Старики говорили, что раньше не так было. Говорили, будто жарко было далеко-далеко от Камней, в той стороне, где Солнце ходит. Много дней пути. А здесь, где жило племя Камней, было тепло. Иногда — холодно. И дождь в то время не сыпался с неба водой, а падал белыми кусками. Холодными, твердыми.
Враки, конечно. Где такое видано, чтобы вода была кусками? Она ж вертлявая! Наберешь в ладошки, чтобы попить — руки нужно крепло держать, не то вся пробежит сквозь пальцы, как он сам из материнских рук. Камень — да, другое дело. Его взял, положил на ладонь — никуда он не денется. Потому что камень — это кусок. А вода — нет, не бывает кусками. Потому что вертлявая.
Еще старики говорили, что жарко стало после того, как ранатхоны пришли. С неба свалились, вместо кусков воды. Но то давно было, еще когда старики нынешних стариков совсем маленькие были. Меньше поросенка. Рассказывали, будто жару они и устроили, потому что серым владыкам так нравится. Им нравится, когда жарко.
Тоже враки. Как с неба свалиться можно? Чтобы оттуда свалиться — нужно как-то там очутиться. Опять же, жить где-то там нужно. А где там жить, кроме как на облаках? Только чтобы с облаков свалиться — совсем дурным быть нужно. Облака — вон какие. Мягкие, пушистые, как овечья шерсть. Если б Ручеек жил на облаках — точно не стал бы никуда сваливаться. Лежал бы себе на боку и смотрел вниз, на землю, как стада пасутся. Совсем дураком быть нужно, чтобы с облаков свалиться.
Да и если ранатхонам так нравится, когда жарко — там, на облаках, и остались бы. Потому что жар — он от солнца. А солнце как раз наверху. Получается, что на облаках совсем жарко! Вот и зачем сваливаться вниз, чтобы делать жарко, если живешь там, где и без того жарко? Вот вопрос, на который старики дать ответ не могли…
Ручеек снова зачерпнул воды, с наслаждением выпил и смахнул влагу с подбородка. Пора было двигаться дальше, если он хотел успеть в Камни до заката. А успеть нужно было обязательно. Иначе старики начнут ворчать. Ручеек еще слишком молод, чтобы охотиться одному, без спроса. Опоздает — снова начнут причитать, трясти своими седыми головами. Что они понимали, эти старики? Вон, даже про ранатхонов ничего путного сказать не могут! Зато думают о себе, будто все знают!
Он подобрал свое копье с каменным наконечником, потрогал пальцами зазубренный край — все еще острый, хороший кремень. Потом огляделся. Всюду, куда ни глянь – сплошные джунгли. Для кого-то они все одинаковые. Но не для Ручейка! Он много раз ходил этой тропой. В Кривые Скалы. Серые, страшные, дырявые, будто черви погрызли. Старики запрещали туда ходить. Говорили, место плохое. Нечистое.
Снова враки! Ручеек много раз бывал в Кривых Скалах, столько раз, что пальцев на обеих руках не хватит, чтобы сосчитать! Там было полно непонятного. Железные палки, длинные, пустые внутри, но совсем трухлявые. Рассыпались в красную пыль, стоило крепче сжать пальцы. И еще — гладкие, как вода, черные куски, отскакивающие от копья. Откуда все это, старики объяснить не могут, а про то, как вода кусками падала — это они знают!
Ручеек тряхнул головой, словно отгоняя надоедливых мошек — эти мысли. Он поправил рукоять ножа, висящего на шее, и твердо шагнул вперед, по направлению к темным зубьям на горизонте.
Мысли о воде кусками и ранатхонах тут же уступили место другим мыслям. Куда более жарким и вертлявым. О Белке. Они проросли в голове, как сорняки на поле, вытесняя все остальное.
Раньше они дружили. Когда совсем маленькими были, когда джунгли вокруг Камней были не такими густыми, а Большие Лианы только начинали оплетать Белый Утес. Белка была тощая, костлявая, бледная. Только глаза — зеленые. Огромные глазища с длинными ресницами, как у лесной кошки. И волосы — рыжие-рыжие. Рыжие, как хвост у лисы — оттого и Белка.
Только игры у нее были глупые, девчачьи. То куклу сплести из травы, то кашу из пыли варить в треснутом горшке. С ребятами Ручейку стало интереснее. Вот у них — игры, как игры. Копье кидать в мишень, нарисованную на сухом дереве, из лука стрелять. Совсем как взрослые охотники. Да и не игры то были, а подготовка. Самая настоящая подготовка, чтобы выжить в этих джунглях, где за каждым стволом, за каждым кустом, могла таиться опасность. Волк, а то и того хуже – медведь. Так он и перестал с Белкой водиться.
А недавно встретились у ручья… и будто по голове кто дубиной дал! Вся она такая же тонкая, но… круглая одновременно. Непонятно, как такое бывает, чтобы тонкая и при этом — круглая, но так бывает! В бедрах, в груди… Ручейка прямо в жар бросило, жарче, чем в котле с похлебкой на костре. Хотел сказать ей что-то — не смог. Все слова пропали куда-то, затерялись в мыслях. Точно кто-то по башке дал!
Теперь ходит она такая гордая, глазищами своими зелеными, зеленее джнуглей, зыркает и рыжей гривой трясет. Как Ручейка завидит — смеется и убегает. А Ручейка к ней тянет! Ой, как тянет! Хочется взять ее и потискать за это новое, круглое. Но она только смеется и убегает.
И сегодня она не убежит. Потому что у него для нее есть кое-что. То, от чего она точно перестанет смеяться и глаза у нее станут еще больше, чем луна бывает.
Ручеек нашел диковину в Кривых Скалах, в самом сердце запретного места, где скалы не только покосились, но и расплавились, как масло в каше. Вот, опять же! Врут старики! Раньше еще жарче было! Иначе разве могли б скалы растечься от жары, если б холодно было? Нет, не могли, конечно! А то придумают же – чтобы вода кусками!
Молодой охотник тряхнул головой, возвращая мысли к чудесному кругу. Небольшой, чуть больше ладони. Был весь в пыли и земле, ничем не примечательный. Но стоило его потереть рукавом… таких чудес парень еще не видел! Изнутри, из этого круга, на Ручейка смотрел сам Ручеек! Ручеек спрячется за край — и второй Ручеек тоже. Ручеек зубы оскалит — и там, в круге, тоже скалится! Как отражение в стоячей воде болотца, только лучше. Без ряби и тины, четкое, ясное, волосинка к волосинке.
Вот Белка обрадуется! Может, снова с Ручейком дружить начнет? А может… Может, даже позволит потискать себя за круглое? От одной этой мысли у Ручейка зашумело в голове, будто стая попугаев вспорхнула с ветки, и стало жарко, даже жарче, чем от солнца, что пробивалось сквозь зелень джунглей.
Он ускорил шаг, почти побежал, легко обтекая знакомые камни, поросшие мхом, и гигантские корни деревьев, что как щупальца впивались в потрескавшуюся землю.
Ручеек полностью оправдывал свое имя, ловко проскальзывая сквозь чащу. Он знал, где спрятал диковинку — в дупле мертвого железного дерева, что торчало из земли, как кость. Оставалось только добраться до Кривых Скал, забрать ее — и тогда… тогда все будет иначе.
Лес знал Ручейка. Знал, что охотник лишнего не возьмет, зверя зря не убьет, оттого порой и подпускал добычу совсем близко. Вот и сейчас.
Возле огромного листа, похожего на растянутую шкуру ящерицы, прямо на тропинке, сидел диковинный заяц. Жирный, ушастый. Жует какую-то сочную веточку, уши торчком, бока отдулись. Сидит смирно, будто и не чует охотника. Совсем близко — руку протяни и хвать того за длинные уши.
Раньше бы Ручеек так и сделал. Не раздумывая. Добыча сама в руки идет! Но сейчас он лишь на мгновение задержал на звере взгляд и покачал головой. Нет. Не время сейчас. Улыбка сама собой расползлась по его лицу. Какой там зверь!
Сердце его было занято другим. В нем уже сидел тот чудесный круг и отражение в нем — не его собственное, а Белкино. Он видел, как ее огромные, как два озера, глаза расширятся от изумления, как она ахнет и рассмеется — звонко-звонко, как капли дождя по крыше. И может, даже перестанет убегать. Может, даже коснется его руки своим теплым пальцем.
От одной этой мысли мир вокруг преобразился. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь зеленый потолок, стали не просто жаркими лучами — они были сверкающими нитями, ткущими праздничный ковер прямо у Ручейка под ногами. Воздух пах не просто гнилью и цветами, а медом и надеждой. Даже крики невидимых птиц в вышине звучали не тревожными предупреждениями, а радостной музыкой, словно все джунгли знали его тайну и радовались за охотника.
Зайца любой принести может. А вот такого подарка, как чудесный круг, во всем стойбище Камней больше ни у кого не было. Это была добыча куда ценнее. Добыча, ради которой стоило пропустить самую лакомую дичь.
Он обошел зверька, щедро оставив его жевать свою веточку, и двинулся дальше, и шаги Ручейка стали такими легкими, будто он шел не по земле, а плыл по воздуху. Тропа стала подниматься в гору, большущие деревья с узловатыми корнями поредели, уступив место зарослям колючего бамбука и одиноким, покрытым мхом валунам, оставшимся от Старого Мира. Воздух звенел от зноя и оглушительного стрекота цикад, но для охотника этот звон был похож на ликующий барабанный бой.
И вот, наконец, показались они — Кривые Скалы.
Темные. Серые. Кривые. На то они и Кривые Скалы, что кривые! Не все, конечно. Некоторые — низкие, оплетенные лианами, как паутиной. Другие — высокие, худые, как Одинокая Сосна, вождь племени. Эти покосились, будто устали стоять. Многие уже рассыпались в груды камней, многие еще держались, но все были изъедены глубокими пещерами и трещинами, словно гигантские каменные соты. Видать, оттого и рассыпаются, что изъедены изнутри.
Ручеек на мгновение замер на краю поляны, прислушиваясь и втягивая носом воздух. Пахло пылью, сладковатым дымком далеких горячих источников и тишиной. Ничего подозрительного. Ничего живого. Только его счастье, огромное и вертлявое, прыгало в груди, как кузнечики по лужайке.
Сердце забилось еще быстрее — уже не от мыслей о Белке, а от предвкушения. Он вот-вот достанет свое сокровище. Парень уже представлял, как вручит его девушке, как ее рыжие волосы смешаются с отражением в круге.
Спрыгнув с небольшого уступа, он сошел в тень скал, и жара сразу отступила, сменившись прохладой каменного лабиринта. Охотник знал дорогу. Через узкую расщелину, где стены были влажными и скользкими, мимо огромного железного скелета какого-то невиданного зверя, направо, к подножию самой высокой кривой скалы.
Ручеек шел быстро, почти бесшумно, его босые ноги привычно обходили острые камни. Оставалось совсем немного. Всего несколько шагов до ниши, где под серым камнем лежал завернутый в мягкий лист ответ на все его вопросы. Ключ к Белкиному сердцу.
Охотник уже почти чувствовал под пальцами гладкую, холодную поверхность диковинки. Улыбка не сходила с его лица. Сегодня все будет по-другому. Сегодня точно будет по-другому.
Как обычно, на моей страничке на АТ главы публикуются с опережением.