Счастливый финал мы уже пропустили .Ч 2
6
— Дэн, зырь, как на тебя вон та тёлочка пялится! — жарко зашептал в ухо Лёня.
— Какая? — Завертел я головой.
— Чё ты башкой, как пропеллером, вертишь! — Ладонь Шалого накрыла мой затылок. — Вон, Зоська, рыжая из 10 «Г».
Я моментально врубился, о ком говорит Лёня. Классная чикса, ничего не скажешь — тоненькая, невысокая, белокожая, с копной рыжих волос, вьющихся мелким бесом, и пронзительно-насмешливым взглядом зелёных глаз.
— Чё ты гонишь! — Сбросил я его руку. — Она на два года старше. Нужен ей малолетка.
Я стрельнул взглядом в её сторону. И впрямь, с соседнего ряда скамеек на меня смотрела Зося. Она сидела чуть выше и наискось от нас, мне были прекрасно видны её бёдра, обтянутые шёлком юбки, и гладкие икры.
Я сглотнул и украдкой оправил враз потяжелевший пах.
— К ней Боров клинья подбивает.
— Ну да, — согласился в момент поскучневший Лёня. — Со старшаком себе дороже связываться. Но раз на раз ты бы ему вломил.
Это было правдой, один на один я бы Борьку Лепишева уделал. Он хоть и занимался боксом и в путейскую качалку ходил, но крепко пил и водку и портвейн. А с недавнего времени подсел на травку. Федька Стуков с погонялом Сморчок, его подлиза и подпевала, учившийся с нами в одном классе, говорил, что и на гашик тоже, и вроде как на ханку, которую сам же и варил из оборванных головок мака.
Я же не курил, почти не пил, так изредка пивка за компанию со своими дружбанами. Каждое утро подтягивался, отжимался и приседал, а по вечерам пару раз в неделю ещё и кросс бегал. За это веселье надо сказать спасибо бате — бывшему офицеру погранцу, — он всё мечтал, что я пойду по его стопам и стану военным. Это он в десять лет поднял меня утром в первый день летних каникул и понеслось. Отлынивал я от сих физических экзерсисов, только когда отец куда-нибудь уезжал с ночёвкой.
Да-а, я потянулся и расправил плечи. В честной драке у Борова против меня не было шансов, но у старшака была компашка таких же, как и он, отморозков, и бить меня они будут все вместе. Но сейчас я оглядел дискач: странно, но никого старше десятого класса не было. И что вдвойне странно старшаков из путяги тоже не наблюдалось, хотя они любили такие танцули под открытым небом.
Подумав, Лёнька добавил:
— Но на тебя она пялится, зуб даю. И это не в первый раз. Помнишь, на субботнике? И на весёлых стартах. Прям глаз не сводила.
Он рассмеялся — весело и беззаботно.
— Зоська — супер мышка, вон как сиськи торчат. Так что имей в виду. — Он подмигнул мне.
— Пошёл ты! — вяло огрызнулся я.
Мы сидели на скамейке в «телятнике» — огороженной площадке для танцев под открытым небом, — на первой весенней дискотеке. Нетерпеливо ожидая медляка и того момента, когда можно будет потоптаться на месте в некой пародии на медленный танец. И украдкой, если повезёт и партнёрша окажется не ломакой, потискать её за задницу, а, может, даже и за грудь.
— Здорово, пацаны. — Рядом на лавочку брякнулся Витёк. — Смотрите, чё есть.
Он чуть откинул полу олимпийки и показал пластиковую полторашку «Блейзера».
— Зырьте, гранатовый, редкий. — Он причмокнул губами и шумно сглотнул. — Бабахнем, чтобы веселей плясалось?
Я с сомнением посмотрел на бутылку. Мне совсем не хотелось пить эту химическую гадость. Не дай бог, отец учует.
— Пить собрались?
От неожиданности Витка дернулся и поспешно прикрыл бутылку мастеркой.
У меня же от весёло-насмешливого голоса по спине проскакал табун здоровенных, размером с мышь, мурашек. Я медленно повернулся и упёрся взглядом в молочно-белые стройные и гладкие ноги под обрезом нереально зелёного цвета юбки.
Ноги переступили, и Зося присела, аккуратно заправив подол между ног. Теперь у меня перед глазами маячили её круглые колени. С трудом оторвавшись от их созерцания, я медленно поднял голову.
Глаза — большие, зелёные, в обрамлении мелкой россыпи золотистых веснушек, печально и серьёзно смотрели на меня.
Сглотнув ставший поперёк души комок в горле, я помотал головой.
— А, что так? — Весёлый голос странно диссонировал с серьёзным взглядом Зосиных глаз. — Спортсмен или болеешь?
Я не знал, что на это ответить. Вроде и не спортсмен, но и не болею. Просто смотрел ей в глаза и молчал.
— Дэн у нас зожник, — пришёл мне на помощь Санёк, — соточку отжимается, писяшик подтягивается и кросс-десяточку, каждую субботу гоняет.
В этот момент из динамиков грохнул задорный тягуче-тяжёлый электрохаус и певец выдал:
…Посмотри мне в глаза,
Прочитай в них слова,
Сердце дышит весной
Я с тобой, ты со мной…[1]
С последней строчкой я понял: я утонул в этих глазах, просто упал, как в омут, и пошёл на дно безо всякой надежды выплыть. Я просто пропал. И плевать мне стало и на Борова, и на его дружбанов. Я буду драться за эти глаза, веснушки, ноги и рыжие кудряшки, с каждым старшаком по отдельности, а если понадобится, то и со всеми вместе. И плевать на разницу в возрасте, Зося будет моей.
— Тогда… — Зосина прохладная ладонь легла на мою безвольно лежащую на скамье руку. Её пальцы сжали мои. — Пойдём танцевать!
— Пойдём.
Я вскочил, крепко держа её за руку, словно малыш, боящийся потеряться, за маму.
7
Денис поморгал, приходя в себя. Прошлое отступило, словно и не было его никогда. Он ещё постоял в тени тополя. Добил сигарету до фильтра и, швырнув её в пожухлую траву, пошёл прочь от дома. Город, как и двор, казался пустым, словно все жители покинули его.
Пока он шёл, начало темнеть. Вот тоже странно: на станцию он прибыл часа в четыре, а сейчас, по ощущениям, чуть ли не все восемь. Неужели он бродил по городу четыре часа?
Денис взглянул на часы: обе стрелки замерли на цифре 11. Что за чёрт! Поднёс массивный золотой хронометр, купленный им на собственное тридцатилетие, к уху – тишина. Покрутил заводную головку. Так и есть, забыл завести.
Денис полез за мобильником, чтобы узнать, в конце концов, который нынче час. На экране слабо светилось 23:00. «И ты, Брут?» Чудо зарубежной техники подвисло, заглючило, сломалось? Быть такого не может. На ходу он выключил телефон. А вот включить уже не смог. Чёрный экран никак не хотел оживать, сколько Денис ни давил на кнопку включения. Что за напасть, батарея села? Ладно, придёт к Витьку, там и телефон зарядит, и часы подведёт.
Товарищ его ждал.
Криво нарезанная, даже на вид дешёвая колбаса, солёные огурцы в трёхлитровой банке, зелень, неряшливо порубленная на деревянной доске, и разлитая в щербатые чашки водка.
Денис украдкой, пока Витя чем-то гремел на кухне, понюхал водку и мысленно выругался: в нос шибануло сивушной вонью. Пить эту дрянь совершенно не хотелось, но другого ничего не было.
— Ну чё, по первой? — Из кухни появился Витёк, неся в закопчённой кастрюльке варёный шарами картофель.
— Запивка есть? — С сомнением покосился Денис на пыльный подоконник, где две бутылочные водки рядом с увядшим кустиком герани составляли совершенно сюрреалистичный натюрморт.
— Да, конечно. — Засуетился товарищ. — Компота полная кладовка. Тебе какого? Вишнёвого, малинового, яблочного?
— Вишнёвого.
Денис, поддёрнув брючины, сел в продавленное, покрытое клетчатым пледом кресло. Мокасин он не снял, хотя ради приличия и сделал попытку, но Витёк замахал на него руками, словно испуганная курица крыльями:
— Так проходи, не убрано у меня.
— Давай, за встречу, что ли. — Денис отсалютовал товарищу чашкой.
Залпом выпив, он поспешно запил ядрёную горечь явно палёной водки приторно-сладким яблочным компотом: вишнёвого Витёк не нашёл.
С трудом отдышавшись, Денис вытер выступившие на глаза слёзы. Давненько он не пил такой отравы, прямо как в бурные студенческие годы. Он тогда, помнится, первые два курса славно покуролесил.
— Как ты? — Витёк, пристроившийся на раздолбанном диване, внимательно смотрел на Дениса.
Не ответив, Денис потянулся за сигаретами, вытянул одну из пачки, положил за ухо и поднялся.
— Пойдём на балкон подымим.
Витёк от его предложения, весь как-то сжался, побледнел и всплеснул руками.
— Да не, не надо, там всё захламлено. Здесь кури. Я сам тут дымлю.
— Ну хоть на площадку выйдем.
— Нет, не надо на площадку. — Витёк покосился на темнеющее окно и, встав, задёрнул шторы. — Соседи ругаются. — И твёрдо добавил: — Тут кури.
— Ну тут, так тут. — Денис пожал плечами и, достав сигарету из-за уха, закурил. — Ты хоть форточку открой, дышать ведь нечем будет.
— Открою, открою. — Витёк уже наливал вторую порцию.
«Испугался он, что ли?» — вяло, сквозь начавшую обволакивать сознание алкогольную плёнку, подумал Денис.
— Так как ты? — Товарищ, разлив пойло по чашкам, раскурил «Беломор».
— Да как тебе сказать…
Денис хотел было радостно наврать про свою счастливую и удачную жизнь продвинутого IT-специалиста, но вдруг передумал и сказал как есть:
— Да херово, братуха, очень херово…
Он замолчал, жадно затягиваясь сладким дымом.
— Да? — удивлённо протянул Витёк. — А по тебе и не скажешь. Брюки вон какие, ботинки, часы дорогущие…
Денис взглянул на золотой «Брегет», который он так и не завёл и не выставил правильного времени, цепко охватывающий кожаным ремешком его запястье.
— Ну, да, часы… — согласился он. — Хрен с ними, с часами. Ты лучше скажи, как тётя Лида поживает. Где она, кстати, на даче?
Витька, посмурнел и, отведя глаза, ответил.
— Умерла.
— Извини, — смутился Денис, — не знал.
— Да ладно, — махнул рукой Витёк, — она в мае ещё…
— Давай, тогда, — Денису стала невыносима эта тягостная пауза, и он схватил чашку, — выпьем, за упокой души хорошего человека и замечательной женщины — тёти Лиды. Пусть земля ей будет пухом.
Он замахнул водки, закашлялся, и, залив алкогольный огонь компотом, откинулся на спинку кресла. Водка эта, без сомнения, пойло то ещё, но по мозгам давала знатно. Денис чувствовал себя слегка поплывшим и на удивление расслабленным. Нервы, ещё вчера как перетянутые чьей-то нерадивой рукой и готовые лопнуть струны, наконец ослабили своё натяжение.
— Как жил? — Не отставал настырный Витёк. — Чем занимался? Мы с тётей Светой иногда пересекались, но она толком ничего не говорила.
Как жил, как жил? Что мог ему ответить Денис? Что после того события, начисто перечеркнувшего его счастливую жизнь, он чувствовал себя разбитым, преданным, раздавленным проехавшим по нему дорожным катком трагедии. Что сначала бухал, потом подсел на ханку, да так плотно, что еле слез. Что оклемавшись чуток, ушёл с головой в учёбу, а потом не пропускал ни одной юбки. Сначала мало-мальски похожих на Зосю, а потом, словно в отместку, кому — ей, себе, миру? Вообще, всех подряд. Что был три раза женат. Что, не в силах усидеть на месте, колесил по стране. Создавал в одном городе бизнес, а выйдя на более-менее приличный доход, всё бросал и уезжал за тысячу километров и начинал всё сначала?
— Ну ладно, — как-то обижено произнёс Витёк, — не хочешь рассказывать, не надо. Давай тогда бахнем.
Он протягивал ему до краёв наполненную чашку. Денис хотел отказаться, перестала ему нравиться эта затея с посиделками старых друзей, палёной водкой и скверной закуской.
— За Зосю, — добавил Витёк.
Имя резануло по сердцу не хуже острого стеклянного осколка. Как она могла с ним так поступить? Ну как? И он, чтобы прогнать эту боль, выхватил чашку из рук Витька и, не раздумывая, отправил в рот её содержимое.
8
Я ткнулся носом Зосе под мышку. Мы лежали на её узкой кровати, тихо бормотал магнитофон на крышке стола, танцевали золотистые пылинки в солнечном луче, наискось падающем из-за неплотно притворённых штор. Зося лежала на кровати абсолютно нагая, закинув одну бесконечно красивую ногу на другую и задумчиво глядя куда-то поверх моей головы. Левая рука под головой, в правой стакан с полусладким красным. Я лизнул остро пахнущую сладкую кожу.
Она задумчиво погладила меня по голове.
— Сбегаешь за добавкой?
Я посмотрел на пустую бутылку, сиротливо притулившуюся под окном, идея мне не понравилась.
— Может, не надо?
— А что так? У нас весь вечер впереди и вся ночь. Родители только завтра вернутся.
— Мне не продадут, — попытался я найти причину, чтобы не ходить.
— Да ладно! Там Вика сегодня за прилавком, она всем, даже малолеткам, отгружает. — Зося допила вино и поставила стакан на пол.
Нехотя поднявшись, я натянул шорты и борцовку, весна в этом году был неожиданно жаркая, только-только кончились майские праздники, а за окном почти тридцать. Хотел чмокнуть Зосю в мокрый от пота живот, но, глянув на её отрешённое лицо и глаза, бессмысленно глядящие куда-то в недоступное мне пространство, передумал.
Была она сегодня в странном настроении. Водилось за ней такое. Вот вроде телом с тобой, а мыслями где-то там, в другом месте, или… С другим?
Я отогнал тревожное чувство, холодной острой искрой прострелившее живот.
— Я ключи брать не буду. Дверь закрою, а запирать не буду.
— Валяй.
На пороге комнаты я оглянулся. Зося всё так же лежала, скрестив ноги и закинув обе руки за голову. Мучительно хотелось ей что-нибудь сказать, может, позвать по имени или подойти и поцеловать, но слов не было. Поэтому я просто отвернулся и вышел.
9
Чашка глухо ударилась о столешницу. В голове шумело, комната покачивалась, словно каюта на пароходе. Купил как-то Денис недельный круиз после одного особо удачного и денежного заказа, промучился от качки пару дней, а потом вышел в ближайшем порту и пробухал в нём неделю.
Шабаш, надо притормозить, а то с таким темпом пития, да без закуски, он скоро отключится. Денис подхватил со стола кусок колбасы, смолотил его практически не жуя, поискал глазами вилку — не нашёл, да и чёрт с ними, с приличиями, прямо так — пальцами — достал из банки огурец, съел. Кинул в рот пучок зелени, следом отправил тёплый шарик отварного картофеля, кое-как прожевал. Запил компотом, морщась от приторного вкуса.
Стало легче. Комната прекратила вращаться вокруг Дениса, а приятный дурман, не покинувший голову, настроил на минорный лад. Посмотрел на притихшего Витька.
— Что это мы всё обо мне, да обо мне? — спросил Денис, нащупывая сигареты. — Вы-то тут как? Как пацаны — Санёк, Петюня, Серый, Пашка?
Он перечислил всю их компашку, всё их братство, как они себя называли.
— Да как? — Вяло пожал плечами Витёк. — Петька на машине разбился. Представляешь, — он оживился, — только свадьбу сыграл, через неделю на шабашку поехал, на обратной дороге не справился с управлением и под Камаз на своём жигулёнке влетел. Машина — в хлам, и сам — тоже…
Откусил кусок колбасы, прожевал и, словно через силу, продолжил.
— Пашка тоже… После школы в армейку пошёл, в спецназ попал или там в десантуру, что ли. Потом на контракт. Там его в какой-то заварушке и того… Гроб закрытый привезли… Тётя Оля ой убивалась!
Он плеснул в чашки водки.
— Давай за помин.
Денису пить не хотелось, но за такое не выпить он не мог.
— Серый, как и ты, после школы из города срулил. В институт поступил, сейчас какая-то мелкая шишка на железке. Приезжает иногда родителей навестить, но ко мне не заходит, да… Санёк тоже уехал, но тот совсем далеко где-то на Дальнем Востоке, кем работает, не знаю. Так что, получается, я один из наших здесь остался, — закончил он грустно.
Но тут же лукаво подмигнув, сказал.
— Борова помнишь? Отсидел пару ходок, так по ерунде какой-то, но что ты — мнил себя авторитетом Зареченского района. Крутой такой ходил — кум королю, сват министру. Строил всё местную шантрапу и бакланов.
Витёк хмыкнул и закурил.
— Пока не наехал на кого-то не того. Те его отловили, пиз..лей напихали так, что он весь жёлто-синий от синяков ходил, и собачье говно сожрать заставили. Так, не поверишь, он через неделю, бельевую верёвку во дворе срезал и в подвале, где у него блат-хата была и он малолеткам по ушам ездил, того... — Витёк нарисовал в воздухе пальцем петлю.
Конечно, Денис помнил этого упыря, помнил…
10
Замызганный, порядком оббитый кроссовок больно пнул меня по голени.
Я, сидевший в кустах жимолости на бревне в ожидании своих дружбанов и задумчиво созерцавший небо, вздрогнул не столько от боли, сколько от неожиданности, вскинулся и хотел было заорать «Какого, хрена?» Но, увидев, кто меня ударил, осёкся.
В упор, набычившись и чуть покачиваясь, на меня смотрел Боров.
— Ты, что ли, Шуба? — процедил он.
Снизу казался он мне огромным и страшным. От вида бугристой наголо стриженой головы, белёсых, выжженных ханкой глаз и злобного голоса по спине у меня побежали мурашки, а в животе образовалась пустота.
— Ну. — Я попытался встать со скамейки, но Боров толкнул меня обратно.
— Х..ем, палки гну. Ты?
Страх, взявший ледяными пальцами мой язык, не дал вымолвить ни слова, и я просто кивнул.
— Так, значит, это ты Зоську за гаражами мацаешь?
Хотелось послать его подальше, но я лишь промямлил невнятно:
— Ну, типа того.
Боров хрюкнул, оглянулся на своих дружков: трёх прилипал из моей параллельки и двух старшаков. Длинного, с непропорционально маленькой головой, Серёгу Трофимова по прозвищу Лысый, и маленького, но плотного с лицом в оспинах Артюху Бажанова, с погонялом Брага, стоявших в паре метров от нас.
Лысый длинно сплюнул и, ничего не сказав, зло сощурился. Брага же выдал:
— Видел, зачётная мышь.
Боров хохотнул визгливо и, обернувшись ко мне, сально усмехнулся.
— И как она? Мягонькая? Пи..ду уже пощупал, или она только за сиську даёт подержать?
Мне захотелось вскочить и вбить эти слова вместе с зубами ему в глотку. Но страх, ухвативший меня другой рукой за яйца, помешал это сделать.
— Чё молчишь, зассал, чоли?
И он ещё раз врезал мне по ноге.
Боль, стрельнувшая от голени вверх, разжала ледяные пальцы страха, и я, оттолкнув Борова, вскочил.
Лицо горело от ярости и прилившей к нему крови, а руки мелко подрагивали и не только от страха.
Я мучительно соображал, что делать? Пи..лей получать не хотелось страшно, тем более что просто набитой мордой я не отделаюсь. Эти уроды — упыри известные, так что накидают мне знатно. Хорошо, если в больничку не отправят. Но и спустить сказанное Боровом я не мог. Стыдно было перед Зосей, мы и вправду вчера долго целовались, и моим рукам, она позволила многое. Оставалось тянуть время в надежде, что подойдут мои друзья, и расклад сил сравняется. Вот только не был я уверен, что они ввяжутся в драку. Шайку Борова у нас на районе боялись все.
— О-п-па, — Боров отшатнулся, — Гля, пацаны, херой, какой. Щас ручонками начнёт сучить, драться полезет.
Он вновь противно заржал: с подвыванием и похрюкиванием.
— Да, е...ни, ему и все дела. — Лениво отозвался Лысый. — А, хошь, я ему заряжу? С ноги в табло, я вчерась как раз отработал у Петровича.
— Не-а, — отозвался Боров, — я прикол получше придумал.
— Да, расслабься ты, малой. — Он приобнял меня за плечи, дыхнув в лицо гнилостным запахом лука и дрянного вина. — Не боись, бить не будем, если…
Он сделал паузу, сверля меня взглядом белёсых пробитых наркотой глаз.
— Приведёшь её, куда скажу. Мы с ней маляся пообщаемся, ну так, на полшишечки. — Боров мерзко осклабился и закончил. — Да на клыка пару палок кинем.
Я сначала не понял, что он имеет в виду. А когда слова дошли до меня сквозь затуманивший сознание страх, я ударил зло и отчаянно в глумливо отставленный подбородок.
[1] «Невидимка» — «Посмотри мне в глаза».
