ganpresents

Офис «Подмены» - на последнем, стотридцатом этаже. Вместительный и безопасный, лифт добрался до цели за секунды. Мы вышли под ручку и осмотрелись. Круглая площадь, уставленная мониторами на ножках; вокруг – механические окна. Искусственные цветы, не отличающиеся по виду от настоящих, великолепные репродукции картин, 3D-графика – оценили всё. В общем, удачный, броский и запоминающийся, но не надоедающий дизайн. Люди в самых разных одеждах и самых различных возрастов ходили и стояли, говорили и молчали, рассматривали интерьер и пользовались его благами.

Налево заворачивал просторный коридор, но мы решили подойти к ближайшему монитору. Поймав нас в объектив подвижной камеры, он вышел из режима ожидания и поздоровался совсем не компьютерным голосом:

- Приветствую вас в офисе «Подмены жизни»! Для продолжения знакомства или начала сотрудничества, пожалуйста, прикрепите датчик к голове.

Ножка, на которой стоял монитор, оказалась частью устройства: от неё открепились и подлетели к нам два прозрачных шланга с металлическим кольцом на конце. На внутренней стороне кольца располагались микроэлементы. Мы сразу догадались: это надо надевать на голову. Что и проделали.

- Благодарю вас, - произнёс вежливый интерфейс. – Теперь выберите персону.

Если реклама не врала, то благодаря последним разработкам в области генетики и кибернетики можно было на предзачаточной стадии задать ребёнку программу. «Подмена жизни» предлагала вырастить из вашего ребёнка одну из известных личностей, чьи генетические данные хранились в базе: политического деятеля, военного, художника, рок-звёзду... Причём обещалось сходство по всем признакам – внешность, характер, манера поведения, голос и остальное.

Мы с женой остановили выбор на литераторах, правда, никак не получалось определиться с конкретным человеком. Жена настаивала на поэте, а я симпатизировал прозаикам.

Сперва богатый выбор генетических кодов нас озадачил. Мы принялись переговариваться, обсуждая одну кандидатуру за другой – почти как дома. А потом интерфейс предложил:

- Если вам сложно выбрать, ограничьте предложения определённой категорией.

- Фантасты, - не сговариваясь, одновременно сказали мы.

На экране, сменив голографическую заставку, тотчас появился список, с фотографиями и видеороликами, а также ссылками на биографии, библиографии и публикации. Предоставлялись для ознакомления и произведения авторов.

Я повернул голову к жене.

- Ну что, поехали?

- Поехали.

И жена выбрала Антона Чехова. Не знаю, каким образом он затесался в писатели-фантасты; впрочем, у него есть несколько текстов, которые ни в коем случае не отнесёшь к реализму. На экране отобразилось трёхмерное лицо Чехова, краткие сведения о нём и кнопка «Создать модель».

- Воспользуйтесь системой моделирования ситуаций, - опередил нас услужливый интерфейс. – Просто нажмите на кнопку и смотрите, что произойдёт, если установить ребёнку выбранную программу. Вы вольны в любой момент прервать демонстрацию, воспользовавшись соответствующей опцией.

Жена одобрительно кивнула. Я нажал кнопку. В следующую секунду перед нашим мысленным взором развернулась картина.

Комната. Внутри неё – робо-кроватка. Кроватка качает малыша, который требовательно кричит – так, будто убеждает пациентов какой-нибудь клиники в необходимости принимать лекарства. Вот малыш замолкает, но затем, не менее уверенно, возобновляет «спич».

Картинка меняется. Мама идёт за ручку с трёх- или четырёхлетним ребёнком на улицу. Во дворе мальчуган вырывается и убегает, чтобы внимательно исследовать окружающий мир. Он копается в земле, ворошит опавшие листья, пытается поймать кошку и распугивает голубей. Наконец, залезает на качели и, когда закрывается замок безопасности, принимается вертеться из стороны в сторону, изучая механизм.

Новая картина. Мальчик лет семи-восьми сидит на кровати, рядом с ним – мама. Они играют в доктора, и мальчишка то и дело произносит медицинские термины, хотя, казалось бы, откуда ему их знать? Сын хорошо говорит по-русски, однако довольно неохотно.

Смена изображения. Антоше двенадцать-четырнадцать, самое начало подросткового возраста. Он не хочет мазать рану на ноге зелёнкой, заявляя, что лучше понимает в медицине. Отец выдвигает доводы, но все они разбиваются об утверждение: «И вообще я не люблю докторов». Сказав это, Антоша принимается мечтать о поездках по просторам России и о путешествиях в дальние страны. Особенно его привлекает остров Цейлон.

Ещё одна сцена. Антон отмечает день рождения; парню исполнилось восемнадцать лет. Он учится на первом курсе мединститута. В качестве подарка родители преподносят ему Новейшую Электронную Медицинскую Энциклопедию, голосовую записную книжку последней модели и авиабилет в Карелию, с оплаченным проживанием в гостинице...

Здесь мы решили прервать показ. Я коснулся кнопки, а жена, выйдя из профиля Чехова, стала прокручивать список фантастов. Мы остановили выбор на Роберте Говарде и, рассмотрев его смоделированное трёхмерное фото, запустили функцию просмотра.

Комната. Внутри неё – робо-кроватка. Кроватка качает малыша, который постоянно плачет и тянет ручки к матери. Успокаивается он, только очутившись в маминых объятьях.

Картинка меняется. Мать идёт за ручку с трёх- или четырёхлетним ребёнком на улицу. Во дворе мальчуган ни на шаг не отходит от мамы. Если бродит по дорожке, то лишь вместе с ней. Если играет в песочнице, то через каждые полминуты проверяет, на месте ли мать, а когда она отходит или отворачивается от него, громко хнычет.

Новая картина. Мальчик лет семи-восьми сидит на кровати, рядом с ним – мама. Они играют в доктора, но сын не проявляет никакой инициативы. Пока мама его «лечит», Боб (по-английски) рассказывает о своём друге Говарде, с которым они вместе придумывают истории. Маленький Роберт делится фантазиями: когда-нибудь Говард уедет, женится, осядет в доме на отшибе цивилизации, и они будут дружить по переписке и вместе публиковаться...

Жена попросила остановить демонстрацию, а стоило мне нажать кнопку, немедленно выбрала третьего писателя. Конечно, теперь честь выпала Говарду Лавкрафту.

Комната. Внутри неё – робо-кроватка. Кроватка качает малыша, который не кричит и не лопочет, а словно бы не подаёт признаков жизни. Он неохотно произносит «гу-гу» и мгновенно замолкает.

Картинка меняется. Мама идёт за ручку с трёх- или четырёхлетним Говардом на улицу. Во дворе он ведёт себя, будто сомнамбула: лениво двигается, мало общается и обводит окрестности таким взглядом, точно это действие доставляет ему невыразимые муки...

Тут, наверное, опять сработала интуиция жены, потому что она прервала показ и активировала модель следующего автора. Харлана Эллисона.

Комната. Внутри неё – робо-кроватка. Кроватка качает малыша Харлана, который не замолкает ни на секунду. Мать берёт его на ручки, но тот сильно пихается. Отец предлагает помочь. Мама соглашается и передаёт ему ребёнка, однако с папой малыш ведёт себя точно так же.

Картинка меняется. Мама идёт за ручку с трёх- или четырёхлетним мальчуганом на улицу. И хотя с ней паренёк общается уже почтительно, детям на площадке он всячески демонстрирует собственное превосходство...

Картина прервалась; судя по реакции жены, этот вариант её тоже не устроил. Она дольше, чем в предыдущие разы, просматривала список предложенных персон и в конце концов выбрала братьев Стругацких, несмотря на то, что их двое.

Комната. Внутри неё – двухместная робо-кроватка. Кроватка качает малышей, поведение которых ничем особым не выделяется. Разве что они то и дело тянут друг к другу ручки, и, заголоси Аркаша, Боря непременно подхватывает «беседу»...

Я вслух заметил, что братья симпатичные, но чересчур сложно воспитывать сразу двух детей. Жена согласилась и снова нажала на «стоп». Выбор перед нами стоял отнюдь не простой.

Мы просмотрели ещё с десяток писателей, прежде чем, изрядно утомлённые, добрались до Нила Геймана.

Комната. Внутри неё – робо-кроватка. Кроватка качает малыша, и он абсолютно спокоен – просто лежит и смотрит в потолок. «Заговаривает» младенец, лишь когда ему хочется есть.

Картинка меняется. Мать идёт за ручку с трёх- или четырёхлетним ребёнком на улицу. Во дворе мальчуган во всём слушается маму. Спросив у неё разрешения, неторопливым шагом идёт к детской площадке, по дороге меланхолично оглядываясь. На площадке знакомится с другими детьми и устраивает с ними совместные игры.

Новая картина. Мальчик лет семи-восьми сидит на кровати, рядом с ним – мама. Они играют в доктора, и мальчишка делает вид, что умирает. На вопрос мамы «Почему ты всё время изображаешь покойника?», Нил отвечает: «Не знаю. Просто мне нравятся кладбища». Мама знает об этом. Она «вылечивает» сына, и они меняются ролями.

Смена изображения. Сыну двенадцать-четырнадцать, самое начало пубертатного периода. Он рассказывает родителям о том, что написал несколько рассказов и стихотворений. Стихи опубликовала школьная стенгазета, а один рассказ под названием «Начитавшись Лавкрафта» даже принял к публикации журнал для детей и подростков.

Ещё одна сцена. Нил отмечает день рождения; парню исполнилось восемнадцать лет. Он учится на первом курсе факультета журналистики. Задания даются ему без труда, преподаватели хвалят студента, а в зачётке у него сплошь положительные оценки.

Демонстрация продолжается. Нилу двадцать два. На пятом курсе журфака он знакомится с хорошенькой, вежливой, умной девочкой из достойной семьи. Они некоторое время встречаются, после чего Нил делает любимой предложение, и та даёт согласие...

В этот раз кнопки «Стоп» наши пальцы коснулись синхронно. Мы переглянулись и сняли с головы кибер-обручи.

- Показ завершён, - объявил интерфейс «Подмены жизни». – Желаете возобновить?

Я взял жену за руку.

- Нет, спасибо, - ответил монитору.

Изображение Нила Геймана вмиг пропало, и его место заняла голограмма-заставка.

- Подскажите лучше, - договорила за меня жена, - где нам найти человека, у которого можно записаться на операцию?

- Свободные консультанты доступны на этом этаже в кабинетах 1, 2, 4 и 6, налево от лифта, - разъяснил компьютеризированный помощник и опять включил режим стэнд-бай.

Я крепко сжал ладонь жены; она прильнула головой к моему плечу. Мы возвратились к лифту и свернули в широкий коридор. Пока мы искали консультанта, который записывает на подмену, нас обоих не покидала одна и та же невероятная мысль:

«Похоже, обычному ребёнку обыкновенных родителей предначертано быть… Нилом Гейманом!»

Фролов повторил вопрос, но с тем же результатом.

Тогда мужчина заглянул в глазок, заранее боясь того, что может там увидеть. И – ничего не разглядел. Кроме пустого коридора, привычного, тихого, будто бы ожидающего.

Коснувшись сенсора, Фролов заставил дверь въехать в паз, вышел из квартиры. Первое время оглядывался по сторонам, словно бы намеренно не оборачиваясь к открытому дверному проёму. Будто бы чувствовал, знал. Всеми силами оттягивал момент понимания. Но в конце концов, ему пришлось поступить так, как следовало. Порывисто, рефлекторно вздохнув, повернулся к открытой двери… и обомлел. Краска здорового румянца моментально сошла с лица, уступив место мертвенной бледности. Он догадывался, что там увидит, однако предугаданность не облегчила знания – наоборот, сделала невыносимее.

Магнитная метка, прикреплённая к стене справа от входа в квартиру, помигивала сигнальным огоньком. Именно её Фролов и ожидал, и боялся увидеть. И всё бы отдал, лишь бы её тут не было…

Инспекторы всё-таки пришли к нему! Но почему? Он же ничего не сделал! У них нет никаких оснований!..

Иногда складывалось впечатление, что сторонники предсказаний действуют наперекор логике, на чистой интуиции. Или более того – случайным, спонтанным образом. Выскажи кто-нибудь Фролову подобное предположение минут пять назад, не просто бы не поверил – поднял говорившего на смех. Но как же тогда объяснить присутствие метки здесь, снаружи ЕГО квартиры?!

Отчаянно надеясь, что послание предназначается не ему, а кому-то другому, Фролов провёл ладонью над магнитной полосой. Проявились голографические буквы, сложившись в полное имя. Его имя.

Ноги Юрия подкосились.

Понимая, что выбора нет, потянулся вспотевшей рукой к метке, снял её. Только это случилось, как механический голос, предельно похожий на приятный, но бесстрастный женский голосок, оповестил:

- Время вашей смерти: … . Ожидайте.

И это происходило с ним – не с кем-нибудь другим, а с ним самим! Он не представлял творившееся, основываясь на ярких рассказах третьих лиц, нет. Инспекторы явились сюда, решили покончить с ним излюбленной, доступной им манерой. Фролов не был даже знаком с людьми, которых приговорили. В глаза не видел. И их близких – тоже. Всё, что он знал о реальности предсказаний, по сути, ограничивалось услышанными и прочтёнными историями. Теперь же реальность стучалась в дверь, да стучалась громогласно, ломилась всеми силами!..

Фролов поднял руку, в которой держал самодеактивирующуюся метку. Вытер со лба пот. Пальцы сами собой разжались, метка с оглушительным стуком упала на пол. Пот ужЕ выступил снова. Не обращая внимания ни на это, ни на оброненную метку, что должен хранить вплоть до прихода инспекторов, Юрий скрылся в квартире. Закрыл, запер её; привалился спиной к двери.

Пытался отдышаться, и не получалось. Хотел привести мысли в порядок, но там царил хаос.

Что же делать? Что?!

А разве можно что-то поделать в такой ситуации? Фролов не слышал ни об одном случае, когда человек, отмеченный инспекторами, избегал предрешённого. Конечно, была возможность: одна на тысячу… на десятки тысяч… но только в том случае, если человек – дом. Представитель доминантного ответвления. И здесь тоже тупик, тоже нет надежды, ведь Юрий, как выявил тест, относился к гораздо более распространённому ответвлению рецев – рецессивных. Многочисленных, трудолюбивых, боязливых. Бесправных – хотя никто бы не рискнул произнести это слово вслух.

Мысленно Фролов проклял государственный строй, где верховодят предсказатели. Причём не пассивные пророки, а те, кто способен и озвучить предначертанное, и привести в исполнение.

Реальность надвинулась непроглядной чёрной тучей. Навалилась неподъёмным стотонным грузом. Дышать стало очень тяжело, почти невозможно.

«Зачем мы им? Зачем? Для развлечения? Как мышки – кошкам? Или?.. И что же делать?!..»

Чем дольше стоял, опираясь на дверь, тем яснее сознавал, что выхода нет и не будет. Однако человеческая натура соткана сплошь из противоречий, фантомов, иллюзий. И Фролов принял единственное возможное – для него – решение. К тому же час икс назначен на сегодня. Ждать оставалось совсем немного. Хотя – как посмотреть…

Весь взмыленный, в поту, Фролов рванулся в комнату. Забрал из магнитного ящика автоматический бумажник и фон. Загнанно, бешено заозирался в поисках того, что ещё должен взять… сделать… надеть… Мысли вовсе отказывались работать. В итоге, ничего лучше не придумал, кроме как сунуть ноги в ботинки, накинуть куртку. Обычный наряд рядового клерка, кем и являлся Юрий Фролов. Неинтересный серый человечек.

Сенсором открыв входную дверь, Фролов рванулся прочь из квартиры. Хрустнула под ногой раздавленная магнитная метка. Преступление, крайне серьёзное. Впрочем, какая теперь разница? Он бежал, бежал… не знал куда и зачем, ведь смысла не было. Но – бежал. Спустился на скоростном лифте на первый этаж, выскочил на улицу, в недружелюбную, неприветливую прохладу, под пасмурное небо. Открыл арендованную хилую машину, забрался внутрь, захлопнул дверцу, поднял мобиль в воздух и встроился в скорый автопоток.

Казавшийся обжигающе морозным воздух врывался через систему вентиляции. Фролов скорее выключил её, коснувшись сенсора на пульте управления. Кажется, стало полегче – но лишь на пару секунд.

«Скорее! Прочь, прочь! – метались в голове мысли. – Но куда? Для чего?..»

Сейчас не хотел, отказывался, не мог думать! Надо бежать – от них, от себя, от времени! От реальности!..

Фролов прервал безумный полёт, когда, немного придя в себя, краем глаза заметил на голокарте какой-то дешёвый отель. Юрий не подозревал о его существовании, потому что никогда раньше не оказывался в этом секторе – за пределами городской черты, так далеко от дома.

Повёл мобиль на посадку. Приземлившись, выбрался наружу, окинул взглядом здание отеля. Выглядит старо, неприветливо, хотя вроде бы построен по современным лекалам. Да и есть ли разница, где ждать неизбежного?

О том, что нужно запереть машину, Фролов вспомнил лишь при входе в отель. Обернулся, воспользовался сенсоключами. Мигнули фары, сообщая, что авто встало на сигнализацию. Юрий убрал ключи, вошёл внутрь мрачно, чуть ли не враждебно нависающего над ним здания.

Приблизившись к стойке администрации, окинул взглядом работавшую за ней симпатичную молодую беловолосую девушку.

«Она знает?!»

Девушка без всякого интереса посмотрела на Юрия.

- Одноместный или двуместный? – спросила резким высоким голосом.

«Наверное, знает. Какие холодные глаза… А не всё ли равно?!..»

Фролов уже открыл рот, чтобы ответить администратору, когда в кармане, заливаясь весёлой мелодией, затрезвонил фон.

Чувствуя неладное, Юрий неторопливо, будто промедление могло что-нибудь изменить, вытащил жизнерадостно звонящий аппарат. Посмотрел на экран. Вызывал Арсений Бойков, единственный близкий друг.

Сердце захолонуло пуще прежнего: Фролов всё понял.

«Никому от них не скрыться!»

Никто не в силах опровергнуть предсказания, к тому же сознательными поступками. А особенно – если ты обыкновенный рец.

Вдруг звонки прекратились. Фролов обрадовался: неужели?!..

- Так вам нужен номер? – безразлично поинтересовалась администратор.

Юрий вновь посмотрел на девушку. Та жевала жвачку, глядя бесстрастно и без сожаления.

«Хотя видит, в каком я состоянии!.. Неужто всем всё равно? И здесь, и в черте города? Во всей стране?!»

- Я…

Но не договорил – снова затрезвонил фон.

Вызывает Арсений Бойков, - значилось поверх экрана голографическими буквами.

Понимая, что ничего не изменить и что не ответить не имеет права, Фролов ткнул в аппарат пальцем, поднёс к уху.

- Алло… - полусказал-полувыдохнул.

- Юра!.. – послышался знакомый, но какой-то хриплый, надсадный голос. – Как хорошо, что ты ответил… У меня… этот дурацкий приступ… Приезжай скорее!.. Нужен кто-нибудь, чтобы вколоть…

Даже если бы хотел, Фролов не смог бы вставить ни слова в речь Арсения. Тот говорил хоть и с явным трудом, но поспешно, точно боялся: не успеет сказать всё, что должен. Слушая друга, Юрий с ног до головы покрывался липким пОтом.

«Всё решено… Заранее и окончательно решено…»

ПРЕДрешено…

А затем, стоило на пару секунд отвлечься от слов друга, фон замолчал.

- Алло? Арсений? Алло!..

Нет ответа.

Юрий понимал, что не сможет поступить иначе…

- Я еду.

Сказав это, Фролов выключил фон и, под вскрик удивления администратора, разбил аппарат об пол отеля. Выбежал на улицу, каждый миг чувствуя на спине негодующий взгляд молодой девушки. Знает она или нет? Какая разница. ОН – знает. И сейчас его цель – вернуться туда, в тот дом, где его будут ждать. Вернуться, чтобы помочь, возможно умирающему другу…

Старое авто поднялось со стоянки возле отеля и на всех парАх направилось обратно в город.

Они уже были там: в бесцветной одежде, безликие и неподвижные, возле столь же бесцветного мобиля. Когда авто Фролова приземлилось и владелец выбрался наружу, у него возникла до предела странная мысль. Будто бы всё это происходит не с ним, а с кем-то другим, совершенно незнакомым, в какой-то вымышленной реальности. Притом чувство страха никуда не делось, усилившись многократно. Возможно, он, и образно, и прямо говоря, шагнул за черту, где вещи и события меняются до неузнаваемости.

Несколько десятков метров до двух застывших в ожидании инспекторов казались километрами – пустыми, полными отчаяния, ужаса… и смерти. Юрий знал, зачем звонил Бойков: вовсе не затем, чтобы друг прилетел и спас его. По требованию, приказу инспекторов, боясь за собственную жизнь, Арсений позвонил Фролову, дабы зазвать того сюда, в место, где он и должен находиться.

«Никто не сбежит от них. Никто не отменит предначертанного… в особенности рец. Банальный рец».

Километры разматывались и разматывались, пока Фролов шёл. Ему то казалось, что бежит, то – что стоИт на месте. На деле же мужчина шёл как обычно, никуда не спеша, однако восприятие выделывало с окружающим фантастические трюки. Тридцать километров… двадцать пять… двадцать… Когда же они закончатся? Когда?!.. Пятнадцать… десять… пять…

…С расстояния в «два-три километра» Фролов разглядел их лица – пародии на таковые. Ничего не выражающие, без характерных черт, поскольку инспектора носили специальные маски, тончайшие, облегающие, неощутимые, но визуально сглаживающие, уничтожающие нос, брови, щёки, губы… Лица двух полуразложившихся трупов – вот что предстало глазам Юрия.

Один километр… пятьсот метров… триста метров…

Двести метров – и один из инспекторов поднял руку с зажатым в ней деактиватором. Обездвиживателем. Направил на Фролова.

Сколько там, пятьдесят метров? Меньше?..

Юрий закрыл глаза. Дыхание то ли участилось, то ли замерло…

- Как я рад, - сухим голосом без каких-либо особенностей произнёс один из инспекторов, - что наконец-то можно ликвидировать этого индивидуума.

Даже во фразе, скрытой завесой интонационных защитных механизмов, Фролов легко ощутил невероятный заряд ненависти и ярости. Юрий замер; ждал, когда последует выстрел, который мгновенно остановит сердце. Шли секунды, часы, года, эпохи… А выстрела всё не было.

«Да стреляй уже! И пусть перевозка заберёт моё ни в чём не повинное тело на безымянное кладбище!»

Эпохи превращались в вечность… Однако никто, похоже и не думал стрелять.

- Подожди, - раздался ещё один голос.

Что голос другой, Фролов догадался, поскольку тот прозвучал чуть левее. Мужчина открыл глаза и с изумлением обнаружил: оба инспектора смотрят не на него, а на экран рации. Какие-то звуки доносились из переговорного устройства – разобрать было невозможно.

- Но как же… - Юрию показалось, что инспектор, держащий в руке деактиватор, попытался возразить начальству.

Затем догадка переросла в уверенность, когда голос, доносящийся из рации, усилился. Фролов расслышал слова «приказываю» и «ослы», прежде чем второй инспектор, с пустыми руками, сделал звук тише. И зашептал – зашептал, а не заговорил громко и уверенно!

Ещё некоторое время – может, эпохи, а может, несколько секунд – продолжался диалог инспекторов с теми, кто был наверняка выше и сильнее их. ПотОм рация смолкла, и оба вершителя предсказаний обернулись к Юрию. Тот, что с пустыми руками, ничего не сказал – просто открыл дверцу служебной машины, сел на место водителя.

- Поехали, если не хочешь неприятностей, - бросил бесцветно напарнику.

Напарник смачно сплюнул и, повернув напоследок кошмарное «лицо» в сторону Фролова, сел на пассажирское сиденье. Инспекторское авто взмыло в воздух – гораздо быстрее, чем умела развалюха Юрия – и скрылось с глаз.

Фролов замер; стоял неподвижно, глядел вслед улетевшим сторонникам предсказаний. Не верил в случившееся. Того, что произошло, попросту не могло быть! И всё же, всё же…

Глянув на часы, оторопел ещё сильнее. С момента предполагаемой деактивации прошло больше пяти минут! Всем известно: инспектора никогда не опаздывают и не ошибаются. Что же помешало им на этот раз? Неужели он – он, Юрий Васильевич Фролов, обычный клерк, - на самом деле, дом? Человек с доминантной генетической особенностью, позволяющей сопротивляться предсказаниям правящих верхов? И вот ему удалось одолеть предначертанное отчасти из-за собственных действий, а где-то благодаря удаче? Неужели это правда? Он смог?!

Ещё взгляд на часы. Больше шести минут с момента обозначенной деактивации…

Фролов непроизвольно улыбнулся. Поднял взор. Арсений, который всё это время стоял, потупив взгляд, не отводя его от тротуара, теперь смотрел на друга изучающе и… со страхом?

Юрий направился было домой, однако тут же кто-то остановил. Уверенно, железной хваткой.

Обернувшись, Фролов увидел стоящую рядом пару полицейских. Выходит, пока он размышлял, их сверхсовременный мобиль бесшумно приземлился, выпав из поля зрения и внимания мужчины.

- Сохраняйте спокойствие и молчание, - предупредил, посоветовал, приказал полицейский.

Фролову заломили руки. Юрий непроизвольно зарычал. Щёлкнули наручники. Его затолкали в машину синей расцветки, которая тотчас взмыла в разродившееся наконец дождём городское небо.

Но перед этим Фролов успел заметить взгляд, которым провожал его Арсений. Бывший друг, предатель, жертва… Выражение чистого ужаса и непонимания сквозило в этом взгляде.

Фролова доставили в ближайшую тюрьму. Без разговоров и объяснений.

Когда вели к камерам, никто из работников не обратил на несчастного, потерянного мужчину внимания.

Автоматическая дверь открылась. Сняли наручники. Фролова впихнули внутрь.

- Посиди пока тут… дом. – Последнее слово полицейский выплюнул, с гневом и омерзением.

- Мне нужен адвокат! – поражаясь собственной храбрости, закричал Фролов.

Тот полицейский, который говорил раньше, сказал:

- А больше тебе никто не нужен, крот?

- Что? – переспросил Фролов: не понимал.

- Думал спрятаться под личиной реца и дестабилизировать систему? Подожди, вот вернутся инспекторы – объяснят тебе популярно, кто ты такой.

- Но я не…

Только полицейские ужЕ не слушали. Громко топая, две рослые, одетые в синее фигуры удалялись.

Дверь закрылась; включились, перегораживая её, лазеры. Наступила тишина.

- Да чтоб вы сдохли! – в сердцах бросил вслед полицейским Фролов.

Слёзы потекли по щекам. Слёзы ненависти, отчаяния, обиды… Всё несправедливо. Не должно так закончиться!..

Один-одинёшенек, в камере для особо опасных преступников, выход из которой перегорожен прочнейшей дверью и смертоносными лазерами, Юрий плюхнулся на нары и уронил голову на руки.

Он не знал, сколько прошло времени. Иногда казалось, что оно вообще остановилось, а порой – будто бы несётся вскачь, быстрее, чем возможно, перепрыгивая года, десятилетия, века…

Что-то творилось с Юрием – и вокруг него, - и мужчина не понимал что. Хотя отчаянно хотел разобраться. Всё бы отдал, чтоб понять!..

Беззвучие доминировало и властвовало. Словно бы один находился в этой части тюрьмы. А вдруг так и есть? Вполне возможно. По крайней мере, на окрики никто не откликался. Голос Фролова тонул и умирал в беззвучии окружающей пустоты.

Отчаяние уже давно превзошло само себя, пересекло последнюю границу, и от этого, что странно, сделалось немного легче.

Фролов в бессчётный раз обвёл безразличным взглядом камеру. Нары, сортир, раковина… Раковина, сортир, нары… И ещё пол, стены, потолок. Больше ничего. И вокруг – никого.

Хотелось есть, но нести обед ему, похоже, не собирались, пускай и сто раз невкусный.

«Хотят уморить голодом? Так вроде бы со мной должны разобраться инспекторы… Когда же они придут? Когда закончат эту пытку, драму, фарс?! Скорей бы, скорей!..»

Невыносимо более ждать неизвестно сколько неведомо чего. Что если они перед тем, как разобраться с ним, пожелают ещё чуть-чуть поиздеваться?

- Не исключено. В их духе…

Фролов не заметил, как стал размышлять вслух.

- А что если…

Лазеры, защищающие дверь, неожиданно погасли.

Юрий встрепенулся, с сомнением, неверием, ожиданием чего-то определённо нехорошего посмотрел в ту сторону.

Дверь открылась. На пороге стоял полицейский. Судя по нашивкам, из высоких чинов, а не один из тех, которые привезли сюда Фролова.

«Ну вот и всё. Только почему прислали такого важного человека? Ради меня? Будь я даже тысячу раз дом? Очень странно…»

- Выметайся, - бросил полицейский и отошёл в сторону.

Фролов встал с нар.

- Что? Я не…

- Выметайся. Сегодня тебе… повезло, гражданин предсказатель.

- Простите?

- Нет, это вы простите, гражданин предсказатель, - произнёс полицейский – то ли саркастически, то ли с уважением. – Два урода, что привезли вас сюда, сообщили о вашем с ними разговоре. И сегодня, на очередном задании, их застрелили. Так случается. Но конкретно вам в этом смысле – повезло.

Полицейский замолчал, внимательными, умными глазами сканируя Фролова.

Тот не знал, что ответить. Поэтому просто молча вышел из камеры.

Заперев дверь, высокий чин проводил Фролова до служебной машины. Мимо работников в форме, занятых привычными делами, мимо всего пары безразличных взглядов.

Забирался внутрь авто Юрий с единственной мыслью: что это неправда, сон, такого нет и не может быть!.. Ведь он же проходил тест, ещё в детстве, и тот выявил, что Фролов – рец. Тест – ошибочен? Невероятно! Или Юрия намеренно обманули? Подтасовали результаты? Но если такое выяснится, виновному грозит нечто большее, чем деактивация. Аннигиляция! Полное стирание: ментальное и вещественное, вместе с любой касающейся виновного информацией, а также уничтожением и перераспределением нажитых им вещей…

Летели над городом. Капли дождя отчаянной дробью барабанили по корпусу авто. Фролов смотрел вниз, на проносящиеся внизу здания, про себя повторяя: сейчас, вот сейчас водитель, полицейский, обернётся и «остановит» меня из деактиватора. Или отвезёт в аннигиляционный центр. Либо придумают что пострашнее – им это раз плюнуть…

Но время шло, а полицейское авто всё ближе подлетало к знакомому стопятидесятиэтажному небоскрёбу.

Машина села, открылась дверца. Бросив последний взгляд на полицейского и убедившись, что ждать от оного подвоха, кажется, не стОит, Фролов выбрался на улицу. Дверца немедля вернулась на место; машина взмыла под облака.

Дождь усиливался. Юрий побежал ко входу в подъезд, чтобы поскорее укрыться от ненастья.

Поднялся на свой этаж. Раздавленная магнитная метка лежала на прежнем месте.

Очутившись в квартире, мужчина, усталый, голодный, сбитый с толку, сел на пол прямо в коридоре и, закрыв глаза, отдался на волю времени без мыслей.

Сколько так просидел – не знал. Тело отказывалось двигаться. Да и неважно, неважно…

Верховный приказал следить за Фроловым.

Верховный прекрасно понимал, на что способны предсказатели. От их слов нельзя отвертеться. Такое возможно, только если ты дом, да и это не гарантия. Верховному то было хорошо известно.

Верховный не зря слыл весьма осведомлённым. Он правил страной далеко не первый год. Глупый человек на столь высокой должности долго не продержится. Не проберётся туда, прежде всего.

Что же касается инцидента с Фроловым… Подобное могло повториться. Поэтому всех рецев следовало уничтожать. На самом деле, их гораздо меньше, чем предсказателей, а по сравнению с дОмами – вообще считаные единицы.

Рецы – самая необычная и опасная разновидность людей. Верховный знал, на что те способны. Например, превратиться в дОма. Или, того больше, - предсказателя. И свергнуть его, верховного.

Когда-то давно это верховному напророчила предсказательница. Незадолго до того, как… устранил её. Аннигилировал. Если не считать его собственных воспоминаний. То же самое случилось с большинством врагов высоко взобравшегося человека, в основном – под видом деактивации.

«Он был рецем, но станет домом, а потОм – предсказателем. Берегись, ибо он свергнет тебя и развеет твоё имя по ветру, как будешь делать ты сам с неприятелями».

Вот её слова.

Верховный не верил в них до конца, пока не появился этот… Юрий Фролов. Он бы мигом разделался с жалким червяком, если бы не другие слова предсказательницы:

«Смотри не ошибись. Ведь, попытавшись уничтожить главного врага, ты тем самым поставишь под удар собственные благополучие, жизнь, страну».

Вспомнив это, Верховный грязно, витиевато выругался неприятным, скрежещущим голосом. Бог ведает, к кому обращался в пустом огромном кабинете.

Да, он превосходно знал, на что способны рецы, в том числе бывшие. И не только из-за пророчеств одной-единственной женщины. Начнём с того, что она была не единственной. Закончим же тем, что он, верховный, правитель страны, начальник над предсказателями, - сам не пророк и не дом, а не кто иной, как обыкновенный рецессивный человечек. Им и останется до скончания дней своих – которые ему безудержно, безумно, любыми способами хотелось продлить!..

Собеседнику было что сказать – он же, несомненно, о чём-то умалчивал, пускай и согласился ответить на вопрос, который привёл меня сюда.

«Надо подготовить почву для разговора», - решил я.

- Ваши стихи?

- Ха, - предельно лаконичное выражение.

Подобрать пин-код к чужому сердцу – задача трудная. Я постарался:

- Вам страшно?

- Думаете, боюсь наказания? – вернулось вопросом. Молодой высокорослый мужчина, короткостриженый брюнет; он сидел напротив, положив ногу на ногу. – Нет, ошибаетесь: не осталось в мире вещей, что могли бы меня напугать, поскольку и мира как такового не осталось.

Уточнил:

- Для вас?

- Какая разница, - беззлобно бросил он, покрутил головой, отыскивая взором кого-то либо что-то. – Эй, приятель, дай прикурить.

Полноватый крашеный блондин с растрёпанными волосами не отреагировал. Подле него сидела пожилая дама с завитыми кудельками, однако зрение «приятеля», как его назвали, не выхватывало из общей картины фигуры возрастной женщины, пьяно скользя за гранью чёткости.

- Псих, - добродушно подвёл итог брюнет и заливисто рассмеялся. – Думаете, я тоже? – внезапно оборвав собственное веселье, произнёс долговязый. Поправил больничный халат.

Стало не по себе; изобразив благожелательную улыбку, пошутил:

- Телепатия? Уже второй раз наши мысли совпадают.

- Ну вам-то, разумеется, нечего бояться, - словно бы невпопад заметил интервьюируемый, опять «проникнув» в моё сознание. – Хоть здесь и не место талантливому, перспективному человеку.

Кажется, нащупалась удобная тропка для диалога.

- Никто не знает, что ему уготовано, - вроде бы не согласился я.

- Чушь. – Он тяжело вздохнул и вновь заозирался. – Да есть у кого-нибудь курить? Сдохну, если не затянусь!

- Везунчик, - серьёзно откликнулся сушёный старичок, деливший место за столом с молодой рыжеволосой девушкой, наверное, внучкой.

- Хохмачи. – Стриженый кратко выругался. – А вы, значит, не курите?

- Нет, вы правда телепат! Как догадались?

- Догадливый. К нам обязательно отправили бы некурящего, положительного, одарённого. – Подмигнул. – Вот и хорошо, вот и чудно.

Во мне сражалась толпа эмоций. Вырвалась искренняя фраза:

- Как же тогда вы, умный, даровитый, нашли пристанище тут, а не на телевидении? В роли генерального продюсера какого-нибудь канала, допустим. Интриги, да?

Раздалось презрительное фырканье.

- Если б не был умным и неординарным, то и не очутился бы. Лучше тут, чем там.

«“Там?” Кто же это, настоящий безумец?»

Сенсационный репортаж не вырисовывался.

И вдруг мужчина напротив перевернул ситуацию с пяток на темечко единственной фразой:

- К вашему сведению, все талантливые люди сидят в психушках. – Неглубоко вздохнул, подпёр щёку ладонью и добавил эхом: - А вам рано, вам рано… Видите ли, родись я бездарностью, гулял бы на свободе. Выбора не оставили: либо таблетки и подписка о невыезде из нового жилища, либо нечто гораздо хуже. – В голосе неожиданно засквозило напряжение, проскользнула ощутимая нотка ужаса.

Я молчал, ожидая продолжения. Вскоре оно последовало:

- Хотите историю? Нужна сенсация, репортажа требуют? Что ж, забирайте: и первое, и второе, и ещё кое-что, на десерт. Но без толку, к сожалению.

Силясь разобраться в недомолвках, сам поглядел ему в глаза – горизонтальные овалы, где заходилась в нервном танце вселенная. Она сжималась и разжималась, будто привычная каждому реальность. Болезненно-неизменно персональная бесконечность повторяла ритм, испокон века заведённый неделимым прототипом, подлинной Вселенной, вместилищем галактик, звёзд и планет. Копия страдала, неслышно захлёбываясь кошмаром хаоса.

А собеседник, подперев подрагивающей рукой клиновидный подбородок, зашуршал страницами пыльной, пожелтевшей, никем не читаемой автобиографии. Согласно неписаному закону человеческого бытия, наиболее сильно «забытая» окружающими история резонировала исключительно с безопасной повседневностью.

Этот путь я преодолел в пять шагов.

Первым шагом стало одиночество, которое призвала невеста. Знаете, «невеста» - не «девушка» в обычном понимании, для меня, во всяком случае. Кому-то и родная мать кажется врагом. Интересно, что бы вы делали без такого врага? Где бы были? Они с отцом подарили жизнь несчастному придурку или идиотке, а те не оценили дара.

Говорят, иногда даже вдалбливают в головы, будто бы все люди с рождения грешны. Чушь! Мы не выбираем, родиться или нет. Да и в выборе судьбы слабы, как выясняется. Только ни вы, ни я – вообще ни один человек не рождается преступником. Грех-то простирается от перешагивания недопустимых границ, границ метаморфозы. Когда – шажок, превращение, и ты уже трансформировался до неузнаваемости. Возможно, навсегда.

В четверг утром я поцеловал невесту в приторно-сладкие губы, нежно-нежно прощебетал на миниатюрное, покрытое еле различимыми мягкими волосиками ушко заведённое «До свидания» - никогда не говорил «Пока» или «Прощай» - и отправился на работу вести шестичасовые новости. День прошёл хорошо, впервые накатило подзабытое, отчего немного странное чувство удовольствия: мне опять нравилось заниматься тем, чему посвятил жизнь. Неизвестное пугает, мы сторонимся его, отталкиваем, устраиваем загадкам войну. Думаете, помогает?.. Как бы то ни было, день выдался действительно отличным! Ну а вернувшись, я нашёл её посреди коридора, бездыханную, с открытыми глазами. Метр шестьдесят семь сантиметров неподвижности; сбившиеся в неестественную чёлку тёмные волосы… Внутри, в самой сердцевине огромных зрачков, застыл – как это называют? – безмерный ужас. Не надо разбираться в медицине, чтобы сознавать: колокол смерти пробил буквально только что.

Естественно, я тут же кинулся к любимой, отдающей без возврата последнее тепло. Не веря в происходящее, тормошил её, хлопал по щекам, обливал слезами, неумело давил на грудную клетку в надежде услышать знакомое пьянящее дыхание, безудержно целовал невесту… Однако с той поры в ней поселилась тишина.

Далее следует глупая штампованная фраза: «Врачи оказались бессильны». Ясное дело, бессильны! Она же умерла, мать вашу за ногу!..

Нет-нет, всё в порядке, я просто рассказываю. Так вот, первый шаг завёл механизм; шестерёнки задвигались, заскрипели, двинули вперёд предначертание. Красивых слов многовато? Да ничего, потом же переделаете байку под себя.

Запущенная механика неотвратимости проржавела: упорядоченность, что удивительно, мешает вселенскому фатализму. И тогда полилась смазка – это был второй шаг. Тут-то шанс поменять направление и помахал ручкой.

…В ящике комода, сортируя вещи возлюбленной, раскладывая на три кучки: «Выбросить», «Отдать», «Оставить», - я наткнулся на её дневник. В грудной клетке шумно задышало, неистово заколотилось, а после истерично заверещало: «Не смотри! Не смотри!!!»

Послушался ли? Хех. Мы же сейчас беседуем…

Почти все листки из дневника вырвали, кроме двух последних, на которых я прочёл нечто из ряда вон выходящее. Сначала стих… Да, тот самый. А потом… потом я узнал о Нём. Другой парень? Эх! Я бы свою бессмертную душу продал, лишь бы списать беды на соперника. О нет, противника, о котором идёт речь, не одолеть; пока что он непобедим. Название «Зверь» придумала невеста… хотя, может, не придумала – повторила.

Зверь, если верить нескольким скупым дёрганым строчкам, являл собой замаскированного диктатора. «Серого» кардинала – серого, железобетонного кардинала. Потустороннюю сущность, пришедшую неведомо когда неведомо для чего. Зверь распластал тело-громаду по земле, вознёс к небесам, служа людям, сообразно их же Сверхновому Завету: обманом и корыстью. Существо взимало плату негативом; питаясь им, крепло и росло, стремясь жить вечно. Ничего не напоминает, а?

«Зверь, - писала невеста, - рассчитал идеально. Как разумное создание, я его ненавижу, но, как математик, преклоняюсь перед ним».

Человек любит похожего и истребляет отличного. Более того, способствует скорейшему избавлению стада однотипных от чёрной овцы; стаи тёмных ворон – от белой. Под маркой блага легко протолкнуть в действительность истинный мрак. Гитлер, Цзэдун, Сталин… сторонники Зверя… Главное, быть смелым, главное, не отступать от принципов, главное – вывернуть наизнанку то, что с эпохи первичной трясины считалось прерогативой добра. Но забыть, забыть о добре! Они со злом – лишь слова, а в мире на Земле важны поступки. «Поступай так, как все, и бери за это плату» - вот главный принцип Зверя.

Серый пейзаж очарован,

Светом огней освещённый,

В цепи прогресса закован,

Алчностью порабощённый.

Мчится Зверь сквозь мирозданье,

Ищет дорогу к богам

И, утеряв состраданье,

Мыслит: «Аз людям воздам!»

Неуютно? Всё в порядке? Вот и хорошо, вот и чудно… Точно на картинке, вижу свою давнюю сцену: из-за двух-трёх десятков коротких предложений на глаза навернулись слёзы, нестерпимо захотелось покончить с собой! Теперь-то понятно, откуда возникло желание… от кого…

Ну что вы, моя избранница не страдала психическим недугом, вовсе нет – более разумной, спокойной, обаятельной и остроумной девушки в мире не сыскать. Над проблемами смеялась, старых врагов прощала; на оскорбления кассирши отвечала улыбкой, а соседке-сплетнице мыла коврик перед входной дверью. Ни разу не повысила голоса, кто бы ни примерял костюм обидчика. Ни единого разу, вплоть до часа, когда её убили… Да-да, считаю смерть милой убийством. Альтернативы? Перестаньте!..

А у вас сигаретки не найдётся? Жаль… Ладно, продолжим.

Невесту сгубила положительность: идеальная жертва для Зверя. Пища… Да и я не болен. Впрочем, неважно, пора переходить к третьему шагу.

Шаг номер три ускорил работу механизма. Так получилось, что друг застал меня лежащим на паркете и рыдающим над двумя потрёпанными страницами в клеточку.

Дружище… Здоровяк – выше меня, - силач, смехач, добряк. Хороший мужик, любящий супруг и заботливый отец, а ещё старый лис и преданный пёс! Нормальный, правильный, без малейших странностей, если забыть про крашенные в ядовито-рыжий, густо-коричневые от природы волосы. Давний знакомый, умеющий общаться, поддерживать, надолго не пропадать. Для него всегда клал под коврик ключ от своей квартиры.

По заведённой годы назад привычке, старый друг наведался в гости. Не упрекнёшь, а… Для чего зашёл? Догадайтесь: я-то не спрашивал.

Товарищ успокаивал, теребил, тормошил меня. Вызнавал подробности… И вызнал. Молча протянул ему дневник.

Тишина не спала, покуда друг не прочитал последнее слово.

«Ты веришь?» - осведомился гость, спокойно, без издёвки и настороженности.

Меня каким-то чудом хватило на иронию:

«А есть варианты?»

«Не верить».

Практически не раздумывая:

«Верю. В каждую букву».

Друг кивнул и, кажется, мыкнул.

Был ли мой нежданный визитёр посланцем Зверя? Без разницы, уже не имеет смысла. Не играет роли даже то, кто, позвонив в больницу, дал мои координаты. Друг с семьёй счастливы и пусть живут без бед: поверить, что жена с дочкой причастны к смерти невесты, - величайшая глупость. Я же не псих, в самом-то деле…

Далее? Далее четвёртый шаг: горечь утраты, стократно усиленная болью откровения, мутировала в неспособность существовать как раньше. Вообще – существовать. Механика реальности сходила с ума, продолжая казаться сверхнадёжной. Слепец наподобие конструктора «Титаника»…

Запомните: алкоголь не помогает. Не спасут ни наркотики, ни секс, ни воздержание от него; про смерть не стоит и думать. Печаль – в ауре, а не в мозге или члене.

Я уже знал, что Зверь вокруг, что это мы позволили ему родиться, собственными руками возвели город, подарив чудищу плоть, и следом заперлись в индустриальной темнице. Зверя называют городом… В нутре пришлого каменно-металлического колосса нас питают миазмы зла, и мы начинаем ненавидеть друг друга. Невидимая энергия влияет на горожан сродни желудочному соку, разлагающему пищу. Люди – еда, город – Зверь. Властный, контролирующий, хитрый, ненасытный.

Однако я избавился от заряда со знаком минус: и без того чересчур часто встречалось на пути плохое или просто неприятное. Не позволю жирной чёрной мрази похитить у меня радость, не дождётся! Вся ярость отныне направлена внутрь моего естества. Если перед кем-то отчитываться, то лишь перед собой и богом. Вселенной. Паразиту не сдамся, цена безразлична! Буду изливать гнев на него, но обвиняя во всём самого себя.

Нет, в норме я, в норме! Отстаньте!..

…Ох, что-то и вправду разволновался.

Что, четвёртый шаг? Ну, проще некуда: когда известно, что искать, но не догадываешься где, находишь повсюду.

Ты идёшь по улице – а навстречу шагают десятки, сотни посланцев иномирного тирана.

Ты сидишь на работе – и с экрана монитора на тебя льётся потусторонний негатив.

Ты дома смотришь телевизор – тот же эффект.

Во сне не забыться, за городом не спрятаться, не свыкнуться с переменой – потому что Зверь везде.

И, главным образом, в нашей голове.

Сигарета? Наконец-то!

…У-уф. Во-от, так гораздо лучше…

О чём мы там? Пятый шаг? Да вы наверняка предвосхищаете события. Если достигший совершеннолетия субъект Зверя набьёт в людном месте морды закамуфлированным чёрным посланцам, драчуна спеленают и доставят куда следует. Сечёте? И доставили. А потом узнали из «достоверного источника», что «драчун» уже проявлял буйный, неусмиримый норов. А потом подготовили документы и, чтоб наверняка, доказательства, будто били горожан – не хищных пришельцев из параллельной вселенной. А потом сфальсифицировали сумасшествие, сфабриковали наказание, солгали виновнику, близким виновника, себе же соврали. А после и сам виноватый поверил россказням, подписал нужные бумаги, в результате чего…

Впрочем, достаточно, не надо мусолить очевидное: это излюбленный приём Зверя. Выпив соки, Он выбрасывает бесполезную оболочку, спрятавшись за убийством, самоубийством, безумием или ещё чем якобы людским. Человек не совершенен, бесспорный факт, - только он не животное и не зверь. У всамделишного Зверя есть другое имя, понимаете? Вы понимаете меня?!

Но без намеченной цели

Месть, к сожаленью, пуста;

Звери недавно поели –

Голодны звери всегда.

В вязкой трясине успеха

Пищу несложно поймать.

И завершилась потеха,

Вновь надо пищу искать.

Тварь делает из нас похожих. Себя…

У невесты механизм вышел из строя, не выдержав нагрузки, - план Захватчика реализовался. Я закончу путь немного иначе.

Дайте ещё сигарету… Спасибо…

Что, господин правдописец, довольны материалом? Да бросьте, не обижаюсь – банально интересуюсь. Надеюсь увидеть газету с профессиональным текстом о правде. Вы ведь не откажетесь от публикации? Печатать истину не принято, ну да ситуация особенная. Так обещаете? Да? Вот и хорошо… вот и чудно…

Чёртовы сигареты, убийцы людей!

Эй, сестра! Сестра! Где там моя койка? И принеси чего-нибудь. Да господи! Галоперидолу, феназепаму, анальгину… Объяснять, что ли, надо?! Глупость, глупость кругом…

Прощайте, господин! Удачи!

Именно такой написана статья: предельно откровенной, недопустимо эмоциональной, пугающе бессвязной – для публицистического материала, конечно.

Гордый и счастливый, я нёс распечатку начальнику отдела… и вдруг подумал: что если Он свёл нас с тем беднягой?! Возникло неумолимо растущее сомнение. Верно! Статья вроде этой выявит меня и ещё немало противников Зверя, с которыми тогда можно будет расправиться. Не желаю становиться убийцей, не желаю потворствовать Ему – не желаю становиться похожим!

В мире, забытом любовью,

В мире, сплочённом войной,

В мире со злой добротою

Зверю неведом покой.

Цитата из того же стихотворения, нашёл в Интернете.

Враг коварен, безусловно. Только и я не глуп, без боя не дамся!

Тем более что битва не нужна. Почему? Всё просто! Нет никакого Зверя, нет никакой статьи, нет никакого героя. Упомянутые «факты» - чистой воды художественная фантазия. Мистификация. Странная проза непонятного автора. Да хуже: беллетристика! Бессмыслица… бесталанность – поскольку, знаете, все таланты сидят в психушках. А потому забудьте сказанное, написанное, повторённое. Рукописи не сгорят, но бумага стерпит. Сделайте одолжение целой планете, не усложняйте безмятежного дрейфа в неизвестности миллиардов человек: ушедших, современных и будущих.

По-прежнему сомневаетесь? Ну же, вслушайтесь!

ЗАБЫТЬ.

Прекрасное слово, долгожданное. Похороните в забвении, сотрите из памяти, выбросьте в мусор! Забудьте… Обещаете? Вы обещаете мне? Чего по-настоящему хочется, так это не ошибиться в вас. Вы не должны страдать; никто не должен.

Значит, договорились? Ага? Ну вот и хорошо, вот и чудно.

«Зверю неведом покой»…

Перепечатал ГН

Мимо экранов, мимо машин, мимо гудящих или молчаливых сотрудников… За поворот… Как выяснилось, к гигантскому монитору.

Воинов уже открыл было рот, чтобы спросить, а в чём, собственно, дело – когда боковым зрением увидел на экране монитора такое, от чего душа ушла в пятки.

На плоском, полтора на полтора метра жидкокристаллическом квадрате отображалось море; судя по крупной надписи внизу – Средиземное. Над жидким синим «зеркалом» вздымались и опадали волны, но не это привлекло внимание Воинова. Его взгляд сосредоточился на здоровенном чёрном пятне, безмятежно дрейфующем на поверхности бурных вод. Как бы ни взлетали высоко волны, как бы ни дул сильно ветер, пятно оставалось неколебимо. И очертаниями весьма и весьма напоминало голову неведомого существа, а точнее – череп. Пустые глазницы, разверстая пасть, широкие скулы, длинные рога…

Вначале Воинов подумал: разлилась нефть. Но тотчас вспомнил, что нефть не может лежать неподвижно на ярящихся волнах. Да не просто лежать – пронизывать их насквозь, точно свет – зеркальные преграды. И переливаться внутри мириадами огней тысяч цветов.

Однако и это не самое поразительное. Самым удивительным было то, что всё, касавшееся пятна, мгновенно изменялось – до неузнаваемости. Преображалось, перекашивалось, ломалось визуально – а может, и материально.

Воинова оторопь взяла от того, во что превратились бьющие сквозь пятно волны. Изломанные, точно деревяшки, погнутые, как листы бумаги, искрящиеся цветом и светом, тем не менее продолжали неистовствовать. Вот пролетела мимо стая каких-то чумных, неизвестно что забывших здесь птиц, вероятно чаек. Крылатые фигурки стремительно «прошли» через пятно и вынырнули – но уже иными. Все они, насколько мог видеть Воинов, мигом преобразились в…

Фиксер сглотнул.

…преобразились в беспорядочное скопление различных светящихся геометрических фигур. И ещё чего-то, не ухватывающегося зрением. Воинов предпочёл не присматриваться.

Сглотнул снова.

- Мы подумали, вам лучше увидеть собственными глазами, - сказал Корольковский. – А то бы не поверили.

- И это правда…

Воинов размышлял над вопросами; ответы в голову не шли. Да и неудивительно: в первый раз сталкивался с такого рода аномалией.

- Мы назвали это Обезьяна Бога, - сказал Корольковский. – Первая реакция на него у нас была вроде вашей.

Воинов отстранённо кивнул.

- Давно оно тут?

- С утра. Пришло чрезвычайное сенсорное оповещение.

- А откуда взялось?

- Хрен же знает.

- Как так?

- А вот так. Никто не может понять. Просто не было – не было. И вдруг есть.

Воинов с сомнением посмотрел на учёного.

- Знаю, - отозвался тот, - звучит неправдоподобно.

- Ещё как.

- Но это чистая правда.

Воинов задумался; даже прикусил губу.

- С будущим связывались? – спросил он.

- Да. Они не в курсе.

- Вообще?

- Наверное.

- То есть?

Корольковский пожал плечами.

- Связь прервалась.

- Пытались связаться по-новой?

- Естественно. Пока не получается.

Воинову внезапно сделалось тревожно.

- А прошлое?

- С прошлым всё в порядке, - с готовностью ответил Корольковский. – Ни помех, ни следов, ни проявлений, ни эманаций… Ничего.

- Откуда же оно взялось, чёрт побери? И что это такое?!

- Видимо, для того вас и вызвали, чтобы вы разобрались.

Воинов хмыкнул.

Задав ещё пару вопросов – в частности, о размерах пятна, - фиксер покинул исследовательский центр Сферы. Покинул в весьма смурном настроении. Если верить данным учёных – а не верить причин нет, - чудовищное пятно появилось (или, по крайней мере, было обнаружено) уже достаточно большим, несколько метров в диаметре, и с того момента неуклонно и активно растёт. Первый случай в практике Воинова.

Комната переноса находилась, равно как и любое специализированное помещение в Сфере, в отдельном секторе, а значит, на другом этаже. Спустившись на лучевом лифте, Воинов открыл толстую металлическую дверь кодовым ключом и вошёл внутрь. Огромная и неописуемая в своей сюрреалистичности «переноска», со всеми её изгибами, изломами и вензелями, ждала того, кто умеет с ней обращаться. К таковым относился Воинов, более десяти лет работавший с машинами пространства-времени, но не себе во благо или другим во зло, а чтобы устранять, сглаживать либо иначе нивелировать чрезмерно опасные «волнения» реальностной материи.

По пути к «переноске» Воинов заглянул на склад, забрал магнитный мини-рюкзак со стандартным оборудованием, поэтому ничто фиксера не задерживало. Зашёл во внутренности сплюснутой, «украшенной» проводами, трубками и прочими завитками сферы, произвёл необходимые манипуляции и мгновенно перенёсся по заранее установленным координатам в прошлое.

Стояло раннее утро. Пустынный морской берег утопал в тумане. Воинов вынул из магнит-рюкзака миниатюризированную лодку, разложил, подсоединил к ней источник питания и нажал кнопку. Лодка «раздулась», сформировавшись. Поколдовал над средством передвижения, и через пару минут оно было готово. Столкнул лодку в воду, сел перед бортовым компьютером и, управляя им касанием пальцев, повёл судёнышко туда, куда указывала стрелка на мониторе. Средиземное море сохраняло приятное, но немного настораживающее спокойствие.

Добравшись до места назначения, Воинов остановил лодку, достал из рюкзака тестер, включил. Едва фиксер сделал это, как прибор разразился громким, надсадным писком. Воинов взглянул на маленький экранчик тестера – и раскрыл рот от удивления. Устройство показывало в непосредственной близости присутствие мощной пространственно-временной аномалии. Воинов поозирался – нигде не видно ничего сверхъестественного.

Тогда, понажимав на тестере кнопки, произвёл ещё некоторые вычисления, которые, увы, совершенно не обрадовали, поскольку ни к чему не привели. Прибор утверждал, что аномалия наличествует в полном объёме, причём сила её по шкале Дика – от двенадцати до четырнадцати баллов. Притом что максимальное значение пространственно-временных отклонений, при гипотетических условиях, не должно превышать десяти единиц.

Воинов убрал тестер обратно, достал пробник. Включил и запустил внутрь аномалии, исходя из полученных координат. Когда, через пять секунд, пробник вернулся, результаты исследования подтвердили фиксеру то, что и сам знал: здесь находилась немыслимая по силе аномалия, с которой требовалось управиться как можно скорее.

У Воинова на лбу выступил пот. Сердце принялось отстукивать нервную дробь, точно несущийся на всех парах гравипоезд. Непривычная и оттого ещё более тревожная ситуация. Когда в последний раз так волновался на работе?..

Делать нечего. Аккуратно спрятав пробник с частичкой невидимой аномалии в магниторюкзак, в специальный кармашек, Воинов достал пломбу. Запустив процесс активации, кинул пломбу на поверхность воды, ближе к центру предполагаемого повреждения реальности. Дождался, пока закупорка завершится. Проверил, будто дантист, спецоборудованием надёжность пломбы; убедился, что всё в порядке.

Ещё раз включил тестер; тот продолжил истошно верещать. Воинов поморщился. Посмотрел на экранчик: там во всей красе демонстрировалась незримая аномалия, впрочем прекратившая расти. Пломба надёжно удерживала на месте невидимый, неощущаемый сбой в реальности, однако по какой-то непонятной причине не залечивала «рану». Хотя должна бы.

Предчувствие беды усилилось.

Да нет, ерунда! Просто они столкнулись с тем, чего раньше не встречали. Так бывает.

Отмахнувшись от глупых страхов, Воинов выключил тестер и повёл лодку назад…

Судёнышко скользнуло на берег. Фиксер спрыгнул на гальку, «спустил» лодку и, собрав, положил во вместительный рюкзак, отчасти использовавший принцип относительности пространства. Затем Воинов активировал систему обратного перемещения и вернулся в своё время…

…Геометрические фигуры окружали его. Квадраты, треугольники, круги, трапеции… параллелепипеды, конусы… и что-то из неэвклидовой геометрии. Повсюду летал, мерцал, переливался свет: искрился тысячами цветов и миллионами их оттенков. Всё было поломано, покорёжено, вывернуто, перекручено… Только ли с виду – или и на самом деле?

Оторопел взирал на это буйство сумасшествия, на торжество безумия. На предельно неправильные, противоречащие логике и привычке линии, фигуры, места… На то, чего никогда не сможет представить и увидеть человек. Тем более, там, где привык жить.

Но ОН это видел. И чувствовал. Страх! Страх исходил из светящегося, искрящегося, мигающего, идущего волнами, меняющего цвет нечто и вливался в Воинова потоком, как из прорвавшейся дамбы. Сметая на ходу известные понятия и образы. Слова застряли в горле, потеряли ценность, низринулись в бездну беспамятства!..

Если бы мог, он бы потерял сознание. Но чересчур странным, фантастическим, пугающим стал окружающий мир. Настолько, что Воинов не просто оторопел – забыл о собственном существовании.

Тут в голову прокралась незваная и ужасная мысль: прикоснуться к световому великолепию, ощутить ладонями прежде невиданные, не существующие на родной планете цвета!

В последний момент передумал. А что, если… Что, если это превратит его в одну из зависших в воздухе фигур?!

Воздух! Слава богу, он ещё способен дышать! Если только всё окружающее – не иллюзия…

А как же они? Воинов вспомнил о людях, оставшихся в Сфере. О сотнях работников: учёных, фиксерах, инженерах, преподавателях… Живы ли? Что с ними?!..

И, не помня себя от волнения, страха, рванул прочь из комнаты переноса. Дверь была открыта, точнее зиял на его пути прямоугольный провал, окружённый светом и цветом, а самой двери Воинов не увидел.

Вперёд, вперёд… Мимо жутких летающих фигур. Оставляя позади ощущение полнейшего распада реальности и рассудка. Мимо лифта, потому что тот окружён всё теми же яркими деформациями. На лестницу… по лестнице… Уворачиваясь от следствий аномалии, попавшей сюда неизвестно как… В ещё один коридор, и ещё один…

Воинов запыхался, дышал сбивчиво, весь покрылся едким потом.

Наконец впереди – дверь в исследовательский центр. Открыта. Кто-то пытался спастись? Удалось ли им? Или это всё последствия аномалии?..

Не успев подумать о том, что ждёт внутри, Воинов забежал в центр исследователей. И замер, оторопел.

Это было ещё кошмарнее, чем мог представить. Они все лежали тут: и Корольковский, и его собратья по труду… разбитые, исковерканные, сломанные, угловатые. Светящиеся; укрытые цветом… Мозг не в силах вынести подобного надругательства над человеческой природой.

Воинов резко отвернулся – и взгляд упёрся в то, в чём фиксер с великим трудом распознал тело Сергея Ивановича.

Не сознавая до конца, что делает, под влиянием колоссальных нервных перегрузок, молодой мужчина рванул туда, где раньше стоял гигантский монитор. По иронии судьбы, аномалия не затронула эту часть исследовательского центра. Или будто что-то направляло фиксера, указывало путь.

Пугающего чёрного пятна, черепа Обезьяны Бога, на полутораметровом экране видно не было, лишь бесновалась волна пространственно-временной аномалии. Или – реальностной? Оставалось гадать. Насколько далеко простёрло неведомое бедствие свою всеуничтожающую руку?

Ужасное, невыносимое предположение, только что прокравшееся в мысли Воинова, потрясло его. А вдруг аномалия не уничтожала людей и объекты? Что, если она делала нечто худшее? Или… лучшее – с точки зрения прежде совершенно незнакомых человечеству сил. Незнакомых, а может, лишь казавшихся таковыми. Незамечаемых ранее, однако сейчас вырвавшихся на свободу. Но каким образом?!..

Воинов протянул руку, коснулся сенсорного экрана. Отозвавшись на команды, монитор показал фиксеру отчёт о последних действиях и открытиях учёных. Напуганный, потерянный человек даже не успел дочитать до конца: всё стало ясно гораздо раньше.

Отшатнулся, отступил от монитора, споткнулся обо что-то и упал. Ударился головой, на неопределённое время потеряв сознание. Благословенное беспамятство…

Благословенное ли? Не побился бы об заклад. В темноте сознания являлось громадное чёрное пятно в виде черепа непонятного существа. Обезьяна Бога. Пыталось схватить его, пожрать. И всюду сверкали цвета, везде слепил свет!..

Очнувшись, понял, что уже не грезит. Пока находился без сознания, аномалия обступила со всех сторон; сохранился лишь островок примерно три на три метра, где и лежал. Последний оплот. Всё прочее потонуло в световой исковерканности, цветовом психозе.

Воинов медленно поднялся. Голова болела, кровь стекала по щеке. Приложил пальцы к ране, поморщился, отнял руку. Затравленно, испуганно, безнадёжно огляделся. Куда идти, куда? Как спастись?!

В последней попытке выбраться из сюрреалистического ада, вытащил коммуникатор. Набрал номер Сферы будущего.

Ждал… Ждал… Ждал… Нет ответа.

Набрал снова. Опять ожидание – опять ничего.

Уже догадался, что случилось с ними: сложно не догадаться. Но всё равно не верил до конца, не хотел согласиться с тем, что не спастись, что аномалия, проникнув не только в пространстве, но и во времени – повсюду.

Переместился бы в будущее – был при себе заряженный личный тайм-порт, – если бы не сомневался, что есть куда бежать. Может, аномалия ещё и не поглотила будущее целиком, однако могла очутиться там, где окажется и он сам. Одно прикосновение, и… что? Не хотелось выяснять. Что-то подсказывало: выход есть. Почему же не видит его?!

Может, отправиться в прошлое?

Воинов связался со Сферой прошедшего. Никто и теперь не ответил.

Паника опутывала, опустошала. От пятачка три на три метра осталась дай бог половина.

Воинов стоял недвижим.

Что же они все наделали? Откуда взялась аномалия, и почему столь яростно пыталась уничтожить их мир?..

Голова ныла, раскалывалась. На глазах выступили слёзы. Воинов чувствовал, что сходит с ума.

Тогда, повинуясь некоему необъяснимому порыву, вытащил индикатор, связанный с пломбой. Как оказалось, тот давно мигал сигнальной лампочкой и приглушённо ворчал. Воинов проверил показания… и опешил. Понял.

Пломба была сорвана. Аномалия фонтаном, потоком, цунами била через брешь в недалёком прошлом, а пломба уже не существовала.

Между тем, граница изломанности в настоящем подбиралась ближе и ближе. Слепило глаза; приходилось жмуриться.

Словно отрешившись от происходящего, Воинов продолжал размышлять. Неужели реальность день назад или около того раздалась от нахлынувшего сверхъестественного потока и, скованная пломбой, не выдержала, лопнула, точно мыльный пузырь? Неужто они сами пригласили аномалию в собственный мир, смелыми мечтами и экспериментами? Либо больше того – создали?..

Эта теория не хуже прочих. Но сознавать подобное слишком страшно…

Впрочем, у него ещё будет время подумать. Наверное… Воинов принял решение. То, что собрался осуществить, строго-настрого запрещалось. Только разве есть иной выход? Теперь, когда тонешь, гибнешь, исчезаешь посреди моря беснующихся вневременья, внепространства, внереальности и нет надежды на спасение. Воинов вспомнил о том, что он всего лишь человек…

Выставил на карманном тайм-порте дату и нажал кнопку.

Назад не вернётся – попросту не сможет, поскольку отправился туда, где не существуют Сферы, тайм-порты, фиксеры… И – пространственно-временные аномалии, реальностные катастрофы. По крайней мере, не существовали раньше. Если его не убьёт парадокс перемещений во времени – ведь переносился туда, где их ещё не открыли, - то беспощадная аномалия, которую, не исключено, создаст своим прыжком, может изменить до неузнаваемости, нивелировать, прикончить. Если же выживет, если путешествие закончится хорошо, он приложит все силы. Не только и не столько для того, чтобы выжить, а чтобы выжили другие люди. Нужно предупредить их! Оградить от непростительных, смертельных, уничтожающих ошибок!..

Надежда оставалась.

В рюкзаке лежала проба чудовищной Обезьяны Бога. На экране переносного тайм-порта горела дата из начала XXI века, потом исчезла…

Светоцветовой хаос последний раз лизнул ещё не подчинившийся его яростному натиску пятачок, где минуту назад стоял раненый, насмерть перепуганный человечек, и наконец забрал непокорное пространство себе. То, что произошло дальше, не смог бы описать ни один из людей. Впрочем, для сбежавшего прежней реальности уже не существовало – в той же степени, в которой не существует будущего.

Надежда оставалась…

- Ждёт тебя будущее яркое, золотое, ослепительное… - вещала предсказательница в обносках.

- А поконкретнее? – И тогда Святослав решил: «Почему бы и нет?» А потому спросил: - Вот если ты такая провидица, скажи, будет ли со мной Лиза?

- Я не провидица, родной, - скромно ответствовала цыганка. – Просто старая и мудрая женщина.

Он уже готов был повторить вопрос или убежать прочь, как пожилая дама заговорила вновь:

- Будет у тебя всё: и Лиза, и Света, и Юля с Наташей. И не они одни. И много денег. И бизнес... Всё счастье мира, о котором другие могут лишь мечтать – и то с оглядкой.

- Так уж прям и всё? – не поверил Святослав. Ведь до того ничто не предвещало ему безбедного, яркого, полного радости существования; напротив, он находился строго в рядах обычных, хоть и подающих надежды студентов.

- Можешь мне верить, родной. – Снова улыбка от уха до уха. – Только учти: ты должен слушать моих товарок и родственниц.

- Других цыганок, хочешь сказать?

- Их самых, дорогой. Всё, что они тебе будут говорить, всё-всё будет сбываться. Но ты должен слушать их, обязательно, и платить им, и тогда слова превратятся в жизнь.

- Ха.

- Не веришь?

- Честно? Не очень.

- А зря. Скоро сам узнаешь и увидишь. А теперь, родной, позолоти ручку?

И она протянула к нему раскрытую ладонь.

Святослав секунду подождал, а потом громко, громогласно расхохотался – так, что его услышали все на улице. Плюнул под ноги цыганке и с диким улюлюканьем, во всём своём наряде молодого и беспечного юнца, каковые толпами бродили, неприкаянные, по улицам города, помчался прочь. Он наконец вспомнил и о свидании, и о Лизе.

Цыганка молча глядела ему вслед, ни словом, ни делом не демонстрируя, что заметила, как заозирались прохожие; как они начали смеяться и перешёптываться, и, оглядываясь на неё, обходить завернутую в разноцветное тряпьё фигуру.

Предсказания, которые делали ему цыганки, всегда сбывались, и он этим беззастенчиво пользовался.

Впервые он попробовал это от нечего делать, иначе и не скажешь. Просто-таки затащил Лизу, с которой уже несколько месяцев встречался, в тёмный подвальчик, где, согласно вывеске, сидела «великая волшебница и ясновидящая Владлена». Лиза упиралась, говорила, давай пойдём назад, невпопад смеялась и делала грустные глаза, однако её никто не слушал. Её не слушали на протяжении нескольких месяцев, ровно с того момента, как их периодические встречи в кафе переросли в нечто большее.

Разумеется, «великая Владлена» была шарлатанкой, и, разумеется, Святослав нисколько ей не верил, и, тем не менее, ему удалось разговорить её, расспросить, выудить о будущем сведений больше, чем она когда-либо кому-нибудь сообщала. Владлена не знала уж куда деваться, когда этот ухмыляющийся юноша допытывался, как он будет жить и с кем, и сколько станет зарабатывать, и вообще что сделает через годы, в кого превратится…

Когда, наконец, Святославу банально надоело мучить цыганку, он схватил её за руку, сунул в ладонь несколько помятых бумажек и, потащив за собой Лизу, был таков. Владлена смущённо и оторопело смотрела на крохотные деньги, в прямом смысле заработанные пОтом – с неё лилось в три ручья, - и в сотый раз размышляла, стоило ли открывать собственное дело. Потому что большинство цыганок, и это знают все, предпочитают странствовать и перебиваться случайными заработками от случайных клиентов.

Предсказания, которые делали ему цыганки, всегда сбывались, и он этим беззастенчиво пользовался.

Безусловно, он встречал среди них не только благообразных женщин, со своим делом, навроде той, как бишь её?.. Вла… Влад… Нет, не вспомнить. Помимо разряженных шарлатанок и обманщиц попадались на его пути и бродяги. Одна из представительниц цыганского рода когда-то была его соседкой, а другая – сокурсницей. Он даже закрутил с обеими роман, а после, конечно же, бросил их, как Лизу до того…

Предсказания, которые делали ему цыганки, всегда сбывались, и он этим беззастенчиво пользовался.

…Он пользовался этим преимуществом, неизвестно как и почему обретённым, и тогда начинал громко, громогласно смеяться, хохотать. Это могло произойти в любом месте, и никто не стал бы ему перечить, поскольку Святослав Родионович Мальков вот уже второй год был бессменным председателем Союза Государств Земли. Выше него не сидело никого; зато под ним – куча народа, вся эта безликая и чёрная, суетливая масса. Не чёрная даже – серая, грязного, неприятного оттенка.

Чего в жизни Святослава Родионовича только не произошло за последние двадцать лет. Он расстался с огромным количеством девушек, и всегда разрыв происходил по его инициативе. Просто он получал то, чего хотел, чего ждал, а дальнейшее его вовсе не интересовало. Он выигрывал в азартные игры, в тотализатор, лото. Он не раз становился обладателем богатых наследств от безвременно умерших дальних родственников. Он двигался вперёд по карьерной лестнице, ничего особенно не изобретая, а предпринимая лишь новые и новые попытки отыскать цыганок, с которыми прежде не общался. Попытки каждый раз оборачивались удачей. И да, он платил им – как мог… как хотел…

…Обрюзгший, потный, одышливый, Святослав Родионович допил из бокала баснословно дорогое красное вино, не закусывая. Вместо этого он привлёк к себе полуголую грудастую девицу и впился слюнявыми губами в её сочные губки. После чего оттолкнул и ПРИКАЗАЛ:

- Я хочу… побыть один…

Девица – как же её зовут? А, неважно – подхватила разбросанную по полу одежду и выбежала из комнаты одной из его шикарных, разбросанных по целому миру пентхаузных квартир.

Отчего-то на ум Святославу Родионовичу пришла та, первая цыганка, в разноцветных обносках, та, что открыла ему глаза на небывалый дар.

«Вот дура!» - подумал он и сплюнул прямо на пол.

Хрюкнул и стал думать о более насущных вещах: яхтах и катерах… квартирах и домах… деньгах и женщинах… автомобилях… акциях десятков принадлежащих ему компаний…

Но чего-то явно не хватало. Чего же?

В поисках ответа на этот вопрос Святослав Родионович сполз с дивана, с трудом сунул ноги в тапочки, оделся не без проблем и направился к гравилифту.

- Не угодно ли господину… - начал было дворецкий-охранник, но его хозяин лишь отмахнулся, не удосужившись даже состроить недовольную гримасу.

Человек вроде владельца этой десятикомнатной квартиры на сотом этаже имеет право на ВСЁ.

Гравилифт мгновенно домчал его вниз, и Святослав Родионович вышел на улицу.

Воздух будущего полнили летающие машины, звуки голорекламы раздавались повсюду, люди в причудливой одежде сновали туда-сюда… и, конечно, все как один почтительно кланялись, когда он проходил мимо.

На город опустился густой туман, что немного скрадывало радость от созерцания окружающего раболепия.

«Стремиться некуда, - думал Святослав Родионович, - но разве это моя цель? Разве к такой жизни я шёл?»

Да, к такой – и всё же несправедливо, что он, самый обласканный судьбой человек из всех, вынужден страдать по тому, чего у него нет. А у него притом, кажется, есть абсолютно всё…

Кто-то твёрдо схватил его за руку.

Святослав Родионович уже был готов раскричаться на всю улицу, поскольку никто – никто! – не смел так обращаться с человеком, выше которого не находилось ровным счётом никого. Ему нечего опасаться, потому что любой, абсолютно любой бросится на его защиту, рискуя собственными жизнью и здоровьем, и защитит от угрозы, каковой бы она ни являлась. Это в случае, если отыщется на матушке Земле подобный идиот, тот, кто не знает в лицо и по деяниям самогО Святослава Родионовича Малькова и попытается поднять на него руку.

- Да я… тебя… в порошок… - задыхаясь из-за набранных за двадцать лет килограмм, просипел председатель.

- Не волнуйся, родной, это всего лишь я.

Он обернулся – и обомлел.

Это и правда была всего лишь она, та самая цыганка, которая рассказала ему о его необыкновенном даре, о безоблачном будущем, всемирном могуществе. Внешне, что поразительно, она вроде бы ничуть не изменилась: какой была два десятка лет назад, такой и осталась. То же смуглое лицо, то же тряпьё вместо одежды…

Святослав Родионович расхохотался, громко, громогласно. И сказал, как всегда, через силу:

- Давай, цыганочка… предскажи-ка мне… судьбу…

Но она лишь кратко помотала головой.

Он взъярился.

Но ничего произнести не успел, потому что заговорила она:

- Судьба твоя давно предсказана, дорогой, но настало время платить.

И, раскрыв рот, он, против свой воли, против воли собственно мироздания – и никак иначе! – стал слушать ужасные вещи. Кошмарные, жуткие события и случаи описывала ему цыганка, бесстрастным, ровным, спокойным голосом, холодно, морозно глядя своими глазами в его заплывшие жиром глазки.

Он попытался вырваться, но не смог: она держала слишком крепко. Он хотел позвать на помощь – и не сумел. И никто, никто вокруг не рвался вперёд, не рисковал жизнью и здоровьем, дабы оградить его от причиняемого зла.

«Почему? Как так?! Невозможно!..»

Взор у него помутился.

Цыганка произнесла последние слова, в которых он каким-то чудом умудрился расслышать «разорение» и «кончина», и только затем отпустила его потную необъятную руку.

Он рухнул на колени. Слёзы сами собой полились из глаз.

- Будь ты… проклята… Будь ты…

Но теперь она молчала. И так, молча, она сплюнула на тротуар рядом с ним и, развернувшись на каблуках старых, видавших виды сапожек, скрылась в тут же поглотившем её непроглядном молочно-белом тумане.

Он не видел их, но они смотрели на него. Они все – все разом смотрели на него. И переговаривались. …А потом раздался смех – громкий, громогласный… в котором он потонул…

Предсказания, которые делали ему цыганки, всегда сбывались, и он этим беззастенчиво пользовался…

Смотрит Вселенная чутко,

Вообрази-ка лишь на минутку,

Что её око — Всевидяще,

Что мы все слуги, видишь, Ей;

Отнюдь не цари и не боги —

Мы просто свернули с дороги,

Нам просто бы Ей помолиться,

Прикрыв наши грешные лица,

Прикрыв от стыда и корысти,

От злости, двуличья, убийства —

Убийства внутри и снаружи.

Ответь, кому, кому такой нужен?

Не стоит вдаваться в иллюзии

И мозг нагружать до протрузий:

Род человека не вечен,

А Космос — морозно-беспечен.

И вот президент РПС по фамилии Безбилетный в очередной раз взял фон и набрал номер своего коллеги из СШАП.

Ответили не сразу.

- Алло, Вася, - недовольно сказал по видеосвязи седовласый, лысоватый Грасс.

Они общались на мЕже – международном языке.

Грасс догадывался, о чём пойдёт речь. И не ошибся.

- Рик, - обратился к нему чернявый, плотно сбитый Безбилетный, - нам надо серьёзно поговорить.

- Опять?!

- Дело жизненно важное.

- Я прекрасно знаю, что оно ЖИЗНЕННО важное. Но болтать с тобой не хочу, - отрезал Грасс.

- Почему же? – удивился Безбилетный.

- Ты снова начнёшь свои политические интрижки. И дипломатические фразы меня очень утомляют.

- Но ты ведь во всём этом столь же хорош, как и я…

- Не льсти мне, Вася, это бессмысленно.

- Рик, если мы не договоримся, начнётся война. И не просто война, а с большой буквы.

- Думать надо было раньше, когда вы, российские, воровали нашу нефть.

- Да не трогали мы вашу нефть, Рик! Это вы, американские, тайком откачивали у нас газ, невзирая на соглашения…

- Ты думай, когда пули-то отливаешь! – взвился Грасс.

- Ах так! – в тон ему отозвался Безбилетный. – Тогда не вижу смысла продолжать беседу!

Не дав Грассу вымолвить и слова, он решительно повесил трубку.

На следующий день началась Война – та самая, с большой буквы. Настоящий ядерный апокалипсис. Он в считаные часы обезобразил и заразил планету, разрушил почти всю инфраструктуру и поставил человечество на грань вымирания. Шансов выжить и восстановить уничтоженное практически не было.

Однако…

- Техник Зэв, - сказало многорукое существо, Кринк – начальник пришельца, недавно посетившего Землю. – Ваша идея с искажением реальности с треском провалилась. Немедленно возвращайтесь обратно, установите перепрограммированный транслятор и лишите их возможности начать ядерное столкновение.

- Есть! – Зэв отсалютовал и отправился готовиться к перемещению.

Самое неприятное в изменении реальности то, что её невозможно исказить дистанционно, из альтаирского темпорального центра. Надо обязательно установить транслятор. И ставить его следует в том месте, которое требуется изменить (в этот раз речь шла о планете).

Путешествия во времени тоже не сахар: одна маленькая неточность, и угодишь не туда, куда нужно, а на сотни, если не тысячи лет вперёд или назад.

Однако на этот раз Зэв всё, кажется, рассчитал правильно.

Он вновь вышел из портала на той же самой поляне. Вокруг по-прежнему никого.

Приблизившись к дубу, заглянул в дупло – и с удивлением и разочарованием присвистнул: транслятор был на месте.

«Значит, всё-таки ошибся, - подумал Зэв. – На пару-тройку минут, но промахнулся».

Он решил вернуться назад, в комнату перемещения на планете, что находилась в системе Альтаира. Комната эта была оборудована всем необходимым для временнЫх путешествий, в том числе сверхточными настройками. Плодить порталы с помощью переносного устройства – дурной тон. К тому же опасно: а ну как кто-нибудь запрыгнет в прореху до того, как она закроется. Помимо прочего, вероятность ошибиться в настройках, когда переносишься из спецкомнаты, гораздо меньше.

«Гораздо меньше, и всё же, наверное, я ошибся», - недовольно подумал Зэв.

Тут кто-то тронул его за плечо.

Альтаирец резко обернулся и увидел… себя.

- Да-да, ты – это я. И наоборот, - не тратя времени на вступления, сказал Зэв-2.

- Чего тебе надо? – немедленно решил внести ясность Зэв-1.

- Я только что установил транслятор и спрятался в кустах, когда услышал шум. А оказалось, это ты. Предлагаю не плодить сущностей и перенастроить машину на исчезновение ядерного запаса обоих государств. Так проще и быстрее.

- Да, - согласился Зэв-1. – Сделаем по-твоему. Мне и самому не улыбается скакать туда-сюда. Тем более что комната перемещения, возможно, неисправна.

- Спасибо, буду иметь в виду, - откликнулся Зэв-2.

Они сделали, как планировали, а потом оба исчезли в порталах, вернувшись каждый в собственные время и вероятность.

…- Рик! – кричал в трубку Безбилетный. – Вашей военной гегемонии придёт конец!

- Так же как и вашему необузданному хищничеству! – парировал Грасс.

И бросил трубку.

На следующий день началась Война. Та самая. Правда, без применения ядерной мощи, которая вдруг вся куда-то подевалась, зато с использованием химического, биологического, огнестрельного и прочего оружия. А его было в избытке. Результат (менее быстрое, зато более масштабное разрушение планеты и человеческой цивилизации) не заставил себя ждать.

- Техник Зэв! Это возмутительно! – повысил голос обычно спокойный Кринк. – Сейчас же перемещайтесь обратно на Землю и любым способом остановите вооружённый конфликт. Мы не имеем права допустить, чтобы в целом разумная и успешная раса полностью сгинула в небытии. Кроме того, такое развитие событий потенциально опасно для жителей иных миров и планет.

- Есть!

Поляна встретила привычными зеленью и умиротворением. Где-то стрекотали кузнечики; заливались птицы.

Не успел Зэв подойти к дубу, где должен спрятать транслятор, как навстречу ему из кустов показались сразу две его «копии».

- Я так и знал, что с комнатой перемещения что-то не то, - проговорил Зэв-1. – Или в мои вычисления закралась досадная неточность.

- Неважно, - сказал Зэв-2. – Перенастрой транслятор и полетели отсюда.

- Точно, - подтвердил Зэв-3.

Когда перенастройка была завершена – теперь на Земле не останется ровным счётом никакого оружия, - все три зелёно-синие фигуры запрыгнули в ожидавшие их порталы и исчезли.

- …Нас не остановить! – уже не кричал – орал в фон Безбилетный. – Мы вас приструним!

- Спорим?! – задыхаясь от ярости, ответствовал Грасс.

В этой Войне не участвовали ядерные ракеты, хим. или биооружие. Не было и зенитных установок, винтовок, ножей… Зато в огромном количестве имелись палки и камни. А кроме них, фоны, визоры, мобили… Словом, всё, что подворачивалось под руку. Итог оказался очень печальным: апокалипсис продолжался намного дольше и завершился значительно хуже, чем в предыдущих вероятностях.

- Техник Зэв!!! – Игнорируя социальную дистанцию, Кринк упёр двухчастную голову в лоб подчинённого; начальник ярился и брызгал слюной. – Я отстраняю вас от задания!!!

- Есть, - безучастно ответил Зэв.

- Ладно, - сказал альтаирский техник сам себе, когда вышел от разгневанного Кринка. – Попробую в последний раз. В конце концов, жизнь человеческой расы важнее моей должности, верно?

Он немного сомневался. Но недолго.

Доступ к комнате перемещения ему ещё не успели закрыть.

Четыре двухметровых альтаирца стояли на поляне и слушали песню ветра.

- М-да, занятная ситуация… - протянул Зэв-2.

- Тяжёлая, я бы сказал, - поправил Зэв-3.

- Что же будем делать? – поинтересовался Зэв-4.

- Есть у меня идея… - начал Зэв-1.

Остальные повернулись к нему. Тогда Зэв-1 их огорошил:

- Надо прекратить попытки изменить судьбу землян.

Разумеется, идея не нашла отклика у альтер-«эго». Они немедленно всполошились:

- Нет! Это невозможно!

- Очень опасно!

- Не по инструкции!..

И что бы Зэв-1 ни говорил, собеседники не соглашались.

Но он был к такому готов.

Окончательно потеряв надежду переубедить альтернативные «я», Зэв-1 молниеносным движением выхватил из-за пояса лучестрел. Не дав удивлённым гигантам опомниться, он быстро и точно выстрелил каждому в голову…

Три инопланетных трупа лежали на зелёной земной траве. Впрочем, здесь им было не место. Поэтому «подлинный» Зэв отцепил от магнитного пояса маленькую колбу с аннигилятором и полил смертельно опасной жидкостью лежащие навзничь телА. Мёртвые пришельцы тотчас заблестели, а через секунду их и след простыл.

Зэв подошёл к вековечному дубу, направил лучестрел в дупло и нажал на гашетку. Сверкнула яркая вспышка. Астматически дохнув, артрически крякнув, взорвался транслятор. После чего Зэв полил сломанный аппарат жидким аннигилятором.

Вот! Теперь никто не вмешается в историю Земли…

Итак, прежде чем глупые люди распылят друг друга на атомы энтропами, пройдёт ещё целый день. А значит, у Зэва есть возможность вернуться сюда, когда всё хорошенько обдумает и найдёт способ не только спасти человечество, но и реабилитироваться в глазах Кринка.

Техник шагнул в портал.

И мгновенно вышел наружу.

Вот только понятия «наружу» уже не существовало. Равно как и «внутрь». И любого другого, связанного с пространством и временем. В том числе это касалось портала.

Зэв летал, барахтался, бултыхался в потоке беспространствия и безвременья, постепенно, но неотвратимо сжимающихся вокруг него, подобно необъятных размеров удавке.

Альтаирец начал пропадать. Совсем, без остатка. Хотя, надо сказать, альтаирцем Зэв отныне не был: благодаря его усилиями исчезали любые понятия во вселенной. И восстановить их, кажется, не удастся…

«Похоже, комната перемещения была-таки неисправна», - с горечью подумал растворяющийся Зэв.

В одной из бесконечного числа параллельных реальностей зазвонил фон.

Трубку не спеша подняли; нажали сенсорную кнопку ответа.

- Алло, Вася. Чего тебе?

- Ну, Рик, знаешь, это переходит всякие границы! Ваша миротворческая политика насквозь прогнила! Она неправомерна, двулична и может привести к Войне – с большой буквы!..

- И что дальше?..

Молодой инициативный альтаирец вошёл в кабинет руководителя темпоральными операциями.

- Техник Зэв! Для вас есть задание…