CreepyStory

И эта гайка и стучала после каждого слива, или когда воздух в трубах.

В самом деле рассчитывали бывшие жители напугать девчонку - знали, что ей 15 лет и будет жить одна. Или считали, что это вызовет засор и затопление - неизвестно.

Сами они отмежевались, что все там делали сантехники, они ничего не знают ни про какие ниточки

И вот однажды бабка Маня, вредная старуха, которая ночами не спала, думала, кому бы насолить, кого бы оклеветать - догнала ночью ребят и отобрала у Витьки с Машей их одеяло. Ну такое, больше покрывало наверное, чем одеяло. Не для тепла, а чтобы не страшно было ночью в лесу.

Отобрала, и оговорила, что Витька у нее ночью этой одеяло спер с веревки во дворе. Отца у Витьки с Машей тогда не было, прабабка их была не больно в своем уме - отобрала с концами.

И все, не сходить больше Витьке с Машей по грибы. Одеяло настоящее тащить тяжело, покрывал больше нет. Без всего идти - Маша ночь без одеяла в лесу боится. А одному Витьке идти - Маша одна оставаться с прабабкой боится, та ведь все помирать собирается.

Витька пришел в мой сарайчик, говорит - дай возьму неваляшек. Попомнит меня бабка Маня.

Повыбирал неваляшек, ушел. Вечером мы с Машей на стреме стояли, он к бабке Мане в дом лазил, спер каменных пряников пару пакетов. Думали, за тем и лазил.

После того лета и Витьку, и Машу их вернувшийся отец увез куда-то в лучшие края, прабабка их померла. Насмерть.

А я продолжала ездить к своей бабушке. Слушать от нее рассказы, что вот тогдысь обидела бабка Маня сироту - до сих пор спать не может, черти в стеклянных туфлях у нее бегают по потолку, к кровати каждую ночь подбираются. Бывает же, примерещится же такое.

Долго бегали черти у бабки Мани по потолку. Такие вредины живут до глубокой старости.

Мне уже больше двадцати лет было, когда бабка Маня наконец померла. А ее дети-внуки нашли чертей в стеклянных туфлях.

У бабки Мани был обычный дом, с низкими потолками, весь заставлен-завален всяческими нужностями. Холодильник, старый неубиваемый советский холодильник, подаренный ей от колхоза еще в 50-60, стоял у нее между двумя шкафами. На холодильнике до потолка - спереди хлебница, за ней части прялки старой, горшки - вдруг пригодятся, и прочее, нажитое за всю жизнь.

То есть два шкафа у нее стояли под потолок, между ними небольшой холодильник, и между боковинами шкафа и верхом холодильника все забито.

В этот хлам вплотную к стене и потолку Витька в 1994 или 1995 втиснул и пару шаров-частей неваляшек, и в деревянных коробках шарики подшипников. В той деревне и в нулевые еще у многих были запасы спичек в деревянных коробках.

Когда ночами холодильник вздрагивал в тихом оргазме, шарики в неваляшках и спичечных коробках начинали движение, звук перестукивался с потолком и стенами, отчего бабка Маня не могла уснуть.

Днем-то она все сама шуршала, а ночью затихала и слышала, как черти подбираются к ней все ближе, ближе, ближе. Затихнут, только она заснет немного - опять перестук, черти все ближе, ближе, ближе.

Она то кошку, то собачонку пыталась завести в доме, но не уживалась с честными животными. Как-то козу в дом пустила, так сама от нее спросонок перепугалась, выгнала.

Последние годы все в чужих домах пыталась оставаться ночевать, местные кто-то и жалел полуебнутую старуху. Но многие и на порог не пускали, боялись, чертей с собой занесет

- Что значит, второй раз за ночь в волка не перекинется? – удивился дед Архип, когда Сергей ему рассказывал про некоторые свои опасения и ночные приключения. - Ну, будет без шерсти - это правда. Только ему ж не в заграничном кино про верфульфов сниматься. На что ему шерсть? Поверь, глазу неискушенному без нее он еще страшнее, чем с шерстью, покажется. А силища все та же!

Да. Многого, получается, не знали в их нижегородской общине посвященных охотников. Или знали, но подзабыли изрядно. Давненько не сталкивались с двойною силой, когда ведьма стоит за волка, а он за нее. И оба стоят насмерть.

- И кто ж сказал-то тебе, что я из вашей общины вышел? – спросил дед Архип, когда они продолжили развенчивать недопонимание между ними. – Слухи все это. Где Нижний Новгород, и где мы, северяне. Бабка моя, жена-покойница и вторая супружница - вот она родом из ваших краев была. А что Михалыча и других я воспитал самолично – такая же правда. Давно у вас потому что нет толковых охотников, что б других обучать умели. И Хранителя тоже нет давно. Прежний умер, а нового вам так и не назначили. Не из кого назначать среди ваших охотников было, а из чужих ехать никто не захотел. Да и сами вы жить по-другому стали, всей общиной, после смерти своего Хранителя. Забыли про Старый Договор, про его законы. Вот почему Михалыч вас мне сосватал, что б советом каким помог, если что непонятное будет. Сам вам ничего про Договор не говорил, но про меня сказал. А я как увидел вас, желторотых, да обмолвился словом с этим Артемом вашим, сразу и понял, что не о чем беседы вести дальше, долго про Договор и законы старые объяснять придется, не поймете так сразу. Решил тогда поспособствовать, что б вы просто не встретились с Прокопием, разминулись. Я ж по весне еще в Совет Хранителей по делу его отписал, там согласились со мной и с правдой Прокопия. Согласились, и все забыли. А тут вы как снег на голову, мол, помоги, местные с трех деревень вызвали, волков выследить не могут, люди весной пропали. И что я вам должен был сказать? Вы же не подчиняетесь Совету Хранителей, вся ваша община не подчиняется, давно забыли...

- И почему не подчиняемся? – спросил Сергей. – Неужели только из-за Михалыча…

- Да не совсем из-за Михалыча. Своя у него просто правда. Много их перевидать нужно, правд этих, чтобы до единой истины добраться…

Вот тогда дед Архип, крякнув, рассказал уже обо всем. Долго он говорил. Отдыхал, подливал чаю себе и гостю. Вздыхал и вспоминал.

Рассказал он про то, как оборотней и ведьм «отменили» вдруг сразу после второй мировой, в сорок пятом. А потом еще и преследовали по лесам и деревням, отстреливали. Оборотни были сильны, живучи. В войну их засылали в тыл врага, на разные важные и опасные задания. Использовали так же и ведьм. Только ряды их быстро редели, погибали они чаще людей и главные волчьи кланы в какой-то момент возмутились. Вот из-за того возмущения и начался губительный для его инициаторов разлад с людьми. Совет Хранителей выстоял тогда едва-едва, почти прекратил свое существование. Старые общины посвященных охотников после войны либо развалились, либо в них появилась новая идеология – никакого сотрудничества, никакого Старого Договора и Совета Хранителей, только уничтожение. Волки с лесными женщинами тогда разбежались, попрятались и затаились, кто успел. Люди же давай вычищать любое упоминание о них, жгли старинные книги для посвященных, рвали все связи, железом каленым вытравливали воспоминания о некогда успешном союзе. Оно, конечно, много кого следовало уничтожить, извести под корень, вроде тех же вредоносных подземышей или болотных вурдалаков, что людей просто так топят. Но только не ведьм и волков. Потому что они были людьми. Другими, но людьми. Михалыч, ученик Архипа Ивановича – так звали деда Архипа по имени и отчеству – со временем проникся этой послевоенной идеологией уничтожения, проникся ею тогда, когда по всей стране она увядала и шло возрождение старых ценностей. С восьмидесятых годов Совет Хранителей вновь поднял голову, начал разрастаться и крепнуть. А Михайлин Петр Саватеевич, наоборот, после смерти нижегородского Хранителя развернул большинство охотников общины к прежнему курсу. Об этом и было большое сожаление. Ведь именно эта община после войны устояла. Одна из немногих, пусть тайно, не ссорилась она никогда ни с волками, ни с ведьмами. Архип Иванович пытался вразумить Михалыча, бывшего своего ученика. Мол, сначала надо говорить и разбираться, Совет призывать, старейшин от волчьих кланов, а потом уж стрелять. Вернуть его просил в общине уважение к Старому Договору и к Совету Хранителей. Однако Михалыч и другие охотники-нижегородцы не считали, что нужно договариваться. Нарочно они никого не отслеживали, но и действовали, когда что случалось, сразу на уничтожение, без всяких разбирательств с кланами и Советом Хранителей. Может, новый Хранитель не приехал к ним из-за этого, община нижегородцев попросту сама не приняла его за ненадобностью. Зачем же миротворец, когда на другой лад все отстроено? Ведьму вон, как выяснилось, привлекли к себе в помощь даже, Кристину. Так почему бы сейчас, когда Михалыча не стало, не повернуть общину к старым законам? Волк Прокопий не этой весной проиграл свою войну, потеряв двух детей сразу. Весь волчий род проиграл людям давно. Так отчего не попытаться остановить все сейчас? Некому больше молодежь на войну в общине настраивать. Переубедить для начала Артема, которого уважали и ценили другие охотники. Он поймет. Потому что выжил. А как окрепнет, рассказать ему, что жив оборотень, не ставший его убивать понапрасну. Вреда от вражды с подвидами всегда было больше, чем пользы. Оно и раньше случалось, что враждовали, и в давние царские времена. Доходило аж до того, что волчьи кланы и людские роды войну объявляли друг другу. Но потом все решали миром. Порядку со Старым Договором всегда было больше.

Сергей понял, что осмыслять все услышанное за этот день ему придется долго. Много нового для себя узнал и Архип Иванович, как теперь называл он отставного охотника, обращаясь к нему в беседе. Не слышал он, что б ведьмы и волки в отношениях состояли. Что терпеть не могли друг друга – такое за ними знали все, и Хранители, и старые охотники. А вот что б любовь между ними случалась…

- Видел я этого Прокопия, раза три до этой весны видел, - все рассказывал Архип Иванович. - Нормальный он мужик. Только все равно волк, и за свой волчий народ стоит. Как и люди стоят за свой. Что ведьму зовут Ланой и что у них семья, духом не знал. Прокопий когда про детей убитых своих рассказывал, ничего не сказал про их мать, берег ее, значит. Но про то, что имеется сильная лесная, ведомо было мне всегда. Понимал, что не в деревне живет такая. Потому вас, неумных, по деревням и отправил на ее поиски... Откуда вообще узнал, спрашиваешь? Да скот в том районе ни от какого мора не дох, и неурожаев в полях сильных на памяти моей не было. Девки опять же рожали в деревнях исправно, не тяжело. Это я про тех, кого до больницы не возили. Тоже один из признаков, что под защитой местные молодые бабы ходят.

- Что ж, Лана и роды у них у всех принимала?

- Да не сама, не сама, – сварливо нахмурился на Сергея как на нерадивого ученика Архип Иванович, -  сама-то как? Она ж лесная, ушла от людей, насовсем ушла. Выросла, так сказать, из нашего общества, "наелась" его вдоволь. Все они со временем к этому приходят. Но баб лесная жалела, потому как сама баба. Вот повитухи местные и справлялись всегда на славу, не совпадение это. А уж как Лана умения свои в головы повитухам закладывала, дык поди у ведьмы и спроси сам. Что ж, был-то когда, не вызнал у неё?

Сергей чуть было не сказал, что ведьма Лана сама этой ночью двойню родила, не до расспросов пришлось ей, лежала чуть живая. Но говорить не стал. Хватит людского внимания этой лесной семье, наелись они его по самую макушку.

- А это что? – посмотрел Сергей на пыльный мешок, который Архип Иванович взял со скамьи и положил на стол. Залез в него и достал оттуда книгу, в толстенном таком кожаном переплете. Подвинул к нему.

- Старый Договор, - произнес отставной охотник. – Почитаешь, как уедешь. Узнаешь, что не узнал от меня. Надо ж кому-то такое читать? В Совет Хранителей о тебе доложу, с тобой они сами свяжутся. А я уже стар, помру скоро. Ведьму вон вашу ручную проморгал. Не расспросил толком, и чуть из-за меня все не сгинули. Ладно, ты с головой попался, сдюжил с непростой ситуацией. А вот Стас ваш на моей старой совести останется. Да на совести Михалыча… Так что вникай потихоньку в книгу, раз влез в посвященные охотники. Оно ведь, не бывало еще, что б кто-то из них вылезал обратно. Не припомню я такого, ой, не припомню…

Задумался Сергей. Крепко задумался обо всем, едва пальцы его коснулись старого кожаного переплета. Бережно открыл книгу. Но букв все равно не увидел. Закрыл. И то правда, потом прочтет, не сейчас же. Изучение такой книги требовало уединения и длительного времени. Сейчас же перед глазами медленно поплыли картины всего, что произошло с ними за последние три дня. От гибели Михалыча и до событий минувшей ночи. Последнее, что вспомнилось ему – две ухоженные могилки возле идолов Перуна и Сварога, оформленные с любовью и выложенные каждая по кругу камнями. Когда он еще только шагал по двору Архипа Ивановича к столу с самоваром, то отступил случайно от привычной тропки – нога у него встала неровно. И также ненароком, стало быть, заглянул немного за угол дома. И там, как показалось ему, стоял один из похожих идолов, что довелось увидеть на болотах, на землях волка Прокопия и ведьмы Ланы. Наверное, спрашивать о том, каким богам поклонялся Архип Иванович, пока не стоило. Мало еще знакомы, да и не его дело. Сначала - изучить Старый Договор. А прежде - уехать отсюда, оставить все, что случилось с ним, здесь и навсегда. Как и своих призраков, от которых так долго прятался, скрывал от себя самого в глубинах собственного сердца. Оказывается, всего-то надо было их выпустить. Не думал даже, что найдет свое избавление здесь, в местных лесах и болотах. Теперь зато знал наверняка, чувствовал внутри себя, что помогла ему в этом лесная ведьма Лана. Не смог бы он сам. Много лет не справлялся, а тут вдруг выпустил пар и все унеслось разом. Это Лана научила его отпустить, попрощаться…

За забором просигналила остановившаяся машина. Так водители в деревнях заявляли о себе, мол, нужно выйти и встретить. Сергей перевел взгляд на хозяина дома.

- Пойдем со мной, встретим гостя, - позвал его Архип Иванович. - Пока за книгой для тебя ходил, позвонил я. Участкового вызвал. Поможет он нам, Гошей зовут. С недавних пор он и по тем деревням участковый тоже, один здесь на десять-пятнадцать поселений трудится. Вот ему и расскажешь, как охотников двоих в лесу потеряли. Надо же выходить из ситуации?..

Сергей кивнул и пошел вместе с дедом к калитке. А к ней с другой стороны подходил коротко остриженный темноволосый человек в полицейской форме. Достаточно моложавый для сельского участкового, лет тридцати пяти или сорока на вид. Заспанный и потревоженный Артем поднимался на разложенном сиденье внутри своей нивы.

- Вдвоем сначала, с глазу на глаз поговорите, - сказал Архип Иванович Сергею. – Там уж решишь, чего и как своему Артему объяснять.

Сергей сперва не понял, почему говорить с участковым он должен был один на один, с глазу на глаз. А потом вдруг, когда тот протягивал ему для приветствия руку, увидел все сам. Гоша, как представил его Архип Иванович, подмигнул ему. И на мгновенье при этом показал свои острые зубы. В обоих же глазах его сверкнули желтоватые огоньки в зрачках. И ладонь оказалась шершавой, точно мозолистые подушечки, что знали быстрый бег по земле при свете полной луны.

- Уверен, вы поладите, - прокряхтел над ухом Архип Иванович, уводя их обоих к столу с самоваром.

Так и отныне для Сергея начиналась новая глава в его жизни. Страницы предыдущей он перевернул для себя навсегда. Не чтобы забыть свое прошлое, но что б провести черту и помнить, где эта черта находится.............................................

Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)

Продолжение с полюбившимися героями и новыми персонажами под названием «Услышь своё эхо» планируется к выходу также в 2024 году.

- Должно быть, охотник не слышал, что некоторые люди делают то же самое с другими людьми. И тогда для него это, конечно, будет в новинку. Книжка у вас есть такая еще, называется «Уголовный Кодекс». Там много про это написано, про ответственность, -  и он кивнул за спину, где над низкой постелью была прибита к стене длинная-длинная полка, сплошь заставленная книгами. – Можешь взглянуть, вон там, между физикой и химией. Но никогда еще эта книга не мешала порешить одному задумавшему убийство человеку другого. А в прежние времена существовала и казнь у вас. Тоже убийство, но всем насрать. Потому что такое убийство книга не запрещает, предписывает его, наоборот. Вот и у волков существуют казни. До сих пор. Понимаешь?..

Начитанный оборотень – было верхом переворота в эту ночь всех представлений о людях-волках для Сергея. Ни Артем, ни Михалыч подобного ему ничего не рассказывали. А глядя на Прокопия, он смотрел и видел перед собой не зверочеловека, а обычного мужчину. Да, превратившегося у него на глазах из волка, причем совсем недавно. Но после трех кружек ягодного чая и бесед в это даже перестало верится. Разве что волчья шерсть у входа в жилище оставалась пока неубранным напоминанием.

Видя, что он не успевает за ним воспринимать все сказанное, Прокопий покачал головой.

- Ты ведь недавно в охотниках? – спросил он его. – Не въезжаешь ни во что, вижу. Хоть краем уха слышал про то, что волчьи роды всегда разбираются с виновными, когда тех находят первыми? Так или иначе, но разбираются. Ведь ваши же чешутся долго, у вас хоть жуй, хоть чавкай и задирай под самым носом, не заметите. Салфетки губы вытирать подавать еще будете, пока размышляете… Или никогда, например, не задумывался, почему в городах и деревнях столько много людей в домах и квартирах сгорают в огне?..

Сергей пытался уследить за ходом его мысли, но не успевал.

- Я знаком со статистикой по пожарам в нижегородской области… - произнес он.

- Статистика – шматистика, - передразнил его волк. – Объедки так прячут, прибирают за собой, когда нашкодничают. В любой области так, где лесов мало, но много домов. Вашим это расследовать лень, списывают все на огонь, а искать не хотят. Потому ищут наши. И в других остальных случаях ваши не сильно-то разборчивы. Им бы где все на виду, побыстрее, пострелять что б да с адреналинчиком, зубы что б растащить на трофеи… Не слышал про такое? Знай вот теперь. Наши суд над своими чинят всегда по справедливости, не отпустят, коли поймают… А краем другого уха ты должен был хотя бы раз услыхать о Старом Договоре. Старик ваш, что от пули погиб, знал о нем наверняка, не мальчик ведь. Только вас почему-то не научил, сразу стрелять повел. И местный Хранитель – он тоже знает. Так какого же лешего не сказал ничего вам и он?..

- Да какой еще Хранитель? – совсем уже напрочь сбитым с толку почувствовал себя Сергей.

- Хранитель равновесия между, как ты называешь, подвидами людей. Хранитель знаний. Ваш дед Архип все знает о Старом Договоре, и соблюдал его всегда. Он и есть Хранитель в местной общине посвященных охотников. Не говорил он разве, что был я у него тогда по весне, что все рассказал ему о том, что сделал и почему?

Сергей с удивлением покачал головой.

- Не говорил. Мы вообще с нижегородской общины приехали. Даже не знаем, чья это теперь территория. От местных охотников, из непосвященных, случайно узнали про весенние пропажи. Тут вроде как посвященных охотников и нет вовсе. Давно ничего не происходило, охотники стали без надобности…

- Вон оно как… - вздохнул тяжело волк. Перевел взгляд на стену, затем снова на Сергея. Он тоже был удивлен за эту ночь не в первый раз.

– Значит, сначала перевелись здесь волки, а потом и посвященные охотники… - произнес он тихо, невесело усмехнувшись. – Любопытно, что же я еще упустил, пока тут почти сорок лет ничего не происходило... Хоть понятно стало теперь, из каких охотничков ты и твои друзья приехали. Нет ведь в нижегородской общине Хранителя. Нет его там давно. И конечно же, не чтут там Старый Договор. Да помнят ли о нем вообще? Ой, не уверен...

Много было разочарования в этих словах, много. И отпускал каждое из них Прокопий тяжело. Пробуя на вкус и морщась с неприятием.

- Неужто староват стал Архип, и соображает совсем туго? – скорее просто вслух спросил он. – Должен был рассказать вам о местных законах Старого Договора. Об этом нужно сообщить в Совет. Новый Хранитель тогда приедет Архипу на смену, и все станет здесь лучше…

Затем посмотрел на Сергея. И добавил уже более буднично и уверенно:

- А молодежь, повторюсь, из ваших молодых охотников, не чтящих Договора, да наших незрелых волчков – они ж как грызлись в прежние века, так и дальше грызться будут. Пока не поумнеют, не станут взрослыми. Порядок такой установился. Не ты, не я его не поменяем. Нашкодят наши, за кем не уследили мы, порвут там кого, съедят или напугают до смерти, тогда уже ваши молодые охотники или наши старшие волки подчистят за ними. Вот только если ваши найдут первыми, убьют молодых волков непременно. Без разбирательств убьют, коли Старого Договора не чтят. Приедут такие вот незнамыши вроде тебя, и пиши пропало. А ведь редко, когда кто-то с ума из молодых волков сходит от крови, кто просто охоч до человека становится и до мяса его. Обычно по дурости такое свершают, по молодости. Своих вот за убийство вы не расстреливаете сразу, на перевоспитание по тюрьмам отправляете, не так ли?..

- Так все равно ж не за просто так убивают ваших. За то, что людей губят, и губят, бывает, помногу, - поправил его Сергей. – Люди же волков не едят.

- Верно, - не стал спорить Прокопий. – Потому и говорю тебе не в первый раз - давно такой порядок установился, давно. Не нам его с тобой менять. Да и ни к чему такие перемены. Совет и Суд Хранителей должны быть за все ответственными. А не так вот, приехали и давай стрелять. Давно видать дед Архип отошел от дел, давно не бывал в Совете, все письма туда шлет. А все потому, что давно тут ничего не происходило. Вот и забылось оно, как дОлжно быть согласно Старому Договору…

Помолчал. Кашлянул тихо.

- Ну, что, охотник? Расходимся теперь? – спросил он, завершая на этот раз их беседу. – Своих детей я воспитаю. Ни одного человека не тронут, тут уж слово даю. Да и уедем отсюда скоро. А про Старый Договор и законы по нему расспроси-ка подробно Архипа…. Там много чего знать тебе стоит.

- Расспрошу… Только если ты сам из этих мест уйдешь, что ж тут-то тогда будет? Порядок же исчезнет. Придут молодые оборотни, займут территорию…

Прокопий легонько постучал по столу пальцами. Вздохнул, всей грудью вздохнул, глубоко. Обвел потом взглядом небольшое их с Ланой жилище, где прожили они много лет. Познали сильное горе, но ведали и счастливые дни.

- Ну, исчезнет порядок на время, твоя правда, - согласился он, заговорив. – Его много, где нет, порядку-то этого. И не так уж много волков вроде меня на свете живет. Кто-то из дерзких и молодых может здесь объявиться после нашего ухода. Не сразу, но со временем они объявится… Вот только и мы здесь жить с Ланой больше не сможем. Детей мы тут своих потеряли. Вон их могилы во дворе, возле идолов Перуна и Сварога. Старым богам поклонялись мы больше двух сотен лет. Перун и Сварог были моими богами, не Ланы. Она приняла их вместе со мной как своих, и силу от них научилась черпать тоже. Однако времени этому наступил конец. Этой весной. Навсегда. Уедем мы отсюда подальше. И старые боги, что не помогли уберечь наш выводок, пусть остаются здесь же, среди болот. В забвении и одиночестве…

***  ***  ***

Жутко, аж до тошнотворной ломоты в висках разболелась голова. Он складывал не понадобившиеся препараты в свой рюкзак, небрежно запихивая их в аптечку. Две ампулы антибиотика и шприцы остались на столе. Рядом с ними встал початый пузырек хлоргекседина и легла невскрытая упаковка стерильного бинта. Ничем больше помочь он не мог. Оборотень сказал, что с Ланой все будет в порядке. Кризис она пережила, а дальше окрепнет сама, все-таки ведьма как ни как. Женщина уже пришла в себя, открыла глаза. Рядом с ней на табурет заботливо был поставлен отвар, который она пила, но с одеял своих пока не отваживалась перебраться в постель к детям. Все так и лежала на спине, и молча смотрела на догорающий в печи огонь. В жилище из-за этого стало темнее, а масляная лампа, стоявшая на столе рядом с самоваром, осталась незажженной. Изба хорошо прогрелась, пока они сидели, стало как-то немного жарко. Сергей успел задуматься, не тяжело ли было запасаться на зиму дровами и углем, доставлять их сюда через топи, в сердце болот. Впрочем, это они с охотниками заявились со стороны, где на протяжении километров видели сплошные заводи. С любой другой стороны, с западной или южной, такого могло не быть, тогда как леса для рубки оказалось бы больше. А вообще, не его это больше дело. Убраться бы поскорей отсюда, пока отпускали, доставить утром Артема к машинам, а уже потом расспрашивать деда Архипа про Старый Договор, разузнать, почему он ничего не сказал о нем. У Михалыча об этом было уже не спросить. К тому же придется отвечать за пропажу двоих охотников, это начинало волновать Сергея больше всего. Но прямо сейчас – однозначно выскочить побыстрее наружу, на свежий ночной воздух. Его внутренние беспокойство и тревога стремительно перерастали в какую-то дурноту сродни панической атаке. Выбежать отсюда немедленно и нестись сломя голову через лес и болота. Иначе помощь оказывать придется ему самому.

В воздухе жилища замерцал огонек. Сергей, закончив собирать вещи, заметил его, когда застегивал замок рюкзака. А еще он успел увидеть, как Лана в локте согнула руку, приподняла, пошевелила пальцами. Это после ее движения появилась тот маленький мерцающий шарик, похожий на шаровую молнию. Завис и слабо подрагивал в воздухе на одном месте.

- Выведет тебя в обход всех ям и трясин, - пояснил Прокопий. – Мы ее зовем путеводной звездочкой. Как только найдешь друга, исчезнет сама.

Сергей в благодарность кивнул.

- А что мне сказать? – спросил он, понимая, что Артем мог не знать ни про какой Старый Договор, и что с ним вообще не получится договариваться. В их нижегородской общине среди посвященных охотников принято было истреблять, как называли ее, всю «нечисть» без разбора, на корню.

Волк понял без лишних слов, что его ночной гость имел в виду. И просто пожал плечами.

- Все свои решения я принимал сегодня сам, - произнес он. – А ты принимал свои. Прими и эти последние…

Сергей помолчал. Посмотрел на него. Потом медленно протянул руку. И в ответ крепкая шершавая ладонь точно волчья лапа, знавшая быстрый бег по твердой земле, сжала ладонь его руки. Так они попрощались. Затем рюкзак лег на плечи и ноги направились к двери.

Остановившись возле женщины, все еще лежавшей на одеялах, Сергей наклонился, чтобы поднять ружье. И ненароком проследил за ее взглядом. Тот был теперь устремлен не к огню, а в другую сторону – туда, где на постели спали мирно два ее бесценных комочка, рожденных в чудовищных муках этой ночью. Выпрямившись, он тоже взглянул на ее детей в последний раз перед уходом. А когда уже собирался отвести свой взгляд, перед глазами его вдруг все задрожало и зарябило. Не марево, не сон, который однажды создала Кристина, дабы отпугнуть их всех от этих болот. А самое настоящее воспоминание. Воспоминание, что много-много лет он загонял в далекую бездну своего сознания, а теперь оно с болью вырывалось из глубин плена наружу. И ясными как светлый день стали вдруг все причины тревоги, нахлынувшей на него столь неожиданно в этом месте.

Он будто снова стоял в своей квартире. И только что проводил жену. Вернулся из прихожей в комнату и ждал у окна, когда она появится внизу, в своем сером осеннем пальтишке. Лиза была беременна. Она шла на повторное узи, была суббота. Месяцем раньше аппарат в клинике показал, что у них будет двойня. А в этот день захотели выяснить пол детей, срок наступил как раз четыре месяца. Сергей должен был приготовить обед к возвращению супруги. И за этой праздничной трапезой узнать, кто же у них когда-то вырастит – две дочки, сыновья или девочка с мальчиком. Но он так и не отошел от окна, чтобы пойти на кухню и начать прибираться. Не успел. Грузовик, появившийся вдруг на скорости из ниоткуда, ударил его Лизу в бок. А дальше, словно поставив видеокассету на медленную покадровую перемотку, Сергей наблюдал, как ноги его супруги оторвались от земли, как она поднялась вся в воздух и медленно полетела. Как опустилась затем на асфальт метрах в семи-восьми от перекрестка, на котором ее сбили. Упала на обочину и больше ни разу не пошевелилась… В тот день оборвалось сразу три жизни. И долгое время Сергей полагал, что целых четыре. Понадобилось несколько лет, чтобы друзья и врачи подняли его и заставили хотеть жить. Не только жить, но и вырезать с болью и кровью все, что с ним случилось. Похоронить это глубоко-глубоко, под самыми непроглядными толщами. Иначе было просто никак…

Когда влажная стена появилась на его глазах и наваждение отступило, Сергей почувствовал, как чья-то теплая рука взяла его осторожно за ладонь. Сжала крепко. Лана уже сидела на полу, смотрела на него снизу.

- Отпусти, - сказала лишь она. – Навсегда отпусти, не прячь. Как глубоко внутри ни спрячешь, оно все равно выберется. Пусть лучше уйдет…

Слез он не сдержал, и они потекли по щекам. Медленно кивнул подбородком. Сжал с благодарностью в ответ ее руку. Разумеется, она прочла все его мысли. Ведьма же, и намного сильнее Кристины. Потом руки их разжались одновременно. Он бросил короткий прощальный взгляд на волка, сидевшего уже возле своих волчат. И, поправив ремень ружья на плече, двинулся к двери избы-землянки. Задержался на мгновенье у самого выхода. «Девушка из деревни – Анастасия, - произнес Сергей в пол оборота, - ты ведь ее отпустишь?» «Уже отпустила, - ответила сильная лесная ведьма Лана. –Я не причиняю вреда подопечным…»

Сергей поверил ей. И шагнул в ночь.

Он шел за колдовским путеводным огоньком и почти не смотрел на него. Так, видел отблески его мерцания впереди, то справа, то слева. Голова перестала болеть, но слезы еще не оставили щек и медленно подсыхали во влажном лесу на осенних болотах. Ноги почти ничего не чувствовали. Это была не обычная усталость. Просто обе нижние конечности принадлежали будто не ему, а какому-то сломанному роботу. Подкашивались на любом неровном шаге, подламывались, заставляя спотыкаться. Такого с ним раньше не случалось. Затем лес закончился и стало еще хуже, начались бесконечные заводи с их неровным дном. В один такой миг, близкий, наверное, к тихому безропотному отчаянию, рюкзак его съехал с плеча и плюхнулся в воду, а сам он едва не упал на огромной подводной кочке. Но чья-то горячая рука вдруг взяла его за ладонь. Нежно и сильно сжала пальцы и не позволила рухнуть вниз.

Он повернул голову. Улыбнулся. И даже ничуть не удивился ее присутствию. Путеводный огонек исчез, а она просто шла рядом с ним и держала за руку, с затаенной улыбкой смотрела вперед. «Тебя ведь здесь нет?» - чувствуя светлую горечь в горле, спросил ее он. В ответ Лиза покачала головой. «Давно нет, Сережа. Давно. Но мы же сейчас идем? И выберемся с тобой отсюда». «Вместе выберемся… - счастливо улыбнулся он и повторил за ней. – Мы выберемся отсюда вместе…»

Они проговорили весь оставшийся путь и под конец на душе его стало легко и светло. Когда Лиза отпустила его руку, ногой Сергей уже ступил на остров, на котором остался ждать Артем. «Теперь я ухожу», -  сказала она ему на прощанье, отступила назад. Он видел ее последнюю улыбку, и видел, как она помахала ему из воды рукой. А затем медленно растаяла развеявшейся дымкой. Будто туман, что теперь исчезал в предрассветном утре, обнажая землю, кочки, траву и заводи. И все чувства тревоги, гнета и боли, терзавшие его в последние часы неимоверно, вдруг тоже стремительно начали улетучиваться вместе с испарявшейся на болотах влагой. В теле появлялись новые силы. Что это вообще были за прогулки с призраком умершей жены по ночным болотам? Прощальный подарок Ланы, сильной лесной ведьмы, чью жизнь он спасал этой ночью? А, впрочем, не важно, чем было это на самом деле. Главное, что так легко и свободно он давно себя не чувствовал. Слишком давно.

- Ты жив?! – слабым, но обрадованным голосом произнес Артем, когда он подошел к нему и присел с огнем рядом, подбросил последние дрова в костер.

- Конечно, жив, я ж обещал, - ответил ему Сергей. – Ведьма и волк убиты.

Он соврал Артему, что стрелял в оборотня и тот погиб в их непростом противостоянии. А про ведьму сказал, что одел ей на шею цепь и утопил в болоте. В той самой топи, где сгинул ее волк-прислужник, простреленный двумя его пулями. Пока еще Сергей не разобрался, что и кому можно было говорить. Вероятно, их община посвященных охотников жила по каким-то своим законам, не придерживалась некоего Старого Договора. Вот и хотелось для начала на него взглянуть, поговорить с дедом Архипом, выспросить все у него подробно. Теперь нежелание деда отпускать их на охоту, давать изначальные напутствия, все те разговоры про их приезд и тот странный вопрос про вмешательство в это дело – все это вдруг для Сергея предстало в ином свете. Но сначала придется разговаривать, не на гаданьях же делать выводы. Сперва же – залезть на дерево, включить мобильник и проверить наличие связи.

Они доели последние два бутерброда и вареные яйца. Артем немного поспал, набрался сил, и пора было уходить с этих болот. Требовалась помощь проводившего их сюда лесника. Сергею повезло. При первых лучах солнца он выбрал самое высокое дерево на этом острове и взобрался на него. На экране мобильного телефона появилось одно деление. Разговаривать с такой связью было невозможно, но короткое сообщение отправить удалось. Игнатий Савельевич ответил на него уже через минуту. Обменявшись с лесником информацией, Сергей подождал одиннадцати дня и вышел его встретить. А около полудня Игнатий Савельевич появился здесь, на их острове, и вместе они вывели с этих болот Артема. Прошли обратно теми же топями и трясинами, по тропам, что доселе были известны лишь леснику и волку с его ведьмой. Теперь еще двоим охотникам.

Часть 11 (ФИНАЛ)

Дверь с обратной стороны потянули сильнее, ещё сильнее!..

Алина крепче упёрлась ногами. От ужаса перехватило дыхание, липкий жирный пот стекал на глаза, мешая видеть. Руки тоже вспотели, и пальцы скользили на ручке, теряя хватку. От усердия Алина застонала, чувствуя, что вот-вот у неё полностью иссякнут силы и тогда всё будет кончено.

Дзинь!.. Двери лифта открылись, выпуская старушку с таксой. Сегодня она оделась теплее, чем обычно, и под мышкой зажимала пёстрый зонт-трость.

- Помогите!.. - прозвучало тихо и жалко.

- Деточка, что случилось? - озадачилась старушка.

Такса громко залаяла, затем зарычала и бросилась к двери.

Внезапно с обратной стороны дверь отпустили.

- Девочка, сладкая девочка…

В едва слышном шипенье слышалось сожаление, холодное и гадкое, как корка тёмного льда в грязной луже.

Алина села на пол и разрыдалась. Старушка квохтала вокруг неё, точно курица-наседка, достав из сумки мятные конфеты и настойчиво предлагая угоститься. Зазвонил телефон. То была обеспокоенная долгим отсутствием дочери мама. Она задавала слишком много вопросов, на которые отвечать у Алины не было ни сил, ни желания.

- Мамочка, приди за мной, пожалуйста, - попросила Алина, сказав, где находится.

- Не волнуйся, я побуду с тобой до прихода мамы, - пообещала старушка.

Так и сидели в подъезде. В квартиру старушки Алина идти отказалась, как и что-то говорить. Такса тявкнула и, настойчиво тыкаясь носом в руку девочки, напрашивалась на ласку. Алина гладила её по голове и молчала, пока не пришла запыхавшаяся мама.

- Мамочка! - воскликнула Алина и снова погрузилась в себя.

- Вы не волнуйтесь, с девочкой всё нормально, - отвечала на благодарные реплики мамы старушка, в замешательстве не зная, что ещё рассказать, кроме виденного. - Я, пожалуй, пойду. Собаку выгулять надо. Ко мне, Родион, ко мне.

- Ах, ещё! - развернулась на лестнице старушка. - Всё же скажу! Берегите свою дочку, как следует. Я-то свою Полю не уберегла.

Предостерегла и ушла.

Мама взяла Алину за руку, вытерла её слёзы бумажным платочком, пробормотала что-то ласковое и повела домой, сказав то ли себе, то ли Алине, что дома они во всём разберутся.

- Я пойду к участковому в любом случае, так и знай, родная. И если это чей-то треклятый розыгрыш… Они пожалеют, что с нами связались. Съешь хоть кусочек, дочка. Ты же любишь запеканку. Я так старалась.

- Мамочка, не хочу, - ответила Алина и сделала ещё один глоток чаю.

- Давай я наполню ванну, хорошо? А потом спать – и никаких уроков.

Мама потрогала её лоб, опасаясь температуры.

Пена пахла клубникой - и её было так много, что Алина, как и раньше, представляла, что находится на Антарктиде, а рядом весёлое семейство пингвинов, и временно всё забылось.

- Вот и умничка.

Мама потёрла спинку Алине, затем включила душ и сполоснула ей волосы. Вытерев дочку полотенцем, она взяла её на руки и бережно отнесла в гостиную, где уложила на тахту.

- Не выключай свет, мамочка, пожалуйста… - В глазах Алины мелькнул панический страх.

- Конечно. - Поцеловала дочку в лоб и вышла, оставив свет включённым.

… Чтобы оплачивать счета, мама Алины работала на удалёнке, вела бухгалтерию нескольких магазинов и ещё занималась рекламой косметики в соцсетях. Каждый день она засиживалась допоздна, стараясь выложиться полностью, чтобы потом ни в чём не упрекать себя. Девять лет назад, когда, узнав о её беременности, отец Алины их бросил, она поклялась, что сделает всё, чтобы дочь ни в чём не нуждалась - и у них будет своё жильё. Справятся – решила она тогда, когда была ещё жива бабушка. Ох, бабушка…

Задумавшись, она глянула на часы на мониторе ноутбука: три утра. Бабушка говорила, что в это время правят бал злые силы… Мигнула настольная лампа. Раз, другой – и погасла. Холодок пробежал по позвоночнику мамы Алины. И тут она услышала хриплый, полный ужаса крик дочери из гостиной.

Света в гостиной тоже не было, а ведь женщина точно помнила, что оставляла бра включённым. И как-то даже похолодало…Неужели окно открыто?

- Алина, солнышко? - тихонько позвала дочь.

- Мамочка, я здесь…

Алина сидела на полу, возле шкафа.

Свет включился так же внезапно, как и погас. Обнимая дрожащую дочку, мама Алина обдумывала ситуацию. Что-то во всём происходящем было не так. И если бы она, как бабушка, была хоть чуточку суеверной, то сразу бы заподозрила происки чертовщины.

Алина попросила серебряный крестик, который подарила бабушка, когда её крестили. Увы, перерыв весь шкаф, мама так и не смогла его найти. Зато нашла бабушкины чётки – скорее, они сами под руку попались: лежали на полке возле их совместной фотографии.

Алина вцепилась в них так крепко, что пальчики побелели, и неожиданно сказала:

- Мамочка, давай прочитаем молитву, как бабушка учила.

Честно признаться, мама Алины ни одной молитвы не помнила. Пришлось повторять за дочкой. А напоследок мама, когда действительно стало чуть полегче, а в комнате потеплело, предложила Алине старое проверенное средство, тоже от бабушки:

- Куда ночь, туда и сон, а лучше к окошку подойти…

Алина замотала головой и полезла на тахту, зевая, с чётками в руках. Мама же пошла на кухню пить чай с ромашкой. Всегда так делала, когда не спалось. Она пила и думала, что завтра первым делом сходит к участковому, ситуацию нужно прояснить.

… - Если хочешь, милая, то сегодня можешь в школу не идти. Я классной позвоню, - утром предложила она.

- Нет, я пойду. Дома сидеть - тоскливо.

- Тогда будь осторожна и если что, то сразу мне звони! - воскликнула мама, недоумевая, почему дочка сразу так не поступила.

Но упрекать всегда послушную Алину не хотелось. Она того не заслужила... Дочка ушла. Мама мыла посуду, поддерживая себя мыслью, что они с дочкой со всем справятся вместе, как всегда.

… Участковый оказался нервным и очень усталым мужчиной, лет сорока пяти, с тонкими усиками и проблесками лысины у висков.

- Что вы хотели, женщина? Давайте быстрее, - поторопил он её, вертя между пальцами шариковую ручку. На идеально чистом столе стояла табличка «Жуков В. М.».

Она изложила проблему, на что получила ответ:

- Действительно, ходят у нас подобные слухи, возникшие из-за пропажи двух девочек. Но то сарафанное радио… Бабушкам-пенсионеркам не о чем больше болтать в этой глуши, как только придумывать невесть что. К слову о пропажах. Ведётся расследование, и есть кое-какие предположения. Конечно, я не уполномочен раскрывать детали, но уверяю, что ни о каком мужчине… - он фыркнул, - в коричневом костюме не может идти и речи. - Следователь заговорщицки понизил голос: - Одно скажу, что пропавшие из неблагополучных семей…

- Это даже не оправдание, - не сумела сдержать себя мама Алины.

Следователь изменился в лице, кашлянул, намеренно посмотрел на настенные часы и заговорил совсем другим тоном.

- Ничем не могу вам помочь. Детские фантазии, как и страхи, решаются совсем в другом заведении. Могу порекомендовать школьного психолога.

- До свидания, - резко попрощалась женщина и вышла за дверь.

Настроение было испорчено, время потрачено зря. Она вернулась домой и, заставляя себя, вернулась к работе. И даже выпила валерьянки, чего не делала уже давно. Успокоиться не удалось, и тревожные мысли одолевали её до самого обеда. Пришлось взять перерыв и заняться готовкой.

Алине весь день было тревожно, и, вопреки тёплой погоде, знобило. Только заболеть ещё не хватало. Обедать она не стала, кусок в горло не лез, а Женька неожиданно отдал ей своё яблоко.

- Спасибо, - ответила Алина и впервые за день улыбнулась.

Женя робко спросил, чего она такая кислая. Может, расхотела дружить? Алина покачала головой: мол, не в этом дело. И, пока решала, рассказать ли ему о случившемся, Женя уже ушёл дежурить по столовой. Плохо, что Яна вела себя как обычно: трещала без умолку о всяких телевизионных и звёздных глупостях. Словно совсем ничего не замечала: ни молчания Алины, ни тревожной усталости на её разом запавшем лице.

Мама позвонила сама, когда закончились уроки. Вот только ещё оставались кружки по русскому языку и биологии…

- Может, ну их в баню? Иди домой, дочка, хорошо?

Алина замялась. Сегодня было солнечно, и после четырёх часов ещё будет светло. На кружок ей хотелось, потому что учителя попались хорошие и занимались бесплатно, в отличие от столицы.

- Не-а, мама, я хочу сходить.

- Точно? - участливо переспросила мама.

- Ага.

- Я всё же тебя заберу.

- Не надо.

Алина замотала головой. Стыдно же такое… Что там – пятнадцать минут до дома идти? Она ведь решила пойти возле шоссе, по узкому тротуару. Машины, хоть и редкие в райцентре, сейчас вызывали у неё чувство безопасности.

- Уверена? - всё же переспросила мама и вдруг напомнила про бабушкины чётки, взяла ли их с собой Алина. Вот точно переживает, раз такое спрашивает.

- Взяла, не беспокойся, мамуля. Я позвоню, если что…

На кружках учителя Алину хвалили - и было за что. Изо всех пришедших она безошибочно прошла тестовые задания. На что она заявляла, что хочет врачом стать, поэтому и старается изо всех сил, и от смущения разулыбалась: приятно ведь, когда хвалят заслуженно. А в столице учителя всегда скупились на похвалу к детям из бедных семей.

Стоило покинуть школу, как стало ветрено. С запада стремительно наплывали фиолетово-чёрные тучи. Неужели гроза будет? Сердце сжалось. Закралась мысль позвонить маме, но Алина отогнала её прочь. На шоссе за забором проезжали легковушки. Ну, что она ведёт себя, как маленькая? Рука покрепче сжала в кармане чётки. Алина глубоко вдохнула и направилась к калитке в заборе, намереваясь выйти на шоссе.

Ветер был колючий и злой, швырял в лицо листья и сор, точно нарочно. Она прошла уже полпути – вон, впереди уже виднеется остановка.

«Девочка, стой…» - послышалось в шёпоте ветра. Алина замерла на месте, прикусила губу и обернулась. Мужчина в коричневом костюме улыбался, и от той улыбкой масло бы во рту замёрзло.

Она различила жёлтые, острые, мелкие и кривые зубы. Их было слишком много. Алина вскрикнула, когда губы на его лице растаяли, а зубы стали расти. Лицо совсем расплылось, превратившись в желто-серое пятно, на котором остался только разросшийся неимоверно зубастый рот.

Она снова закричала, выбегая на проезжую часть:

- Помогите!

Как назло – ни одной машины.

- Куда убегаешь, сладкая девочка… - ухватил за плечо, разворачивая к себе.

Крик превратился в бульканье. Ноги онемели. Она не могла смотреть на его лицо, поэтому закрыла глаза. От паники лихорадило, совсем не получалось собраться с мыслями и вспомнить слова молитвы... Хихиканье вырывалось из его глотки вместе с голодным рыком, точно он слюной давился.

Её пальцы нащупали в кармане ветровки чётки, крепко сжались, а в мыслях осталось только: «Бабушка, помоги». Успела выхватить чётки, когда слюна уже капнула на плечо ветровки, ткань зашипела, истаивая…

- Божечки!

Звуки ворвались пиликаньем потрёпанного вида «ауди», визгом шин и разъярённым криком водителя, открывшего окошко машины:

- Сдурела, малая?! Убиться решила?!

- Извините! - онемевшими губами выдавила из себя Алина. Горячие слёзы пырскнули из глаз. Её заколотило.

- Алина! - запыхавшись от бега, крикнула мама.

- Научите свою дочку правилам дорожного движения! - уже мягче отозвался водитель - и, закрыв окно, уехал.

Мама крепко взяла Алину за руку, увела от проезжей части. Её румяное лицо покрывал пот. Губы были стиснуты.

- Дома поговорим, Алина! - в тоне было всё: и радость, и облегчение, смешанное пополам с гневом.

… - Мамочка, ты мне веришь?! - воскликнула заплаканная Алина, во все глаза уставившаяся на мать, когда всё подробно рассказала.

- Верю, милая, верю…

Она действительно верила, потому что дочка ещё никогда не врала. К тому же броситься под машину, да ещё выйти на шоссе! Её Алина ни за что бы так не сделала. Боялась до ужаса. Видела, увы, несколько раз, как пешеходов сбивали на дороге лихие водители… Как же хорошо, что она решила Алину встретить.

- Мамочка, наверное, мне бабушкины чётки сегодня помогли… - И добавила: - Можно, я спать сегодня не пойду, побуду с тобой в кабинете? Этот дяденька в коричневом костюме, как засну, снова во сне придёт… Точно.

- Хорошо, милая, посидишь со мной, порисуешь. Я тебе своего кофе «вредного» заварю или чая крепкого. А пока допивай скорее какао, пока не остыло, и сырники доедай. Холодные – потом невкусные будут.

Алина успокоилась: в маму она больше всего на свете верила. Так еще бабушка говорила, что мама её золотая и такая хорошая – одна-единственная на целом свете.

- Мамочка, обними меня, пожалуйста, крепко-крепко.

- Хорошо, зайка, - и обняла.

К двум часам ночи Алина задремала и чуть не свалилась со стула, но мама вовремя её поймала. Занесла в гостиную и уложила. Свет не выключала и решила, что через полчасика работы и сама ляжет. За этот сумасшедший день она так изнервничалась и устала…

Как задремала возле ноутбука – не помнила. Только проснулась от сдавливающего сердце ужаса. «Алина?!»

- Алина… - вышло хрипло и едва слышно. В квартире темно и тихо.

- Не открою. Нет. Уходи, - со стоном пришёптывала Алина у входной двери. Кто-то тихонько постукивал с обратной стороны.

- Алина, дочка… - прошептала мама, раз за разом щёлкая выключателем.

Свет загорелся и тут же потух. Сердце мамы Алины оледенело.

«Вызвать полицию. Немедленно».

Она обняла дочь и увела её от двери. Удивительно, но в гостиной свет включился. Алина стояла с закрытыми глазами, бледная, взлохмаченная.

Нельзя будить – вспомнила женщина, что где-то читала про лунатиков. Схватила четки, лежащие возле кровати, – сразу полегчало. «Так звонить в полицию или нет? И что я скажу? Что кто-то стучал? Засмеют и не приедут».

Прислушалась: кажется, стучать перестали. И хорошо. Они с Алиной посидят до утра в гостиной при свете, а потом соберут вещи и уедут куда подальше. Отложенных на непредвиденный случай денег хватит на первое время, а там она возьмёт на себя работу с ещё парочкой магазинов. Ничего, они справятся. Может, просто в райцентре для них оказалось неподходящее место? Вздохнула и прикрыла глаза.

За окошком заскреблось. Раз-другой, как острым когтем по стеклу. Занервничала – и не удалось списать всё на ветку дерева. Ведь под окном кусты, а живут на втором этаже. «Нет, нет, не выманишь», - повторяла как молитву про себя мама Алины и сидела, всё крепче сжимая чётки в руке, не чувствуя ни боли, ни того, как в гостиной похолодало. Усталость взяла своё, она задремала.

… - Не отдам! - вскрикнула женщина и проснулась.

- Мамочка, что случилось? - протирала глаза и зевала Алина.

- Давай, дочка, вставай и собирай вещи. Мы уезжаем.

- Совсем?

- Да.

- И хорошо, наверное, - отозвалась дочка.

Собиралась она, как и мама, быстро.

Такси здесь надо было ждать целый час. Быстрее было ехать автобусом или маршруткой до автовокзала. Алина – с рюкзаком за спиной и маленькой спортивной сумкой, её мама – с небольшим чемоданом на колёсах, старым, практичным, направлялись на дальнюю остановку, ближе к площади. А то мало ли… В семь утра вокруг попадались лишь редкие собачники да единственный пожилой мужчина, бегун в красной шапочке.

- Мамочка, вон он?! - испуганно крикнула Алина и начала пятиться.

Мама достала чётки и телефон, собираясь звонить в полицию.

- Где? - стала озираться вокруг в тающих ветреных утренних сумерках.

Шуршали листья. Тишина. И вдруг услышала шаги впереди, крадущиеся, медленные.

- Кто здесь?

Увы, прозвучало совсем не грозно, а растерянно.

Алина подошла вплотную и крепко взяла за руку. Так, телефон или чётки? И сердцем мама выбрала чётки. Вспомнилась бабушка и её простая молитва.

Шипящий смешок раздался очень близко и тут же слился с шорохом листьев. Стало жутко.

- Повторяй за мной, милая.

- Ангел-хранитель небесный. Защити. Помоги.

Шаги притихли и вдруг исчезли. Только ветер резко, зло ударил в лицо, как в отместку, срывая капюшоны и путая волосы. Запахло прелыми листьями, удушающе сладко карамелью и неприятно гнилью.

Выдохнули. Прошли несколько метров. Резко похолодало, да так, что даже дышать стало больно. Вонь усилилась, сгустившись в нечто совершенно омерзительное: запах трупного разложения.

Алина закашлялась и вдруг завопила:

- Мамочка, помоги! Он схватил меня!

Снова резкий сильный порыв ветра – и Алину потащило куда-то в сторону.

Сердце в груди мамы Алины обмерло. Всего на мгновение, но она увидела мужчину в коричневом костюме. Сочный цвет, вельветовая ткань, начищенные до блеска туфли. Как нарочно, притягивал глаз, давая хорошо рассмотреть себя… И размытое зубастое лицо, какое-то невероятно раздутое, как от распирающих изнутри газов под слоем желтушного воска. Секунды паники душили, она задыхалась. Вдох-выдох. Пальцы сами отпустили ручку чемодана.

- Ты не получишь её, урод!

Женщина с криком бросилась вдогонку, скручивая чётки в кулаке. Догоняя и занося руку для удара, целясь прямо в его зубастое лицо. А бить мама Алины умела хорошо, крепко. Во время учёбы ходила на курсы самообороны.

Раз, другой третий!.. Прямо по этим мелким, острым выпирающим из практически безгубого рта-пасти зубам да в челюсть. Он, казалось, опешил. Затем стал блекнуть. И стал совсем не страшным. Таким кого можно победить?..

Несколько выбитых зубов, сочащихся гнойным, тягучим, по-сопливому белесым, упали на асфальт и исчезли, как холод и отвратительный запах. Женщина вырвала дочку из его рук и прижала к своей груди.

- Я тебя не боюсь! Так и знай! Убирайся прочь от моей Алины! - крикнула с материнской яростью дракона.

Лицо мужчины в коричневом костюме исчезло первым. Затем замельтешил, изойдя серо-белым, как помехи в телевизоре, яркий костюм и туфли. Влажно хлюпнул весь силуэт и осел грязно-коричневой лужей на асфальт. Затем вспучился тёмным пузырём и с хлопком и треском взорвался. Запахло чем-то отвратительным, как с помойки, но уже совсем слабо.

Облегчение накрыло их обеих, как глоток счастья. Алину колотило, она захныкала, как бывало, совсем крохой, а у мамы зуб на зуб не попадал от шока да руки тряслись, но всё равно дочку обняла и прижала к себе крепко-крепко. Сердце у обеих в груди бухало и стучало бешено ещё минут тридцать, пока стояли на пустой дороге, а мимо ехали автобусы и редкие машины.

- Мы его прогнали? Насовсем, правда, мама? - с надеждой спросила Алина.

-Угу, - выдавила из себя, тоже уверенная в этом мама, шмыгнув носом. По щекам от пережитого волнения текли слёзы, в носу хлюпало, как при простуде. - Это всё чётки бабушки, дорогая, - добавила мама, приглаживая пальцами растрёпанные ветром волосы Алины. Затем присела, чтобы поднять за ручку чемодан.

- Нет, это всё ты, мамочка! Ты у меня такая смелая! Я так сильно люблю тебя, и, знаешь что, мама, я больше ничего не боюсь: ни этого мужчины в коричневом костюме, ни чего-то ещё, когда ты рядом. Давай не будем уезжать, ну пожалуйста-пожалуйста? - на выдохе попросила Алина, заглядывая матери в глаза.

Мама улыбнулась в ответ и вдруг засмеялась. Алина тоже захихикала, ведь смех матери оказался таким заразительным. Ещё какое-то время они так и стояли, сгибаясь от смеха и держась за руки, на зависть недоумевающим прохожим, спешащим по своим делам ну с очень серьезным выражением на лицах.

Наконец устав смеяться, переведя дух, мама с дочкой переглянулись и пошли обратно, домой.

Мы не были подругами, нас интересовали совершенно разные вещи, но цеплялись друг за дружку, наверное, чтобы был повод вырваться из дома. Ведь все мы «понаехали» в этот малюсенький городок, который не отпустит, пока дети не вырастут.

Неудивительно, что вскоре наступила неловкая пауза, и одна из моих приятельниц, хмыкнув себе в бокал, словно боясь, что ее перебьют, посмотрела на меня:

-А ты ведь пишешь?

Я нервно поерзала на стуле. Не хотелось развивать эту тему здесь. Но ответить пришлось:

-Пишу. Точнее, пытаюсь.

Со всех сторон посыпались фразы «Как здорово», «Как интересно». Но я-то знала, что не здорово и неинтересно. По крайней мере, никому из них.

-А о чем ты пишешь? - спросил кто-то.

И вот этот вопрос я не любила. Нет, я вовсе не скромница, и мне всегда льстит внимание к собственной персоне. Даже не буду отнекиваться. Но жанр, который я выбрала, не так популярен среди моих знакомых.

-Ужасы, мрачная бытовуха, - после моей фразы увидела непонимающие взгляды, пришлось добавить, - Мрачная бытовуха - это истории об обычных людских проблемах, приправленные мистикой… ну или… внезапно, ужасами.

-А расскажи что-нибудь.

-Да, расскажи свою страшилку!

Какое-то время посопротивлялась, причем искренне. Все мои творения для меня, как дети. И наступал тот острый момент, когда мне приходилось вывести своего «ребёнка» напоказ. И не приведи Господь, кому-нибудь из знакомых высказать свое «фи». Что ж, ладно, есть у меня история.

-Жила-была девушка по имени Виктория… Ой, нет, не так… Слишком банально. Виктория была очень толстой… Нет, опять не так, - я нервничала, суетилась, там ведь было другое начало, - Сейчас-сейчас, минуту, вспомню, сформулирую.

Я ожидала услышать подколки и смешки, но компания собралась довольно приличная, никто не перебивал и действительно дали собраться с мыслями. Рисковать я все же не стала, открыла заметки в телефоне, начала читать.

-Виктория ощущала себя губкой, - замелькали улыбки, - Той самой, кухонной, пористой, сочащейся влагой от каждого движения. Она еле переставляла свои массивные, похожие на бутыли для кулера ноги. Колени дрожали от слабости, очень хотелось есть. Сегодня она едва не отдала богу душу, выкладываясь в спортзале. Тягала гантели, будто от этого зависит ее жизнь, рьяно приседала, как тренер учил, словно на невидимый стул. Только вот Виктории вовсе не стул там представлялся. Она воображала как садится целлюлитной задницей своему тренеру на лицо да так явно, что даже вставать обратно не хотелось…

Подождала, пока девочки проржутся, продолжила.

-Этот рельефный красавчик стал для неё настоящим наваждением, ее идолом и богом. Именно он втянул ее в новую религию: диета, спорт, голодание и мечты о красивом теле. Именно для него она выжималась лимоном до головокружения и обмороков, но пока оставалась лишь кухонной, потной губкой.

В ее доме теперь царила атмосфера, будто кто-то умер, ведь все зеркала она завесила тканью, лишь бы не видеть свои три подбородка и колыхающийся при каждом шаге жир, растянувший когда-то упругую кожу.

Живот громко заурчал, прося еды. Виктория какое-то время морила себя голодом, не смотря на запреты тренера. Ведь она стремилась поскорее приблизить свою фигуру к идеалу, а потом оседлать этого белозубого жеребца.

Внезапно прямо посередь улицы она увидела странное свечение. Так подсвечиваются луты в компьютерных играх.

-Что такое «луты»? - уточнила самая старшая. Ненавижу, когда перебивают. Ну, сама виновата.

-Считай, свет клином сошелся на этот месте, - пояснила я, - Так вот там мерцал и переливался… Бургер! Самый настоящий бургер в картонной коробке. Лежит, нетронутый, прямо на дороге! Виктория остановилась и потерла глаза, ожидая, что тот исчезнет, растворится в воздухе, как мираж. Но тот никуда не делся. Глянцевая булочка, посыпанная сверху кунжутом, была целой, никем не надкушенной. Вика посмотрела по сторонам, вроде никто не видит. Она аккуратно подняла коробочку и принюхалась, запах котлеты сводил с ума. Вика представила себе вкус, рот наполнился слюной. Интересно, что он здесь делает? Должно быть, это какая-то высшая сила оценила старания Виктории и подкинула ей еды в качестве поощрения. Да, она определенно заслужила!

Она еле попала себе в рот, обессилевшие руки ходили ходуном. Потек по подбородку соус, а потом перекинулся на пальцы. Викины глаза закатились от удовольствия. Захрустели маринованные огурчики. Как же вкусно! Весь мир перестал существовать, есть только она и он - питательный и сытный! Какая же она идиотка! Довела себя до состояния галлюцинаций. Ведь ей явно послышалось, как бургер сначала жалобно мяукал, а теперь, когда от него осталось чуть больше половины, затих. В этот же момент Вика поняла, что уже наелась. И этот факт не мог не радовать, ведь когда-то ей требовалось два, а то и три таких бургера за раз.

Остатки бросила в кусты, а потом облизнула пальцы один за другим, смачно причмокивая.

Правда, дома ее начало нещадно полоскать. Виктория согнулась над унитазом, изрыгая из себя бурые потоки. Привкус отдавал кровью. И она не на шутку испугалась, не открылась ли у неё язва.

Выйдя из туалета, Вика прямиком направилась к весам. Цифры - вот, что волновало ее в первую очередь. Хотелось увидеть, сколько она сбросила, благодаря нагрузкам и тому факту, что она выблевала-таки лишние калории.

Экран весов подсветился синим, немного поколебался показатель граммов. Вика охнула себе в руку. Да, она скинула каких то сто грамм, но вес все еще был слишком большим. Тридцать девять килограмм.

Тишина…

-И все? - уронила та, которая сидела ближе всех.

-И все.

-Какая… чушь… восхитительная.

Моя рука сжала вилку. Ей пиздец.