Из частного письма губернатора к другу. 1882-й год.
...Выше я сказал, что крестьянская жизнь идет в полный разрез с петербургскими идеями и законами.
Да; этот раскол до такой степени поразителен, что отчетливо начинаешь сознавать, почему наша деревня вовсе не пользуется выгодами, проистекающими от принадлежности к государству, имеющему сильную власть, обладающему средствами защищать интересы своих подданных. Не будучи в состоянии найти себе защиту в институциях государства, крестьянин несет одни только невыгоды, сопряженные с подданством могущественной военной державе.
В самом деле, закон не дает крестьянину ответа на все жгучие вопросы его жизни.
Земля выпахана; она не родит. Закон не требует от крестьянина ничего, что могло бы сохранить будущим поколениям производительную силу почвы. А вот колодезь с журавлем закон запрещает устраивать. Кабак совсем заел. Закон опять молчит. Крестьянин попал в кабалу мироедам и ростовщикам. Опять-таки закон не защищает крестьян.
Поп больно много требует за похороны и свадьбы, «хоть в мусульманскую веру иди», жаловалось мне целое село, при чем, умоляя спасти их от «озорного» попа, все стали на колени. У консистории на этот счет особый взгляд.
Правды нет в крестьянском суде. Закон философствует на эту тему: «Сами выбираете судей: будьте осмотрительны. Приговор вашего суда окончательный». Говорить это полудиким детям – значит только смеяться над ними, а не удовлетворять настоятельной потребности в правде.
Мальчишки и девчонки стали озорничать, пьянствуют, из кабака не выходят. Станут старики выгонять, сейчас норовят в зубы, а то и хату подпалят. Нету с ними сладу. Закон отвечает на это уничтожением телесного наказания без судебного приговора, предоставлением сыну возможности привлечь отца за побой к суду, т. е. разрушает все основы полудикой семьи.
Хаты начинают валиться – чинить не позволяют. Строй новую, на новом месте. Это управы делают, чтобы спасти деревни от пожаров.
Старшина, писарь и мироеды поедом едят. Если что скажешь, сейчас на суд, сечь станут, коли нескольких ведер не поставишь; а то подговорят мир землю отнять, с родовой усадьбы гонят, говорят – не по плану хата стоит. Если не мил начальству, в Сибирь, говорят сошлем. На эту беду один ответ: «сами выбирали, а все это придумано в вашу пользу. Вы не знаете выгод самоуправления».
Из всего этого является недовольство своим положением и самосуд, выражающийся чаще всего подожогами. Верите ли? из десяти деревенских пожаров не менее шести, семи начинаются снаружи домов и с высоты человеческого роста, что прямо указывает на поджоги.
Как же быть? Наши крестьяне также охранены законом, как американские пионеры в стране осажей. Делай что хочешь, а мы тебе не охрана. В американских прериях есть суд Линча, есть револьвер и право употребления оружия. Ну, а у нас не смей даже грубить доморощенным апахам и комачам, т. е. писарям, старшинам, да мироедам.
Между тем сантиментальные творцы законопроектов млеют от прелестей крестьянского самоуправления. Их идея удовлетворена. Чего же нужно крестьянам? Чего они еще хотят?
И эти благожелатели крестьян продолжают витать в каком-то полном отвлечении от действительной жизни и нужды.
Создаются законы, может быть пригодные для Швейцарии или Сицилии, что ли, но совершенно не приложимые к России. В этих законах много гуманных мыслей, много пищи для ума и сердца либеральных фельетонистов, но ничего полезного нашему захолустному городу или глухой деревне.
И между прочим подобная точка зрения у нас считается благонамеренной и вовсе не опасною. А даже такой красный человек, как Ж. Ж. Руссо, говорит (Contrat Social): «как зодчий до возведения значительного здания исследует почву, чтобы знать, вынесет ли она тяжесть постройки, так и мудрый законодатель не начинает с сочинения хороших по себе законов, не рассмотревши сперва способен ли народ, которому они предназначаются, их вынести». Руссо предугадал вопрос, который может народиться при этом в голове каждого русского: отчего же у нас возможна деятельность законодателя, витающего вне сферы действительной жизни. Он отвечает в том же Contrat Social так: «русские никогда не будут образованны, потому что их слишком рано образовали».

"Так я ж брюхата!", - охнула молодая крестьянка и схватилась за стену. Не схватилась бы - непременно упала бы на пол. Она, мужняя жена, мать, - да вдруг нагуляла!

Таня горько заплакала, тяжело опустившись на лавку. Что ей теперь оставалось делать, куда податься? Либо в петлю лезь, либо возвращайся в дом лютой свекрови...

20 января 1875 года крестьянка Наталья Евтихеевна Памфилова родила своему мужу Федору Андреевичу Титову четвертого ребенка. Это оказалось девочка, что крепко обрадовало родителей, у которых до того рождались только мальчики.

Окрестили новорожденную Татьяной.

Семья проживала в богатом селе Константиново на Рязанщине и считалась зажиточной. Федор Андреевич начал свое дело с продажи рыбы, затем заимел несколько барж, на которых за хорошую плату перевозил грузы в Петербург.

Тане исполнилось 10 лет, когда дело ее отца внезапно рухнуло. Баржи, стоявшие на причале на Оке, полностью сгорели: возможно, это был несчастный случай, но нельзя исключать и злого умысла со стороны завистников.

Прижимистый Федор Андреевич не застраховал баржи, и остался ни с чем. Титову, чтобы прокормить детей, пришлось вернуться к традиционным крестьянским работам. Порой ему приходилось наниматься в батраки к более богатым соседям.

Таня Титова росла красавицей - вся в отца, в свое время считавшимся первым парнем на селе. В возрасте пятнадцати лет у Тани появились первые поклонники - озорной сельский парнишка-повеса да немолодой, но богатый крестьянин.

Второй "жених" Тане категорически не понравился, а вот с повесой она некоторое время общалась у калитки. Но, да скоро все общение сошло на нет: отец строго-настрого запретил.

Заметив, сколько парней и мужиков вьются вокруг дочери-красавицы, отец забеспокоился. Замуж выдавать надо, а иначе - быть беде. Влюбится в какого-нибудь прохиндея, принесет в подоле, опозорит семью.

Да и семнадцатый год уже пошел Тане: девка рослая, пригожая, работящая, пора свою семью заводить, да с отцовской шеи слезать.

А тут еще у Федора Андреевича на примете жених хороший был - 18-летний односельчанин Александр Есенин. Спокойный, малопьющий, грамотный, да к тому же, бывший певец церковного хора: для глубоко верующего отца Татьяны это было очень важно. Но, главное, Есенин, несмотря на молодость, был при деле - трудился в Москве приказчиком мясной лавки купца Крылова.

Александр Есенин попал в Москву с тринадцати лет, и на крестьянина был уже совершенно не похож. В Константиново Александра считали "отрезанным ломтем", белоручкой и "барином". Приезжая в деревню, он читал книжки, лежа на печи, да пел частушки собственного сочинения.

Федор Андреевич Титов, обожавший чтение и немало денег тративший на книги, не считал Александра отрезанным ломтем. А, вернее сказать, то, что Есенин был отрезанным ломтем от деревенской, грубой жизни было явным преимуществом в глазах Татьяниного отца.

Татьяне жених совсем не понравился: молодой человек показался 16-летней красавице неинтересным тихоней. Но родители категорически настаивали на замужестве.

В 1893 году в Константиново состоялась свадьба. Едва разъехались гости, как Александр Есенин сообщил молодой жене, что едет в Москву, работать.

Татьяна осталась в доме мужа. Свекровь Аграфена Панкратьевна, женщина суровая и грубая, переложила на плечи юной невестки всю домашнюю работу.

15 января 1894 года Татьяна родила сына Петра, но мальчик умер в возрасти десяти месяцев, что стало страшным ударом для молодой женщины, которая, к тому же, снова была беременна.

Следующий ребенок Есениных родился 21 сентября 1895 года - это был сын Сергей. Увы, появление внука не смягчило характер свекрови: Аграфена Панкратьевна продолжала изводить невестку придирками.

Больше всего Татьяна хотела, чтобы муж воротился из Москвы и жил с нею и сыном под одной крышей. Александр был не против поселиться в Константиново, но Аграфена Панкратьевна и слышать этого не желала, ведь почти весь свой заработок сын присылал ей.

В 1898 году нахождение в доме Есениных стало для Татьяны совершенно невыносимым и, забрав трехлетнего Сережу, она ушла к родителям.

Федор Андреевич Титов согласился пустить дочь лишь с одним условием: Татьяна оставит Сергея у него на попечении, а сама отправится на заработки в Рязань. Каждый месяц Татьяне полагалось высылать три рубля на содержание сына.

На том и порешили.

23-летняя Татьяна уехала в Рязань и устроилась там прислугой, а Сережа остался у дедушки и бабушки, фактически, заменивших ему родителей.

Жалование Татьяны было маленьким, - порой ей едва хватало денег, чтобы отправить сыну три рубля. С Сережей видеться она не могла: не было средств на дорогу. Пока Татьяна жила в Рязани, ее отец, Федор Андреевич, научил внука читать, привил ему любовь к книгам.

В Рязани Татьяну настигла настоящая любовь. Кем был мужчина, с которым она познакомилась, осталось неизвестно.

Татьяна написала письмо законному супругу, попросила развод. Александр Есенин ответил, что на позор не пойдет и развода не даст.

22 октября 1902 года в Рязани Татьяна родила мальчика. Отец ребенка тут же исчез, как будто его никогда и не было. Молодой женщине пришлось отдать сына своей знакомой, Екатерине Петровне Разгуляевой, которая стала его кормилицей и воспитательницей.

Назвали мальчика Александром, а фамилию он получил по "второй матери" - Разгуляев.

В 1904 году положение Татьяны Есениной стало критическим: денег не было, работы не было, паспорта - тоже не было (разрешение на получение паспорта зависело от законного мужа).

Татьяне пришлось вернуться в дом Есениных в Константиново. Женщина покаялась перед супругом во грехе, и Александр, крепко любивший жену, все ей простил. Татьяна всей душой хотела забрать внебрачного ребенка, умоляла Александра - но в этом вопросе муж был непреклонен. Саша остался в Рязани.

Вскоре Татьяна и Александр забрали Сергея из дома дедушки-бабушки, чему он, кстати сказать, не сильно был рад.

Жизнь потекла по-прежнему. Татьяна снова стала батрачкой своей свекрови, Александр все также трудился приказчиком в Москве и дома бывал несколько раз в год.

В 1905 году у Есениных родилась дочь Екатерина. К этому времени страсти в семье улеглись, обиды позабылись, и даже свекровь, Аграфена Панкратьевна, после смерти своего мужа Никиты Осиповича, присмирела, обратилась к Богу.

В 1907 году свекровь отписала Татьяне и ее детям свое главное имущество - прекрасный бревенчатый дом в Константиново.

В 1911 году 36-летняя Татьяна Федоровна родила дочь Александру. К детям женщина относилась строго, никогда их не ласкала, за что они (в особенности, Сергей), сильно потом обижались.

В 1912 году Сергей Есенин окончил учительскую школу в Спас-Клепиках и отправился в Москву работать помощником приказчика в мясной лавке, где трудился его отец.

Отношения Татьяны со своим талантливым сыном до 1916 года были вполне хорошими, хотя некоторая прохладца уже ощущалась: Сергей не мог простить матери, что бросила его, уехала в Рязань.

В 1916 году Сергею исполнился 21 год. Он уже имел немало важных публикаций, активно выступал, читал стихи, только что издал первую книгу "Радуница": в общем, слава Есенина была уже не за горами. Водились у молодого человека и деньги.

Между тем, 14-летний Саша Разгуляев, единоутробный брат Сергея, о существовании которого молодой поэт и не подозревал, стал погорельцем - сгорел дом его приемной матери в Петровичах. Узнав об этом, Татьяна Федоровна Есенина решилась во всем признаться Сергею.

Есенин был шокирован. В адрес матери полетели обвинения. Сергей полностью принял сторону отца, отказался встречаться со сводным братом и помогать ему. Отцу поэт написал:

"У меня против тебя ни одного слова нет, кроме благодарности. А мать… Клянусь тебе, и Катька, и Шурка вряд ли помянут её добрым словом".

Для Есенина, несмотря на отрыв от крестьянских корней, осознание того, что его мать "нагуляла" сына на стороне, было мучительно.

Сергей внезапно понял, что все приезды матери к нему в Москву имели также целью посещение второго, тайного сына. Более того, она передавала Разгуляеву деньги, которые просила у Есенина.

Обида, ревность, злость буквально разрывали душу Сергея Александровича.

В 1925 году, накануне гибели, знаменитый поэт снова пишет отцу о том, что его терзало:

"Я всё понял. Мать ездила в Москву вовсе не ко мне, а к своему сыну. Теперь я понял, куда ушли эти злосчастные 3000 руб. Я всё узнал от прислуги. Когда мать приезжала, он приходил ко мне на квартиру, и они уходили с ним чай пить. Передай ей, чтоб больше её нога в Москве не была".

23 сентября 1925 года Татьяна Федоровна в последний раз встретилась со своим гениальным сыном: 28 декабря этого же года в ленинградской гостинице "Англетер" Сергей ушел из жизни.

Началась жизнь без Есенина. Великий сын промелькнул в жизни Татьяны Федоровны, словно комета, и ушел в вечность.

Остаток жизни Татьяна Федоровна Есенина провела в заботах об оставшихся детях и внуках. В том числе, о "нагулянном" сыне Александре Разуваеве, устроившимся работать проводником на железной дороге, женившемся и ставшим отцом четверых детей.

Татьяна Федоровна пережила войну, голод, холод. В 1946 году ей дали пенсию союзного значения и выделили квартиру в Москве.

В Москве Татьяна Федоровна и прожила до конца жизни. Она скончалась 3 июля 1955 года в возрасте 80 лет.

Так сложилась судьба женщины, которая, будучи матерью великого поэта, упорно боролась и за право быть матерью незаконнорожденного, "нагулянного" сына. Ведь сердце матери болит за всех ее детей.

Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".

Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.

Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!

Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen

Всегда ваш.

Василий Грусть.

ПС: Буду благодарен за донаты, работы у меня сейчас нет, а донат, чего греха таить, очень радует и мотивирует писать.

Памятник оружейнику Мосину. Одновременно Александру III, академику Павлову, современным хипстерам и могучим русским мужикам.
Борода - маскировка, позволяющая скрыть свою личность.

(Фото позаимствовано из ДубльГИС.)