Только я это подумал, как в глазах потемнело, дыхание остановилось. Всё...

Послышались голоса. Много. Человек десять, наверное.

- Тихо вы... - цыкнул кто-то над головой.

Открываю один глаз, второй закрыт повязкой. Фокусирую изображение. Крепкий мужик с залысинами, улыбаясь, машет мне лапищей и говорит:

- Ну чё, Харий, живой?

- Какой Харий? - хочу я спросить, но только слегка покашливаю.

- Мы ведь Ленинград вчера дожали. - продолжает "лысеватый", - 13:1.

Народ за спиной великана довольно загудел.

Да, - крякает он довольно. - Тебе в концовке прилетело в лоб. Помнишь?

Я верчу головой в стороны, типа "нет, не помню".

- Василий Иосифович как заорёт на директора стадиона : "Машину..." - тут выступающий остановился, не рискнув закончить продолжение просьбы в присутствии суровой женщины в белом халате. Народ понятливо переглянулся.

- Нормально всё с тобой будет. Палата вот отдельная. Недельку отдохнёшь, Исаев пока постоит, - Дядька помахал кулаком в сторону улыбнувшегося немолодого крепыша, и продолжил:

- Нам пора, Харий. Мы тут тебе витамины принесли. (Передо мной закачалась авоська с мандаринами.) Ну, пока. Нам в Челябинск завтра лететь. Василий Иосифович самолёт дал. Не подведём ВВС! - крикнул старшой и поглядел на массовку.

- Не подведём, - дружно крикнула массовка.

Открылась дверь палаты, посетители начали выходить в коридор.

- Еси весельс, - крикнул, улыбнувшись, какой-то прибалтийского вида парень.

Я на всякий случай кивнул в ответ, типа "ага".

Шайба? Хоккей? ВВС? Хрена себе.

Оставшись один, я с трудом сел, увидев в мусорном ведре комок слипшихся ваты и бинтов тёмно-бордового цвета. В голове пронеслось:

Голова обвязана, кровь на рукаве,след кровавый стелется по сырой траве.

Да... Попал я конкретно. Кто я? Где я?. Какой-то я не такой. Молодой и безпузый.

Тут вошла молодая, симпатичная, худенькая медсестра.

Халат с завязками сзади,- подумал я,- из хирургии, наверное.

Протягивает мне лекарство и эмалированную кружку с водой:

- Примите пилюлю и ложитесь.

Пилюлю. Пипец.- думаю.

Сестричка участливо улыбается взяв кружку, стоит и не уходит.

Пауза затянулась. Тут я вслух произношу, корёжа голос:

- Уважаемая... - и, запинаюсь, не зная как продолжить. Вдыхаю-выдыхаю. Говорю, проговаривая каждую букву:

- А что со мной случилось? Ничего не помню.

Девушка, ждавшая продолжения беседы, ожила.

- Вас вчера шайбой чуть не убило. Борис Моисеевич сказал, если б в висок, то всё. - Стукнула пальцем в висок и развела руки в стороны, всплеснув ладонями.

Артистка что-ли?

- А так, только бровь разбита и глаз заплыл. - смотрит внимательно и не уходит.

Настырная. Чего надо-то.

Тут я, чуть прокашлявшись, спросил, запинаясь:

- А какое сегодня число... и месяц... и год.

Пока я говорил, глаза сестрички округлялись...

"6 января 1950 года." - сглотнув, сказала она. И, сочувствующе покачав головой, вышла.

Лежу вот. В потолок смотрю. Думаю.

Как же мне жить теперь? Что делать? Рот нужно на замке держать. Иначе, как пить дать заметут. Минимум - раздвоение личности, и в дурдом под фанфары. А могут и шпионство пришить. Время сейчас такое. Я, судя по имени Харий, не русский. А по отражению в мутном туалетном зеркале - молодой спортивный парень. А то, что не помню своё прошлое - с каждым может случиться, если по башке ломом треснуть. Ну, не ломом, шайбой... Так-так-так. Хоккей значит. А я в воротах... Лет шестьдесят в воротах не стоял. Да и сейчас не рискну. Нужно отмазку придумать... А чего её придумывать - "ретроградная амнезия". В позавчерашнем "Здоровье" Малышева всё подробно рассказала... В каком позавчерашнем? Сейчас же пятидесятый, ёкарный бабай!!! Так, вспоминаем, что там Елена говорила. Что-то вроде,что это - нарушение памяти о событиях, предшествовавших травмирующему событию. Проявляется при внезапном возникновении травматического шока. И пример привела из сериала "Возвращение в Эдем". Там героиня от шока близкой смерти потеряла память. А потом постепенно начала вспоминать... Вот и мне нужно держаться этой линии.

Тут, дверь тихонько скрипнула, запустив в палату трёх белохалатников. В одном из халатов была молоденькая Пилюля, а в других - мужчина в галстуке и дедок с бородой. Дедок, похожий на артиста Евстигнеева из "Собачьего сердца", говорит мне:

- Что же это вы, юноша, девушку пугаете? Про год-месяц спрашиваете? Не стыдно?

И, уставился на меня, а второй тетрадку открыл и карандаш из нагрудного кармана достал.

Я обращаюсь к старшему:

- Извините, доктор, как Вас по имени-отчеству?

- Михаил Петрович.

- Михаил Петрович, не помню я ничего. - развожу руки в стороны для усиления эффекта.

Пилюля уронила с грохотом пустой поднос и быстро наступила на него ногой, чтобы не дребезжал. Старший бородач стрельнул в девушку глазами. Та замерла.

- Ни имени своего не помню, ни фамилии. Вообще ничего. Вы меня вылечите? - руки с раскрытыми ладонями вперёд протягиваю. В драмкружок в юности ходил. Вот и пригодилось. Руки то помнят.

Врачи переглянулись. Пилюля быстро подняла поднос, и спрятала за спину.

- Ретроградная амнезия, - полувопросительно сказал "Борменталь" в галстуке.

- М-Да.. - причмокнул "Евстигнеев", и покачав головой произнёс:

- Борис Моисеевич, посмотрите, что мы можем дать из витаминов Б? Анечка, принесите юноше что-нибудь почитать. А, Вы, молодой человек не раскисайте. Время всё лечит. Вспомните потихоньку. Кто у нас следующий?

Обладатель галстука перелистнул страницу и сказал:

- Владлен Борухович Моргенштерн - шеф-повар из ресторана. Неудачно приготовил штоллен. После выговора начальства...

Захлопнулась дверь. Что там с Боруховичем случилось я так и не узнал.

- Меня Аня зовут, - промурлыкала симпатичная сестричка, - Я сейчас Вам газеты и блокнот принесу. Может что вспомните...

Посмотрел блокнот, пропахший мандаринами. Ничего не вспомнил.

Как угораздило меня семидесятилетнего оказаться в теле мелкого шпинделя. Хотя, насчёт мелкого - это я зря. Примерно 170 см для того, тьфу... то есть этого времени - рост нормальный. Это я с моими 183 см был высоким... Был. А что собственно теперь делать? В хоккей я не очень, да и в футболе не звезда. Тренировал много, ломал старое, строил новое. Пока строил - результатов не было. Выгоняли. Через год-два оставленная команда с "моими" игроками выстреливала. Но, я как бы в стороне. Вот, недавно... Хм, недавно? "Не покажешь сегодня результат(не игру, гады, результат) прощайся с командой". Я перед игрой (кажется с "Ротором") так команде и сказал, мол уйду, если проиграете. Так этот мелкий Андрюха Аршавин как гол забил, прибежал на скамейку обниматься. Типа, я в команде.

Слёзы потекли... Что-то я расклеился. Всё. Спать. Утро вечера мудреней.

7 января 1950 года. Москва.

Утро. Анечка принесла завтрак. Я так зарылся в газетах, что не слышал как "ходячие" ломанулись подхарчиться. Сестричка смотрит, как я уплетаю кашу и пью чай с горбушкой, намазанной каким то вареньем.

- А ты правда из Риги?

Мы уже на ты перешли?

- Ну-у... (мычу я, не зная, что сказать).

- А нам в госпиталь рижские радиоприёмники привезли. ВЭФ. Три штуки. Один у заведующего, другой - у нас в Красном уголке, а третий... (наморщила лоб) ... не знаю где.

И, смотрит, типа теперь ты говори.

Я, прерывая затянувшуюся паузу:

- Покажешь приёмник... вечером.

Что за бред я несу .

Аня хихикает и грозит пальцем:

- А ты - шустрый. Сегодня не получиться. А вот завтра у меня ночное дежурство по этажу.

Она закатывает глаза и улыбается. "Анечка!"- кричит кто-то в коридоре. И девушка синичкой вылетает из палаты.

Из газет разной степени свежести и целости - я узнал что :

1. Хоккейный клуб ВВС ( я - основной вратарь ) крутой ( второе место в прошлом году), а футбольный ( я там нападающим играю ) так себе ( восьмое место ).

2. Всё в клубах решает Василий Иосифович Сталин. Сын самогО.

3. В хоккей в этом сезоне за ВВС "я отстоял" 9 игр: 7 побед, 2 поражения, 58 забито, 10 пропущено. Неплохо.

4. Полмесяца назад 21 декабря 1949 года отмечали 70-летие Сталина. (Ровеснички. Ха-ха.).

5. За плохие результаты в хоккейном Первенстве (смотри пункт три) Василий Сталин выгнал тренера. Я - в астрале.

Если я не покажу супер игру в хоккейных воротах - дорога мне следом за тренером. А я её, эту игру - не покажу... Значит нужно чем-то другим стать полезным клубу. Разминку и тренировки проводить ... Хотя, кто я такой, чтобы дядьками командовать? Хоккейную амуницию улучшить. Да! Это раз. Так... Спортивная диета. Спорно. Отложим пока. Можно вспомнить кто из молодых хоккеистов-футболистов заиграет вскоре. Как вариант - да. А, вообщем, как я, будучи тренером, говаривал своим игрокам ЦСКА после поражения: "Не боись! Дальше Кушки не сошлют".

Пришёл "Борменталь" с Анечкой. Померил давление, потрогал лоб, поправил свой галстук. Сказал интонацией бородатого "Евстигнеева": "Идёте на поправку, юноша."

И отбыл продолжать обход больных и выздоравливающих.

А я снова думу думаю.

Я же по-латышски не в зуб ногой. А родня? А товарищи по бывшей команде? Это полная задница. Нужно гнуть свою линию - не помню ничего. Чувствую ждут меня охренительные встречи с прошлым...

Пробовал читать Каверина "Два капитана". На обложке потёртой книги самолет и корабль. В юности читал и перечитывал, а сейчас - не в тему. Думаю, как найти выход ...

А собственно что это я так переживаю. Ну - не помню, и что? Из команды конечно попрут. Кому я болезный нужен. А с другой стороны - руки-ноги целы. До весны продержусь в подсобниках где-нибудь. А там - в Ленинград, где знаком каждый переулок и куча друзей и подруг. Из прошлого... Ничего, снова познакомлюсь. На работу устроюсь. В институт на тренера поступлю. Эх, жизнь моя жестянка!!!

8 января 1950 года. Москва.

В палате реально холодно. С меня, наверное, поэтому спортивный костюм не сняли. Лежу, читаю газеты под завывания ветра за окном. Отфильтровав передовицы и пропаганду про жить стало лучше, жить стало веселей, понял, что читать особо нечего. Пошёл в курилку, хоть и не курю. Или курю?

Надо у Анечки спросить были ли в передаче сигареты? Или сейчас папиросы в ходу?

Засосало в желудке. Нужно хоть кусок хлеба в столовой слямзить. Крадусь в раскрытую дверь пищеблока. Тут строгий голос из-за спины:

- Куды прёшь? Режимная телетория...

Тётка замахивается на меня шваброй. Спешно ретируюсь в коридор.

В курилке сидят двое.

- А кто это у нас такой красивый? - лыбится мне чубатый паренёк.

Я вспоминаю про свой найоденный лоб, протягиваю руку:

- Харий.

- Харя? - снова гогочет Чуб, и протягивает руку:

- Иван.

Второй (постарше), оторвав от губ приклеившуюся папиросу:

- Владимир Петрович.

- Ты как сюда? - выпуская дым, интересуется Ваня.

- Стреляли,- на автомате шучу я.

- В смысле по воротам шайбой.- уточняю, увидев непонимающие физиономии.

- Хоккеист что ли?

- Ну, типа того.

- За кого играешь?

- "ВВС". Вратарь.

И вижу, как сидящие вразвалочку, сели выполнив команду "Смирно".

- А звание? - интересуется Владимир Петрович.

- Я вольнонаёмный.

Наверное.

Мужчины немного расслабились. Ваня, улыбаясь и толкая соседа:

- А знаешь, Петрович, как болельщики "ВВС" расшифровывают?

-"?"

- "Взяли Весь Спартак" - Ваня заржал, а Петрович погрозил пальцем-мол, поосторожнее...

Но, Чуб не унимался:

- Петрович, ты какой рукой жопу вытираешь - правой или левой?

- Правой.

- А я - бумажкой. - ухахатывается хлопец детской шутке.

- Тьфу на тебя, - машет рукой Петрович, - мои малЫе, наверное, сегодня по селу колядовать пойдут...

- Мы безбожники, - "Чуб" делает пальцами на голове рога, и пытается боднуть соседа. Тот взяв газету, бьёт ею по башке озорника.

Подошёл ещё один больной. Поздоровались. Тот, закурив сигарету, рассказывает:

- Надысь сон приснился про войну. Идём мы значится в разведку. За языком. Рядом с фрицевской кухней улеглись у дорожки, может кто до ветру выйдет. Ждём. Идут гансы по тропинке. Человек десять. Автоматами по кустам водят. И тут кто-то рядом со мной, как пёрднет. Ну, думаю, кранты. Сейчас решето сделают. И тут вдруг запах пошёл. Глаза открываю. А сосед мой с койки встаёт и говорит:

- Что-то меня с гороха пучит...

Поржали. Тут Петрович решил выступить:

- Я вам други мои не байку расскажу, а самделишную историю. Служил я борт-стрелком на бомбере. Пе-2УТ получили из 18-го запасного авиаполка. Техники, делая из учебного самолёта боевой, раскурочили и убрали тонкие перегородки между кабинами. Пулемёт мне поставили. Я, значит, стрелком сзади, а впереди пилотом и штурманом у меня - две девахи. Надя Федутенко - поздоровее и постарше и Тоня Зубкова - маленькая, симпатичная.

- Ты поди вдувал обеим? - опять ржёт "Чуб".

- Какой там. Они же офицерши. С пистолетами. Нервные. Могут и пристрелить влёгкую. Не первый год воюют... - поучает молодого Петрович, закуривает новую папиросу и продолжает:

- Отбомбились, значит, разворачиваемся. И тут прилетело нам. Прямо в кабину. Дымища. Надька орёт как резанная : "Бери штурвал". А Тоня маленькая не может её из кресла вытащить. А падаем уже. Ну, думаю ё... мся - костей не соберут. Бросаю свой пулемёт и лезу в нос помогать. Через пустую кабину инструктора кое-как пробрался . Ухватился за Надю двумя руками сзади через кресло и за сиськи поднять пытаюсь. Мясистые такие. (приподнимает как бы два арбуза своими ладонями и качает в воздухе). Надька хрипит: "Оторвёшь, зараза!", и теряет сознание. А я думаю: "Хоть подержусь, напоследок." Ну, с божьей помощью стащили. Зубок плачет за штурвалом, но самолёт ведёт. Надька вся в кровище под ногами валяется. Кое-как сели. Тоня поседела потом. Ей года 23 было. А ты про горох... .

Вот это травматический шок! Не то, что у меня.

Днём пробовал просто ходить по коридору, но больничные запахи, благодаря молодому обонянию, шибали в нос. Попросил у дежурной на этаже сегодняшние газеты. Пытался читать, но это же сплошная пропаганда. Толи дело в 2005 и про силовые захваты предприятий, и про рэкет, и про митинги пенсионеров, и про провал новых реформ, и про благословление священниками кандидатов в депутаты, и про интернет, который ведёт наш мир в страну дураков. Всем про всё и даже больше.

Чуть не задубел до вечера. Анечка заглянула в палату, многозначительно кивнув, побежала принимать дежурство.

Ни в какой красный уголок мы не пошли. Сердцеедка с грацией пантеры осторожно зашла. Тихонько села на угол кровати и спросила протокольным голосом:

- Как себя чувствуете больной?

Чувствовал я себя хреново. Молодому телу хотелось... Очень хотелось. Поэтому я в ответ, что-то промычав, завалил кокетку на кровать. Посопротивлявшись для виду, Анечка начала неистово целоваться. Найдя ладонями её упругие яблочки, понял, что теряю контроль над собой, как неопытный пацан.

Вдруг в коридоре гулко застучали сапоги. "Анька, твою мать!" - заорал кто-то.

Подруга моя подпрыгнула, как белка, и понеслась к двери на ходу завязывая халат и подвывая с пристаныванием "о-о-о".

Облом-с...

Вскоре Анечка привела взволнованного старлея с голубыми петлицами ВВС.

- Вам надлежит завтра к 12-00 явиться в приёмную Василия Иосифовича. При себе иметь заключение врачей. Машина прибудет к 11-00. Будьте готовы с вещами. - Оттараторив, военный уставился на меня.

- Всё понял. Завтра буду. - не по-военному ответил я.

Старлей задумался, как бы переводя мои слова на военный "Так точно. Будет исполнено". Кивнул, типа "честь имею" и вышел, не щёлкнув каблуками.

Перепуганная Анечка промямлила:

- Давай не будем...

А если будем, то давай... - пронеслось в моей голове. Но, я в ответ просто махнул рукой...

Как бабушка говорила: " На Святки только волки женятся."

Не спится. В интересное время я попал. Историки в той жизни до хрипоты спорят что было бы с СССР если бы к власти пришёл Троцкий, или Тухачевский. В конце двадцатых-начале тридцатых всё очень зыбко было для Сталина. Троцкисты или военные в 30-е втянули бы страну в битву с мировым капиталом. И капитал этот был бы рад войне приносящей огромные военные заказы. Втянули бы при поддержке США и Европы финнов, прибалтов, поляков(куда ж без панов), персов, японцев. Раздавить СССР не вышло б, но приграничный Ленинград и многие территории лежали бы в руинах. Впрочем в девяностые наши заводы и фабрики превратились в руины без войны. Как заявлял Ельцин выступая в Конгрессе США : " Коммунистический идол рухнул! Рухнул навсегда!". Своё обещание американскому народу наш первый президент сдержал.

9 января 1950 года. Москва.

Замёрз, как цуцык. Уже под утро матрас с пустой койки на своё одеяло навалил. Только отогрелся, заявились доктора. Осматривали, ощупывали, спрашивали. Я колебался вокруг линии навеянной Еленой Малышевой. Светила местной науки говорили про антишоковый метод Лины Соломоновны Штерн, про исчезновение пластов памяти прошлого, про появление новых откуда-то появившихся пластов.

Написали заключение: неделя - постельный режим, затем еженедельный осмотр в течение месяца спортврача на стадионе "Динамо" (Вы же там рядом живёте?!), через шесть месяцев - новое заключение о максимальных нагрузках.

Главврач Михаил Петрович передав мне бумагу и поглаживая бороду:

- Берегите себя, юноша! Спорттравмы в последнее годы сломали здоровье многих молодых людей. Будьте благоразумны и осторожны! А с памятью дело тёмное. Само собой может наладится, а может - нет. Но, вы - молоды... Быстро наберёте новых знаний и воспоминаний. Всего хорошего.

Получив заключение с печатью, попрощался со знакомыми больными, съел остывший завтрак, переоделся и уселся внизу ждать машину.

Напротив меня расположилась компания из двух выздоравливающих в полосатых пижамах и трёх гостей в лётных куртках. Они незаметно (как им казалось) разливали и закусывали пирожками, перемежая действо незамысловатыми шутками типа:

- Возле кассы стояла очередь,вся кривая. Подошёл здоровый армянин,стал сзади,и очередь выпрямилась...
После этого рассказчик, выдержав секундную паузу, спрашивал у не знавшего шутку:
- Ну что,до тебя дошло?
- Конечно!
Рассказчик же показывал пальцами зазор сантиметров пять и говорил под хохот знатоков:
- А до меня вот столько не хватило!

Приговорив бутылку, они задымили под военные истории. Один капитан говорит:

- Вчера в штабе ВВС встретил знакомого. Он старшим сержантом в сорок втором к нам в запасной в Иваново прибыл. Из учебки откуда-то из Средней Азии.

- На верблюдах что ли учился летать? - спросил один, и все загоготали.

- Похоже на то, - продолжил капитан. - Он в соседней эскадрилье ошивался. Как на фронт попали то он в первом боевом "Лавочкина" загубил. Мало того, что его "Мессер" прошил, так он ещё спикировал на наши зенитки. Те и всадили ему пару снарядов.

- Да. Наши по своим метко стреляли, - закивав головами, согласились с ним товарищи.

- Самолёт в утиль, этого Ваню-Хохла особист предлагал в ПВО на землю списать. Но, комполка упёрся. Оставили Ваню. Тот летал, стенгазеты красиво оформлял. Свой первый только на сороковом боевом вылете сбил. А меня в том бою ранило. После госпиталя в другую часть. В ПВО перевели в инструкторы. А про Ваню-Хохла я и забыл, даже фамилию его не помнил.

Рассказчик замолкает, делая паузу для интриги.

- Ну, так вот. Встречаю сегодня Ваню-Хохла в коридоре. Идёт вместе с Василием Иосифовичем... Иван Кожедуб. Трижды Герой. Весь в наградах чуть ли не до до пояса. Меня увидел, поздоровался.

Генерал Сталин спрашивает трижды Героя, кивая на меня:

- Что, Ваня, знакомый твой?

Тот отвечает, глянув на меня:

- Вместе под Курском бились.

- Сталин мне руку пожал, - рассказчик поднимает руку, чтобы все видели, - и говорит всем в коридоре: "Вот такие орлы у нас служат."

- За орлов нужно выпить, - предлагает один из гостей, и достаёт из портфеля бутылку.

Тут открывается дверь. В клубах морозного пара появляется знакомый мне офицер. Машет рукой:

- Готов? Поехали.

Вчерашний старший лейтенант ловко спустился по обледенелой лестнице, и запрыгнул на переднее сидение. Я же согнувшись буквой "Зю", не торопясь залез на заднее сидение "Эмки". Водитель отжал сцепление, и мы покачиваясь на снежной дороге поехали по промороженной Москве.

В прошлой жизни я не был в Москве 1950 года. Здесь должно было быть описание московских улиц того времени, убогой однообразной одежды москвичей и гостей города. Потом можно было бы описать поражающий минимализмом салон "Эмки" в которой мы ехали и запах выхлопных газов проникающих сквозь дырявое днище. Потом можно было бы описать внешность абсолютно среднестатистического старлея Изотова, то как он смешно морщил нос, собираясь предотвратить чихание и по детски пальцем делал окошко в ледяном покрывале автомобильного окна. Просто представьте послевоенный город с отремонтированными фасадами домов, с кирпичными руинами в переулках. Машину чадящую из-за износившихся втулок клапанов или задубевших колпачков. И попаданца периодически охреневающего при мысли, что всё это сон. Сейчас я типа открою глаза и мне снова семьдесят. Впрочем, о чём это я? Приехали уже...

Московский аэропорт переживал реконструкцию в связи с размещением штаба ВВС Московского военного округа. Ремонт помещений, сборка дорогой мебели. В приёмной Василия Сталина сидел высокий крепкий мужчина лет тридцати, сказавший мне:

- Привет, Харий.

- Здравствуйте,

- Слышал? - И как-то виновато смотрит на меня.

А я удивлённо смотрю на него. Секретарь, взяв папки, прошел в кабинет начальника с докладом о прибывших. Тут, привёзший меня старлей, стоя у двери в кабинет Сталина, закашлявшись, прохрипел:

- Он ещё не знает, товарищ Виноградов.- и уныло так качает головой.

Виноградов, вздохнув, поворачивается ко мне и выдыхает:

- Разбились наши. Все. Никто не выжил... Юрка Жибуртович проспал,прибежал к вылету... Бобров на самолёт опоздал - на поезде поехал. У меня - дисквалификация. У Шувалова... Сталин не пустил. У тебя травма. Четверо нас осталось. Да плюс Пучков из запаса, которого дооформить к полёту не успели. Как играть будем?

Я молчу. А старлей Виноградову поясняет:

- Да у него запрет на спорт на полгода. И потом ещё неизвестно заиграет ли. Память вон отшибло. - И стучит по прижатой к шинели папке.

Виноградов тяжело вздохнул, запалил папиросу. Тут в дверь вошла женщина в форме.

- Гвардии капитан Долина прибыла за новым назначением - доложила она старлею.

Тот, держа папку, переминался с ноги на ногу, видимо, ждал вызова начальника. Оглянувшись на пустой стол секретаря, офицер расправил плечи:

-Зайдите через полчаса. Сейчас у Василия Иосифовича важное совещание.

Дама с медалью Героя Советского Союза вышла.

Из кабинета открылась дверь, и секретарь сказал нам: "Проходите".

Генерал Василий Сталин в расстёгнутом кителе стоял у окна. На столе стояла початая бутылка коньяка и тарелка с закуской. Махнул нам рукой. Сели. Секретарь, забрав папку с бумагами, вышел. Начальство спрашивает:

- Слышали? - киваем в ответ. Он продолжает:

- Похоронили уже. Порвало всех в фарш. Эх, Бочарников, что же ты в Казани не остался?

Генерал со всей дури хлопнул ладонью по столу. Вбежал секретарь, покрутил головой, вышел. Сталин, опустив голову:

- Старший лейтенант поможете администратору команды.(Тот встал-сел). Ты, Саша, (Виноградову) теперь капитаном команды будешь. Бобров - играющим тренером. Шувалов с ним в нападении, а Лайзанса - в ворота бы поставить, как поправиться, но...

Пауза. Долгая пауза.

Пипец, приехали. - думаю.

Генерал продолжил, бросив на стол сломанную папиросу:

- У его (кивает на меня) разбившегося товарища Роберта Шульманиса в тумбочке обнаружили подписанные фотографии. Там, он и ты, Харий, вместе с будущими эсэсовцами... На Шульманиса из Риги недавно пришло письмо, что он - "друг эсэсовцев"... Да, Харий, многие из твоих одноклубников и соперников в чемпионате рейхскомиссариата "Остланд" затем вступили в ваффен-СС.

Пауза. Виноградов, открыв рот, роняет кепку на пол.

- Хорошо, что старлей, - Сталин кивнул на подпрыгнувшего за столом офицера, - не растерялся и забрал фотографии у участкового. А то сидел бы ты друг на нарах... (мне, с напором) Помнишь, каких трудов стоило договориться о вашем переходе? И всё коту под хвост. Что мне с тобой делать?

Я пытался хоть что-то сказать, но, как рыба, только открывал рот, потрясённый зигзагом судьбы.

"Друг эсэсовцев". Это же крест зелёнкой на лбу.

Тут кашлянул Виноградов. Сталин, закурив семейную "Герцеговину Флор", посмотрел на него, кивнул. Тот прокашлявшись:

- Я вот слышал как Бобёр..., то есть Бобров рассказывал, ... как тренер московского Динамо Якушин взял в зарубежное турне травмированного игрока... Трофимова... В команде потом разговоры пошли. Наш-то тренер своих не бросает. Да мы с ним в огонь и в воду...

Генерал нервно затушил папиросу:

- В огонь говоришь? А ты, что молчишь?(это он мне) Чем можешь помочь команде?

- Вратаря хорошего подготовлю, Николая Пучкова. - бормочу первое, что пришло в голову.

- Да он же на жопе сидит весь матч. - Младший Сталин, кривя лицо, машет на меня рукой.

- Слово даю, в сборной играть будет.- Вскакиваю я со стула.

- ????

- В какой сборной? - удивляется наш "главноначальник".

Оп-па. Думай башка. Сборной то пока и нет...

- Через год-два у нас наверняка сборная СССР будет, - по спине пробежало стадо мурашек.

Сталин повеселел. Плеснул себе коньяка. Выпил. Смотрит, молчит. И тут меня прорвало:

- Василий Иосифович, я могу сделать одно дело с Вашей помощью... Вас все хоккеисты и футболисты благодарить будут.

Начальник погрозил мне пальцем:

- Ты ври, да не заговаривайся. Чего это я им такое могу дать?

- Защитную экипировку. Лёгкую и прочную. Травмы в разы упадут.- говорю, по-американски прижимая ладонь к сердцу.

Генерал потрепал шевелюру, словно подгоняя мысли:

- Ну, ладно. Башка работает(кивнул на меня). Вспомнишь всё потихоньку. Будешь пока у Боброва помощником по вратарям и по этой... ну ты понял. А вот от всех тебя на время нужно спрятать. Чтобы история с фотографиями улеглась. Объявим тебя погибшим с командой. Потом ошибка вскроется. Но, это будет потом. А пока не играешь, походишь под другой фамилией. А кто вопросы задавать будет, тех мы одёрнем... Какая фамилия тебе нравиться?

- Жаров. Юрий Жаров, - говорю я привычное с детства.

- Почему Жаров?

- А в такую холодину на воротах о жаре хорошо мечтается...

Все вместе хохочем.

Полностью роман можно прочитать на сайте Автор Тудэй. https://author.today/work/94348

Совершенно бесплатно!

В 1979 году в мире советской песни появился настоящий хит, который пережил множество вариантов исполнения, и до сих пор смелые певцы и певицы, чьи голосовые данные позволяют исполнить эту сложную и, в общем-то, уже легендарную песню, включают её в свой репертуар.

Речь о величественном гимне любви композитора Раймонда Паулса на стихи Роберта Рождественского "Любовь настала".

Первым исполнителем композиции, изначально написанной для мужского голоса, был Ренат Ибрагимов. Именно он записал песню на рижском радио по приглашению Паулса, с которым певец уже сотрудничал ранее.

Однако по-настоящему успех к песне пришёл после того, как её исполнила Роза Рымбаева - "золотой голос Казахстана". В 1979 году Центральное телевидение снимало в столице Казахской ССР программу "Алма-Ата встречает друзей".

Двадцатилетняя Роза только-только начала петь на профессиональной сцене, и вот ей, хрупкой тоненькой девушке, предложили в передаче исполнить "очень взрослую", по мнению самой певицы, песню Раймонда Паулса на стихи Роберта Рождественского "Любовь настала".

Глубокий и мощный диапазон голоса "казахского соловья" смог передать всё богатство звучания этой замечательной песни. И, несмотря на возраст, певица уловила совсем не юношеский настрой и смысл серьёзной композиции.

Аудитория безоговорочно капитулировала. Фактически, шлягер стал визитной карточкой Розы Рымбаевой на многие годы