, вернуть.

– На неё никто не в обиде, понимаешь? Просто вещь нужна очень. Нас попросили вот найти.

– Ну, ребята, вам тут особенно ловить нечего. Ко мне сегодня только местные заходили. Почти всех в лицо знаю. Ну и вы ещё.

– Прям, чё, братюнь, ничего интересного?

– Нич…

В подсобке что-то рухнуло.

– …его.

Меня просто отпихнули и ломанулись в подсобку. Тревожная кнопка улетела под прилавок, а где запасная я понятия не имел. Матерясь, я побежал за гопотой, схватив газовый баллончик с витрины. Это заметил третий из их компании, но не стал меня останавливать. И не присоединился к друзьям. Я сделал вывод, что он был под веществами. Это меня тоже не особенно радовало, но пришлось оставить его, самозабвенно изучающего полку с молочкой.

– Да нет здесь никого. Валите из подсобки, – я пробирался через ряды, пытаясь понять, куда упёрлись два животных отряда тупорогие, – Сейчас охрана приедет.

Йети и Чешуя внезапно вынырнули из туалета.

– Да видим-видим, чё начинаешь? Всё. Уже уходим.

Как мог, я постарался не выдать моё удивление. А они и правда свалили, и их третий даже купил орешков и бутылку апельсиновой газявы. Как бы и не зря зашли. Даже извинились. Выдали, что-то типа «не обессудь» и «удачи, братюнь». Я надеялся, что это будет наша последняя встреча, и так и вышло. Проводив три «гыгыкающих» силуэта взглядом, я отправился искать мою гостью. Облазил всё, начиная с толчка, на этот раз. Вторая дверь заперта. Зову, не отзывается. В итоге, путь закруглился, и я снова стою в туалете и смотрю в зеркало. «Мистика», подумал я тогда. Мысль материализовалась, когда я уже хотел выйти. Тогда я заметил возле ведра для мытья пола нечто, чего там раньше не было, и не должно было быть. Горсть земли, прикрытая тряпкой. Мы не торговали ничем подобным, так что и высыпаться этому добру было неоткуда. Я ничего не мог понять и приблизился к находке, чтоб рассмотреть получше. Земля была сероватая, из неё торчали какие-то обломки. Тряпка мне явно мешала, и я только начал её убирать, как сразу же отпустил. Она вся была в липкой дряни, к которой прилипла и странная земля. А под слоем грязи явно просматривались чёрные леопардовые пятнышки. Отступив на пару шагов от ужасной находки, примерно прикидывая, что я принял за обломки, я увидел ещё кое-что в другом углу. Тот самый ключ. Он был сломан на несколько различных частей, будто его крепко сжали в ладони.

Я вернулся в зал, запер подсобку и обдумал произошедшее. Обдумывалось не очень. Зато я пришёл к выводу, что теперь у меня руки развязаны больше, чем раньше и, открыв банку энергетика, начал набирать номер знакомого, работавшего в местном ГОВД. Когда-то мы с ним учились в месте, и это был неплохой повод вспомнить прошлое. На самом деле, конечно же, нет. Плохой. Но я ж не мог ему с ходу начать задвигать про весь происходивший бред.

– Алло, – послышалось в трубке.

– Привет, Костян. Узнал?

– О… Конечно узнал. Сколько лет?

– Да вот, на работе делать нечего, думаю – дай наберу.

Мы вспоминали прошлое, Машку, которая выросла за лето в девятом классе, истеричную училку, и кто спился, а кто просто умер после школы. На всё ушло наверно минут двадцать, после чего я крайне не в тему сказал

– Слушай, Костян. Это конечно крайне не в тему, но есть вопрос.

– Чё такое?

– Да, по твоей работе.

– Сотворил чего?

– Не. Я законопослушный, более-менее. Даже винда лицушная стоит.

Я врал про винду.

– А чё такое тогда?

– Да тут у нас на районе какой-то движ мутный. Бегают странные люди, гопники всякие, ищут проститутку. Вроде как она кому-то дорогу перешла. Ты слышал что-то такое?

– Не, до меня такое не доводили. Я никого не ищу. Ребята вот сидят тут, тоже никого не ищут. Вообще не в курсе.

– Короче, тут такое дело. Она у меня в магазине.

– Прикольно.

– Была.

– А сейчас чего?

– В некотором роде, она всё ещё тут. Но не очень живая.

– Ты просишь меня спрятать труп мёртвой проститутки?

– Я ничего не прошу, ну. И прятать нечего. Она типа… сгорела.

– Как так?

– Я без понятия. Сидела в служебном туалете. А потом ни крика, ни чего-то ещё. Просто прихожу, а там куча пепла, крупные кости, её шмотки, цацки. Как из крематория, в котором температуры не хватило.

– Бля… Я не знаю, чё тебе сказать. Давай я приеду, может? Подумаем.

– Было вообще круто.

На том и порешили. Я положил трубку и начал ждать клиентов, стараясь не думать, что у меня там, в туалете. К сожалению, его иногда приходилось посещать, и тогда не думать было проблематичнее.

Три часа ночи. Костян так и не приехал. А мне пришла пора возложить священную просроту на алтарь дикой природы. Я открыл служебный выход и осмотрелся. Ночных фриган-отрядов видно не было. Йети, Чешуи и их друга тоже. Была прям мертвейшая тишина. Аж жуть брала. Я сгрузил по пакетам продукты, которые брезговал утащить домой, и которые нельзя было переработать в типа фаст-фуд, потому что они имели нежный салатовый оттенок. Долго думал, а не собрать ли мне Аннушку в такой же, но решил не обманывать ожидания Костяна. Пакеты уютно легли в телегу из гипермаркета «Мюлье», которую насяльника однажды там позаимствовал для хоз-нужд. Ииии покатилиииись. Прямо во тьму. Колёсики скрипели слишком громко. Я конечно не жил в мегаполисе, но всё равно должен был быть слышен поток машин, крики пьяных отморозков и музыка из общаги неподалёку. Должны были быть слышны признаки цивилизации! Крышку бака я открывал максимально осторожно. Но и это было громко. Очень громко. Отвратительный оглушающий скрип. Из-за него я отпустил крышку, и она грохнулась практически мне на пальцы, сотрясая окружающее безмолвие. Вторая попытка была более удачной. Первый мешок отправился в контейнер, второй мешок отправился в контейнер, третий мешок отправился мне на голову.

Благо на голову мне надели не чёрный мешок для трупов, а что-то матерчатое. Не знаю, зачем это было сделано, потому что под моё «пидорасы, куда вы меня тащите?», меня заволокли на склад магазина. Когда мешок сняли, вопросов стало только больше, ведь лица нападавших были скрыты под масками, похожими на осьминога с одним глазом. А смотрели они, выходит, что через ноздри. Эта мысль вызывала плохо контролируемый приступ ржача, который я смог подавить, но улыбка старательно рвала мне табло. Это заметили ребята в балахонах. Да, они были в мантиях, в балахонах, в чём-то таком. Как смерть. И в масках. И их было трое. Я сначала даже решил, что это та гопота.

– Что здесь смешного?

– Н… ничего.

– Почему ты улыбаешься, в таком случае?

– Вы смотрите через ноздри.

Они переглянулись. Через ноздри. Комментировать это они не стали.

– Наши люди сказали, что девчонка тут.

– Мы не будем её трогать.

– Она нам сама не нужна.

– А что вам тогда понадобилось, что вы так плотно подошли к вопросу? – спросил я, пытаясь перестать улыбаться, и думать, что это «трое из ларца», – И как вы вообще узнали, что она тут? Ваши наёмные гоблины не нашли её.

– Они видели её платье.

– У неё есть маленький ключик.

– Всё, что нам нужно.

Я развёл руками.

– Боюсь, ключик был излишне тонкой работы для местных реалий. Его больше нет.

– Ты врёшь?

Я показал на дверь.

– Загляните в туалет. Только не дышите. Там гора пепла и ваш ключ в углу валяется. В виде нескольких обломков.

– Как? Как его вообще можно было сломать?

– Я почём знаю? Это надо было у Анны спрашивать. Только вот она самокремировалась.

– Это… это означает то, что она попыталась…

Они переглянулись, и начали отступать к служебному выходу.

– Ребят, чё случилось-то?

Один из них отпер дверь, выбежал наружу и исчез в ночи. Через секунду мы услышали, как он орёт, что есть дури. Затем что-то хрустнуло. Двое других посмотрели на меня, и я жестом предложил пойти за мной. Мы вышли в торговый зал, и я увидел, что темнота с лицевой стороны здания разрывается какими-то проблесковыми маячками. Первая мысль была, что Костян прибыл на помощь. Не слушая крики моих чудаковатых гостей, теперь уже я задурил и выбежал на крыльцо главного входа.

Вот представьте, что из темноты сделали рукав, а из него, собственно высунулась рука. Только рука не рука, а тентакль. Примерно это я увидел, когда вышел на улицу в конце своей последней смены в магазине «Нептун». Цветные всполохи шли непосредственно из аномальной части мрака, будто внутри шла бурная гроза странных расцветок. Из всего этого салюта выползает щупальце с шипом на конце, потом вроде ещё одно, и ещё, откидывает меня в сторону, проникает через дверь в магазин, и начинает там орудовать. Когда я отлетел, я несколько шарахнулся башкой, так что концовку экшена не видел. В себя я пришёл уже ближе к утру, и разбудил меня собственно сой школьный товарищ, который соизволил-таки приехать и посмотреть, что да как.

– Мне кажется, Антоха, ты как-то приуменьшил происходящее, а?

Магазин был разворочен полностью. Чуваков в масках или каких-то других ночных гостей не было обнаружено. Пострадавшими оказались я, проститутка Аня, чью личность там как-то смогли установить, и старый вояка Геннадьич, чей бизнес was over. Показания я кстати давал, как есть. Но про щупальца никто не стали писать, решив, что я башкой приложился. Вроде бы всё свешали на каких-то местных алконавтов. И мне кажется, что я даже знаю их клички.

Обломки ключика, кстати, исчезли. Вероятно, кто-то решил, что из него ещё выйдет толк. Или же у кого-то на этот ключ большие планы, которые лезут прямо из мерцающих туч.

Приходилось ли вам задумываться, благодаря чему люди смогли проделать такой длинный путь от примитивных гоминид до самых высокоразвитых существ на планете?

Несомненно, главным преимуществом человека является его мозг, однако обладая лишь интеллектом уцелеть в диком мире непросто. Для выживания человеку требуется еда и жильё, а ни того, не другого нельзя заполучить без орудий. Они-то и дали человеку шанс на будущее.

Прошли тысячелетия, и вот человеческая цивилизация достигла доселе невиданных масштабов. За это время она переживала взлёты и падения, а также влияния всевозможных религий. Однако люди так часто возносили взоры на небеса, что позабыли на чём стоит их собственный мир. Из всего, что нас окружает, мы своим развитием больше всего обязаны камням.

Благодаря камню человек создал первые орудия труда. Из камня человек смог построить себе жильё, поражающее своей долговечностью. Затем он открыл для себя руду и научился фактически добывать из камней металл. То есть это не бессмысленные примитивные обряды, дар камней вознёс человека из дикого мира, и мы по сей день нуждаемся в ресурсах, что дают нам камни. А поскольку мы живём благодаря этому, то для человека камень есть настоящий Бог.

Но кем тогда для него является человек?

Попробуйте взглянуть на мир с точки зрения камня. Он существует вне нашего времени. Человеческая жизнь для него лишь мгновение, ведь камни которые вы можете видеть перед собой, были частью этого мира десятки, а то и сотни миллионов лет, и будут его частью столько же. Да, человек, обладая арсеналом инструментов может превратить случайный камень в пыль, но так он лишит его только физической формы. Пройдёт достаточно времени и различных геологических процессов, но в итоге всё что мы видим обратится в осадочную породу, и останки людей не исключение. Камень есть альфа и омега, с него всё началось и всё в него обратится, иными словами, камни есть вечность.

Что тогда есть камень в общем смысле?

Для ответа на этот вопрос представьте образ камня и опишите его форму. Сделать это однозначно невозможно, ибо камни разнообразны в зависимости от условий среды и не соответствуют какой-либо геометрической фигуре. То же самое касается цвета и размера, каждый человек представляет себе собственный камень — чёрный, серый, белый, в форме гальки, в форме осколка, маленький кусочек гравия или огромный валун. Не существует полностью идентичных камней, как и отсутствуют идеальные камни без дефектов. Их цвет обусловлен наличием случайных примесей в структуре, создающих бесконечное разнообразие узоров. Камень может быть монолитной скалой, а может быть маленькой песчинкой. Таким образом, камень есть хаос.

Чему же может человек научиться у камня?

Они дают нам для жизни всё, однако судьба людей для камней безразлична. Они одновременно наши спасители и совершенно апатичные объекты. Нет никаких надежд и ложных иллюзий на будущее, тем, кто захочет почитать камни, поскольку они лишены эмоций, как, и жизни в целом. Камень оставляет человека с его же собственными мыслями. Многие люди склонны собирать гальку на морских берегах, которая не представляет из себя никакой коммерческой ценности, однако делают это осмысленно, выбирая конкретные образцы по личным критериям. Здесь человек в подсознании постигает значимость камня (поскольку каждый является по своим характеристикам уникальным и неповторимым), тем самым выходя за рамки восприятия обыденного мира.

Цените камни, ибо они наша база.

И бонусная в комментах, культисты!

А знаете, чему не нужно рисовать пентаграммы, создавать культы и делать жертвоприношения? Моей безграничной благодарности вам за то, что вы меня читаете. Она сама проснется и поглотит этот мир в неописуемом ужасе.
Но если вы хотите все-таки приблизить этот день, можете делать жертвоприношения в виде денег по одобренному модераторами номеру карты 4276 3801 6546 9227 либо электрическому кошельку. Неописемая лавкравтовская благодарность из иных миров всем поддержавшим.