Ну вот и как такого потом запечь в яблоках?
Смотреть со звуком! Стащила из сети.
Смотреть со звуком! Стащила из сети.
Привет, товарищи. Сегодня воскресенье, поэтому для всех господ, утомленных Нарзаном, будет пара простых и ваще незамысловатых зарисовок.
Деревня в детстве была для меня настоящей отдушиной, несмотря на то, с каким жестоким прадедом мне приходилось там сосуществовать. Но, видимо, мой детский разум считал медлительного, но злобного ветерана меньшей проблемой, чем мою городскую бабку- садистку. От него же можно было убежать, если успеешь, можно было пытаться не попадаться ему на глаза, на крайняк спрятаться. В остальное же время я чувствовала себя весьма вольно и всё-то было мне интересно.
Городская бабка редко приезжала в деревню – в основном, только на опорос и скалывание зубов новым поросятам. Я очень любила это зрелище. Они с дедом притаскивали поросят на террасу, и бабка садилась за стол с видом нациста. У нее и без того невыносимо тяжелый и проникновенный взгляд, худое тело и губы ниточками, а тут, когда такое важное дело, ей не хватало только формы 3го рейха. Толстенький дед (ее муж) с добрым видом сидел у нее в ногах, сжимая инструмент для сколки зубов, и ждал ее вердикта. Он подавал бабушке поросенка, и она внимательно и строго смотрела в его наивное поросячье лицо, сощуривая свой один коричневый и второй зеленый глаз, затем поворачивала его к себе жопой, пару раз щелкала по хвосту пальцами с малиновым маникюром и смертоносным голосом выносила вердикт. Вердикта было всего три: «нормальный», «сойдет» и «замудонец». Замудонец – как вы понимаете, конченный вариант, от которого толку не будет. Отчасти, актуально это и для людей. Никто не знает до сих пор, какие критерии отделяли нормального поросенка от замудонца, но, действительно, вырастая, свиньи начинали олицетворять бабушкины прогнозы. После она передавала поросенка деду, он с хрустом скалывал ему зубы и протягивал обратно ей, и она, зажав несчастного подмышкой, проводила ему по спине ватой с зеленкой, чтобы пометить, что он готовенький. И отправляла в ящик.
Замудонцы рождались редко, однако одному из них удалось проявить себя героически – его звали Павлик. С самого своего рождения, после бабушкиного вердикта «замудонец», внимания к нему было мало. Все понимали, что это будет квелый, небольшой и скучный свин, кормежка которого обойдется дороже, чем продажа его утлых бочков на мясо. Тем не менее, Павлик был веселым и скакал игриво боком, как кошка, а его подвисшие ушки забавно прихлопывали его по лбу. Подростком Павлик вдруг начал нетипично обрастать волосами, словно дикий кабан. В то время как у всех свиней была стандартная редкая белесая щетина, этот зарос какими-то сероватыми длинными волосами весьма плотно. Но, как и ожидалось, он был самым мелким и жиреть по нормальному отказывался. Бабушка с большой претензией поджимала губы, глядя на веселого лохматого Павлика в окно, и скептически цокала языком - «ну что за хуй недоделанный».
За пару лет до этих событий на участок из местной колонии был взят очередной щенок – Карай. Карай с самого начала был злобный и не ручной, таким и остался. Однако же, кому-то пришло в голову поселить его в вольер, который от курятника отделяла лишь сетка. Карай вырос в весьма крупную собаку – помесь дворняги с кем-то значительным, и куры, бродящие прямо перед ним за сеточкой, раздражали его невероятно сильно. Они, в количестве 30 штук, кукарекали, курлыкали, рылись и мельтешили, не давая Караю обрести душевный покой. Он пробовал перепрыгнуть сетку, повалить сетку, бесконечно лаял на них с пеной у рта. Не очень понятно, чем они ему так досадили, потому что у других собак такой реакции на кур не наблюдалось. Возможно, он просто был слишком злой сам по себе. И тогда он начал рыть подкоп, причем на стыке сетки с забором, где сразу и не увидишь.
И вот, в прекрасный солнечный денек участок наполнился истошными куриными криками. Я в тот момент была на чердаке над курятником, куда мне залезать, конечно же, было нельзя, и собирала бабочек в банку. Услышав этот переполох, я выглянула и обомлела – летом шёл снег. Из белых перьев с кровью. Я начала спускаться, но лестница была очень длинная из какой-то арматуры – можно было упасть с высоты второго этажа легко, поэтому сильно спешить я не могла. Спрыгнув наконец, я помчала на другую сторону участка, где дед с бабкой возились со свиньями. Услышав мои детские вопли «Там Карай кур убивает!!!», взрослые ломанулись наперерез всем картофельным посевам, даже не закрыв дверь в свинарник. Но всех их обогнал … Павлик. Павлик летел на своих копытцах кабанчиком, перемахивая сразу через несколько картофельных борозд с видом лихим и отчаянным. Я сперва подумала, что он просто рад свободе и несется чисто на счастливых началах. Но нет. Он, добежав до дверей куриного загона, стал визжать и таранить дверь со страшной силой. Все это выглядело удивительно, но взрослым было не до него. Дед открыл дверь и Павлик внесся туда пулей и подкинул Карая рылом ТАК, что пес взлетел в воздух. Картина, честно говоря, была просто ужасная – на земле валялись трупы кур, вокруг были перья и кровь, а у Карая были осоловелые глаза и полностью кровавая морда. Увидев это, дед с бабкой заходить не стали и испуганно прикрыли дверку. Павлик же хуярил Карая рылом, таранил и кусал. Видимо опешив от такого расклада и не понимая, что это за бешеное создание, Карай охуел и сдал назад в поисках выхода. Но Павлика уже было не остановить, он, повизгивая, пинал его пятаком под самую жопу для скорости. В итоге, Карай испуганно ушел через свой же подкоп.
Что это было и почему – никто так и не понял. Павлик – обычная себе свинья. Какое ему дело до кур и собак, и как вообще он смог понять, что что-то происходит – непонятно. Но факт остается фактом – вчерашний замудонец проявил себя героически, за что получил вкуснях даже от бабки, у которой в миру наглухо отсутствуют благодарность и сострадание. Я же получила пизды за то, что слишком долго спускалась и слишком долго бежала, поэтому ущерб курятнику оказался колоссальным – сдохла половина кур, они просто были задушены-перекушены. Кого волнует судьба Павлика, как личности, скажу, что его таки продали в ресторан (вместе с остальными) в виде фасованного мяса, несмотря на его физическую недоразвитость. Жаль его, классный был.
Говоря о курах, нельзя не вспомнить прадеда – ветерана, который отличался жестокостью, особенно к животным, но и к людям тоже. Я уже неоднократно писала про его медленные садистичные утопления котят, щенят, птиц, избиение собак и прочее. Но и кур, как особо слабых созданий, он не обходил стороной. Во-первых, он никогда не отрубал, а всегда сворачивал им головы. И в принципе ему нравилось видеть, как я за этим наблюдаю с той самой злосчастной длинной лестницы. Я все думала – удивительно, ведь у него, считай, нет одной кисти руки, а как ловко он их приканчивает. Он зажимал курицу одной рукой, а второй сначала гладил, а потом лихо сворачивал ей шею одним движением, явственно испытывая положительные эмоции. Когда прабабка говорила «что-то мало стали нестись, непонятно куда яйца подевались», он шел потихонечку в курятник, отлавливал там кур одну за другой и засовывал им в жопу чуть ли не целую ладонь, копошился там, а потом говорил в пустоту «с яйцом» или «без яйца». Не очень понятна проверка такого рода, потому что ощупанные куры выпускались к не ощупанным и смешивались с ними, и мне казалось, что одну и ту же курицу так можно было проверять по несколько раз, и какие знания это давало – непонятно. Иногда курица вдруг решала стать наседкой – сесть на яйца и более не вставать с них. Это курье решение всегда было внезапным и непредсказуемым, и очень раздражало прадеда. Тогда он брал эту самовольную мамашу несмотря на то, что она клевалась и сопротивлялась, и нес ее к баку с ледяной водой. Там он погружал наседку жопой в воду до половины туловища и так держал по 5 минут, потом доставал ненадолго и погружал вновь. Манипуляции занимали минут 30-40. Затем он выпускал ее и смотрел, усядется ли она на яйца вновь, если да, то снова в бак. Не знаю, распространенный ли этот метод или самопальный, но выглядело чутка странновато.
Жизнь моя в деревне была увлекательна и разнообразна. Я всегда была одиночкой, друзей было хуй да нихуя. Ване - соседу через забор - мама запрещала общаться со мной, потому что он был богатый, а я нет. Запрещала она ему и выходить из дома, пока мать и отец на работе до 6-7 вечера. По пятницам-субботам его родители выходили в сад, включали Френка Синатру на полную громкость и устраивали барбекю. Мать сидела рядом с Ванечкой в креслах, и у него было лицо несчастного мудака, потому что гулять он мог только так, да и музыка говно. Я наблюдала за ними из моей кельи – так прабабка называла узкий коридорчик между стеной сарая и соседским забором, шириной 50 см и длиной метра 4. Я заботливо вытоптала в этом клаустрофобном закутке всю крапиву, притащила камень, чтобы сидеть, и все свои любимые приблуды - банки с улитками, бабочками, кузнечиками и божьими коровками, всякие камушки, стекла, травинки-былинки и куклы из одуванчиков. Когда богатое семейство выходило во двор и включало Синатру, я примыкала лицом к забору – там были щели между досками сантиметра по два. И смотрела как Ваня страдает. Ванек знал, что я там, и делал страшные глаза, чтобы я ушла, но я не уходила. Он хотел общаться со мной и стремился к этому. Для этого он даже нарушал закон и выходил иногда из дома днем, хотя было запрещено. Мы шептались через щели в заборе. Ваня говорил, что я красивая и похожа на благородную львицу из-за крупного ебальника. А я говорила, что не знаю на кого он похож, вроде обычный мальчик. Я была артистичной натурой, несмотря на глубокие душевные раны, и иногда красила себе губы и щеки то ягодами, то овощами, мастерила себе цветочные венки и шапки из лопухов, и сидела так, делая вид что я так выгляжу всегда, чтобы Ваня посмотрел и охуел от того, насколько я прекрасна. И он велся на мои странные образы, а позже показал мне хуй, который был похож по форме на куколку бабочки Attacus atlas, но только светлую. Это не впечатлило меня. Он просил меня показать ему сиськи, но их тогда почти не было, поэтому я сказала, что нужно подождать. Хотя сейчас я вижу порой в авторской клубнике такие сиськи, как были у меня-ребенка. Это я к тому, что можно было и показать в принципе и не ломаться – возможно, Ване бы понравилось. А потом его родители стали подозревать, что ублюдок выходит из дома пока их нет, и отпиздили его, и он игнорил меня, даже не отвечал, когда я звала его, стоя прямо рядом с ним, у забора. Недели через две он сдался и снова стал болтать со мной и цепляться пальчиками через заборную дырку. Тогда они поставили какие-то невероятные замки, и он практически перестал появляться. Однажды он даже пытался сделать копию ключа – вырезать из какой-то железки, но ничего не вышло. Так мы и общались от случая к случаю, когда ему удавалось украсть ключи у одного из родителей или кто-то забывал запирать дверь.
Один раз случилось вообще не слыханное событие, которое перевернуло все и всех – и меня, и Ваню. Нам было уже лет по 10-11 и его родители, уж не знаю по какому поводу, но внезапно обожрались на барбекю в такую говнину, что мать отрубилась в сон, а отец пошел в разнос – позвал каких-то друзей-мужиков, открыл калитку нараспашку, Ваню посадил за руль своей машины и забыл о нем с концами, уйдя бухать вглубь участка. Это был субботний вечер. Я сорвала красный мак, легла на деревянное крыльцо и положила его себе в рот, скрестив на груди руки и закрыв глаза. Я представляла, что я Салли из «Кошмара перед рождеством» и лежу такая вся загробная, а вместо рта у меня красный цветок мака. Мешал только ор Френка Синатры, хотя на фоне моего трупа...что-то в этом даже было. И вдруг я услышала, как Ваня зовет меня у моей собственной калитки. Изумлению моему не было предела, ведь я полагала, что он как обычно сидит в креслах с мамочкой. Я резко села и выплюнула цветок - «Ваня?!». «Скорей иди сюда, че покажу», - начал тараторить он. Я вышла, и он открыл передо мной дверь папиной машины, которая была заведена. Я плюхнулось рядом с водительским сиденьем и стала разглядывать все это добро. Ваня понтовался как мог – что-то нажимал и дергал с ухмылкой, говорил, что папа обещал ему ее подарить, а потом полез целоваться, положив мне руку на разодранные и подсохшие коленки – а они такими были у меня всегда.
Целоваться никто не умел, но пиздеть не буду – факт машины и запах духов внутри произвели на меня большое впечатление и я, конечно, сразу поверила, что она без пяти минут Ванина. Поэтому потянулась его целовать охотно, словно прирожденная блядища. Мы что-то там повошкались бестолково, и я заскучала. Ваню никто не искал, как ни странно, и тогда я предложила ему показать поле в конце улицы. Тогда я с удивлением поняла, что, проживая тут всю свою жизнь, он вообще не знает где тут что, ничего не видел и более того – боится отойти куда-либо от своей калитки. Я же несмотря на то, что меня постоянно пиздили, если не могли дозваться, нередко убегала через поле к пролеску, там были старые рельсы и ЛЭП, а с другой стороны кладбище. Мой взгляд был любопытен и зорок – я очень любила растения и насекомых, поэтому поле, хоть и не было очень уж большим, но открывало для меня потрясающие возможности чего-то нарвать, найти и кого-то изловить себе в банки. И это я уже не говорю о кладбище, где я нашла себе настоящих друзей. Словом, Ваню пришлось буквально тащить за руки силой – он страшно боялся отойти от дома на 200 метров, но все же решился. Мы прихватили из машины сигарету и зажигалку. Я вела его за руку и говорила, где нужно перепрыгнуть канаву в густой траве, где обойти ручеек – все эти сюрпризы ландшафта я уже давно ощутила ценой собственной крови. Ваня озирался испуганно – всё ждал, что нам в след раздастся голос его матери или отца, и тогда они его точно убьют. Он спрашивал – вернемся ли мы, точно ли я знаю дорогу? Я говорила, чтобы он перестал трусить, ведь мы уже почти пришли и поздно сожалеть.
Сбоку поля стояло огромное, старое, толстенное дерево, а рядом с ним была большая канава с проточной водой, дно которой было полностью покрыто спирогирой или типа того. Мы сели у дерева, спиной к стволу, и стали глазеть на поле, в конце которого лес потихоньку заливался лучами заката. «И что ты тут обычно делаешь?», - спросил Ваня. «Да по-разному. Мелиссу вот, например, собираю». Я встала, сделала десяток шагов и принесла ему пару верхушек мелиссы, взяла его руку, потерла листьями тыльную сторону ладони, и, сказав, «Нюхай. Лимоном пахнет», отправила остатки листов себе в рот. «Ого», - сказал Ваня, принюхавшись. Ваня решил прикурить сигарету и ему это на удивление удалось. Вот только вдохнуть никто не мог, мы кашляли и плевались, но все же из нее получился отличный антураж – если просто держать сигарету между пальцев, то ты выглядишь как взрослый, причем крутой взрослый, а не какой-то замудонец. «Иди сюда», - сказала я, и села на колени у канавы. Ваня сел рядом, глядя на бесчисленные нити водорослей под протоком воды. Я резким движением черпанула из-под самой донной травы и в моих руках начали буянить жирненькие головастики. «Класс, да? Они всегда здесь в это время», - радостно сказала я и протянула ладони Ване. Он отшатнулся и округлил глаза «Фу! Что это?!». Я посмотрела на него как на отсталого. Уж не знать этих склизких добряков – ну это ебанина. Но пришлось рассказывать, и даже объяснять, что у них еще и задние лапы бывают, и выловить такого – особо козырно. Но он не поверил, что такое возможно. А зря. Потом я научила его делать венки, но про кукол из одуванчиков и палок говорить не стала – я хотела, чтобы они были только у меня. Потом мы мочили ноги в той же канаве и играли в игру на терпение. Нужно было лечь на землю, оголить живот и твой товарищ ставил на него мокрую холодную ступню. Нужно было не заорать. У кого меньше эмоций – тот выиграл. А потом я набрала лесной герани и, ослюнявив ее лепестки, сделала нам маникюр. Суть да дело, Ваня забыл обо всем, и когда мы шли домой он молчал загадочно. Ему не вставили пиздов в тот день, никто так и не заметил, что его нет – все упились вусмерть. Жаль, но такого больше не повторялось, а ведь я показала ему так мало. Для меня, у которой не было друзей в деревне, это тоже стало знаковым событием – вот так вот пообщаться близко и только вдвоем, причем о том, что мне интересно. Даже если бы меня ждала очередная лекция с ударами в спину за 2-часовое отсутствие, и даже если бы я знала об этом, еще никуда не сбежав, я бы сбежала с Ваньком все равно. Пиздюли пиздюлями, а интерес дорогого стоит. К слову, у меня действительно не получалось завидовать Ване, хотя у него было все – приставка, игрушки, хорошая одежда и шоколад. Волю не купить за деньги, при этом она – самое дорогое, что возможно. В любом возрасте и всегда.
В каких-нибудь следующих частях расскажу еще историй из деревни, в том числе и как мы с Ваней поебались на том поле, когда подросли (напомните плиз, я не рассказывала об этом? а то столько историй, что я уже хер его знает) и как дед разрушил мою келью, и как умер дядя Митя и сын дяди Славы. Всякое было.
Всем спасибо, кто осилил :) А щас у меня уже отвалились лапы))
Автор:Рянгина Серафима Васильевна
Источник-телеграмм канал: "Советская Мастерская".
Здесь вы увидите жизнь, мечты и стремления советских людей в работах мастеров изобразительного искусства СССР.
Привет ребята! Ужасно соскучился по вам. Всем вам искренне желаем добра, здоровья, и мирного неба! Давно не виделись - не было ни сил, ни времени, так как, наши приключения, успешно продолжают продолжаться. Главное, что хочется сказать: - "Все хорошо, что хорошо кончается." Мы живы. Крыша над головой цела. Вот поспела слива.
Улей который удалось добыть весной дал не много меда, зато достаточно перги, прополиса и восковой моли.
Настойка восковой моли.
Перга
Вот те помидорки, которые весной показывал, делал, чтоб Оля их ростила, целых три раза к ним сходили...
Видно как стена развалилась, надо делать.
Ольгу от игрух не оторвать. С утра и до ночи. Ест - спит - игруха - тренька (через волшебный пендель) и опять игруха.
В общем, на этом фоне, нашей, "спартанской" такой себе, но вполне насыщенной жизни, внезапно выясняется, что на этот раз, при смерти мой папаша (75 лет). Внезапно, это позвонили и оказалось, что нас всегда очень любили, просто мы этого не понимали, но вот теперь должны, и нужны деньги. Возьми кредит. Я матом не буду.
Взял. Оплатил ему операцию на сердце. Аутотрансплантация сосудов. Он Живой. Он Дома. Сказали спасибо. Не звонят. Три года выплачивать. Об помочь выплачивать никто и не заикается. Как и с какими сложностями все это происходило в столице, где мне негде жить, рассказывать долго и нудно. Не буду. Скажу только - можете себе представить. Сказались опыт и привычка. Получилось. Он Живой. Дома. Я живой, дома. Оля живая, дома. Песьман все продрых..
Пробил и это. Отца выписали. Вернулся.
И.
Два месяца просидел в сарае.
Нет. Я все делал, но как во сне что ли... Ольга в первую голову конечно, потом животные, земля, еда, стирка.. Устал как то, от всего этого... Все таки годы уже без перерыва на обед... Поделаю и плетусь в сарай, сяду и сижу. Глаза закрою. Тихо. Час сижу, два, три... Ничего не хочу. Не скучно. Мыслей нет. Пусто. Заставил себя, поплелся поделал необходимое, пришел опять сел... Так два месяца и просидел.
Ну, постепенно отпустило, вот пару дней как, вроде, наверное. ""Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет..."" Все пройдет. И будет Апрель. Маленький упрямый пони. А смерти нет.
Бабушка Фая и Герда всегда вставали с первыми лучами солнца. Сегодня они планировали напечь пирожков с вареньем, чтобы угостить своих городских соседей, Таню и Женю, к завтраку. У городских, как сказала бабушка, «всегда шаром покати». Куда надо катить шар и зачем, Герда так и не сообразила.
Бабушка уже начала просеивать муку для теста, когда в дверь раздался стук.
– Фаина Григорьевна, извините, что так рано беспокою, – Таня стояла у двери, в пижаме и наскоро накинутой джинсовке, – У вас мышеловки есть?
– Нет, Танюша, – ответила бабушка, – как-то необходимости не было, К вам залезли?
– Да, поймали вот, – устало вздохнула Таня, – В кастрюлю, представляете?
Бабушка что-то ответила соседке, но Герда перестала слушать. Все мысли крутились вокруг мышат, ее отважных друзьях.
“Ну почему они не предупредили? Зачем туда побежали?”
Герда бросилась к окну, из которого был виден соседский дом. Окна прикрывали задернутые на ночь шторы. Внутри ничего не рассмотреть.
“Ну же, бегите домой”
Кошка внимательно осмотрела крыльцо и старую крышу дома. Никого. Навес для дров тоже пустовал.
“Не могут сбежать? Спрятались?”
Герда вспомнила о странном контейнере, который Женя и Таня занесли в дом вчера. Может быть, это что-то опасное?
“Помогу”, – махнув хвостом, решила Герда и выскочила на улицу, пробежав мимо бабушки и Тани, которые её не заметили, увлеченные разговором.
Она уже оставила позади калитку, когда опомнилась, стоя посередине дороги. Лапы погрузились в прохладную лужу.
“Совсем как тогда, осенью, когда меня бросили”, чужая, жуткая мысль закралась в голову непрошенным гостем и поразила её, слово молния.
Тело испуганно отпрыгнуло от лужи в сторону дома и застыло. Мир вокруг будто замер и потускнел. Быстро забилось сердце, мешая сделать вдох.
– Сейчас почти лето. Бабушка дома. Все хорошо, – прошептала Герда самой себе, пытаясь ровно дышать. – Помогу и вернусь. Бабушка дождется. Дождется.
Совладав с разбежавшимся сердцем, Герда решительно шагнула вперед.
***
Машина, на которой вчера приехали городские, куда-то пропала.
“Женя уехал. Наверное, за мышеловками”, тоскливо подумала Герда.
Дверь на веранду осталась приоткрытой. Татьяна, должно быть, не захлопнула, когда побежала к бабушке. Кошка осторожно толкнула дверь и зашла внутрь.
Веранда, через которую располагался проход в дом, была уютной. Просторная, заставленная старой мебелью, которая годами переезжала сюда из города. Посуда, всех цветов, форм и размеров, заполняла шкафы вместо привычных Герде книг. С потолка свисал забавный абажур, круглый, похожий на купол цирка. Под ним стоял большой стол, почти всё место на котором занимала огромная клетка.
– Мик! Пик! Я сейчас, погодите, – Герда подбежала к столу и неловко на него запрыгнула.
Клетка была не для мышей.
– ГЕРДА! – радостно воскликнули в ответ, – Мышки про тебя рассказывали. Слушай, я пыталась помочь, честно! Но тут такая вредная дверца, что быстро не откроешь. Таня и Женя как мышат увидели, принялись визжать, бегать…
В клетке сидела птица.
Герда, часто наблюдавшая за птицами из окна, никогда не встречала такой. Пусть и в два раза меньше самой кошки, птица была довольно крупной. Перья её были синими, зелеными и оранжевыми, и напоминали цветы из далеких тропических стран.
– Кастрюля, – глупо обронила кошка, не отводя от птицы взгляда.
– Ну, не совсем. Элиза, – задорно прощебетала она в ответ, – или Эля. Иногда даже Эл.
– Нет, я… Кастрюля…
– А думала, что Герда, – ответила Элиза. – Но у людей выдумки на имена не занимать. Я как-то познакомилась с собакой, у которой была кличка Щука. Вот что к чему? Она ведь даже плавать не умела…
– Я Герда. Ищу кастрюлю, – Уже осмысленней сказала кошка. – Таня сказала бабушке, что они туда Пика и Мика поймали.
На всякий случай, Герда оглядела клетку Элизы. Внутри было несколько толстых березовых прутьев, на одном из которых и сидела птица. Лесенка, зеркало, маленькая ванночка, миска с фруктами и зернами. Да, на мышеловку совсем не похоже.
– Мышата забрались еще ночью. Мы немного поболтали. Потом они забежали в дом, но там их заметил Женя, – яркие оранжевые глаза Элизы немного потускнели от грусти, – Я не видела, как их ловили, но какую-то кастрюлю Женя вынес на улицу. Может быть, в сарай?
Герда недоверчиво нахмурилась. Зачем было относить их в сарай?
– Женя боится мышей до смерти. Визг стоял дикий, – словно прочитав мысли, ответила Эл, – Только что с ними дальше делать, они не знают. Вот с глаз долой и убрали.
Герда кивнула и спрыгнула со стола. Нужно было проверить предположение птицы.
– На двери сарая крючок, ты не откроешь, – предупредила Эл.
Герда даже повела ухом, направляясь к двери.
– Там окошко маленькое есть, я могу в него залететь и все проверить, – предложила птица вслед.
– С высоты удобней оглядывать округу. Я могу с крыши все осмотреть, в случае чего. Может они кастрюлю к макушке дерева привязали, – глупое предположение птицы звучало немного отчаянно.
Герда обернулась, недоверчиво оглядывая собеседницу.
– Я могу помочь. Тебе только лапой нужно поддеть вот здесь, – Элиза поддернула защелку клювом, – У меня сил не хватает.
Вовлекать в свои планы птицу, да при том городскую, такую странную и болтливую, не хотелось совсем. Да и зачем она так рвется из дома?
– Ты ведь Пика и Мика не знаешь толком, – ответила Герда, – Зачем тебе чужие проблемы?
– Я знаю их имена, а значит и проблемы уже не чужие, – серьезно возразила птица.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
"...До свиданья, наш ласковый Миша, возвращайся в свой сказочный лес...". Множество людей пели строчки этой песни А. Пахмутовой, Н. Добронравова вместе со Львом Лещенко и Татьяной Анциферовой. Но какова судьба "Олимпийского Мишки" после того, как он улетел из Москвы 1980 года? Создатели комикса "САМОВАРСКие истории" считают, что в 1980 году свин Егор "посадил" Мишу на собственный огород в городе Самоварске, метко стреляя по шарам, за счёт которых летал знаменитый медведь. В итоге, мишка Миша подружился с обитателями города Самоварска (уже упомянутым свином Егором, зайцем Иваном, кошкой Марфой и другими), продолжительное время проживая с ними рядом и переживая приключения, описанные в серии из шести комиксов (не считая издания "САМОВАРСКие истории") под названием "Мишка" (1994-1995 годы, издательство "Махаон" ("Machaon"). Создатели комикса "САМОВАРСКие истории": главный художник - Айзман О.; авторы - Горяченков Д., Дружинин И., Конюхов П., Ловцов И., Стрельцова Е. Издательство "Физкультура и спорт". Поддержать нас вы можете по реквизитам из описания канала. Наша версия видеоозвучки на канале, ссылку на который ищите здесь, в описании нашей платформы.