Темнейший. Глава 69
Подземный ход, ведущий под стены крепости, увеличивался с каждым днём с удивительной скоростью. Камил предполагал, что просидит под стенами Нарникеля один месяц. Быть может, произойдут обвалы и задержат ещё на какое-то время. Но с первых же дней работы стало понятно – мертвецы закончат подкоп гораздо быстрее. И не придётся тратить целую зиму на подготовку к штурму. Всего за семь дней оказалась вырыта половина расстояния до крепости. Мертвецы теснились, толпились. Благо, не жирные. Одни копали сидя, другие – стоя за их спинами, размахивая лопатами над головами первых. Все извозились в земле, в грязи. Даже Камила с Вальдемаром было не отличить от мертвецов.
Камил отправлял мёртвыми голубями письма, оповещая Ларса о том, что всё в порядке, не вдаваясь в особенные подробности.
Первые дни оказались самыми тяжёлыми. Приходилось внимательно следить за монотонным процессом в кромешной темноте. Камил приготовил снадобья острого зрения, но помогало оно не так хорошо, как хотелось бы. Случались обвалы. Опоры ставили неправильно. Тоннель осыпался, хороня под собой мертвецов. Но на помощь к ним приходили другие мертвецы и вскоре откапывали бедняг. Вытаскивали из под завалов. Заботливо отряхивали от земли.
Однажды тоннель обрушился почти на головы Камила и Вальдемара. Ребятам сильно повезло вовремя юркнуть глубже, растолкав незадачливых мертвецов. Тот страшенный обвал отрезал половину дружины от белого света. Друзья испугались, но не запаниковали. «Поднятые» расчистили завал, надёжно укрепили тоннель распорками. И продолжили свою работу.
Древесины не хватило. Поэтому приходилось временно останавливать работы и отлучаться с отрядом «дровосеков» в леса подальше от Раскрисницы. Чтобы никто не услышал стука топоров. Это отняло тоже немало времени. Но даже несмотря на всё это работа продвигалась необычайно быстро. «Дровосеки» валили деревья так же стремительно, как и копали.
-- Это будет отличное дело, -- сказал Нойманн. – Никто не сможет строить, вспахивать поля, жать пшеницу так же быстро и много, как мертвецы. Ты поступаешь глупо, заставляя мертвецов только лишь воевать… Это ведь золотая жила!
-- Может быть, -- согласился Камил. – Но это и в половину не так интересно, как воевать. Да и придётся самому по рудникам лазить. Ещё чего... Мертвецы ведь глупы.
-- Почему бы тебе не поставить некромантов-надзирателей? Изнанкой может пользоваться каждый.
-- Не хочу никого обучать тёмному ремеслу. Это опасно. А я никому не доверяю… Я бы мог сделать тысячу дел, если бы у меня была тысяча рук! В этом мире столько занятий, что все и не переделать. Целой жизни не хватит. Моя бы воля – я бы остался в Ветрограде, изучать древние трактаты вместе с Ишуасом… А ведь я теперь даже не знаю где мой старый друг и встретимся ли мы с ним ещё…
Спустя несколько обвалов Камил с Вальдом выяснили, как же лучше всего ставить распорки в тоннелях. И после первой половины тоннеля не последовало ни одного обрушения. Вовремя наловчились. Если стенки обвалятся внутри крепости, то это не останется незамеченным её обитателями. Земля может просесть.
Поэтому чем ближе они подходили, тем аккуратней приходилось работать.
Камил так же совершал вылазки на поверхность, чтобы проверить – не слышен ли стук кирок и лопат? Пришлось заглубиться достаточно для полной незаметности.
Направление тоннеля не раз приходилось корректировать. В земле часто попадались скальные породы. Их обходили стороной. А после такого обхода всегда возникал вопрос – в ту ли сторону они теперь копают? И Камил ложился на заранее припасённые шкуры, прямо внутри тоннеля, немедленно засыпал. Вскоре выходил из своего тела, пролетая сквозь толщу на поверхность. Он запоминал место. И определял направление, в котором следовало копать дальше.
Тоннель подходил к крепости с северной стороны, поэтому над их головами города не было – только чистое поле, усеянное старыми пнями. Штурмовать замок с этой стороны через стены было бы сложнее всего – на любом участке лестницы обстреливались бы по флангам. Как хорошо, что они полезли не на стены, а под них...
И всё шло отлично. Безумный план – это почти всегда хорошо. К твоим безумным планам враг никогда не будет готов. На то они и безумные.
Когда расстояние до замка оказалось меньше, чем полверсты – Камил всё чаще ложился на дно тоннеля и выходил из тела. Он летел в замок. И там впервые наловчился различать разговоры.
У души нет глаз и ушей. В состоянии выхода из тела – всё размыто и имеет несколько иные очертания. Но чем больше Камил практиковал сновидчество, тем у него лучше получалось. В те дни он выходил из тела настолько часто, как до этого не выходил всю свою жизнь. Самое главное – это поддерживать определённый уровень усталости…
Камил подслушивал разговоры стражников. И после недолгих поисков он проник в спальню самого Нарникеля, на верхнем этаже донжона.
Чёрные волосы, собранные в небольшой хвост. Кривой и много раз сломанный в драках нос. Бледная кожа, квадратная челюсть. Не только опытный полководец, но и красавец, хоть уже и стареющий.
Нарникель обнимался со своей женой. И разговоры их оказались столь милы и непринуждённы, что Камилу сделалось не по себе. Вот как разговаривают действительно влюблённые друг в друга люди... По настоящему влюблённые. По-доброму. Без оголтелой страсти, без постоянных колкостей, как от Милады. Без рабского щенячьего преклонения, как у Лизы.
Эти возлюбленные прошли через многое. И ничто не смогло их разлучить. Вот оно как бывает…
А в соседней опочивальне бегали их сынишки, трое, под присмотром няньки. Самому старшему было не больше десяти.
Что-то эта картина напомнила Камилу.
А скоро он выведет своё мёртвое войско из под земли. Всех жестоко перебьёт. Сломает эту семейную идиллию.
-- Этот ублюдок хотел убить тебя, – ответил Вальд, когда Миробоич поделился своими мыслями. – От его рук погибло много счастливых семей. В одном только городке Велены… А скольких он растерзал до этого?
-- Ты прав, Вальд. Нарникель не заслуживает счастливой судьбы. Но его дети ни в чем не виноваты…
-- Мы можем их отпустить. Не обязательно же их убивать, верно?
Много раз Камил пробирался в замок, чтобы подслушать разговоры. Он летал не только в астральном теле, но и при помощи мёртвого голубя. Кружил над стенами, разглядывал караулы, изучал местные порядки. И считал.
Крепость сторожило четыреста двадцать воинов. Больше, чем он ожидал. И ещё пятьдесят в городке. Нарникель всё же успел набрать новых рекрутов. Наёмников было вдвое больше…
Пролетал Камил и над Раскрисницей. Наёмники пьянствовали в местных кабаках каждый свободный вечер, однако на страже они были всегда трезвы – за пьянство на службе их жестоко наказывали.
Камил отыскал командира городской стражи, но действительно важных бесед подслушать ему так и не удалось. Наёмники разговаривали о мастерстве шлюх, спорили, кто кого перепьёт, и кто больше зарубил врагов в дальних краях в походе прошлого лета. Иногда они вспоминали с тоской не вернувшихся из Горной Дали товарищей…
В один из дней Нарникель собрал в замке всех своих командиров за большим столом. Наёмники обсуждали новый контракт. Правитель Южного Герцогства хотел в скорейшем времени нанять Менестрелей для защиты земель от Офирийцев. Южное Герцогство славилось своими непреодолимыми фортификационными сооружениями, поэтому контракт обещал быть лёгким. Все командиры проголосовали за этот контракт. Однако Нарникелю были нужны новые люди, чтобы крепость не осталась на время похода без гарнизона. Нужно время, чтобы найти и обучить достаточно бойцов.
Упускать добычу Камилу не хотелось. Ждать, когда уйдут – не станет. Ему важен каждый труп.
«Землекопы» пробрались под стены крепости. Им приходилось копать чуть медленней, чтобы шум от лопат не услышали стражники на поверхности.
Следовало поторапливаться. Как бы Нарникель не умчал...
Камил закончил со своими вылетами в городок и теперь контролировал строительство десятка второстепенных тоннелей, разветвляющихся от основного. Каждый такой тоннель подходил к выгодным для внезапного нападения местам. Нельзя, чтобы защитники заперлись в донжоне и башнях, заняв выгодные для обороны позиции.
Камил рассчитывал устранить главные угрозы в первые же секунды боя. Он стал часто выходить из тела, чтобы подгадать места выхода с особой точностью.
Камил за это время провёл огромную сновидческую практику и набрался много опыта. Усталость и волнение делали сон поверхностным; перед грядущим штурмом намерение не забыться во снах и выйти из тела сделалось особенно сильным. Камилу удавалось выйти из тела практически в каждой попытке. Он даже загордился своими сновидческими способностями. Старец Готам оказался бы доволен своим учеником...
-- Повезло, что ты так умеешь, -- сказал как-то Вальд. – Иначе мы бы даже в саму крепость вряд ли попали. Вслепую много не нароешь, особенно на такое расстояние…
Конечно, вслепую тоже нашлись бы способы. Но тогда пришлось бы усиленно шевелить мозгами. Да и результаты раскопок могли потом оказаться фатально неожиданными в случае небольшой ошибки.
Теперь они знали, когда происходит смена стражников. Это позволило подгадать наиболее выгодное время для начала штурма. Посреди ночи, до первой смены караулов. Когда караульные были слишком сонные, дожидаясь своих товарищей из казарм; когда отдыхающие в городе стражники были пьяны.
И вот тоннели готовы. Мертвецы растянулись по ходам, каждый на своём месте. Оставалось всего лишь несколько раз ткнуть лопатой, чтобы увидеть поверхность... На подъёмах сколотили крепкие лестницы, чтобы выбраться на поверхность как можно быстрей. Вальд принялся приводить мертвецов в порядок, занялся осмотром каждого бойца, а Камил снова лёг в меха. Нужно было внести ещё парочку штришков.
Он осмотрел сначала крепость, не поменялось ли чего, а затем отправился в Раскрисницу.
Мёртвая птица пробралась в голубятню. Пока смотритель почтовой башни спал – Камил выкрал ключи. Открыл клетки, одну за другой. Насмерть заклевал и задрал когтями всех имевшихся голубей.
Было очень странно сражаться в птичьем облике. Но никто теперь не оповестит Родогора Крюковича о нападении. Только лишь добравшись до соседних городков, потратив на конные скачки целую ночь, гонцы смогут отправить письмо с прошением о защите… Но тогда Камил отойдёт уже очень далеко.
Такой же трюк Камил провернул и с голубями в замке Нарникеля.
Командира стражи следовало убить. Но в тот вечер командир, как назло, не пил и не ел. Пребывал в какой-то тоскливой задумчивости.
Тогда мёртвый голубь окунул свои когти в яд. И напал на командира, исцарапав лицо.
В темноте разъярённый командир не сумел разглядеть птицу. Неизвестно, подействует ли яд должным образом. Но командир уж точно сляжет в тяжёлой лихорадке. А в городской страже в самый ответственный момент начнётся неразбериха.
-- Слуги Нарникеля обнаружили завал в потайном ходе. И планируют на завтра заняться раскопкой… -- сказал Камил, когда проснулся. Ночь. Заколотилось сердце в волнении. – Пора.
Перед вылазкой Камил обошёл каждый из тоннелей. Распределил мертвецов в необходимых пропорциях. На каждом участке сражений у них поначалу будет численное преимущество. А там, где не будет численного – окажется преимущество во внезапности.
Мертвецы ударили кирками и лопатами. Тоннели озарились светом крепостных факелов с поверхности.
Рядом с Камилом земляные своды обрушились. Упали булыжники, устилавшие пол в казарме.
Всякое волнение вдруг испарилось. Камила вновь охватил тот самый азарт. Он выхватил кинжал и бросился вверх по лестнице впереди всех. Следом за ним выбрался Вальд, недовольный неоправданно рискующим господином.
Они очутились посреди казармы. Наёмники безмятежно спали. Только ближайшие к образовавшемуся в полу провале проснулись от шума и теперь таращились на ночных гостей, силясь отличить сон от яви. Камил и Вальд набросились на них, перерезая глотки кинжалами, не давая даже возможности закричать. Мертвецы поднимались по лестнице и тут же атаковали спящих. Зарубали топорами, саблями, закалывали копьями. Послышались первые крики.
-- Что происходит? Что происходит?
В казарме лениво закопошились, оборачиваясь на шум. Проснувшиеся хрипели, хватаясь за глотки. А Камил и Вальд метались от лежанки к лежанке, сверкая сталью кинжалов.
Некоторым удалось вскочить и броситься к стойке с оружием на выходе. Но в их спины тут же полетели стрелы.
Камил приоткрыл дверь и выбрался во двор, пока в казарме разгоралось побоище. Он вскинул арбалет и хорошенько прицелился.
Со стороны башен послышался первый звон мечей. Мертвецы на прочих участках тоже перешли в атаку и схлестнулись с караульными.
-- На нас напали! Напали! – кричали стражники.
Караульный на часовне вздрогнул. Поглядел вниз, перегнувшись через каменную кладку. Сильно удивился, увидев внизу невесть откуда взявшихся разбойников. Камил выстрелил. И арбалетный болт вонзился в караульного, отчего тот закряхтел и свалился вниз, разбившись о землю.
Бить в колокола теперь некому. Набата сегодня не будет.
Камил скрылся в казарме. С каждым мгновением в крепости становилось всё шумней. Всё больше криков, полных ужаса сотрясали ночную тишину.
-- Идём, -- позвал он за собой Вальда и юркнул вниз по лестнице. Парни спустились обратно в тоннели. Быстрый бег, несколько поворотов. Позади них гремели все четыре Железяки, которых они взяли с собой на самый ответственный бой.
На бой в баронском донжоне.
Уже звенела сталь наверху. Наёмники яростно ревели, пытаясь сломить вторженцев. Но пока сами теснились назад, пятились к лестницам. Их щиты не выдерживали крепких ударов бесстрашных разбойников, рассыпались в труху. Наёмники падали, один за другим. Когда бойцы увидели, что даже попадающие в цель удары почему-то не приносят никакого результата – началась паника. Бойцы бросились бежать. В этот момент из тоннелей выбрались Камил с Вальдом.
Разбойники у лестницы расступились, пропуская вперёд Железяк.
-- Разбойники, милорд! – вопили наёмники наверху. – Разбойники проникли сюда!
-- Держите оборону! Не пускайте их наверх! Бейте набат! Соберите всех! Немедля!! – кричал в ответ Нарникель, на ходу облачаясь в доспехи.
Наёмники встали посреди лестниц, намереваясь воспользоваться преимуществом в перепаде высот. Но вдруг увидели гигантских латников с секирами. Короткая стычка закончилась отсечением ног и реками крови, стекающими по ступеням. Бойцы визжали, кричали. Пытались дать отпор.
-- Это не разбойники!! Это рыцари! Рыцари!! Чёрт бы их побрал!! Откуда?!
Наёмники, не выдержав напора непобедимых латников снова трусливо бросились наверх. Там их остановили «гвардейцы», ещё не видевшие гостей.
-- Назад! – крикнул им десятник. – Держите оборону! Дальше – спальни Нарникеля! Не дайте им пройти!
-- Бегите! Спасайтесь! Их не убить! – вопили паникёры. И получали от своих же копьями.
-- Убивать дезертиров! Смерть трусам! – рявкнул командир. А Железяки наступали на пятки. Вот громыхнули тяжёлые удары. От свинячьего визга закладывало уши…
-- Что там такое?! – воскликнул Нарникель, удивляясь напору вторженцев. – Остановите их! Убейте всех! Чего вы возитесь?!
-- Нам их не сломить! – кричали гибнущие паникёры.
-- Держитесь! – отвечал Нарникель. -- Сейчас к нам на помощь придут бойцы из казарм!
-- Не придут! – выкрикнул Камил и расхохотался. – Мы всех уже перебили!! Никто не придёт к вам на помощь!
-- Кто вы такие?! И что вам нужно?!
-- Мы – справедливость и возмездие! – ответил Камил. – Убейте их всех, Железяки!
Громыхнула сталь. Самые лучшие бойцы Нарникеля, закалённые в бесконечных сражениях, схлестнулись с Железяками. Но все их удары прошлись вскользь. Кто-то додумался схватиться за алебарду. Её тяжёлый клюв пробил броню Рогача. Но застрял, даже не ранив мертвеца. Рогач тут же отрубил алебардисту руку. Затем Железяки атаковали синхронно, разрубая Менестрелей на куски. Удары их не могли остановить даже щиты, обитые сталью...
Ряды лучших бойцов дрогнули под столь свирепым натиском. Но Менестрели сохраняли строй, как могли. На место каждого убитого вставал новый воитель. И перед ногами их скоро образовался завал из трупов. По самый пояс.
-- Папа!... страшно!... – плакали детишки.
-- Не бойтесь! Я с вами! Мы победим этих уродов! Ваш отец никогда не терпит поражений!
Камил подошёл к окну и окинул взглядом внутренний двор. Наёмникам так и не удалось собраться большой силой – Камил всего этого не допустил, ударив по самым слабым местам крепости.
Наёмники сначала бросались в бой. Все их атаки неизбежно захлёбывались. И тогда наёмники паниковали. Почему же вторженцев не убить? Почему они не падают под многочисленными ударами даже лучших фехтовальщиков!?
В городе от истошных криков, должно быть, уже проснулись все.
На воротах живых бойцов не осталось. Мертвецы перебили всех, добравшись до самых верхних смотровых площадок. И теперь теснили выживших на стене. Камил мысленно приказал мертвецам закрыть ворота наглухо. Чтобы никто не сумел прийти на помощь гарнизону. Стальная решётка уже была опущена – её всегда опускали на ночь. А теперь заскрипели лебёдки, поднимая мост, перекинутый через ров, закрывая со стороны города виды на происходящее за стальной решёткой.
Внизу собрался только один крупный отряд, который всё же едва насчитал полсотни. Менестрели организовали круговую оборону и пытались собрать всех оставшихся. Но менее удачливых товарищей окружали, загоняли в угол толпы мёртвых. Большинство наёмников предпочитало бегство – после первых же стычек. Страшно биться с врагом, не погибающим после того, как ты проткнул его своим мечом насквозь…
-- Мертвецы! Они не живые!! Это чудовища! Неживые чудовища! Вылезли прямо из под земли!!
Крупный отряд, заметив зов о помощи жёнушки Нарникеля, пытался пробиться ко входу в донжон. Камил сразу стравил на этот отряд всех ближайших мертвецов. Завязалась отчаянная мясорубка.
Железяки прорубили себе дорогу на верхний этаж через завалы трупов.
-- Их невозможно победить, милорд! Невозможно! – кричали «гвардейцы».
-- Доставайте алебарды и клевцы! Бьёмся насмерть, братья! – Нарникель облачился в кожаные доспехи с кольчужными вставками и теперь защищал свою семью. В левой руке он держал большой круглый щит с символом Менестрелей -- белой лютней на синем фоне, а в правой – полуторный меч. Но принимать участие в потасовке у лестницы не решался. Он видел, на что способны гости. И он впервые не знал, что же делать.
Менестрели пятились под натиском Железяк. К баронским опочивальням поднимались всё новые мертвецы, внушая ещё больший ужас. Оставшиеся наёмники вдруг отбежали от лестниц. Они закрыли главаря и его семью стеной из своих щитов. Их перепуганные лица были все покрыты кровью погибших товарищей.
Теперь их было кратно меньше, чем гостей. Каждый думал, что всего лишь попал в страшный сон. Но почему-то никто не мог проснуться.
-- Сдавайся, Нарникель, -- Камил вошёл следом за мертвецами. Он отбросил капюшон и показал своё лицо. – Твоя песнь подошла к концу. Тебе никогда не победить моих солдат.
-- Кто ты такой? – спросил главарь, пытаясь сохранить спокойствие в голосе.
-- Отпусти своих детей, -- сказал Камил. -- Мы отведём их за ворота и отправим в Раскрисницу. Они будут жить.
-- Что тебе нужно? Сначала ответь, кто ты! – Нарникель сжал меч, готовясь к схватке.
-- Камил Миробоич, -- вдруг ахнула глупая жёнушка, тут же схватившись за подбородочек.
Камил выругался.
-- Ну вот! Твоя тупица жена всё испортила! – вздохнул Миробоич с невыносимой тоской. – Какая же она тупица! Тупица!
-- Давай договоримся, -- предложил Нарникель. – Я не хотел вражды с тобой…
-- Уже поздно. Слишком поздно… -- Камил махнул рукой мертвецам. -- Убейте их. Всех.
Мертвецы двинулись вперёд, наперевес с тяжёлыми топорами и секирами. Женщина истошно закричала, умоляя о пощаде. А Камил вышел на лестницу, чтобы не видеть всего этого.
Звон стали. Треск разваливающихся под ударами щитов. Крики, полные ужаса. Отчаянные угрозы переросли в отчаянные мольбы. Дети плакали, словно щенята в разорённом логове. Они взвизгивали, один за другим. Хрипели и звали уже мёртвую мать на помощь.
Камил зажимал уши. Но всё равно услышал агонии каждого ребёнка.
А потом в донжоне стало тихо.
Внизу догорали последние очаги сопротивления. Организованное сопротивление было сломлено. Наёмники пытались сдаться. Но мертвецам пленники не нужны.
Дезертиры спрыгивали в ужасе со стен. Ломали ноги, руки. Звали на помощь, ползли к городку. Но спины их ощетинивались стрелами мёртвых разбойников. Некоторые беглецы случайно скатывались в ров с кольями. И медленно умирали, проткнутые, истекая кровью. Порою не в силах даже сделать вздох перед кончиной…
А на улицах Раскрисницы сформировался отряд из городской стражи. Воители построились колонной и направились к стенам крепости своего лорда.
**
А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)
Руслан Александрович 969р "На лопаты для подкопа)"
Андрей Вячеславович 500р "Так так, по опросу - на Эмиля))"
Константин Викторович 300р "На удачу Камилу"
Екатерина М 100р "На ветеринара для Твича"
Екатерина М 100р
Никита Алексеевич 100р "Мысленно прибавь три нолика)"
Вы когда-нибудь играли в “Ты бы?..” (часть 1 из 2)
Ты бы отрезал себе мизинец, чтобы получить миллион долларов? Ты бы убила неверного супруга, чтобы выйти замуж за мужчину своей мечты? Ты бы съел собачье дерьмо, чтобы выиграть годовой запас мороженого?
Именно из таких нелепых вопросов и состоит игра “Ты бы?..”, которая похожа на безумного родственника настольной игры “Что бы ты выбрал?..”. Но, в отличие от настольной игры, в “Ты бы?..” ставки реальные. Ставки высоки, как жизнь или смерть... или даже выше.
Я на собственном горьком опыте убедился в этом, после того, что произошло с Сети, моей сестрой. На самом деле ее зовут Сентябрь, но все звали ее Сети, так же как и меня Тоби (на самом деле меня зовут Октябрь – и да, мы ненавидим наших родителей за это). Сети всегда была склонна к соперничеству, даже в раннем детстве. Но я не понимал, насколько, пока она не придумала игру “Ты бы?..”.
Скучными летними вечерами мы играли дома. Вначале только Сети, я, наша старшая сестра Джулс (Джулай, но все зовут ее Джулс) и ее лучший друг Даррен.
Это Даррен добавил карты в игру. Структуру. Он был, откровенно говоря, ботаником и любил настольные игры, хотя неохотно соглашался играть со мной и Сети. Считал нас слишком маленькими и азартными.
Игра в том виде, в каком она существует сегодня, во многом создана Дарреном.
Есть семь карт, которые всегда сдаются по порядку:
ТЫ БЫ [РИСК (глагол)] [РИСК (существительное)] ЧТОБЫ [НАГРАДА (глагол)] [НАГРАДА (существительное)]
Например: ТЫ БЫ [УБИЛ] [СВОЕГО СОСЕДА ПО КОМНАТЕ], ЧТОБЫ [ВЫЛЕЧИТЬ] [РАК]
В большинстве случаев случайное вытягивание карточек приводило к абсурдным комбинациям, которые больше походили на бред сумасшедшего, чем на "правду или действие". Очки начислялись за прогнозы – догадки других игроков, согласится ведущий или нет. Часто самым веселым было то, как игроки начинали оправдывать свой выбор, например: “Конечно, есть собачье дерьмо это ужасно, но две минуты мерзости стоят целого года вкусняшек”. Это была глупая, безобидная забава.
В том, что игра превратилась во что-то ужасное, есть моя вина. Даже в то время я знал, что не должен был поступать так, как поступил. Но я был в ярости на Сети. Она вытянула вопрос: “ТЫ БЫ ЛИЗНУЛА ТАРАКАНА, ЧТОБЫ НЕ ИДТИ В ШКОЛУ”. И конечно тут же согласилась.
– Сети всегда говорит “да”! – не выдержал я. – Это фигня какая-то она просто врет! Она никогда бы такого не сделала.
– А вот и сделала бы! – Сети, которой в то время было около семи лет, сжала кулаки. Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, чтобы играть со старшими ребятами и не быть изгнанной.
– А вот и нет, – огрызнулся я, устав от ее лжи.
Пару минут мы так препирались, пока я, в конце концов, не объявил, что ввожу новое правило: Правило вызова. Любой может бросить вызов другому игроку, и тот должен будет сделать то, на что согласился. Если вызов будет исполнен, игрок, принявший его получит награду. “Не идти в школу” означало, что мне пришлось бы прикрыть Сети перед родителями, чтобы она могла прогулять.
Лицо Сети резко покраснело. Она явно не ожидала, что я придумаю такое правило. Я, жестокий старший брат, только что предложил ей лизнуть таракана.
Признаю, это было не очень порядочно.
Она посмотрела на меня с недоверием в блестящих от слез глазах. Сети всегда восхищалась мной, боготворила меня. Я хотел бы сказать, что в тот момент пожалел о том, что заставил ее сделать. Но тогда я лишь злорадствовал.
Малышка Сети не принимала поражения. Даррен пошел за тараканом (он и Джулс вообще-то должны были присматривать за нами, но парень был просто в восторге от мысли, что кто-то будет лизать таракана). Он вытащил трупик насекомого из одной из ловушек и положил перед Сети на салфетку. Нижняя губа моей младшей сестренки задрожала. Ее большие глаза встретились с моими. А потом она наклонилась вперед, зажмурилась, и высунула язык.
Розовый кончик коснулся таракана.
– Она реально облизала его! – восхищенно заорал Даррен, хватаясь за голову.
– Ф-у-у! – прокомментировала Джули, а я воскликнул: “Отвратительно!!!”
Но теперь я задолжал ей прогул школы. Торжествуя, она завернула дохлого таракана в салфетку и выбросила ее в мусорное ведро.
– Я выиграла, – заявила Сети.
– Ага, а еще ты облизала таракана, а значит лузер по жизни, – парировал я.
– Я ВЫИГРАЛА!
С тех пор действовало правило вызова. Но я должен был понимать, что это глупое и опасное правило не доведет до добра.
На следующей игре в первом же наборе карт Сети попалась карта “УБИТЬ”. Она некоторое время смотрела на нее. Губы Даррена сложились в букву “О” в предвкушении, а мы с Джулс обменялись обеспокоенными взглядами. Использование карты "УБИТЬ" было спорным, но иногда с ним складывались просто уморительные комбинации, например: “ТЫ БЫ УБИЛ СВОЮ ЖОПКУ, ЧТОБЫ СТАТЬ ПОТЕРЯННЫМ СОКРОВИЩЕМ”. Для взрослого человека это кажется бессмыслицей, но десятилетний я считал подобное жутко веселым. Хотя, возвращаясь к этому слову, некоторые комбинации могли получаться совсем неудачными. Сети продолжала тянуть: "СВОЕГО БРАТА/СЕСТРУ.… ЧТОБЫ… ВЫИГРАТЬ… ЭТУ ИГРУ”. Она помолчала, скривив рот в усмешке и рассматривая карточки.
– Отменяем, – заявила Джулс.
– Нет, нет, нет. Мы все еще можем сделать прогноз, – засуетился Даррен, а Сети просто молча положила перед собой карточку с ответом рубашкой вверх.
– Даррен... – Джулс пыталась возразить, но Даррен уже тоже выложил свою карточку. Мы с Джулс последовали его примеру, а потом разом вскрыли ответы.
Даррен и Джулс предположили "НЕТ". На моей карточке было написано "ДА". Я знал свою глупую сестру. И Сети… на ее карточке тоже было "ДА".
– Так и знал, – сказал я, спокойно глядя на нее.
Она безмятежно улыбнулась мне в ответ.
– Да ладно, чушь собачья! – Даррен презрительно скривился, не желая проигрывать. Джулс толкнула его локтем, но он проигнорировал недвусмысленный сигнал и прорычал: – Вызов.
– НЕТ, – воскликнула Джулс. – О, нет, нифига. Нет, никакого вызова.
– Что? Все по правилам, – огрызнулся Даррен. – Если она убьет Тоби, то выиграет игру. – Он посмотрел на Сети и многозначительно добавил: – И я не засчитаю выигрыш, если она будет жульничать. Или блефовать...
– Хватит, – сказала Джулс.
Моя младшая сестра собрала карточки, разложенные на столе, отложила в сторону карточки с ответами "ДА" и "НЕТ" и разгладила юбку. На этот раз она не покраснела. Не заплакала и не смутилась. Она встала, повернулась к Даррену и сказала:
– Ну какой же ты дурачок. Разве ты не знаешь, что это всего лишь игра? Давай, Тоби. Пошли.
У меня что-то сжалось в животе, когда пальцы сестры переплелись с моими. Неожиданное облегчение разлилось по сердцу, когда стало ясно, что, несмотря на азартность, Сети может понять, когда все заходит слишком далеко…
…внезапно ее рука обвилась вокруг моей шеи, дернув меня назад в удушающем захвате. Я ударил ее по предплечью. Цепкие пальцы кинжалами вцепились в мою плоть, мое лицо побагровело, горло жутко сдавило, а перед глазами потемнело. А потом вдруг все закончилось. Даррен и Джулс оттащили Сети назад, вопящую во всю силу легких: “ОТПУСТИТЕ МЕНЯ! ПУСТИТЕ!”
– СЕТИ, ПРЕКРАТИ! – закричала Джулс.
Сети не замолкала ни на секунду, пока они тащили ее в спальню.
– Господи… да она двинутая, – проворчал Даррен.
Джулс объявила, что больше никаких игр не будет.
– Если убью Тоби сегодня вечером, я выиграю! – хрипела Сети, по ту сторону запертой двери. – Я выиграю! Скажите, что я выиграю!
– НИКТО НЕ ВЫИГРАЕТ, СЕТИ! – Джулс не выдержала. – Не могу поверить, что мне приходится это говорить! Я все расскажу маме и папе. Какого черта ты так слетаешь с катушек? Господи! Игра закончилась, ты меня понимаешь? Все кончено, победителей нет. И мы больше никогда не будем играть в эту гребаную игру!
***
Игра была забыта на долгие годы.
Сети, конечно, нашла для себя другие развлечения. Менее опасные. Она была хороша в этом и сколотила состояние на казино, лотереях, карточных турнирах, инвестировании (по ее словам, биржа сама по себе была квинтэссенцией азарта). Конечно же ко всему этому она подходила с полной отдачей и почти непревзойденным мастерством, хотя иногда и страдала от ошеломляющих потерь – прямого следствия огромных рисков. Она знала все приемы этого ремесла – трюки с тасовкой, ловкость рук, взвешивание игральных костей, подсчет карт. Вопреки мнению, которое могло у вас сложиться, Сети была хорошей сестрой. Большую часть времени. Именно Сети заботилась о наших родителях, следила за тем, чтобы их счета были оплачены, газон подстрижен, а в большом доме всегда царил порядок. Она зачастую успевала переделать все домашние дела – приготовить, убраться, прежде чем нанести макияж и отправиться вечером в казино или выпить с деловыми партнерами. Она никогда не училась в колледже, выбрав заботу о родителях, но, с другой стороны, колледж ей был не нужен. Дедушка и бабушка и оставили нам порядочную сумму в наследство, а Сети аккуратно приумножила ее, управляя инвестициями для всей семьи. Она делала это с полной прозрачностью и честностью. И хотя иногда по-крупному рисковала, но только своими деньгами, никогда с нашими. Для нее было важно вкладывать деньги в соответствии с нашей готовностью принять риск.
И все же…
Когда я учился в колледже (а Сети заканчивала среднюю школу), она возродила игру “Ты бы?..”
И на этот раз не было рядом никого, кто мог бы ее приструнить.
Я узнал об этом от Кедара, одного парня из ее школы. Он рассказал, что Сети начала играть с группой старшеклассников.
Я попытался отмахнуться от этого. Ну и что с того? Мы все выросли, пусть играет во что хочет. Не будет же она сходить с ума, правильно?
Только позже я узнал, что она снова изменила правила. Однажды она и несколько других старшеклассников решили, что абсурдные порождения рандома уже не так интересны, как в детстве, и что игрокам теперь полагается тянуть карты до тех пор, пока не составится предложение, которое, по мнению большинства, будет иметь смысл. Конечно, даже тогда большинство предложений все еще не выдерживали испытания реальностью, но были и другие. Например: "ТЫ БЫ СЪЕЛ ЖУКА, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ ВЫИГРЫШНЫЙ ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТ". Реалистичная подходящая комбинация, к тому же вполне выполнимая. Когда один из друзей Сети вытянул ее, он заявил, что определенно это сделает. Сети бросила вызов. Парень съел несколько муравьев, а моя сестра покупала лотерейные билеты, пока не попался выигрышный. Конечно он почти ничего не выиграл в итоге, три доллара, если я правильно помню, но карточки ведь ничего об этом не говорили.
И вот так все и началось – Сети стала своего рода гарантом этой игры.
А потом у нее появились деньги. Наследство стало хорошим подспорьем, да и сама она скопила достаточно большую сумму на ставках и каких-то мутных делах (я так и не узнал, чем еще она занималась, но полагаю, что что-то из этого вполне могло быть нелегальным). Она теперь могла позволить себе добавить в игру перчинки. Поэтому, когда выпала комбинация "ТЫ БЫ РАССТАЛАСЬ С ПАРНЕМ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ НОВЫЙ IPHONE", Сети бросила вызов. И когда ее подруга выполнила это условие, пообещала, что подарит ей новый телефон.
Это был прецедент. Рискованный и вредный для здоровья. Но, я думаю, не более, чем любой другой вид азартных игр.
Пока не стало еще хуже.
Несколько лет спустя к Сети пришли друзья. Я отказался присоединиться: еще в детстве поклялся никогда не играть в эту игру. Если я оказывался рядом, в Сети как будто с удвоенной силой разгорался дух соперничества, поэтому я держался в стороне от группы и наблюдал за происходящим с другого конца гостиной. Люди веселились, смеялись и выпивали, парочка человек курили, но это определенно было не мое дело. Комбинации, которые они вытягивали в основном звучали абсурдно.
ТЫ БЫ ПОЦЕЛОВАЛ МИССИС УИТИНДЖЕР, ЧТОБЫ СПАСТИ ВЫВОДОК КОТЯТ
Раздался коллективный стон. Миссис Уитинджер была директором старшей школы Сети. Чтобы вы понимали, в игре “Поцелуй, женись, убей” ее всегда выбирали для варианта “убить”. За столом разгорелся спор, действительно ли погибнет выводок котят, если игрок скажет "НЕТ", не слишком ли высока цена – всего-то необходимость поцеловать мерзкую директрису. Сети задумалась над вопросом на минуту, переплела пальцы и заявила, что, поскольку котята были вытащены из колоды “НАГРАДА”, а не “РИСК”, игра не подвергнет зверюшек опасности.
– Короче говоря, Скотт, если поцелуешь ее – совершишь доброе дело, если нет – ничего плохого не случится, – заявила она.
– Ну да, но если я не поцелую ее, то где-нибудь могут погибнуть котята, так что... думаю, мне придется поцеловать Уитинджер. – Скотт усмехнулся, услышав дружный стон игроков.
– Вызов, – Сети отреагировала почти автоматически, рутинно.
Скотт действительно пришел в старшую школу с выдуманным делом и поцеловал директора в щеку. Она была удивлена такой внезапной любовью со стороны бывшего никудышного ученика, но и весьма тронута, а Сети сдержала свое слово и наградила Скотта: она нашла где-то выводок котят и приютила их. Кошки до сих пор живут в доме наших родителей, под опекой и заботой.
Но я рассказываю вам об этой игре не по этой причине.
Видите ли, вскоре после выигрыша Скотта другая наша подруга, Розалинда, вытянула комбинацию, вызвавшую настоящий ажиотаж:
ВЫ БЫ ОТРЕЗАЛИ СЕБЕ ПАЛЕЦ, ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ
После секундного потрясения, комната наполнилась возбужденным шепотом. Все присутствующие на той вечеринке знали, что, если задание будет выполнено, Сети, потенциально, может расстаться с миллионом долларов. В те годы она как раз погрузилась в инвестирование и вполне имела финансовые возможности обеспечить вызов. Она и раньше уже выдавала дорогие награды, но эта сумма… Это было исключительное событие. Самое большее, что она когда-либо дарила, – это оплаченную на поездку на Багамы.
– Я бы точно это сделал, – сказал Скотт.
– Ни за что, – отозвался другой парень. – Я бы ни за что на такое не пошел.
– Но миллион долларов?.. – раздался голос из толпы.
– Это же гипотетически, правильно?
Сети слушала это спокойно откинувшись на спинку кресла с блеском в глазах и ленивой улыбкой на лице.
– Очевидно да, – отозвался Скотт, – ну кто просто так возьмет и отдаст миллион?
– Сети могла бы.
– И правда.
– А, к черту. – Розалинда шлепнула свою карточку на стол. – Играем. Делайте прогноз.
Проголосовали все. Половина за вариант “ДА”, другая – за “НЕТ”. Розалинда перевернула свою карточку:
ДА
Головы синхронно повернулись к Сети. Она спокойно поднялась, подошла к бару, налила стакан крепкого себе, затем еще один – Розалинде. Потом пошла на кухню и открыла ящик стола.
Мое сердцебиение участилось. Сети вытащила что-то из ящика и пошла к плите. В ее пальцах поблескивал металл. Она простерилизовала нож над газовой горелкой, положила его на поднос вместе с напитками, бинтами и аптечкой и принесла его Розалинде.
Глаза девушки стали круглыми, как блюдца.
– Черт, – неверяще прошептал Скотт.
Потрясенная тишина над столом стала почти осязаемой.
Я затаил дыхание. Нет. Не делай этого.
Что можно было предпринять? Позвонить в полицию? До сих пор не могу ответить себе на этот вопрос. Никто не заставлял Розалинду что-либо делать. И все же…
Сети откинулась на спинку мягкого кресла, лениво взбалтывая бурбон в бокале. Она с улыбкой посмотрела Розалинде в глаза и прошептала: “Вызов”.
Все застыли.
И тогда Розалинда взяла нож…
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Семь раз отмерь (часть 2)
Я сидел на лавочке у подъезда и разглядывал тёмный прямоугольник нашего окна на втором этаже. Давно перевалило за полночь, и Алина, конечно, уже спала. Моя привычка всё планировать заранее заставила притормозить во дворе и как следует продумать предстоящий разговор. Разумнее было бы отложить всё на утро, но очень уж повысились ставки в игре. Чёртов ублюдок зашёл с другой стороны и не прогадал ― подобрался как никогда близко! Потеря времени могла стать попросту роковой.
Я разблокировал смартфон и в который раз уже посмотрел на фото, сделанное Игорем. Уютная кафешка в торговом центре ― иногда мы с Алиной заходили туда попить кофе или вкусно поесть. Но в этот раз супруга была не со мной. Лица я, как обычно, не узнавал, но Игорь не сомневался. Сболтин о чём-то беседовал с моей женой за столиком. Эмоции на лицах прочитать было сложно. Алина любила надевать маску равнодушия, а её собеседник изначально фальшив насквозь. Я даже в какой-то момент попытался нащупать внутри себя ревность. Но если она и была, всё заглушал страх. Ужас при мысли о том, что мог задумать этот тип. И какая роль уготована моей женщине… Но Алина, конечно же, воспримет иначе. Стоит показать ей фото и задать вопрос ― любой! ― она первым делом вспылит из-за того, что за ней следили. Потом из-за того, что я ей не доверяю и ревную без повода. Дальше просто объявит бойкот на пару дней. И за это время может случиться всякое. Аргументы, что дело не в ней, а в её собеседнике, проигнорирует из вредности. Максимум обзовёт параноиком.
Я окинул взглядом «панельки», обступившие двор. В них почти не осталось светящихся окон. Одно, на пятом этаже нашего дома, мерцало разными оттенками. У кого-то поздняя вечеринка, или просто раскрашивают серые будни новогодней гирляндой. И почему я не боюсь, например, высоты? Я поднялся с лавочки и тронул магнитным ключом замок домофона. Как будет, так и будет!
В квартире стояла тишина и словно чего-то не доставало. Пока я снимал обувь, стараясь не шуметь, до меня дошло: запаха! Той особой смеси ароматов, которая получается в процессе вечерних процедур Алины. Все эти маски-крема-бальзамы и прочее, что супруга наносит на лицо и тело после душа. Тревога прокралась сквозь темноту прихожей и зацепила ногой ударную установку в моей голове, резко разбудив музыканта… Я включил свет и почти пробежал через зал в нашу спальню. Конечно же, она была пуста. Как и вся квартира. Проверил сообщения ― ничего. Никаких записок на столах, никаких намёков на форс-мажор, ничего! Пока я пытался дозвониться Игорю, взгляд зацепился за что-то белое на полочке для ключей в прихожей. Визитка. «Победим страхи вместе! Психотерапия доктора Семиразова»…
Семь раз отмерь…
Забыв о соседях и позднем времени, я заорал в телефон, бессмысленно пытаясь перебить гудки:
― Игорь, ответьсукасрочно!!!
***
Через полчаса мы с бывшим оперативником уже перетряхивали загородный дом Сболтиных. Естественно, там всё было чисто. Ни подвала, ни зловещих сараев на участке, ни запертых комнат на чердаке. И никаких намёков на то, где искать самого хозяина. Пока Игорь обзванивал старые связи и поднимал на уши весь район, я сидел в потёртом кресле посреди комнаты и пялился на полку с книгами. В основном это были разные медицинские справочники и энциклопедии. Стену рядом украшали старые фотографии. Вот ублюдок довольно улыбается с красным дипломом в руках у стен медучилища. Вот он с весёлыми портнихами разматывает рулон ткани. На шее, как всегда, извивается зелёная змея, чьи движения я уловил даже на статичном кадре. Вот он в халате врача. А вот ― более раннее фото. Школьный выпускной? Женщина рядом ― вероятно, его мать… Неожиданно я подскочил, словно ужаленный. Дыхание резко перехватило. Мать! Её-то лицо мне точно было знакомо! Как же мы раньше этого не поняли!
Игорь, шуршавший стопкой квитанций в ящике стола, поднял голову:
― Ты чего? Вспомнил что-то?
― Газ не выключил… Машину дашь?
Муж Людмилы посмотрел на меня с явным недоверием, но ключи всё-таки бросил. Я на удивление ловко поймал их двумя руками и выбежал в свежий предутренний холод. Дышать стало легче, но паника не отпускала. И врать я не умел. Ну и хорошо. Надеюсь, Игорю хватит ума проследить за мной и не вмешиваться раньше времени. Сболтину нужен я, он годами преследует именно меня! Алина ― всего лишь приманка. Но ей не поздоровится, если всё пойдёт не так, как он запланировал…
Я завёл старую «Ниву», лихорадочно вспоминая основы вождения. На права я до сих пор не выучился, избегая возможных медкомиссий. Но в детстве мне, как и всем мальчишкам, давали иногда порулить. Воспоминаний хватило, чтобы рывками тронуться с места и двинуть машину в сторону центра. Я пытался продумать план действий, но в голове была такая же пустота, как на безлюдных в этот час улицах. Ну и к чёрту! Главное ― не опоздать!
Ряд магазинчиков недавней постройки сиял окнами, отражая уличные фонари. Только швейное ателье темнело чуть в глубине, словно затаившийся для прыжка хищник.
Или змея…
Здесь я впервые встретил выродка вместе с его матерью. Та самая портниха в возрасте, недовольная бледным выпускником, запутавшимся в наушниках. Много лет под её присмотром сын зарывал среди тканей и ножниц свой талант хирурга. Кроил, резал и шил, мечтая делать всё это с живой плотью. Место должно быть особенным для него. В своём расследовании Игорь поставил крест на мастерской, где Сболтин перестал появляться, как только похоронил мать. Однако в старинных зданиях бывают очень обширные подвалы.
Я заглушил машину, неуклюже заехав передними колёсами прямо в клумбу. Выскочил, не закрывая дверцы, и остановился уже на выщербленных бетонных ступенях. Конечно же, на входе сигнализация! Игорь предупредит своих, но первой приедет охрана и может всё испортить…
Я свернул и побежал в темноту дворика, огибая здание слева. У старинного дома, как это часто бывает, сайдинг украшал только «лицо». Задняя и боковые стены мрачно темнели бурым вековым кирпичом. Вот и пожарный выход! А ещё… Двор плавно спускался вниз, на добрый метр ниже уровня улицы. Невысокий фундамент фасада превращался с обратной стороны в целый полуподвал с окошками. И решёток на них, к счастью, не оказалось. Как и сигнализации. Ублюдок, конечно, услышит звон разбитого стекла. Но он ведь и так меня ждёт! А вот лишних участников представления пока не нужно.
Подобрав толстую палку в кустах, я высадил стекло и расчистил раму от осколков. Если что-то осталось и распорет мне брюхо ― плевать! У нас же тут целый, мать его, доктор! Если честно, я не слишком надеялся выйти оттуда живым. Лишь бы с Алиной всё было в порядке. Сыграет свою роль приманки, и Сболтин её отпустит. Обязан, сука, отпустить! Или…
Не задумываясь об этом «или», я протиснулся в узкий тёмный проём. До пола оказалось неожиданно далеко, я приземлился весьма неуклюже и подвернул ногу. Вытащил из кармана куртки телефон и зажёг фонарик вспышки. В сети мне часто попадались видео от доморощенных конспирологов. О плоской Земле, фальшивой Австралии, загадочных объектах и существах. Были среди роликов и те, что заставляли хоть немного усомниться в официальной истории. Уж больно гладко укладывались в их версию некоторые странности. Разглядывая высокие своды подвала, напоминавшего полноценный этаж, я почти поверил в забытые катаклизмы и засыпанные города. Но ломать голову над этим было некогда. Осмотрев просторное помещение, заставленное вдоль стен сгнившими ящиками, я толкнул тяжёлую металлическую дверь. Глаза резануло ярким освещением длинного коридора. Стены здесь были такими же голыми и кирпичными, пол ― бетонным, а двери ― тяжёлыми и стальными. Похоже, я нашёл ту самую «больничку», о которой говорил безрукий Саныч. Пытаясь подавить нервную дрожь во всём теле, я шагнул к первой двери. Наверняка, Алина была где-то здесь, и лучше бы найти её поскорее.
За дверью оказалась маленькая камера с железной койкой и столиком, заваленным пустыми шприцами и обрывками бурых бинтов. Скомканная простыня и матрас также были покрыты тёмными пятнами, а разорванная подушка валялась в дальнем углу. Стены зловещей палаты окутывала мягкая звукоизоляция. Бомж рассказывал о добровольных пациентах «доктора». Возможно, бывали и не совсем добровольные.
Одну за другой я открывал незапертые двери, наблюдая примерно одинаковую картину. В четвёртой по счёту на кровати спал человек. Кожа иссохшего бородатого лица так сильно обтянула кости черепа, что мужчина казался мумией. Тощая левая рука свисала, почти касаясь грязного пола кончиками длинных ногтей. В нос мне ударил удушливый запах немытого тела и испражнений, заставив невольно закашляться. Человек открыл глаза и посмотрел на меня безумным взглядом, от которого стало совсем жутко. Тощая рука ожила и бешено замахала в мою сторону, стаскивая на пол грязное одеяло. Оказалось, что это единственная оставшаяся конечность. Культи обеих ног уже основательно поджили, а вот с правой рукой было плохо. Обрубок явно гноился, и от зашитой раны по остатку плеча змеились бугристые тёмные вены. Пересохшие губы бедолаги разошлись, но рот выдал только невнятное хриплое мычание. Видимо, языка он тоже лишился. Я зачем-то похлопал себя по карманам, словно надеясь найти бутылку воды. Виновато развёл руками, но решил хоть как-то оправдаться:
― Тебя спасут! Сюда уже едут…
Человек замычал ещё громче и замотал головой. Он хватал себя тощими узловатыми пальцами за шею, шлёпал ладонью по лицу, вытаращив на меня воспалённые глаза, полные мольбы. Мне окончательно стало не по себе, потому что я понял, чего он хочет. Чтобы я его прикончил…
Я выскочил в коридор, хватая ртом воздух, и вдруг заметил впереди движение. Одна из дверей открылась, из-за неё показалась голова в зелёной медицинской шапочке и маске. Показалась почему-то на уровне пояса, словно тип за дверью сидел на полу. Я на секунду оцепенел. Если это Сболтин, у меня появился шанс… На что? У него, наверняка, есть скальпель. Или другой инструмент. А у меня? Я покосился на дверь, за которой мычал несчастный ампутант, вспоминая, что было на столике. Может, швырнуть столиком? Долгая секунда закончилась, неизвестный выскочил в коридор и побежал. Я почувствовал, как меня накрывает паника. Это был не Сболтин. Кто-то из его подручных ― ведь хирургу на операции необходимы ассистенты. А этот, похоже, одновременно являлся пациентом. Обе ноги у человека отсутствовали. Он удалялся по коридору, ловко перебирая мускулистыми руками, подметая бетонный пол зелёной тканью форменной робы. Сейчас он доложит хозяину обо мне… Хотя встреча и так неизбежна, позже или раньше ― какая разница? Лишь бы с Алиной всё было…
Сердце вдруг резко начало сжимать. Словно старая знакомая ― зелёная змея ― пробралась в грудь и обвила его своими мерзкими кольцами. Я медленно подошёл к палате, из которой сбежал ассистент, и заглянул внутрь. Змея тут же запустила зубы в трепещущее предсердие, сбивая ритм и вызывая обжигающую боль.
На кровати лежала Алина. Белые волосы разметало по подушке, глаза были закрыты, макияж грубо размазан, на лице виднелись ссадины и синяки. Моя девочка сопротивлялась. Но увы… Очки лежали рядом, на столике, вместе с браслетом, который я подарил ей на годовщину. Я смотрел на очертания любимого тела, накрытого простынёй, и осознавал, что его мало. Гораздо меньше, чем должно быть. На белой ткани начинали проступать четыре влажных тёмно-красных пятнышка… Всё сделали грубо и наспех… Но как же так…
Я уселся на пол и зарыдал в бессильной злобе. Ведь это за мной ты следил, сука! Меня ты измерял все эти годы! При чём тут она?!
Что-то загудело, прорываясь сквозь горестную пелену, окутавшую рассудок. И снова. И снова. Я поднял голову, смазывая ладонями влагу, застилавшую глаза. На столике у кровати лежал и вибрировал мобильник. Дешёвая кнопочная «звонилка». Лицо моей супруги начало подёргиваться. Из приоткрытого рта послышался тихий стон. Меньше всего на свете я хотел, чтобы она очнулась прямо сейчас! Я поспешно вскочил с пола, сгрёб чёртов телефон и выбежал в коридор, прикрыв за собой дверь. На экране вместо вызова светилось напоминание с коротким текстом. Не слишком понимая, зачем это делаю, я выполнил инструкцию ― нашёл диктофонную запись и включил.
«Правда, она теперь идеальна?» — бодро и немного заискивающе спросил Сболтин.
Пока я с пересохшим горлом пытался выговорить проклятия в его адрес, голос продолжил:
«Не отвечай, это же запись. Хочу объясниться перед личной встречей. Игорь толковый опер ― ты многое обо мне знаешь. Но надо, чтобы ещё и понимал. С самого детства я мечтал стать хирургом. Пожалуй, после того, как мне оперировали аппендицит. В этом мы с тобой коллеги. В палате был мальчик с ампутацией ноги. Все его жалели, а он смеялся и фантазировал. Как с новым протезом будет похож на пирата или на робота. Или как будет носиться на коляске наперегонки с велосипедистами. И я понял, что это совсем не страшно, а удивительно! Как мама резала и сшивала ткани, так же можно поступать с живой плотью! В первом классе по заданию «Кем хочу стать, когда вырасту» я нарисовал доктора с большим топором и целую кучу рук и ног. Маму тогда вызвали в школу, потом она долго плакала. Но я не забыл свою мечту и для начала отучился на фельдшера. Хотел поехать в медакадемию, но увы… Швейная мастерская стала моим личным болотом… Но я не отступился! Много читал. Посещал семинары. Особенно повлиял на меня один профессор. Настоящий гений, но чересчур радикал. Ему пришлось уйти в тень, настолько его не поняли. Доказывал, что дополнительные части тела могут раскрыть потенциал мозга. Говорят, продолжает пришивать людям всякое. Даже себе… Я же, напротив, уверен, что надо всё лишнее отсечь! Тогда включится механизм компенсации. Как у слепых обостряются прочие чувства, так же и мозг, который не отвлекается на управление телом, способен на большее! Телекинез, телепатия, иные скрытые возможности! То, что сегодня кажется мистикой. Но я докажу. Не зря практикуюсь…»
Меня, наконец, отпустило оцепенение, в котором я стоял и слушал весь этот бред. Тряхнув головой, я сунул мобильник в нагрудный карман куртки и пошёл к двери в конце коридора, за которой скрылся безногий ассистент. Голос Сболтина продолжал что-то бубнить о раскрытии потенциала, «Голове профессора Доуэля», разных учёных. К чёрту! Я толкнул металлическую дверь. Оказалось заперто. Размахнулся и как следует грохнул по ней подошвой ботинка.
БАХ!
«…Ник Вуйчич родился таким, поэтому прокачал только харизму. А если бы он лишился рук и ног в сознательном возрасте…»
БАХ!
«…скульпторы отсекают у камня всё лишнее, получая шедевры…»
БАХ!
«…как твоя Алина…»
БАБАХ!
— Сука… — прошептал я, без сил прислонившись к неподдавшейся двери. Дыхание сбилось, нога гудела, словно под электрическим током.
— Ну, погоди…
Шатаясь, я побрёл по коридору обратно, заходя в камеры и пытаясь сдвинуть с места койки. Все оказались намертво прикручены к полу. Кроме одной.
«…докажу всем, особенно профессору Свенгольцу, что я был прав…»
Я отмахнулся от нудного жужжания из кармана и всмотрелся в лицо пациента с единственной рукой. Кажется, он понял, что его ждёт, и, готов поклясться, это была улыбка… Я накрыл человека валявшимся на полу одеялом. Железная кровать на колёсах оказалась тяжелее, чем я думал. Но это даже к лучшему. С грохотом мы преодолели порог и откатились в самое начало коридора. Я приводил в порядок дыхание и словно целился. Потом зачем-то спросил, не глядя в глаза несчастному:
— Готов?
Боковое зрение уловило, как тощая рука поднялась и показала мне большой палец. Знакомого мычания не последовало. Ну и славно.
Я схватился за металлическое изножье койки и покатил её по бетонному полу, набирая ход. Грохот колёс оглушал, а коридор тянулся нескончаемо долго. Словно нас проглотила огромная каменная змея. Ничего, сейчас выплюнет! На последних метрах я выжал из своих ног всё возможное и заорал.
Койка врезалась в дверь, сминая и вышибая её наружу вместе с кирпичами вокруг. Я налетел диафрагмой на перекладину и рухнул на пол, шумно пытаясь вдохнуть. Когда лёгкие, наконец, приняли воздух, а в ушах перестало звенеть от навалившейся тишины, я с трудом поднялся на ноги. Не хотелось думать, что весь этот гвалт разбудил Алину. Потом, всё потом! Возможно, мне удастся её успокоить… Пассажир моего стенобитного орудия чудом не вылетел из постели. Теперь он лежал почти поперёк. Кровь из расколовшегося черепа заливала и без того грязное бельё, но лицо показалось мне спокойным и счастливым. Он ведь хотел этого? Я не злодей! Меня резко вырвало прямо на скомканное одеяло.
Перебравшись через завал из стали и кирпича, я обнаружил, что дверь вела в другой коридор, под прямым углом уходящий влево. Кажется, за пределы здания я уже давно вышел. Выходит, подземные коммуникации старинных городов ― не выдумки?
Голос Сболтина, всё ещё звучавший из кармана, неожиданно вернулся в моё сознание.
«И главный вопрос: почему именно ты? Всё просто. Семь раз отмерь, один раз отрежь. Я обожаю резать, но всегда строго соблюдаю подготовку: ровно семь измерений тела! С пациентами бывает легко, они не сопротивляются. Но ты задал трудную задачу! Мы шли к её решению долгие годы! Поэтому только ты способен мне помочь. Ты сам этого захочешь, поверь! Тебе нужно…»
Я выхватил телефон из кармана, изо всех сил швырнул его об стену. После недавней феерии грохота этот хруст показался жалким и беспомощным. Я решительно двинулся по коридору навстречу ненавистному любителю резать. По пути попадались двери, но я почему-то был уверен, что самая важная будет последней. Так и вышло ― коридор привёл в кабинет с кучей хирургических плакатов и пособий по стенам, шкафом, набитым папками, рабочим столом и старым ноутбуком. Людей внутри не оказалось. Из кабинета выходила другая дверь на противоположной стене. Я тихо подошёл и прислушался. Скрип резины, шуршание ткани, позвякивание металла и ещё какой-то странный звук. Словно два или три человека шлёпают ладонями по кафельному полу. Я вдруг понял, кто может издавать такие звуки и почему. И если этих безногих ассистентов там несколько… Меня охватила паника. Наверное, я слишком шумно рванулся от двери, потому что за ней всё резко стихло. Я оглядывался в поисках тяжёлого предмета, но, кроме ноутбука и книг, на глаза ничего не попадалось. Снова послышалось мерзкое шлёпанье, которое точно будет преследовать меня в кошмарах. Однако, звук удалялся. Где-то хлопнула ещё одна, пока что невидимая, дверь, и наступила тишина. Чёртов лабиринт коридоров и дверей! Я толкнул ту, у которой прислушивался, пытаясь унять дрожь во всём теле.
Глаза ослепил резкий холодный свет после мягкого кабинетного полумрака. Небольшая круглая палата оказалась самой чистой и оснащённой из всех. Вместо бетонного пола и поролоновых стен ― кафель, вместо грубых коек ― какое-то продвинутое медицинское ложе. Рядом ― стерильный столик с кучей разнообразных инструментов. А на самой кровати лежал на спине полностью раздетый мужчина. Да, это был Сболтин. Теперь я, наконец-то, смог рассмотреть и запомнить каждый миллиметр этого неуловимого лица! Закрытые глаза и подключенная аппаратура подсказывали, что его самого готовили к операции. Почему именно сейчас? Что из произошедшего сегодня было задумано, а что пошло не по плану? Всё это какой-то абсурд… Хотя…
Я двинулся к столику, рассматривая инструменты. Блики красиво и притягательно мерцали на холодном металле. Некоторые, вроде скальпелей и зажимов, выглядели знакомо. Другие, похожие на пилы и долото, самим видом намекали на предназначение. Были совсем экзотические и странные. Возможно, что-то из этого подпольный хирург разработал самостоятельно. Значит, любишь резать, мразь? Значит, всё лишнее надо отсекать? Чувствуя смесь ярости, отвращения и какого-то незнакомого хищного триумфа, я схватил самую здоровенную и зловеще выглядевшую железяку. Что-то, напоминающее сразу топор мясника и мачете с изящным изгибом. Тут же, на белой ткани, покоился тяжёлый деревянный молоток.
Сжимая в руках рукояти «топора» и молотка, я медленно обходил тело Сболтина по кругу, вглядываясь в спящее лицо. Как же мне хотелось в этот момент просто, одним ударом, расплатиться с ним за всё! За страхи и унижения, за эту маниакальную слежку, за искалеченную Алину! За несчастных бездомных и чёрт знает кого ещё… Но отрубить голову такому чудовищу было бы слишком гуманно. А полиция… Засунет его в психушку. Может, в тюрьму, откуда он выйдет лет через десять за хорошее поведение. Будет давать интервью какой-нибудь скандальной журналистке за большой гонорар. Напросится помощником к тому профессору. Или продолжит собственную практику… Я остановился и неожиданно для себя широко улыбнулся:
― Раскрыть потенциал, говоришь?
Лезвие «топора» с первого же удара молотка вошло в плечевой сустав, словно в мясную тушу. Брызнула кровь. Обратной дороги не было.
***
Я возвращался по коридорам подземной хирургии в странном отрешённом спокойствии. Руки, лицо и одежда были напрочь заляпаны багровым и липким, но меня это совсем не волновало. Главное дело всей жизни, возможно, только что было сделано. Мой личный демон пал. Возможно, ассистенты успеют его спасти. Остановить кровь, обработать, зашить и всё такое. Но навредить никому этот обрубок больше не сможет. Пусть развивает телепатию, мразь! На секунду я снова почувствовал прилив непривычной злобной радости. Лишь где-то в глубине царапалось маленькое и горькое сомнение: не вышло ли всё именно так, как он задумал? Не стал ли я в итоге послушным хирургическим инструментом? Думать об этом было некогда, ведь меня ждала Алина.
Я стоял у её кровати и не понимал, что теперь делать. Девушка всё ещё была без сознания. Как она вынесет то, что с ней сотворили? Как мы будем жить дальше? Я боялся смотреть на её лицо. Боялся момента, когда откроются большие светлые глаза и недоумение в них сменится болью и ужасом…
Сейчас супруга напоминала мою бабушку как никогда. Особенно остаток жизни, когда старую учительницу сковал паралич. Два года, до самой своей кончины, бабушка жила у моих родителей. Отец тогда справился, справлюсь и я! Но справится ли сама Алина?
Имелась ещё пара вариантов ― одинаково жутких и невероятных. Я сел на пол рядом с кроватью, вынул из кармана смятый листок блокнота, подобранный в кабинете маньяка. Уставился на него, пытаясь сосредоточиться и уловить хоть какую-то… Подсказку свыше? На бумаге мелким, но разборчивым почерком было написано имя. «Лев Ибрагимович Свенгольц, профессор медицины». Дальше почтовый адрес в какой-то глухомани. Тот самый гений, который, по словам Сболтина, любит пришивать людям всякое. Даже лишнее… Ещё один чёртов маньяк? Жив ли он до сих пор? Какую цену он потребует за то, чтобы вернуть Алину… в изначальный вид? Что если она станет всего лишь очередной подопытной?
Моя отрешённость сменилась, наконец, каким-то паническим возбуждением. Такое бывает иногда на пороге чего-то очень неприятного и неизбежного. Сердце колотилось всё быстрее, словно поднявшись в самую глотку и пытаясь прорваться через трахею. Я резко вскочил с пола и, уже не пытаясь сопротивляться дрожи, уставился на усечённый силуэт любимой женщины под простынёй. Багровые пятна на месте рук и ног расползлись до внушительных размеров, почти соединившись в странный рисунок.
Что же лучше? Продать душу исчадию Тьмы, или самому стать таковым? Скомканная бумажка выпала из дрожащих пальцев. Я медленно и осторожно вытянул подушку из-под неподвижной женской головы, всё ещё не решаясь взглянуть на любимое лицо. Лучше запомню его таким, каким оно было ещё вчера. Запомню навсегда…
***
Алина вышла из палаты, едва не споткнувшись стройными ногами о порог. По щекам бежали слёзы, которые она бездумно размазывала по лицу вместе с частью косметики. Настолько шокировало всё, что навалилось в последние пару дней. Особенно Андрей. Он всегда был странным, но теперь…
Через минуту девушка уже сидела в кабинете главного врача психиатрии вместе со старым знакомым. Доктор тактично удалился, оставив их наедине. Игорь протянул Алине стакан воды, с сочувствием вглядываясь в измученное красивое лицо. Наконец, спросил:
― Узнал он тебя?
Девушка кивнула, изо всех сил пытаясь не зареветь в голос.
― Он… Улыбался. И грозил пальцем. Мол, зря я пришла. Мол, он всё сделал правильно, и мне так было лучше… Игорь, он правда думает, что задушил меня?
Бывший оперативник мрачно кивнул:
― Увы. Сболтин какую-то несчастную подобрал. Похожа на тебя, как родная сестра. Я сам обалдел, когда нашли. Проститутка или бездомная ― по базам до сих пор глухо. Но ты не переживай, мы её смерть тоже на того ублюдка спишем. Я подсуечусь. Андрюха останется чист. Лишь бы он в себя пришёл. Ты с доктором говорила?
Алина кивнула, крепко зажмурилась и тихо, безнадёжно заскулила. Игорь опустил голову:
― Понятно. Но, будем надеяться всё-таки. Самого Сболтина, кстати, не нашли. Море крови, следы странные повсюду. Словно на четвереньках кто-то ползал. Ладони, ладони… И колёса. По коридору ― на выход, а дальше ― как сквозь землю. Хотя только что из-под земли, казалось бы…
― Это я виновата! ― неожиданно твёрдым и злым голосом перебила девушка.
От беспомощности и плача не осталось и следа, это снова была строгая изящная учительница с холодным взглядом из-под больших очков.
― Я ему не верила, считала параноиком. Даже ты ему верил больше, хоть вы не так уж близки…
― Ну, ― развёл руками Игорь, ― мне просто было интересно. Необычный загон у него. Хотелось доказать, что он это всё выдумал, если честно. А ты ни при чём. Тебя Сболтин умело спровадил из дома.
― Развёл как идиотку! ― отмахнулась Алина. ― Могла бы перезвонить маме, уточнить. Нет, помчалась как угорелая! Сказали, что она в тяжёлом состоянии, в областном центре, я и… Четыре часа ― туда, потом обратно… Номер-то и правда больничный был. А ведь Андрей предупреждал, что этот гад в больницу имеет доступ… Ну почему всё так?
Игорь пожал плечами и, чтобы сменить тему, раскрыл папку, лежавшую перед ним на столе. Множество листов бумаги, разрисованных одинаковыми зелёными змейками.
― Опера наши передали, а им ― доктор. Андрей их постоянно малюет. Может, зацепка, где Сболтина искать?
Алина посмотрела на рисунки и горько усмехнулась:
― Или зелёная змея добралась-таки до парнишки. Который просто хотел новый костюм.
Семь раз отмерь (часть 1)
Каждый человек чего-то боится. А если утверждает обратное ― скорее всего, просто врёт. Или ещё не встретился со своим страхом. Пожалуй, такому не позавидуешь. Лучше узнать врага пораньше и всю жизнь быть начеку. Психологи твердят, что все проблемы родом из детства. Напала собака, залез в паутину, застрял в лифте ― добро пожаловать в волшебный мир фобий, панических и абсолютно бессмысленных. Арахнофоб ведь не думает всерьёз, что каждый паук способен его убить. Просто боится.
Я не знаю, с чего началась моя фобия. Но помню, как ей помогали пускать в моём детском сознании всё более глубокие и крепкие корни. Взрослые считали мой страх глупой выдумкой, слишком уж он странный и ни на что не похожий. С самого раннего возраста я ужасно боюсь, когда меня… измеряют. К весу я почему-то равнодушен. Но рост, длина, ширина, окружность… Словно эти параметры, записанные на бумаге, превращают меня в чертёж или схему. Этакого «Витрувианского человека». Раскрывают часть чего-то сокровенного, чем ни за что нельзя делиться. Пароль, с помощью которого меня «взломают» и вынесут всё ценное. Возможно, это сродни суевериям о душах, похищенных фотографиями. Или память о прошлой жизни, где я был каким-нибудь гробовщиком. А может, это с меня там снимали мерки. Перед тем как заживо похоронить, например… Конечно, в детстве я не забивал голову всей этой мистикой и не строил никаких теорий. Просто боялся. До сих пор ненавижу момент в мультике, где почтальон Печкин достаёт метр, приговаривая, что будет «вашего мальчика измерять».
Первое воспоминание относится годам к пяти, когда меня осматривали в поликлинике. Среди прочего поставили к полосатому столбику и сказали что-то вроде: «Посмотрим, Андрюша, насколько ты вырос!» Я закатил такую истерику, что крупной медсестре пришлось крепко держать меня неприятно пахнущими руками. В какой-то момент она разозлилась, больно стукнула по макушке деревянным бегунком и рявкнула:
― Теперь навсегда останешься метр десять!
Надо ли говорить, что моей любви к процессу это не прибавило? Весь остаток дня я болтался по пустырю, лупил палкой крапиву и в слезах бубнил под нос разные числа. Лишь бы спутать, забыть, выкинуть из головы мой рост! Считать и писать я уже немного умел, но не цифры или буквы выжигались в моём воображении. Надо мной нависал кривой и узловатый столб, расчерченный багровыми линиями, за которым маячило неприятное лицо медсестры, каркающее одну и ту же фразу:
― Метрдесятьметрдесятьметрдесятьметрдесять!!!
Родители были уверены, что я просто дурачусь от недостатка внимания. Однако не знать рост своего ребёнка и не хвастаться перед другими взрослыми ― это нарушение всех возможных традиций. После того как я выскоблил отметки на дверном косяке, переломал все линейки в доме и едва не добрался до папиной финской рулетки, семья затеяла более хитрую игру. Меня, как бы случайно, фотографировали на фоне обоев в клеточку, лесенок на детской площадке и соседских «Жигулей». А если снимали с кем-то из друзей, то ставили нас спиной к спине, словно боксёров с плаката. Лишь годам к десяти я начал что-то подозревать.
***
Крупный скандал случился перед школьным выпускным. Время было непростое, однако бабушка категорично заявила, что внук «интеллигентов в пятом поколении» не пойдёт на такое важное мероприятие в чём попало. И выдала большую сумму на пошив костюма. Все мои возражения разбивались о бетонную стену родительского решения, из которой там и тут торчали острые арматурины:
― Не позорь нас, Андрей!
― Пора повзрослеть!
― Положим тебя в психушку!
Я совсем отчаялся, поэтому против последнего аргумента не возражал. Наоборот ― пусть уже доктор скажет им, что я по-настоящему болен! А может, даже и вылечит. Но психиатр признал меня нормальным, а с уникальной фобией посоветовал бороться обычным методом ― встречать свои страхи лицом к лицу. Поэтому в назначенный день, наглотавшись валерьянки, я пришёл в швейную мастерскую.
Пошив одежды располагался в обшарпанном вековом здании. Весь центр нашего городишки состоит из таких. И почти все они в девяностые обрастали вывесками магазинов и услуг разной степени легальности. Рядом со старой советской надписью «Ателье» пафосно мерцало алым неоном «Казино» ― крохотный зал игровых автоматов, арендующий угол дома. У входа постоянно тёрлись мутные личности, заряженные дешёвым пойлом из пивнухи через дорогу. Ходить мимо в одиночку было боязно даже днём. Однако валерьянка с инъекцией безнадёги перед предстоящей пыткой имели сильный успокаивающий эффект. Бритый налысо парнишка в спортивном костюме вырос передо мной на бетонных ступенях и начал стандартную процедуру:
― Слышь, братан, есть сигаретка?
Я вытащил пачку, которую носил специально для таких встреч, хотя сам не курил. Собеседник затянулся и расплылся в фальшиво дружелюбной улыбке:
― А мелочью не богат?
Я помотал головой, глядя на серую дверь «Ателье» с тоскливой обречённостью. Лучше лишиться пары зубов и всех бабушкиных денег, чем заходить в эту чёртову дверь.
― А чё припёрся тогда? ― логично рассудил собеседник, к которому уже подтянулась поддержка.
― Мерки снимать, ― ответил я тихо.
Лицо лысого скукожилось в гримасу непонимания, но один из друзей дёрнул заводилу за плечо:
― Да пойдём! Не видишь, он это… Ну его нах, короче.
Путь был свободен, но никакого облегчения я почему-то не испытал.
Внутри оказалось чисто, не слишком светло, и странно пахло. Даже не знаю, с чем сравнить этот запах, но я решил, что так должно пахнуть во всех швейных мастерских. С плакатов на стенах смотрели красотки в устаревших нарядах советских времён. Напротив входа расположился длинный прилавок, заваленный рулонами ткани. Ещё больше свёртков лежало позади, на полках. Там же была дверь в помещение мастерской, откуда зловеще стрекотала швейная машинка. Я старался быть максимально тихим и невидимым, мечтая затеряться в окружающем полумраке и простоять незамеченным до закрытия. Но из задней двери уже показалась немолодая женщина в очках:
― Здравствуйте, что хотели?
― Костюм. Выпускной. Здрасти, ― выдавил я севшим голосом.
Из-за спины начальницы вынырнул молодой человек лет двадцати с широкой улыбкой. Лица я толком не рассмотрел, потому что на его шее шипела и извивалась зелёной змеёй портняжная измерительная лента… Конечно, мне это только показалось. Я задал один из самых идиотских вопросов в своей жизни:
― Мерить обязательно?
― А как без этого? ― удивился подмастерье. ― Семь раз отмерь, один раз отрежь!
Он весело подмигнул и достал из кармана блокнот с карандашом. Сердце заколотилось в голове так оглушительно, что я, наконец, вспомнил о маленькой заготовленной хитрости. Озвучив инструкцию бабушки о фасоне и ткани костюма, я попросил паузу и долго распутывал дрожащими пальцами наушники кассетного плеера. Пожилая портниха презрительно фыркнула и удалилась в мастерскую. Пусть думают, что хотят. Там, где не справляется валерьянка, поможет музыка. Да, мерки будут неизбежно сняты, цифры ― неумолимо записаны. Но хотя бы я их не услышу. Это как операция под местной анестезией. Безумно страшно и некомфортно, но ничего не ощущаешь. Почти…
В тот день я понял две важные вещи. Во-первых, никаких больше выпускных костюмов! Куда бы я ни поступил! Во-вторых, здорово иметь родственников в военкомате. Мне заранее выдали «военник» и забыли о моём существовании, избавив от всех возможных медкомиссий. Даже не знаю, во сколько моей семье это обошлось. Я с детства был худым и абсолютно не спортивным, а на бегу заметно прихрамывал. Возможно, что-то было не так с моими ногами, и меня бы в любом случае забраковали. Вот только ноги пришлось бы измерять…
***
В следующий раз я встретился со своим страхом через много лет. За плечами уже был местный вуз по неприбыльной специальности и с десяток разных работ. Кое-как налаживалась личная жизнь. Когда дело дошло до оформления брака, я вспомнил известный стереотип. О том, что выбирают жену, похожую на мать. В моём случае, скорее, на бабушку ― умную, строгую, но красивую преподавательницу из города на Неве. Алина тоже работала педагогом, тоже была худенькой изящной блондинкой в больших очках. И тоже заявила мне, что я не пойду в чём попало на такое важное мероприятие. Помню, я с трудом сдержал смех. Очень хотелось добавить про «интеллигентов в пятом поколении».
О моей особенности будущая супруга знала. Поначалу, конечно, подшучивала и играла в психолога. До первой своей истерики на даче при виде маленького мышонка. После этого мы договорились больше не обсуждать чужие фобии.
Свадьба ― дело и вправду незаурядное. Да и мне самому было интересно, не притупился ли страх с возрастом. Ведь с самой школы не выпадало случая это проверить, только разговоры и воспоминания. Алина вызвалась сопровождать меня к портному, потому что любила всё контролировать. Ну и для поддержки, наверное, тоже.
Мы так никуда и не уехали из родного городка, и та самая швейная мастерская располагалось по прежнему адресу. Только старинный дом закатали в безликий бежевый пластик. Советскую вывеску «Ателье» заменили названием какого-то цветка, а на двери появилась наклейка с режимом работы. Внутри немного осовременили, добавили освещения и тихой фоновой музыки. За длинным прилавком улыбалась симпатичная рыжеволосая девушка. Выслушав мои пожелания, она позвала кого-то из мастерской, дверь в которую располагалась в привычном месте. Вышедший худощавый мужчина лет тридцати в старомодных очках и с большими залысинами на голове показался смутно знакомым. Но, как и в тот страшный день моей юности, всё внимание сразу же захватила зелёная змея, обвивающая тонкую шею… Я слишком самонадеянно не принял успокоительных. И теперь чувствовал, что задыхаюсь, а все вокруг смотрят только на меня. Ведь я превратился в подростка, который в ужасе пялится на безобидный портняжный метр и пытается распутать наушники онемевшими пальцами. Я чуть не подпрыгнул, когда моей руки коснулась чужая. Алина! Мой спасательный круг.
Пока я с закрытыми глазами пытался расслышать любимую песню сквозь оглушительный грохот сердца в ушах, моя невеста объясняла мастеру, какой требуется костюм. При каждом прикосновении портного к моему телу я изо всех сил старался не отскочить или не ударить ни в чём не повинного человека. Не поддаться искушению вырвать из его рук чёртову зелёную гадину и затягивать её узлом на тощей шее, пока они оба не сдохнут!..
Откуда вообще в моей голове такая дичь?! В конце концов, я давно уже вырос! Снимаю квартиру, хожу на работу, живу с женщиной. Я не ребёнок! Своих пора заводить. Что за отец из меня выйдет, если продолжу бояться такой глупости? Я почувствовал, как панику вытесняет злость и какой-то хулиганский азарт. Да к чёрту!
Я открыл глаза и уверенно посмотрел на портного, царапавшего в блокноте карандашом. Зелёной змеи поблизости видно не было. Наверное, где-нибудь в тёмном углу заглатывает несчастного юношу, который просто хотел выпускной костюм… Я тряхнул головой и дёрнул за провод на груди, освобождая слух. Наушники повисли в руке, электрогитары в них зажужжали обиженными шмелями. Портной повернулся ко мне и вопросительно поднял брови. Неужели это был тот самый подмастерье из девяностых? Собственно, почему бы и не спросить? Я улыбнулся, открыл было рот и поймал боковым зрением что-то лишнее на своём левом плече. Дождавшись поворота головы, зелёная змея разинула пасть и вцепилась в моё лицо. Я почувствовал, как яд проникает прямо в мозг, отключая все ощущения и звуки, кроме скрипа карандаша по бумаге.
Цифры!
Которые
никто
не должен…
знать…
В тот день я впервые в жизни потерял сознание.
***
Очнуться от обморока ― довольно забавное ощущение. Только что ты стоял, и вдруг лежишь, а вокруг тебя какая-то суета, у окружающих встревоженный вид, хотя ничего не произошло. Правда затылок почему-то болит. Отходить от наркоза ― совсем другое дело. Ты, вроде, и не полностью отключался. Просто попал ненадолго в иное измерение. Здесь пространство, свет и звуки каким-то образом делятся на кубы разного размера, но тебе это нравится. Пробуешь собрать из них что-то знакомое, пока не начинает получаться. Хотя, скорее всего, ощущения у каждого свои.
Аппендицит прихватил меня за неделю до тридцатилетия. Я не фанат больниц, где с детства любят всех измерять, поэтому тянул до последнего, убеждая жену и себя, что просто съел чего-нибудь. Дотянул до критической температуры, поездки на скорой и операции под общей анестезией. Но не столько этим запомнились мне больничные приключения.
Пока моё сознание ещё играло в кубики, я то ли пару минут, то ли целую вечность забавлялся звучанием своего голоса. Кажется, этот эффект называют «реверберацией» ― когда звук наслаивается сам на себя много раз, неистово вибрируя. Слышится одновременно и жутко, и притягательно. Вдруг я понял, что на мои фразы кто-то отвечает. Когда, наконец, кубики сложились в плавно вращающийся белый потолок, я начал осматриваться. В палате, кроме моей, была ещё пара занятых коек. Надо мной склонился некто в белом халате. Лицо украшали стерильная маска и очки, сдвинутые на высокий лоб. Мужчина ― вероятно, анестезиолог ― начал задавать мне стандартные вопросы и показывать пальцы. Мои ответы он записывал в какой-то бланк на потёртой планшетке, одобрительно кивая головой. Закончив процедуру, он пожелал всем здоровья и направился к выходу. Моя койка была в дальнем от коридора углу, под окном. У самой двери доктор обернулся и посмотрел на меня:
― Да, кстати. У вас правая нога немного короче. На два с половиной сантиметра. Наверное, поэтому не служили? Я в карточку запишу.
Он похлопал по нагрудному карману халата, откуда выглядывала пара карандашей, и вышел в коридор.
Что? Что?!!
Наверное, моё лицо так ярко выразило недоумение, что мужичок с заклеенным глазом на соседней койке решил пояснить:
― Пока ты в отрубе был, он тебя мерил. Лентой зелёной такой, знаешь?
― Какого хрена?! ― выдавил я, чувствуя знакомую барабанную дробь в ушах.
― Вот и я у него спросил, только потактичнее. А он засмеялся. Хирургия, мол ― дело тонкое. Семь раз отмерь, один отрежь…
Позабыв, где и почему нахожусь, я попытался встать с кровати. Острая боль загорелась в паху, расползаясь по позвоночнику. Повязка на животе резко потемнела и заструилась багровыми змейками на постель. Одноглазый сосед подскочил и уложил меня обратно:
― Друг, ты так не чуди! Я позову кого-нибудь!
Он поспешил в коридор, цепляя тапками драный линолеум. А я лежал, кривя от боли рот, пересохший то ли от наркоза, то ли из-за паники.
Семь раз отмерь…
И здесь нашёл меня со своей змеюкой, ублюдок!
***
Эти и другие подобные случаи я записывал в особый дневник. Тот, который теперь читала моя жена, скептически изогнув красивую бровь. После операции прошло только два года, но поводы для записей появлялись всё чаще. Пора уже было что-то сделать. Первым делом ― поделиться с самым близким человеком.
Когда я вернулся из кухни с двумя кружками кофе, Алина закрыла толстую растрёпанную тетрадь и положила на диван рядом с собой. Внимательно посмотрела на меня сквозь очки холодными серыми глазами:
― Похожа на твою бабушку, значит?
Я разочарованно вздохнул и уставился на неё в ответ:
― Серьёзно? Ты только это заметила? Даже половины не прочитала.
― Мне достаточно, ― супруга отвернулась к окну и продолжила после небольшой паузы. ― Андрюш, тебе бы к специалисту.
Я почувствовал горечь досады и раздражения. Женщина, которую я считал своим «спасательным кругом», отказывается меня понимать. Ведь я ничего не выдумал! Вот они, факты ― один за другим изложены на бумаге! Бери и складывай из них целую картину мира!
Словно из кубиков…
На секунду мне показалось, что голос Алины расслоился на сотни дублирующихся тонов. Совсем как после наркоза.
― Ладно, давай подведём итоги, ― сказала она, принимая учительский вид со сложенными на коленях руками и строгим взглядом поверх очков.
Совсем как бабушка…
Я уселся в кресло напротив её дивана и приготовился к долгому трудному разговору.
― Итак, ― начала Алина, ― ты не помнишь лица, но уверен, что это всегда один и тот же человек?
― Да!
― Тогда давай по порядку. Пару раз это был портной. Логично. Город маленький, мастерская одна и та же. Дальше кто? Доктор?
― Фальшивый! ― уверенно кивнул я. ― Халат, маска, вот тебе и «доктор»! В нашей больнице порядка не то чтобы много.
― Допустим. Дальше?
― Читать надо было, ― усмехнулся я. Но, в конце концов, это ведь мне требовалась поддержка. ― Дальше ремонт, помнишь?
Алина прикрыла глаза и слегка улыбнулась:
― Кажется, поняла. Тот мужик из бригады? Еле оттащила тебя тогда.
― А с хера ли он своей рулеткой ко мне полез!
― Андрей! ― снова её голос и мимика напоминали мудрую учительницу, которая мягко, но настойчиво объясняет провинившемуся мальчишке, в чём он не прав. ― Мы же двери заказали. Он просто убедился, что ты плечами за косяки не будешь цеплять.
― Да я, вроде, на качка-то не похож! А он подкрался со спины, втихаря… Жаль, не врезал я ему…
― Ну и объяснял бы полиции, за что избил работягу.
― Настолько невинного, что сразу сбежал, ― усмехнулся я.
― А кто бы не сбежал от такого психа? ― усмехнулась в ответ супруга.
Я понял, что пора включать сарказм, подхватил с дивана дневник и начал картинно перелистывать страницы.
― Ты удивишься, но там дальше написано, что я ездил в их контору и узнавал. И никого похожего у них в штате не оказалось. Да, лица я не помню. Бывают такие лица, которые сразу стираются из памяти. Удобно для разведчиков. Или маньяков… Но рост, комплекция, голос, очки и залысины! Ни-ко-го! Там подробно весь разговор описан. Но это ж столько читать…
Я смотрел на жену, чувствуя, что начинаю побеждать. В холодном серебристом взгляде засверкала колючая раздражительная искорка. Она сложила руки на груди и сухо проговорила:
― Это всё?
― Если бы! Помнишь свадьбу Людки с Игорем?
Супруга прищурилась. Возможно, она ещё не верила мне, но хотя бы настроилась на волну моей логики.
― Дай угадаю. Фотограф?
― Именно! Фотосессия друзей жениха.
― Андрюш, ну это ж Людка сама придумала. Жених ― бывший оперативник, все оценили прикол. Кроме тебя.
― Не спорю, занятно. Бандитский прикид, таблички с именами, стена с линейкой… Ростомер, что ли, называется?
― Ну а в чём проблема? Тебя же у той стены не снимали. Только на улице. Людка в курсе твоих «загонов».
Я молча извлёк из дневника фото и протянул девушке. Изящные брови удивлённо вспорхнули над верхним краем очков:
― Хм… Ну прифотошопил тебя за компанию. Что такого?
― Слишком уж постарался. Масштаб и пропорции идеальны. Считай, этот гад меня снова измерил!
Алина вернула фото и поинтересовалась:
― Зачем ему это всё, по-твоему?
Я откинулся в кресле и положил голову на спинку, разглядывая потолок.
― Понимаешь, это не просто мои «загоны». И совсем не шутки. Я это понял ещё в больнице. Помнишь, липовый доктор спросил про армию?
― Ну в документах же указали причину негодности. Какой-то диагноз. Вдруг доктор не липовый? Просто проверил?
― Анестезиолог, Алин, ― устало ответил я. ― Его дело давать наркоз и следить, чтоб коней не двинули. А не ноги мерить и уклонистов выявлять! Этот гад знает обо мне слишком много. И я уверен, что не к добру. Эта его поговорка… Семь раз отмерь, один ― отрежь… Пять раз я запомнил и записал. Возможно, ещё один где-то упустил. Не хочу знать, что будет после седьмого.
Алина долго молчала и думала. Потом наконец, спросила:
― И что ты планируешь делать?
«Ты»… Внутри снова кольнуло разочарование. Значит, придётся без её помощи. Я поднялся с кресла, собирая в кучу рассыпавшиеся из дневника листочки и фотографии. Грустно улыбнулся супруге:
― Обращусь к специалисту. Как ты и советовала.
***
Муж Людмилы, бывший оперативник, внешне выглядел человеком не слишком надёжным. Такой легко затеряется на рынке среди самых ушлых торгашей. Круглая голова с остатками тёмных волос, пивное брюхо при довольно мощных руках, не очень опрятная одежда. Игорь был старше Людки на добрый десяток лет. Выйдя на пенсию по выслуге, он поддерживал отношения в органах и активно их использовал. На частного детектива не претендовал, но разыскать человека, вернуть пропажу или объяснить кому-нибудь его неправоту частенько брался. Выслушав меня и полистав мой дневник, он, как ни странно, не рассмеялся и не послал к чёрту. Наверное, соскучился по настоящей оперативной работе. Других вариантов у меня всё равно не имелось, а с Игорем я был хотя бы давно и неплохо знаком.
Всё лето бывший оперативник, по его словам, «рыл, следил и подтягивал связи». И кое-что выяснил. Сидя на облезлом диване в их гараже, где мы иногда собирались на пиво и «мужские разговоры», я перелистывал бумаги в объёмной папке. Порой попадались фото и копии разных документов. Внутри меня бурлили сразу два вулкана противоречивых эмоций. И чем больше я с ехидной радостью убеждался, что не был параноиком, тем сильнее становился страх от того, что угроза реальна.
Виктор Сболтин был на пять лет старше меня. В детстве приехал с матерью откуда-то из Средней Азии. Окончил школу с медалью, затем было медицинское училище, но на «вышку» по специальности денег не нашлось. Работал где придётся, в том числе в швейной мастерской, но увлечения медициной не оставил. Особенно с развитием доступного интернета. История его подписок и просмотров сделала бы честь любому интерну хирургии. Или маньяку. Чаще других Виктора интересовала тема ампутации конечностей.
Я отложил папку, уставившись перед собой и физически ощущая, как в голове бегают и сталкиваются друг с другом тревожные мысли. Протянул руку и залпом проглотил полную кружку холодного разливного. Игорь довольно хмыкнул и заулыбался:
― Впечатляет? Талант не пропьёшь, как говорится…
Я отдышался, посмотрел на него и серьёзно сказал:
― Это же настоящий маньяк! Неужели ничего странного за все годы не всплывало? Никакой… расчленёнки, что ли?
― Ну мы ж не Питер, в конце-то концов!
Видя, что заезженная шутка меня не повеселила, Игорь закурил и задумчиво помолчал. Потом выдал:
― А знаешь, было кое-что. Я как-то зимой в отделе сидел, отчёты разгребал. Участковый с Восточного привёл бомжа. Мол, очень уж бредит забористо. Бомж как бомж ― грязный, лохматый, отзывался на Саныча. Однорукий. По глазам было видно, что «кукуха» давно не на месте. Заявление требовал принять. Мошенник деньги какому-то Брёху не выплатил. Суть такая, что некий доктор за руки и ноги предлагает большие деньги. Саныч вот левую руку ему продал и дом свой в деревне выкупил. Ненадолго, правда. А тот самый Брёх решил банк сорвать ― заложил обе ноги. Пожить красиво захотел, пускай и на коляске. Но компенсации не дождался, помер. Как доктора найти, Саныч не знает. Дескать, он сам всех находит. А с кем договорится ― везёт в свою «больничку» с завязанными глазами. Строго с согласия пациента.
Игорь сделал паузу, достал из маленького холодильника вторую полторашку и разлил по кружкам пенящийся напиток. Снова закурил, вглядываясь в свои воспоминания. А я чувствовал, что стою на пороге чего-то по-настоящему большого и опасного. Но развернуться и убежать, пока ещё можно, совсем не планировал.
― Ну, а дальше? ― спросил я.
― Спровадили мы Саныча, поржали над его россказнями. Но я для себя всё же проверил. В морг и правда поступал некий Брехов. Асоциальный элемент с ампутированными ногами. Поди знай ― может, отморозил. Хирурги в больнице говорят, что не их работа. Возможно, родня какая-нибудь нашлась, возила в другой город на операцию…
― Или Саныч не бредил, ― перебил я, чувствуя, как в голове набирают силу тревожные барабаны. ― Не видел его больше?
― Видел, ― скривился Игорь. ― Всплыл по весне. В прямом смысле. Из воды достали, в разлив рекой к огородам вынесло. И уже без обеих рук. А через неделю я на пенсию двинул и обо всём забыл. Из-за тебя вот вспомнил теперь.
Я вскочил и вышел из гаража подышать воздухом. Вечерело, сентябрьская прохлада приятно наполняла лёгкие и немного остужала рассудок. Игорь появился рядом и протянул мне сигарету, которую я машинально закурил. С непривычки и на лёгкий хмель никотин сразу закружил голову, но немного успокоил. Мой собеседник довольно кивнул и хлопнул меня по плечу:
― Знаю, о чём ты думаешь. Я лично всё проверил. За последние годы ― никаких странных трупов и таинственных исчезновений. Ну а каждого бомжа с культяпкой допрашивать ― они такого наплетут, лишь бы сотку им кинули!
― А я бы допросил, ― мрачно отозвался я.
― Не учи отца… это самое! ― огрызнулся Игорь. ― Бомжи нас к «доктору» никак не приведут. Даже Саныч бы не привёл. Там всё продумано и подчищено. И связать Сболтина с этим никак не получается.
― Но что-то же должно быть!
Мы вернулись в гараж и прикрыли дверь, чтобы не выпускать остатки дневного тепла. Игорь вынул из кармана куртки смартфон, порылся в нём и посмотрел на меня так, словно оставил главное блюдо на десерт.
― Сболтин после смерти матери живёт на даче. Шабашит по мелочи. То санитаром, то в такси, то ещё где-нибудь. Пишет статейки на медицинских сайтах. Самообразование ― мощная штука, я тебе скажу! А ещё вот…
Он показал экран телефона, и барабанщик в моей голове дождался своего соло.
Бабье царство. Часть 7/8
Она предложила помочь накрыть на стол. Божена на то промолчала. Павел же нарочно прилёг, чувствуя с досады себя выжатым, как лимон. Звенела посуда, поскрипывал под ногами женщин деревянный пол на кухне. Божена молчала, но тишину изредка нарушала Марьяна, спрашивая прабабку о всяком разном и незначительном.
А Павлу становилось все больше не по себе, он нутром чувствовал неладное. Надо было раньше отсюда уходить, а не читать прабабкины записи – пришло запоздалое сожаление. Теперь-то что делать, как выкрутиться? Этого Павел не знал и оттого сильнее досадовал, а когда с кухни позвал ужинать звонкий голос Марьяны, то вообще обдало липкой холодной волной иррационального страха. Он вздрогнул и встал. И с каждым шагом до кухни внутри всё сильнее и крепче сжималась колючая пружина дурного предчувствия. А едва сел за стол и встретился с чёрными глазами Марьяны, тут же сглатывая ком в горле, как всем нутром внезапно ощутил неотвратимость нависшей и всевозрастающей над ним угрозы, приближения чего-то настолько плохого и жуткого, что может присниться лишь в кошмаре, и оттого задрожал всем телом, выронив из пальцев ложку.
- Что случилось, Паша? - участливо спросила Марьяна, губы её подрагивали от сдерживаемой ухмылки.
Она налила вина полную кружку, до краёв, и жёстким, холодным тоном приказала:
- Пей! - протягивая Павлу и сверля таким тяжёлым, пристальным взглядом, что у Павла онемело лицо, и он не мог разжать губы, чтобы ответить.
Его пробрал липкий животный ужас. Из глаз брызнули и потекли слёзы. Руки сами по себе потянулись к кружке, сжали её и поднесли ко рту. Губы разомкнулись, и сладкая, ароматная, терпкая жидкость оказалась во рту. Марьяна улыбнулась, и давление на Павла ослабло.
Его воля вернулась, а с ней вдруг первобытная ярость поднялась изнутри жарким, опаляющим огнём. Он выплюнул вино, поднялся и с криком бросил в Марьяну практически полную кружку. Кружка с глухим ударом попала ей в лоб. Марьяна удивлённо вскрикнула и с тяжким вздохом, всхлипом вдруг осела. Ярко-багровое вино растеклось по её лицу, стекло на шею и красивое платье. На улице громко взъярился ветер, ударив по крыше так, что та заскрипела болезненно громко.
- Пошла на хрен, сука! - прошипел Павел, тяжело дыша.
Заохала, запричитала Божена, что-то бубня себе под нос над тихо стонущей Марьяной. Адреналин, вскипевший в крови у Павла, стал спадать. Он, замешкавшись, взялся за голову, испугавшись содеянного, ибо убивать Марьяну он не хотел. Услышав её слабый стон, почувствовал облегчение, и тут Божена повернулась и резко глянула на него. И выдохнула одними посеревшими на фоне белого, как мел, лица губами: "Беги!"
От слов прабабки Павлу поплохело, бросило в холодный пот. Ее словно разом выцветшие и помертвевшие глаза смотрели на Павла, словно он и сам был уже мёртв. И этот взгляд пронял его до глубины души сильнее, чем всякие слова. Внутри возникло ледяное, колючее, пробежавшее холодной россыпью мурашек по коже предчувствие близкой смертельной опасности. Из груди самопроизвольно вырвался тихий мучительный стон.
Затем с новым выбросом в кровь адреналина включился инстинкт выживания, и Павел, ни на что не отвлекаясь и не обращая внимания, побежал в спальню за рюкзаком и быстро, на автопилоте, оделся. Затем бросился вон из хаты. Снаружи ярилась снежная буря, образую кромешную мглу. И откуда только взялась? Ветер рвал и метал, завывая, как злобный волк.
Темно, вокруг едва что можно различить. Замотав половину лица шарфом, Павел лишь крепче стиснул зубы. Отступать сейчас равносильно смерти.
Пришлось включить фонарик на телефоне, ибо, добравшись до перекрёстка с колодцем, он заплутал. Вокруг шумел сильный ветер, скрипел под ногами снег, а света в окнах домов, что могли бы послужить ориентиром, сквозь колючую и плотную метель не видно. А ещё идти Павлу тяжело, слабость напирает всё чаще, голова кружится, и мучает одышка. Бежать, увы, у него не только нет сил, но и невозможно сквозь плотный слой наваленного и никем не чищенного снега. Вскоре Павел ловил себя на том, что часто ругается сквозь зубы, а ещё – что прислушивается. Ведь даже сквозь свист ветра нарастает тревожное ощущение тяжёлого взгляда в спину, и словно бы крепче скрипит под ногами снег. Оттого нестерпимо хочется замереть на месте и сильнее прислушаться, затем оглянуться. Но обострившееся с тревогой чутьё буквально гонит вперёд. Павел подстегивал себя ускорить шаг, рвясь изо всех сил вперед. Скорее бы покинуть деревню...
Они нападают на него без предупреждения, заголосив почти по-звериному: «И-ии!» и обступив со всех сторон – эти полоумные мужики в фуфайках. Набрасываются скопом, прыгают из снега, словно ползли всё это время рядом, по сугробам. Какая дикость! Телефон вместе с фонариком, выбит из рук и летит в снег. В вихре освещённых снежинок на мгновение Павел хорошо различает лица напавших: измождённые, как у скелетов, с синеватой кожей у век, у ноздрей и под шеей – там словно изнутри набухли гроздья чернильных пятен, особенно ярких на фоне белого снега. Их рты ухмыляются, расходятся сухие, шершавые губы, и снова раздаётся этот звук «и-ии», словно мужики забыли человеческую речь. Изо рта во все стороны брызжет слюна, зубов практически нет, а голые дёсны имеют такой же чернильный, тёмно-фиолетовый цвет, как и синюшные пятна на лице. «Они уже не люди!» - внутреннее понимание озаряет вспышкой, распространяясь холодом по позвоночнику.
Павел от спешной ходьбы и слабости весь взмок. И сейчас некстати от увиденного задрожал, теряя как драгоценные секунды, так и равновесие, ибо сразу двое мужиков резко бросились ему под ноги. Одного успел оттолкнуть, второй же ухватил за ноги снизу, и Павел, потеряв равновесие, упал в снег.
«Иии!» - издаваемый звук усилился, став громче, с явными нотами торжества в нём. «Вот же сука!» - мысленно воскликнул Павел, крепко разозлившись. Злость придала сил, поэтому смог избавиться от насевших с боков мужиков, лягнув обоих нападающих ногами по мягким, на удивление, словно бескостным коленям, тем самым оттолкнув их, намеревающихся уцепиться за куртку, чтобы, видимо, подхватить и тащить его. От удара те жалобно заверещали, издавая звуки, похожие на мычанье. Так удалось подняться самому. Но ещё двое мужиков, наседали, просто расставив в сторону руки, не пытаясь ударить, просто двигались напролом. Недолго думая, Павел изловчился и так двинул первому кулаком в челюсть, что тот, замахав руками, рухнул в снег. А следующего крепко ухватил за руки и, потянув на себя, ударил лбом по носу. Мужик истошно заверещал, на снег брызнула кровь вперемешку с чем-то густым и синим. Мужик отступил назад, и Павел не сразу понял, что держит в руках чужие бескровные руки по локоть, вместе с перчатками, а с обрывков кожи сочится не то фиолетовый гной, не то слизь. Завопив от ужаса, отбросил их в сторону и бросился бежать изо всех сил прочь.
И только на остановке, тяжко дыша, присел на скамейку, сжав руки в кулаки. То, что случилось, не укладывалось в мыслях, словно кошмарный сон наяву. Метель вместе с ветром неожиданно стихла – внезапно осознал Павел. И сразу накрыло страхом в предчувствии, что это точно не к добру. Оставаться здесь нельзя, нужно добраться до станции, а там? Что он будет делать дальше – Павел не знал, как и не был уверен, что дойдёт. Адреналин в крови спал, и Павел чувствовал полное изнеможение. Он с неохотой поднялся, осмотрелся и никого не увидел. Хотел было нащупать свой телефон в кармане, но вспомнил, что уронил его. Чертыхнулся сквозь зубы, понимая, что телефон уже не вернуть. Вздохнул и волевым усилием заставил себя идти. Каждый шаг Павла сквозь толстый слой снега давался ему с огромным трудом, отзываясь волной слабости и головокружением. Оттого ему хотелось плакать, но следовало двигаться, ибо другого выхода на данный момент у Павла не было.
Так, стискивая зубы и обливаясь холодным потом, он шёл вперёд, несколько раз останавливаясь, и, наклонившись, практически опираясь руками в снег, чтобы не упасть, переводил дыхание, зажмурившись, но отчаянно не желая сдаваться. Морозная тишина вокруг оглушала, Павел слышал, как сильно колотится в висках собственный пульс. И спешил подняться, чтобы сделать следующий шаг, а за ним еще один. Он и сам не заметил, когда ощутил сильный, словно обжигающий злобой взгляд, колко и болезненно впившийся ему спину. Вздрогнул, страшась обернуться, сглотнул вязкий ком в горле и, стиснув зубы, из последних сил побежал. Сверху тут же послышался громогласный, рокочущий хохот. Или то было не сверху, а со всех сторон разом?..
Павел споткнулся и с хрипом бессильной ярости упал прямо в снег. За спиной заскрипело, и что-то глухо стукнулось о снег позади. Он повернулся, мыча и не в силах подняться, увидев голых, с распущенными волосами женщин на мётлах. Их глаза и кожа блестели холодным и жутким светом. Они молча спешились с мётел и подошли к нему. Толстухи и худышки, старухи с обвисшими грудями и женщины в самом расцвете лет. Марьяны среди них не было, зато прилетела её толстуха мать. Она гадко ухмыльнулась и изрекла утробным животным голосом:
- Ну, всё, добегался Павлуша! - и захохотала.
Хохот перемежался лаем и воем от других женщин. Толстуха нагнулась и повернула Павла набок, дёрнула на себя, ухватившись за куртку, и подняла, как какого младенца. Женщины заухали, залаяли, загалдели – осатанело, дико, шумно, с неким жутким скрытым мотивом и предвкушением. У Павла от какофонии заложило уши, и он заорал, забрыкался, но силы мгновенно иссякли, а мочевой пузырь опорожнился, и он потерял сознание.
…Павел пришел в себя в темноте, связанный и обнажённый. Лежал он на холодном деревянном полу. Пахло благовониями вперемешку с прогорклым масляным запашком. И кто-то рядом тяжело с присвистом дышал. Разомкнув слипшиеся сухие губы, Павел спросил:
- Кто здесь?
Но ответа не получил. А сил спрашивать больше не нашлось. Глаза закрылись сами собой, и, вопреки холодному полу и общей неизвестности, Павел заснул.
То, что настало утро, он узнал, когда, скрипнув, открылась дверь и глаза заслезились от попавшего на них света. Слишком тусклого и серого для зимнего утра. Порыв ветра снаружи дохнул пыльным воздухом, и дверь закрылась. Внутрь вошла хрупкая женская фигурка в длинном платье и с косынкой на голове.
Пришедшая чиркнула спичкой, зажигая керосиновую лампу, и медленно, слегка неуклюже двинулась внутрь. Это была Марьяна. Её походку, раз увидев, было трудно спутать с чьей-то другой, но на этот раз Павел шестым чувством заранее определил, что это именно она, едва только открылась дверь: он в темноте словно почувствовал на себе её тяжёлый, пристальный взгляд – такой, будто бы свора гадюк холодным шматком расползлась по его телу. Поёжился от гадливости и резко дёрнулся замлевшим ото сна в одном положении телом: увы, верёвки, как прежде, были туги.
- А ты мне действительно нравился, Пашка, - со вздохом сожаления сказала Марьяна, пожав плечами и поставив керосиновую лампу на пол. - Но любви моей и милости ты не заслужил. На что же ты надеялся, подняв на меня руку да отвергнув? Неужели, что всё прощу? Ты неотёсанная скотина! - наклонившись над Павлом, разъярённо изрекла Марьяна.
А затем, гаденько хохотнув, сморщила лицо и плюнула, попав Павлу на шею, где кожу сразу запекло.
- Узри же, недостойный, какие муки и судьба тебя ожидают теперь, и поверь глазам своим, если, читая записи дурашки Божены, не уверился.
Она выпрямилась и стала разом гораздо выше, как словно и толще, и на мгновение Павел увидел в её лице, абрисе фигуры другие лица: сухой сморщенной старухи и толстухи – круглолицей, как дрожжевой блин, Роксоланы. Ожог от слюны жёг все сильнее, а гнев придавал сил, отталкивая отчаяние. Как жаль, что он не мог поднять руку и оттереть плевок, не мог подняться и броситься на мучительницу. Но высказаться хватило сил:
- Жаль, что ты не сдохла, тварь. Нужно было прибить тебя сразу. А я дурак, это верно, - вопреки злости, прозвучало с грустью.
Марьяна в ответ расхохоталась и отошла в сторону. А Павел наконец смог разглядеть того, кто был всё это время рядом и не отзывался, а лишь шумно и тяжело, с присвистом дышал. На полу, возле стен, лежали мужчины, худые, как скелеты, и тоже обнажённые, но не связанные. За всё это время они даже не повернулись. Неужели спали так крепко?
Марьяна шла к ним, по пути доставая из перекинутой через плечо сумки нож и стеклянную банку с крышкой. Что она собирается делать? Неужели убить их? Мысли от слабости скакали одна за другой. Сильно хотелось пить, но Павел заставил себя повернуть голову, чтобы хоть немного осмотреться: вокруг только чёрные, словно обожженные огнём стены без окон, доски пола под ним тёмные, потолок высоко, и оттого кажется, что помещение очень просторное, но остальное рассмотреть не удаётся
Он отвлёкся от осмотра, услышав тихий болезненный стон, на который Марьяна зашикала. Затем увидел, как она спокойно и уверенно, словно не впервой, режет кожу на руках мужчины, чуть дальше локтей, и, подцепив внутри что-то ножом, ухватывает это пальцами и тянет на себя. Оно выглядит как тёмно-фиолетовая нить, которая покрыта слизью, и она в пальцах Марьяны извивается, словно живой червь.
Желчь резко подступает к горлу, и Павел отворачивает голову, выташнивая из себя едкую горечь. В ушах звенит, снова накатывает волна удушающей слабости, и сквозь неё он слышит, как с лязгом закручивается крышка банки. Дыхание учащается, сердце пускается в галоп. Он слышит её шаги, вдруг становится страшно, и сразу страх отпускает, ведь Марьяна, похоже, направилась не к нему. Павел дышит громко и тяжело, сдерживая рвущийся наружу истошный дикий крик.
Дверь снова распахивается с резким толчком. Помещение наполняет свет, и Павел видит, что высокие стены упираются в округлый купол, как в церкви, только где нет икон, росписи и святости, а лишь словно опалённое огнём дерево и порочная темнота вокруг, таящая скрытый греховный умысел.
Нет сил повернуться, от пола тянет холодом, а с улицы – удушливой пылью. Павел кашляет и слышит мужские голоса, сиплые и испуганные, словно говорящие криком повредили связки.
- За что? Я ни в чём не виноват, я всегда делал, что велено! – истерично, с надрывом хрипит мужчина.
Голос знаком Павлу. Неужели это водитель?
Топот шагов по полу в тишине. Затем голос Марьяны:
- Костя, ты ни в чём не виноват. В своей участи можешь винить Павла, который испортил сосуды.
«Сосуды? Какие ещё сосуды?» - задумался над словами Марьяны Павел и вдруг инстинктивно, с холодком, прошедшим по коже, понял, что это и есть те сопящие худые мужики у стены. Как и те, все разом напавшие на него слабоумные, когда пытался сбежать из деревни. И вздрогнул, с ужасом вспомнив, как во время драки держал оторванные по локоть мужские руки и мерзкий фиолетовый гной вытекал из них на снег.
- Нет! Не надо! Остановитесь! Умоляю! Пощадите!
- Раздеть его! - приказывает Марьяна.
Павел не хочет ничего знать, как и видеть, но его поднимают с пола, насильно усаживают к стене. Женщина, что возится с ним, – это Божена. Бледная и решительная, с зашитыми тёмной грубой ниткой губами. В выцветших разом глазах нет узнавания, в них пусто.
Водителя раздевают догола, надрезают кожу под коленями и у локтей, а затем Марьяна лично достаёт из банки длинное слизкое фиолетовое нечто, делит на части по сочленениям и прикладывает каждое к надрезам. Фиолетовые части проворно забираются под кожу. Водитель кричит, затем бьется в судорогах и успокаивается. Павел, поскуливая, смотрит – Божена не даёт ему отвернуться, затем поит солоноватой жидкостью из фляги. По вкусу – аналогичное грибу, что давала ему раньше.
Павел пьёт жадно, пока не сводит живот и его не выворачивает только что выпитым. Божена равнодушно гладит его по голове, как какое животное, и снова даёт пригубить из фляги. Другие женщины вместе с Марьяной расправляются с телами остальных мужчин, вытягивая из них фиолетовых нитевидных червяков и закрывая их в банки. Затем они ловко вытаскивают наружу тела, с виду очень лёгкие, ссохшиеся, словно мумифицированные. И Павел думает, что они стали такими от паразитов червей.
Его кожа чешется от холода и омерзения, а ещё пугает тишина и грядущая неизвестность, ведь женщины и Марьяна всё делали молча.
Наконец они ушли и закрыли дверь. От выпитого из фляжки клонило в сон. И, хоть глаза слипались, Павел не мог избавиться от мыслей о том, что увидел и что, судя по всему, ожидает и его. Или его участь гораздо хуже? Иначе почему они не заразили его сразу? А еще почему за дверью не было видно снега, только сероватый свет, как в дождливую погоду? Неужели его отвезли на другой край света, где сейчас не зима?.. С такими мыслями он заснул.
…- Не спишь! Вставай, паскуда! - разбудил злой шипящий голос. - Убить тебя мало! Зачем покалечил заражённых?! Зачем вообще приехал в деревню?
В темноте спросонья Павел ничего не видел и молчал, не понимая, что происходит и кто его зовёт. А потом почувствовал чужую руку на своём теле и чуть не заорал, но рот ему вовремя закрыли.
- Совсем дурак. Молчи! Выбираться надо. Поможешь мне. А я тебя развяжу, идёт?
Павел закивал, ибо все вспомнил и понял, кто говорит с ним.
- Меня к удаче, не иначе, ведьмы связать забыли. Видимо, думали, когда заразили: раз вырубился, значит, организм слабый и в веревке нет нужды. В общем, их промах. А мне жить охота. К тому же эпилептик я, вот и судороги взяли, - хмыкнул водитель, продолжая шустро возиться с узлами на руках Павла.
Дверь здесь, к удивлению обоих, оказалась незапертой.
- Боже мой! Где это мы? - не сдержал удивлённого возгласа Павел, забыв разом и о холоде, и о том, что голый.
Снаружи виднелась расчищенная поляна с начатыми постройками, вон и грузовики с бульдозерами стоят в сторонке. А дальше хорошо просматривается практически готовый крепкий домище из камня. Такой – в три этажа, размером с настоящий дворец, с пристройками рядом. За ним вплотную подступает лес, но какие в нём деревья! Даже отсюда видно – огромные, исполинские. Таких деревьев Павел в жизни не видел.
- Чего как столб замер? Нам арку найти надо, только через неё можно домой вернуться.
- А где это мы? - разглядывая широкое каменное крыльцо с длинными ступеньками вниз, спросил Павел.
- Честно, я сам и не знаю. Но догадываюсь, что это место то ли спрятано в параллельном мире, то ли в самой что ни на есть преисподней, - хмыкнул водитель.
В другой ситуации на такой ответ Павел бы как минимум рассмеялся и покрутил пальцем у виска, но сейчас...
- Идём осторожно и тихо, главное – этим мохнатым тварям на глаза не попасться, - показал пальцем в сторону пристроек водитель.
Сердце Павла ушло в пятки. Он смотрел и не мог поверить своим глазам. Быть такого не могло. Но вот оно, а как его иначе обозначить: мохнатое, взъерошенное угольно-чёрное существо на тонких, длинных куриных ножках с крепкими лапами, словно пришитыми к круглому туловищу от другого существа, проворно рыскало, прыгая вокруг построек.
- Пошли, нам нельзя терять время. Ну, и делай всё, как я тебе скажу.
Павел вздохнул. Некогда было спрашивать, почему водитель помогает ему, как и то, что он вообще о здешнем месте знает. А что надо торопиться – так и он сам это чувствовал, ибо ушедшие ведьмы могли внезапно вскорости вернутся.
Земля под ногами была истрескавшейся и сухой, цвета пыльного чернозёма с примесью красной глины. В воздухе тоже пахло пылью и чем-то горьковатым, сродни полыни, только очень неприятно – горько-маслянистым. Странный стоял запах, если учесть близкое расположение леса.
С водителем они ступали только по протоптанным тропинкам, как понял Павел. Местная нехоженая земля сильно и неестественно скрипела под ногами. А в небесах словно висела тёмно-серая и низкая плёнка хмари. Небо тоже было непривычно взгляду, и Павел осознал, что не может без нарастающего в груди ужаса долго на него смотреть.
Куроногие существа занимались чем-то своим и непонятным, а то и надолго замирали на месте без всякого движения, тогда они с водителем тоже останавливались и ждали. А двигались, когда существа прыгали на своих куриных лапах и кряхтели. Как оказалось, они были слепы, но принюхивались и прислушивались, слегка пофыркивая при этом. Голова их находилась прямо на туловище, её особенностью были острые подвижные уши и пасть, широкая, как у жабы, с тонкими и мелкими чёрными зубками внутри. Ещё у существ за спинами проглядывал тонкий и гибкий хвост с острыми иглами-наростами.
На существ Павел смотрел с заходящимся в ужасе, часто бьющимся сердцем и, вероятно, бледнел, ибо водитель, замечая это, крепко хватал Павла за руку и сжимал.
Удивительно, но снаружи без одежды было не так холодно, как в помещении, где их держали. Помещение, к слову (Павел мельком, уходя, осмотрел его), снаружи оказалось похожим на деревянную, черную, будто дерево специально опалили огнём, высокую церковь, без единого окна – с каменным широким крыльцом и массивными крепкими дверями, с примитивным запором из доски в перекладинах на внешней стороне двери.
Существа часто рылись в земле, что-то оттуда доставая, посвистывая при этом, затем либо выбрасывали найденное, либо клали в рот, как в какой мешок, ибо Павел не видел, как существа жуют или проглатывают то, что взяли.
Когда существа были заняты копанием, тогда они с водителем спешно двигались в сторону арки, благо она высокая и оттого хорошо видна. А недостройки вокруг: разрытая в горках бульдозерами земля да массивные кучи песка, щебня и оставленные простаивать трактора, фургоны и грузовики – давали хорошую возможность спрятаться.
Так и шли, пока не добрались до высокого каменного забора вокруг того самого трёхэтажного дома, похожего на самый настоящий замок с недоделанными башнями. От него до арки, как прикинул Павел, считай, что рукой подать, только жаль – укрытия отсутствовали, а забор у дома возвели лишь по одну сторону. Возле него они и передохнули. Лёгкий ветерок обдал запахом пыли, но всё было спокойно и тихо.
- Ну, это. С Богом! Побежали! - с видимым облегчением на выдохе сказал водитель и рванул первым.
- Стой! - крик застрял в горле Павла, когда он заметил, как от перекопанной земли со стороны дома отделилась обнаженная, перепачканная до черноты, оттого незаметная женская фигура. Её отличали спутанные длинные седые волосы, тощее, но жилистое тело с отвислыми мешочками грудей и, как оказалось, вопреки старости, по-звериному быстрая и проворная реакция.
Она бросилась за водителем и мгновенно догнала, повалила на землю, оседлав того, стала душить, игнорируя всякое сопротивление, словно не чувствовала боли. Водитель же орал: «Помоги!», чередуя крик с ядрёным матом, и при этом сопротивлялся изо всех сил, отчаянно лупил напавшую руками и ногами.
Павел зажмурился, борясь с тошнотой и страхом. Сердце в груди заколотилось с неимоверной силой. "Я не могу, прости", - прошептал он, понимая, что вот он, вероятно, его единственный шанс, другого не будет и упустить его никак нельзя. Выжить сейчас хотелось сильнее, чем возникшие угрызения совести, упрекающие в трусости. Павел сжал кулаки и изо всех сил, побежал к арке, пока напавшая была занята водителем. Оглянулся он у самой арки, услышав хриплые, звериные стоны. Старуха оседлала водителя и теперь совокуплялась с ним, порыкивая, ритмично ехала на нём, как на коне, держа свои руки у того на горле.
Водитель, вероятно заколдованный, не сопротивлялся. Павла снова затошнило, и, отвернувшись от непристойного, мерзкого зрелища, он вошёл в арку.
Холод дохнул в лицо морозом. Ноги ступили в снег, и сразу чувство такое, что будто бы их кипятком обожгло. Вокруг белое поле. За спиной арка. А небо родное, тёмно-синее, с уходящим за горизонт красным заревом солнца.
- Твою ж мать! - выкрикнул Павел.
От отчаяния, холода и собственного бедственного положения, хотелось выть волком. «Прочь, мысли!» Сейчас он стиснул зубы и побежал, а там лучше замёрзнуть насмерть вот так, пытаясь выжить, но ведьмам не достаться.
Вскоре он обессиленно упал в снег, на дороге на подступе к деревне. Тело онемело, и возникло приятное чувство умиротворения. Только подумал, что вот она, пришла его смерть, как услышал шум – тарахтенье, похожее на приближение трактора, и отключился.
Его легонько хлопали по щекам, и Павел очнулся. Вокруг полки с соленьями, пахнет землёй сыростью и подвалом, а рядом знакомое, запавшее от худобы мужское лицо, но как зовут мужчину, Павел не помнит. Мужчина что-то мычит, показывает себе на рот. Что означает его действие – непонятно. Возможно, говорить не может? Сам Павел в тёплых одеялах закутан, как капуста, и весь потный. Свет яркой дневной лампочки на потолке режет глаза, руками пошевелить трудно от слабости. Почему он здесь находится и где это «здесь», Павел не знает. Вот только сильно хочется пить. Он облизнул пересохшие губы и тихо произнёс:
- Жора Константинович, - вспомнив имя мужчины, и просит воды, а затем внезапно возвращается память, и Павел заходится криком.
Жора Константинович быстро затыкает ему рот ладонью и шипит, качая головой. Дожидаясь, пока Павел успокоится, после, пристально глядя ему в глаза, убирает ладонь и достаёт из кармана стёганой жилетки, надетой поверх фланелевой рубашки, сложенный лист бумаги и ручку. Павел тяжело дышит спёртым воздухом подвала, дёргается, пытаясь сбросить одеяла, но не получается. А Жора Константинович, прислонив листок к стенке полки, быстро что-то пишет на нём, затем показывает Павлу и ждёт, пока тот читает: «Я тебя спас и спрятал. На тракторе ехал, дорогу перед приездом городских богатеев чистил. Не бойся. Буду писать, говорить не могу, если понимаешь, кивни». Павел кивнул.
Новости по фильму Дожить до рассвета
Экранизация Until Dawn набирает актеров.
В начале года мы сообщали, что студия Screen Gems взяла в разработку картину по мотивам известной видеоигры «Дожить до рассвета» (Until Dawn). Сегодня стало известно, что проект вышел на стадию кастинга.
Оригинальная игра вышла в 2015 году и порадовала геймеров интерактивными элементами и звездным актерским составом. Until Dawn получила хорошие отзывы в прессе, стала бестселлером в нескольких странах и выиграла премию Британской академии видеоигр. В настоящий момент студия Supermassive Games и корпорация Sony готовят ремейк игры для персональных компьютеров и последнего поколения приставки PlayStation.
Одновременно с этим собственный теле- и кинотдел PlayStation помогает Screen Gems в работе над голливудской экранизацией хоррора. Сегодня на борт проекта поднялись Элла Рубин, Майкл Чимино, Ю Джи-ен и Одесса Адлон. Информация об их персонажах не разглашается. Ожидается, что картина повторит сюжетную завязку игры и расскажет о нескольких молодых людях, которые оказались отрезаны от внешнего мира в зловещей горной хижине.
Съемки фильма возглавит Дэвид Ф. Сандберг («Шазам!»).
Источник: Deadline
![](https://cs15.pikabu.ru/post_img/2024/06/15/7/17184456491974364.jpg)
![](https://cs15.pikabu.ru/post_img/2024/06/15/7/1718445648168392382.jpg)
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Шаги во мраке. Глава 9
Глава 9
Я шел впереди, ребята, не отставая ни на шаг, топали следом. Мы миновали коридор, повернули за поворот, где располагался зачарованный Антоном выключатель и, оказавшись в почти полной темноте, замерли на месте. Свет, бледно-желтый, мерцающий, был едва виден где-то впереди. Чтобы дойти до него нужно было преодолеть некоторое количество метров в полной темноте. В голову тут же полезли тревожные мысли. Не то чтобы я настолько боялся темноты, но опасаться предстоящей слепой зоны все же следовало. Что нас там подстерегает? Углы, выступы или торчащий из стены кусок трубы с вентилем? Этот участок мы прошли буквально только что, но при этом освещали его двумя мощными фонариками, не запоминая наличие там преград. Зачем, если все видно и обойти препятствие не составляет особого труда? Вероятнее всего, о том же самом подумал и Виталий.
- Подождите, - сказал мой помощник и, скинув с плеч рюкзак, стал в нем копаться, выкладывая на пол какие-то вещи.
- У меня где-то здесь должна быть зажигалка.
- Ты же не куришь? - удивилась Марина.
- Думаешь зажигалка нужна только курящему человеку? - удивился Виталий. - Мне вот недавно понадобилось края провода обжечь, чтобы скрутку сделать. Никакого инструмента под рукой не оказалось, так что... Не зубами же мне было эти провода грызть?
Мужчина чем-то шуршал, щелкал, опять попробовал включить фонарик. Без толку. Я, пока он там возился, извлек из кармана свой смартфон и вновь попытался его включить. Хрен там! Черный экран и никакого отклика на нажатую и удерживаемую кнопку.
- Нашел!
Виталий быстро закидал все обратно, вжикнул молнией и выверенным движением закинул рюкзак за спину. Несколько щелчков и крошечный огонек чуть-чуть, но разогнал окружающий нас полумрак.
Это была дешевая китайская зажигалка из синего, прозрачного пластика, которую можно свободно купить на любой кассе любого супермаркета. При близком, детальном так сказать рассмотрении стало видно, что она почти пуста - газ, в виде прозрачной жидкости, тоненькой ниточкой плескался на самом ее дне. Пламя зажигалка выдавала маленькое и отрегулировать его не получилось. Рычажок подачи газа был сдвинут в самое крайнее положение.
- Лучше, чем ничего, - сказал я, принимая от товарища единственный наш источник света.
Двигались медленно. Стоило чуть ускориться и, как не прикрывай слабый, трепещущий огонек ладонью, он все равно сбивается и гаснет. По причине малой подачи газа или еще почему-то, но, чтобы зажечь зажигалку заново, приходилось ширкать колесиком по кремнию раз десять, а то и больше. Двигались мы следующим образом - за мной, ухватившись рукой за лямку моего рюкзака, шла Марина. Виталий шагал в арьергарде, по просьбе девушки, также прихватив указательным пальцем ремешок ее рюкзачка. Так мы и шли черепашьим шагом, пока не добрались до более-менее освещенного места. Небольшого, прямоугольного закутка, который отличался от многих только наличием едва живой лампочки на потолке.
Марина, как я заметил энтузиазм слегка подрастеряла. Девушка что называется "скисла". Не было уже в ней задора и упрямого желания лезть хоть к черту на рога. Что-то проняло ее, заставив всерьез задуматься о нетривиальности сложившейся ситуации. Внезапный отказ всей электроники, почти полная темнота повсюду и общая атмосфера подвала давили на психику все сильнее. Я это чувствовал. Ребята, я уверен, тоже.
- Ну вот и славно! - сказал я и протянул зажигалку Виталику.
- Ах, ты ж! - воскликнул мужчина, обжегшись и выронив зажигалку.
- Как сильно нагрелась, зараза! - прошипел он, дуя на собственные пальцы, затем наклонился и поднял китайский ширпотреб.
Он поширкал колесиком несколько раз. Ничего не произошло. Даже искры не было.
- Вот же дрянь какая!
- Не переживай, - успокоила мужчину Марина. - Мы почти вышли. Завтра куплю тебе новую, более качественную, пьеза зажигалку. При столь щадящем употреблении ее тебе лет на десять хватит.
- Лады, - усмехнулся мужчина и обратился ко мне. - Пошли на выход, что ли?
Я кивнул. Идти нам осталось всего ничего. Вон вдоль той стеночки, потом поворот налево и там уже окажемся в небольшом предбаннике с развилкой влево-вправо. Из него, если двигать прямо, будет выход на стертые временем и халатностью строителей ступени. Они ведут вверх, в подъезд и дальше на свежий воздух. В теплый, солнечный майский день.
Однако, не срослось.
- Как же так? - Виталий поскреб пятерней в затылке. - Я что-то не припомню, что бы здесь была эта стена. И куда тот проход ведет? Явно же не к выходу!
Мы стояли в узком закутке перед глухой бетонной стеной и у нас было всего два пути – возвращаться, чтобы попытаться найти то место, где мы свернули не туда или идти дальше, в темный, не широкий отнорок, что начинался от нас по правую руку.
- Чертовщина какая-то, - согласился я с коллегой. - Мне почему-то казалось, что уже здесь должен был быть выход...
- Нет, - встряла Марина, указывая рукой на проход. - Мне кажется, что мы оттуда пришли. Вон, видите трубы по стене проложены. Я их точно помню, потому что на схему заносила.
- Покажи, - попросил я ее.
Марина достала из рюкзачка средних размеров ежедневник в мягкой обложке, давно растерявший большую половину своих листов, открыла нужную страницу и протянула мне. Ткнула пальчиком в две параллельные линии.
- Вот. Это те самые трубы. Я помню - там дальше поворот и уже выход в подъезд. Эти трубы я самыми первыми зарисовала.
Я покрутил книжицу так и сяк. Стоя прямо под лампочкой, я с трудом различал наброски Марины. Понять по ним хоть что-то оказалось невозможно.
- И как мы по этим каракулям смету составим? Где обозначения проходов и стен, чтобы можно было примерный эскиз сделать?
- Так на планшете все. И фото там же. Затем легко наложить и все в одно целое собрать. А на бумаге я просто набросала быстренько, чтобы потом свериться можно было...
Марина заметно расстроилась. Планшет, надо полагать, у нее так же, как и вся остальная электроника в данный момент не функционирует.
- Как думаете, шеф, наши телефоны и планшет потом будут работать? Они не окончательно сломались? - с тревогой в голосе спросила Марина. – Дело в том, что у меня на нем сканы важные, договора, копии платежных документов! А на телефоне куча контактов. В том числе и по работе...
- Не переживай, - успокоил я девушку. - В случае чего - починим. У меня мастер есть знакомый. Золотые руки у мужика - любой гаджет реанимирует и дальше работать заставит.
Сказал и сам понял, что слегка переборщил сейчас с оптимизмом. Честно говоря, я как-то не подумал о том, что электроника могла сдохнуть окончательно. С трудом верилось в подобное. Что же здесь за глушилка такая в этом подвале, что так качественно современную технику гробит? Аномалия какая-то. Электромагнитная.
- Нужно идти.
Я возвращаю блокнот Марине, жду, когда она его спрячет и двигаюсь вперед, в темный, вызывающий неприятное беспокойство коридор. Беру ближе к стене, к той на которой нет труб и, осторожно прощупывая ее рукой, шагаю медленно и не широко. Стараюсь повыше поднимать ноги, чтобы, не дай бог, не за что не споткнуться. Весьма неспешно, но вполне уверенно топаю вперед.
Как же плохо быть слепым! Я ловлю себя на том, что старательно таращу глаза, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Прекрасно понимаю, что это бесполезно и так не работает, но видимо мозг не желает мириться с таким неудобством и требует от органов зрения найти и выдать информацию.
Шаг за шагом продолжаю идти в этой кромешной тьме и вдруг, в какой-то момент отчетливо понимаю, что что-то не так. Ощущение того, что идем мы не туда, что этот коридор проходим впервые растет и усиливается с каждым моим шагом. Слишком он длинный этот отнорок и складывается такое ощущение - не совсем прямой. Подобного, когда мы сюда, в этот подвал заходили, нам по пути не попадалось.
Стараюсь пока не думать об этом. Вот там, впереди, у поворота стены свет. Дойдем до туда, осмотримся и все сразу станет ясно...
Неожиданно ногой наступаю на что-то. На что-то крупное, упругое и живое. Тут же, у меня под ногой отчетливо и громко взвизгнуло и истошно запищало!
- Ааа!!! - завопила почти мне в самое ухо Марина и я почувствовал, как у меня от всего происходящего сердце ухнуло куда-то, вниз и там бессильно затрепыхалось, умоляя о пощаде.
В голове забилась паническая мысль:
"Кто это? Крыса? Почему здесь?! Почему сидела прямо в проходе?!".
Сильный удар в левую ногу, и я чувствую, как что-то жесткими тисками сдавило ступню в районе большого пальца. Понимаю, что тварь, вместо того, чтобы дать деру вцепилась в меня!
Дергаю ногой, попутно, в очередной раз хваля свою осмотрительность по поводу крепкой обуви, что надел сегодня. Судя по ощущениям, невидимая тварь весьма увесистая и держится, сука, очень крепко!
Страх и паника сходят так же стремительно, как и появились. И сразу их место занимает злость. Больше не пытаюсь просто стряхнуть с ноги прицепившуюся тварь, а быстро поворачиваюсь к стене и с силой пинаю по этой самой стене плененной ногой. Удар! Еще удар! Слышу, как что-то смачно хрустнуло, чувствую, как ослабевает хватка челюстей хозяйки подвала. Разворачиваюсь и сильным ударом, которому позавидовал бы профессиональный футболист, отправляю пассажира со своей ноги в стремительный полет дальше по коридору. Успеваю заметить влетевший в световое пятно большой серый комок, который странными, дерганными движениями трансформируется в крупную, вытянутую тварь с лысым хвостом и большой, ушастой башкой. Точно - крыса! И какая здоровенная!
Тварь замирает на месте, повернув в нашу сторону свою морду. Проходит секунда, вторая. Тварь пялится в нашу сторону и мне начинает казаться, что она, несмотря на освещение прекрасно нас видит и сейчас глядит, чтобы раз и навсегда запомнить своих обидчиков. И при случае отомстить...
Наконец, крыса отмерла, встрепенулась всем телом и, заметно прихрамывая, скрылась от нас во мраке ближайшего отнорка.
- Ни хера себе у них тут крысы! - эмоционально комментирует Виталий, а Марина скулит, пытаясь побороть пережитый страх.
- Это правда крыса?! - ее голос дрожит и почти срывается в истерический крик, а ее маленькие пальчики железными клещами вцепляются мне в запястье.
- Обычная крыса, - пытаясь скрыть собственные эмоции, как можно спокойнее отвечаю я. - Получила пинка и свалила в свой угол зализывать раны.
- Ненавижу крыс! - сообщила девушка.
Да кто ж их любит? Мыши и крысы – давние соседи человека. Соседи наглые, коварные и весьма хитрые, способные не только лишить вас вашего добра, но и легко заразить смертельной болезнью. Одной из многих…
До светлого участка коридора осталось всего несколько метров, а стоять и беседовать в темноте у меня желания больше не было. Панический страх испытанный мной после нападения, основательно встряхнул организм, добавил в кровь адреналина. Теперь я готов был смело ломиться вперед, к выходу, к долгожданному свежему воздуху и весеннему солнцу.
Марина продолжает держать меня за руку, но хватку ощутимо сбавляет. Отчетливо слышу ее все еще неровное дыхание, чувствую, как девушка вздрагивает чуть ли не при каждом шаге. Черт! Как же плохо, что я не настоял на своем и позволил ей идти с нами. Не прощу себе этого никогда! Одно дело получать дозированными порциями стресс и адреналин играя в хардкорные компьютерные игры и совсем другое вот так, в живую, шарахаться по темному подвалу, где хрен поймешь почему ломается вся современная техника, долбит по наковальне загадочный кузнец, а в темных коридорах караулят свою жертву огромные крысы!
***
Мы, наконец, дошли. Жаль не туда, куда планировали. Небольшая комнатка закуток и два уходящих из нее коридора – один абсолютно темный, второй со слабым, едва заметным светом в его конце.
Мы молчали. Что толку говорить, а тем более кричать или биться в истерике? Каждый из нас понимал, что мы, как бы абсурдно это не звучало, оказались не там где планировали. Как так получилось я не знал. Виталий и Марина, думаю, тоже. Ясно лишь одно - вокруг нас что-то происходит. Что-то непонятное и нехорошее.
В помещении, куда мы вышли был неширокий бетонный приступок у одной из стен. На него мы и присели, спустя несколько минут тягостного молчания и переминания с ноги на ногу. Я достал из своего рюкзака бутылку с водой и протянул ее Марине.
- Может есть какие таблетки успокоительные? - спросил я и добавил, секунду подумав: - Мне бы сейчас валерьянки откушать.
- Похоже мы заблудились, - голос Виталия казался спокойным, но я понимал, что это не так.
Я посмотрел на него. Обычно жизнерадостный и деятельный сейчас он совсем не был на себя похож. Растерянность, раздражительность и усталость – это я смог разглядеть у него на лице. Несмотря на скудность освещения. Наверное, и я сейчас выгляжу не лучше, испытывая ту же гамму чувств.
- Крыса вас укусила? - участливо поинтересовалась Марина, протягивая мне узкий блистер незнакомых мне таблеток.
- Нет. Не смогла прокусить ботинок.
Я посмотрел на свою ногу, на которую напала тварь. На берце оказались вполне заметные вмятины - следы укуса. Увидел, как девушка тоже смотрит на мой ботинок, а затем переводит взгляд на свои легкие, летние кроссовки, такие светленькие и такие ненадежные для похода по подвалам.
- Вряд ли крыса нападет еще раз. Я прилично приложил ее об стену.
Вновь посмотрел на таблетки.
- Что это?
Марина похлопала длинными ресницами.
- Посоветовали пить во время критических дней. Чтобы не беситься сильно...
Я улыбнулся и вернул таблетки девушке.
- Откажусь, пожалуй. А то мало ли...
Хотел как-нибудь безобидно пошутить, чтобы хоть немного разрядить обстановку, но не успел.
- Что делать будем? - сейчас в голосе Виталия чувствовалось нарастающее раздражение. - Я конечно очевидную вещь скажу, но мы с вами, друзья, в полной заднице! Есть подозрение, что у нас с вами так и не получится найти выход из этого гребаного подвала!
- Как же так? - в голосе Марины прозвучала быстро нарастающая паника.
- А вот так! - Виталий не собирался смягчать правду. - Не знаю, что здесь происходит, не хочу даже представлять себе, как такое, в принципе, возможно, скажу лишь одно - мы во что-то вляпались! Во что-то очень нехорошее, что не поддается логическому объяснению и за версту воняет каким-то дешевым, голливудским хоррором. Скажу только - нам нужно спешно что-то придумывать на тему, как из всего этого выпутаться!
- Как можно было заблудиться в таком маленьком помещении? - Марина махнула рукой, стараясь охватить и показать предполагаемые размеры проблемы.
- Маленьком? – Виталий присвистнул. – Боюсь, что местный подвал вдруг может оказаться размерами побольше известных Парижских катакомб.
- Это ты конечно преувеличил, - усмехнулся я. – Но заблудиться можно и в трех соснах, что растут в небольшом лесочке. Поверь мне, это случается и у некоторых достаточно часто. Особенно с теми, кто плохо ориентируется на местности. Или с теми, у кого в голове не мозги, а хлебушек... Я знал гражданина, который часа три бродил по небольшой лесопосадке в пригороде и вышел только благодаря тому, что компания молодых людей наладили неподалеку на опушке шашлыки с музыкой и крепким алкоголем.
- Согласен, встречаются такие. Я, слава Богу, к ним не отношусь. С детства в лес по грибы без всяких компасов хожу.
Виталий помолчал немного, затем, уже более спокойным голосом продолжил:
- Только боюсь, это не наш случай. Можете смеяться надо мной, но мне кажется, что в наших проблемах как-то замешан Антон. И этот кузнец или кто там на самом деле косит под кузнеца.
- И что ты предлагаешь? - я был удивлен смелым, но, в тоже время, вполне логичным умозаключениям Виталия; о чем-то похожем думал и я, но произнести вслух, в отличии от моего помощника, так и не решился.
- Надо возвращаться. Найти и взять за шкирняк этого Антона - пусть нас выводит! Если понадобится, разговариваем с кузнецом и по результатам разговора предлагаем ему два варианта. Первый плохой, второй еще хуже. Но оба варианта подразумевают наш незамедлительный выход на поверхность!
- Значит, предлагаешь вернуться?
- Да.
- Думаешь у нас получится?
- А почему нет? Парень ясно дал понять, что будет нас ждать там же, где мы расстались. Значит он уверен, что мы к нему вернемся. Это, кстати, еще один повод спросить с гаденыша за местные фокусы!
- Не лишено смысла, - кивнул я. - Однако, где гарантия, что мы опять свернем куда-то не туда?
- Ты же понимаешь, Сергей Владимирович, что причина по которой мы не можем найти выход из этого подвала вовсе не в том, что мы куда-то не туда свернули?
То, что Виталий перешел на официальный тон говорило о крайней степени его раздраженности.
- Тогда что же это, по-твоему. Колдовство? Проклятье? Леший водит?
- А все что угодно! После того, как я своими глазами вижу, как вокруг нас все внезапно меняется, как мы, идя по тем же самым коридорам, по которым проходили полчаса назад, попадаем в совершенно другое место... Блин, я не знаю, как это все объяснить, но я чувствую, что нас, как слепых катят водят по этим бетонным тропам, не давая возможности найти выход. Колдовство это или какая-то техническая иллюзия - мне пофиг! Я просто хочу от сюда свалить!
- Я тоже, - пискнула Марина.
- А потом уже, если захотим, попробуем во всей этой чертовщине разобраться, - добавил Виталий.
- Согласен, - поддержал я его.
На том и порешили. Поднявшись с бетонного приступка, поправили на себе рюкзаки и выстроились в походную колонну. Я, как обычно, впереди, за мной Марина, замыкает процессию Виталий.
- Если все пойдет штатно, то здесь идти всего ничего. Один поворот там, где мы надеялись найти выход и второй чуть дальше, где выключатель. Давайте попробуем пройти весь этот путь как можно скорее, не отвлекаясь ни на что, - предложил я и целеустремленно шагнул в раздражающе-неприятный полумрак.
Не получилось.
Выйдя из коридора, в котором мне, по дороге туда, "посчастливилось" повстречаться с крысой, мы оказались в небольшой комнатке. И она не была похожа на тот закуток с развилкой, который мы проходили несколько минут назад. Размеры не те, нет еще одного прохода, в который мы тогда даже не заглянули. Может быть зря? К тому же здесь имелся кое-какой мусор. Сломанный стул, разделенный злодейкой судьбой на две неравные части, сиротливо покоился в самом дальнем и темном углу. Ну и по хорошей традиции на низком потолке одна единственная лампочка, спрятанная в мелкий решетчатый плафон. Светила она так же, как и все ее собратья в этом подвале - тускло и крайне неэффективно, помаргивая и время от времени издавая странное потрескивание. Я не электрик, но могу уверенно заявить - долго такая лампочка не прослужит.
- Какого хера?!! - не смог сдержаться Виталий и зашипел от злости. - Как это возможно? Куда мы, блять, опять вышли?! Прости, Мариночка!
Я покачал головой, не осуждая, но давая понять, что при девушке так выражаться все же не следует. Мне вдруг почему-то стало интересно - куда мы, с такой тенденцией, рано или поздно попадем? По логике вещей, когда-нибудь мы должны добраться до нужного нам места? Или нет?
Я развернулся и, махнув рукой, предлагая следовать за собой, уверенно пошел обратно в "крысиный" коридор. Тьма привычно сомкнулась вокруг меня и нахлынувший было азарт быстро сменился уже хорошо знакомым липким как паутина страхом.