Геймдев модельч
Делал модельку под геймдев, начало было хорошее с зебры, но потом после ретопа и запечки пришел сабстенс и поломал релаксный чил.
Пришлось кучу раз с начала начинать, и вылеты подводили
Не советую сабстенс
Делал модельку под геймдев, начало было хорошее с зебры, но потом после ретопа и запечки пришел сабстенс и поломал релаксный чил.
Пришлось кучу раз с начала начинать, и вылеты подводили
Не советую сабстенс
На мои стихи Suno спело песню
Года весёлые настали
Французам головы засрали
И царской задницей на трон
Уселся сам Наполеон
Уланы с острыми ушами
Драгуны с потными клинками
Скрипит потёртое седло
И дымом всё заволокло
Напялив клоунские шмотки
Смердя как старые селёдки
Французской армии орда
Зимой припёрлась в холода
Гусары с потными носками
Бежали гады всё заскамив
А кирасиры мать их так
Расселись в луже кое как
Идут солдаты на гавно
Такое вот бородино
музыка: https://app.suno.ai
арт: нейросеть foocus
🔞18+
Я не мог поднять веки, будто их кто-то натянул мне на глаза и держал закрытыми, чтобы я чего-то не увидел. Только глухой, отдалённый шум толпы продолжал звучать вокруг, то нарастая, то становясь тише, и под это качающее звучание я неподвижно лежал на песке, истекая кровью. Я даже не знал, в каком я был виде, обернулся ли я человеком, или так и оставался зверем. Тело казалось мёртвым, а мой разум будто отделился от него, продолжая медленно мыслить.
Потом, еле ощущая прикосновения, я понял, что меня куда-то перетаскивают. Хоть бы не в яму с проигравшими бойцами. Путь куда-то оказался долгим, но и мысли мои еле тянулись. Кажется, один раз меня уронили, я не мог точно знать этого, заметив лишь резкий перепад и отдалённое чувство боли, на мгновение уловив его. Кроме этого раза все чувства отказывались работать. И только когда я провёл какое-то время в одном положении, я понял, что меня, наконец-то, куда-то положили, оставив в покое.
Я не спал, но точно выглядел спящим. Бурчание Сёмы чётко слышалось рядом. Он переживал за меня, матерясь на организаторов, бродил возле моей койки назад-вперёд. Я хотел бы ему сказать, что со мной всё хорошо, но не мог. Сил хватало только слушать.
Зато я узнал, что у меня здесь есть верный приятель, которому не всё равно, умру я сегодня, или нет. Мы команда, и я бы хотел вернуться к жизни, чтобы его отблагодарить за неравнодушие, что он показал.
Вскоре я заметил, что хоть чуть-чуть, но могу шевелить пальцем. Заторможенные движения с трудом давались, но я не останавливался. Эта рука лежала за мной, так что Сёма не мог заметить моих попыток жить, и всё ещё болтал с моим неподвижным телом. А потом, когда наговорился, он запел какую-то песню, и я замер, слушая слова.
Знаешь, луна, когда ты одна
На небе сияешь во тьме,
Дети твои внизу на земле
Затянут песню тебе.
Мы будем плясать, мы будем скакать,
Охоту мешая с игрой.
И если в ночи услышишь ты вой,
Знай, что мы ищем покой.
Проклятье твоё за нами идёт,
Не в силах его победить.
Людьми никогда нам больше не быть,
И прошлого нам не забыть.
Знаешь, луна, когда тебя нет,
Мечтаем мы лишь об одном.
Чтоб солнце сияло в небе ночном,
И ночь стала бы вечным днём.
Под эти слова я засыпал, а когда Семён затих, закончив петь, я провалился в сон.
- Ты живой! – радостно прокричал Семён, подняв меня на койке, и трижды сильно похлопал по спине.
Я и сам был рад это осознать.
- Сколько я проспал? – спросил я, не обращая внимания на радость приятеля.
- Да не знаю я, несколько часов. Уже рассвело. Давай вставай, нужно развеяться! – пробормотал он, и дёрнул меня за руку с кровати.
- Почему открыта дверь? – удивился я, когда увидел, что у нас нет препятствия, чтобы уйти.
Голова ясно соображала, тело не болело после боя, как будто его и не было. Лёгкая усталость присутствовала, как после тренировки. Приятно осознавать, что ты в порядке.
- Днём всегда так. Можно прогуляться в парке-лабиринте. Пойдём скорее, а то так и не увидим солнца сегодня, если просидим тут ещё несколько часов.
- Прекрасный вид, не правда ли? – спросил Старшой, - дух захватывает.
- Устал я, - пожаловался Малой, - скорее бы дойти.
Они брели сто двадцать лун кряду. Атмосфера планеты после геомагнитного смещения напоминала мезозойскую. Жаркую, влажную и душную. Ледники отступили, пустыни экватора примкнули к пустошам умеренной полосы, а на полюсах господствовали тропики. Сухой ветер центральных регионов беспрестанно гонял вихри, будто пастух коров. Ноги утопали в песке по колени, и если бы не антигравитометр, вмонтированный в систему умного скафандра, ни один ходок не добрался бы до Обители. Так же помогали термостабилизаторы, контролирующие температуру костюма в зависимости от температуры тела, энергокорсет, позволяющий отбиваться и добывать пищу, навигатор, указывающий верное направление.
Малому стукнуло семьдесят, и он облегчённо выдохнул. Работа на конвейере жизни завершилась. Шестьдесят лет он был стройным винтиком системы, позволяющим экзомиру бесперебойно функционировать. Старшой был на пятнадцать лет старше и вызывал восхищение окружающих. Он был работягой высшего уровня, трудолюбию которого завидовали все. Первый, кто отказался выходить на пенсию в положенный срок. Первый, кого отправили в Обитель почти насильно.
- Уже скоро, - пролепетал Малой, вдыхая через маску отфильтрованный и охлаждённый воздух, - скоро я упаду на мягкую кровать и буду спать целые сутки.
- Скоро, - угрюмо подтвердил Старшой.
Он внимательно осматривался и подозрительно принюхивался. Хотя основные невзгоды были позади, десятки животных и птиц убиты, обжигающие бури и ледяные ливни преданы забвению, Старшой ни на секунду не расслаблялся.
- Истинный Раб, - восхитился Малой.
Слово «Раб» было аналогом «Героя». В Книге Пути, изданном после геомагнитного апокалипсиса, раб происходило от божественного Ра и являлось высшей похвалой в устах говорящего. Язык предков сильно урезали и в доосознанном возрасте, который наступал в семьдесят лет при попадании в Обитель, использовался слабо. В основном технически. Мыслители и философы восседали в Обители. Преисполненные жизненной мудростью, имея за плечами многолетний опыт, а впереди много свободного времени, они записывали трактаты и заполняли библиотеку Жизни. Которая становилась доступной пришедшей молодёжи в полной мере.
«Работай, чтобы жизнью наслаждаться», гласила надпись на бункере, выступающем над экваториальными песками. Выход во внешний мир и одновременно вход в мир подземный. Где работали сотни механизмов, крутились тысячи шестерёнок, добывая и перерабатывая продукцию, отправляемую, в большинстве своём, в Обитель. Техническая документация низшего порядка не превращала рабов в учёных и инженеров, а давала лишь базовые знания для работы. Да и не было времени и сил что-то придумывать. Работали с утра до ночи, отрываясь лишь на сон и еду. Минимальное социальное взаимодействие и контроль порядка осуществляли роботы-охранники. Никто не говорил, но машины могли убить любого нарушившего главное правило Книги. Работай, чтобы жизнью наслаждаться. По десяткам мониторов ежедневно крутили ролики о необходимости работать усерднее, чтобы в зрелости насладиться плодом стараний. «Работай, чтобы жизнью наслаждаться». По наступлению семидесятилетия счастливчикам выдавали скафандры для главного испытания. Только самые подготовленные доходили до Обители, минуя ловушки внешнего мира. Такие в Книге Пути именовались «избранными». Таков Путь…
- Какой сегодня праздник? – спросил Мелкий, зачёрпывая серебряной ложкой торт.
- Мы ждём гостей, - ответил Старший, отпивая из хрустального бокала, - скоро придут избранные.
- Это к их приходу мы столько готовились, - улыбнулся Мелкий, - наконец-то.
Мелкому стукнуло десять, и он только слышал об избранных. Внешних ходоках, повелителях стихии, королях природы. Он радостно проглотил кусочек бисквитного торта и запил апельсиновым соком. Робот-пылесос проглотил крошки с пола, а робот-прислуга убрал остатки еды. Минимализм гостиной нивелировался богатством деталей. Искрящийся в лучах солнца хрусталь, серебряная утварь, дубовая и папоротниковая мебель, вырезанная из цельного дерева. Озонированный воздух и повсеместное бесперебойное освещение. Роскошь, не доступная подземному миру.
Старшему было восемнадцать. Он являлся пятым сыном семьи и нёс шефство над Младшим. Строгая иерархия не позволяла Младшему видеть других братьев. Каждый занимал определённый этаж Обители. Чем старше, тем выше этаж. Чем старше, тем ближе к солнцу. Обитель представляла собой агломерацию прозрачных толстостенных туннелей, похожих на сосуды. Витками они вздымались над папоротниковыми гигантами, над вечным туманом и сыростью. Туда, где взору открывалась красота мира. Туда, где хотелось жить. Будто шея бронтозавра объёмный прозрачный сосуд выныривал из зарослей к основанию большой круглой поляны, созданной, казалось, искусственно. Увековечивала сосуд смотровая площадка, возвышающаяся над вековыми кронами.
- В Книге Жизни сказано, что Обитель – это дар судьбы, - сказал Младший, надевая ситцевый голубой балахон поверх белых панталонов, - так же в ней сказано, что за дар этот нужно платить.
- Всё верно, - кивнул Старший, натягивая ботильоны, - за любой дар нужно платить… А за дар жизни, особенно.
- Раньше цветом траура считался чёрный, - он грустно глянул на зелёный камзол, - теперь зелёный. Тот, что перерабатывает углекислый газ и даёт кислород. Ума не приложу, почему…
Он взял под руку Младшего и пошёл к смотровой.
- Мы умрём? – неожиданно спросил ребёнок.
- Все когда-то умрут, - вздохнул Старший, - чтобы впустить кого-то извне, нужно избавиться от кого-то внутри. Таков жизненный баланс Обители.
Они молча поднимались по бесчисленным ступеням. Вокруг лесной поляны, будто головы любопытных динозавров, поднялись ещё несколько смотровых. Десятки нарядных жителей высыпали наружу. Кто-то в масках, кто-то в респираторах. Дышать естественным воздухом было противно и опасно.
Путники пробирались к цели сквозь многоэтажные заросли на голом энтузиазме. Силы закончились, запас прочности костюмов иссяк.
- Вот она! – воскликнул Малой, указывая сквозь зелёный лес на смотровую.
- Обитель, - подтвердил Старшой без особого энтузиазма, - конец Пути.
Вскоре они оказались на вырубленной поляне. Сотни лиц смотрели на них с высоты небес.
- Пришло время, - грустно сказал Старший, - четверым не место в Обители.
Он вступил на круглый помост и кивнул Младшему. Тот покорно встал рядом. На тонком мерцающем проводе помост сорвался с площадки и устремился к поляне. Сотни рук аплодировали. Двое встретились с двумя.
- Вы проделали длинный путь, - поклонился Старший.
- Не ожидал столь радушного приёма, - восхитился Малой.
Мелкий непонимающе нахмурился.
- Не встречают они нас, - горько усмехнулся Старшой, - а в жертву приносят. Посвящение молодых в братство Обители. Убийство как финальный экзамен.
- Верно, - поклонился Младший, - право, я не представляю убийство человека, хотя животных убил много.
- У тебя всё получится, - потеребил макушку ребёнка Старший, - их костюмы износились, навигация заглушена, а экзоскелет истощён. Да и сами они, похоже, изрядно устали.
В мгновение ока сверкающий экзоскелет с множеством эластичных щупалец возник за зелёным камзолом Старшего. Электрические хлысты сомкнулись на запястьях Младшего и обоих окутала сверкающая мерцающая броня.
- Ты знал? – отшатнулся Малой, - знал, что так будет?
- Догадывался, - невозмутимо ответил Старшой, - поэтому и не хотел покидать подземный город…
Две смертельные фигуры нависли над пыльными фигурами стариков.
- Последние пятнадцать лет я не то, чтобы работал в шахте, - неожиданно добавил Старшой, - но собирал это.
Он достал из внутренней поясной коробки шар. Нападающие замерли, зрители прищурились.
- Нейтронный геомагнитный излучатель, - задумчиво продолжил Старшой, - не бог весть какая бомба, но на Обитель хватит.
Он блаженно улыбнулся и нажал кнопку. Таков Путь.
…на пригорке теремок, на дверях висит замок…
Если говорить честно и открыто, первые впечатления от столицы у наших друзей оказались самые удручающие: портовое утро встретило их криками прокуренных, лужёных докерских глоток: «Лев-в-ва!», «Пр-р-ра-в-ва!», «Майна!», «Вира!», и прочих других, типа: «Куды прёшь, хамьё неотёсанное!». Жизнь кипела. Бурлила, вроде, гейзером, а воняла хуже болота. Копоть и сажа, опять же — оттого и ходят все чумазые. А всё потому, что паровые механизмы… В общем и целом, после умеренной индустриальщины маленького шахёрского городка выглядело всё, скажем так, непривычно.
Приуныл даже цирюльник. «Как же был наш мир узок и как же теперь он расширился!» — думал он, — «И вот вопрос: как нам теперь расширение это пережить без потерь? Загадка!». Мысли лавочника были не столь близки к эсхатологии: он, по относительной своей молодости, просто смотрел и удивлялся. Что же до людей-зверей в заботливо предоставленных им клетках, то там царил полный афиногенезис: двухтысячелетняя мудрость этих существ полностью шла боком. Зато пыталась родиться совсем иная — и, естественно, в муках (как это обычно водится у зарождений и прочих генезисов).
Основной вопрос общей для всех наших четырёх существ философии обозначил, как ни странно, лавочник:
— Итак, господа-хорошие, какие теперь будут наши дальнейшие действия?..
В это же самое время, на судне раздалОсь свечение (да-да, именно, что раздалось — потому что потом оно схлопнулось просто и без затей). Неправильное это было свечение. Потому что, обычно, если свет зажигаешь, то распространяется он сразу и во весь предел своей мощи: не «раздаётся» и, соответственно, не «схлопывается» после — с ним всё просто: вот он есть, а вот его уже нет. Но не так было со свечением описываемым: оно, действительно что, раздалось, и в нише, которую оно отвоевало от окружающего мира, появился человек в балахоне с капюшоном.
— Зачем Хозяину иллюзионист, если он и сам не прочь посоздавать иллюзий? — саркастически вопросило появившееся существо.
И тут лютым зверем взревел Медведь. И мало того, что взревел — попытался он во внезапно настигнувшем его диком безумии разбить своё узилище. Но не удалось — шкипер Одиссей предоставил добротную снасть, не обманул…
— Икар! Икар-р-р!!! — Рычал медведь. — Разор-р-рву!!!
Говорят, привычка — вторая натура. Так оно и есть на самом деле. Наивная прямота, диктуемая ролью, и взаправду стала натурой нашего белого клоуна (и это не удивительно — после стольких-то лет!). То есть, маска, попросту, приросла к лицу, став с ним одним целым. Или, иными словами, личина породила новую личность, напрочь убив старую… И, как следствие, такое вот теперь у новой личности было кредо: вижу цель — не вижу преград, и пусть себе тот рыжий смеётся. Но… рыжий сейчас не смеялся.
Зато иллюзионист — тот ухмылялся вовсю:
— Ребя-я-а-та, ну вы чего? Это же я…
— Конечно, это ты, — проворчал Енот. — И что же нам теперь? В опу тебя, что ли, целовать от такой щедрости? Явился, понимаешь ли, не запылился… Герой — нЕчего сказать!
— Да прекрати, — продолжил фокусник, откинув капюшон, — Уж ты-то как Арлекин должен бы меня понять! Ну?..
— Ау! Я сейчас, что ли, похож на Арлекина? — Немедленно парировал Енот.
— Кстати, а кто это вас так? Неужели Хозяин?
— Вот сам у него и спросишь, — буркнул насупленный Енот, — За тобой, как раз, нас и послали…
— Не-а, не спрошу!
— Так Он же следит за нами! — Попытался было возмутиться Енот.
— Не-а, не следит, — продолжил иллюзионист в своей насмешливой манере, — мы сейчас посреди текучих вод. И нету тут его власти…
— Зато у меня тут есть власть! — Это незаметно подошёл Хромой Одиссей. — Отставить разговорчики! Отвечать быстро: кто такие? Почему звери разговаривают? Откуда безбилетник?
Шкипер стоял, уперев руки в боки, а тощая бородёнка его развевалась на утреннем ветерке. И пока он стоял, а растительность развевалась, из-за тюков и ящиков неспешно подтянулась вся его команда, вооружённая кто чем. ПодобралАсь, окружила наших путешественников: рожи, сплошь, красные, проветренные, осклабившиеся рты через одного щербатые. А у кого-то и вовсе одного глаза недостаёт. И, как-то, по ним сразу понятно — такие шутить не любят. А если кто из них и любит, то шутки его вряд ли вам по душе придутся…
Так вот. Компания пассажиров, увы, не спешила удовлетворять любопытство шкипера. И, на его возмущённый взгляд, это было нехорошо, невежливо, моветон и вообще против правил, которые он здесь установил. И вот уже готово было сорваться: «Вяжи их, братва!», но… Опять то самое свечение: раздалОсь, схлопнулось — и никаких, тебе, пассажиров. Исчезли, крысы сухопутные! Как дым в воздухе растворились…
- Я не должна больше жить. Пожалуйста, убей меня! - изображал мой голос Виктор. Тот, кто совокуплялся с моей матерью. Тот, кто насильно целовал меня, а затем кончил мне на живот. Тот, кто несколько минут назад ударил маму головой о батарею. Тот, кто держал сейчас нож у моего лица. - Повторяй за мной, дрянь! - вызверился мужик, когда я не произнесла ни слова. - Я не должна больше жить. Убей меня!
- Прошу, оставьте сестру в покое. - сквозь слёзы, умоляла Виктория.
Я бросила на неё печальный взгляд. Глупая сестрёнка променяла жизнь в достатке на заточение в двухкомнатной квартире. Обменяла общение с людьми из высшего сословия на компанию матери-неудачницы и толпу алкашей. Бросила беззаботную жизнь ради никчёмного существования.
За что Вика себя так наказала, я не знала. Но искренне ей сочувствовала, видя как, за три месяца, из холёной красавицы она превратилась в запуганную овечку.
Я была счастлива вновь увидеть Викторию живой, но лучше б ей не возвращаться. Глупая. Глупая сестрёнка.
- Да не нужна мне эта малолетка. - мужик наигранно поморщился и убрал от моего лица нож. Но не прошло и секунды, как он наградил меня увесистой оплеухой.
В ушах зазвенело, перед глазами начали плясать разноцветные круги, правая половина лица горела от удара. На мгновение, я потеряла связь с реальностью, а очнулась тогда, когда услышала отчаянный крик Виктории.
- Отпустите нас, пожалуйста. Я отдала вам всё, что у меня было.
- Врёшь, сука! Знаешь ведь, где взять ещё. Говори, а не то прикончу твоих любимых родственничков. - Виктор снова замахнулся на меня ножом. Я хотела отползти от него подальше, но упёрлась спиной в диван.
Вика бросилась на сумасшедшего, но мужик с лёгкостью отбросил её в угол комнаты.
Ещё один мамин дружок, схватил сестру за горло и запихнул ей в рот какую-то тряпку. Затем, скотчем примотал руки к телу и оставил лежать на полу.
- Я ж по-хорошему с вами. А ты кидаешься. - обиженным тоном просипел Виктор и, как бы между прочим, вздохнул. - Не хотел ведь этого делать, но ты меня вынудила, Ви-ка.
Мужчина медленно подошёл ко мне, схватил за волосы и заставил подняться на ноги. Мне с трудом давались любые действия, но я послушно выполняла всё, что от меня хотели. Сопротивляться было бессмысленно. Я наверняка знала, что это последний день в моей жизни.
Виктор встал позади меня, наклонился к уху и гаденьким тоном прошептал:"Жаль, не успели повторить наши влажные приключения". А затем, вогнал мне в живот нож, по самую рукоятку.
Из глаз посыпались искры. Я согнулась пополам от боли и упала на пол. Смотрела на заливающуюся слезами сестру и думала, что поступаю эгоистично, умирая первой. Мне не хотелось оставлять Вику одну в этой ужасной квартире с монстрами. Но ничего не могла сделать.
Тело медленно покидала жизнь. Из раны сочилась кровь, образовывая подо мной лужу.
Где-то на границе сознания, я увидела что мама пришла в себя. Держась за раненную голову, она ползла в сторону сестры.
Алчные мужланы насмешливо наблюдали за бывшей собутыльницей и умудрялись отпускать нелицеприятные комментарии в момент, когда женщина поворачивалась к ним задом.
Добравшись до Виктории, мама села так, чтоб закрыть дочь собой. Я слышала слова утешения, которые она шептала. Видела в её глазах страх за жизнь ребёнка. Долго всматривалась в дрожащие руки, которыми мама приглаживала спутавшиеся волосы моей сестры.
Я успокоилась, осознав, что Вику эта женщина одну не оставит.
Той, кто умрёт в одиночестве, буду я.
В голове проносились картинки счастливых мгновений. Их было немного. Но они всё-таки были. Я воскресила в памяти самый радостный день жизни. День, когда внезапно вернулась Виктория.
Очередной летней ночью, я сидела на любимой скамейке, во дворе своего дома. Из окна маминой квартиры доносились пьяные завывания и хохот. Я ужасно хотела есть и спать, но упрямо ждала на улице, пока праздник жизни, в квартире номер семь, утихнет.
В какой-то момент я всё же задремала. А проснулась от яркого света, настойчиво проникающего под веки.
Я проморгалась, устремила взгляд на источник раздражителя и не поверила своим глазам. Посреди никчёмного двора, горела какая-то трещина в воздухе. Она была неровной и мерцала всеми оттенками фиолетового.
Мне стало не по себе. Я чувствовала нечеловеческую, инородную силу, исходившую от сияния. Медленно поднявшись с лавки, я попятилась к подъездной двери. Сделала не более пяти шагов, когда неестественное нечто пропало, издав оглушительный треск.
Незамедлительно взревели сигнализации автомобилей. Сонные люди выглядывали из окон своих квартир, пытаясь понять что произошло. В одно мгновение стало очень шумно. Но меня это не трогало.
Я смотрела на девушку, которая стояла на месте странной фиолетовой трещины. Незнакомка была одета в красивое платье изумрудного цвета. Узкий лиф подчёркивал пышную грудь, на талии был повязан пояс, усыпанный драгоценными камнями, шёлковая юбка облегала стройные ноги, а в пшеничных волосах сверкала диадема.
Девушка неуверенно шагнула в мою сторону. Замерла на мгновение. Сделала ещё несколько небольших шагов и остановилась под тусклым светом фонаря.
В зелёных глазах, вздёрнутом носе, пухлых губах и приподнятых бровях я узнала свою сестру. Узнала, но сама себе не поверила.
Вика не выдержала первой. Бросилась на меня с объятиями и разрыдалась. В перерывах между всхлипами, она что-то бормотала про порталы, другие миры и разбитое сердце. Я ничего не понимала, да и не пыталась. По крайней мере, в тот момент.
Объятия вывели меня из ступора. Я прижалась к сестре так сильно, что она охнула. Мы обе плакали и радовались долгожданной встрече. Вокруг царила ночь, бегали туда сюда люди и визжали сигнализации машин. А нам было всё равно, ведь мы снова есть друг у друга.
Это был момент полный счастья, который разрушился, когда мать рассказала своим собутыльникам обо всех обстоятельствах возвращения Вики домой.
Три месяца эти нелюди тянули из нас деньги, которые удалось выручить с продажи платья и украшений сестры. А когда закладывать в ломбард стало нечего, начался ад.
Меня, Вику и маму, по одной, вылавливали на улице, караулили в подъезде и избивали до полусмерти, пытаясь вытрясти из нас информацию где спрятаны другие драгоценности.
Проблема была в том, что мы всё продали. У нас ничего не осталось. Но никто из маргиналов в это не верил.
И привело это к краху. К ненавистной квартире, раненой матери, измождённой сестре и моим предсмертным хрипам.
Я, в последний раз, посмотрела на сестру. Разомкнула пересохшие губы, чтоб прошептать слова прощания, но не успела.
Стёкла в квартире выбило чудовищной, иррациональной силой. Стены зашатались, перегородка между двумя комнатами разрушилась, а на её месте возник разлом. Точно такой же, какой я видела в ночь, когда вернулась Вика.
Фиолетовая вспышка ослепила. Я прищурилась, стараясь рассмотреть происходящее.
Недоразвитые алкаши озирались по сторонам, силясь осознать глобальность проблемы. На их лицах явно читались страх и непонимание. Но метания уродов продлились недолго.
Подтянутый мужчина, появившийся из портала, в мгновение ока, свернул голову сначала Виктору, а затем и его подельнику. Оба алкаша, с глухим стуком, замертво упали на пол. Я возликовала свершившемуся правосудию.
Из-за жирного тела, закрывшего собой обзор, мне было почти ничего не видно. Но кое-что разглядеть всё-таки получилось.
Виктория, освободившаяся от кляпа и скотча с помощью матери, вскочила на ноги и кинулась к незнакомцу. Его длинные черные волосы обрамляли красивое мужественное лицо: глаза цвета атлантического океана, волевой подбородок, тонкие губы, аристократичный нос и тёмные брови.
Незнакомец был хорош собой, но больше походил на статую, чем на живого человека. Он двигался, разговаривал с Викторией, которая молила о прощении и заливала слезами его камзол, но казался недостаточно живым. С ним явно было что-то не так. Но разбираться что именно времени не осталось.
Виктория, под руку с мамой, шагнула в разлом. Неизвестный спаситель обвёл безразличным взглядом разрушенную, старую квартиру и повернулся ко мне спиной. Он смахнул в рукава камзола пыль и сделал шаг по направлению к порталу.
Я выдохнула. Опасность Виктории не грозила. Я могла быть свободна.
- Будь счастлива, сестра. - прохрипела я пересохшим горлом и позволила нескольким слезинкам скатиться по лицу.
Умирать было не жаль. Меня расстраивало, что последними, перед своей смертью, я вижу не лица близких, а спину мёртвого Виктора, которого ненавидела всей душой. Он, словно клещ, присосался ко мне и, похоже, собирался провожать на тот свет.
"Больной ублюдок! Если ад существует, я желаю тебе оказаться там одному. Чтоб все черти развлекались лишь за твой счет" - промелькнуло в моей голове и я расслабилась. А спустя мгновение, словно божественное провидение, на моё лицо упали солнечные лучи. Вонючее тело Виктора больше не закрывало собой обзор.
Сквозь пелену слёз, я увидела как незнакомец опускается на колени, тянет ко мне свои руки с изящными длинными пальцами, бережно поднимает моё тело над землёй и несёт к порталу.
Будь у меня время, я бы обязательно поблагодарила этого человека за доброту, которой он одарил меня в последние минуты жизни.
___________________________________________
От автора: следующие несколько глав будут повествоваться от лица второго главного героя. Там вы узнаете немного о жизни Виктории в другом мире, до событий в этой главе. (если вам, в принципе, хочется видеть продолжение моих "творческих изрыганий" :D)
Второе исчезновение персонала. Главный герой под подозрением. Его бросают в Тёмную Палату...