Что названия тканей и одежды могут рассказать о торговых путях и культурных влияниях на Руси?
Что если ключ к пониманию глобальных связей Древней Руси лежит не в хрестоматийных битвах или династических браках, а в, казалось бы, сугубо бытовом вопросе: «во что одевались наши предки?» Парадокс в том, что подлинно «исконнорусской» одежды, если понимать под этим костюм, сшитый из тканей местного происхождения, для высших слоёв общества практически не существовало. Кафтан боярина, опашень воеводы, убрус знатной женщины – всё это было сложным продуктом международной торговли, своеобразной материальной летописью, сотканной из нитей, протянувшихся через континенты. Изучая эту лексику, мы читаем карту древних торговых путей, где каждое слово это остановка на перекрёстке цивилизаций (про этимологию как раз было у меня на канале).
Такое царское платье и сейчас производит впечатление, а уж для тех лет это была реально космического уровня вещь.
Основная методологическая предпосылка этого анализа базируется на достижениях исторической лингвистики и этимологии, в частности, на трудах таких учёных, как Олег Николаевич Трубачёв и его школа, рассматривающая лексику как исторический источник. Каждое заимствованное название несёт в себе не только фонетическую, но и культурную память о точке контакта. Так, пласт наиболее архаичных заимствований связан с Великим путём «из варяг в греки». Отсюда, из константинопольских императорских мастерских – греческое слово «аксамит», обозначавшее тяжёлую, часто узорчатую парчу, расшитую золотыми и серебряными нитями. Это была не просто ткань; это был зримый символ статуса, власти и причастности к православной империи, чей культурный ореол был непререкаем. В церковном обиходе аксамит стал неотъемлемой частью облачения высшего духовенства, парадных одежд царского двора, демонстрируя, как византийское политическое и религиозное влияние буквально облачало русскую элиту. С Византией же связано и проникновение шёлка, известного под общим термином «шёлк», но имевшего множество разновидностей. Например, «паволока» – шёлковая ткань, использовавшаяся для драгоценных окладов икон и переплётов книг, что подчёркивало её сакральный статус. Этот византийский вектор задавал вертикаль престижа, связывая Русь с миром средиземноморской христианской культуры.
Однако картина культурных влияний была отнюдь не одномерной. Параллельно с византийским шёлком по Волжскому торговому пути, связывавшему Скандинавию с Арабским халифатом и государствами Средней Азии, на Русь поступали товары и термины иного происхождения. Здесь ключевым источником становится арабский Восток. Ярчайший пример – слово «тафта», восходящее к персидскому «taftan», что означает «ткать, свивать». Эта лёгкая, часто глянцевая шёлковая ткань была продуктом иранского и среднеазиатского ремесла. Её популярность на Руси, зафиксированная в описях имущества и завещаниях знати, свидетельствует об интенсивности восточной торговли, которая отнюдь не сводилась к грабежу во время походов, как иногда представляется в упрощённых нарративах. Другим восточным гостем было слово «бархат». Хотя его конечные корни ведут в арабский язык, на Русь оно пришло, по всей видимости, через тюркские посредничество, вероятно, из Золотой Орды. Это демонстрирует сложность лингвистических маршрутов: заимствование могло быть не прямым, а многоступенчатым, отражая последовательность культурных фильтров. Примечательно, что наряду с дорогими восточными тканями в русский обиход вошли и предметы одежды, закрепившиеся в основном в народной среде. «Армяк», грубый кафтан из верблюжьей шерсти, своим названием прямо указывает на Армению, через территорию которой шла активная караванная торговля. Этот пример показывает, что восточное влияние не ограничивалось элитарными слоями, но проникало и в быт простого люда, адаптируясь к его нуждам и возможностям.
В большинстве музеев сейчас выставлены выходные крестьянские одежды, типа женских сарафанов и красных мужских косовороток. Они и сохранились-то потому, что редко одевались. А большую часть времени крестьяне ходили вот так.
Следующий мощный пласт заимствований связан с активизацией контактов с Западной Европой, начиная с позднего Средневековья и особенно в XVI–XVII веках. Этот процесс шёл рука об руку с развитием сухопутной и морской торговли через города Ганзейского союза, а позднее – через Архангельск и порты Балтики. Именно тогда в русский язык хлынул поток немецких, голландских и английских текстильных терминов, обозначавших часто более практичные, суконные ткани. Немецкое «Grobgarn» дало жизнь русскому «грубоярью», «Zwillich» – «толстине» или «двунитке». Голландское «baai» стало «байкой» – мягкой ворсистой тканью для нижнего белья и детской одежды. Эти заимствования были иного качества, нежели византийские или восточные. Они не несли сакрального ореола или экзотического блеска, но олицетворяли собой европейский практицизм, развитие мануфактурного производства и товарную массовость. Они говорили о растущем спросе на качественные, долговечные, но относительно доступные материалы для растущего служилого сословия, купечества и зажиточных горожан. Любопытен и обратный процесс: некоторые русские термины, например, «саржа» (от лат. «sericus» – шёлковый), пройдя сложный путь из романских языков в русский, могли через русское посредничество попадать в языки народов, с которыми контактировала Москва. Этот встречный ток лексики демонстрирует, что Русь была не пассивным реципиентом, но активным участником общеевропейского культурного и экономического обмена.
Анализ показывает, что Русь в этом текстильном диалоге цивилизаций занимала уникальное положение. Она не была ни периферийным захолустьем, как порой её изображают, ни самодостаточной крепостью. Она была гигантской контактной зоной, буфером и мостом одновременно. Сравнивая русскую текстильную лексику с аналогичной в Западной Европе, мы видим существенную разницу. Если в Париже или Лондоне названия восточных тканей приходили в основном через итальянских купцов и подвергались латинской или романской адаптации, то на Русь они проникали напрямую, через степь, сохраняя тюркскую или арабскую фонетику. Это придавало русской материальной культуре особый, евразийский колорит. Кафтан, чьё название тюркского происхождения, мог быть сшит из итальянской камки (шёлковой узорчатой ткани, чьё название восходит к китайскому Цзяннань), оторочен немецким галуном (от польского «galon», а того, в свою очередь, из французского) и застёгнут на пуговицы из перламутра, добытого в Персидском заливе. Такой костюм становился микрокосмом международных связей, материальным воплощением формулы «Москва – Третий Рим», которая, если вдуматься, имела не только религиозное, но и торгово экономическое измерение, позиционируя русскую столицу как наследницу не только духовных, но и коммерческих осей мира. Изучение названий тканей и одежды кардинально меняет наше восприятие истории Руси. Оно позволяет увидеть её не как изолированный мир, выкованный в борьбе с бесконечными врагами, а как активного и любопытствующего участника глобального, по меркам того времени, диалога. Лексика костюма оказывается точнейшим сейсмографом, регистрирующим малейшие культурные толчки, доносившиеся из Константинополя, Багдада, Флоренции или Амстердама.
Формирование территории России. Часть 20
Сорян, ребята, я опять выгорела и забросила на месяц публикацию статей. Каюсь, но надо продолжать. В предыдущей серии мы оставили Русь на пике могущества: Иван III, прозванный Великим, сбросил ордынское иго, присоединил Новгород и Тверь, женился на византийской царевне и отстроил тот самый Красный Кремль. Казалось, что может быть круче? А вот что: закрепить успех и добить последние осколки удельной системы. Этим и занялся наш новый герой – Василий III Иванович. Россия из череды междоусобиц XV века вступила в стройные ряды империй XVI века.
Если Иван III был ярким архитектором и революционером, то его сын, Василий, стал идеальным системным администратором. Его главная задача была проста: довести до конца дело отца. Никаких громких завоеваний, никаких эпохальных битв – только методичное, упорное и часто беспощадное присоединение к Москве всего, что ещё хоть как-то могло называться независимым (про это, кстати, я уже как-то писала). Василий III правил с 1505 по 1533 год, и его правление – это история о том, как исчезала удельная Русь.
Вот хит-парад его «приобретений»:
Псков, 1510 год. Город-республика, младший брат Новгорода. Псковитяне уже давно были верными союзниками Москвы, но своей вечевой колокол и особые права всё ещё имели. Василий приехал в город, вызвал к себе местную элиту и просто предъявил ультиматум: «Вече и посадники – отменить. Псковские законы – заменить на московские. Кто не согласен – в тюрьму». Народ поплакал, колокол сняли и отправили в Москву. Псков упразднён.
Рязань, 1521 год. Последнее формально независимое великое княжество. Рязанский князь Иван Иванович попытался вступить в сговор с Крымским ханом против Москвы. Заговор раскрыли. Князя вызвали в Москву и арестовали. Он чудом сбежал в Литву, а Рязанское княжество было легко и непринуждённо присоединено. Ключ на старт.
Смоленск, 1514 год. А вот это была уже не внутренняя кухня, а настоящая война. Смоленск тогда принадлежал Великому княжеству Литовскому. После нескольких неудачных попыток отца, Василий осадил город и взял его штурмом с помощью мощной артиллерии. Возвращение Смоленска в состав русских земель стало его главной внешней победой. Это был важнейший стратегический плацдарм для будущих войн.
Василий III вёл себя как настоящий самодержец. Он окончательно перестал советоваться с боярской думой, правил жёстко и авторитарно. При нём сложилась знаменитая формула: «Государь всея Руси сам третий у постели волен: сам третья постеля». То есть он один и у постели волен, и в политике. Бояре роптали, но поделать ничего не могли. Правда была одна огромная проблема – наследник. Первый брак с Соломонией Сабуровой оказался бездетным. Прошло 20 лет. Продолжение династии висело на волоске. И Василий пошёл на беспрецедентный шаг – развод и женитьба на Елене Глинской, молодой красавице из рода литовских князей. Церковь была против, бояре возмущались, но воля государя была законом. Соломонию насильно постригли в монахини. И этот шаг сработал! В 1530 году у Василия и Елены родился сын – Иван. А следом и второй – Юрий. Казалось бы, вот оно, счастье! Династия спасена, все земли собраны, враги повержены. Но в 1533 году Василий III неожиданно умирает от заражения крови, вызванного маленьким нарывом на ноге. Перед смертью он создаёт регентский совет при малолетнем наследнике Иване.
И вот тут всё и началось. Смерть сильного правителя стала сигналом для всех, кто был недоволен. Началась дикая, кровавая грызня за власть между боярскими кланами (Шуйские, Бельские, Глинские). Маленький Иван рос в атмосфере унижений, интриг и насилия, наблюдая, как бояре топчут власть его отца и деда. Это детство навсегда ожесточило его и сформировало его знаменитый, жёсткий характер.
По итогу в сухом остатке Василий III сумел окончательно объединить русские земли. Не осталось ни одного удела, который мог бы оспорить власть Москвы. Создано единое Российское государство. При нём же окончательно оформилась самодержавная модель власти. Боярская аристократия была оттеснена от управления. Кроме того была подготовлена почва для будущих завоеваний. Страна была едина и готова к экспансии на Восток (Казань, Астрахань) и Запад (Прибалтика). Одновременно был создан и главный фактор риска – малолетний долбо... наследник, выросший в атмосфере ненависти, и боярская смута (что ещё аукнется всем причастным и непричастным).
Да, Василий III не был ярким правителем. Он был собирателем, консерватором, бухгалтером империи. Но именно такие правители и нужны были после бурного правления его отца. Он закрепил успех и передал своему сыну, Ивану IV Васильевичу, страну, которую тот очень скоро назовёт Русским Царством и превратит в настоящую империю – ценой невероятного количества крови и ужаса.
На этом первый 20-серийный сезон, посвящённый формированию территории России от Киевской Руси до единого государства, завершён. Спасибо, что были со мной! В следующем сезоне вас ждёт всё самое интересное: молодой и дерзкий Иван Грозный, опричнина, покорение Казани и Сибири.
Если статья Вам понравилась - можете поблагодарить меня рублём здесь, или подписаться на телеграм и бусти. Там я выкладываю эксклюзивный контент (в т.ч. о политике), которого нет и не будет больше ни на одной площадке.
Я учитель географии
Заметки о школе и не только.
Часть 8. Принципиальная.
А как же принципы!?
Патологически не переношу списывание. Да, я не белый и пушистый, тоже когда-то списывал раз 5, будучи учеником-студентом.
Работая учителем, имею такой принцип: за списывание ставлю 2 и не разрешаю исправлять, и тому, кто дал списать, аналогично. Зато, “честно” полученный “неуд” всегда разрешаю исправить,без снижения отметки. В 99% случаев у меня нет проблем и каких-то конфликтов на фоне этого правила, но иногда случается.. .
Заканчивается 7й урок в 9м классе, в котором работаю 3й год, дети пишут работу на оценку (специализация городов по атласу). Большинство успевает до звонка, но у некоторых затруднения с поиском отдельных городов, работают до последней минуты (кто-то даже задержался доделать). Звенит звонок, они встают с мест и сдают работы. В небольшом кипише вижу, как один повернулся с листочком назад и диктует правильные ответы. Подхожу, забираю, говорю о двойках. Уходят.
На следующий день приходят:
- А че, можно пересдать?
- Нет, вы же знаете “условия”.
Уходят.
Днём приходит сообщение в электронном дневнике:
Добрый день, я мама Такого Такового. Мне что, дойди до начальника Управления образования? Почему вы не даете исправить? У вас НЕТ ПРАВА СТАВИТЬ ДВА ЗА ПОДСКАЗКИ.
Пишу ответ:
Добрый день. Я даю исправлять оценки, я 5 раз в неделю после уроков, в свое свободное время, слушаю учеников, желающих что-то изменить. Но не тех, кто пытался меня обмануть. Вы имеете полное право идти к начальнику Управления и даже к министру образования. Я не готов отказываться от своих принципов, когда слышу фразу “мне что, позвонить кое-куда и пожаловаться”. Если вы и ваш ребёнок искренне считаете, что правда за вами, то действуйте, как считаете верным. Но задумайтесь о том, какую долю в оценке вашего ребёнка занимает моя благосклонность и постоянное (до последнего случая) желание идти на встречу успеваемости вашего ребёнка.
Это примерные слова, конечно.
Прекрасно понимаю, что я не прав юридически. Я не спорю.
По моему мнению, за мной моральная сторона вопроса.
Конечно, если ситуация будет развиваться дальше, то мне придётся изменить оценку/дать переписать.
Я из тех, кто никогда не будет мстить и отыгрываться на ребенке, но “жить как раньше” у нас не получится. У поступков есть цена: вы выбираете формализм и букву закона, я убираю лояльность из учебного процесса, принцип “получил-распишись”.
Конечно, выглядит эта история, с одной стороны, как какая-то мелочь и глупость, а с другой стороны, как зерно будущей очередной истории на Пикабу (лет через 5), в которой учитель унижал ребенка и испортил школьные годы.
P. S. За 15 лет у меня было всего три подобных конфликта, т.е. по теме списывания. 2 раза родители детей были учителями, один раз (последний) работник Управления образования. Удивительно.
Экс-министр обороны Шойгу анонсировал создание в России нового учебника по географии
Шойгу, занимающий сейчас должность президента Русского географического общества (РГО) сообщил, что проект реализуется по инициативе председателя Попечительского совета РГО Владимира Путина. «Работа уже началась под руководством первого вице-президента РГО Николая Касимова. Это только первый этап, но мы рассчитываем, что учебники появятся к 2028 году», — отметил Шойгу.
В РГО уточнили, что разрабатывается единый государственный учебник географии для 5–11 классов, дополненный атласами, контурными картами и другими материалами. По словам представителей общества, учебник направлен на воспитание поколения с глубокими знаниями о России и мире, а также с развитым чувством патриотизма.
Ждём учебников по математике и физике с развитым чувством патриотизма.
Почему викинги не ели рыбу?
Среди интернет-публики весьма распространена байка о том, что якобы гренландские скандинавы не ели рыбу вовсе, и это стало причиной их вымирания. Это заблуждение родилось из некорректной интерпретации реальных археологических данных, которые затем были растиражированы в популярной литературе, например, в работах Джареда Даймонда. Действительно, ранние раскопки в Гренландии, сфокусированные на анализе костных останков в центральных зонах крупных усадеб (как, например, усадьба Эрика Рыжего в Братталиде), показали шокирующе низкий процент рыбьих костей (менее 1% от общего числа находок). На этом основании был сделан поспешный вывод о существовании некоего «культурного табу» на поедание рыбы. Однако давайте по порядку. Откуда вообще викинги к западу от Скандинавского полуострова и как у них вообще дела с рыбой?
Как вам известно, эпоха викингов (охватывающая период с конца VIII до середины XI в), стала временем не только военных походов, но и масштабной колонизации новых земель. Освоение скандинавами дальних островов вроде Фарерских, Исландии и Гренландии являтся одной из самых впечатляющих страниц в истории мореплавания. За миграциями и основанием поселений стояли не только политические амбиции, но и суровые экономические реалии, а также сложившиеся кулинарные традиции, в которых особая роль отводилась рыбе и морепродуктам. Археологические и генетические исследования последних лет позволяют реконструировать эту картину с удивительной точностью (о чём у меня уже было однажды).
Массовая миграция норвежцев в Исландию началась после 872 года, когда король Харальд Прекрасноволосый силой объединил Норвегию под своей властью. Многие знатные семьи, не желавшие подчиняться королю, отправились на поиски новых земель. Согласно историческим данным, до 930 года в Исландию переселилось от 20 000 до 30 000 норвежцев. Они везли с собой предметы быта, семена и домашний скот, а их основными занятиями стали рыболовство, земледелие и скотоводство. Генетические исследования показывают, что исландские колонисты были неоднородны. Анализ 16 древних геномов из Исландии, датируемых 950–1100 годами, свидетельствует, что, наряду со скандинавами (в основном норвежцами), в заселении острова участвовали выходцы с Британских и Оркнейских островов. Один из образцов (VK95) несет гаплогруппу, характерную для Ирландии, а другой (VK123), обладая ближневосточной гаплогруппой, аутосомно оказался типичным жителем Северной Европы, что говорит о сложных путях миграций.
Колонизация Гренландии стала следующим шагом скандинавской экспансии. Около 982–985 годов исландец Эрик Рыжий, приговоренный к изгнанию за убийство, достиг берегов неизвестной земли . Проведя в изгнании три года, он вернулся в Исландию с рассказами о «Зеленой стране» (Гренландии), желая привлечь переселенцев . В 986 году флотилия из 25 кораблей с примерно 700 людьми на борту отправилась к новым берегам. До цели добрались лишь 14 кораблей с 400 колонистам. Исследования показывают, что в период расцвета в гренландских поселениях могло проживать до 6000 человек.
Было основано два основных переселенческих района – Восточное поселение (исл. Eystribyggð) с около 190 хуторами, 12 церквями и монастырями и Западное поселение (исл. Vestribyggð) с примерно 90 хуторами и 4 церквями. Экономика колонии базировалась на скотоводстве и торговле ценными товарами: моржовой костью, гагачьим пухом, шкурами и рогами нарвала . Раскопки усадьбы Эрика Рыжего в Братталиде показали, что там содержалось около 50 коров, что значительно превышало средний показатель для скандинавского хозяйства того времени.
Теперь что касается пресловутой рыбы. Вообще-то рацион викингов был сбалансированным и разнообразным, чему способствовали земледелие, животноводство, охота и рыболовство. Скандинавы не были дикими варварами, желавшими только того, чтобы всадить топор в чью-либо голову (хотя такое и случалось). Они выращивали ячмень, овес и рожь, из которых делали муку для лепешек и каш. Их огороды давали капусту, репу, лук, горох и бобы. Из мяса домашнего скота (коров, овец, коз, свиней) они готовили себе блюда, а из молока производили сыр, творог, масло и скир – густой йогурт, который употребляли с ягодами и мёдом.
Рыба также играла в их рационе ключевую роль, составляя до 25% рациона. Археологические находки в Исландии, Норвегии и на Шетландских островах показывают, что рыбьи кости составляют от 50% до 95% всех костных останков. Викинги ловили треску, лосося, пикшу, которых коптили, солили и сушили. Сушеная треска могла храниться годами и была идеальным продуктом для долгих морских походов и торговли . Анализ ДНК средневековой трески подтверждает существование обширных торговых сетей, связывавших разные части Европы.
Однако как уже отмечалось в начале, самым поразительным аспектом гренландской колонии является отношение её жителей к морским ресурсам. Несмотря на то, что поселения располагались на побережье, а рыбы было в изобилии, археологи обнаружили шокирующе мало следов её потребления. В Восточном поселении рыбьи кости составляют не более 0,7% от всех костных останков. Это контрастирует не только с Исландией и Норвегией, но и с соседями-инуитами, которые активно питались рыбой. При этом не было найдено и рыболовных снастей — грузил, крючков или сетей.
Вот именно этот феномен и не имеет рационального объяснения, особенно с учетом того, что колония в Гренландии пришла в упадок и исчезла к концу XV века, столкнувшись с ухудшением климата и голодом. Ученые, такие как упомянутый Джаред Даймонд, выдвигают психологическую гипотезу: дескать изначально мог возникнуть временный запрет на употребление рыбы, например, из-за серьёзного отравления, которое пережили первые колонисты во главе с Эриком Рыжим. Со временем этот запрет превратился в устойчивое пищевое табу, символ идентичности, отделявший цивилизованных гренландцев от рыбоедов Исландии и Норвегии, а также от диких инуитов. Нежелание отказаться от этой традиции, даже перед лицом голодной смерти, стало одной из причин коллапса колонии.
Однако новые исследования кардинально меняют картину. Применение современных методов, в частности химического анализа стабильных изотопов в костях самих викингов, дало сенсационные результаты. Изотопы азота и углерода, накапливающиеся в тканях организма на протяжении жизни, неумолимо свидетельствуют: по мере того, как гренландские норманны жили в колонии поколение за поколением, рыба занимала все более важное место в их рационе. Например исследования, проведенные под руководством ученых из Университета Копенгагена, анализировали костный коллаген из скелетов на кладбище в Восточном поселении. Данные показывают, что у первых колонистов диета действительно была основана на продуктах животноводства (говядина, баранина). Но уже к XIV веку изотопные сигналы у населения становятся идентичными сигналам морских хищников. Это доказывает, что морепродукты, в первую очередь рыба, составляли к этому времени от 50% до 80% их белкового рациона.
Так откуда же взялся миф? Всё дело в методологии раскопок и сохранности артефактов. Мелкие рыбьи кости (например, от трески) легко разрушаются, их могут съедать собаки или свиньи, и они часто просто не замечаются при грубой перекопке. Кроме того, основная разделка и потребление рыбы могли происходить не в парадных залах, а на берегу, в специальных сезонных лагерях или на кухнях, которые реже становятся объектом пристального изучения. Раскопки таких периферийных зон действительно начинают находить следы активной рыболовной деятельности.
Путешествие сквозь века: как учёные датируют прошлое
Когда речь заходит о древней истории человечества, о становлении рода Homo и его предков, ключевым оказывается вопрос времени. Любая находка (будь то окаменелая кость, каменный орудий или следы стоянки) приобретает смысл лишь тогда, когда мы знаем её возраст. Без датировки невозможно построить последовательность событий, выявить причинно-следственные связи и восстановить картину эволюции. Методы датирования в этом смысле становятся своеобразной «нитью Ариадны», которая выводит исследователя из лабиринта разрозненных фактов.
Современная наука располагает целым арсеналом таких методов (подробнее есть у меня на канале). Их принято делить на относительные и абсолютные.
Классическим и древнейшим из них является стратиграфия — наука о напластованиях горных пород. Её основной принцип прост: чем глубже слой в земле, тем он древнее, чем ближе к поверхности — тем моложе. Однако реальная картина часто сложнее: природные катаклизмы, деятельность рек, оползни и даже деятельность древнего человека могут перемещать предметы, нарушая порядок залегания. Поэтому стратиграфия требует осторожного применения и сопоставления с другими данными.
Не менее важен типологический метод. Он основан на сравнении культурных артефактов: орудий, керамики, украшений. Если в разных местах археологи находят предметы одинакового стиля и уровня обработки, они заключают, что эти слои примерно современны. Наиболее проработанные типологические ряды позволяют иногда датировать находки с удивительной точностью — вплоть до десятков лет. Для биологических остатков типология работает хуже, ведь эволюционные изменения живых организмов куда медленнее, чем смена культурных традиций. Тем не менее биостратиграфия, изучающая последовательное изменение фауны и флоры, тоже играет важную роль: по составу ископаемых животных можно определить возраст слоя, где они найдены.
Относительные методы дают последовательность событий, но не абсолютные даты. Они очерчивают «рамку», в которую нужно вписать точные числа.
Именно для этого существуют абсолютные методы, позволяющие определить возраст образца в годах. Главный их класс — радиометрические методы, основанные на явлении радиоактивного распада. Каждый радиоактивный изотоп превращается в другой со строго известной скоростью, измеряемой периодом полураспада.
Самый известный из них — радиоуглеродный метод. Он применяется к органическим остаткам — костям, древесине, тканям — и позволяет датировать материалы возрастом до 30–40 тысяч лет. Для более древних находок он уже не годится, но именно он стал фундаментом для археологии каменного века и изучения древней истории человечества последних тысячелетий.
При радиоуглеродном методе чрезвычайно важна чистота образцов, потому что любая чужеродная органика может существенно испортить датирование
Другие радиометрические методы охватывают куда большие хронологические горизонты. Калий-аргоновый и аргон-аргоновый методы используются для датирования вулканических пород возрастом в сотни тысяч и миллионы лет. Уран-свинцовые методы позволяют определить возраст минералов и костей. Эти подходы и стали основой современной палеоантропологии, ведь именно они дают возможность узнать, сколько десятков или сотен тысяч лет тому назад жил найденный предок человека.
Однако радиометрией дело не ограничивается. Существуют и иные методы. Один из самых точных — дендрохронология, датирование по годовому приросту колец деревьев. В идеальных условиях (например, в сухом климате) по серии колец можно построить непрерывные «летописи» древесины длиной в тысячи лет. Эти данные используют не только археологи, но и климатологи, восстанавливая изменения погоды и катастрофы прошлого.
Есть и другой метод — исследование ленточных глин, формирующихся на дне северных озёр. Год за годом планктон откладывает на дно слои разной толщины, и по их числу можно отсчитывать годы с ювелирной точностью. Но для антропогенеза эти методы почти неприменимы: слишком коротки временные интервалы, да и условия их формирования редко совпадали с ареалами обитания древних гоминид.
На метод ленточных глин весьма поход дентрохронологический метод датирования. Вот для примера спил дерева со шкалой
Наука не стоит на месте. В последние десятилетия получили развитие более тонкие методы: электрон-спин-резонанс (ESR), оптически стимулируемая люминесценция, термолюминесценция, гамма-спектрометрия. Они позволяют расширить хронологический диапазон и уточнить результаты традиционных методов. Особенно перспективны они для материалов, которые не содержат органики и потому недоступны для радиоуглеродного анализа.
Методы датирования это тот самый «технический» язык, на котором время разговаривает с исследователем. Каждый новый изотопный анализ, каждый построенный ряд колец, каждая уточнённая стратиграфическая таблица — это шаг к более чёткому пониманию истории человечества. И если археолог достаёт из земли каменное орудие, то именно датировщик превращает находку в исторический факт. В этом смысле можно сказать: без хронологии нет антропогенеза, а без методов датирования нет хронологии.
Предки индоевропейцев появились в России?
Довольно давно учёные обращали внимание на родственные черты в языках, известных сегодня как индоевропейские. Эта языковая семья включает в себя свыше 400 языков (с учетом диалектов), а общее число говорящих на них оценивается в 2,5–2,7 миллиарда человек. Согласно научным представлениям, все эти языки произошли от общего предка (праиндоевропейского языка). Однако на протяжении многих лет в научной среде ведутся споры о месте проживания носителей этого праязыка и, соответственно, о локализации прародины индоевропейцев.
В 2015 году были опубликованы два независимых исследования генетиков и лингвистов, которые подкрепили одну из главных гипотез, так называемую степную или курганную. Согласно этой точке зрения, носителями праиндоевропейского языка были скотоводы ямной культуры, обитавшие в степях у северного побережья Чёрного моря и в Поволжье примерно шесть тысяч лет назад. Одна из научных работ указывает, что население степей на землях современной России и Украины оставило генетический след в большинстве европейских народов (об этом был у меня пост).
Несмотря на использование передовых методик, эти новые данные вряд ли поставят точку в дискуссии. Многие учёные признают, что полученные выводы не опровергают полностью конкурирующую анатолийскую гипотезу. Её приверженцы располагают прародину индоевропейцев в Анатолии (нынешняя Турция) и связывают её с земледельцами, жившими там около восьми тысяч лет назад. Карлес Лалуэса-Фокс, генетик из Университета Пумпеу Фабры (Барселона, Испания), не участвовавший в данных исследованиях, отмечает, что, хотя курганная гипотеза и получила весомые аргументы, анатолийскую ещё нельзя считать полностью опровергнутой.
До 1980-х годов курганная гипотеза в различных вариантах доминировала среди лингвистов и археологов. Переломным моментом стала работа 1987 года археолога Колина Ренфрю из Кембриджского университета (Великобритания), который предположил, что праиндоевропейский язык распространялся вместе с земледелием из очага его возникновения — Плодородного полумесяца на Ближнем Востоке. По его версии, индоевропейцы мигрировали оттуда около восьми тысяч лет назад на запад, в Европу, и на восток, в Азию, а их единый язык со временем дифференцировался на известные сегодня.
Лингвисты, реконструировавшие праиндоевропейский язык ретроспективным методом, не согласились с Ренфрю, указывая, что восемь тысяч лет назад индоевропейские языки ещё не успели разделиться. В то же время археологи отмечали, что генетические и археологические данные свидетельствуют о масштабных древних миграциях с Ближнего Востока в Европу, которые, по мнению исследователей, могли быть связаны с распространением языков. В 2003 году эволюционные биологи Рассел Грей и Квентин Аткинсон из Оклендского университета (Новая Зеландия) применили вычислительные методы для анализа языковых изменений, а в 2012 году в журнале Science они заявили, что их результаты подтверждают анатолийскую гипотезу, что, впрочем, не убедило сторонников курганной теории.
Новое исследование, препринт которого размещён на bioRxiv, анализирует древние миграции на основе ДНК 69 европейцев, живших 8000–3000 лет назад. Работа выполнена крупным коллективом учёных под руководством генетиков Дэвида Райха и Иосифа Лазаридиса из Гарвардской медицинской школы (Бостон) и Вольфганга Хака из Университета Аделаиды (Австралия). Среди изученных образцов были останки девяти представителей ямной культуры (Северное Причерноморье, современная Россия): шестерых мужчин, двух женщин и ребёнка неопределённого пола. Эти степняки, жившие около шести тысяч лет назад, разводили скот, сооружали курганы для погребений и, вероятно, создали первый колёсный транспорт.
Также учёные извлекли древнюю ДНК из четырёх скелетов более поздней культуры шнуровой керамики, распространённой в Центральной Европе и названной так из-за характерного орнамента на сосудах. Археологи и ранее отмечали сходство двух культур, особенно в скотоводстве. Сравнение ДНК показало, что представители культуры шнуровой керамики на три четверти являются потомками «ямников». Исследователи интерпретируют это как свидетельство массовой миграции из причерноморских степей в Центральную Европу около 4500 лет назад, которая, возможно, и принесла раннюю форму индоевропейского языка. Эта работа впервые генетически связала две столь отдалённые культуры, и её авторы считают обе оставленными индоевропейцами.
Поскольку культура шнуровой керамики впоследствии распространилась по Северной и Центральной Европе вплоть до Скандинавии, большинство современных европейцев имеют «степную родословную», восходящую к ямной и культуре шнуровой керамики. Понтус Скогланд, специалист по древней ДНК из лаборатории Райха, назвал это исследование неопровержимым доказательством древней миграции из южнорусских степей в Европу. По его словам, работа уравнивает шансы гипотез, демонстрируя, что распространение сельского хозяйства не было единственной крупной миграцией в древней Европе.
Второе исследование, готовящееся к публикации в журнале Language, использует лингвистические данные для определения времени возникновения праиндоевропейского языка. Группа под руководством лингвистов Эндрю Гаррета и Уилла Чанга из Калифорнийского университета в Беркли (США) использовала усовершенствованный метод Рассела Грея для построения генеалогического древа индоевропейских языков. В отличие от предшественников, они признали некоторые языки прямыми предками других (например, латынь — предком романских, а ведийский санскрит — предком индоарийских). Это сместило расчётный возраст праиндоевропейского языка до шести тысяч лет, что соответствует курганной, а не анатолийской гипотезе.
Тем не менее, сторонники анатолийской гипотезы остаются при своём мнении. Лингвист Пол Хеггарти из Института Макса Планка (Лейпциг, Германия) сомневается в методике Гаррета, указывая, что романские языки могли произойти от не зафиксированных в письменности диалектов латыни, и даже небольшие изменения в древе могут радикально повлиять на выводы. Что касается работы Райха, многие археологи и лингвисты высоко оценивают новые данные о миграциях, но сомневаются в их однозначной связи с распространением языка. Колин Ренфрю предполагает, что миграция из степей могла быть вторичной и более поздней, а Пол Хеггарти добавляет, что формулировки в статье Райха могут вводить в заблуждение.























