День 70. Долгая дорога домой.

Пройдено: 24 километра.
Всего: 1651 километр.
Полный маршрут: карта.

Утренний саботаж от небесной канцелярии.

В пять утра меня разбудил знакомый аккомпанемент — барабанная дробь дождя по тенту палатки. К таким побудкам я уже привык, поэтому просто перевернулся на другой бок и снова провалился в сон.

В следующий раз я открыл глаза в восемь. Выглянул наружу — всё небо затянуто низкими серыми тучами. Едва высунул нос из палатки, как небеса разверзлись с новой силой, и мощный ливень загнал меня обратно в укрытие.

По характеру дождя было понятно — это надолго. Делать нечего, позавтракал холодными консервами и решил ещё немного подремать под убаюкивающий шум воды. Проснулся уже после полудня от того, что в палатке стало заметно теплее.

"А я-то думал, что окажусь дома уже в три", — скептически подумал я.

Выбравшись наружу, я увидел, что погода наконец-то сменила гнев на милость. Солнце пробивалось сквозь редеющие облака, и тент палатки уже успел наполовину высохнуть. Время сворачивать лагерь и делать финальный рывок!

Неожиданный гость из будущего.

Пока я собирался, мимо на большой скорости, рассекая воду массивным корпусом, прошёл теплоход "Ак Барс" очень футуристичного вида. Если не брать в расчёт стремительные «Метеоры» и «Валдаи» на подводных крыльях, это было самое быстрое судно, которое я видел за всё путешествие.

Заинтересовавшись причинами такого стремительного передвижения, я полез в интернет и выяснил, что секрет в двух мощных водомётах и особой конструкции корпуса, которая позволяет ему выходить на глиссирующий режим. Технологии!

К двум часам дня сборы были закончены. Я стащил каяк в воду, преодолевая настырные волны и сильный ветер, забрался внутрь и начал заключительный в этом путешествии переход.

Стены Свияжска и пламя из одной искры.

Вскоре я оказался напротив острова-града Свияжска, расположенного на месте слияния Волги и реки Свияги. Эта крепость была построена в 1551 году по приказу Ивана Грозного и служила базой русских войск при осаде Казани.

Этот вид вызвал у меня мощный приступ ностальгии. Память тут же подкинула картинку: четыре года назад я, полный восторга и усталости, проходил здесь на этом же самом каяке, завершая своё первое 4-дневное путешествие по реке Свияге, которое назвал "100 километров до дома".

Сто километров! Тогда это была целая вселенная, каждый гребок был на счету, а завершение пути ощущалось как покорение Эвереста. А сейчас? Сейчас это расстояние — лишь малая часть моего маршрута, который в этот раз оказался в шестнадцать раз больше. Забавно, как меняется перспектива.

Тот пробный поход "до дома" не просто научил меня основам — он разжёг искру, доказав, что моя мечта исполнима, а этот — превратил её в пламя, осветившее полторы тысячи километров Волги.

Морской гость и Казань на горизонте.

Впереди уже виднелись первые высотные дома на окраине города. Левый берег, к которому меня постоянно сдувало ветром, зарос высокой травой. На подходах к нему, примерно в 30-метровой прибрежной зоне, вода была полностью покрыта густым ковром из водорослей, так и норовивших намотаться на весло. Приходилось соблюдать дистанцию, держась на расстоянии от суши.

Вдруг из-за островов выплыло нечто совершенно неожиданное. Это был теплоход с очень необычным, я бы даже сказал, морским профилем. На борту красовалось имя — «Михаил Светлов». Стало дико интересно, и я быстро нашёл информацию о нём: оказалось, это морское пассажирское судно прибрежного плавания проекта 10110 (тип «Евпатория»), которое, судя по старым фотографиям, всю свою жизнь катало туристов в Крыму! Что морской крымский теплоход забыл здесь, в тысячах километров от моря, под Казанью? Волга не перестаёт удивлять до самого финиша.

Пейзаж вокруг становился всё более обжитым и знакомым. Впереди показался полуостров, на котором в очень живописном месте расположилось СНТ «Щурячий». Его красивые дома, стоявшие у самой воды, всегда казались мне иллюстрацией из журнала о загородной жизни.

Миновав острова, прикрывавшие меня от ветра, я вышел к автомобильному мосту через Волгу, и в этот момент передо мной во всей красе предстала Казань, белеющая впереди и обещающая скорое завершение пути.

Финишная прямая: обратный отсчёт.

Стоило пройти под мостом, как вода практически сразу успокоилась. Ветер и волны остались позади, и я смог немного расслабиться, перестав бороться со стихией.

До дома оставалось 10 километров.

Справа, в Набережных Морквашах, я увидел знакомое здание XIX века, смотревшее на реку пустыми глазницами окон. За этим печальным фасадом скрывается целая эпоха: изначально это была водяно-паровая мельница, но в годы Великой Отечественной войны здесь произошло удивительное превращение — в её стенах разместили эвакуированную кондитерскую фабрику имени Бабаева. Увы, сладкая история продлилась недолго: в 1948 году здание сгорело. Многие десятилетия оно простояло молчаливым призраком, пока в 2010-м не появилась надежда на возрождение — но попытка превратить руины в гостиницу так и закончилась на полуслове.

9 километров.

Левый берег, уже ставший частью города, встречал меня многоэтажными домами. Он резко контрастировал со своим правым собратом, который возвышался почти на 200 метров и был полностью покрыт густым лесом, вплотную подходившим к воде.

8 километров.

Я провёл рукой по гладкому борту своего верного каяка. Он был моим домом, крепостью и транспортным средством на протяжении двух с лишним месяцев. Мы с ним стали одним целым, и я чувствовал малейший его крен, малейшее сопротивление воды. Нас ждали последние совместные часы пути.

7 километров.

Мой взгляд сместился с медленно приближающегося города на весло в руках. Я сосредоточился на том, как его лопасти входят в воду, создавая небольшой водоворот, как напрягаются мышцы при гребке. Этот ритм был моим метрономом на протяжении всего путешествия. Он успокаивал, помогал собраться с мыслями. В этом простом, повторяющемся движении заключалась вся суть похода — просто грести вперёд, километр за километром.

6 километров.

В голове пронеслась мысль о самом начале пути, об истоке. О том небольшом ручье, пробивающемся сквозь болотистую почву Тверской области. Тогда более полутора тысяч километров казались абстрактной, почти немыслимой цифрой. Теперь же, находясь здесь, на финишной прямой, я понимал, что прошёл не только физическую дистанцию, но и огромный внутренний путь. Казалось, что тот, кто стоял у истока, и я, гребущий сейчас к дому — два разных человека.

5 километров.

В памяти стали всплывать лица людей, встреченных в пути. Десятки случайных знакомств, коротких разговоров, а также искренняя бескорыстная помощь, которой оказалось намного больше, чем я ожидал. Я осознал, что совершил это путешествие не в одиночку. Оно было соткано из доброты этих людей, каждый из которых, сам того не зная, вложил в него частичку своей души.

4 километра.

В овраге между двумя холмами показалась деревня Захваткино. Я сразу вспомнил, как однажды зимой проходил здесь на лыжах. Тогда, в морозной тишине, над замёрзшей рекой разносилась невероятно красивая музыка, идущая от одного из домов. Я подумал о том, как одна и та же река может быть такой разной, и как по-разному она связывает меня с домом.

3 километра.

Я прошёл мимо амбаров и высокого старинного здания мельницы из красного кирпича, в котором сейчас располагается Печищинский комбинат хлебопродуктов. Сразу за ними находился Печищинский геологический разрез — памятник природы, хранящий в себе историю последних 250 миллионов лет. У его основания стояла старинная печь для обжига известняка, больше напоминающая маяк.

2 километра.

На вершине правого берега устремлялись вверх те самые, до боли знакомые вышки, которые я увидел ещё вчера вечером. Они стояли там, как немые свидетели того, что я справился, и до цели осталось совсем немного.

1 километр.

Печищи остались за кормой, начался Верхний Услон — конечная точка моего маршрута. Пройдя финальный поворот, за которым река разворачивается на юг, я прижался к бетонной дамбе, пропуская паромы, теплоходы и другие суда, которые безостановочной вереницей курсировали между берегами.

И тут я внезапно увидел на бетонной дамбе родителей и брата, приветствующих меня после долгого пути! Я почувствовал, как к горлу подкатывает ком, и чуть не выронил весло от волнения. Подобравшись поближе и помахав им в ответ, я вновь отдалился от берега, чтобы обойти последнее препятствие на пути - паромную переправу.

Когда я наконец миновал эту зону активного движения, передо мной открылся вид на Верхний Услон. Это место, куда я любил приезжать купаться каждое лето, и которое стало родным домом в последние годы.

Счёт пошёл на минуты.

Ещё немного полюбовавшись этим до боли знакомым видом, я направил каяк прямо к бетонному спуску. Там, у самой воды, меня уже ждала семья.

Ноль.

Едва я выбрался из кокпита, как сзади накатили волны от очередного парома. Напоследок Волга решила дать мне прощальный "пинок"! Пришлось вцепиться в каяк и удерживать его от затопления — было бы дико иронично пойти ко дну в самом конце путешествия.

Поднявшись по скользким бетонным плитам, я вытянул каяк на сушу и, наконец, обнял семью, по которой так сильно соскучился за эти долгие месяцы. После этого я опустил ладони в воду, вспоминая строки из песни:

"Сказала мать: "Бывает все, сынок,
Быть может, ты устанешь от дорог.
Когда придешь домой в конце пути,
Свои ладони в Волгу опусти".

"Теперь я знаю, из какого далека течёт Волга", — подумал я, улыбнувшись.

После того как вещи перекочевали в машину, родители поехали домой, а мы с братом, поставив каяк на тележку, отправились пешком. Десять минут спустя, дотянув каяк до ворот, я завёл его внутрь и поставил на заслуженный отдых.

Спустя 70 дней и 1651 километр пути я был дома.

P.S. На этом путешествие завершено! Но это ещё не конец истории на Пикабу. Впереди вас ждёт большой итоговый пост, в котором я соберу всю статистику: километраж, бюджет, снаряжение (что оказалось наиболее полезным, а что вообще не пригодилось), а также поделюсь самыми яркими моментами, самыми сложными испытаниями и главными выводами, которые я сделал за эти 70 дней наедине с великой рекой. Так что не переключайтесь!

Огромное спасибо всем, кто следил за этим приключением, поддерживал в комментариях и проходил этот путь вместе со мной! Ваша поддержка была невероятно важна! Ставьте финальный плюс этому походу, подписывайтесь, чтобы не пропустить итоговый пост! И расскажите в комментариях, интересно ли вам будет узнать, как всё начиналось в самом первом путешествии, "100 километров до дома"?

До встречи в финальном разборе полётов!

HiddenUser в VK
HiddenUser в VK Видео
HiddenUser в RUTUBE
HiddenUser в ТГ

Сроки производства и показа последнего сезона не сообщаются. Тем временем поклонники «Внешних отмелей» готовятся к премьере второй части четвертой главы сериала. Первая половина сезона вышла в октябре, а вторая станет доступна на Netflix уже через несколько дней.

Источник: Deadline

HiddenUser в RUTUBE.
HiddenUser в VK Видео.

Ноги Зои внезапно онемели. Она уже пожалела, что пришла сюда, и теперь хотела лишь одного: незаметно вернуться к спящим родным. Зоя осторожно отступила назад, опасаясь дышать, опасаясь издать хоть какой–то звук. Но, наверное, девочка все же оступилась, оттого что половица под ногами тихонько скрипнула.

Она в ужасе зажмурила глаза и замерла на месте, задерживая дыхание, а когда открыла их, то увидела ярко–желтые, горящие, как фары автомобиля, глаза чудовища, смотрящего на нее в упор. В этих глазах застыл дикий плотский голод, и Зою зазнобило. Мгновение чудовище смотрело прямо на нее, потом, совершив еще несколько поршнеобразных толчков, вбивая себя в женщину, повело морду вверх, завыв, содрогаясь всем телом.

Оцепенение спало, и Зоя скрылась в гостиной, где плюхнулась обратно в кресло. Ей было жарко и холодно одновременно. Она ждала, прислушиваясь, сжавшись всем телом. Но застывшая тишина отдавалась громыхающим биеньем пульса в висках.

Кажется, она только на мгновение закрыла глаза, кутаясь в ознобе в одеяло, и неожиданно заснула так крепко, словно в омут провалилась.

– Зоя, завтракать!

Ммм, мамин голос. Как же приятно его слышать. Какие-то секунды, еще не открывая глаза, девочка была уверена: она находится дома, где все обыденно и хорошо.

Но сон уходил, а с ним и желанные грезы. Зоя нехотя поворочалась, потянулась и встала. И – снова едва не села, оглушенная потоком вчерашних кошмарных воспоминаний.

– Мам, надо поговорить! Мама! Пожалуйста! – позвала Зоя.

– Зоя, иди сюда, – словно не слыша, ответила мама.

За столом на кухне сидели трое бородатых мужиков, тощих, чернявых, с хитрыми взглядами исподлобья. Двоих они уже видели: проводник и тот, с черной курицей. Ефросинья сидела между ними во главе стола, в нарядном, старинного покроя платье с глубоким вырезом, выставлявшим напоказ все ее прелести. А на столе, в большом широком блюде, лежал крупный жареный поросенок, рядом стопка тарелок и столовые приборы.

– Садись, дорогая! – монотонно произнесла мама и, взяв нож, отрезала щедрый ломоть мяса, положив его на пустую тарелку.

– Я не хочу! – сквозь злые слезы прошептала Зоя.

– Ешь, сестрица, – улыбался румяный Илья, который неожиданно вылез прямо из–под стола. У брата лихорадочно поблескивали глаза, и он все время переводил взгляд, словно не мог сосредоточиться.

Мужики, не обращая внимания на Зою, жевали мясо с аппетитом, разрывая его от туши руками. Знахарка тоже ела с жадностью, глотая, едва прожевав огромные куски. И, к ужасу Зои, мама тоже уселась на свободный стул и принялась за еду. Девочке ничего не оставалось, как сеть рядом и начать бессмысленно ковыряться в отрезанном мясе вилкой. Чавканье сидящих за столом людей слилось в унисон, став совершенно непереносимым… На тонкой кожице в мясе Зоина вилка вдруг звякнула, зацепившись за маленькое колечко, по-женски изящное и тонкое, похожее на пирсинг или серьгу. Но на свиней такие вещи не цепляют….

Зоя задумалась, и вдруг жуткая догадка превратила кровь девочки в лед. К горлу подкатил комок желчи, пустой желудок взбунтовался. Зоя резко встала, вилка упала на пол. Она выбежала прочь из дома, и ее прямо на крыльце стошнило. В ушах звенело, а голова кружилась, так было плохо.

– Полегчало? На, попей воды, – предложила Зое кружку с водой Ефросинья. – Ты привыкнешь. Обязательно, – говорила она уже не Зое, а ее матери, которая вышла вперед и заботливо потрогала лоб дочери, натянуто и бессмысленно улыбаясь. Зоя вскрикнула, когда увидела пустые, будто стеклянные глаза матери. И тут мама механически, словно заученно сказала:

– Мы погостим у тети Ефросиньи какое-то время, дорогая, а потом и на лето приедем.

– Нет, мама, послушай!.. – срываясь от ужаса, перешла на крик Зоя.

А знахарка смотрела прямо на девочку и взглядом, тяжелым, как каменная глыба, сверлила и сверлила и словно кожу жаром опекала.

– Тише, – мягко и настойчиво произнесла Ефросинья, а в голосе словно стужа лютая колючая, снежная ярилась.

Все тело девочки внезапно ослабло, и Зоя, качнувшись, начала падать, но за талию ее внезапно крепко ухватили руки Ильи. Все разом зашептали, зашипели змеями гремучими, звуками навевая со всех сторон сон на девочку.

– Дети и есть долг отцовский, долг, обещанный Вадимом за себя, – прошептала знахарка прямо в голове Зои и рассмеялась смехом, одновременно колючим, хрустким и шершавым, утаскивающим в небытие.

Зоя пришла в себя, лежа на диване. Пахло пряными, едкими травами и паленой шерстью. Гулко и монотонно пели с улицы.

Рюкзак со смартфоном и отцовскими документами пропал, но Зоя вспомнила: в ветровке оставались нож и фонарик.

Девочка подошла к окну. Во дворе ярко горел костер. Вокруг него плясали, кружась и подпрыгивая, обнаженные женщины, а трое низкорослых и волосатых мужчин отбрасывали в пламени костра чудовищных размеров и форм тени.

– Илья, ты где?! – позвала Зоя, отчаянно надеясь, что брат тоже здесь, раз его не видно у костра. Тишина в ответ. Что же ей теперь делать?

Входная дверь оказалась заперта, как и дверь черного хода. Окна, вот же блин, заколотили гвоздями. Зоя сдалась, понимая, что в эти узкие рамы, даже если разбить стекло, ей не пролезть.

«Что бы в такой ситуации сделал папа?» – подумала Зоя, плюхаясь в кресло. Папа… Вот он бы точно не сдался. А значит, и она не смирится с поражением.

Хорошо хоть, обыскать ее ветровку не сообразили. Вооружившись складным ножом, Зоя снова подошла к окнам, снова упрямо дергала за шпингалеты, пыталась отодрать заколоченные рамы. Никак. А если поковырять ножом в замке черного хода? Не вышло: нож только скользил в замочной скважине, а подковырнуть им и выкрутить шурупы в замке не вышло.

Она в отчаянии села на пол. «А-а!!» Хотелось закричать, разбить что-нибудь, поэтому вскочила и вцепилась в штору, укрывавшую полки с посудой. Штора сорвалась, и Зоя не поверила глазам: за ней пряталось небольшое окошко, не забитое гвоздями. Пришлось хорошенько поскрести ножом краску со шпингалета и тянуть за оконную ручку изо всех сил, чтобы его открыть. Как же здорово, что она мелкая и худая...

Чтобы пролезть, пришлось снять ветровку, а затем снова надеть, когда выбралась на огород, выпачкав руки в грязь.

Зоя всегда хорошо ориентировалась на местности, но то было в городе. Интересно, сможет ли она вспомнить дорогу до Марьино, если сосредоточится и соберется? Ведь ей нужно спасти маму и Илюшу, больше ведь некому.

Но в темноте, даже с фонариком, она наверняка заблудится?

А! Внезапно пришла идея. Но получится ли спрятаться?.. Девочка перелезала через забор, когда услышала от сараев голос брата. Брат или стонал, или напевал, один хрен разберет. Ну не бросать же его здесь со знахаркой, ее шайкой зверолюдей и наверняка заколдованной мамой?

– Илья? – тихо позвала Зоя, оставаясь возле забора.

Брат перестал петь и захныкал. Стараясь не шуметь, Зоя осторожно подкралась к сараю и легонько приоткрыла дверь. Света маленького фонарика едва хватило различить, что там внутри…

Илья находился прямо за дверью, возможно, пустующего загона для свиней. Пахло медью, навозом, и что-то черное, густое расплескалось на ворохе соломы под ногами. Брат сидел на коленях в грязи и ел сено вместе с пареной картошкой в кожуре – давился, чавкал и ел.

– Илья, ты чего?! Совсем сдурел?

Зоя схватила брата за плечи, поднимая с коленей и жалея, что больше нет святой воды. Может, ему сейчас бы помогло.

– Пошли, – потянула за собой мычащего Илью. Он заупрямился, снова пытаясь встать на колени, а затем внезапно булькнул и рыгнул, исторгнув из себя зловонную зеленовато-белую жижу.

– Зоя… – испуганно пискнул брат и вдруг заплакал. – Мне страшно. – Он начал лихорадочно оглядываться. – А где мама? Я… Я, наверное, заболел? – выдохнул и замолчал.

– Тише, тише, все хорошо. – Зоя помогла ему подняться. – Не бойся, – шептала и вела замолкшего Илью из сарая.

Зоя сама не знала, где нашла силы и нужные слова, чтобы с братом перебраться через забор. Наверное, удача, наконец, повернулась к ней лицом: на этот раз девочка быстро добралась до папиной машины. Затем забралась внутрь, уложила брата на заднее сиденье, накрыв его пледом и заставив допить остатки минеральной воды из сумки.

Сама же уселась за руль. Крепко задумавшись, она поглядывала на торчащий в замке ключ зажигания. И, стиснув зубы, стала дожидаться утра, впервые в жизни от страха и безысходности обращаясь к Богу за помощью, а помолившись, успокоилась и заснула.

Зоя проснулась внезапно – от шума и голосов. Понимание, что ее вот-вот найдут, проняло как ушат ледяной воды.

– Илья? – хрипло прошептала она, но никто не отозвался, только сзади раздалось фырканье и хрюканье.

Зоя включила фонарик, потому что должна знать.… На заднем сиденье сидел маленький черный, в коричневую полоску кабан. Девочка застонала. Все подозрения и страшные, пусть совершенно невероятные догадки вдруг разом обрели основу. Боже, как же так… Отчаяние накрыло Зою с головой, обездвиживая тело. Хотелось просто заплакать и сдаться.

Шум из лесу усилился и приблизился. Легко различила мужские, сопящие по–звериному голоса, мгновенно согнавшие оцепенение, стоило только вспомнить взгляд мохнатого чудовища, брошенный на нее тогда, во время совокупления.

– Сейчас. Все получится. Мы уедем. – Зоя шептала больше для себя. Приободряя встать и начать действовать.

Ключ в замке зажигания повернулся легко. Мотор зарычал, включились фары. Как жаль, что она так и не научилась водить, хоть папа не раз предлагал, но мама категорически была против, обосновывая: еще рано!..

Действуя интуитивно, она дала задний ход, съехав с холма и не врезавшись ни в одно дерево. Вокруг ожесточенно рычали и подвывали с явным разочарованием и злобой.

Еще чуть-чуть… Она прикусила губу, представляя, как окажется на колее, а там – дорога, ведущая прочь из деревни.

Зоя успела лишь вывернуть руль, уклонившись от разросшейся громадной ели. Остальные ели внезапно обступили прореху между деревьями слишком плотно, настоящей оградой, и Зоя, вращая руль, ударила в них боком машины. Зубы клацнули, прикусив до крови язык. Машина заглохла.

– Невезуха! – вскрикнула Зоя, отчаянно всматриваясь в темноту за проблесками света от фар.

Рассвет на востоке медленно сменял темное небо яркой малиновой полосой.

Внезапно машину тряхнуло. По крыше грохнуло, заскреблось, а затем крепко ударило в лобовое стекло. Зоя закрыла руками лицо, прячась от осколков стекла. Засопел кабанчик сзади, от испуга взвизгнув совсем по–человечески.

Казалось, все замерло на краткие доли секунды. И отчаянно закричавшую Зою схватили за волосы, вытаскивая из машины сильными когтистыми лапами.

Щелкнула пасть, длинный язык жадно слизнул кровь с лица Зои, воющей от боли. Чудовище когтями срезало с нее одежду. В глазах, отливающих багровым, плескалось вожделение.

Все, что сумела Зоя, так это вцепиться пальцами в уши чудовища и тянуть, рвать на себя мертвой хваткой до визгливого лая.

Ее, наконец, оттолкнули, бросив на землю.

Рассвело, и в лучах солнца обнаженная, с распущенными седыми волосами за спиной знахарка выглядела здесь, в лесных зарослях, дикой и беспощадной языческой богиней.

– Еще не время для плотских утех! – повелительно напомнила она чудовищу, загородив собой девочку.

Зоя же пятилась ползком. Под руки, как назло, не попадалось ни одного камня, только влажная глина, бесполезные полусгнившие листья и иголки. Знахарка обернулась. И, быстро набрав пригоршню смешанной с листьями глины, Зоя швырнула ее в лицо женщины, заорав во весь голос. Знахарка захохотала, с легкостью уклонившись от броска, и, мгновенно приблизившись к девочке, дунула ей в лицо. Слезы выступили на слипающихся глазах Зои, все тело онемело, став ватным, не способным пошевелить хоть пальцем. Вместо слов – какое-то мычанье...

Знахарка, перекинув девочку через плечо, понесла ее к своему дому. Солнце в последний раз просияло с влажной земли в глаза Зое, а потом пришла вязкая темнота.

Пахло гремучей смесью навоза, сена и едкой, мускусной вонью животных. Зоя очнулась полностью обнаженной, со связанными руками и ногами. Колкая солома неприятно льнула к коже, но здесь хоть тепло. Тонкая полоска света падала снизу деревянной двери. Где–то левее дружно похрюкивали. Сил не осталось, но она заставила себя перевернуться на живот и ползти.

За деревянной перегородкой, в щели, девочка увидела рыло маленького черного, с рыжими полосками кабанчика и сердцем поняла – это Илья. Зазвенела цепь. Кто–то там, в глубине, громко захрюкал и пронзительно засопел-заскулил, и было в тех звуках какое–то непередаваемое отчаяние.

Дверь в сарай внезапно и резко открылась. С гыканьем и хохотом ввалились знакомые приземистые мужики. Один в руках сжимал металлический штырь, длинный, как копье. Напрасно Зоя извивалась, пытаясь от них уползти. С гыканьем и пыхтеньем схватили девочку и с улюлюканьем, посвистывая, потащили ее наружу.

На огороде, в глубокой яме, ревел огромный костер. Мама лежала подле ямы на боку, голая, с кровью и синяками на бедрах, а в глазах застыла пустота, на лице – оскал, в котором отсутствовали передние зубы.

Поймав стеклянный взгляд мамы, Зоя завизжала и снова стала брыкаться и отбиваться. За что сразу получила оплеуху, такую сильную, что в глазах будто взорвалась петарда, а в ушах пронзительно зазвенело.

Показалась Ефросинья – с черной, ненормально смотревшей курицей в руках и острым ножом. Зою положили возле мамы, на спину, прямо на сырую землю. Зажали ноги и руки, чтобы не дергалась.

С торжеством в глазах и паскудной ухмылкой знахарка приблизилась и перерезала курице глотку, брызгая на девочку куриной кровью, неразборчиво пришептывая и напевая при этом. Один из мужиков вывел, держа на крепкой веревке, крупного кабана, который фыркал и остервенело упирался. В него тыкали железными прутами и все сильнее натягивали цепь, но кабан все равно брыкался, вставал на дыбы и хрюкал в бесплодных попытках укусить своих мучителей. А из его пронзительно-синих, совсем не кабаньих, а человеческих глаз стекали слезы. Кабан неожиданно замер и посмотрел прямо на Зою так тяжко, словно о чем–то горько сожалел.

– Папа! Папочка! – крикнула Зоя, срывая голос, вязкий комок засел в горле.

Кабан хрюкнул, снова забился в оковах, а затем его пронзили железным штырем насквозь. Мужики подняли кабанью тушу и подвесили прямо над огнем. Зоя смотрела и кричала до тех пор, пока истерзанное горло не могло больше издать ни звука.

Из двери черного хода вышло чудовище-оборотень, с вывернутыми в обратную сторону коленями: чтобы двигаться, он слегка наклонялся вперед. Глаза чудовища были знакомыми, ярко-желтыми, а оскал нетерпеливо–порочный, словно обещающий сотворить с девочкой нечто такое гнусное, что от подкатившего ужаса Зоя вся заледенела и всхлипнула. Чудовище направлялось прямо к ней, его покрытое темной шерстью хозяйство в паху увеличивалось на глазах.

– Нам так давно нужна свежая кровь, Зоя. Как жаль, что твоя мама больше не способна к деторождению. Но ты молода и с легкостью выносишь здоровое потомство. Снова и снова.

Закутанная лишь в собственные, укрывающие грудь волосы Ефросинья ласково улыбнулась и, присев на корточки, с нежностью погладила Зою по голове. Ее темные глаза были совершенно безумны.

Чудовище громко, предвкушающе завыло. Его вой, поддерживая, подхватили лаем, визгом и фырканьем звероватые мужики.

А обреченная на страшную участь Зоя отчаянно забилась, дико вереща, но только изранила в кровь запястья и лодыжки крепкой и жесткой веревкой. Затем обессиленно, часто дыша, в ужасе закрыла глаза, взмолившись о смерти. Ведь смерть хотя бы милосердней кошмара, который ее ожидал.