Убрав телефон, я взял её за руку:
Ника сжала мою ладонь и послушно пошла за мной.
— Его нет. Тебя — да, он не из тех, кто такое спускает.
— Как раз такое он спустит, — я ухмыльнулся.
— Он зверь, а такие только силу понимают. Сейчас я показал ему, кто сильней. Он это запомнил и больше не полезет на рожон, тем более что я для него тёмная лошадка. Он попытается меня пробить – кто я, что я, и кто за мной стоит. У него это не получится.
Мы подошли к входу в метро, и я закончил:
— Подробнее объясню потом, если захочешь, а сейчас рот на замок, народу больно много, да и шумно внутри.
Мы прошли подземный переход, я кивнув:
— Давай к турникетам, я жетоны возьму.
— У меня проездной, — Ника помахала вынутым из кармана студенческим.
— Всё равно жди меня перед турникетом.
— Как скажешь, начальник, — Ника шутливо отсалютовала и, отжав тугую дверь, направилась к рамке металлодетектора.
Я посмотрел ей вслед и пошёл к кассам, но на полпути вспомни – жетоны я уже купил. Хотел ругнуться на себя и свою забывчивость, но сзади послышалось:
— Молодой человек, можно вас на минутку.
Я медленно обернулся. Ко мне направлялся полицейский, дежуривший на станции. Взгляд исподлобья, походка скованная, пальцы подрагивают на рукояти дубинки.
Я неторопливо пошёл к нему.
Чего ему надо? Что насторожило?
Локтем я почувствовал рукоять пистолета, чуть-чуть выглядывающего из кармана куртки.
Я походу влип. Но почему он сразу не скрутил меня? Осторожничает? До конца не уверен, что у меня в кармане? Только недавно начал работать, не знает, что делать в таких ситуациях? Но ведь на такой случай инструкции должны быть, я так думаю.
Я машинально начал забирать слегка влево, чтобы находиться к камере видеонаблюдения спиной, хорошо ещё капюшон не снял.
Мы неотвратимо сближались.
Блин, что делать? Незарегистрированный ствол на кармане, да ещё переделанный в боевой, это не шутка, лет на 5–7 потянет.
Я осторожно скосил глаза на встревоженно смотревшую на меня Нику. Только бы она не подошла к нам. Только бы сообразила валить отсюда, но она стояла, растерянно хлопая глазами. А потом чуть подалась вперёд, словно собираясь подойти к нам. Я чуть не застонал: нет, вали отсюда, – и стрельнул глазами в сторону выхода. Ника, умница, девочка, поняла меня и, изменив движение, пошла к выходу.
— Да, офицер? — От волнения я заговорил, как в американских боевиках.
Офицер, а точнее – сержант, если судить по просветам на погонах, козырнул и представился:
— Сержант Мазурченко. Пройдите, пожалуйста, со мной.
Краем глаза я видел, как Ника исчезает за дверями выхода.
Я оглядел полицейского. Сержант Мазурченко был массивен, но масса эта состояла в основном из жировых отложение, мышц в нём не наблюдалось.
— Что у вас в кармане, — сержант кивнул на мой левый бок.
Сейчас он меня задержит, и подсадка, чем бы она там ни была, останется со мной, а через двое суток мне, по словам Кая, наступит кирдык.
Я стрельнул глазами по сторонам. Мне везло: станция была пуста. И даже контролёр в будке смотрела в другую сторону. Где напарник полицейского? В каморке следит за нами по монитору? В туалет отошёл? К другому выходу с инспекцией отправился? Сержант стоял между мной и выходом: не сбежишь, если только... Ну что же, пан или пропал.
— Сержант... — начал я, улыбаясь, и...
И ударил его в подбородок. Сержант дёрнулся, закатил глаза и начал медленно оседать. Я подхватил его и осторожно опустил на пол. Теперь всё зависело оттого, наблюдали за нами через камеру или нет.
От резкого движения за глазами на миг вспыхнула боль. Вспыхнула и погасла, только перед глазами начало двоиться. Я моргнул пару раз, и зрение вернулось в норму.
За дверями наметилось движение, народ спешил на станцию, но, кажется, никто не видел, как я рубанул сержанта.
— Помогите, человеку плохо. — Заголосил я, старательно пряча лицо.
Двери распахнулись, и к нам кинулось сразу несколько человек. От будки контролёра уже спешила одетая в форму женщина.
— Что случилось? — Спрашивали сразу со всех сторон.
— Не знаю, — я начал пятиться к дверям, — он вдруг побледнел, покачнулся и начал падать. Может, сердце?
Народу на станции всё прибавлялось. Люди галдели, обступив полицейского, и я, воспользовавшись суматохой, выскользнул в туннель, ведущий на поверхность.
Там я кивнул Нике: за мной.
Не оглядываясь, я всё ускорялся, торопясь выбраться на поверхность, до того как сержант очнётся и всё расскажет.
У лестницы на поверхности меня догнала Ника.
— Давай разными дорогами добираться, — бросил я, не глядя на неё, — на Кировской Кай с Саньком ждут, встретимся там.
Мне не хотелось расставаться с ней, мало ли что может случиться, но если менты нас вдвоём прихватят, будет ещё хуже, для неё, разумеется, мне-то хуже быть не могло.
Я рванул вверх по лестнице, и зря – боль вернулась, ослепительной вспышкой, она полыхнула перед глазами, лишая зрения. Я остановился, потеряв ориентацию в пространстве, не хватало ещё сверзиться со скользких ступеней, и, прижав ладони к лицу, попытался проморгаться. Твою мать, как не вовремя!
— Нет, — Ника подхватила меня под руку, — тебе нельзя одному. Подсадка шевелиться начала. Можешь потеряться, как я.
Я с силой потёр глаза. Зрение вроде как возвращалось. К тому моменту, как мы выбрались из метро, всё прошло: и боль, и слепота.
— Быстрей, — я схватил Нику за руку, — на ту сторону, — я кивнул в сторону автобусной остановки. До неё было метров двадцать, не больше.
Нам и здесь повезло: в последний момент мы заскочили в готовую отойти полупустую маршрутку.
— Что там случилось? — жарко зашептала мне на ухо девушка.
— Потом, — я поглубже запихнул пистолет в карман, — лучше скажи – номер маршрута какой?
Ника наморщила лоб, вышло смешно и красиво.
Господи, о чём я думаю? За нападение на полицейского мне не просто писец, а писец дважды пушистый. А я любуюсь чужой женщиной.
— Двадцать третий, — наконец произнесла она.
Двадцать третий, это не самый плохой вариант. Ничего, что в противоположную сторону. Доедем до Бекетова, там пересядем на нужный. Это даже хорошо, что двадцать третий, возвращаться будем другой дорогой. Надеюсь, успеем до автозавода доехать, прежде чем менты объявят на меня охоту. Ехать до пересадки десять минут, должны успеть.
Всю дорогу нервы были на взводе, я успокоился, только когда мы пересели и неслись в нужную нам сторону. Водитель Пазика торопился: то ли стремился обогнать конкурентов, то ли нагонял время.
Автобус был заполнен на треть. Это было плохо. Так нас легче запомнить.
— Ты как? — Спросила Ника, когда мы устроились в конце салона.
Я посмотрел на девушку. Выглядела она не в пример лучше, чем при нашей первой встрече. Глаза ясные, со смешинкой в глубине. Мертвенная бледность исчезла. Щёки порозовели, и я увидел, что лицо её усыпано веснушками. Мелкими и редкими. Терпеть не могу веснушчатых девушек, особенно таких, у которых веснушки не только на лице, но и по всему телу. Но сейчас мелкие рыжие пятнышки на лице Ники показались мне до ужаса симпатичными.
— В порядке. Рассказывай лучше.
— Не притворяйся. О подсадках, ходоках, Стиге и обо всём остальном.
— Долго рассказывать, давай потом. Ты лучше расскажи, что там, на станции произошло?
— Ехать нам минут сорок, так что времени тебе на рассказ хватит.
— Это, правда, долгая история, давай как-нибудь потом.
— Коротко и сейчас. Детали можешь опустить.
— Без деталей, говоришь? — Девушка на секунду задумалась. — Ну, слушай.
Но прежде чем она начала рассказывать, в кармане зазвонил телефон.
Кай.
— Вы где? — Голос встревоженный.
— К проспекту подъезжаем.
— На повороте сходите, мы вас на машине подхватим. Оранжевая буханка, не ошибётесь.
— Вы где раньше были? — Вышло зло, от раскачивающейся на неровностях дороги маршрутки, меня начало мутить.
— Ну, ты, паря, даёшь, сам твердил – я сам, я сам. Да и машина только сейчас освободилась. Или ты думал, у нас целый таксопарк?
— Ничего я не думал. Ладно, ждём.
Я спрятал телефон в карман и закрыл глаза. Мутило всё сильнее. Тело начала бить мелкая дрожь, а на лбу выступили капли холодного пота.
— Тошнит? — Ника приложила ладонь к моему лбу.
— Это подсадка. Но почему так агрессивно и так быстро? — Голос встревоженный. — Я не понимаю.
— Стиг, сука, мне в башку ногой засадил, как раз после того, как ты мне подсадку передала. Я сознание потерял. Может, просто сотряс заработал.
Я замолчал и сглотнул. Сейчас бы выкинуть всё из себя, но не в салоне же мне блевать. Ничего, скоро выходить, на улице должно полегчать.
— Ладно, чего гадать. — Я тяжело поднялся. — Давай тормози этого лихача, а то проскочит остановку.
Ника вдавила кнопку звонка. Маршрутка начала притормаживать.
На улице мне и впрямь стало лучше. Я расстегнул куртку, подставив тело холодному ветру, позволяя ему выдувать из меня вязкую хмарь. Тошнота отступила, и я вздохнул с облегчением. Теперь от ствола избавится, и будет порядок. Я огляделся. На остановке пусто.
— Подожди меня, — бросил я Нике.
Отойдя поглубже в тень, я снял носки. Отщёлкну обойму и снял затвор. Из обоймы выщелкнул патроны. Тщательно всё протёр. В один сунул раму, завязал носок узлом и кинул в урну. Затвор, размахнувшись, зашвырнул в темноту. Обойму кинул в другую сторону.
Патроны ссыпал во второй носок, завязал его и окликнул тревожно оглядывающуюся девушку:
— Ника, — я протянул ей узелок, — будь добра, кинь в урну.
Я кивнул на мусорку на противоположной стороне дороги.
Она взяла мой носок с завёрнутыми в него патронами без удивления и брезгливости. Кивнула и перебежала пустую дорогу.
Едва она вернулась, как к остановке подкатил ярко-оранжевый Уазик. С водительского сиденья мне махал Кай.
В тепле машины, тошнота, отступившая на улице, вернулась, была она не столь сильной, как прежде, но всё равно, неудобство доставляла преизрядное. Едва мы уселись на сиденье, Кай вдавил педаль газа в пол. Тряска и бензиновая вонь в салоне совсем расклеила меня. Тупо заныла голова, тело охватила слабость, и я безвольной медузой растёкся по неудобному и жёсткому сиденью. Я потел, словно в лихорадке. Пот был неприятно липким и холодным. Хотелось закрыть глаза и уснуть. Но едва я смыкал веки, меня начинало кружить по салону, словно с жуткого похмелья, а желудок стремился на волю.
Я поймал встревоженный взгляд Кая в зеркале заднего вида:
— Что-то ты хреново выглядишь.
— Подсадка, активничает, — Ника обняла меня за плечи и принялась вытирать лицо, — торопиться надо, Кай, как бы она ни растворилась.
— Сам вижу. — Кай до хруста сжал зубы. — Быстрее никак, гайцов на дороге как грязи, тормознут, вообще никуда не приедем. Так что терпите. Ты тереби его, не давай отрубиться. Говори чего-нибудь, он пусть отвечает. Вырубится – труба ему.
— Фил, ты терпи, — шептала мне на ухо Ника, она всё гладила меня по лицу и гладила, от нежных прикосновений становилось легче, — терпи. Слышишь? Давай, не молчи. Расскажи, что в метро произошло? Как ты от мента отбрехался?
— Какого мента? — Вступил в разговор Санька, до этого молчавший.
— Слышь, паря, ты давай всё сначала рассказывай, — перебил его Кай, — а то я по телефону ничего не понял.
Я сглотнул, отправляя неприятный комок, подобравшийся к самому горлу, обратно в живот, и рассказал, что произошло. Рассказ помог отвлечься от слабости, охватившей меня. Но едва я закончил, меня снова начало колотить.
— Дела. — Протянул Кай, взглянул на меня в зеркало заднего вида и добавил. — И дела аховые. Причём от слова очень. На Стига плевать, этот мудила заслужил то, что получил, с ним, пусть пахан и альянс разбирается, а вот мент этот в метро... — Кай покачал головой, — я не говорю, что ты поступил неправильно, но... — он вздохнул, — это серьёзно.
— Бля, Кай, — подал голос Санек, — как бы они план перехват ни объявили, не дай Бог, нас с ним примут, пойдём как террористы.
Санек беспокойно ёрзал и постоянно поглядывал в зеркала заднего вида, словно высматривал погоню.
— Придурок, ты что – колосовских боевиков пересмотрел? Какой на хрен перехват, это же Россия.
— Не, ну, а чё? Расскажет этот ментяра, как его рубанули и о стволе. Ты чё, хочешь сказать, что поллиционеры не зашевелятся? Искать его не станут? Рожа его, небось, на камерах осталась.
— Я и не говорю, что не станут, — Кай взял с торпеды сотовый, — но и бредить не надо по поводу перехвата, ты ещё скажи: план «Невод» введут.
— Тихо. — Шикнул на него Кай.
— Аристарх Иванович, дорогой, слушай, тут такая свистопляска... — он быстро пересказал мою историю, — помоги, пробей по своим каналам, что там и как, ладно? Прикрой нас, если что. Да. Да. Понял. Позвоню. Куда? На базу. Сам говоришь, хочешь на героя посмотреть? — Я поймал его лукавый взгляд в зеркале. — Приезжай. Минут через двадцать. Если чего... — Он быстро три раза переплюнул через левое плечо. —...не приключится. Понял. До встречи.
— Юрист это наш. Велел пахану перезвонить. — Пояснил он. — Сам понимаешь, я мелкая сошка, такие дела там, — он кивнул на потолок кабины, — решать должны. Только ты не расслабляйся больно, ты не наш, понял? Из-за тебя, можно сказать, такая буча закрутилась. Не влез бы ты, всё по-другому было бы.
— Не факт, — отозвалась Ника, она сидела рядом и непрестанно гладила меня по лицу. — Не факт, Кай, если бы я подсадку ему не перекинула, она бы меня сожрала.
— А, — Санек махнул рукой, — если бы он в арке руками махать не начал, мы бы уже на базе были.
— А я тебе говорю, — упрямо повторила Ника, — если бы не он, я бы растворила подсадку в себе.
— Ника, — Кай тыкал пальцами в клавиши телефона, — не елозь, а то я не вижу – что у тебя к нему козырный интерес. Всё тихо.
Он быстро начал что-то говорить в трубку, но я его не слышал. Дурнота с новой силой принялась за меня. Ещё чуть-чуть, и я потеряю сознание.
— Ника, — позвал я девушку. — Не молчи, расскажи что-нибудь, а то я вырубаюсь.
— Не смей, — голос встревоженный, — не теряйся, потеряешься – мы тебя не вернём.
Я постарался выпрямиться:
— Расскажи если не о вас, то о том, как ты потерялась, вы вроде как команда.
— Конечно. — Она кивнула. — Стечение обстоятельств. Мы, когда от объекта возвращались, в аварию попали.
— Козёл какой-то подрезал, — влез в разговор Санька, — мы на встречку вылетели, прямо лоб в лоб, с джипарем.
— Меня лбом и приложило о подголовник, — продолжила Ника. Очнулась в больничке. Ничего не пойму. Вот едем, а вот я уже на койке. Добралась до мобильника, Каю позвонила. Договорились встретиться в той арке, в которой ты меня отбил, — Ника улыбнулась, — от больницы до неё недалеко.
— Мы пока с хозяином иномарки разбирались, пока гайцов ждали, — вновь вступил в разговор Санька, — столько времени потеряли. И не уйдёшь ведь. Владельцем тачки числюсь я, а за рулём Кай.
— Я лбом хорошо приложилась, вот подсадка и активизировалась. Когда спишь или без сознания находишься, контроль теряешь, и процессы растворения защит быстрей идут. Да и удар, наверное, оболочку повредил. Так что ты держись, сознания не теряй.
— Держись, парень, пахан прикроет, — отозвался Кай, закончивший говорить по телефону, — вот только разговор к тебе серьёзный будет, после всей этой свистопляски.
Я молчал, меня слегка отпустило, но говорить не хотелось, больно непонятный разговор получался. Я просто смотрел на покачивающееся надо мной лицо Ники, пытаясь не провалиться в беспамятство, и слушал их рассказ.
— Я отправилась к месту встречи, а по дороге теряться начала, не пойму, какие воспоминания мои, какие чужие. Ты, кстати, ничего такого, необычного, вроде как не своего не чувствуешь? Воспоминания там – не свои, чувства?
— Нет, дурнота только и голова болит.
Вид у Ники был такой, словно она вот-вот заплачет: Кай хмурился всё сильнее, а Санек беспрестанно ёрзал на сиденье.
— Вот мы и состыковались, в той арке, — голос у Кая был преувеличенно бодрым, — а тут ты такой красивый, за девушку вступить решился.
— Я и говорю: он во всём виноват.
— Это ты, дурак, во всём виноват, — закричала Ника, — ты.
— Тихо вы. Все виноваты, и никто. — Кай вздохнул. — Судьба, мать её, через колено.
Меня уносило куда-то вдаль. Казалось, не в грязном салоне разбитого авто я еду, а качает меня на морских волнах. Хрип работающего двигателя, сменился звуками ночного леса.
— Он уходит! Уходит! Кай, что делать?
Донёсся до меня женский плач. Кто это? И кто уходит? И куда?
Лицо Ники, склонившееся надо мной, начало странным образом трансформироваться. Изменился овал лица, глаза сменили цвет на голубой, волосы удлинились, из тёмных и вьющихся, став светлыми и прямыми. Губы, ставшие сочнее и больше, что-то шептали. Будто бы имя, только я никак не мог разобрать чьё.
Ника трясла Фила за плечи. Он уходил. Тело обмякло и начало сползать с сиденья. Девушка попыталась удержать его, но он был таким тяжёлым. Единственное, что ей удалось, это не дать ему ударится головой о пол кабины. Ника склонилась над ним, глаза почти закатились, а голова болталась на шее, словно у покойника. За льющимися потоком слезами она почти ничего не видели.
— Кай, — рыдания сотрясали худенькое тело, — Кай помоги, он почти отключился.
Кай с рычанием повернулся к ней. Грязно выругался. Парень почти ушёл. Дыхание редкое, только веки чуть подрагивают.
— Не давай ему отключится, Ника, не давай. Нам ехать пять минут. Как хочешь, но приведи его в себя. Хочешь, водой обливай, хочешь, по морде бей, но чтобы он очнулся.
— Держи, — Санек протянул Ники полтора литровую бутылку с водой. — Лей на него, и уши растирай.
Девушка начала лить холодную воду на голову Фила. Глаза его заморгали, губы зашевелились, что-то шепча. Ника принялась с силой растирать ему уши, а после, в отчаянье, размахнулась и с силой залепила ему две оглушительные пощёчины.
Что-то больно ударило меня по лицу. Лицо незнакомки пропало. На меня опять смотрела Ника.
— Что? Зачем? — Губы почти не повиновались.
— Фил, не отключайся. Мы почти приехали.
— А? — Я попытался сесть. Ника бросилась мне помогать. — Как?
— Ты, дурак, чуть не ушёл! — девушка плакала и смеялась одновременно.
— Нет, как ты узнала моё настоящее имя?
— У тебя, что, других забот нет? — Ника обхватила мою голову руками и прижала лицо к своей груди. — Ещё чуть-чуть, и ты бы не вернулся.
— Кха-кха-кха, — я прочистил горло, странно, но я чувствовал себя почти нормально – ни тошноты, ни боли, если бы только не эта проклятая слабость. — Не, я не помру, пока не узнаю как.
Через тонкую ткань футболки я, под мягкостью груди чувствовал, как бешено колотится её сердце.
— Тогда ты никогда этого не узнаешь.
— Приехали. — Кай начал тормозить. — Слава Богу, успели.