– Что, «баб Галь»? – насупилась старуха. – Бывали случаи.
– Не обращайте внимания, – улыбнулась блондинка. – Галина Петровна вообще добрая, просто воспитание такое – что на уме, то и на языке. Меня Настей зовут. А вас?
– Платон, – представился вошедший. – Очень приятно познакомиться.
– Это Суренчик, – кивнула девушка в сторону невысокого полноватого мужчины кавказской внешности и обвела рукой остальных. – Андрей и Рита – наши молодожёны. На той неделе свадьбу сыграли. Дядь Лёша и тёть Марина. Славик – их сын. Он… особенный. А там Никита. Немой, но слышит хорошо.
У окна шевельнулась неприметная в полумраке долговязая фигура. Никита оказался мрачным, бледным юношей готической наружности.
– Не пугайся. Это у него имидж такой. Так-то он нормальный. Ничего, что я на «ты»?
– Конечно. Так даже лучше.
Платон пожал руки мужчинам, кивнул женщинам и уселся на свободный стул.
– Прилично, – вздохнула Галина Петровна. – Надоело уже в потёмках сидеть. Ты один, али с семьёй?
– Один. Семья в другом городе. Я к вам ненадолго. По работе приехал.
– Кем работаешь? – Настя похлопала руками по карманам халата. – Вот блин, сигареты в комнате оставила. Никитос, угостишь?
Тот, пожав плечами, провёл кончиками пальцев вверх по раскрытой ладони.
– Не брал? А у тебя нет, Платон?
– Это правильно. Здоровье надо беречь. Тоже брошу. Завтра.
Она принялась выбираться из-за стола, но Никита мягко удержал её за плечо. Затем, ткнув себя в грудь, сделал несколько быстрых пассов рукой перед собой.
– Отлично, – девушка расплылась в довольной улыбке. – И мои тогда по дороге прихвати. Они на трюмо должны лежать. Прям у порога. Там не заперто, если что.
Гот исчез во мраке коридора.
– Я же говорила, что он нормальный. Всегда выручает. Настоящий друг.
Платон тактично промолчал. Видимо, из всех присутствующих только Настя не замечала, что парнишка смотрит на неё совсем не по-дружески.
– Пойдём, Волков, – тётя Марина, вздохнув, поднялась. – Славику лекарства пора принимать.
– Чё, без меня не справитесь? – поморщился муж. – Я бы ещё посидел.
– Пошли, я сказала, – она пихнула его локтем.
– Ладно-ладно, иду. Вставай, Славка. Время таблетки пить.
– Не хочу-у-у, – протянул мальчишка. – Не хочу-у-у. Не хочу-у-у!
Его монголоидное лицо сморщилось. Раскосые миндалевидные глаза над приплюснутым носом беспокойно забегали, словно ища поддержки у присутствующих.
– Зачем сказал про таблетки? – зло прошипела тётя Марина. – Доволен? Сам теперь успокаивать будешь.
Дядя Лёша тяжело вздохнул и зашептал что-то сыну на ухо. Тот замолчал, прислушался, склонив голову. Губы его внезапно расплылись в довольной улыбке, он часто закивал и неуклюже выкарабкался из-за стола.
– Чего ты ему наобещал? – нахмурила брови тётя Марина. – Мороженое, небось?
– Всё равно ведь растает, если электричества долго не будет.
– Дома поговорим, – она дёрнула мужа за рукав и, ухватив Славика за руку, вильнув широкими бёдрами, вышла из кухни. Дядя Лёша, ссутулившись, поплёлся следом.
– Подкаблучник, – сокрушённо покачал головой Сурен вслед супругам. – Запоминай, Андрюха, пока не поздно, как не нужно себя вести. Женщина должна знать своё место. Зазеваешься, и Ритка через пару лет из тебя такую же тряпку сделает. Тьфу, смотреть тошно.
– А вы не смотрите, – огрызнулась Рита. – Мы сами разберёмся. Без ваших советов. Пойдём, Андрей.
– Вот, – назидательно поднял палец Сурен. – Как я и говорил. Уже началось.
– А вы вообще много говорите… лишнего, – она посмотрела на Андрея. – Идёшь?
– Да, конечно, – тот приобнял её за плечи и потянул к выходу. – Всегда вместе, помнишь? В печали, радости и так далее.
– Чего-то все разбегаются, – Платон обвёл взглядом оставшихся жильцов. – Надеюсь, это не из-за меня?
– Не выдумывай, – отмахнулась Настя. – Просто мы уже давно тут сидим. Ты, кстати, так и не ответил, чем занимаешься.
– Зависит от конкретной ситуации. В целом, можно сказать, что я траблшутер.
– Хто? – Галина Петровна двинула пальцем очки вверх по переносице.
– Специалист по эффективному устранению нестандартных проблем.
– Понятно, – протяжно зевнул Сурен. – Бандит, короче. В девяностые таких «решалами» называли. Понапридумывали слов непонятных, а суть не поменялась. У нас чего забыл?
– Да так… Бизнесмену одному помочь надо. Никакого криминала. Я законы не нарушаю.
– Ну-ну. Сейчас каждый второй – бизнесмен. Нас вот тоже один такой предприниматель окучивает. Ржевский Семён, мать его, Казимирович – редкостная гнида. Дружок мэра. Не слыхал про такого? Известная личность в городе. Место тут, видите ли, удобное для торговой точки. Уговаривает расселиться, комнаты выкупить хочет. Только на те гроши, что он предлагает, хрен чего в городе возьмёшь. Максимум убитую халупу в каком-нибудь Зажопинске. Да и то ещё поискать надо. Это вон бабе Гале в деревне хорошо будет, пора ей уже к земле поближе… Ой!
Сурен отпрянул, уворачиваясь от брошенного Полянской полотенца.
– Ирод нерусский, – взвилась старуха. – Сам в горы вали коз пасти. Я всю жизнь в этой общаге прожила и помру здесь. Никуда переезжать не собираюсь.
– Да пошутил я, баб Галь, – Сурен примирительно поднял руки. – Не обижайся.
– Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие. Верни полотенце.
– А где у вас тут уборная? – негромко поинтересовался Платон.
– По коридору направо до конца, там ещё раз направо, – махнула рукой Настя. – Не промахнись впотьмах.
Мужчина скрылся за дверью.
– Не нравится он мне, – проворчала Галина Петровна.
– Ага, – поддержал её Сурен. – Мутный какой-то. Точно бандит. Я на таких насмотрелся в своё время.
– Не знаю, – Настя пожала плечами. – Нормальный, по-моему.
– Ты губу-то закатай, – насупился Сурен. – Напоминаю, у него семья есть.
– Вот ещё. О тебе беспокоюсь. Потом реветь будешь. Снова. Эх, не умеешь ты выбирать. Тебе серьёзный мужик нужен.
– Да причём тут?.. А, ладно… Давай лучше вином угощу? Друг из Армении прислал. Своё, домашнее.
– А давай. Всё равно заняться нечем.
– Вот это другое дело. Сейчас я…
– Пошли вместе. Сигареты возьму. Никита потерялся где-то. Баб Галь, вы вино будете с нами? Вам стакан принести?
Старуха отрешённо кивнула. Она словно к чему-то прислушивалась, глядя на трепещущее пламя свечи.
– Не скучайте, мы быстро.
Полянская осталась одна в полутёмной кухне.
– Юра, это ты? – с опасливой надеждой сорвался с её губ робкий шёпот. – Покажись.
В ответ тишина. Однако бабка могла поклясться, что минуту назад слышала покойного мужа. «Галчонок», – знакомый, но почти забытый за, без малого, десяток лет голос невозможно было перепутать. Кроме него, так её никто никогда не называл.
Она сняла очки, протёрла мятым несвежим платком и снова водрузила на нос. Подслеповато щурясь, пошарила взглядом по дрожащим в углах теням. Никого. В окно позади что-то негромко стукнуло. Галина Петровна вздрогнула и обернулась. Высотка напротив светилась редкими отблесками горящих в квартирах свечей. Мерцающие тусклые прямоугольники, казалось, просто парили в чёрной пустоте.
Старуха тяжело поднялась и прошаркала к заставленному посудой подоконнику. Вгляделась во тьму за стеклом. Росчерк молнии прорезал ночное небо. Оглушительно и раскатисто громыхнуло. Отражение Галины Петровны, освещённое внезапной вспышкой, оскалилось жуткой ухмылкой покрытого гниющей плотью черепа. Лишённые радужки глаза за линзами очков вспучились варёными яичными белками.
Она вскрикнула и отшатнулась. Упёрлась во что-то мягкое. Ноздрей коснулся едкий запах гари.
Полянская, обмерев, смотрела на возникший за спиной силуэт. Поверхность тёмного стекла не позволяла разглядеть детали, но она и так знала, кто это.
Фигура склонилась, нависла над плечом. Холодное дыхание скользнуло по коже. Едва различимый шёпот проник в ухо тягучим туманом. Старуха потянула ручку створки окна. Звеня, рассыпалась по полу упавшая с подоконника посуда.
– Интересно, что это так бумкнуло? – Настя, стоя на пороге, обвела взглядом кухню. – А баба Галя куда делась?
– Не знаю, – пожал плечами Платон. – Когда пришёл, не было никого. Только окошко нараспашку и кастрюли по полу разбросаны. Я тут уже прибрался слегка.
– Чего шумите? – донеслось из коридора.
– Это не мы, – обернулась девушка. – Кто-то посуду уронил.
– А где Петровна? – Сурен протиснулся в дверной проём, держа обеими руками пятилитровую баклажку с тёмной жидкостью. – Не дождалась?
– Спать, наверное, пошла.
– Зря. Такое вино когда ещё попробует? Будешь, Платон?
– Не пьёшь, не куришь. Зожник, что ли?
– Нет. Просто не нравится.
– Понятно. Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родину продашь? Есть что-то недоброе в мужчинах, избегающих вина и застольной беседы. Скорее всего, они или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.
– Не сгущай, Суренчик, – Настя скользнула за стол.
– Это булгаковский Воланд сказал, не я.
– Ты бы ещё Паланика процитировал. Тот вообще в одной книжке написал, что люди, которые не пьют, не курят и не матерятся, скорее всего, по ночам разделывают трупы маленьких детей или что-то типа того.
– Не знаю я этих ваших Палаников-шмалаников. Булгаков-то точно херню не напишет.
Он слегка встряхнул бутылку.
– Многовато для двоих будет.
– Можно Мельниковых позвать или Волковых.
– Ритка на меня обиделась. Сама не пойдёт и Андрюху не пустит. Принципиальная. Волковы с пацаном сейчас возятся, тоже не будут пить.
– Лёша-а-а! – истеричный вопль разнёсся по коридору.
Сурен вздрогнул и чуть не выронил бутыль.
– Это Марина, – вскинулась девушка.
Они выскочили в коридор. У туалета замерла едва различимая в темноте тучная фигура. Судорожно трясущийся луч фонарика был направлен в дверной проём уборной.
– Чего стряслось, соседка? – на ходу крикнул Сурен.
Тётя Марина громко, протяжно взвыла, выронив фонарик сползла по стене.
Настя добежала первой, заглянула внутрь, заорала и отшатнулась.
– Твою мать! – ругнулся подоспевший Сурен. – Чего тормозите? Нож тащите! Быстро!
Он нырнул в пахнущее мочой и хлоркой помещение, приподнял, обхватив за ноги, висящего на бельевой верёвке дядю Лёшу.
– Платон, помоги, – прошипел надсадно, брезгливо отстраняясь от дурнопахнущего тёмного пятна на застиранных трениках. – Тяжёлый, зараза.
Настя бросилась в кухню. Платон попытался ослабить петлю, передавившую набухшие шейные вены, но получалось у него плохо. Пальцы соскальзывали с туго затянутого узла, полипропиленовый шнур глубоко врезался в кожу. Волкова, подвывая, с ужасом взирала на багрово-синюшное, отёчное лицо мужа, безразлично пучившего остекленевшие, покрытые сетью лопнувших капилляров глаза.
– Заткнись уже! – прикрикнул на неё Сурен. – Бегом за Полянской! Она медиком полжизни проработала. Знает, что делать.
Тётя Марина неуклюже поднялась, держась за стену и, теряя тапочки, поспешила, поскуливая, вглубь коридора. Бегущая навстречу Настя едва не налетела на неё, однако в последний момент успела вильнуть в сторону.
– Вот, – дрожащей рукой протянула блондинка тонкий кухонный нож.
– Блин, ты бы ещё пилочку для ногтей принесла, – простонал Сурен. – Им же даже кусок хлеба не отрезать.
Платон принялся елозить тупым лезвием по верёвке. Прочная оплётка поддавалась плохо, однако ему всё же удалось справиться. Тело Волкова сложилось пополам, безжизненно повиснув на плече пошатнувшегося армянина.
– Где Маринка с Петровной? – натужно просипел тот сквозь зубы. – Скорую догадался кто-нибудь вызвать?
– Аккумулятор сдох, – Настя недоумённо посмотрела на чёрный экран. – Недавно ведь заряжала.
– Сейчас наберу, – Платон вытащил из кармана телефон. – Странно. И у меня батарейка села.
– Да чтоб вас! – Сурен, придерживая дядю Лёшу, достал сотовый. – На, звони.
– Твой тоже не работает, – девушка вернула мобильник.
Из темноты, шлёпая босыми ногами по растрескавшейся керамической плитке, показалась тётя Марина. Без Галины Петровны. И всё же она была не одна – пухлой рукой женщина прижимала к широкому бедру Славика. Пацан, приоткрыв рот, непонимающе таращил раскосые глаза.
– Ребёнка зачем притащила, дура? – рявкнул Сурен. – Где бабка?
– К’омнат’у не наш’ла, – давясь всхлипами, прогундосила она.
– Чего? Как это «не нашла»?
– Не зн’аю. Р’аньше б’ыла, сей’час нет.
– Ясно. Насть, давай за старухой быстро. У Маринки фляга свистанула, походу.
Сурен осторожно опустил дядю Лёшу на пол и смерил неприязненным взглядом хлюпающую носом соседку.
– Довела мужика, зараза. Довольна теперь?
– Зря вы так. Не нужно этого сейчас.
Платон мягко подвинул тётю Марину от входа, приобнял за плечо и что-то успокаивающе зашептал ей на ухо. Рядом вяло пускал слюни Славик.
– Там это… – вернувшаяся Настя выглядела растерянной. – Двери и правда нет.
– В смысле? – уставился на неё армянин, неумело пытавшийся прощупать пульс у неподвижного тела. – Прикалываешься? Вообще не вовремя для шуток.
– А я и не шучу. Нет двери бабы Галиной, будто и не было никогда. Стена глухая.
– Ладно. Потом разберёмся. Искусственное дыхание умеет кто-нибудь делать?
– Я курсы проходил, – неуверенно пожал плечами Платон. – Давно, правда, но там ничего особо сложного…
– Ну так делай! Чего сиськи мнёшь?
Мужчина послушно присел рядом с Волковым, прислонил ухо к груди, подержал за запястье, прижал пальцы к сонной артерии и печально покачал головой.
– Чего поздно-то? Я слышал, людей с того света вытаскивали…
– Не в этот раз. Он холодный уже. Коченеть начал.
– Не может быть, – прошептала Настя. – Часа не прошло ещё как живой был. Не бывает так быстро…
– Двери тоже обычно бесследно не исчезают.
Из глубины коридора донесся стук массивных башмаков. Высокая тощая фигура в чёрном плаще поспешно двигалась в их сторону.
– Никитос, ты где был? – крикнула девушка. – Тут такая жуть. Дядя Лёша повесился.
Гот подошёл ближе и замычал что-то, яростно жестикулируя. Вид у него был крайне взволнованный: расширенные глаза испуганно бегали, руки дрожали, а и без того бледное лицо казалось совсем обескровленным.
– Медленнее, – Настя успокаивающе коснулась его плеча. – Не части́. Я не успеваю.
– Чего там? – вопросительно уставился на девушку Сурен. – Переведи.
Платон провёл рукой по лицу трупа, прикрывая остекленевшие, выпученные глаза, и присоединился к обступившим юношу соседям.
– Говорит, что пошёл в магазин за сигаретами, но выйти не смог. Уличная дверь исчезла. И не только она. Везде сплошные стены – ни одной квартиры, ни одного окна. На втором и третьем этажах такая же картина, а теперь вдобавок ещё и наш выход тоже куда-то пропал.
– Что за херня тут творится? – Сурен подозрительно обвёл присутствующих взглядом. – Вы меня разводите, что ли?
Никита раздражённо дёрнул кистями рук.
– Сам проверь, – перевела Настя.
– А вот сейчас пойду и проверю. Совсем за дурака меня держите?
– Дурак, – хихикнул Славик, и тут же спрятался за широкую спину матери.
Тётя Марина безучастно смотрела прямо перед собой. На покрытую серой краской стену. Туда, где ещё минуту назад была дверь в туалет.
– Это как вообще? – Сурен провёл рукой по ровной поверхности. – Там же Лёха был.
– Поверил теперь? – блондинка зябко обняла себя за плечи. – Мальчики, мне страшно. Сделайте что-нибудь.
Голос Платона вдруг обрёл твёрдость. Сам он будто стал выше и шире в плечах. Мягкая аура спокойствия ощущалась почти физически, вселяя уверенность, что уж он-то точно разберётся с внезапно возникшей непонятной ситуацией. В конце концов, кому, как не специалисту по решению нестандартных проблем, этим заниматься?
– Мы с Суреном проверим, что с выходом. Никита, бери остальных и идите на кухню. Ждите нас там, никуда не расходитесь, держитесь вместе. При любой подозрительной активности – кричите. Всё ясно?
Он обвёл взглядом притихших соседей.
– Будем считать, что да. Идём.
Решительным шагом мужчина направился вглубь коридора. Сурен, опасливо озираясь, неохотно поплёлся следом.
Дрожащие на стенах тени в полумраке кухни казались враждебными тёмными сущностями, с нетерпением выжидающими удобного момента для нападения. Настя поёжилась, прикурила от свечи и подтолкнула полупустую пачку Никите.
– Угощайся. Ты ж до магазина так и не дошёл.
Дважды предлагать не пришлось. Парень вытянул дрожащими пальцами сигарету. Откинув латунную крышку «Zippo», высек пламя и жадно затянулся.
– Огонёк, – заулыбался Славик. – У меня тоже.
Он вытащил из кармана дешёвую прозрачную зажигалку, чиркнул колёсиком о кремень, и заворожённо уставился на голубоватое пламя в своей руке.
– Это ещё что такое? – нахмурилась Настя. – А ну отдай. Марин, забери у него. Опасно же. Подожжёт что-нибудь ещё, не дай Бог.
– Моя, – Славик проворно отдёрнул руку, спрятав зажигалку. – Подарок.
Марина даже не взглянула в их сторону. Она полностью ушла в себя, перестав реагировать на внешние раздражители.
– Ну и хрен с вами, – недовольно буркнула девушка. – Никит, будешь вино?
Тот с готовностью кивнул.
– Знаешь, что я тут заметила? Времени-то уже много прошло, как свет отрубили, а свеча словно и не уменьшилась совсем. Будто только что зажгли. Всё страньше и страньше. Всё чудесатее и чудесатее. Есть мысли?
– Вот и я не знаю. И, если честно, знать не особо желаю. Страшно. Просто хочу, чтоб всё закончилось поскорее.
Она разлила вино по стаканам и, залпом осушив свой, тут же снова его наполнила.
– Слушай, ты говорил, окна на нижних этажах тоже пропали, да? А у нас-то они на месте. Если на помощь позвать? Ну-ка, давай попробуем.
Вдвоём они быстро очистили подоконник от беспорядочно сваленной в кучу посуды. Никита дёрнул ручку рассохшейся деревянной рамы. Створка, скрипнув, открылась. Сверху посыпались труха и засохшая краска. Вопреки ожиданиям, тёплый весенний воздух не хлынул в прокуренную кухню, а темнота за окном встретила их мёртвой тишиной – звуковой фон города отсутствовал полностью.
– Что-то не так, – нахмурилась Настя. – Подстрахуй меня, я вниз посмотрю.
Она, слегка подпрыгнув, уселась боком на покрытую выцветшей клеёнкой поверхность. Собрала распахнувшиеся полы халата и, опершись на локоть, выглянула наружу. Вернее, попыталась выглянуть…
– Ой! – громко вскрикнув, девушка отпрянула.
Мрак пришёл в движение, покрылся рябью. Концентрические круги разбежались от точки соприкосновения, как от брошенного в воду камня. Вид за окном исказился и поплыл, словно потревоженное отражение на поверхности пруда. Дом тряхнуло. Посыпалась сложенная на столе посуда.
Грохнувшись с подоконника, Настя брезгливо потянула с чёлки прилипшую чёрную субстанцию.
– Какашки, – хихикнул Славик и погрозил ей пальцем. – Плохое слово. Нельзя.
– Тебя спросить забыла, идиот, – огрызнулась девушка и тут же осеклась.
Она бросила быстрый взгляд на Марину, но та всё так же меланхолично пялилась на стену перед собой.
Однако пацан уже не слушал её. Чиркая зажигалкой, он с улыбкой пристально изучал подрагивающий огонёк.
– Позвать на помощь, видимо, не получится, – вздохнула Настя. – Что это вообще такое?
Она взяла со стола вилку и осторожно коснулась вязкой тьмы за окном. Чёрные змейки тонких отростков моментально оплели зубцы и поползли к рукояти. Тихонько взвизгнув, девушка разжала пальцы. Столовый прибор тут же втянуло в густой мрак.
– Не хотелось бы сеять панику, но, похоже, нам пи…
Глухой стук прервал её размышления. На звук они с Никитой повернулись одновременно, да так и замерли, поражённые происходящим. Тётя Марина билась лицом о стену. Стоя вплотную, уперевшись ладонями, она сильно откидывала голову и резко впечатывала её в бетонную поверхность. Во время очередного удара раздался громкий хруст, и к жуткой неблагозвучной композиции добавилось мерзкое чавкающее хлюпанье.
– Останови её! – заорала Настя и тут же сама кинулась вперёд, вцепилась в плечи, рванула на себя. Никита стряхнул оцепенение и поспешно присоединился. Вдвоём им с трудом удалось повалить тётю Марину на пол. Девушка высвободила придавленную руку и, тяжело дыша, села. Взгляд её скользнул по тёмной, сочащейся кровавыми потёками кляксе, украшающей стену, и остановился на изуродованном лице соседки. В бесформенном месиве белели фрагменты скуловых и челюстных костей. На разбитых губах пузырилась красная пена. Тело сотрясали мелкие конвульсии.
– Какого хрена она это сотворила? – всхлипнула Настя. – Зачем так-то?
Тётя Марина вдруг захрипела, дёрнувшись особенно сильно. Выдохнула со свистом сквозь обломки зубов и, обмякнув, замерла.
Где-то совсем рядом громко бахнуло. Эхо выстрела гулко прокатилось по пустому коридору.
Платон провёл рукой по сплошной поверхности.
– Не похоже на свежую. Краска вся растрескалась от времени. Выход тут был?
Сурен кивнул, приложил ухо к стене, замер.
– Не слышно ничего. Эй! Есть там кто?
Он с силой впечатал ладонь в бетонную преграду, охнул, скривился и затряс ушибленной рукой.
– Зараза. Надо инструмент. Я у Андрюхи кувалду видел. Попробуем пробиться.
Стены внезапно дрогнули, пол качнулся, где-то вдалеке зазвенела упавшая посуда.
Платон, нелепо раскорячившись, едва сумел устоять на ногах, Сурен же, выругавшись, грузно плюхнулся на задницу.
– Это ещё что такое? – простонал он, тяжело поднимаясь с пола. – Землетрясение, что ли?
– Возможно. Думаю, это как-то связано с происходящим.
– По-любому, – согласился армянин. – Ничё, сейчас мы всё, что связано, развяжем. Пошли к Мельниковым за инструментом.
Из приоткрытой двери в комнату молодожёнов сквозь узкую щель пробивался неровный желтоватый свет. Сурен постучал костяшкой пальца о деревянную створку.
– Рита, у вас всё в порядке? Я войду?
Так и не дождавшись ответа, он осторожно толкнул дверь.
Пламя стоящей на столе свечи дрогнуло. Мельниковы лежали на полу рядышком. На посиневших губах у обоих пенились засохшие пузыри рвотных масс. Тускло поблёскивали вязкие лужицы на линолеуме. В комнате дурно пахло. Сурен зажал рот рукой и конвульсивно дёрнулся, сдерживая подкатившую к горлу тошноту.
Платон, присев, подобрал пустой пузырёк, лежащий у ног Риты.
– «Нембутал», – прочитал он название препарата. – Пентобарбитал, кажется. Откуда взяли, интересно? Он же вроде только по рецепту.
– У Андрюхи отец – главврач, – сглотнув с усилием, выдавил Сурен. – Пацан при желании любые колёса достать может. То есть мог. Они же всё? Откачивать бесполезно?
– Окоченели уже, – Платон поочерёдно коснулся рук супругов. – Давно лежат.
– Да как давно-то? Мы же только вот с Риткой собачились на кухне.
– Говорю же, холодные они. Сам проверь, если не веришь.
– Не. Пожалуй, воздержусь.
Сурен, пятясь, вышел за порог.
– Поищи пока кувалду тут, а я сейчас к себе заскочу и вернусь.
– Зачем? Разделяться не лучшая идея.
– Я быстро. Только возьму кое-что.
Он поспешно ретировался. Платон тяжело вздохнул, поднялся и осмотрелся.
Комната тонула в полумраке, искать что-либо при таком освещении – плохая затея. Мужчина взял со стола подсвечник и, стараясь не наступить на рвоту, прошёлся по комнате. В коридоре громко хлопнула дверь, Сурен спешил обратно. Слишком напористые шаги, решительные. От них веяло угрозой.
– Слышь, как там тебя? – нервно бросил он с порога. – Трабл-шмабл…
– Траблшутер, – поправил его Платон, глядя на подрагивающий в руках армянина ПМ. – Убери ствол.
– Хренушки. Давай колись, что здесь происходит? Твоих рук дело? Как только ты появился, всё началось. Странное совпадение. Сразу гниль какую-то почуял. Нюх у меня на таких как ты. С девяностых ещё глаз намётан.
– Успокойся, – выставив руки, Платон медленно двинулся вперёд. – У тебя истерика.
– Не подходи! – взвизгнул Сурен, дёрнув пистолетом. – Там стой. Рассказывай, иначе… Считаю до трёх и стреляю. Раз…
– Хорошо, – устало кивнул траблшутер. – Давай поговорим.
– Останови её! – донёсся из кухни отчаянный женский визг.
Сурен инстинктивно обернулся на крик. Платон бросился вперёд.
