Помню, на даче, ещё будучи подростком, я колесил на велосипеде, где только было можно и нельзя. Заезжал дальше, чем кто бы то ни было и находил то, о чем, вероятно, до сих пор никто и не знает. Поэтому меня до мурашек пробрало, когда я приехал на дачу и нашёл свой старый велосипед в сарае. Ностальгия нахлынула на меня со страшной силой, я сразу бросил все дела и начал накачивать колёса. Удивительно, за столько времени велик почти не пострадал. Цепь на месте, рама синяя в белую полоску всё также немного погнута и стёрта после тщательного обследования кювета. Руль немного ржавый, а так всё отлично! Вот руль мне особенно нравился. Он изгибался у основания и ручки шли вверх, образуя что-то вроде буквы “Ү”. Обычно я ехал с горки вниз в протёртых трениках и футболке, даже не крутя педали, и представлял, что веду свой личный “Харли Дэвидсон” в стильной кожаной куртке и джинсах.
Я выкатил из сарая железного коня. Закрыв дом и сарай, я отрегулировал сидение, после чего залез на двухколёсного. Ну не велик, а мечта! Я начал крутить педали и выехал из своей деревни в сторону леса. Мчимся навстречу приключениям, прямо как в былые времена! Дорога почти не изменилась. Деревья-гиганты, густой папоротник, высокая трава и поля цветов. Всё было на своём месте. Я уже проехал все соседние деревни. Дорога меня увлекала всё дальше, ветер приятно развевал волосы и шумел в ушах. О, а вот и речушка перед лесом, где бобры построили плотину! Как здорово видеть, что в месте, где осталось столько воспоминаний, почти ничего не поменялось!
Я ехал глубже в лес. Эту часть я уже не так хорошо помнил, хоть и периодически там бывал. Узкая дорога извивалась между деревьев, постепенно редея, пока и вовсе не исчезла. Я ехал по бездорожью на своём "Харлее", старательно маневрируя между деревьев и объезжая овраги, как вдруг сбоку что-то золотистого цвета зацепило моё внимание. Я подъехал ближе. Ого! Да тут небольшое поле пшеницы! Кому в голову взбрело здесь её сажать ума не приложу, до ближайшей деревни порядка километров двадцати. Да и на машине никак сюда не доехать, я и на велосипеде не без труда это сделал. Поле было в форме идеального квадрата, метров пятьдесят на пятьдесят, навскидку. Золотые колоски слегка качались от дуновений ветра. Если подумать, то я никогда раньше пшеницы и не видел вживую. Я просто стоял и смотрел, наслаждаясь видом. Тут я услышал, что кто-то косит. Планомерные звуки срезания раздавались с другого конца поля. Решив уточнить зачем ухаживать за огородом так далеко от деревни, я решил подойти поближе к косившему. Было ощущение, что коса отдалялась от меня тем дальше, чем ближе я подходил, но я решил для начала пройти до конца поля. Какого же было моё удивление, когда передо мной оказался мирно отдыхающий дед в самой славянской одежде, что мне доводилось видеть. Он лежал на земле, в умиротворённой позе, с руками за головой, опираясь на пень. На нём были самые настоящие лапти, мешковатые штаны, замотанные какими-то тонкими верёвками у пояса и от лаптей до колена, а сверху он носил белую рубаху с красивыми узорчатыми красными нашивками на рукавах. Его голову опоясывала красная повязка из какой-то ткани, на котором были вышиты уже знакомые мне руны. Но удивителен был даже не наряд. Сейчас всякое можно купить. Удивительно было то, какая у него была борода. Длиннющая, седая борода доходила ему почти до самих ног! Я глазел самым неподобающим образом. Дедушка открыл глаза и, нахмурившись, уставился в ответ, показав необычно холодные синие глаза. В конце концов, он сдался и выпалил:
- Чаво пялишься?
- У Вас такая борода классная!, - очнулся я, решив начать издалека.
Кажется, дед не ожидал и немного смягчился. Он перестал хмуриться. Его лицо медленно расслабилось и теперь уже было сложно сказать, что именно он испытывает, потому что кожа была совсем дряблая, а морщины были уж очень глубокими.
- Спасииибо!, - протянул он.
- Я такую никогда не отращу
- Эт верно! Хотя поживи с моё, может, и тебе повезёт заиметь такую.
- А Вы зачем так далеко от деревни поле засеяли?
- Так а я не из деревни. Я тут прямо живу.
- КАК ТУТ? Круглый год?!, - опешил я.
- Ну да. Выбора у меня нет.
- Почему же?
- Ну так судьба распорядилась. Я здесь живу и работаю уже испокон веков.
Домов поблизости не было.
- Тут в смысле прямо тут? На поле?
- Агась.
- А Вы тут один? Если позволите спросить.
- Один как перст.
Я обратил внимание, что звуки срезания пшеницы явно отдалились. Видимо, в ту сторону, откуда я пришёл. Кто-то, похоже, прятался, а дед отвлекал внимание.
- И давно Вы тут живёте?
- Ух, да я счёт лет уже потерял. Когда там Русь крестили? Аккурат через месяц после этого меня и загубили.
У меня сначала сердце в пятки ушло, но я старался не подавать вида. Интересненькая картинка вырисовывается. Кто-то прячется от меня в поле пшеницы в лесной глуши, вдобавок я общаюсь с каким-то бредящим стариком, утверждающим, что живёт уже тысячу лет. Один. Круглогодично в лесу без дома.
- Что, простите?
- Не расслышал? Такой молодой, а уже со слухом проблемы?
- Нет, слышу я Вас прекрасно. Просто столько же никто не живёт. То есть Вам уже тысяча лет? Тысяча тридцать семь, на данный момент если я правильно понял?
- Ну, выходит, так. Тысяча тридцать семь и месяц примерно., - уточнил дед.
Вот ведь душнила, промелькнуло у меня в голове. Но в слух говорить я не стал. Сам такой же. Да и старость уважать надо, тем более настолько древнюю.
- Поделитесь тогда секретом долголетия что ли. Я хочу подольше пожить. Ну если не тысячу лет, то хотя бы около ста.
- Да а что тут делиться. Сложно вообще назвать это жизнью.
Он на минуту затих и призадумался, после чего продолжил.
- Видишь ли, это не совсем поле. Тут древнее кладбище. Славянское. Вон, проглядывают деревянные надгробия.
Я обернулся на поле и присмотрелся. В поле действительно были какие-то деревянные изваяния. На них мне удалось рассмотреть разные силуэты людей, которые, к слову, были довольно искусно выполнены. Между тем, звук косы стал громче. Мимо надгробий что-то пролетело, блеснув на солнце. Оказывается, дед и правда был один. Его серп косил пшеницу сам! Уж не знаю, что это за девайс такой, но это был самый обычный серп. Не миниатюрный автоматический комбайн и по блютусу никакому он явно не работал. Это был кусок металла, с красивой резной деревянной ручкой, который работал САМ! Старик хлопнул в ладоши и серп упал на землю. Бородатый долгожитель продолжил вещать.
- Я надгробия меняю примерно каждые двадцать лет. Срубаю деревце, строгаю и вот ухаживаю за могилками своих братьев. Ну и за своей, конечно.
- То есть Вы мертвы?
- Сложно сказать, не в земле же лежу. Я кладбищенский сторож. Слыхал о такой должности?
- Нет. Точнее, то, что вы охраняете это место, я догадался. Надо думать, в это понятие заложен ещё какой-то смысл?
- Ничего молодёжь не смыслит. С каждым поколением всё хуже и хуже! Расскажу уж, ладно., - проворчал он.
- Ну, значится, кладбищенским сторожем становится первый похороненный на кладбище. Такая вот мне судьба и выпала. Перестану ухаживать исчезнет кладбище. И я вместе с ним.
- Как это печально! А чем Вы занимаетесь изо дня в день? Только работаете?
- Ну дык да. А что ещё делать? Я пшеницу высаживаю токмо потому, что глаз радует. Сегодня-завтра вот серп дело закончит, новую буду высаживать. Вообще, тяжело найти себе в лесу увлечение, потому сутками и работаю. Сон мне не нужен, еда тоже. Нахожу себе забаву какую получится. Иногда вот по лесу гуляю и с лесными обитателями общаюсь. Он показал на деревья, с которых за нами наблюдали две белки, которые словно тихо шушукались, замышляя недоброе. Дедушка перехватил мой взгляд.
- Да ты не переживай. Они опять сговариваются у меня пшеничку украсть. Это игра у нас такая. Я сделаю вид, что хочу их остановить, побегаю за ними, но в последний момент дам уйти.
- Так, а Вы... Как Вас назвать-то правильно? Дух?
- При жизни меня прозвали Ратибором. Ну а вообще, да, что-то вроде духа. Но, как видишь, многое могу и руками делать. Привилегии моей должности, видимо. Хотя я особо об этом не задумываюсь.
А почему вы себе дом не построите? Могли бы уже деревню соорудить.
- Ну, во-первых, лишнее внимание мне не нужно. Придут люди всё перевернут вверх дном, а я исчезну. Во-вторых, мне приятнее на сырой земле лежать, на звёзды смотреть. Да и травушка приятно щекочет шею.
Бывают, конечно, казусы могу проснуться с жуками на лице или ещё что похуже.
Не понимаю, как вы со скуки второй раз, простите, не померли. За столько-то времени! Делать совсем нечего!
- Ну бывает скучно, да. Перемен иногда требует сердце. Но я стараюсь спокойно жить себе и не жаловаться, довольствоваться тем, что имею и могу. С белками вот играем, как видишь. Зимой, правда, кручинюсь немного, когда некоторые животные спят.
- Подход, несомненно, хороший. Но может быть я всё же могу помочь как-нибудь со скукой?
- А чем ты мне тут поможешь-то?
Я поразмыслил и пошарился по карманам. Ничего дельного не нашлось, а телефон ему тут явно без надобности.
- Слушай, де... Ратибор. Я могу почти всё что угодно тебе достать. Скажи только, что хочешь.
- Да не надо, наверное, ничего... Хотя я иногда люблю прогуляться до одного места, там замечательные виды. Красивая горка, внизу карьер, речушка течёт. Там душа просто поёт. Но мне добираться долго и опасно. В лесу медведи, волки бывают, а я не всех их в лицо знаю. Точнее, в морду. Вот некоторые и напасть могут, а мне потом по кусочкам себя собирать и мыться... Мне однажды не повезло встретить медведя, вставшего из спячки преждевременно. Пополам меня порвал и руку откусил, с которой убежал. Я потом срастался, ждал, когда косолапый руку вернёт. Короче, до весны я с культёй ходил.
- Кошмар какой. Да, тяжело ухаживать за кладбищем в таком состоянии. Может хотите взять мой велосипед тогда? На нём немного быстрее будет, чем пешком. Не знаю, успеете ли спастись, в случае чего, но это лучше, чем ничего.
- Если он тебе дорог, то не приму. Да и такая штука наверняка дорогая.
- Нет, он старый, не сильно и дорогой. Разве что как память. Но если на нём будет кататься такой хороший дух как Вы, то я только рад буду. Редко на даче бываю. Забирайте пожалуйста!
- Правда?,- его синие глаза совсем подобрели и немного наполнились слезами.
- Конечно!
- Только я ж седлать эту штуку не умею!
- Да всё просто, смотрите!
Я помог ему усесться на сидение и показал, как ехать. Он быстро всё схватил и даже бодро поехал вперёд сам. Проехав метров двадцать, на повороте подул ветер, борода дедушки запуталась в переднем колесе, из-за чего он улетел через руль вперёд и шмякнулся прямо на землю.
Белки, наблюдавшие с деревьев, захихикали.
- Пошли прочь! Ржать надо мной вздумали! Всех на шашлык пущу! И никакой больше пшенички вам, дармоеды!
- Ладно Вам, не злитесь на них. Давайте помогу встать.
- Бороду заплету, чтобы не мешала ездить.
- Это замечательная идея.
Он завязал бороду в несколько узлов и попробовал снова. У него явно был талант. Сразу всё схватывает, налету, да и уже быстро и уверенно прямо ездит. Думаю, в городе он был бы прекрасным велокурьером. Только правила разъяснить и вперёд зарабатывать. Дух же не знает усталости.
- Ладно, Ратибор, я пойду уже. Берегите себя и правила дорожного движения соблюдайте, если к людям выходить собираетесь.
- Спасибо за такой подарок! До чего же здорово! Такое приятное чувство внутри, словно в первый раз ребёночком на телеге еду!
- Рад, что понравилось! Счастливо!
- Бывай! А, возьми вот, на память!
Он подъехал ко мне и протянул свою красивую красную повязку.
- И давай уже на ты! Я всего на тысячу лет старше. Заходи как-нибудь, буду рад тебя видеть.
- Будь здоров, Ратибор! Спасибо большое за подарок и за приглашение! До встречи!
Наверное, это был первый раз в моей жизни, когда было приятно получить приглашение на кладбище.
Я пошёл назад, иногда оборачиваясь, чтобы ещё раз посмотреть, как старец искренне улыбается, крутя педали. Какое-то время ещё было слышно его заразное хихиканье.
Уже смеркалось, когда я наконец вернулся домой. Совершенно уставший, но такой довольный, я положил его подарок на стол и лёг в кровать.

В деревне Заречье, где дома стояли так близко, что соседи знали, кто что на ужин готовит, жила бабка Матрена и не просто жила а правила. Не то чтобы она была старостой или главой администрации, нет, просто так сложилось, что ее слово было законом а ее взгляд мог заставить самого упрямого мужика почесать затылок и согласиться. А причина такого авторитета была проста и, как оказалось, весьма эффективна - у бабки Матрены был погреб и не просто погреб а настоящий кладезь всяких солений, варений и главное, самогона. И вот с этим самогоном а точнее, с его производством и была связана вся история.

В Заречье, как и во многих деревнях, мужики любили заглянуть в погребок к бабке Матрене, не только за угощением, но и за советом а иногда и просто поболтать. И вот однажды несколько самых активных деревенских мужиков - Петр, Иван и Степан - решили сходить до бабкиного погреба. Спустились они вниз а там, как всегда, пахнет чем то приятным - бабка Матрена, как раз разливала по бутылкам свежую партию своего фирменного напитка, мужики, разумеется, не заставили себя ждать с просьбами.

- Матрена Петровна - начал Петр, почесывая бороду - не откажи в любезности, глоточек бы нам твой волшебный отведать?

Бабка Матрена, не отрываясь от своего занятия, лишь хмыкнула:

- Волшебный, говоришь? Ну, посмотрим, насколько волшебным он окажется ...

Она налила каждому по небольшой рюмочке, мужики, недолго думая, опрокинули содержимое - и тут началось. Сначала Петр почувствовал легкое головокружение, потом Иван начал икать а Степан вдруг громко и протяжно вздохнул, будто только что увидел привидение.

- Что это, Матрена Петровна? - спросил Петр, чувствуя, как земля уходит из под ног.

Бабка Матрена взглянула на него:

- А это, милые мои, не просто самогон а самогон с характером и характер у него такой, что он не терпит долгого застоя.

И тут мужики поняли - в погребе, помимо запаха самогона, витал еще один, весьма специфический запах, который обычно появляется после того, как что то долго бродило и начало выделять газы.

- Да у вас тут, Матрена Петровна - прохрипел Иван - газы скопились!

Бабка Матрена кивнула:

- Вот именно и вы, как опытные дегустаторы, решили их первыми попробовать, ну что ж, раз так, то и смерть вам сегодня по очереди придет!

Мужики переглянулись. Смерть? В погребе? От газов? Звучало как начало какой-то мрачной сказки.

- Не пугай нас, бабка! - попытался возмутиться Степан, но голос его дрогнул.

- Я не пугаю, я предупреждаю - спокойно ответила бабка Матрена - вот Петр, он первый рюмочку опрокинул, ему и первым придется а потом Иван, Степан, газы, они ведь не ждут, они свое возьмут."

И действительно, Петр, который был самым первым, почувствовал, как его начинает клонить в сон, он попытался встать, но ноги его не слушались, медленно осел на пол и его дыхание стало прерывистым.

- Петр! - испуганно крикнул Иван, но было поздно - тот затих.

Иван, увидев это, запаниковал, попытался выбраться из погреба, но дверь, казалось, стала тяжелее, потом услышал, как его сердце колотится в груди а в голове шумит. И тут он почувствовал, как его тоже начинает одолевать сонливость, он упал рядом с Петром, его дыхание стало поверхностным. Степан, оставшийся последним, был в ужасе и понял, что его ждет та же участь - попытался закричать, позвать на помощь, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Он смотрел на бабку Матрену, которая спокойно продолжала разливать самогон по бутылкам, словно ничего не происходило, в ее глазах не было ни капли сочувствия, лишь какое то странное, отстраненное любопытство. Степан понимал, что это конец, закрыл глаза и попытался вспомнить что то хорошее из своей жизни. Вспомнил, как впервые пошел на рыбалку с отцом, как женился на своей любимой жене, как родились его дети и в этот момент, когда он уже почти смирился со своей участью, он почувствовал, как кто то трясет его за плечо - открыл глаза и увидел перед собой … себя. Точнее, не себя, а какого то странного, полупрозрачного двойника.

- Беги! - прошептал двойник - беги, пока не поздно!

Степан, не понимая, что происходит, послушался и собрал последние силы, спотыкаясь, побежал к двери и выскочил из погреба, как ошпаренный, вдохнул полной грудью свежий воздух. Он упал на землю, кашляя и задыхаясь и увидел как из под двери погреба, сочится какой то зловещий туман.

Бабка Матрена вышла из погреба, держа в руках бутылку самогона, посмотрела на Степана с легкой усмешкой:

- Ну что, Степан - сказала она - повезло тебе, видно, ангел-хранитель у тебя сильный, но помни, в следующий раз, когда будешь ко мне в погреб заглядывать, сначала спроси, не скопились ли там газы ...

Степан, все еще не пришедший в себя, лишь кивнул, поднялся на ноги и не оглядываясь, побежал прочь от бабкиного дома. Дрожа всем телом, добрался до своей избы, жена, увидев его бледное, испуганное лицо, тут же бросилась к нему:

- Степан, что случилось? Ты весь белый, как мел!

Он не мог сразу говорить, лишь тяжело дышал, пытаясь унять дрожь. Наконец, он смог выдавить из себя:

- Погреб … бабкин погреб … Петр … Иван …

Жена, встревоженная, помогла ему сесть, принесла воды. Степан, медленно приходя в себя, начал рассказывать - говорил о запахе, о странном самогоне, о том, как Петр и Иван затихли и о своем собственном, почти смертельном сне. Говорил о двойнике, который его спас, о бабке Матрене, которая смотрела на все с таким спокойствием. Жена слушала и ее лицо становилось все бледнее - она знала бабку Матрену, знала ее крутой нрав и ее самогон. Но чтобы такое …

- Ты уверен, Степан? - спросила она, когда он закончил.

- Уверен, как никогда - ответил он - видел их глаза, когда они засыпали и я чувствовал, как меня самого тянет туда же, если бы не тот … тот призрак … я бы сейчас лежал рядом с ними ...

Слух о том, что произошло в погребе бабки Матрены, быстро разнесся по деревне - сначала люди не верили, думали, Степан перебрал самогона и ему привиделось. Но когда прошло несколько дней а Петра и Ивана так и не нашли и никто не мог объяснить их исчезновение, сомнения начали рассеиваться. Мужики, которые раньше с удовольствием заглядывали к бабке Матрене, теперь обходили ее дом стороной, даже самые отчаянные любители выпить предпочитали потерпеть, чем рисковать своим здоровьем - погреб бабки Матрены стал местом, овеянным дурной славой. Бабка Матрена же, казалось, не обращала на это никакого внимания, продолжала жить своей жизнью, заниматься своими делами. Только иногда, когда кто то из деревенских проходил мимо ее дома, она выходила на крыльцо и улыбаясь своей хитрой улыбкой, махала им рукой, приглашая к себе - но никто уже не смел подойти.

Как то поздним, осенним вечером, когда уже стемнело, к дому бабки Матрены подошел молодой парень - это был племянник Петра, Кирилл, который приехал из города навестить дядю, но дома никого не нашел и ничего не зная о случившемся, решил узнать у соседей, где Петр. Увидев свет в окне погреба, спустился вниз, и, как и раньше, его встретил прохладный воздух и запах самогона. Но в этот раз к нему примешивался еще один, едва уловимый, но тревожный запах, который он не мог точно определить, но который вызывал у него неприятные ощущения. Он увидел бабку Матрену, которая сидела за столом и что то перебирала.

- Здравствуйте, бабушка - сказал он - я племянник Петра, вы не видели его?

Бабка Матрена подняла на него свои злые глаза:

- Петра, говоришь? - ее голос был ровным, без тени удивления - нет, милок, Петра я давно не видела ...

Кирилл почувствовал легкое разочарование, но и какое то необъяснимое беспокойство, запах в погребе становился все более ощутимым и ему казалось, что воздух стал тяжелее.

- А вы не знаете, где он может быть? - спросил он, оглядываясь по сторонам - в углу погреба стояли несколько больших бочек, из которых исходил тот самый странный запах.

- Не знаю, не знаю ... - пробормотала бабка Матрена, отводя взгляд - может, к Ивану зашел, они ведь с Петром завсегда вместе по деревне то бродили ...

Кирилл, не чувствуя ничего подозрительного, кроме странного запаха, решил все же заглянуть к Ивану, поблагодарил бабку и вышел из погреба, оставив ее одну в полумраке. Когда он добрался до дома Ивана, то обнаружил, что тот тоже отсутствует, соседи, встревоженные его расспросами, начали перешептываться, никто не видел ни Петра, ни Ивана уже несколько дней. Обеспокоенный, Кирилл вернулся в город и рассказал своим родителям о странном запахе в погребе бабки Матрены и о том, что дядя и его друг исчезли, родители, хоть и не верили в мистику, но были обеспокоены и решили, что стоит съездить в деревню и разобраться.

Когда они приехали, то первым делом отправились к бабке Матрене, она встретила их с той же спокойной улыбкой, но в ее глазах мелькнул какой то странный блеск.

- Здравствуйте, Матрена Петровна - начал отец Кирилла- мы приехали к Петру, вы не видели его?

Бабка Матрена покачала головой:

- Нет, дорогие мои, Петра я не видела, уехал поди куда то ...

- А Ивана? - спросила мать.

- Да и Ивана тоже ... - ответила бабка - все они куда то разъехались ...

Родители парня увидали бочки в погребе, из которых все еще исходил тот странный запах:

- А что это ... как то странно пахнет тут, Матрена Петровна?А? - спросил отец.

Бабка Матрена лишь пожала плечами:

- Да это самогон мой бродит, хороший получается, терпкий ...  - ухмыльнувшись, ответила бабка.

Они решили не оставаться в деревне, вернувшись в город, они обратились в милицию - но без улик и свидетелей, милиционеры не могли ничего сделать. Тем временем, в деревне Заречье, слухи о пропаже Петра и Ивана продолжали распространяться, люди стали еще больше бояться бабкиного погреба. А сама бабка Матрена, казалось, только наслаждалась этим - продолжала варить свой самогон и никто уже не смел заглянуть к ней в погреб.

Никто больше не видел ни Петра, ни Ивана а вскоре и бабка Матрена исчезла, оставив дом и погреб заброшенными. Жители Заречья, напуганные слухами, заколотили погреб и больше никогда туда не спускались. Только иногда, густыми, туманными ночами из погреба бабки Матрены слышались странные звуки, похожий на стоны а затем опять наступала полная тишина и видели жители деревни над погребом,  как блуждают призраки Петра, Ивана и самой бабки.

Заречье стало проклятым местом, где никто не хотел жить и деревня постепенно опустела, поглощенная лесом ...

Холодно в городе осенью. А в лесу уж тем более. Но это не мешает грибникам охотиться. В укреплённом от осенней стужи и сырости костюме, полный уверенности, я шагал по цветному лесу.
Птички щебетали, у меня было прекрасное настроение и почти доверху полная корзинка грибов.
В предвкушении наваристого грибного супчика, я почувствовал голод.

Решив сделать перекур от охоты, я остановился на просторной полянке.
Достал небольшую клеёнку, присел, начал жевать бутерброд и запивать чайком из термоса. Я всегда с собой беру небольшой набор припасов осенью, когда посещаю лес. Согреться и вкусно перекусить никогда не бывает лишним.

Я спокойно и не торопясь жевал, наблюдая как медленно листья с деревьев отрываются и кружат каждый в своём уникальном танце, пока наконец не касаются земли.
Осень всегда так сказочно красива! Так здорово, когда есть возможность и желание уехать подальше от городской суеты и наслаждаться таким вот медитативным занятием, как поиск грибов.

Истошный крик прервал мою трапезу.
Громко и надрывно какой-то мужчина кричал совсем недалеко от меня.

Пробираясь через заросли, мимо деревьев я помчался на выручку.

Крик переходил в плач. Безнадёжный, полный боли и тоски.

Я добежал до небольшой горки. Снизу стоял накрытый дырявой скатертью стол. За ним сидели четверо странно одетых мужчин и разговаривали.

- да не ори ты! И без тебя тошно! Представляешь хоть, как голова болит?! А тут ещё ты визжишь как девчонка!
Еле сдерживаясь, сквозь зубы проговорил первый, очень болезненного вида мужчина, держась за голову.
Он был одет в красную рубаху, широкие шаровары и носил высокие сапоги.
На его коже были заметны язвы в большом количестве.

Второй, который то орал, то плакал, был ранен. С него вниз капала тонкой струйкой кровь, идущая из бока, откуда торчала стрела.
Он носил длинную белую рубаху, подвязанную поясом, поверх штанов-порт, которые были неаккуратно заправлены в сапоги. На голове была тафья, это такая маленькая шапочка, а на ней был сдвинутый на затылок красный с чёрными вставками колпак.
- заткнись! Видишь, кровь идёт? Забинтуй хоть пожалуйста, помоги!, - со слезами на глазах визгливо проговорил второй.
- да что толку? Всё равно не поможет ничего. На вот, мухомор пожуй лучше.
Он впихнул мухомор второму в рот, когда тот был явно готов снова заорать от боли. Подействовало.
- жуй и помалкивай!
- а можно мне тоже мухоморчик?, - сказал третий.
На третьем была старая, много где порваная красная рубаха и такого же качества штаны. Вместо пояса он носил что-то вроде старого тонкого шпагата или другой какой бичевки. "Пояс" много где распушился.
Это был, наверное, самый худой человек, что я видел. Относительно облегающая одежда на нём висела. Сквозь порваную ткань было видно сухое тело и выступающие рёбра. Смотреть на него было больно.
- на, только помолчи хоть ты!, - сказал первый, швырнув в него горсть грибов.
Сколько нам тут ещё сидеть, а?, - обратился вдруг первый к четвёртому.
Четвёртый, одетый в чёрный балахон с капюшоном, скрывавшим лицо, молчавший до этого, вдруг слегка поднял голову.
- не знаю. Может, минута, а может, вечность. Узнаем. Может вон у того спросить?, - сказал четвёртый, слегка подняв руку в моём направлении.
Я затаил дыхание. Что происходит? Кто эти люди? И почему мне обязательно всегда надо влезть, куда не просят?! Искренне хочу помочь, а выходит всё как-то постоянно криво.
- подойди., - сказал четвёртый.
Я не хотел никуда подходить. Напротив, я бы с радостью убежал куда подальше.
Трое других присоединились, подзывая меня и перебивая друг друга.
Четвёртый вздохнул и поманил меня движением руки под балахоном.
Ноги вдруг сами зашагали в их направлении.
- ты чего такой нерешительный? Тебя люди зовут, поздоровался бы что ли.
- здравствуйте, уважаемые!, - с дрожью в голосе сказал я.
- да ты не бойся. Не укусим. Просто поболтаем. Присаживайся, угощайся!
На скатерти были разные грибы, большая часть из которых, была если не ядовита, то, по крайней мере, непригодна для употребления. Из одного выполз червь. У каждого из сидевших стояла небольшая деревянная миска, в которой была грязноватая вода. Посередине скатерти стояло ведро.
- я не голоден, спасибо большое!
- ну как знаешь., - безразлично сказал третий и сожрал сначала гриб, а потом и червя.
- что тут происходит? Кто Вы такие?
- сидим, отдыхаем. Ждём когда сможем уйти. заложные мы., - ответил первый.
- кто такие заложные?
- заложные покойники. Умершие, неправильной смертью и не обретшие покоя.
Боже мой, да что такое! Почему именно я тут оказался? Зачем прибежал на крик?! Очевидно же, что если кто-то кричит в лесу, то не к добру это! Первый продолжил.
- я вот, как ты мог догадаться, от чумы помер, но меня не похоронили. Один был.
- а меня на поле брани подстрелили, я уже и не встал. До сих пор нарывает!, - вклинился с криками второй.
- умоляю, заткнись ты уже! Третий умер от голода., - сказал первый, кивнув в его сторону, пока последний жевал очередной мухомор.
- мы втроём нашли друг друга в конце 17 века. Решили, что так веселее, чем бродить в поисках пристанища в одиночку.
А четвёртый к нам прибился чуть спустя, но так ничего о себе и не рассказал. Мы его сначала брать не хотели, рожа у него страшнее смерти. Но я подумал, что его молчание неплохо контрастирует с воплями этого придурка, вот и взяли мы его.
- понятно. А я вот грибы тут собирал, крики услышал. Угощайтесь тоже, если хотите., - сказал я. Мужик, умерший от голода выхватил корзинку прежде чем я успел её поставить сам.
- спасибо, мил человек. - сказал первый.
Мы чуть посидели на клеёнке под методичные звуки жевания третьего. Я им рассказывал кто я такой и чем занимаюсь, пока не вспомнил о бутербродах.
- ребят, забыл совсем! У меня кое-что получше грибов есть! Держите!
Я вытащил из рюкзака пакетик и раскрыл его. Третий перестал жевать шляпку груздя и уставился на бутерброды.
- так, я сам!, - сказал первый прежде чем третий всё умыкнёт. Он раздал каждому по бутерброду, включая меня. Я достал несколько чекушек из рюкзака, которые ношу с собой в лес как антисептик. Впервые пригодилось, удивительно, в каких обстоятельствах.
- ооо, наш человек!, - сказал первый и взглянул на улыбнувшегося второго.
- может, лучше обработать рану?
- хрен тебе! Ты всё равно сдох давно! За четыре сотни лет мог бы и привыкнуть!
Мы вылили грязную воду из мисок и налили водку.
- ну, за собравшихся за этим столом!, - сказал первый.
Мы чокнулись и осушили свои миски.
- хорошая!, - сказал первый.
- да, определённо. Даже не так болит бок!
- бутерброды - объедение., - сказал третий.
Четвёртый молчал.
Мы ещё немного пообщались. Нормальные, в принципе, ребята. Весёлые.
Второй, держась за бок, всем налил ещё по команде первого.
- ну, как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой.
Мы снова чокнулись и выпили. Ребятам стало явно радостнее, да и я уже не испытывал такого дискомфорта, как в начале. Мы общались дальше.
- да я его почти достал! Чутка саблей не дотянулся, как вдруг предательская стрела мне вонзилась в бочину! Ух, если узнаю, чья она была! На куски порву!
- да будет тебе. Ничего всё равно уже не исправить.
- ну знаешь, у тебя другая ситуация! Ты меня тоже пойми!
- да знаю я, знаю. Рана нарывает и болит с каждым годом сильнее, вот ты и злишься всё больше. Уже четыреста лет слышу.
- наливай-ка ещё по одной чарочке! Как раз заканчивается, допьём уже., - сказал первый, кивнув в мою сторону.
Я разлил всем остатки водки.
- ну тебе тогда и тост говорить!, - сказал первый.
- я рад, что мы собрались такой разношёрстной компанией, но у меня обычно в семье третью пьют за тех, кого с нами нет. Предлагаю выпить за ушедших.
Ребята молча переглянулись. Я ждал их реакции. Четвёртый молча наблюдал. Первый, прищурившись, смотрел прямо на меня из-под насупленных бровей, слегка наклонив голову вперёд. Он подумал и сказал:
- мы обычно не пьём за такое. В нашей-то ситуации. Но традиции надо чтить и гостей уважать... Ну и что, что мы сдохли? Давайте ребята, уважим гостя.
Мы помолчали и, не чокаясь, выпили.
Четвёртый встал.
- час пришёл. С вас хватит.
Послышался стук копыт. Вскоре прискакал большой, бледного окраса конь.
Он спокойно подошёл к четвёртому.
- вы трое, садитесь.
- куда ты собрался? Сидим же!, - сказал третий, вновь подобравшись к грибам.
- быстро залезай!
Они втроём залезли на одного коня. Четвёртый повёл его за поводья.
- мы ещё когда-нибудь увидимся. Постарайся успеть побольше., - сказал четвёртый, после чего они пошли вперёд и медленно исчезли.
Я стоял как вкопанный.
Очнувшись, я схватил корзинку, в которой одиноко валялся надкусанный мухомор.
Я поплёлся в сторону дома, стараясь переосмыслить свои жизненные решения, еле влача за собой ноги.
Надеюсь, парни обретут покой.