Седьмое место занимал мужичок весьма активный, видимо, он был после операции, потому в подгузниках, но активно садился на кровати, орудовал питьевой бутылкой и даже иногда задавал какие-нибудь вопросы персоналу. На восьмом месте с моего ракурса казалось, что не лежит никто, но, если присмотреться, лёгкое шевеление одеяла таки было заметно иногда. Кто-то маленький, совсем не приходящий в сознание, старичок или старушка. Девятую койку занимал сухонький дедок-аксакал. Я не упоминал ранее, кровати помимо всего прочего оснащены привязками — лентами ткани для привязывания рук и ног пациента. Конечности привязываются, если пациент буянит, или если в беспамятстве может сдёрнуть датчики или катетер. Вот дедулька этот был привязан, так как в полубессознательном состоянии постоянно стягивал кислородную маску с лица. Иногда он приходил в себя, и мог негромко отвечать медсёстрам на предмет того, что именно он хочет сейчас — пить, есть или ещё чего-то. Но большую часть времени он чуть более громким голосом бормотал что-то непонятное на своём родном языке, или просто был без сознания. Также на привязках был кто-то из соседнего зала. Мне казалось, что крики доносятся из третьего, который за постом медсестёр (и в котором я не был), но вполне возможно, что акустика играла шутку в кафельном пространстве, и на самом деле кричали в первом. Крики могли быть бессвязными, а могли быть конкретными мольбами отпустить, отвязать, с обещаниями, что связанная пациентка будет вести себя хорошо. Иногда медсёстры велись на эти мольбы, и через минут десять с громкой руганью снова вязали бунтарку. Мне трудно судить, точно ли это был один и тот же человек все разы, но из обрывков разговоров медперсонала можно было предположить, что речь таки об одной буйной бабульке, которая, будучи не в себе, вырывает катетер, ломает кровать и раздербанивает подушку. Потому и связана.

И вот тут мне в голову пришла интересная мысль. Нам не нравится, когда за нас решают, как нам лучше, такой подход резко осуждаем обычно. Но вот пример: человек не в себе, и для него объективно лучше ограничить его свободу, чтобы хотя бы кардиологию ему вылечить. А деменцией уж какой-нибудь другой специалист займётся. Опять же, другой полюс: дети. Взрослые явно должны решать за маленького ребёнка, как ему лучше, прислушиваясь в том числе и к его интересам, но в основном — опираясь таки на свой опыт, иначе ребёночек будет вечно есть конфеты вместо супа и перебегать дорогу на красный. С полюсами определились, а где граница? В каком возрасте и при каких условиях можно или нельзя решать за другого? На пикабу иногда мелькали истории про родителей и подростков, вот наказывать ребёнка в двенадцать лет за срач в комнате — нормально? А ругать за него же в шестнадцать? А осуждать за него же в восемнадцать? Нет, понятно, что искать работу для корзиначки, когда той корзинке к двадцати пяти — перебор, а посоветовать что-то касательно работы?
Есть у меня друг, мы с ним два года уже не общаемся. А всё потому, что он мне заявил, что раз он на десять лет старше, то имеет полное право указывать мне, как мне жить. И при этом грубо вмешался в нашу личную с женой ссору, из-за чего та ссора из обычных пяти минут продолжалась с полчаса. И вот с моей стороны, его вмешательство было абсолютно неприемлемым и только усугубило ситуацию, превратив мелкую рядовую словесную ссору в затяжной конфликт, а вот он посчитал, что обязан вмешаться потому что он лучше знает.
Единственный ответ, который мне пока приходит в голову: право вмешиваться определяется занимаемой социальной ролью, если субъект играет роль защитника по отношению к объекту, то, вроде как, имеет право ограничивать свободу второго теми или иными мерами. Другой вопрос, как чётко определить, правомерно или нет занимается та или иная роль участниками.

Но мы отвлеклись. Четвёртым обитателем на десятом месте был Андрей Борисыч. Андрей Борисыч находился в реанимации уже четвёртый день, и в воскресенье днём ему как раз поставили стент. И Андрей Борисыч под вечер словил таки те осложнения, которые маловероятны, но таки вероятны — стент спровоцировал тромб. Сперва он вежливо жаловался на боль в руке, примерно полчаса медсёстры от него отмахивались. Потом он стал более настойчив, вызванный дежурный врач увидел, что рука краснеет, отекает и горячая. Далее могу путать порядок событий, но мне помнится, что был вызван дежурный хирург, молодой врач, тот прикатил телегу аппарата УЗИ и пытался просканировать руку. В процессе набигали новые и новые люди в медицинской форме, образовывая небольшую толпу вокруг кушетки Андрея Борисыча. Наконец, подошла та самая дама, которая этим аппаратом УЗИ заведовала. Молодой хирург попытался ретироваться, вручив сканер женщине-УЗИсту, но та отказалась, мол, «ты его поймал, держишь, вот и держи». Фраза звучала примерно так, я не в курсе, о чём именно была речь, непосредственно о тромбе — но можно ли его поймать сканером УЗИ? Или я просто недослышал фразу.
В итоге, Андрею Борисычу дали какие-то препараты и велели потерпеть, мол, доктор уже едет, после чего разошлись и увезли аппарат УЗИ. Спустя примерно час за Андреем Борисычем пришли, и прямо на кушетке повезли куда-то. Он сидел в одеялах, опираясь на поднятую спинку кушетки, держался за поручни, и мне, почему-то, напоминал боярыню Морозову с одноимённой картины, но не решительную, как там, а с растерянным взглядом, скользящим из стороны в сторону. Вернули его уже после выключения света. Собственно, суетой вокруг Андрея Борисыча и объясняется, почему мне так поздно принесли капельницу, и я смог читать аж до полуночи. Забегая вперёд, скажу, что следующие пару дней всё у него было хорошо, рука не беспокоила больше, хирурги чётко сделали своё дело.

А утро началось внезапно. В четыре часа, без объявления войны, как немцы, медсёстры включили свет и принялись у всех брать дежурную порцию крови из катетера. Больные щурились, ворочались, но кровь сдавали, куда деваться. Я вернулся к книжке. В восемь часов принесли завтрак — мне не предлагали, ибо я на очереди на операцию. Где-то между забором крови и завтраком меняли утки, проверяли воду, выдавали таблетки. У таблеток, выданных с медицинской перчатки, отвратительный привкус дезинфицирующего средства. Почему нельзя было высыпать их в ладошку пациента прямо из кюветки — я не в курсе.

И вот — веха! — за мной приехали. Что-то около десяти утра, точно время не помню, почти сразу после обхода (во время которого я таки незаметно попросил медсестру Дашу выкинуть шприц с остатками болтушки). Обход, кстати, выполнялся, насколько я понял, дежурным врачом и заведующими отделений, небольшой толпой они обходили кушетки, кратко обсуждая пациентов: «А вот тут у нас Андрей Борисыч, — Ооо, ну его-то мы уже все знаем!»
И вот когда эта делегация ушла, пришли за мной. Сначала медсестра отключила меня от монитора, сняла манжету, утка, висевшая на поручне, была переставлена в уголок, и меня прямо на моей каталке покатили к выходу. Санитарка, которой поручили сей нелёгкий труд, попросила свою товарку помочь, ибо тяжеловато было одной. Я думал, что меня повезут в какое-то соседнее помещение-операционную, но нет, меня повезли в лифт. Мы ехали спокойнее, чем накануне, мирно катясь по коридорам. В какой-то момент навстречу стали попадаться явно посторонние люди в «гражданской» одежде, а в середине пути мы и вовсе выкатились в холл у главного входа, полный пенсионеров, взрослых и подростков, пришедших навестить своих родственников. И через всё это великолепие свободных граждан ехал я на кушетке, головой вперёд, кутаясь в одеяло. Люди глазели с любопытством, на их взгляды я отвечал своим, мол, да, такие дела, еду вот оттуда сюда, а под одеялом у меня белый смокинг и лаковые штиблеты. Потому господа, если вы оказались в больнице по каким-то мимолётным делам, и мимо вас везут кого-то на каталке — не пяльтесь, пожалуйста, ваши взгляды прекрасно заметны, неприятны и неприличны по этикету. Человек на каталке и так уже последнюю гордость отбросил, пожалейте его босую задницу.

С начала обхода, а значит, с момента, когда я распрощался со шприцем с болтушкой, прошло больше часа, и нос мой с каждой минутой дышал хуже и хуже. Мы приехали в отделение радиологии, в коридорчике которого висели красивые снимки — коллажи из снимков КТ и пейзажей, выполненные прямо на рентгеновской плёнке и вставленные в стенды с подсветкой, в которых они висят в сериальчиках про докторов. Меня провезли мимо припаркованной каталки с женщиной, видимо, находящейся под общим наркозом, чуть подождали, и вкатили в зал.

Посередине зала стоял большой стол, кушетку поддомкратили чуть вверх, чтобы она стала вровень со столом, и предложили мне перебраться на него, отобрав предварительно одеяло. Сверху прикрыли простынёй из нетканого полотна, сбоку подняли ограничивающий бортик, а низ тела, до пояса, накрыли свинцовым фартуком. Подключили кардиомонитор.

Тут опять небольшая справка. КТ, в отличие от МРТ, по сути своей — съёмка пациента посредством рентгеновской установки. Но гораздо менее мощной, чем те, на которых мы с вами сдавали флюорографию в девяностых. Во-первых, там использовались кассеты с плёнкой, а в современных аппаратах используются электронные кассеты с рентгеночувствительной матрицей, передающей данные о снимке сразу в компьютер, но конструкция в целом та же: с одной стороны от больного рентгеновский излучатель, с другой — та самая кассета, рентгеновские лучи проходят сквозь тело, формируя на матрице кассеты отпечаток, множество снимков позволяют даже построить 3D-картину. Если вы были в хорошей платной стоматологической клинике и делали панорамный снимок зубов, вы в курсе. Во-вторых, она сильно чувствительнее.

Ну и вот тут та же история, только горизонтально и больше. Над столом, подвешенная на системе рычагов, парит вокруг пациента кассета-экран, где-то под столом перемещается рентгеновский излучатель, врач может повернуть всё это хозяйство так, чтобы получить на экране нужный ракурс, и иногда экран пролетает в опасной близости от пациента, вон, в комментариях к прошлому посту @GreenS даже написал, что ему в своё время таки заехали им по голове. Мне повезло, экран только попугал.

Тем временем, врачи, собравшиеся вокруг, задают вопросы о том, нет ли аллергии на лекарства, особенно йод, и когда пациент ел в последний раз. Я в последний раз ел в обед предыдущего дня, это надо знать для понимания, надо ли беспокоиться о возможных рвотных массах. А аллергия на йод может сработать при введении контраста — он как раз на йодистых соединениях сделан. На левую руку надевают манжету манометра, и она каждые несколько минут надувается, снимая показания давления. К катетеру на левой руке что-то подключают — понятия не имею, что. Руки просят держать вдоль туловища, повернуть ладонями вверх и так держать. Правую руку, кажется, фиксируют, смазывают, видимо, обеззараживая операционное поле, и что-то болючее вкалывают в запястье с тыльной стороны. В нос вставляют носовой катетер. Тут я предупредил врачей, что он почти что бесполезен, ибо нос не дышит вообще, врачи уверенно подтвердили получение информации.

Далее, хирург инструктирует, рассказывая, что будет делать. Операция проходит без общего наркоза, сначала через прокол в артерии правой руки вводят инструмент, зонд или щуп — не знаю, как его правильно назвать, подводят к коронарным артериям и вводят контраст. После этого начинает летать туда-сюда та самая планшетка-экран, врач осматривает сердце пациента, оценивая масштаб трагедии. Меня оперировал молодой хирург, я видел только глаза между шапочкой и маской, но по тембру голоса он мне напоминал актёра Бижоева из «ДаёшьМолодёжи», а «за кадром» его консультировал более опытный коллега. Не в курсе, что это было, типа экзамена или просто помощь и контроль старшего наставника, но действия врачей были уверенными, волнения или напряжения не чувствовалось и я полностью доверял им (несмотря на общую суровость и сухость эскулапов — замечание специально для @gebefrenik). Совсем «за углом» ещё находились женщины, видимо, медсёстры, к которым хирурги обращались с вопросами, мол, есть ли такой-то инструмент в наличии или сякой-то, весёлые, судя по голосам, дамы. Чувствовалось, что команде комфортно работать в таком составе. Перед началом введения зонда врач предупреждает, что нельзя глубоко дышать, что на фоне моего заложенного носа вообще некомфортно. Уже позже я сообразил дышать диафрагмой, почти не двигая грудной клеткой, так стало значительно легче.

После исследования моего внутреннего мира, хирург снова обратился ко мне: «igles Такойтович, у вас полностью забиты два коронарных сосуда, мы сейчас попробуем поставить вам стент». Я смог лишь что-то хрипло каркнуть пересохшей глоткой в знак согласия. Очень хорошо, что попробуют, лишь бы получилось. Головой я не вертел, чтобы не мешать ходу операции, просто лежал на спине и смотрел в светло-серый потолок. И вот в такой момент весь мир фактически сжимается до этого потолка, голосов сбоку и ощущений в правой руке.
А они — те ещё ощущения. Когда-то в детстве я случайно посмотрел американский фильм ужасов про огородное пугало, которое ожило и гонялось за жертвами по кукурузным полям. И вот когда оно кого-то ловило, то протыкало его ветками, из которых состояло, и те прорастали в жилах у бедных жертв. От ощущение было такое-же, как будто по артерии двигается что-то вроде ребристого шланга от душа, чудовищно распирая её. Хорошо, что таковое ощущение было только при проходе инструмента туда или обратно, при самих манипуляциях было спокойнее. Кстати, при вводе контраста в этот раз было ощущение холода в груди, а когда мне за три дня до этого делали ангиографию аорты, наоборот, разливалось тепло вдоль всего тела от вытянутых вверх рук до паха.

Время тянется медленно и тягуче, врачи то что-то делают с рукой, то отходят от стола, то советуются, то молча ожидают инструмент, мир собран до поля зрения, съёжился до серого потолка, и всякие мысли могут начать лезть в голову. И вот тут самое время для молитвы, очень хочется попросить кого-то большого и всемогущего, чтобы всё прошло хорошо. И при всём при этом, уверенность в профессионализме врачей, доверие к ним, очень помогает. Слушая, как они деловито и спокойно обсуждают, каким именно баллоном делать пластику, этим или лучше вон там, тут же загиб сосуда, проникаешься пониманием, что ты в надёжных руках. И не хочется волноваться, и нет нужды паниковать, а значит, и дышишь ты ровно, спокойно...
«Я же говорил вам, не дышать глубоко!» — вдруг слышится окрик хирурга. Вот чёрт, забылся, горло пересохло, запершило, вот и вдохнул глубже обычного. Собираешься с мыслями, снова переходя на дыхание диафрагмой, оперируешься дальше.

Ещё одна справка. Что такое балонная ангиопластика. В суженный участок сосуда вводят этакий шарик бочкообразного вида, в сдутом состоянии, и потом надувают, распирая сосуд, пока его внутренний диаметр не станет приемлемым. А чтобы сосуд не скукожился обратно, на внешнюю поверхность шарика прикрепляют такую трубку из сеточки, сделанную из нержавейки, титана или, реже, пластика. Поверхность сеточки может быть покрыта лекарственным препаратом для снижения риска образования тромбов. И вот эта сеточка впечатывается, врезается в эпителий (выстилку) сосуда, армируя его, не давая сомкнуться обратно. И, естественно, повреждая этот самый эпителий, с вероятностью вызова кровотечений и образования тромба, что, собственно, и словил Андрей Борисыч. Потому после установки стента назначают соответствующие разжижающие препараты, курсом до года, что, конечно, косвенно скажется и на других моментах тромбообразования, то есть, кровь в ранах останавливаться будет медленнее, например.
И баллонов этих, как и стентов, насколько я понимаю, есть великое множество по формам и размерам. После установки стента баллон сдувается и выводится обратно.

Со временем стент обрастает эпителием, и становится частью вас: часть команды — часть корабля.
...Долго ли, коротко ли, хирурги подобрали нужные баллон и стент, установили и вывели всё лишнее наружу. Хирург рассказал, что был установлен один стент, установлен успешно, и месяца через два, эээ, а лучше весной мне следует прийти для проведения ЭхоКГ под нагрузкой, по результатам которого будет понятно, надо ли мне ставить второй стент. «Но вы же говорили, что забиты два сосуда», — вспомнил я. «Я говорил, что один», — безапеляционно парировал хирург. Ну, один так один, я помнил другое, но что я, буду спорить с врачом, что ли? Решили в процессе, что второй пока не нужен — ну и отлично, им виднее.

Мне замотали правую руку, хирург рассказал, что поскольку операция велась через прокол артерии, наложена давящая повязка, рука может отекать, краснеть, немного болеть — это не страшно. Вот если рука станет сильно горячей или наоборот, холодной, или будет сильно отекать, как боксёрская перчатка, или если повязка станет пропитываться кровью — надо немедленно сообщать медсёстрам. Ну окей, надо так надо. Меня освободили от всех укрывалищ, проводов и катетеров, сбоку к столу подкатили мою каталку, опустили бортик операционного стола, и я перелез под своё одеяло.

«Подождёте немного в коридорчике, за вами придут», — да уж куда я денусь. Меня припарковали на место той женщины и оставили любоваться картинами на рентгеновской плёнке.
Спустя некоторое время за мной вернулись те же две женщины, что и доставили меня сюда, и повлекли моё колёсное ложе обратно во вторую реанимацию. По пути мы проезжали мимо аптечного киоска, и как же громко звали меня оттуда сосудосуживающие капли! Но я ничего не мог предпринять, я судорожно соображал, как бы я мог попросить санитарных женщин (а у одной из них с собой была банковская карта!) купить мне капли в долг, но никак не мог придумать схему возврата долга. Напоследок мелькнула отчаянная мысль: проезжая мимо, просто возопить, мол, люди добрые, кому не жалко, подайте на капли, а лучше — купите, но я отогнал её прочь, как недостойную. Так и приехал в палату, достойно, но страдая.
Когда меня ввозили с коридора, навстречу провезли каталку с чёрным пластиковым мешком откуда-то с первого помещения.

А в палате меня ожидал сюрприз. Номер семь куда-то переехал (нет, в мешке был явно не он), и теперь номером семь стал я! Кровать перезаправили, протерев матрас, мне выдали новую подушку, а одеяло, кажется, оставили то же, но тут я могу ошибаться. О, как же мягок матрас специальной кушетки после жёсткого дерматина каталки! Прям отдельное удовольствие испытал от комфорта и удобства. Немного побаловался с кнопками управления наклоном изголовья, и продолжил читать «Мать» Горького. Её мне выдали перед операцией, потому как детектив я прочитал где-то к семи утра. И чтоб два раза не вставать — притащили чуть позже ещё Чехова, но до него я не дошёл, переходить с «Матери» не стал, уж больно книжка была замызганная и запачканная.
Одна из медсестёр приветствовала меня вопросом: «Сколько? Два?» — «Один», — ответил я. «Ну, значит, потом за вторым придёшь», — по-доброму усмехнулась она. Я подтвердил, что да, хирург примерно так и сказал.

Принесли обед. Котлетки из филе булки и, кажется, гарнир из варёной морковки с картошкой. Какой-то суп, не вспомню точно, какой. И компот. Тарелки, традиционно для наших больниц, были разнообразные, словно оставленные на память при выписке прошлыми постояльцами. Эта вот нищета — с миру по нитке на чашки-тарелки — жутко контрастировала с технологичными кроватями, мониторами и операционными столами, какая-то смесь двух миров, в одном из которых — советская каталка, в другом — летающая вокруг тебя рентгеновская планшетка.

После обеда одна из юных девочек-медсестёр вбежала из коридора и кинулась к старшей сестре: «Там тааакого жгучего дагестанца везут!»
На бывшей моей каталке под бывший мой одиннадцатый монитор ввезли мужчину, как потом выяснилось, тридцати лет, с бородой, но короткой, и вовсе не смуглого, со светлой кожей и рыже-русыми волосами. Говорил новичок не с акцентом, а с таким лёгким говорком, у кого есть такие знакомые — те поймут, о чём речь.
Новоприбывшего раздели, познакомили с уткой, подключили к аппаратуре и оставили ждать. Из разговоров новичка с сёстрами стало понятно, что он — боец ЧВК (нет, не «Вагнера»), находится в отпуске, и почему-то стал падать в обмороки с признаками стенокардии, поэтому вот, приехал сдаваться, а проблемы начались после ранения. И как-то быстро его увезли на коронографию — часа три всего прошло с поступления, наверное, я аж позавидовал. Ну, оно понятно, поступал днём, а не глубоким вечером, как я. Его возвращение та же сестра приветствовала тем же весёлым вопросом: «Сколько?» — Он её не понял. Та пояснила, что вопрос о стентах, тот сказал, мол, не знает, видимо, нисколько. Я пояснил со своего места, что таки да, если не сказали — то нисколько. «Тоже после ранения?» — Решил завязать разговор он. Не, я просто из дома.

В какой-то момент я подкараулил старшую медсестру, Снежану, которую её коллеги звали то Снежей, то Снегом, то ещё как-то, и взмолился, мол, нос не дышит совсем, после операции — вообще вилы, сил моих больше нет терпеть, не оставьте сиротами. Снежана задумалась на мгновение и ушла, чтобы вернуться со шприцем, на этот раз наполненным нафтизином. Но почему-то тоже жирным на ощупь, как будто замешанным на масле. Помогал прям чудесно! С маленькой капельки в течение пяти минут прочищал ноздрю, принося в организм порывы свежего воздуха. Насколько воздух может быть свеж в реанимации.
Принесли ужин. Тоже что-то невразумительно-полезное, из варёного, парёного и несолёного, как и в обед. Новый сосед с печалью комментировал, что вот де только утром в одном из фастфуд-ресторанов ел отличных креветок в панировке, а врачи ему при поступлении: «Вы что! Вам же нельзя!!» — «А я разве знал, что нельзя? У меня до этого никаких таких проблем не было», — смеялся он.
Вторым вечером свет отключили раньше, в десять, пришлось спать.

Второе утро началось так же, как и первое, в четыре утра с забора крови. Но на этот раз у меня уже не получалось не спать, строчки книги расплывались, запасы бодрости в организме иссякали. Я проваливался в сон, чтобы через полчаса-час быть разбуженным снова то на приём таблеток, то на обход, то на завтрак. Перед обходом пришли санитарки со сменой белья. У кого простыни и наволочки пожелтели от пота, меняли. Меня попросили встать рядом с кушеткой и постоять, пока меняется простыня — ну, что поделать, постою, прижимая одеяло к груди, не в первый раз. Порадовался, что можно нормально перевернуть одеяло, ибо одна его сторона уже была основательно увлажнена потом. «Ложитесь... А вот одеяло мы перевернём», — чтобы не менять пододеяльник, санитарка хитро перевернула одеяло той же несвежей стороной вниз, внутрь, выставив наружу чистую. Да ё-моё!.. Ладно, кто я такой, чтобы перечить... В условиях реанимации учишься радоваться уже таким мелочам, как свежая простыня и наволочка.

Время шло, подходил час обеда, а за нами всё не приходили и не приходили с отделения.
Начало обеда я проспал, проснулся, когда уже вовсю разносили тарелки с супом. В этот день было как-то особенно много юных дев и аналогичных юношей, видимо, первый курс меда на практике, штук пять, они так и сновали, кто с тарелками, кто со шваброй. И почему-то мимо меня. Уже все обитатели нашего помещения были с тарелками, кто мог — питался сам, кто не мог — принимал пищу с ложечки при помощи медсестёр постарше и поопытнее, один я сидел и недоумённо озирался.

«А ты чего не ешь?» — Спросил боец, наворачивая что-то картофельное из тарелки. «А мне не предлагают», — пробурчал я. Боец со смехом подозвал пробегающую мимо него девчонку, махнул рукой в мою сторону, что-то проговорив, и девчонка, выпучив глазищи, побежала в сторону коридора, где на столе стояли кастрюли с обедом. Спустя пару минут мне принесли картофельный суп-пюре, довольно густой и можно даже сказать, что вкусный. Потом второе. Но если у всех второе было в виде гречки, мне принесли что-то смешанное, явно в тарелку с картофельным супом просто бахнули этот самый гарнир. И котлетку из филе булки, разумеется. От второго я воздержался, ибо воображение так и рисовало, как мне просто смешали чьи-то объедки-недоедки. Я составил тарелки одна в другую, и сидел, держа в левой руке, собственно, тарелки, а в правой — стакан с компотом, аки скипетр и державу, в ожидании, чтобы практиканты забрали посуду из царственных рук. И вот тут — Аллилуйя! — за мной пришли с отделения. Сначала медсестра спросила, igles ли я, потом предложила сесть в кресло-каталку. «Примите сперва мои регалии», — сказал я, протягивая посуду.

Освободившись от лишнего, я, уже привычно не стесняясь наготы, восстал со своего скорбного (хоть и удобного) ложа, и сел в кресло-каталку. В кресле было постелено сложенное покрывало так, что сев, я мог укутаться в него. Но оно лежало неудобно, и укутаться я смог только снизу и по низ груди, оставляя плечи без плаща. И — чёрт побери! — кресло опять было без подставок под ноги!
Пришли новые санитары — на этот раз, два кавказских юноши, эти были прям заметно кавказские, чернявые, с акцентом, из их разговора между собой я понял, что они санитарят и параллельно учатся в меде. Мой провожатый хотел было мне помочь укутаться более основательно, но для этого потребовалось бы вставать, раскрываться, потом заново накидывать покрывало, а я уже устал работать в местном стриптизе, нулевой отклик от публики, так что махнул рукой, мол, не надо, единственное — удалось чуть выше накинуть покрывало на правое плечо. Второй юнош вёз в кресле пожилую мадам из первой половины нашего вертепа, судя по подслушанным разговорам, в этот день переводилось много кого, и парням предстояло сделать несколько ходок. Сперва мне выдали бумажку, висевшую ранее на моём мониторе. Как табличка в руках: везут такого-то сякого-то, любуйтесь, потом, видимо, как ответственному пациенту, выдали стопку личных дел, поверх которой я бумажку и водрузил. Ну что ж, в путь. В этот раз я ощущал себя скорее патрицием в колеснице, ибо покрывало неуловимо напоминало тогу с античных статуй. Только вот скакун мой был запряжён сзади колесницы, а не спереди, ну, ничего страшного. Мы снова понеслись по коридорам, как в первый вечер, приходилось то поджимать ноги под кресло, когда мы парковались в лифте поплотнее, то вытягивать их вперёд, чтобы под креслом их не зажевало в повороте передними колёсами. Наши рысаки влекли нас со всех ног, ветер свистел ушах, а бабульку второй санитар вёз аж на задних колёсах для пущей маневренности. Кажется, ей это нравилось.

Спустя два лифта и бесчисленное количество коридоров нас таки доставили на отделение, отобрали у меня стопку дел, а саму мою патрицианскую тушку выгрузили аж в отдельной палате. Маленький квадратный тамбур — налево дверь в санузел, прямо — в саму палату. По правую руку — кровать и тумбочка, по левую — стол, холодильник и телевизор, прям как в постсоветской гостинице на две-три звезды, вот только по стенам проложены кислородные магистрали. Правда, потом выяснилось, что, останься я там на подольше, меня бы перевели в обычную палату на 4-6 мест. Я снова остался наг и бос, но уже в уединённой келье, с покрывалом, да ещё и кровать расстелена, можно залезть под одеяло и ждать там сестру-хозяйку с моими вещами, аки крокодил на водопое.

Но нет, я решил, что раз не планирую оставаться, то и мять постель не буду — пригодиться кому другому. Вместо этого я подпоясал чресла покрывалом, соорудив нечто вроде килта, и, аки отважный шотландский горец, ринулся наружу на поиски врача. Босиком, что неудобно, но что поделать, из Боткина, например, выписывали строго до трёх, время как раз к трём и шло, и я боялся не успеть — вдруг тут такие же правила.
Снаружи мне попалась медсестра на скамеечке: «Вы что-то ищете?» Я пояснил, что мне нужен мой лечащий врач, она заверила меня, то он обязательно зайдёт ко мне сразу, как только освободится.

Минут через пятнадцать сестра-хозяйка принесла мои вещи: одежду, рюкзак и куртку. Куртка у меня тяжёлая, косуха из натуральной толстой кожи, медсестра тащила всё это, отдуваясь, охая от тяжести, как, впрочем, почти все служители гардероба. Извините, я не нарочно.
Ура, я наконец смог одеться! Это вот прям отдельный вид счастья, когда ты можешь надеть свои трусы, обретая тем самым снова какую-то часть самоуважения, что ли, самоощущения себя не как тушки в реанимации, но как какого-никакого, а гражданина.

Далее скомкано — заканчивается количество дозволенных символов.
Пришёл врач, заведующий отделением, Олег Сергеевич. Очень внимательно выслушал, с ним мы обсудили дальнейшую стратегию лечения и необходимость явиться мне к нему в январе для ЭхоКГ. Оставил крайне положительное впечатление о себе, как о профессионале в первую очередь. Дождались второго пришествия сестры-хозяйки уже с ценными вещами по описи, паспорт был нужен для заполнения бумаг, подписали всё, что нужно. Далее я ещё немного подождал дооформления выпускных документов медсестрой, нервно меряя шагами палату — залежался за прошедшие два дня. И вырвался на волю — не без труда, ибо лифт один и маленький, этажей восемь, а все норовят нажимать сразу обе кнопки, и вверх, и вниз.

А там уже была свобода и главное — жена! Приехавшая из дома специально, чтобы забрать меня.

На этом всё, будьте здоровы и не попадайте в реанимацию.

Название её, кстати, я вынес в заголовок, можете тоже заценить.

Так вот, когда стало известно, что в мае этого года выходит порт игры на ПК, я, конечно же, замер в предвкушении и скачал Призрака в день релиза.

Увы, но по независящим от меня причинам прохождение заняло больше времени, чем хотелось – финальные титры я увидел лишь в сентябре.

И теперь, пожалуй, нужно сказать пару слов о полученном опыте.

Капелька сюжета

Сюжет игры не сложен, но любопытен.

Почему?

Ну, потому что у нас тут самурайский боевик в альтернативной истории. Редкая птица, если так подумать.

Авторы взяли одно допущение: «а что будет, если один из самураев, погибших в сражении при Комода, спасётся?» и возвели на этом фундаменте весьма интересное строение.

Итак, представьте, осень 1274 года, монголы доплывают до острова Цусима и высаживаются на побережье. Дзидо Симура, собравший буси и самураев острова, которым надлежало дать отпор захватчикам, потерпел жестокое поражение и был взят в плен вместе с частью выживших воинов.

Монголы же, разгромив защитников, всесокрушающей лавиной прошлись по острову, разрушая и захватывая, обходя узлы сопротивления и хорошо укреплённые замки.

За считанные дни немалая часть Цусимы оказалась в их власти и надеяться оставшимся защитникам, да и простым людям было решительно не на что.

Но не всё ещё было потеряно. Случайность дала острову шанс.

Племянник дзидо Дзин Сакай, тяжело раненный в сражении и брошенный среди павших, выжил. Его вытащила с поля боя и выходила воровка Юна, которая оказала воину первую помощь и спасла от гибели.

И теперь Дзин оказывается в очень неприятной ситуации. Ему хочется сражаться честно, как и должно истинному самураю, но вот только это будет означат не только его личную гибель (в чём, в общем-то, нет беды, ведь путь воина всегда неизбежно ведёт к смерти), но страдания и муки для тысяч ни в чём не повинных людей. Тех, кого он поклялся защищать!

А значит, благородному воину придётся переступить через себя, через традиции рода и честь семьи, запятнать имя самыми гнусными и страшными преступлениями, и всё лишь для одного – ради спасения родного края от вероломных захватчиков.

Пойдёт ли он на это? А если да, то где остановится? И останется ли собой?

Мир

Итак, раз у нас в жанрах историческая драма, то и место действия вполне себе реально.

События игры разворачиваются на Цусиме, а также (в дополнении) на острове Ики, который отец главного героя усмирял огнём и мечом много лет назад.

Место действия игры существует и по сей день, более того, разработчики с огромной любовью и тщанием постарались перенести в цифру так много памятников истории и природных красот, как только у них получилось.

А потому – да – можно сказать, что стараниями игроделов мы были перенесены в феодальную Японию альтернативного тринадцатого века, а значит, тут не будет магии, фэнтези, эльфов и вот этого всего, зато в достатке хватит крепостей, деревенек, лагерей лесорубов и охотников, разбойничьих укрытий, храмов и других мест обитания людей. И что они будут более или менее соответствовать эпохе.

И да, этот мир – открытый. Мы вольны перемещаться по всей Цусиме и всему Ики, творя там добро и причиняя справедливость направо и налево.

Персонажи

Персонажей в игре не очень много, и это хорошо, потому как есть возможность подробнее сказать почти о каждом из них.

Начнём с главного героя.

Дзин Сикай. Благородный самурай, племянник феодала, управляющего островом, воин без страха и упрёка, свято чтущий бусидо (и да, я в курсе, что тогда Пути воина толком и не было, но об этом поговорим позже).

Изначально – классический самурай из самурайских боевиков. Тот самый, который защитит слабого, поможет сирому, поборет неправого, не поступившись при этом и каплей чести.

Страшное испытание, выпавшее на его долю, вынуждает Дзина отбросить не работающие догматы и взглянуть в лицо реальности, требующей идти на любые - даже самые подлые – приёмы во имя спасения людей острова, которых он поклялся оберегать.

Именно это противоречие породит второй по важности конфликт произведения и прочертит границу между Дзином и его любимым дядей господином Симурой. Выдающимся воином и правителем. Но слишком прямолинейным и чересчур добуквенно соблюдающим самурайский кодекс человеком.

Первый (и главный) конфликт, конечно же, происходит между Дзином и монгольским полководцем Хотун-ханом.

И Хотун-хан хорош – эталонная тварь, которую хочется придушить. Беспринципный, жестокий, коварный, но при этом умный, талантливый, умеющий подстраиваться под ситуацию, он – полная противоположность и Дзина и его дяди.

Отличный финальный противник, как ни крути!

Но на этой троице свет клином не сошёлся. Поговорим немного и о других персонажах.

Начнём, конечно, с Юны, воровки, спасшей Дзина.

Уверенная в себе, острая на язык, умная и решительная женщина с тяжёлым детством и не менее сложной юностью, она, тем не менее, не лишена внутреннего стержня и способна на бескорыстные поступки. Да, она спасла Дзина, чтобы тот помог освободить брата, но потом не раз демонстрировала самый настоящий альтруизм и готовность прийти на помощь.

Они с Дзином стали действительно отличными боевыми товарищами, и, пожалуй, именно её влияние способствовало перерождению хорошего, но ограниченного самурая.

Масако Адачи.

Благородная жена воина, умеющая сражаться и нагинатой, и луком, и мечом. То есть – классическая онна-бугэйся по японской классификации. Редкая птица в сословном обществе, но учитывая её феодальный статус, далеко не столь фантастическая, как может показаться.

Что сказать про неё? Семью госпожи Адачи-сан безжалостно вырезали во время вторжения, да вот только не монголы, а свои. И теперь она одержима жаждой мести. Желает найти и покарать тварей, способных убить даже маленьких детей!

Суровая и безжалостная женщина средних лет, не растерявшая боевых умений.

О, а ещё она – боевая лесбуха, соблазнившая молоденькую служаночку. Неплохо-неплохо, как по мне.

Саданобу Исикава.

Мастер-лучник, не принявший участия в бесславном сражении в бухте, а потому выживший. К нему Дзин приходит за помощью, но вместо этого сам начинает помогать.

Ученица прославленного стрелка переметнулась к монголам и теперь творит всяческие непотребства, и наставник считает, что обязан убить её.

Всё осложняется тем, что он – редкостный мудила с тяжёлым характером. Но чем богаты, тем и рады, да,

Норио. Буддийский монах, отлично пользующийся нагинатой. Дзин освобождает его из плена и помогает освободить храм от захватчиков, а монах помогает Призраку сражаться против монголов.

Лично на мой взгляд история Норио самая пронзительная и страшная, показывающая, как война ломает и перекручивает людей, светлых и добрых изначально.

Рюдзо.

Близкий друг Дзина, безродный ронин, командующий небольшим, но достаточно сильным отрядом наёмников, называющих себя Соломенными Шляпами (интересно, нет ли тут отсылки к One Piece?).

Ещё одна жертва метаморфозы, человек, за падением которого нам придётся наблюдать с затаённым чувством сожаления.

Кендзи.

Один из самых угарных персонажей игры. Шебутной торгаш, готовый налюбить кого угодно, лишь бы выгадать пару шекелей. Хитрый плут, из-за своей хитрожопости постоянно попадающей в неприятности, из которых, естественно, нашему протагонисту приходится его вытаскивать.

В принципе, у нас ещё есть несколько героев, но на них уже предлагаю забить и двигаться дальше.

Геймплей

Итак, как же нужно играть в очередной симулятор ползанья по высокой траве в открытом мире от Сони?

Так и нужно, да.

Итак, у нас есть открытый мир, по которому протагонист может бегать на своих двоих и скакать на лошадке.

Мы исследуем, открываем карту, находим точки интереса, каждая из которых позволяет стать чуточку сильней (о них скажу пару слов чуть ниже), зачищаем аванпосты и убиваем джаггернаутов.

Короче говоря, в основе своей Призрак Цусимы не то, чтобы сильно отличаются от похождений того же Дикона Сент Джона. Но есть нюансы, много, много нюансов.

Начнём с того, что у нас тут не шутан, а самурайский боевик, и боевые механики заточены на рукопашные схватки, а потому основным нашим оружием будет катана.

Дзин владеет четырьмя стилями фехтования, каждый из которых эффективен против конкретных противников. Один – против мечников, другой – против копейщиков, третий – против щитоносцев, четвёртый – против здоровяков.

При этом вне зависимости от стиля мы можем наносить быстрые и сильные атаки, парировать и уклоняться (да-да, волшебные перекаты рулят и тут), пробивать комбухи той или иной сложности. Если подобраться к врагу со спины, его можно прикончить одной атакой, не поднимая шума.

В бою у нас имеется шкала решительности (если правильно запомнил название), пополняющаяся за счёт удачных атак и убийства врагов. С её помощью можно хилиться и использовать особые приёмы (которые сперва предстоит выучить).

Помимо этого у нас есть лук (а точнее – два лука), пороховая бомба и духовая трубка (её получаем ближе к финалу).

А ещё Дзин, ступая на путь народного мстителя, постепенно обзаводится арсеналом шиноби: появляются кунаи, дымовая бомба, бомба-липучка, колокольчики для отвлечения внимания, и, почему-то, огненный меч.

Всё это дело можно прокачивать, зарабатывая местную «экспу» посредством выполнения заданий, которые как бы раскручивают маховик нашей легенды.  В практическом смысле это выражается в «скилл-поинтах», которые можно раскидывать по разным навыкам.

Также наш протагонист по ходу игры собирает доспехи, дающие разные бонусы (например, дополнительный урон в ближнем бою или увеличение продолжительности «замедления времени» для лука).

И доспехи, и оружие можно улучшать, тратя ресурсы, собираемые во время путешествия.

Также у нас есть несколько слотов под амулеты (постепенно их количество увеличивается), которые дают разные полезные бонусы (увеличивают атаку или защиту, позволяют лучше стрелять из лука или красться, и т.п.).

Ещё стоит отметить местную разновидность «ярости», настакав которую (для чего придётся убить некоторое количество врагов, не получая урона) мы на время входим в режим «призрака», безнаказанно шинкуя врагов и вызывая панику у их товарищей.

Как итог мы имеем весьма разветвлённую боевую систему, предлагающую игроку самому определить, как он хочет играть.

Можно серой крысой проникать во вражеские порядки и убивать монголов, не привлекая внимания. Можно нестись вперёд, нарезая противников во славу Кхорна. Можно заниматься истинно самурайским делом и настреливать врагов из лука.

Короче говоря, развлекайся, дорогой игрок как хочешь, ни в чём себе не отказывай.

Органично вписываются в геймплей и точки интереса.

Тут у нас и лисы, ведущие игрока к святилищу местного ками, и стойки с бамбуком, который можно рубить, и, безусловно, «что-то для каждого» - горячие источники, в которые Дзин заходит обнажённым, и хокку, позволяющие получить очередную налобную повязку, и храмы на вершинах гор, добраться до которых можно лишь применив паркур, да крюк-кошку, и многое другое.

На острове Ики к ним добавляются турниры лучников и музыкальные номера для котиков/обезьянок/оленяшек.

И каждое такое место делает Дзина чуточку сильнее. Тут – капелька ХП, там – новый амулетик, здесь кусочек очка решимости…

И вот кажется, что их мало, но если зачищать все, то в какой-то момент не узнаешь своего протагониста.

Помимо таких мест силы, как я и говорил выше, есть локальные задания, есть задания спутников, задания легенд, ну и сюжетные квесты.

Ну и конечно же, в наличии дуэли на катанах. Мы с врагом становимся в круг и начинаем шинковать друг друга в нескольких фазах боссфайта, чтобы определить, кто же тут главный по художественной нарезке граждан.

Вроде бы, ничего не забыл. Ну или почти ничего.

Как видите, геймплей не то, чтобы уникальный (да чО уж там, достаточно шаблонный), но своя изюминка в нём есть.

Идём к следующему пункту.

Графика и звук.

Картинка в игре прямо добротная.

Да, это не ААААААААААА-графон, обмазанный люменами и нанитами по самую макушку, но картинка на удивление хорошая и, что куда важнее, стильная.

Думаю, это слово лучше всего подходит для описания графики в «Призраке Цусимы». Не идеально, но очень стильно, лампово и атмосферно.

Вот мы скачем по полю, а ветер колышет высокую траву, вот мы заходим в осенний лес, сбрасывающий на землю золотистую листву, вот юный Дзин с дядей тренируются подле алеющего клёна…

Буквально каждая локация сделана с огромнейшим тщанием и любовью, с уважением к чужой культуре и истории (это в псевдоисторическом-то самурайском боевике!), с настоящим профессионализмом.

И они засасывают тебя внутрь мира, позволяют сродниться с Дзином и смотреть его глазами на пылающий в пламени войны остров.

Аудио составляющая удалась так же хорошо, как и графическая.

Отличная музыка, офигенные звуки сражений, прекрасные детали вроде ржания лошади или фырканья лисиц… А ещё – блестящая японская озвучка!

Я считал, считаю и буду считать, что эту игру следует проходить ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО на японском языке, врубив русские субтитры.

Актёры озвучания выкладываются на все сто и пропускать их работу мимо ушей – преступление!

За и против

Ну что ж, давайте поговорим о достоинствах и недостатках игры.

И начнём мы с того, что мне понравилось больше всего – с истории.

Да, она не отличается сложностью, да изобилует анахронизмами, да персонажи не то, чтобы идеальны, но!

Сразу становится видно, что и эти анахронизмы, и простота, и некоторая схематичность героев – это сознательное решение, необходимое для того, чтобы повысить драматизм и добавить ключевой конфликт произведения, подчеркнуть его главную мысль. Авторы вдохновлялись работами Акиры Куросавы и других мастеров японского кино, они создавали самурайский боевик со всеми визуальными и техническими решениями оного.

Оммажи на японские исторические фильмы очевидны и заметны, одна только катана в качестве главного оружия чего стоит!

И если рассматривать игру с этой колокольни, становится очевидно, что сюжет её практически идеален, несмотря на то что с реальностью имеет мало общего. И я имею в виду отнюдь не монгольских захватчиков.

Поясню свою мысль. Итак, феодальная Япония тринадцатого века, а дядя нашего Дзина прям уссыкается по пути воина и некой «чести». Да и сам протагонист весь из себя такой порядочный-порядочный. Врага я в спину не убью, пленного пытать не буду, яд не использую. Да-да, верим. Настоящие самураи и буси того периода, мягко говоря, не отличались чрезмерной щепетильностью в плане «морали». Достаточно вспомнить жившего пару сотен лет спустя Оду Набунагу, большинство покушений на которого совершали родственники. Да что говорить, если он погиб из-за предательства ближайшего соратника – Тоётоми Хидэёси, которого сам же возвысил из грязи (тот родился в крестьянской семье).

Это уже потом самураи стали наяривать вприсядку на бусидо, сформировавшееся как таковое хорошо если в семнадцатом веке, а пока они реально воевали, то особо не заморачивались такой фигнёй (безусловно, даже тогда имелся особый японский менталитет, да вон взять хотя бы тех самураев, что бросились на превосходящие силы монголов на пляже Комода, но на каждый такой пример в истории легко найти десяток противоположных) и потому добавление подобного элемента в сюжет было рискованным.

Авторы сделали ставу… и выиграли. Получилось у них просто отлично! История – это, определённо, главное достоинство игры.

Главное, но не единственное.

Игра невероятно стильная. Она дышит самурайской Японией, полна любви к ней, и это видно даже в мелочах.

Приведу пример. У нас тут нет волшебного компаса. Путь указывают порывы ветра.

Ерунда, вроде бы, а как работает на погружение!

То ж само и с картинкой. Да, она не шедевральна - как ни крути, а игре уже четыре года, но всё сделано добротно, выверенно, авторы используют все имеющиеся ресурсы, чтобы предложить визуальный ряд, лучше всего подходящий к сеттингу, и у них это получается.

Следующий плюс – боевая система.

Она достаточно непростая, как по мне.

Разные стойки, скрытое оружие, стрельба из лука, бомбы…Всё это счастье нужно правильно комбинировать, чтобы добиться наилучшего результата.

При этом враги – отнюдь не мальчики для битья. Даже обычные статисты могут стать проблемой, а уж боссы, с которыми мы устраиваем дуэль, вообще заставляют грузить предыдущий сейв, чтобы вернуться попозже.

Мне очень понравились мини игры. Они, опять же, прекрасно погружали в атмосферу Японского средневековья. Даже паркур, и тот оказался к месту. Лазать по горам было дико интересно.

Но увы, при всём великолепии игры я не могу не докопаться до двух весьма раздражающих проблем, которые, говоря откровенно, изрядно портят впечатление.

Игра жутко затянута!

Урежь разработчики осетра, это пошло бы проекту только на пользу.

Но нет, у нас же ААА-gayминг от Сони, как же мы можем без пятидесяти часов симулятора подкустового выполнзня, у нас же жопы отлетят!

Противников не то, чтобы много. Головоломки приедаются. Доспехи и оружие собраны уже на второй карте.

В результате, на финальную прямую я вышел изрядно задолбавшись.

Да, дополнение на острове Ики помогло немного развеяться, подарив несколько новых активностей, но только и всего.

И видится мне, что сократи разработчики игру часов на десять – пятнадцать, это бы пошло ей лишь на пользу.

Вторая проблема - второстепенные задания. Вот честно, лучше бы их не было!

Основные свои старания разрабы приложили к проработке основных квестов, а потому все побочки выглядят примерно: «сходи туда, убей вон тех», ну и сопровождаются среднего качества грустной историей о нелёгких моральных дилеммах в условиях оккупации.

Убери этот элемент… и ничего не изменится. Зато проект усохнет часиков на пять минимум.

Ну и третье, это уже вкусовщина, если что, мне не хватило копья в качестве оружия для Дзина. Думается мне, что с ним было бы интересней.

Заключение

Думаю, пора подводить итоги.

Призрак Цусимы – это не шедевр, не следует возводить его на пьедестал и бить поклоны. В игре хватает проблем, общих, в общем-то, для всех продуктов Сони.

Тем не менее, это действительно годная игра с интересной историей, отличными (пусть и слегка шаблонными) героями и очень, очень стильным визуалом.

Стоит ли в неё играть? Однозначно! Особенно, если учесть, что благодаря издателю эта игра продаётся в магазине «Хаттаб жив» со стопроцентной скидкой. Впрочем, лично я обязательно куплю лицензию, как только Сони вернётся в Россию.

Обязательно найдите время, чтобы окунуться в приключения Дзина. Оно того стоит, ведь, как ни прискорбно это признавать, игр подобного качества сейчас выходит от силы одна-две штуки в год, да и то, если очень-очень повезёт.

И на этом всё. Хомяк устал и уходит спать в кубло. В следующий раз мы поговорим о мультивселенных, временных парадоксах, преумножении хлебов, биполярке сценаристов и сесбиан лексе. Оставайтесь на линии, будет интересно.

Вы, наверное, привыкли видеть мои посты о котиках, которые ищут дом. Я часто пишу об их судьбах, характерах и мечтаю, чтобы каждый нашёл свою семью. Но сегодня хочу немного рассказать о себе и моих собственных кошках.

Мои кошки — это моя маленькая вселенная. У меня их 3😻😻😻. Каждая из них пришла ко мне со своей историей, и каждая из этих историй могла закончиться совсем иначе, если бы я не решилась вмешаться.

Мика — одна из них. Я подобрала её в Турции, когда она была на грани жизни и смерти. Переломы, пневмония, чихания кровью, истощение... Но её воля к жизни вдохновила меня бороться за неё до конца. Теперь Мика — мой надежный спутник , куда я - туда и она. Мудрая, спокойная и невероятно нежная.

Каждая моя кошка напоминает, почему я начала помогать животным. Их благодарность, доверие и тепло — это то, что нельзя описать словами. Они вдохновляют меня продолжать помогать другим хвостатым, которые ещё ждут своих людей.

Моя миссия — не просто пристроить котиков, а показать, что они могут сделать нас счастливее. Привнести в жизнь уют и ту самую нежность, которая так часто теряется в рутине. Они учат нас радоваться мелочам, быть внимательнее друг к другу и находить время для простого счастья. Ведь каждая кошка — это не просто питомец, а маленький источник любви, который делает дом настоящим Домом🏡❤️

Спасибо, что читаете мои истории. Возможно, одна из них станет началом вашей новой дружбы.

Сейчас дом ищет молодая кошечка Лу́на

>>> Читать историю Лу́ны <<<

Когда бродишь по Интернету среди постоянно растущих горных массивов дурно пахнущего словесного мусора, иногда вдруг попадается и что-нибудь полезное, реже — по-настоящему ценное. Однажды я наткнулся на пост незнакомца, привлёкший моё внимание искренностью, грустью и неброским оптимизмом, с которым он описывал свою жизнь.

Я, как обычно, бегло прочитал пост, поверхностно запомнил суть написанного и двинулся дальше. Потом что-то заставило меня скопировать часть самого письма автора к матери. Через некоторое время мне захотелось снова вернуться к оригиналу и ознакомиться с комментариями, но, к сожалению, я не смог найти сайт или он перестал существовать. Такое случается.

Однако сама тема, что называется, запала мне в душу и не давала покоя, и чтобы освободиться от этого груза, я решил от имени безымянного автора написать рассказ так, как он мне запомнился, включив в него несколько оригинальных заключительных строк, которые мне удалось сохранить.

Итак, представляю на ваш суд исповедь незнакомца и извиняюсь за то, что не получил на это формального разрешения. Мне показалось, что он простит моё вынужденное нарушение авторских прав, потому что цель поста была просто поделиться радостью преодоления нелёгкого детского опыта. Я чувствую, он был бы не против, чтобы эту радость разделило с ним как можно больше людей, а способ достижения цели не имеет для него большого значения.

* * *

Будучи ребёнком и подростком, я жил в довольно токсичном окружении. Мои родители придерживались крайне консервативных взглядов на гендерные роли и гендерное поведение в семье: мальчики (мужчины) должны были делать одно, девочки (женщины) — другое. То есть разбрасывать вещи, сорить, пачкать одежду, гонять на велосипедах (машинах), чинить их и что-то ещё (если умеешь), играть в хоккей, футбол или бейсбол, охотиться, рыбачить, развлекаться в боулинге и зависать каждый вечер в компании собратьев по полу полагалось первым. Тогда как постоянно поддерживать чистоту и порядок в доме, готовить, стирать, шить, играть с куклами и мягкими игрушками, наслаждаться безделушками, смотреть романтические фильмы — последним. Правда, зарабатывание денег приветствовалось и теми, и другими, но опять только там, где это казалось «приличным» в соответствии с укоренившимися представлениями о женских и мужских профессиях.

Отец был худшим из двоих, но и моей матери доставляло удовольствие унижать меня и стараться переделывать согласно своим убеждениям, насколько ей хватало сил, и поверьте, она не страдала от их недостатка. При этом родители были ярыми христианами и любой свой поступок оправдывали ссылками на Библию.

Я всегда был очень чистоплотным, сам убирал свою комнату, старался не пачкаться на улице, украшал своё жизненное пространство, в семь лет даже пытался стирать свои вещи, но это было сразу пресечено мамой. Также мама потратила немало усилий, чтобы отбить у меня охоту готовить самому нехитрые блюда, и уж совсем недопустимым показалось ей моё желание научиться печь печенье и торты. Я тайком учился шить под руководством бабушки, которая одна из всей семьи понимала и поддерживала меня, — разумеется, скрывая этот «грех» от отца, своего сына. Кстати, больше никто в нашей семье, включая женщин, не сумел бы сшить даже носового платка.

Меня постоянно выгоняли за пределы дома, требуя, чтобы я делал что-то «мужское» на свежем воздухе или, на худой конец, в спортзале. Робкие просьбы позволить мне заниматься бальными танцами были встречены с нескрываемым отвращением, словно я выразил желание продать душу дьяволу. В наказание меня заставили ходить на дзюдо и ожидали с нетерпением, когда я получу чёрный пояс. Увы, я с трудом дотянул до жёлтого, к счастью, получил травму и больше там не появлялся.

Сейчас я понимаю, что родители под влиянием массмедиа и проповедей религиозных деятелей страшно боялись, что я вырасту геем и окажусь в аду, но больше всего их ужасала мысль, что на них будут показывать пальцем прихожане их церкви и соседи. Но, уверяю вас, у меня самая что ни на есть «прямая» ориентация, я никогда не чувствовал себя девочкой, впоследствии — женщиной, мне в голову никогда не приходило сменить пол.

Когда мне исполнилось десять, мама стала настаивать, чтобы все мои игрушки достались моим младшим братьям и сёстрам или пошли на благотворительность в церкви. В итоге я оставил бо́льшую часть своих любимых игр, резиновых, пластиковых и плюшевых зверей у бабушки, а несколько любимых игрушек спрятал в подушку. Нет, не в наволочку, как вы могли подумать, а в самую настоящую подушку, которую сам и сделал из подручных средств, найденных на чердаке. В ней я пришил потайной карман, в который прятал плюшевого мишку Тедди, чтобы продолжать спать с ним, не боясь гнева мамы и папы.

Игрушки, спасённые мной, да комиксы — это самое лучшее, что осталось у меня от детства. Возможно, кто-то скажет, что такие реликвии — просто бесполезный мусор, что моё поведение смешно, нелепо, но это было и есть моё и только моё. И на всю жизнь.

Хуже всего, что мама считала меня женоподобным мальчиком только потому, что я находил утешение в мягких игрушках. В возрасте пяти лет я плакал в кабинете врача, выпрашивая своего мишку Тедди из её сумки, но она советовала мне быть мужественным, как и медсёстры, которые справлялись с больными без помощи кукол. Кабинеты врачей и по сей день вызывают у меня беспокойство.

Мой странный и смешной плюшевый гиппопотам с ярмарки, которого выиграла сестра, но который ей не понравился, потому что его «тупая морда» пугала её, сидел у меня на кровати в общежитии всё время, пока я учился в университете. Каждый мой сосед по комнате давал ему новое прозвище.

Я самый старший из пяти детей, у меня две сестры и два брата. Как только каждый из них по очереди достигал возраста десяти лет, мама начинала относиться к нему не так, как ко мне: она не требовала избавляться от игрушек, но прививала более жёсткую дисциплину, чем в моём случае. Не то чтобы мы не уважали её, но нам было комфортнее оставаться наедине со своими увлечениями и слабостями, когда она исчезала из поля зрения. И она, и отец считали, что бескомпромиссная строгость — лучшее средство воспитания. Все праздники, которые отмечались дома, представляли собой полный отстой.

Я долгое время думал, что наша семья была нормальной. Но чем глубже я копался в воспоминаниях, тем более неблагополучной представлялась та ушедшая безвозвратно жизнь в родительском доме.

Оба моих биологических родителя скончались. Я никогда не воспринимал этот факт для себя большой потерей. Я никогда не чувствовал, что у меня есть настоящие мама или папа.

Написать мою историю заняло гораздо больше времени, чем я планировал. Наверное, получилось не очень складно из-за нахлынувших эмоций. Да, а что я всё-таки хотел сказать? Я хотел написать письмо маме — просто сообщить ей всё, что я думаю про неё и про себя, в безумной надежде, что она наконец услышит меня и поймёт, как облажалась. Вот что у меня получилось:

«Дорогая мама, на день рождения я получил в подарок мягкую игрушку. Это сделало меня по-настоящему счастливым — впервые в жизни.

Возможно, я был чувствительным ребёнком, но вырос не женщиной, не геем, а чувствительным мужчиной. Я снова учусь быть счастливым и уже не позволю чему-то столь легкомысленному, как ядовитая мужественность, которая, в конце концов, является просто шуткой, мешать мне быть самим собой.

Мне только что исполнилось тридцать восемь, но я знаю, что мне ещё многое предстоит сделать, чтобы повзрослеть. Полагаю, так поступают все. И всё же простые светлые события в жизни иногда могут заставить более важные тёмные события казаться не такими уж плохими.

После долгого лечения от депрессии я стал медбратом в детском госпитале, против чего ты всегда возражала, и далеко запрятал оплаченный тобой и отцом диплом юриста. Я продолжаю меняться. Я много читаю, размышляю, учусь делать что-то полезное и сострадать людям. И я постоянно тренируюсь, занимаюсь боксом, поэтому теряю вес, а мои мышцы вновь, как в юности, становятся сильнее.

Но самое большое моё достижение — это то, что я получил на день рождения мягкую игрушку от девушки, с которой только начал встречаться. Она подарила мне маленькую плюшевую собачку после того, как мы вместе погуляли с её собаками. Это кажется случайностью, пустяком, но я уверен, что она прислушалась ко мне, когда я упомянул, что скоро снова захочу завести собаку. Она поняла меня лучше, чем ты, мама. Вместе с игрушкой она подарила мне коробку печенья, и я попытаюсь испечь такое же для неё.

Я также получил подарки от друзей из онлайн-группы “Игры до полуночи”, но собачка — единственный по-настоящему личный подарок. С этой компанией я общаюсь недавно, но никогда раньше не чувствовал себя с прежними друзьями так, как с ними, — это словно дом и семья, которых у меня не было. Я чувствую себя спокойным и уверенным в себе. Я не знаю, что я такого сделал, чтобы заслужить новых друзей, но они вовлекают меня в планы на Хеллоуин, и у меня уже есть собственный рецепт кое-чего тыквенного, что я принесу с собой, а также шоколадного — для тех, кто не любит тыквенные блюда. Я теперь готовлю не только для себя — им нравится моя еда.

В общем, у меня был замечательный день рождения. В субботу я снова увижу всех на вечеринке. А если всё пройдёт хорошо, то приглашу свою девушку ещё на одно свидание.

Так что, мама, я счастлив по многим причинам.

Мягкая игрушка-собачка может на вид показаться маленькой, но она значит для меня гораздо больше.

Я мужчина, и мне нравятся мягкие игрушки. Вот так.

Жизнь слишком коротка, чтобы не радоваться мелочам.

Спасибо, что выслушала меня, мама».

Редактор: Глеб Кашеваров

Корректор: Вера Вересиянова

Другая художественная литература: chtivo.spb.ru