Погрешность голографического принципа (2 из 2)⁠⁠

Часть первая: Погрешность голографического принципа (1 из 2)

– Салют! – захлопал в ладоши Славик.

– Выстрел? – Настя испуганно посмотрела на Никиту.

Тот неуверенно пожал плечами.

– Мамочки, – прошептала девушка дрожащими губами. – Сейчас свихнусь от страха. Надеюсь, это полиция. Может, покричать или лучше сначала проверить? Мало ли…

Гот нехотя поднялся.

– Стой, – подскочила Настя. – Вместе пойдём. Я тут не останусь.

Никита кивнул на Славика и вопросительно поднял бровь.

– Блин. Ты прав. Одного его не бросишь, и с собой тащить опасно. Он же не понимает, что надо тихо. Ладно, сходи сам. Только быстро и чуть что, сразу назад.

Парень осторожно выглянул в коридор и выскользнул из кухни.

Настя неприязненно смерила взглядом мальчишку, мазнула глазами по раскинувшейся на полу Марине и тут же быстро отвернулась. Находиться в одной комнате с трупом было неприятно, но почти не страшно. Вязкая тьма снаружи пугала куда больше. Блондинка посмотрела на окно и зажала рот рукой. На месте оконного проёма возникла глухая стена, лишь выступ подоконника нелепо торчал из крашеного бетона. Происходящее всё больше походило на галлюцинацию. Стащив со стола скатерть, девушка накинула её на мёртвую соседку и нервно закурила.

Теперь, когда необходимость избегать случайного взгляда на обезображенное лицо пропала, она почувствовала себя немного лучше. Славика же, казалось, совершенно не тронуло случившееся с матерью, всё его внимание было полностью поглощено огоньком зажигалки.

Настя плеснула в стакан вина и принялась медленно цедить тёплую жидкость, не сводя настороженных глаз с дверного проёма.

– Дождик, – хихикнул внезапно мальчишка.

– Чего?

Девушка бросила на него раздражённый взгляд и замерла.

Славик размазывал руками стекающие по стене тёмные ручейки.

– Дождик, – повторил он, продемонстрировав окровавленные ладони.

***

Никита медленно шёл по коридору. «Zippo» быстро нагревалась, и пламя периодически приходилось ненадолго гасить, чтобы немного остудить корпус. Довольно скоро стало ясно, что все двери исчезли, как ранее на нижних этажах. Прямоугольная кишка коридора тянулась бесконечным тоннелем, и где-то в глубине этой бесконечности притаилось нечто угрожающее. Парень чувствовал это на уровне инстинктов. Опасность ощущалась в едва заметных колебаниях ставшего внезапно тяжёлым воздуха, в пляшущих на стенах тенях, в зловещей тишине. Соблазн повернуть назад был очень велик, но там – Настя. Нельзя допустить, чтобы она заподозрила его в трусости. Обернувшись, Никита с тоской посмотрел на островок тусклого света у кухонного порога, тяжело вздохнул и двинулся дальше.

Спустя пару десятков шагов на границе дрожащего пятна от слабого бензинового огонька возникло неподвижно распластавшееся тело. Уже догадываясь, кто это может быть, парень осторожно приблизился и присел рядом, стараясь не вляпаться в растекшуюся вокруг головы лужу. ПМ, выпавший из безвольной руки, валялся тут же. Сурен лежал на животе, неестественно вывернув шею. На месте левого глаза зияла дыра, небольшое отверстие в виске темнело, уже успевшей свернуться кровавой корочкой – без сомнений, армянин был мёртв, причём довольно давно.

Шорох впереди заставил Никиту поднять глаза. Едва различимая фигура сидела напротив, копируя его позу. Парень вскочил, попятился. Неизвестный в точности повторил движения, исчезнув из поля зрения. Зажигалка обожгла пальцы. Никита выронил её, втянув воздух сквозь сжатые зубы. Звякнув, «Zippo» скользнула по полу вглубь коридора. Крышка со щелчком захлопнулась.

– Кто-то влез на табурет, на мгновенье вспыхнул свет, и снова темноооо-ооо-ооо… – немелодично пропел знакомый голос, подражая Летову.

Обмерший от ужаса гот почувствовал, как пространство вокруг зашевелилось. Ему показалось, что стены сдвигаются со скрипом, наползая друг на друга. Развернувшись, он бросился назад к кухне, но пятно света с каждым шагом становилось от него всё дальше и дальше.

– Хватит убегать, – раздалось над ухом. – Время пришло.

Сильная рука схватила его за плечо, резко развернула, толкнула к стене. Никита судорожно нащупал в кармане рукоятку выкидного ножа и, вытащив оружие, щёлкнул кнопкой, высвобождая лезвие.

***

Настя повернулась на звук неторопливых шагов из коридора, с трудом оторвав заворожённый взгляд от кровавых потоков, струящихся по стене.

– И негритят осталось трое, – усмехнулся Платон, переступая порог.

– Что? – уставилась на него девушка. – Каких ещё негритят? Где Сурен? Где Никита?

– Там, где положено быть вам всем.

– И что это должно значить? – голос девушки дрогнул. – Ты их убил?

– Ни в коем случае. Решение уйти каждый принял самостоятельно. Очень надеюсь, что и ты последуешь их примеру.

– Крыша поехала?

Она зашарила глазами в поисках ножа, но с удивлением обнаружила, что стол исчез, как и плита с раковиной. Собственно, кроме трёх старых табуретов в кухне больше ничего не осталось, пропал даже труп Марины вместе со скатертью.

– Да кто-нибудь мне объяснит, что здесь вообще происходит? – беспомощно посмотрела она на притихшего в углу Славика и вновь перевела взгляд на Платона.

– Конечно, именно за этим я здесь, – кивнул тот. – Присаживайся.

Девушка опасливо примостилась на краешек растрескавшегося деревянного сиденья.

– Ты слышала когда-нибудь о голографическом принципе?

Она отрицательно мотнула головой.

– Хорошо, – вздохнул мужчина. – А об аллегории Платона?

– В школе что-то проходили. Философ какой-то вроде. Он днём с факелом бегал? Или тот, который в ванне лежал?.. Не помню. Так это не настоящее твоё имя?

– Псевдоним. Рабочий.

– Понятно.

Настя всем видом пыталась изобразить заинтересованность. Главное – не спорить и не проявлять агрессию. Выход из кухни совсем рядом, нужно лишь усыпить бдительность этого сумасшедшего. Проскочить мимо. Добежать до комнаты, закрыться и ждать помощи.

– Так вот, – продолжил Платон, – в мифе упомянутого древнегреческого философа говорится об узниках, с самого рождения живущих в пещере. Они прикованы спиной к выходу и не могут повернуть головы. Единственным источником света для них служит лишь небольшой костёр позади. Снаружи перед входом проходят люди и животные, пролетают птицы, мельтешат насекомые. Узники этого не видят, их взору доступны лишь тени на стене от скользящей мимо них действительности. Эти глупцы дают теням названия, изучают их и искренне верят в то, что объекты перед их глазами реальны.

– Ясно. Красивая метафора, но не совсем понятно, как это…

– Подожди. Представь, что кому-то из узников удалось освободиться. Он волен выйти наружу, но ему будет мучительно больно смотреть на свет солнца. Освобождённый не сможет принять истинную сущность вещей, знакомых только по призрачным теням на стене пещеры. Бывший заключённый откажется верить в реальность и решит, что гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что видит сейчас. Согласна?

– Наверное, – робко кивнула Настя.

– Некоторые люди настолько привязаны к своей темнице, что даже после смерти не могут её покинуть.

Платон выразительно посмотрел на девушку.

Она начала понимать, куда он клонит, и это вызвало новую волну паники.

– Ты хочешь сказать, что я… что мы все… мертвы?

– Уже больше года.

– Как?

– Утечка газа, взрыв, пожар. Кто-то сгорел, кто-то задохнулся, а кого-то придавило обломками.

– Херня! – не сдержавшись, выкрикнула девушка. – Я помню, что было вчера, и позавчера, и неделю назад.

– Безвременье. Тебе не показалось странным, что свечи горят, но не сгорают, трупы коченеют за несколько минут и прочее? Время здесь не идёт быстрее или медленнее – его тут просто нет. Как нет и пространства, кроме того, которое вы сами придумали. Когда кто-то из вас уходит, то забирает с собой часть иллюзии. После того как исчезнет последний, это место перестанет существовать.

– Чушь! Как такое вообще возможно?

– Голографический принцип. Иногда вследствие погрешности возникают вот такие аномалии. Разум мечется на границе миров, и истина, проходя сквозь него, искажается, создавая реалистичный мираж. Просто ошибки в структуре бытия. Моя работа – их устранять. Взаимное влияние мнимого и действительного нарушает баланс. Живые люди начинают видеть то, чего на самом деле нет. То, чего видеть не должны.

– Например? – облизнув пересохшие губы, чуть слышно выдавила Настя.

– Например, мёртвых, отказывающихся принять свою смерть. Стройку на месте вашего дома затеяли, а закончить не могут. Рабочие бегут. Рассказывают, что мерещится всякое. Несчастные случаи один за другим, опять же. Воздействие аномалии сказывается. Плохое место. Про́клятое, как в народе говорят. Ваше присутствие очень мешает. Нужно с этим заканчивать.

– Не верю, – прошептала девушка. – Это сюр какой-то.

– Это правда. Ты должна вспомнить. Я помогу тебе, если позволишь. Закрой глаза.

Настя медленно опустила веки. Платон положил руку ей на колено. Ничего. Однако вскоре она ощутила, как чужой разум осторожно коснулся её сознания и увлёк за собой в пульсирующую глубину. Она почувствовала нарастающий жар. Тьма вокруг становилась всё горячее. Раскалённый воздух жёг лёгкие. Нестерпимо… Мучительно… Больно… Девушка дёрнулась, пытаясь освободиться, открыла глаза и беззвучно закричала.

Она увидела всё и сразу. Общежитие пылало. Вопящие в ужасе люди в панике метались по горящему коридору. Закопчённые гирлянды искрящей проводки свисали с развороченных стен. Сквозь гарь пробивалась вонь плавящейся пластмассы и палёных тряпок. События мелькали в беспорядочном калейдоскопе вопреки хронологии. Настя беспомощно взирала на жуткую гибель соседей, словно стояла рядом с каждым из них. Она видела, как Галина Петровна прыгает с подоконника, спасаясь от огня, и как задыхается в дыму дядя Лёша, тщетно пытаясь сдвинуть с размозжённой головы супруги обломок стены. Она видела Никиту, повисшего в окне, неудачно напоровшись горлом на широкий осколок, и молодожёнов Мельниковых, придавленных во сне упавшей балкой. Видела Сурена, лежащего с пробитым арматурой черепом: стальной прут, войдя в висок справа, вышел из левой глазницы, надёжно пришпилив его к полу. Видела Славика, чикающего зажигалкой у газовой плиты за мгновение до взрыва...

От оглушительного грохота заложило уши, обжигающая волна швырнула её о стену, и мир утонул в ревущем пламени пожара.

Настя пришла в себя от собственного крика. Она скорчилась на полу, обхватив уши руками, плечи её конвульсивно вздрагивали, тушь потекла и размазалась по лицу.

– Нет, нет, нет… – как заведённая, бормотала она, мелко тряся головой.

– Неприятно, я понимаю, – Платон успокаивающе погладил её плечо, – но всё уже случилось. Нужно принять это как факт и завершить переход.

– Я… я не смогу…

– Ерунда. Чем ты хуже других? Все твои соседи уже покинули это место. Да, кто-то поверил сразу, а кому-то понадобилось больше времени для осознания, но в конце концов, даже Марина решилась уйти. Поверь, альтернатива куда хуже. Представь, что тебе придётся провести здесь вечность, понимая, кто ты и где находишься.

Платон передёрнул плечами.

– Бррр… Незавидная участь.

– Это он виноват, – девушка с ненавистью посмотрела на Славика. – Мелкий ублюдок всех нас убил.

– Ну-ну, думаю, не стоит его во всём винить. Наверняка пацан не осознавал последствий своих действий.

Настя вытерла глаза и поднялась.

– Как мне это сделать?

– Ты сгорела, так что…

Платон пододвинул ногой бутылку из-под вина. Бледно-жёлтая жидкость лениво плеснулась в пластиковой таре.

– Прямо здесь? – хрипло поинтересовалась Настя.

– Можешь выйти в коридор. Поверь, наблюдать за процессом желанием я не горю, уж прости за каламбур.

Девушка пошарила по карманам, быстро шагнула к Славику и выхватила у него из руки зажигалку.

– Отдай! – завопил тот. – Моё! Подарок! Дядя Сеня это мне подарил!

– Заткнись, – прошипела блондинка сквозь зубы, коротко замахнувшись.

Мальчишка вздрогнул, зажмурился, боязливо вскинул руки, прикрывая лицо, и замолчал.

Настя подхватила бутыль с бензином за ручку и, опустив плечи, направилась к выходу. На пороге она замерла и обернулась.

– А что там вообще? – спросила с надеждой, неопределённо качнув вверх головой.

– Не знаю, – Платон пожал плечами. – Подозреваю, что если оттуда никто не спешит возвращаться, то это очень хорошее место. По крайней мере, мне хочется в это верить.

– И мне, – прошептала Настя, выходя за дверь.

Через десяток шагов она упёрлась в глухую стену – от коридора почти ничего не осталось. В углу, привалившись спиной к серому бетону, свесив голову, сидел Никита. Между широко раскинутых ног растеклась тёмная лужица. Его чёрное одеяние блестело, пропитавшись кровью, сочащейся из пореза на шее. Сжатые в предсмертной агонии пальцы крепко вцепились в рукоять выкидного ножа.

– Эх, Никитос, – вздохнула Настя. – Как-то всё по-глупому вышло. Прикид у тебя, конечно, отстойный, но будь у нас побольше времени… Ладно, чего уж теперь-то?..

Она свинтила пластиковую крышку, зажмурившись, вылила на себя содержимое бутылки и чиркнула зажигалкой.

***

Платон бросил взгляд на стену, где ещё секунду назад чернел прямоугольник выхода, и повернулся к Славику.

– Что же мне с тобой делать, дружок?

Он задумчиво почесал подбородок.

– Это будет непросто. Как объяснить-то? Ты понял то, что я рассказывал Насте?

Глухая бетонная коробка задрожала. Кровь, сбегающая по стенам плотным водопадом, покрылась рябью, словно поверхность потревоженного ветром пруда.

– Тише, тише… – Платон успокаивающе поднял ладони. – Не нужно бояться. Я не желаю тебе зла. Смотри, что у меня есть.

Он вытащил из кармана подобранную в коридоре «Zippo», откинул крышку, высек искру и медленно поводил из стороны в сторону. Славик завороженно следил взглядом за движущимся пламенем.

– Эта лучше той, которую тебе дядя Сева подарил, да? Бери, если хочешь. Мы теперь друзья?

– Друзья.

Мальчишка расплылся в улыбке и потянулся к зажигалке. Платон будто случайно коснулся его пальцев, попробовал нащупать нить сознания, нырнул в пучину чужого разума. Почти сразу траблшутер понял: что-то пошло не так. Такое с ним было впервые. Ни одного привычного образа. Большинство эмоций, за которые он обычно цеплялся при погружении, были искажены и гипертрофированы, а некоторые и вовсе отсутствовали. Однако больше всего его тревожило отсутствие воспоминаний о пожаре. Мальчишка просто не запомнил случившееся. Плохо. Платон вдруг почувствовал, как мерцающая редкими вспышками памяти тьма вокруг начинает густеть. Нужно было выбираться, но он внезапно понял, что не может найти выход из этого вязкого лабиринта.

В панике мужчина метался от одного образа к другому, тщетно пытаясь нащупать дорогу назад. Он цеплялся за призрачные связи событий, но те мгновенно рассыпались от прикосновений. Воля его таяла, сминаемая безжалостным прессом деформированного разума Славика.

– Друг, друг, друг… – пульсировало со всех сторон.

– Пусти… – мысленно взмолился Платон.

– Бесполезно, – прошелестело рядом. – Вы теперь друзья. Как и все мы.

– Настя? – испуганно отпрянул он. – Как?

– Ты ошибся, – раздалось с другой стороны. – Только один из нас не принял смерть. Он просто не понял её. Для него всё осталось по-прежнему. Для него мы всё ещё живы. Он никогда нас не отпустит.

– Сурен? Ты тоже?

– Мы все тут. Навечно.

– Нет!

Платон вслепую рванулся вверх, пробивая упругую, тёплую мглу, и с криком кубарем покатился по полу кухни. Вырвался! У него получилось! Раскинув руки, он жадно глотал ртом горячий воздух.

– Не хочешь играть? – склонившись над ним, обиженно поинтересовался Славик.

Комната плыла и дрожала от жара. Сквозь окровавленные стены пробивались языки пламени и что-то ещё… Натягивая поверхность, словно латексную плёнку, проступали рельефные контуры растопыренных ладоней и лиц с раскрытыми в беззвучном вопле ртами. Они все были здесь: Никита, Сурен, Настя и остальные, привязанные желанием мальчишки к этому иллюзорному объекту между мирами.

– Славик, слушай, – затараторил Платон, – я не могу остаться. Меня там ждут. Семья у меня там. Жена, дочка… Не обижайся. Обещаю, что больше вас не потревожу. Отпусти, а?

Он судорожно шарил по астралу, но все выходы из тонкого мира были наглухо закупорены.

– Нет, – пацан упрямо покачал головой. – Останешься. Друзья всегда вместе.

Платон с ужасом почувствовал, как чужой разум опутывает его сознание, подчищая воспоминания о прошлой жизни. Мужчина попытался вскочить, но руки провалились и увязли. Пол колыхнулся тягучей трясиной, жадно всасывающей его в горячую бездну.

– Стой! – отчаянно завопил траблшутер. – Послушай меня…

Выбора не оставалось. Единственный возможный вариант был плох, но Платон стремительно терял рассудок, и безысходность толкнула его на сомнительный и рискованный шаг.

***

Ржевский смерил недовольным взглядом сидящего перед ним мужчину.

– До утра подождать нельзя было?

– Сами просили отчитаться сразу как закончу.

Платон присел в кресло напротив заказчика.

– Можно же просто позвонить, – поморщился Семён Казимирович. – Из постели выдернул практически. Ну и как? Получилось?

– Аномальной активности на стройке больше не будет. Работы можно продолжать.

– За такие деньги хотелось бы каких-то гарантий. Я тут подумал и решил остаток суммы придержать пока. Если в течение месяца жалоб не поступит, то рассчитаемся полностью.

– Как пожелаете, – Платон безразлично пожал плечами. – Это уже не важно.

– О, как, – удивлённо воззрился на него Ржевский. – Объяснишь почему?

– Я пересмотрел свои взгляды на жизнь. Расставил приоритеты в правильной последовательности, и финансовая составляющая там теперь далеко не на первом месте.

– Так может, вообще откажешься от денег, – саркастически усмехнулся собеседник и тут же успокаивающе поднял ладони. – Шучу, конечно. Получишь всё, как договаривались, если работяги жаловаться перестанут. Сам-то я не верю во всю эту мистику, но мэр умеет быть очень убедительным, когда дело касается его интересов.

– Мэр? – поднял бровь Платон.

– Ну, там больше супруга воду мутит. Помешалась баба на всяком этаком… Выписывай, говорит, экстрасенса, будем духов изгонять с объекта. А тот и вякнуть против не может. Каблук, одним словом, но я тебе этого не говорил.

Бизнесмен хлебнул виски и, поставив бокал, пристально посмотрел на Платона.

– Ладно, выкладывай, что там за срочность? Какой-то нюанс обсудить хотел?

Траблшутер откинулся в кресле, достав из кармана «Zippo», крутнул её в пальцах.

– Семён Казимирович, вы знаете, что все наши поступки имеют последствия? За всё приходится рано или поздно платить.

– Это ты к чему? – насторожился Ржевский.

– К тому, что надоумить пацана устроить поджог было плохой идеей, дядя Сеня.

– Как?..

Свет в офисе внезапно потух. В темноте раздался тихий детский смех.

– Что за?..

Семён Казимирович вскочил из-за стола и попятился к окну.

Чиркнула зажигалка. В кресле напротив сидела молодая блондинка в розовом шёлковом халатике.

– Ты ещё кто? – фальцетом взвизгнул Ржевский.

Девушка закрыла крышку «Zippo». Огонёк погас.

Щёлк.

Новая вспышка осветила сидящего на её месте полноватого армянина.

– Друг, – жутковато улыбнулся тот.

– Не может быть, – побелевшими губами прошептал бизнесмен. – Я помню тебя…

Пламя вновь потухло.

– А меня помнишь? – проскрипела старуха в очках, когда огонь вспыхнул снова.

– Вы все мертвы! – истерично выкрикнул Ржевский, прижавшись спиной к панорамному окну. – Это невозможно!

Щёлк. Вспышка.

Внешность сидящего в кресле существа менялась прямо на глазах. Лица исчезали и проступали снова, одно за другим, чередой безумных метаморфоз.

– Многое возможно, – траблшутер поднялся и медленно двинулся вперёд, – когда взаимное влияние мнимого и действительного достигает критического значения. Это погрешность. Ошибка в структуре бытия. Иллюзии нужен был живой проводник, и она его получила.

– Нет! – заверещал бизнесмен, вжимаясь в окно. – Не подходи!

Стекло хрустнуло, стремительно покрываясь паутиной тонких трещин, со звоном лопнуло. Семён Казимирович, крича, рухнул вниз, окутанный облаком блестящих осколков.

Ветер взъерошил светлые волосы Славика. Он с улыбкой смотрел на ночной город. Тысячи светящихся во тьме огоньков. Ему всегда нравились огоньки. Огоньки – это новые друзья. Много новых друзей. Он придёт к каждому, и когда-нибудь всё вокруг станет таким, как ему хочется. Для всех и навсегда. Так обещал Платон. Славик ему поверил, ведь друзья не обманывают.