Примечание @Cat.Cat: пост содержит много речевых оборотов с обсценной лексикой, луркояз и выдерживает неформальный стиль. Материал интересный. Читать на свой страх и риск.
Автор: Антон Трусов.
Пост исторического охранительства или какого хуя военное дело в допетровской России настолько отставало от западноевропейского?
Почему именно там, а не у нас, были Вильгельмы Оранские, терции, жандармы, маневры, четкая организация и прочие ништяки, привитые и взрощенные у нас с таким большим опозданием и в спешке? Ганс, мы что, тупые?
С вашего позволения пойдем от истоков проблемы, а именно века эдак с пятнадцатого.
Итак, Московия. Московия сильна, она растет и точит зубы. У Москвы есть бешеное желание выжить и отожраться, однако на пути к цели стоят 3 препятствия — критическая бедность на грани нищеты (по воле Господа), россыпь татарских орд (по воле Аллаха), и огромнейшие территориальные пространства, являющиеся как плюсом от судьбы, так и минусом.
Предки наши были отнюдь не дураки и, прикинув уд к носу, ответили на весь этот микс вводных самым верным в данной ситуации решением — созданием поместной конницы.
Что есть поместная конница? Это идеальный род войск для ведения маневренной войны против такого же вечно маневрирующего противника на огромной малозаселенной территории со слабой инфраструктурой. Это ее территория, ее поле игры. Никакая баталия/терция/компания никогда не сможет защитить условную лесостепь южнее Тулы от татарского набега, какой бы крутой она не была. А поместная конница сможет. Потому что она и есть такая же степная кавалерия, как и у оппонента в стеке — разве что глаза всадников пошире и кумысом не залиты. Хочешь победить татарина — сам стань татарином.
Теперь о деньгах. Поместная конница — это, по сути, бесплатный род войск, который служит не за звонкую монету (которой у Москвы и нет!), а за земельный надел и крестьян на нем. Помещик сам себя одевает, кормит, вооружает, тренирует, собирает на войну и прочая, прочая, прочая. Ему уже заплатили гектарами, все. Дальше его задача — служить и не бухтеть.
И он, помещик, служил! Иногда, конечно, чуть-чуть бухтел, но в общем и целом всех всё устраивало. Государство имело внушительную массу практически бесплатного дворянского ополчения, могущего и умеющего решать предъявы степного народонаселения. Помещик имел земельку, крестьян, возможность выбиться в люди и социальный статус.
(Знающие расклады эпохи люди скажут: "А Литва?". А че Литва? Там практически та же ситуация была и в военном плане, и в финансовом. Так что единственный "широкоглазый" сосед воевал примерно теми же методами и теми же средствами).
По мере развития ситуации появлялись всяческие модерновые вкрапления в средствах ведения войны. Такие как артиллерия, вооруженная ручным огнестрелом пехота, инженерный корпус. Все это было, жило и развивалось, однако лишь как мера усиления и помощи основному роду войск. Арта и инженеры "божили" при осадах, стрельцы, работая при "гуляй-городе" подерживали действия поместной конницы в полях.
Ключевое слово — поддерживали. Ни о каких самостоятельных маневрах даже речи не шло, потому что никакой пеший мужик с пищалью никогда в степи не победит потомка Чингисхана. Поэтому только так — "гуляй-город", гарнизонная служба, огневая поддержка.
И все на Руси-матушке было хорошо и складно, здорово и вечно! Но... До поры до времени.
В один проклятый Господом-Богом момент история поменяла расклады политической географии, и Москва на своих западных границах обнаружила:
А) Объединенную Речь Посполитую, активно юзавшую как наёмную профессиональную пехоту со своих западных рубежей, так и шикарную панцирную кавалерию собственного производства.
Б) Шведское королевство, которое к рубежу 16-17 века смогло создать профессиональную армию на началах орднунга, дисциплины и военного искусства.
И вот тут началось неприятное.
Противник, как мы видим, сменился. Театр боевых действий тоже — вместо привольных степей теперь болота с лесами. И города. И замки. Не лучшее место для раскрытия потенциала масс легкой конницы.
И в плане денег соотношение тоже не ахти. Швеция и Польша не ебать какие богачи, конечно, но к центрам торговли поближе, в мир интегрированы поплотнее России. Там кое-какая наличка в экономике крутится, поэтому и снабжение, и организация, и оснащение там получше нашего было.
А если учесть, что в дальнейшем Россия с каждым годом становилась все беднее и беднее (набеги с югов, опричнина, голод, Смута), то картина рисуется все менее и менее для нас радужная.
Короче, после Ливонской войны и Смуты расклады были таковы: С одной стороны две неплохо так прокачанные страны Запада (пока еще не коллективного) с кое-какими деньгами, позволяющими иметь каменные крепости, логистику, профессиональную пехоту, офицерский корпус и вот это вот все.
С другой — разоренная всеми и всем изначально нищая страна без денег и возможности их заиметь. Редкая россыпь городов с деревянными укреплениями и ратными людьми, которые ни в дальний поход выйти не могут (потому что бедные, как мыши церковные), ни профессиональную сторону свою подтянуть до нужного уровня не в состоянии (потому что поместьем тоже управлять надо).
Не армия, а ополчение, по сути. Которое южную границу держать может (и умеет, для этого и было создано!) а вот перед западным партнером сказать уже ничего вразумительного не в состоянии.
Страшная ситуация на самом деле, если вдуматься. Россия в семнадцатом веке по краешку прошла, ее спасло только то, что она не в вакууме с соседями жила. И если б соседи не были так увлечены своими делами на других фронтах, грызя друг друга, самих себя и третьих лиц, то при такой армии Россия кончилась бы к XVIII веку как независимый объект. В лучшем случае, стали бы частью Польши, в худшем — нулевой Индией, колонией, где в роли грязных туземчиков жили бы до деколонизации и плакатов "рашн лайвз меттер!".
И не сказать, что "головы в Генштабе" тупые были. И они пытались этот вопрос решить. И пехоту профессиональную пытались создать, и офицеров толковых с Запада тащили, и кавалерию "рейтарскому делу" обучали.
Да вот только без толку. На все на это нужны ДЕНЬГИ. Огромное количество денег. Промышленность, рынки сбыта, перестройка экономики и административного управления. Изменение социального устройства, в конце концов, чтобы помещик захотел не на коняшке с саадаком за татарами бегать как дед и батя, а в офицеры и на конную службу потянулся. Чтобы солдаты служили круглый год на контрактной основе, а не бросали изучение воинского устава на период посевной и уборки урожая. А для этого, повторюсь, нужны деньги. А их нет. Вот тебе огород — морковку вырастишь, продашь, купишь саблю.
Ну а дальше вы сами знаете, что было. Россия, застрявшая в этом тупике безденежья и безнадеги, получила Петра. Который ситуацию буквально об колено сломал, применив к вверенным территориям простой советский... террор во всей его красе — с насильной рекрутской повинностью, репрессиями, ускоренной индустриализацией и мобилизацией всего и вся на благо армии. А иначе, если задуматься, этот узел и не развязать было. Петру пришлось совершить "революцию сверху", вытащив избитую им же Россию на авансцену истории. Он напялил на нее парадное платье и отправил играть главные роли в спектакле "Европейский террариум", приговаривая: "А ты говорила, дескать, не могу, да денег нет..."
Как менялся Пётр I, первый император и последний царь, в представлении потомков? «Я даже затрудняюсь назвать его великим человеком – не потому, что он не был достаточно велик, а потому, что он был недостаточно человеком,» – писал философ Владимир Сергеевич Соловьёв о Петре I. На знаменитом памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде содержится 128 фигур знаковых деятелей отечественной истории, и весьма символично, что центральное место на монументе занял именно Пётр Великий.
Тень его исполинской двухметровой фигуры простирается сквозь века в наше время, разрезая отечественную историю на два периода – допетровский и послепетровский. Как замечал великий поэт Фёдор Иванович Тютчев, «Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после Петра Великого – одно уголовное дело».
Величие Петра сегодня не вызывает сомнений. Но как менялось отношение к императору на протяжении трех последних столетий? Об этом узнаете в новом видеоролике Константина Гусева, историка, старшего преподавателя кафедры зарубежного регионоведения и востоковедения Кубанского государственного университета.
Больше 750 лет назад в приходе Ордсолл английского графства Ланкашир построили особняк. Первый владелец Ордсолл-холла зарегистрирован в 1251 году. Для калибровки: в это время князь Александр Невский в партнёрстве с монголами собирал дань с народов северо-запада нынешней России и заключил первый договор с Норвегией.
Усадьба перешла во владение семьи Рэдклифф в 1335 году, когда внук Александра Невского – московский князь Иван Первый Калита − мирился с новгородцами...
...а до наших дней в Солфордском Ордсолл-холле сохранились постройки XV века – современницы подчинения Новгорода и окрестных княжеств москвичом Иваном Третьим Великим, который принял титул государя Всея Руси.
И ещё в Ордсолл-холле сохранилась старейшая в Британии кровать. Роскошное дубовое ложе под балдахином изготовили для сэра Джона Рэдклиффа и леди Анны Асшоу в 1570-х годах. Тогда Британией правила Елизавета Первая, королева-девственница, Чёрная Бесс, к которой сватался московский князь и первый русский царь Иван Четвёртый Грозный.
Это ж сколько всего произошло с тех пор за четыре с половиной столетия! Шекспир написал всё, что написал; Рэдклиффы продали особняк, Тюдоров на троне сменили Виндзоры, округ Ордсолл влился в город Солфорд − часть Большого Манчестера, Московская Русь стала Московским царством, разрослась в Российскую империю со столицей в Петербурге, превратилась в Советский Союз и потом в нынешнюю Россию...
...а старинная дубовая кровать всё поскрипывала под очередными владельцами. Такая у кровати работа.
Наверное, Россию без всякого преувеличения можно назвать самой воинственной державой в мире. Практически вся наша история – это почти беспрерывная череда больших и малых войн. С некоторыми странами России приходилось не единожды скрещивать шпаги. Драки с поляками и шведами всегда вспоминаются с едва ли не нежной теплотой – ведь мы их почти всегда били! Однако особенное место в сердце русского человека занимает – Турция.
Коллаж автора.
С турками у нас очень богатая история, которая заставляет сильнее биться сердце великоросса. Ведь Турция – это рекордсмен по количеству войн, которые она нам продула 🙃
Это занятное соревнование стартовало в 16 веке, когда воинственная Османская империя стала соседкой набирающего силу Московского царства.
В первой же полномасштабной русско-турецкой войне 1568 – 1570 годов московиты одержали убедительную победу. Иван Грозный покорил Астраханское царство. Османам сия дерзость северных гяуров не понравилась. Селим II отправил отбивать Астрахань 15 000 своих солдат и 50 000 крымских татар. Но русские воеводы наголову разбили неприятеля под Астраханью, а затем устроили настоящее избиение крымско-турецкого войска в знаменитой Битве при Молодях.
В 17 веке османы и русские встречались два раза. И если первое противостояние 1672 – 1681 годов не выявило единоличного победителя, то следующее столкновение 1686 – 1700 годов закончилось победой русского оружия.
В 18 веке две державы дрались уже 4 раза. К тому времени Высокая Порта ощутимо одряхлела, поэтому наливающаяся соками Российская империя в пух и прах разнесла старого противника. И если первая схватка закончилась скорее поражением русских войск, то в последующих конфликтах вверх всегда брало русское оружие.
Особенно сладкими были победы в правление Екатерины II. Великолепная плеяда полководцев – Суворов, Румянцев, Голицын, Кутузов, Ушаков, Потёмкина – прославила русское оружие и значительно расширила южные владения империи.
Чесменская битва.
Было завоеваны враждебное Дикое поле, Крым, обширное черноморское побережье. Россия утвердилась на Чёрном море и прочно вошла в клуб великих держав.
В 19 веке противоречия между Россией и Турцией только усилились. Русским обществом всецело завладело желание во что бы то ни стало захватить Константинополь с проливами и освободить братские славянские народы. В первой половине века русские два раза успешно громили турок, присоединив к своим владениям большую часть Южного Кавказа и всю Молдавию.
Николай I спешил раз и навсегда разобраться с прогнившим турецким фрегатом. Однако самодержец не рассчитал свои силы.
Осада Карса в ходе Крымской войны.
Когда Россия вознамерилась произвести «контрольный выстрел» в Османскую империю, за турок вступились англичане и французы. Крымская война, как мы знаем, была проиграна Россией. Впрочем, чести туркам она принесла мало. В прямых боестолкновениях с русскими османы неизменно терпели поражение.
Последняя схватка двух держав в 19 веке произошла в 1877 – 1878 годах. Не в силах терпеть муки братских славянских народов на Балканах Россия объявила войну Турции. В целом, война сложилась для русских удачно. Однако Берлинский конгресс 1878 года в значительной мере нивелировал успехи русского оружия.
Битва за Плевну.
Век XX стал нисколько не миролюбивей века XIX. Все большие державы вступили в военные блоки. Как не трудно догадаться, Россия и Турция оказались по разные стороны бруствера. Началась Первая мировая война.
Русские генералы громили турок в лучших традициях екатерининских полководцев. Османы были последовательно разгромлены в битве при Саракамышле, в Эрзерумском, Эрзинджанском и Огнотском сражениях.
Успехи были настолько велики, что перед русскими войсками открылась дорога в Месопотамию. Поэтому на полном серьёзе царское правительство строило планы по созданию национальных государств православных народов на Ближнем Востоке под протекторатом России.
Однако всё пошло прахом. После отречения Николая II армия стала стремительно разваливаться. А после того, как Керенского сменил Ленин, все русские победы были обнулены. Советское правительство не только отдало туркам все завоёванные территории, но и добровольно рассталась с некоторыми спорными землями.
Ещё раз столкнуться две страны могли во время Второй мировой войны. Турция подчёркнуто поддерживала нейтралитет.
Однако горячие головы настаивали на союзе с немцами и войне с Советским Союзом, который терпел поражение за поражением на Восточном фронте. К счастью турки так и не решились на войну.
Позднее Турция ещё не раз показывала зубы России. Это и пограничные конфликты, и поддержка исламских экстремистов на Северном Кавказе, и отдельные инциденты в Сирии. Но полномасштабных конфликтов больше не было.
Итого: за последние почти 400 лет Россия и Турция воевали 12 раз. В 7 случаях победа осталась за Россией. И три раза, правда несколько неочевидно, вверх брали турки. Ещё в двух случаях схватка заканчивалась боевой ничьей.
Михаил Васильевич Скопин-Шуйский родился в семье боярина Василия Фёдоровича, крупного военачальника при Иване Грозном, и княгини Елены Петровны Татевой. Михаил рано остался без отца и воспитанием мальчика занимались его дядья Борис Татев и будущий царь Василий Шуйский, которые уготовили своему подопечному военную карьеру. При царе Федоре Ивановиче Михаил занимал должность рынды(телохранителя) при царском дворе, а при Борисе Годунове должность стольника (стольник - придворный, прислуживавший князьям и царям за столом во время торжественных трапез. Стольники на обедах принимали блюда с едой у служителей, которым было запрещено входить в комнаты царя. Данная должность считалась очень почётной и доставалась сыновьям наиболее знатных особ). Во время кратковременного правления Лжедмитрия I Михаил получил титул мечника, в обязанности которого входило носить перед царем меч в знак монаршей власти. После свержения самозванца карьера Михаила взлетела в небеса. Захвативший престол Василий Шуйский присвоил своему племяннику титул воеводы в царской армии, и на новой должности Михаил раскрыл свой талант во всей красе.
Отряд под его командованием разбил войско Болотникова в битвах при Коломенском и у реки Пахра, заставив мятежников идти на Москву длинной дорогой, что обеспечило городу и царским войскам дополнительное время для подготовки обороны. Когда болотниковцам все же удалось осадить Москву, Скопин-Шуйский руководил активными действиями при обороне города и в генеральном сражении 2 декабря 1606 года заставил бежать восставших в Калугу, за что уже в возрасте 22 лет получил титул боярина и был поставлен во главе передового войска, отправленного на окончательное подавление восстания Болотникова. К тому времени Болотниковцы перешли из Калуги в Тулу, близ которой они и были окончательно разбиты войском молодого воеводы ( Смутное время. Восстание Болотникова и Лже-Петр ). Во время пришествия Лжедмитрия II Скопину-Шуйскому было поручено набрать армию в северных землях, объединиться со шведским корпусом Понтуса Делагарди, направленному в Россию шведским королем в обмен на Карелию, возглавить объединенное войско, и освободить страну от приспешников самозванца. В середине апреля 1609 года недалеко от крепости Орешек в нынешнем Шлиссельбурге Михаил встретил шведские отряды и вскоре сумел набрать войско сторонников из соседних земель.
Скопин-Шуйский встречает корпус Делагарди.
10 мая 1609 года во главе объединенного войска Скопин-Шуйский выступил в освободительный поход на Москву. Получив вести о выдвижении, царской армии многие города, недовольные грабительской политикой польских наемников самозванца, восстали, c боями отложились от Лжедмитрия II и встали под знамёна Скопина-Шуйского. К июлю освободительная армия была уже в окрестностях Твери. Однако здесь в русско-шведском войске наступили разногласия. Скопин-Шуйский хотел продолжить поход на столицу, а Делагарди предпочел ограничиться обороной Новгородской земли. Также в шведской армии вспыхнул бунт наемников из-за задержки жалования в результате которого дезертировали французские и немецкие наемники. Скопин-Шуйский пытался спасти ситуацию и прислал для раздачи солдатам 2 тысячи рублей, однако это не помогло и большинство солдат требовало возвращения в Швецию. В результате поход на Москву затормозился и был продолжен только осенью, после получения наемниками денег от русского царя. 18 октября русско-шведская армия одержала очень важную победу в Битве на Каринском поле (Владимирская область) где разбило войско литовского гетмана Сапеги. Известие о победе русского войска вызвало ликование в блокированной Москве и на волне всеобщего воодушевления предводитель рязанского ополчения Прокопий Ляпунов прислал Скопину-Шуйскому грамоту в которой просил его взойти на престол вместо непопулярного Василия Шуйского. Однако воевода разорвал грамоту, оставшись верным, своему дяде и продолжил поход на Москву. Тем не менее этот эпизод не ускользнул от царя Василия, который стал смотреть на своего племянника с подозрением.
Тем временем в Тушинском лагере самозванца начался разброд и шатание. Сигизмунд, осаждавший в это время Смоленск, призывал перейти к себе на службу польских наемников Лжедмитрия II, обещая им щедрое вознаграждение. Поляки недолго думая решили принять предложение своего короля и начали массово стекаться под Смоленск. Тушинский лагерь стал таять на глазах, а Гетман Рожинский и вовсе начал открыто угрожать самозванцу расправой. В итоге 27 декабря 1609 года, спрятавшись под дранкой (кровельный материал) в телеге, Лжедмитрий бежал в Калугу. 12 января 1610 года войско Скопина-Шуйского прогнало из окрестностей Москвы остатки отряда Сапеги и сняло осаду со столицы. В первых числах марта Тушинский лагерь окончательно перестал существовать. Последние польские наемники потянулись в войско Сигизмунда III, а русские тушинцы отправились с повинной в Москву. Постройки лагеря были преданы огню. 12 марта 1610 года полки Скопина-Шуйского торжественно вступили в разблокированную столицу. Царь Василий принял своего племянника с большими почестями и одарил ценными подарками, однако в душе у монарха засели зависть и страх. Популярность молодого воеводы среди москвичей зашкаливала все пределы, и многие хотели видеть на царском троне именно героя-освободителя Михаила, а не ненавистного Василия, тем более что род Скопиных-Шуйских по лествичному праву был более старшей ветвью Рюриковичей. 8 апреля Михаил был приглашен на пир по случаю крестин сына князя Воротынского, который попросил Скопина-Шуйского стать крёстным отцом младенца. Крёстной матерью стала жена князя Дмитрия Шуйского (брат царя). Во время застолья она передала Скопину-Шуйскому чашу с вином, выпив из которой, воевода внезапно почувствовал себя плохо, а из его из носа хлынула кровь. Слуги поспешно унесли Михаила домой, где после двухнедельных мучений 23 апреля 1610 года он скончался...
Весть о смерти молодого героя повергла москвичей в шок и привела к восстанию. Народ бросился громить дом князя Дмитрия Шуйского, и лишь царские войска сумели предотвратить расправу. Многие современники и летописцы прямо обвиняли в смерти Василия Шуйского. Иноземец Мартин Бер, находившийся в Москве, пишет: "Храбрый же Скопин, спасший Россию, получил от Василия Шуйского в награду — яд. Царь приказал его отравить, досадуя, что московитяне уважали Скопина за ум и мужество более, чем его самого. " Еще за несколько дней до пира Понтус Делагарди, подозревая неладное, советовал Скопину-Шуйскому поскорее покинуть столицу, чтобы быть в окружении своего войска в большей безопасности. Однако воевода его не послушал. Михаил был погребён в Архангельском соборе Московского кремля, и к нему на поклонение стали приходить не только бояре, воеводы и служилые люди, но и простые москвичи, нищие, калеки и убогие. Царь Василий Шуйский сделал всё, чтобы отвести от себя подозрения, и при захоронении полководца он громко рыдал над его роскошной гробницей. Тем не менее, в непричасность царя к убийству никто не поверил, что еще больше усугубило его репутацию. Возглавивший же царскую армию вместо Михаила брат царя Дмитрий Шуйский благополучно уничтожил ее в своей же первой битве при деревне Клушино ( Осада Смоленска и катастрофа русской армии в "Клушинской битве" ). Данное поражение максимально сгустило тучи над царем Василием.
В это время перебравшийся в Калугу Лжедмитрий II, наконец, перестал быть марионеткой в руках поляков и начал самостоятельно вести борьбу за русскую корону. Самозванец вел агитацию пугая русский народ стремлением польского короля захватить Россию и установить в ней католичество. Теперь уже не тушинский, а калужский «вор» клялся, что не отдаст полякам ни пяди русской земли, и, если понадобится, умрет защищая православную веру. Данный призыв нашёл отклик, среди населения и вскоре Лжедмитрию II вновь присягнули многие города, что позволило повести войну уже против двух государей - царя Василия IV и короля Сигизмунда III. В начале 1610 года калужский царь повелел городам, оставшимся на его стороне, арестовать и казнить всех находящихся у них поляков, а всё их имущество переправить Калугу. В кратчайшие сроки самозванец смог собрать значительные средства на ведение войны. К весне отряды самозванца настолько окрепли, что смогли отвоевать у Шуйского Арзамас и Старую Руссу.
Лжедмитрий в Калуге.
После уничтожения царской армии Клушинской битве, власть Василия IV стала призрачной и испуганный Шуйский даже не смел показываться на людях. В это время на столицу надвигались две армии - польское войско под командованием Жолкевского приближалось к Москве с запада, а с юга шли силы Лжедмитрия II. На этом фоне в Москве вспыхнул заговор против царя, который организовал Захарий Ляпунов, брат рязанского воеводы. Сторонники Лжедмитрия предложили заговорщикам надежный как швейцарские часы план - москвичи должны были низложить царя Василия Шуйского, а сторонники самозванца обещали поступить аналогичным образом с Лжедмитрием. После свержения обоих царей они должны были объединиться, сообща выбрать нового государя и тем самым положить конец братоубийственной войне. 17-го июля заговорщики подняли в Москве антиправительственный мятеж, состоявший из горожан и детей боярских. Собравшаяся под окнами царского дворца толпа: стала кричать «Ты нам больше не царь! ». После этого бояре-заговорщики объявили себя Земским собором и низложили Василия Шуйского с престола. Уже бывший монарх был насильственно пострижен в монахи (он сам отказался произносить монашеские обеты, за него это делал другой человек) и отправлен в Чудов монастырь.
Низложив царя Василия мятежники направили своих представителей в лагерь Лжедмитрия II, чтобы «воровские» бояре тут же свергли своего «царя». Однако их ждало жестокое разочарование. Сторонники самозванца не только не сдержали свои обещания по свержению "вора", но и потребовали немедленно открыть столичные ворота перед истинным государем Дмитрием Иоановичем. Заговорщики, свергнувшие Шуйского, осознали, как жестко они были обмануты - без царя на троне бороться с самозванцем было теперь куда труднее. 2 августа Лжедмитрий II обосновался в селе Коломенское и приготовился к штурму столицы, а уже на следующий день под Москвой появилось польское войско гетмана Жолкевского. Бояре, захватившие власть в Москве, образовали временное правительство, получившее название «Семибоярщины». В него вошли князья Мстиславский, Воротынский, Трубецкой, Голицын, Оболенский и бояре Романов и Шереметьев. Главной их задачей стал поиск нового царя. Чтобы избежать новой грызни между боярскими кланами, было решено не избирать царём представителей русских родов. В результате споров было решено пригласить на русский престол сына польского короля Сигизмунда, королевича Владислава на условиях его перехода в православие. 17 августа 1610 года бояре подписали договор с гетманом Жолкевским, согласно которому русским царём становился Владислав Ваза. Речи о вхождении России в состав Речи Посполитой не шло, поскольку московские бояре сохраняли автономию.
Владислав Ваза
Опасаясь штурма Москвы армией Лжедмитрия, бояре в ночь на 21 сентября тайно впустили отряд Жолкевского в столицу. После появления в Кремле поляки быстро захватили власть в столице, а представители «Семибоярщины» фактически превратились в их заложников. Слухи о захвате поляками власти в Москве быстро распространились по округе и привели многих в шок. Не согласные с такими положением дел вновь стали распространять миф о спавшемся сыне Ивана Грозного. К Лжедмитрию II присягнуло население многих городов, в том числе ранее упорно с ним боровшихся. Однако из-под Москвы войско самозванца было вынужденно уйти из-за угрозы сражения с польской гусарией. Вернувшись в Калугу, Лжедмитрий II начал решительную и беспощадную войну с поляками. К началу сентября отряды самозванца отбили у интервентов Козельск, Мещовск, Почеп и Стародуб. Ежедневно по приказу калужского царя казаки чинили жестокую расправу над пленными поляками. Казаки захватывали королевских дворян и солдат, везли их в Калугу и там топили. Однако и со своими сторонниками самозванец вел не менее решительную борьбу... Испытывая недоверие к своему боярскому окружению, он подвергал казни всех, кого хотя бы в малейшей степени подозревал в измене, и вскоре образ правления Лжедмитрия II приобрёл черты сходства с опричниной его "отца" Ивана Грозного. Опасаясь наступления основной московской армии на Калугу, Лжедмитрий II стал готовиться к отступлению в Воронеж, поближе к казачьим окраинам. Однако сделать этого он не успел.
11 декабря 1610 года Лжедмитрий II был убит во время охоты на зайцев ногайским князем Петром Урусовым. Воспользовавшись тем, что с Лжедмитрием была татарская стража, Урусов прискакав на коне к саням самозванца и рассёк "царя" саблей. Это была месть за убийство касимовского хана Ураз-Мухаммеда. В апреле 1610 года Ураз-Мухаммед и его соратник Петр Урусов замыслили перейти из лагеря самозванца в лагерь поляков. Поскольку семья хана оставалась в лагере Лжедмитрия II, он принял решение вернуться к самозванцу с намерением организовать его убийство. Однако сын Ураз-Мухаммеда по какой-то причине решил предать своего папку и донёс Лжедмитрию, что отец собирается его убить. Тогда Лжедмитрий решил опередить касимовского хана. Во время охоты он напал на ничего не подозревавшего Ураз-Мухаммеда, убил его, а тело бросил в реку. Чтобы скрыть убийство, Лжедмитрий поскакал к своей свите, крича, что хан намеревался убить его, но он чудом спасся. Служилые татары не стали мстить за своего убитого командира, и только Пётр Урусов, состоявший на тот момент начальником стражи Лжедмитрия, в глаза сказал самозванцу, что это было убийство, за что был посажен на 6 недель в тюрьму. Выйдя на свободу, Урусов при первой возможности отомстил за убийство хана.
Антогнист же Лжедмитрия, свергнутый Василий Шуйский был доставлен в Польшу в плен Сигизмунду. 29 октября 1611 года Василия под звон колоколов и при большом скоплении народа вместе с его братьями и смоленским воеводой Шеиным провезли по улицам Варшавы в открытой повозке и доставили в Королевский Замок к Сигизмунду III. Там Василий Шуйский с непокрытой головой склонился к земле перед королем и принёс присягу Речи Посполитой, признавая себя побеждённым и обещая, что Россия никогда не нападет на Польшу. Только после этой присяги король Сигизмунд позволил ему поцеловать руку, что было очередным проявлением превосходства Польской Короны.
После унизительной присяги свергнутый царь был отправлен в заключение в Гостынский замок, где и умер в сентябре 1612 года. Если ещё недавно Россией правили сразу два царя, то теперь в ней не осталось ни одного...
28 февраля 1609 года в городе Выборг между представителями русского царя Василия Шуйского и шведского короля Карла IX был подписан договор, согласно которому Россия отдавала шведам крепость Корела с ее уездом и отказывалась на свои притязания в Ливонии, а взамен получала помощь 15-тысячного экспедиционного корпуса Якоба Делагарди для борьбы с войском Лжедмитрия II. Для короля Речи Посполитой Сигизмунда III, воевавшего в то время со своим дядей за шведскую корону, данное соглашение послужило формальным поводом для объявления войны России (Пост об отношениях Польши и Швеции лежит тут - Сигизмунд III Ваза. Битва при Кирхгольме (Польско-шведская война) ). В реальности союз шведов и русских не нес прямой угрозы Речи Посполитой, однако Сигизмунд увидел в нем возможность без особого труда овладеть погрязшей в смуте Россией.
Сигизмунд
Весной 1609 года польский сейм одобрил поход на Москву, и Сигизмунд начал собирать армию. Пока шел набор основного войска, отряды польского военачальника Александра Гонсевского активно совершали набеги на Смоленскую область, разграбляя местные деревни и проводя агитацию среди местных жителей, призывая их перейти под крыло польского короля. Понимая, что войны уже не избежать, воевода Смоленска Михаил Шеин отдал приказ на строительство застав на приграничных рубежах и отправил на их оборону несколько сотен дворян и детей боярских, которые должны были возглавить на местах крестьянское ополчение. Однако данное мероприятие вскоре с треском провалилось, ибо знатным товарищам не улыбалось оставаться на острие грядущих событий, а крестьяне и вовсе быстро разбежались по соседним лесам. В итоге Шеин отозвал местную элиту обратно в Смоленск и принялся готовить город к обороне.
За считанные недели воевода сумел набрать из соседних поместий стрельцов, пушкарей, ратников и дворян, создав тем самым городское ополчение численностью около 5500 человек. Шеин наладил в своей армии железную дисциплину и тщательно расписал службу у городских стен и башен, грозя за любое ее нарушение смертной казнью. Также было сожжено около 6000 дворов в городском посаде, чтобы поляки не смогли организовать лагерь на его базе. Утратившие кров жители посада устремились укрыться за крепостными стенами Смоленска, чем вызвали небывалый рост цен за наём жилья. Разумеется, у новоприбывших денег не было, и, чтобы спасти ситуацию, Шеин распорядился на все время обороны города отменить все наймы и обязал владельцев жилищ принять у себя посадский и окрестный люд. Город перешел на осадное положение и принялся ждать неприятеля.
Основная армия Сигизмунда, численностью около 12,5 тысячи человек, подошла к городу 19 сентября. Поляки со всех сторон оцепили крепость и заняли все соседние деревни. Имущество крестьян было разграблено, а их самих обязали возить в польский лагерь съестные запасы. Впрочем, довольно быстро большинство крестьян бежало лес. Сигизмунд отправил к Шеину гонца с ультиматумом о капитуляции, который тот не принял. По легенде, воевода заявил гонцу, что если он ещё раз явится с подобным предложением, то его "напоят водой Днепра"... Началась осада Смоленска, продлившаяся почти два года.
Судя по всему, Сигизмунд изначально даже и не планировал брать город штурмом, а рассчитывал на его быструю сдачу и дальнейшее продвижение всей армии вглубь России. У поляков не было тяжёлой осадной артиллерии и достаточного количество пехоты, чтобы захватить мощные крепостные стены Смоленска. Поняв, что смоляне сдаваться не планируют, польский гетман Станислав Жолкевский созвал военный совет, на котором сообщил Сигизмунду, что польская армия не располагает необходимыми для штурма силами и средствами, и предложил ограничиться блокадой Смоленска, а главным войскам направиться на Москву. Однако польский король все же приказал предпринять попытку захвата города, и 25 сентября начался штурм Смоленска. Изначально поляки хотели разрушить петардами (чугунный литой сосуд, наполненный порохом, крепившийся на прочную доску, а затем к объекту, который должен был быть взорван) Копытинские и Авраамиевские ворота и через них ворваться в крепость. Однако по приказу Шеина у каждых ворот заранее были установлены деревянные срубы, наполненные землёй и камнями, что делало данный план невыполнимым.
Петарды
Тогда поляки скорректировали свои действия и в результате ночного закладывания мин сумели взорвать Аврамиевские ворота. В месте пролома планировался штурм, но атакующие замешкались, и гарнизон крепости успел организовать оборону бреши, открыв огонь по наступающим отрядам, в результате которого те понесли тяжёлые потери и в беспорядке отступили. Попытка штурма провалилась.
Тем временем в конце сентября армия Сигизмунда пополнилась 10 тысячами казаков и достигла численности 22 000 человек против 5500 защитников крепости, что практически гарантировало взятие города. Тем не менее вместо новой попытки штурма Сигизмунд решил прибегнуть к тактике «подземной войны» - поляки стали рыть галереи, пытаясь заложить под крепостные стены мины и тем самым их обрушить. Однако все ходы своевременно раскрывались и подрывались русскими саперами, погребая под землей солдат противника. Для определения места подкопа расставлялись медные сосуды, колокола или просто миски с водой возле стены. Если рядом шли подземные работы, то металл начинал резонировать и звенеть, а вода колыхаться. Соответственно, в том месте, где вибрации были наиболее мощными, можно было ожидать атаки врага. А дальше можно было либо копать на встречу, чтобы встретиться с врагом в месте соединения двух тоннелей и устроить под землей кровавый ад, либо можно было проложить тоннель ниже или выше вражеского, заложить туда заряд и благополучно его взорвать, обрушив оба тоннеля.
Поляки не забывали и бомбардировать Смоленск, однако огневое превосходство было на стороне защитников крепости, и их ответный огонь доставал даже до лагеря Сигизмунда. Гарнизон Смоленска также проводил вылазки из города с целью пополнения запасов воды и дров. В ходе одной из таких "выходов" русские солдаты даже умудрились захватить польское знамя. Поняв, что захватить Смоленск у них не получается, интервенты перешли к пассивной осаде. Сигизмунд в это время призывал перейти к нему на службу польских наемников, сидевших в Тушино в лагере Лжедмитрия II, обещая им щедрое вознаграждение. Поляки в то время уже начали сомневаться в удачном исходе предприятия по кодовым названием "Самозванец" и решили принять предложение своего короля, начав массово стекаться под Смоленск. Тушинский лагерь стал таять на глазах, а Гетман Рожинский и вовсе начал открыто угрожать самозванцу расправой. В итоге 27 декабря 1609 года, спрятавшись под дранкой (кровельный материал) в телеге, Лжедмитрий бежал в Калугу, ставшей впоследствии его новой резиденцией. Вскоре русско-шведское войско окончательно очистило территорию от сил самозванца и сняло осаду с Москвы. Получив свободу действий, царь Василий Шуйский отправил эту же армию численностью около 15000 тысяч человек на деблокаду Смоленска. Сигизмунд же, не снимая осады с города, направил навстречу ей семитысячный отряд под командованием гетмана Жолкевского, почти полностью состоявший из гусар.
Командующий русскими войсками, брат царя Дмитрий Шуйский в предстоящей битве пытался применить тактику своего предшественника на этом посту — князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. План был окружить свое основное войско деревянными сооружениями, чтобы помешать противнику использовать свою коронную кавалерию. Другими словами, в чистом поле строилась временная крепость (гуляй-город). Авангардный отряд русской армии успел построить "гуляй-город" близ деревни Царёва-Займища, однако быстро попал в окружение поляков и засел в глухую оборону, дожидаясь помощи от своих товарищей, идущих им на выручку.
3 июля основные силы царской армии вышли к деревне Клушино недалеко от Царева-Займища и остановились там на ночевку. Шуйский и Делагарди планировали на следующий день атаковать поляков и прорваться к запершимся в "гуляй-городе" войскам. Зная о небольших силах противника, они были полностью уверены в своей победе, не подозревая о том, что в их армии завелись изменники... Два немецких солдата из отрядов Делагарди пробрались в лагерь поляков и сообщили гетману Жолкевскому о приближении русско-шведских сил, а также рассказали о готовности наёмников перейти на сторону поляков, так как они до сих пор не получили жалованья (Делагарди задержал выплату, рассчитывая расплатиться с армией после сражения, а долю убитых солдат оставить себе). Получив эти сведения, Жолкевский составил смелый план, решив неожиданным ночным ударом разгромить превосходящие силы противника. В ночь на 4 июля поляки в полной тишине, без барабанного боя и музыки двинулись на своего врага, оставив у окруженного "гуляй-города" заслон из пехоты и запорожских казаков. На рассвете польский авангард неожиданно для русских появился перед их лагерем.
Царские войска в спешке поднялись по тревоге, чтобы дать отпор врагу. Однако если наёмники из отрядов Делагарди оказывали упорное сопротивление противнику в течение 3 часов, то большая часть русских полков не выдержала уже первой атаки кавалерии Жолкевского и бежала, ища укрытия в лесу. Спустя некоторое время к отряду Жолкевского подоспели их пушки и немногочисленная пехота, которые огнём и решительной атакой опрокинули державших оборону шведов и заставили их также бежать в лес. Воевода Дмитрий Шуйский же со своим пятитысячным отрядом и 18 пушками засел в обозе в соседней деревне и наблюдал за разгромом своей армии со стороны, проявляя полную пассивность.
Шимон Богушович. Битва при Клушине.
Тем временем остатки войска Делагарди (около 3000 человек) оказались зажаты на правом фланге около леса и вступили в переговоры с Жолкевским, в результате которых часть наёмников перешла на сторону Речи Посполитой, а остальным предложили свободный проход за обещание больше не воевать против Сигизмунда III в Русском царстве. Делагарди пытался пресечь измену и приказал начать спешно раздавать деньги шведским солдатам, но в этот момент шотландские и французские наёмники, возмущённые, что до них очередь так и не дошла, разграбили обоз своего же войска. В конце концов Делагарди заключил соглашение с Жолкевским, получив от него право свободного прохода на условиях нейтралитета. Видя уход шведов, русские войска, сидевшие в деревне, приступили к паническому бегству... Чтобы задержать поляков, Шуйский приказал разбросать по лагерю меха и драгоценности. Сам он бежал одним первым, но увяз в болоте, и, для спасения, ему пришлось бросить своего коня и продолжить путь на крестьянской лошади. Поляки гнали русское войско на протяжении 20 км и в результате сражения захватили их обоз, казну, артиллерию, знамёна и даже саблю и воеводскую булаву Дмитрия Шуйского. Позже Жолкевский писал Сигизмунду: «Когда мы шли в лагерь русских, у нас была только одна моя коляска и фургоны двух наших пушек; при возвращении у нас было больше телег, чем солдат под ружьём». Результатом сражения стало фактическое уничтожение передовой русской армии, что выглядело натуральным приговором для защитников Смоленска.
18 июля 1610 года поляки предприняли новую попытку захвата крепости - им удалось огромными ядрами пробить брешь в стене у Грановитой башни, через которую ринулись отряды осаждающих. Однако вновь все три попытки штурма пролома в стене провалились из-за ожесточённого сопротивление гарнизона. Брешь была вскоре заделана. За день до этих событий в Москве в результате восстания был свергнут с престола царь Василий Шуйский, и вскоре вся власть в стране перешла к Семибоярщине. Новые правители направили Шеину приказ немедленно сдать город польскому королю, так как собирались заключить с ним союз. Однако воевода отказался выполнять это распоряжение, а местные горожане его в этом поддержали. Разгневанный Сигизмунд поставил смолянам трёхдневный ультиматум: под страхом смерти сдать город, но те ответили на него подрывом королевских пушек, под которые совершили подкоп. Это заставило короля затребовать новых пушек из Слуцка, а горожанам, осажденными, дало два месяца передышки.
21 ноября 1610 года полякам вновь удалось подорвать стену, в которой образовалось новая брешь. Но если дыра была новой, то результат оставался старым. Все попытки прорваться в город были пресечены отважными защитникам крепости. Осаждающие и осаждённые приготовились зимовать. Для смолян зима 1611 года стала роковой и перечеркнула все попытки дальнейшего сопротивления. От холода,голода и болезней за неделю в Смоленске умирало по 300-400 человек. Запасы пороха подходили к концу, и лишь десятая часть бойцов и ополченцев могла полноценно нести караульную службу. Когда масштабы бедствий в городе стали известны полякам, они предприняли решающий штурм. 12 июня 1611 года начался самый мощный за всё время осады артиллерийский обстрел города, в результате которого была обрушена часть стены близ Авраамиевских ворот. Заделывать пролом оказалось уже некому.
На следующее утро поляки принялись штурмовать город сразу с четырёх сторон. Гарнизону не хватало сил дать отпор врагу, и Смоленск пал. Поляки в качестве мести за долгую оборону города устроили на его улицах ужасающую резню местных жителей. Около 3000 тысяч смолян укрылись в Успенском Соборе в надежде, что захватчики не будут осквернять резней церковь. Однако интервентов это не остановило, и, ворвавшись в собор, они устроили в нем кровавую баню. Чтобы остановить происходившее, дворянин Андрей Беляницын схватил факел и бросился в пороховой погреб, находившийся под церковью... Вскоре раздался взрыв, уничтоживший собор вместе со всеми в нем находившимися.
Что же касается Шеина, то он со своей семьей и с 15 ратниками заперся в одной из крепостных башен и долго держал оборону. Жолкевский писал, что Шеин убил около 10 немцев и собирался принять смерть, но в конечном итоге, вняв мольбам членов семьи, вышел из башни. Воеводу немедленно доставили к Сигизмунду, который был настолько взбешён двухгодичной осадой и огромными потерями в своем войске, что наплевал на кодекс чести того времени, предписывающий победителям снисходительно обращаться с командованием проигравших, и приказал подвергнуть Шеина пыткам. В результате в полумёртвом состоянии Шеин, закованный в кандалы, был увезён в Польшу. Сын, дочь и жена воеводы также были захвачены в плен. В польском плену Шеин провёл восемь лет. Сигизмунд на протяжении всего срока периодически подвергал бывшего воеводу позору, например, возя его вместе с другими смолянами в открытой карете по улицам Варшавы. Лишь 1 июня 1619 года в результате обмена пленных Шеин вернулся на родину (краткая история окончания его жизни лежит в комментариях под данной статьей).
Шеин сдаётся полякам
В результате двадцатимесячной осады население Смоленска сократилось с 40 000 до 8000 человек, а из гарнизона численностью 5500 уцелело лишь две сотни. Все они были изранены, измождены голодом и болезнями. Однако и поляки за это время понесли катастрофические потери - в результате неудачных штурмов и болезней армия Сигизмунда потеряла около 30 тысяч человек. После падения Смоленск на 43 года вошёл в состав Великого княжества Литовского, пока в 1654 году Русскому царству не удалось отвоевать город обратно. Отчаянная оборона Смоленска гарнизоном, во много раз уступающим в численности армии противника, сыграла колоссальную психологическую роль в формировании патриотического лагеря в России и стало идеологическим обоснованием Первого народного ополчения, нацеленного на борьбу с вторгнувшимися в Россию поляками.
В следующей части речь пойдет о свержении царя Василия Шуйского и падении Лжедмитрия II.
"Добрый царь и плохие бояре" - это выражение стало крылатым, и совершенно не зря. Оно, хоть в наши дни может употребляться в разном контексте и с разными целями, в первую очередь чрезвычайно интересно именно со стороны исторической, так как отражает особенности мышления широких слоёв населения в традиционном монархическом обществе, и далеко не только в российском. Через него можно многое понять о том, как мыслили простые люди несколько сотен лет назад, если, конечно, раскрыть значение выражения глубже и обратиться к конкретным примерам, когда оно работало. Для этого же, в свою очередь, великолепно подойдёт такой с первого взгляда совсем не выдающийся русский самодержец, как Пётр Третий. Ниже я расскажу весьма причудливую историю о том, как этот деятель прожил несколько жизней, при это умерев весьма молодым, и как это связано с "добрым царём и злыми боярами", культурными связями различных народов и мышлением людей старой эпохи.
Россиянин поневоле
Будущий русский царь появился на свет в 1728 году в Гольштейне (Голштинии), земле на севере Германии, тогда бывшей отдельным фактически независимым княжеством в очень призрачной к тому моменту Священной Римской империи. Он воспитывался там, и в сущности своей был одним из очень многочисленных немецких принцев, которых позже, в XIX уже столетии, великие державы будут выбирать как основателей королевских династий для новых государств вроде Болгарии, Греции или Бельгии. Впрочем, до этого было еще довольно долго, а пока эти благородные люди жили в своих небольших в большинстве своём владениях, занимаясь местечковой политикой. Конкретно герцоги Голштинии "бодались" не столько с германскими соседями, сколько с Данией, что являлась соседом с севера - у княжества с этим скандинавским королевством были давние конфликты за владение Шлезвигом - чуть более северной территорией, где жили вместе немцы и датчане. Осложнялось дело тем, что герцоги Шлезвига и Гольштейна были ветвью правившей в Копенгагене династии, что ожидаемо породило споры о том, каков должен быть статус территорий - как княжества СРИ или как части Датского королевства? В общем, нюансов много, и сам по себе конфликт, как и все подобные ему, возникавшие на феодальной почве в раздробленных германских землях, чрезвычайно сложен.
Сейчас эти территории разделены между ФРГ и Данией, но раньше их статус был куда более спорным
Однако, детали его в данном случае маловажны, а упомянут он был лишь потому, что Пётр (полное имя при рождении - Карл Петер Ульрих) с юных лет пропитывался именно что атмосферой этой борьбы, а также, естественно, немецкой культурой. Несложно понять, что он был в сущности своей совершенным немцем. И если с перспективы языка, культуры и собственной идентификации это было верно более чем, то вот родословная юноши была иной - по линии матери он был Романовым, ибо являлся сыном Гольштейнского герцога и вышедшей за него замуж одной из дочерей Перта Великого, Анны. Таким образом, наличие русской высочайшей крови могло в теории, при благоприятных обстоятельствах, дать ему шанс взойти на трон в Петербурге.
Впрочем, долгое время это было совершенно неважно, так как при рождении мальчика был жив и другой внук Петра, который Пётр II, и его племянница Анна, и незамужняя дочь Елизавета, и некоторые другие из более "престижных" представителей Романовых. Следовательно, родителям Петра было сложно полагать, что очередь дойдёт до их сына. Но судьба распорядилась иначе - указанные внук и племянница, оба успев, формально или реально, поправить Россией, а также прочие потомки, кроме Елизаветы Петровны, умерли или были удобно отстранены от власти дочерью царя-реформатора, которая притом сама никогда не выйдет замуж и не оставит потомков, по крайней мере тех, что могли бы претендовать на власть. Поэтому она, дабы оставить за своей династией бразды правления, вспомнит о племяннике и пригласит его в Россию, куда он и прибудет в начале 1742 года. Так из принца (с 1739 года - собственно герцога) небольшого образования Пётр станет наследником огромной державы. После этого его женят на другой немецкой принцессе, которая позднее станет известна как императрица Екатерина Вторая, и крестят в православие под именем Пётр Фёдорович.
Пётр Федорович
Петр с женой
Традиционная точка зрения на всю дальнейшую жизнь Петра, включая и его очень короткое правление в первой половине 1762 года, очень нелестная - ему приписывают лень, нежелание заниматься государственными делами, недалёкость и презрение ко всему русскому. Конечно, нельзя верить этой точке зрения, составленной в своей основе лично Екатериной и её сподвижниками, которые Петра и свергли, полностью, но некоторые вещи отрицать сложно. Так, имело место явное игнорирование царём интересов России в деле внешней политики и полное предпочтение личным пристрастиям в этой сфере. Об этом история весьма известна - в последние года руководства Елизаветы Российская империя вела войну с Пруссией (это была часть более широкой Семилетней войны), королём которой наследник восхищался, и практически победила, но как раз к концу войны царица умерла, и получивший престол Петр остановил боевые действия, отказавшись от всех завоеваний России, включая присоединённую ещё в 1758 году Восточную Пруссию. Это очень разозлило элиту государства и явно повредило его интересам.
Кроме этого, Пётр III решил начать новую войну, и тоже скорее из личных побуждений - с Данией за возвращение владений его предков по линии отца, голштинского герцога. По сути, он использовал полученные огромные ресурсы для решения отдалённых проблем локального характера. Можно спорить на тему того, насколько в теории полезным для России в этом случае могло бы быть получение надёжного контроля над перешейком между Балтикой и Северным морем, коим и являются территории Шлезвига и Гольштейна, но один факт остаётся неоспоримым - император вышел из де-факто уже выигранной войны, отдал занятые земли и таким образом обесценил и сделал бессмысленными потраченные на борьбу с сильной прусской армией ресурсы и жизни солдат и офицеров, при этом готовясь потратить столько же в новом конфликте, носившем скорее личный и авантюрный характер. Это не очень похоже на поступок действительно хорошего правителя.
Внешняя политика Петра была, в общем, сомнительной. Но всё же надо отметить, что некоторые его внутренние деяния были куда более удовлетворительными, как объективно, так и для определённых социальных кругов того времени. Среди таких надо выделить Манифест о вольности дворянства, дававший много льгот вместителям голубой крови (одна из самых весомых - отмена для благородных лиц обязательной службы на государство, как статской, так и военной) и подготовку манифеста и мероприятий по секуляризации чрезмерно раздувшихся к тому времени убыточных для казны владений монастырей. И хотя второе было начато ещё Елизаветой, Пётр стремился ускорить сей процесс (вполне вероятно, что не из-за шибкой прогрессивности, а по причине неприязни к Православной церкви, но тем не менее). Сложно сказать, сколько здесь было личной инициативы молодого императора, а сколько высших сановников, оставшихся от прошлого правления, однако нельзя сказать, что курс внутренней политики при Петре шёл каким-то губительным путём.
Как можно понять, фигура Петра весьма противоречива. Можно долго додумывать, что было бы, останься он у власти дольше, но это в общем-то бесполезно, ибо всего спустя полгода правления Петра свергли и позже (вероятно, хотя никем не доказано) убили. К власти пришла его жена Екатерина, которая вовсе не имела русской крови, но, кажется, оказалась лучшей кандидатурой на роль правительницы для российской верхушки. Вполне возможно, что странная внешняя политика Петра и его действительно весьма пренебрежительное отношение к России, русской культуре и православию, послужило аргументом, перевесившим дворянские вольности и секуляризацию. В любом случае, властвование внука основателя Петербурга кончилось быстро, а его последовавшая за свержением смерть породила множество слухов о том, кто это сделал и по чьему велению, и они были совсем не лестны по отношению к Екатерине и её сторонникам.
Добрый Пётр Федорович
Здесь наступает момент, когда следует вспомнить слова про "доброго царя и злых бояр" из вступления. Большинство населения в Российской империи, как и во всех государствах того времени, составляло крестьянство. В обществе, где монархическое устройство, религия и традиционный уклад доминируют, отношение к личности самодержца, особенно среди простого населения, не обременённого образованием, крайне трепетное. Крестьяне той эпохи искренне считали монарха помазанником Божьим, неприкосновенным властителем, который по определению добр и милосерден. И это не отличительная черта России, совершенно нет - в 1790-х годах во Франции, центре Просвещения, крестьяне в окраинных регионах на западе страны будут восставать против революционного Парижа в том числе из-за казни короля, которую они воспринимали как ужасное преступление. В целом, позитивное отношение к венценосной персоне в традиционных агарных обществах встречается в большинстве случаев.
При этом данная особенность не отменяла возмущений крестьян несправедливым строем, произволом дворян и чиновников. Мнение о том, что "хорошего царя" "обманывают" нехорошие вельможи, и стоит только донести до него правду, как всё пойдёт на лад - крайне часто имело место. Из этого прямо истекает заключение о том, что многие крестьянские возмущения начинались именем монарха, даже если он потом сам их подавлял. А ещё более интересная ситуация складывалась, если правитель умирал вскоре после начала царствования или в наследном статусе, не доживая до восхождения на престол. В таком случае социальное недовольство выливалось в волнения, возглавляемые самозванцами, выдававшими себя за "невинного доброго государя, пострадавшего от злого окружения".
Легко вспомнить нескольких Лжедмитриев, которые седлали ненависть доведённого до разорения боярством и правительством Годунова населения и устраивали мощнейшие возмущения, выдавая себя за убитого (опять не доказано, как и с Петром III) сына Ивана Грозного. А если обратиться на запад, то можно привести в пример Португалию, где погибший в бою молодой король Себастьян стал легендой и "породил" четырёх самозванцев, отражая таким образом желание португальцев с избавиться от испанских захватчиков и восстановить величие страны.
Похожая ситуация возникла и после смерти Перта III - быстро начали появляться слухи и легенды о том, что император спасся и скоро придёт для помощи народу. Это подогревалось тем, что легитимность Екатерины II ввиду отсутствия у неё крови Романовых и прихода к власти путём переворота легко подвергалась сомнению. При этом её политика прекрасно способствовала появлению легенд о Петре, так как она стала апогеем укрепления крепостнической царской системы, весьма угнетавшей основную массу населения. Крестьяне законодательно были лишены права жаловаться на помещиков, их в большом числе переводили в крепостное состояние, а вместе с тем урезались права казачества, которое попадало под всё больший и больший государственный контроль. Это рождало огромное недовольство людей.
Одно из знаменитых классических полотен, на котором точно передана сущность крепостнических отношений. При Екатерине II они были самыми жёсткими для крестьян за всю историю российской монархии.
Вышло хорошее комбо - "злая" немка, повернувшаяся противсвоегомужа (вспоминаем про патриархальную семью, где подобное - просто немыслимо на нескольких уровнях), законного государя и внука Петра I, который только начал править и ввиду этого не сформировал о себе никакого мнения помимо "дефолтного" о Божьем помазаннике. Эта немка издаёт законы, угнетающие простых людей, и потакает "злым боярам", чем только подогревает недовольство. Может, и не такая плодотворная ситуация для волнений, как в Смутное время, но значительный потенциал точно имелся
И конечно, можно возразить, что в действительности политика Екатерины была во многом продолжением политики мужа (а по-хорошему - Елизаветы), и общий курс самодержавия тогда на самом деле не зависел от конкретной персоны на троне (что доказывает хотя бы то, что Жалованная грамота дворянству Екатерины опиралась во многом на подобный манифест Петра), но этого не могли понимать крестьяне и казаки, которые воспринимали рано ушедшего государя не как отдельного человека (о чьём характере они не имели представления), а как образ "доброго царя-мученика", вокруг которого можно легко и "легитимно" собраться для отпора надоевшему строю.
Так и вышло - не один раз в 1760-ые годы и позднее по всей России появлялись "Петры Фёдоровичи", с разной степенью успеха собиравшие вокруг себя народ. Большинство из них малоизвестны, за исключением двух, одним из которых являлся донской казак Емельян Пугачёв, предводитель очень серьёзного восстания 1773-75 годов, в котором приняли участие крепостные крестьяне, крепостные, бывшие рабочими на уральских заводах (посессионные крестьяне), казаки и представители национальных меньшинств (башкиры, калмыки и прочие). Оно было весьма кровавым и тяжёлым, поскольку началось ближе к восточным окраинам страны, в регионе, полном кочевых народностей и ещё не забывших прежние права казаков, а позже перекинулось в плодородные места по Волге, где крепостнический гнёт был особенно силён. Здесь, в Поволжье и на Южном Урале, народный гнев, катализированный образом "доброго царя Петра Фёдоровича", вылился с особенной тяжестью.
Хоть Пугачёв был ни капли не похож на почившего царя, для масс это было неважно из-за особенностей восприятия императоров вообще
Разумеется, слабо организованные войска повстанцев разбили и порождённые ими многочисленные бунты тоже подавили, казнив "Петра Фёдоровича". Но восстание Пугачёва оказало большое влияние на политику Екатерины, заставив её провести ряд реформ и улучшить методы администрирования (что, однако, часто тоже означало урезание прав широких масс). Если же рассматривать пугачёвщину в контексте "наследия" Петра III, то она, безусловно, является ярчайшим его представителем. По сути, этот спорный и неоднозначный, мало правивший император послужил тому же, чему и царевич Дмитрий с португальским королём Себастьяном - созданию образа "доброго царя", который был принят на вооружение людьми в тяжёлый период истории для весьма неэффективной, но всё же борьбы с социально-политическими проблемами. Не как правитель и человек он оказался важен, а как икона для простых людей той эпохи, обладавших иным мировоззрением, чем мы.
Эхо Петра III
Впрочем, можно найти и пример того, как "Пётр Фёдорович" достиг немалого успеха, вероятно, превзойдя настоящего царя в плане успешности правления. Речь идёт о втором широко известном самозванце, который объявился даже не в России, а на Балканах. Конкретно - в Черногории. С первого взгляда это кажется странным, но только с первого - на самом деле нет ничего удивительного в том, что славянская православная страна признала "Петра III" "своим". В те года завоёванные Османской империей балканские православные народы имели весьма сильный образ России как старшей сестры и защитницы, что в первую очередь было вызвано скрепляющей религиозной идентичностью.
Черногория находится в том регионе, где географические условия отлично подходят для партизанской войны и изоляции в горах
Преимущественно православные балканские народы имели и имеют близкую связь с Россией, которая иногда могла выливаться в интересные ситуации
Но почему местом появления самозванца стала именно Черногория, а не Болгария или Греция? Причина в том, что тогда она единственная из всех балканских стран была непокорной Османам. Черногорцы, которых одни исследователи называют особой группой сербов, а другие - отдельным народом (но всё равно сербам очень близким), смогли сопротивляться турецкому вторжению по причине, которая прослеживается прямо в названии страны - в ней много гор, и при этом недалеко имеется побережье Адриатического моря, через которое можно связываться с Италией (а именно - с враждебной туркам Венецианской республикой). Такая география создала идеальные условия для сопротивления мусульманам, которое было весьма успешно - в середине XVIII столетия Черногория была всё ещё независима, хоть войны о Османами шли очень часто. Черногория временами была османским вассалом, но непосредственно завоёвана была лишь однажды и на короткий период (на рубеже XV и XVI столетий). Горные кланы страны напрямую Константинополю так и не подчинились.
Черногорцы - народ весьма воинственный и суровый, как и все горные жители
Удивительно, но между католической Венецией и исламской Османской империей православная Черногория смогла выжить, прибегая периодически к союзу с итальянцами
Слухи о том, что Пётр III жив, дошли и до Балкан. В 1766 году на черногорской земле объявился человек, назвавший себя чудом выжившим русским царём. К тому времени страна переживала не лучшие времена - отношения и с турками, и с венецианцами были напряжены. Светлейшая Республика лишила Черногорию выхода к морю, навязав ряд условий в плане государственного управления, а Османы стремились подчинить непокорную территорию как вассала или взять под полный контроль. В этих условиях "Пётр Фёдорович" и появился. Это был мужчина неясного происхождения, по имени Стефан (в истории остался с прозвищем "Малый"). Любопытно, что своего настоящего имени он не скрывал, в отличие от подавляющего большинства самозванцев. Конечно, ношение "царём" "чужого" имели объяснялось необходимостью скрываться от преследований "злодеев", но тем не менее такая относительная честность весьма показательна.
Даже по этому изображению сложно судить, насколько реально Стефан был похож на настоящего императора. Впрочем, для черногорцев это было так же неважно, как и для русских крестьян
В 1767 году Стефан пришёл к власти и был народом страны общепризнан как чудом спасшийся российский император. Его правление, куда более долгое, чем у настоящего Петра - шесть лет до 1773 года, оказалось неожиданно продуктивным. Он понимал, что проблемы Черногории исходят во многом от устаревших средневековых практик управления и междоусобиц черногорских племён. Им была проведена судебная реформа, упорядочившая судопроизводство, а также проделаны серьёзные шаги в сторону секуляризации страны (до того Черногория управлялась церковными сановниками). Также с переменным успехом шла борьба с турками и венецианцами.
В конце концов, османские власти смогли убить царя Черногории, подкупив его слугу, который и избавился от крайне неприятного султану руководителя. Впрочем, Османская империя всё равно не подчинит страну, в ней просто восстановится бывший до Стефана теократический порядок. Несмотря на то, что этот самозванец тоже продержится не очень долго и умрёт насильственно, его активность была поразительно компетентной и долгой на фоне прочих подобных деятелей. Часть этого успеха, однозначно, связана и использованием "популярного имиджа" "Доброго Петра Фёдоровича", хотя многое решали особенности самой Черногории и личности Стефана.
Так интересно устроен наш мир - немец по духу, волею судеб и генетики ставший российским императором, правивший мало и весьма посредственно на фоне двух женщин, между грандиозными царствованиями которых оказался, тем не менее из-за особенностей сознания простых людей в традиционной монархии оставил немалое наследие, даже будучи мёртвым.
И хотя "добрым царём", который пал жертвой "злых бояр" Пётр едва ли был (по крайней мере, не так, как это себе представлял народ), его образ, хотя даже не столько его, сколько абстрактного "хорошего государя", послужил возникновению ряда легенд и событий не только в России, но и за её пределами.